Текст книги "Там, где холод и ветер (СИ)"
Автор книги: Ирина Северная
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 34 страниц)
Джек шагнул внутрь и… упал в пустоту…
Сон обманул его, заманил и вытолкнул в реальность, в которой ждал вовсе не покой, а худший кошмар из всех возможных.
Джек изо всех сил старался глубоко и ровно дышать, делая вид, что все еще спит. Понимал, что выглядит смешно, как ребенок, пытающийся обмануть чудовище, живущее в шкафу, наивно веря в то, что достаточно зажмуриться посильней и кошмар исчезнет.
Но чистый ужас, воплощенный в грациозную женскую фигуру, с бледной, светящейся в лунном свете кожей, не желал исчезать.
Реальная, живая женщина терпеливо сидела в придвинутом слишком близко к кровати кресле, и всматривалась в темноте в лицо лежащего мужчины.
Тонкий аромат изысканных духов, являвшийся, казалось, ничем иным, как экстрактом чувственности и загадочности, витал в воздухе. Запах не дурманил, а наоборот – прояснял сознание, заставляя воспринимать действительность с особой четкостью. Отрезвлял, отнимая последнюю надежду на то, что все это только страшный сон.
Женщина едва слышно вздохнула, устало или разочарованно, и наклонилась ближе.
Он почувствовала, как его лица коснулось дыхание, напомнившее легкое дуновение ветра. Но не теплого, а сухого и холодного, похожего на сквозняк, гулявший в древних каменных развалинах, и отдававший безысходностью и тлением.
Джек не выдержал и пошевелился, пытаясь отодвинуться подальше. От тихого смеха, раздавшегося в ответ на его бессмысленную попытку, по скованному страхом телу побежали мурашки.
– Глупый человек. – Она приблизилась к самому его лицу, заставляя сердце замереть от пронзительного ужаса. – Ты думаешь, мне нужен он, твой внук? Нет, ты ошибаешься. Вы все ошибаетесь. – Она говорила почти ласково, с легкой грустью и даже сочувствием. – Все эти ваши хлопоты на протяжении стольких лет – пустая трата сил и времени. Ненужные, бессмысленные жертвы.
Тонкие пальцы коснулись его волос, погладили нежно.
– Я скажу тебе, чего хочу на самом деле. И об этом будем знать только мы с тобой, – проговорила она. – Ведь ты никому и ничего уже не сможешь рассказать.
Ледяные губы прижались к его уху, и она что-то зашептала.
Он понял, что не может дышать, что сердце с гротескным треском раскалывается в груди, будто сухой орех…
И Джек Уолш снова рухнул в пустоту, теперь уже по-настоящему.
______________
*Самивизионос “Время света” – май-июнь по кельтскому календарю.
**Думанниос “Темнейшая глубина” – ноябрь-декабрь по кельтскому календарю.
***Театр Гран-Гиньоль – парижский театр ужасов, один из родоначальников и первопроходцев жанра ужасов.
Глава 39
Глава 39
«Еще два дня. Всего лишь два дня – и я снова увижу его».
С этой мыслью я проснулась следующим утром. Наполнившие счастьем слова едва успели обозначиться в моем сознании, как тут же упорхнули, словно спугнутая птичка.
– Джун! – я резко села на кровати. Непривычно напрягающая необходимость быть постоянно начеку потому, что ответственна за маленького ребенка, окончательно выдернула меня из сна, будто окатив ледяной водой. Маленькой дочки моего друга, оставленной мне на попечение, рядом на кровати не оказалось. – Джун, ты где?! – истерично выкрикнула я.
– Тут, – раздалось негромко откуда-то с пола. – Доблое утло.
Картавый детский говорок подействовал удивительно отрезвляюще, тут же погасив волну паники. За одно мгновение я успела устыдиться, что дрыхла как бревно, в то время, как должна неустанно следить за доверенным мне ребенком и успокоилась, решив, что это дитя настолько разумно в свои года, что я могу и должна ей доверять – она меня не подведет.
– Что ты там делаешь, малышка? – я перегнулась через противоположный край кровати.
– Лисую.
Девочка сидела на ковре, повернувшись ко мне спиной, к окну лицом, рядом с ней валялся ее рюкзачок, а все его содержимое усыпало пространство вокруг Джун. Бледные лучи утреннего солнца, проникавшие сквозь полупрозрачную штору, освещали девочку, создавая над ее головой мягко сияющий ореол из спутанных золотистых волос и делали похожей на маленькую фею.
Я заглянула через плечо малышки и увидела лежащий у нее на коленях альбом для рисования, в котором Джун что-то старательно закрашивала.
– Что рисуешь?
– Лисую твой дом, – деловито пояснила девочка. – И подалю лисунок дедушке Джеку. Ему здесь понлавилось и мне тоже.
Мой дом на рисунке Джун выглядел живым существом. У него добрые синие окна-глаза, удивлённо распахнутый рот-дверь и смешная взъерошенная прическа из соломенной крыши. И дом весь увит цветами, будто Майская королева.
Разреветься бы сейчас же. От невыносимого облегчения, смешанного с не покидавшей меня ноющей тревогой. От ощущения необъяснимой утраты и от подавляющей здравомыслие глупой, слепой и упрямой надежды, что все будет хорошо. Должно быть хорошо. У всех.
Не желая напугать ребенка внезапным проявлением бурных чувств, я только тихонько шмыгнула носом, с усилием проглотив подступившие слезы. Протянула руку, легко коснулась шелковистых белокурых волос Джун. Прикосновение к теплой детской макушке мгновенно успокоило, будто я дотронулась до источника всего самого мирного и доброго на свете.
– У меня сколо день рождения, – объявила Джун, по-прежнему сосредоточенно рисуя и не поворачиваясь ко мне.
– О, здорово! – воскликнула я. Знала, что дочка Брайана родилась в июне, но точную дату узнать не удосужилась. – Ну-ка, напомни, когда у тебя праздник?
– Сколо, – невозмутимо повторила девочка. – Буквально на днях, десятого июня. И мне вот сколько исполняется, – добавила Джун и показала четыре растопыренных пальчика.
Совсем по-взрослому прозвучавшее «буквально на днях» точно отразило суть. Это действительно скоро. К тому времени вернется Кейран, и мы с ним и Джеком что-нибудь придумаем для дочки Брайана. Уверена, что мой друг не будет против, если мы поздравим его малышку от нас троих.
Меня совершенно не удивило, а согрело понимание, что я уже не отделяю себя от Кейрана и Джека, считая этих мужчин своими самыми близкими людьми.
Я села на кровати, спуская ноги на пол. Доски под ступнями теплые и гладкие, прикосновение их приятно и надежно. Вся комната наполнена светом и спокойствием в этот утренний час.
Поднявшись, я подошла к окну, отодвинула штору и замерла, боясь спугнуть безмятежность, наполнявшую пространство вокруг меня. Ветки деревьев и кустарников слегка клонились на ветру в плавном танце, листва изящно трепетала, грациозно покачивались пышные соцветия, и мне казалось, что я слышу далекую, невероятную прекрасную музыку, сопровождавшую каждое проявление жизни.
Но проникшая извне реальность бесстрастно напомнила, что сегодня день похорон мужа Эвлинн. В этом не было ничего назидательного, просто указатель на дороге, призывающий вернуться туда, где все зыбко и изменчиво.
Я не стала предаваться раздумьям на столь печальную тему. Наметила план на сегодняшний день, главное место в нем отведя, конечно же, Джун, но одним из основных пунктов обозначила звонок Джеку.
Вчера старик не без моего прямого участия с избытком был нагружен информацией и впечатлениями. Я умудрилась лишить покоя этого пожилого и не вполне здорового человека, всколыхнув старые воспоминания, добавив переживаний. Да и физически Джеку досталось: покидая мой дом, он старательно скрывал, как тяжко ему давалось любое движение. Каждый шаг стоил старику неимоверных усилий, что, к ужасу своему, я смогла понять по напряженному, побледневшему, хоть и бесстрастному лицу, по отяжелевшим векам, прикрывшим глаза, в которых отражалась вовсе не боль и страдание, а внутренняя борьба с недугом и категорическое несогласие со своим беспомощным состоянием.
Джек оставался гордым воином даже когда все сражения уже завершены. Могучий несгибаемый дух, заключенный в слабеющую оболочку.
Иногда я искренне жалею, что у меня нет волшебной палочки, способной выполнить одно желание и одним взмахом повлиять на какое-то событие. Вернуть Джеку Уолшу здоровье, лет двадцать жизни и сделать так, чтобы в той несуществующей точке несуществующей реальности он стал по-своему счастливым, каким бы и оставался до сих пор.
И снова пришлось побороть желание пустить слезу. События последних недель так сильно повлияли на меня, что временами казалось, будто внутри моего существа образовалась полынья, тонкий слой льда на которой периодически ломался и на поверхности появлялись, всплывая откуда-то из глубин, обострившиеся до невозможности чувства. Я стала не только все острее ощущать, видеть цветные, запоминающиеся в деталях сны, во мне пробудилась несвойственная моей натуре сентиментальность. Временами я ощущала так тонко, словно невидимые нервные окончания, пронизывающие все в этом мире, соединялись с моими, заставляя чувствовать все на ином уровне.
Будь я сейчас дома одна, точно бы разревелась в полный голос, не сдерживаясь, не заботясь о том, как выгляжу и насколько сильно покраснел нос, распухли глаза. Не думая о том, слышно ли меня снаружи и не прибежит ли кто, если вдруг услышит, заподозрив, что жилец дома с соломенной крышей окончательно и бесповоротно спятил.
…До обеда мы с Джун провели время в простых и приятных занятиях и играх.
Возня с ребенком заняла меня полностью, отвлекла от всего прочего. Я не особо переживала, что Кейран так и не позвонил, а лишь рано утром прислал короткое сообщение: «Страшно занят. Позвоню позже.»
Кажется, такие тексты даже не набирают, они уже есть как заготовки в памяти телефонов. Их шлют, когда не могут или не хотят отвечать на звонок. Не могут и не хотят потратить и минуты времени на такой пустяк.
Брайан, несмотря на то, где и в какой момент находился, позвонил и поинтересовался, как «его девочки себя чувствуют и чем занимаются». Я не его девочка, и никогда ею не буду, и он это уже понял, но все же нашел минутку, чтобы напомнить о том, какое место в его жизни отведено Джун. И мне.
На мгновение мне показалось, что я пытаюсь обидеться на Кейрана, и вот-вот начну громоздить в голове инсталляции, состоящие из обломков его остывшей страсти ко мне и моих собственных подозрений в его измене. Но ничего подобного ни отсутствие звонков Кейрана, ни моя болезненно обострившаяся нужда в нем, ни прочно поселившийся где-то в душе страх потерять этого мужчину во мне не вызвали.
Я оставалась странно уверенной, что эти подозрения, хоть и имеют место быть, но не обладают никакой силой. Они лишь обрывки искаженной реальности, наваждения, вызванные вредной привычкой подозревать худшее. От них можно отмахнуться, как от навязчивого сигаретного дыма.
***
Брайан, измученный, с посеревшим от усталости и переживаний лицом, приехал за Джун после обеда. Подхватил дочку на руки, прижал к себе и не отпускал, пока я бегала по дому, собирая ее вещи. На прощанье друг клюнул меня в щеку, прошептав слова благодарности, а девочка помахала мне ручкой и не отрывала от меня взгляда поверх отцовского плеча, когда они шли по дорожке, обсаженной алиссумом к калитке, и до тех пор, пока не скрылись за оградой.
Я зашла в притихший, показавшийся опустевшим дом, и неторопливо прошлась по нему, вспоминая проведенное с чудесной маленькой девочкой время.
Наклонилась, чтобы поднять два оставшихся на полу в спальне карандаша Джун, когда мне позвонила миссис Барри и поинтересовалась, не известно ли мне, как можно связаться с Кейраном Уолшем, внуком мистера Уолша.
– Того пожилого джентльмена, которого, как мне сказали сотрудники пансиона, вы вчера навещали, – терпеливо пояснила она очевидное для меня. При этом в ее голосе я уловила осторожность и нарочитую вежливость, за которыми явно пытались что-то скрыть.
– Конечно, я знаю мистера Уолша. И знаю его внука, но в данный момент Кейрана нет в городе и связаться с ним какое-то время будет довольно сложно, – я будто перехватила у Фионы эстафетную палочку и превратилась в фальшивую секретаршу, пытающуюся монотонно и пространно что-то кому-то пояснить, прикрывая отсутствие «шефа». Я даже не сразу осознала, с какой это стати не сам Джек, а кто-то пытается разыскать Кейрана. Если только…
– Фиона, что-то случилось с Джеком? – выдохнула я.
Красноречивая короткая пауза дала возможность почти подготовиться к тому, что я услышала.
– Да, дорогая. Случилось, – скорбно проговорила мама Уны. – К нашему глубочайшему сожалению…
– Джек умер? – перебила я ее.
– О, нет. Ночью у него случился удар, сейчас он в коме, – миссис Барри замялась, словно подбирая слова. – Состояние критическое, и мы пытаемся разыскать Кейрана, который является единственным родственником мистера Уолша. – Фиона снова сделала паузу и уже менее официально и без напускной вежливости, с искренним чувством добавила: – Конец может наступить в любую минуту. Джек очень, очень плох. Это так неожиданно и так ужасно, Хейз. Здесь, в пансионе, его очень любят и ценят.
– Не только в пансионе, Фиона, – проговорила я. – Его любит внук. Мы с Кейраном любим Джека.
– О… – в замешательстве вырвалось у Фионы. – Так вы с Кейраном… Ах, простите, Хейз. – Моя собеседница быстро снова овладела собой. – Позвольте сказать, моя дорогая, что несмотря на случившееся, мне приятно узнать, что вы… Что вас с внуком мистера Уолша связывают добрые отношения.
«Настолько добрые, что я жить без него не могу», чуть не вырвалось у меня вместе с неуместным нервозным смешком.
– Уверена, и Джек был этому рад, – добавила Фиона, а мне вдруг страшно захотелось, чтобы она немедленно замолчала.
Джек Уолш, единственный родной человек Кейрана, находился на грани смерти после встречи со мной. Неужели поездка в магазинчик Эвлинн, визит в старый семейный дом, наши разговоры, мои дотошные вопросы, ожившие воспоминания – все это оказалось непомерным грузом для Джека?
Неужели в его глазах, когда он уходил, я видела не нежелание мириться со своей немощью, а осознанную обреченность?
Я угробила Джека Уолша.
Мысль прошила меня разрядом ужаса, обдала липкой ледяной волной, мгновенно приставшего ко мне чувства вины. Вины, которую Кейран никогда мне не простит, а я не посмею у него этого прощения вымаливать. Сама себе не прощу.
– Фиона, – прохрипела я внезапно севшим голосом, – что нужно сделать? Чем могу помочь?
– Вы ничем не можете помочь Джеку, моя дорогая, – ласково проговорила миссис Барри. – Его отправили в клинику святой Бригиты, там ему обеспечен прекрасный уход, но посетителей к нему не пускают. Только ближайших родственников, так что попытайтесь связаться с Кейраном. Как можно скорее.
– Хорошо. Я поняла, – отозвалась бесцветным голосом. – Пожалуйста, держите меня в курсе. Если вдруг…
– Если будут хоть малейшие изменения, я сразу вам сообщу, моя дорогая, – еще более ласково, почти приторно откликнулась «дама приятная» Фиона Барри.
«Жила-была дама приятная,
На вид совершенно квадратная.
Кто бы с ней ни встречался,
От души восхищался:
«До чего ж эта дама приятная!»
Лимерик тут же запрыгал, закружил в моей голове, повторяясь и повторяясь.
***
Я звонила и звонила Кейрану. Набирала его номер, понимая, что попытки безуспешны. Отправляла текстовые сообщения, оставляла голосовые. Сначала просто просила срочно перезвонить, потом, отчаявшись, решила не скрывать правду, напрямую изложив, что случилось с Джеком. Повторяла попытки, пока не услышала, что голосовой ящик абонента переполнен.
Он бы немедленно перезвонил. Кейран бросил бы все и тут же примчался, получи он хоть одно сообщение. Вот тут я испугалась не на шутку, уверовав, что с ним тоже что-то случилось.
Запаниковав, металась по дому, теряясь в сумбурных соображениях, что предпринять. Лететь за Кейраном? Я знала, что его текущая работа связана с издательством журнала ВТ, но где именно находился Кейран сейчас, решая возникшие на проекте проблемы, понятия не имела.
Звонить Брайану, который только что ушел от меня, забрав дочку, страшно усталый и подавленный. И что я ему скажу? О чем попрошу?
В голове промелькнула мысль позвонить Патриции, но я отбросила ее, прислушавшись в отчетливо отозвавшемуся во мне нежеланию общаться сейчас с подругой. Но внезапно вспомнила, что кузен Патриции ведь знаком с Кейраном. И он мог знать что-то, чего не знала я. Какие-то деловые связи Кея, места, где он обычно бывает по работе.
И я позвонила Патриции. Лавируя между ее посыпавшимися на меня вопросами, требующими немедленного пояснения, я высказала свою просьбу и пообещала все объяснить чуть позже.
Ответный звонок подруги не прояснил ничего – у кузена нет никаких сведений о Кейране Уолше, они общались совсем недолго, лишь по делам бизнеса, и больше особо отношений не поддерживали. За это отсутствие информации Пэт потребовала немедленных обещанных объяснений причины моего внезапного интереса к персоне «загадочного фотографа».
– Я безумно влюбилась в этого фотографа, Пэт. Он уехал в столицу по важным делам, а тут случилась беда с его дедушкой, но никто не может Кейрана разыскать, чтобы сообщить ему печальную новость, – устало проговорила я, внезапно сдавшись. – Я страшно волнуюсь, не случилось ли что-то и с Кеем и пытаюсь его найти. Извини.
– Хейз! Послушай… – воскликнула подруга.
Но я не стала слушать, нажала кнопку отбоя и больше на звонки Патриции не отвечала.
Подхватила сумку, и в чем была – в домашней футболке и поношенных джинсах с дырками на коленках, – запрыгнула в машину и поехала на квартиру Кейрана. Ключей от его лофта у меня не было, я позвонила в дверь и постояла, прислушиваясь. Потом обошла бывшее здание фабрики вокруг, вглядываясь в большие темные окна жилища Кея.
Оттуда, путаясь в сумбурных ощущениях, направилась в центр, в свою бывшую квартиру, ставшую собственностью Кейрана, и там тоже, естественно, не обнаружила ни его самого, ни каких-либо следов его пребывания. Обе комнаты и кухня были совершенно пустыми.
Вернувшись домой, сообщила Фионе о тщетности попыток связаться с Кейраном, узнала от нее, что с Джеком все пока остается без изменений и решила, что настало время взять короткую паузу.
Я поплелась в гостиную, полностью обессиленная, опустилась там на пол, привалившись спиной к дивану, откинула голову на сиденье и отключилась, словно кто-то дернул рубильник, обесточивший меня окончательно. Последняя мысль была о том, что до сих пор сжимаю в онемевших пальцах два цветных карандаша Джун.
…Проснулась от того, что руки Кейрана гладили меня по лицу, голове, обнимали, сжимая в объятиях и поднимая с пола.
Я всхлипнула, куклой повисая в родных, крепко держащих меня руках. Приникла к сильному, горячему, живому и настоящему, так знакомо и необыкновенно приятно пахнущему телу Кейрана. Укрылась в нем, как в самом надежном убежище во всех мирах и при любых обстоятельствах, зная, что он, как и маленькая Джун, никогда меня не подведет, всецело доверяя этой уверенности.
– Где ты был?.. Где?.. Я так испугалась… Звонила, отсылала бесконечные сообщения, звала тебя, – лепетала я, уткнувшись в шею Кейрана.
Он гладил меня по спине, все крепче прижимая к себе, шептал слова любви и утешения, а я почти не разбирала самих слов, но их значение тут же проникало в меня, смешиваясь с кровью, с дыханием, становясь частью меня самой.
– Кей… Джек… Он… – нечленораздельно вырвалось у меня.
– С Джеком все будет хорошо, – сказал Кейран, целуя меня в щеку. Его пальцы расплетали мою косу, путались в прядях, сжимая их почти болезненно.
– Правда?!
– Правда, глупышка. Успокойся.
– Но как же?.. Слава Богу! – и я разревелась.
Кейран нашел мои скривившиеся в неприглядной гримасе плача, соленые губы, накрыл их своим жадным ртом и поцеловал медленно и невыносимо нежно, удерживая нас обоих на какой-то трепещущей хрупкой грани. Я просто замерла в его руках и дрожала, а Кей сильнее запечатал мой рот губами, скользнул языком внутрь и целовал теперь глубоко, жестко, тягуче, до тех пор, пока я не забыла обо всем, кроме этих поцелуев и прикосновений рук, по которым скучала постоянно.
– Не плачь, сладкая моя, все будет хорошо. Как же ты волшебно пахнешь… – чуть задыхаясь, хрипло бормотал Кей между поцелуями. Горячие губы прижались к моей щеке, прикусили мочку уха, скользнули по шее, к ключице.
Его руки забрались под мою футболку, ловко справились с застежкой бюстгальтера, расстегнули пуговицу и молнию на джинсах. И через мгновение Кей уже прижимал меня к себе совершенно обнаженную. Я ощутила тепло его тела сквозь одежду, что еще была в тот миг на нем. И вдруг тепло стало жаром, когда Кейран стремительно и виртуозно избавился от рубашки, брюк и боксеров, и мы приникли друг к другу кожа к коже. Голова у меня пошла кругом, я даже не уловила, когда он разделся сам, мне казалось, что я ни на миг не отстранялась от любимого мужчины, а он ни на мгновение не выпустил меня из объятий.
Почувствовала прохладу воздуха, лишь когда Кейран взял меня за руку и куда-то повел.
– Пошли со мной. Не бойся, – сказал он.
– Я не боюсь.
Смотрела в его глаза, не скрытые сейчас очками, и взгляд цвета морской воды говорил мне больше, чем любые слова.
Кейран вывел меня из дома через кухонную дверь, и мы углубились в сад, отходя от дома к ограде и, кажется, еще дальше, пока не оказались в каких-то густых зарослях, где остановились.
Наступила ночь, слышалось пение цикад и шелест листвы, издалека доносился плеск волн океана, а ароматы цветения в воздухе создавали такой необыкновенный букет, что у меня закружилась голова.
Кейран обнял меня за талию и прижал к себе. Какое-то время мы стояли, не двигаясь, ничего не говоря, но я ощущала, как в нас обоих все сильнее нарастало возбуждение, как желания превращались в сладчайший дурманящий жар, который растворялся в венах, заменяя кровь.
Мои соски затвердели, кожа горела, и ее не мог остудить прохладный ночной ветер, низ живота сладко тянуло. Я вся стала средоточием невыносимой потребности в близости лишь с тем единственным, кто был сейчас со мной рядом.
Ощущения совершенно дикие, первобытные, будто я пребывала в угаре, балансируя на грани вульгарной похоти и страсти, воплощавшей самые глубокие и прекрасные чувства, рожденные в сердце и осмысленные разумом.
– Кейран… – прошептала, одурманенная, нетерпеливая, не узнавая ничего вокруг.
Я не видела светящихся окон дома, хотя точно помнила, что не выключала там свет.
Не имеет значения, где мы и что вокруг, когда Он держал меня в объятиях, опаляя частым прерывистым дыханием, прижимаясь к моему животу упругой горячей плотью, плавно, ритмично двигая бедрами и не давая ни единого шанса противостоять соблазну, увернуться от шквала затопивших ощущений. Как и от его рук, ласкавших меня с ног до головы, от пальцев, скользнувших в мое истекающее соками естество.
– Моя Хейз… – прошептал Кейран, увлекая меня вниз, бережно укладывая на траву, покрытую ночной росой.
Развел мои колени, устраиваясь между ними, и, прошептав: «Смотри в мои глаза, Хейз», медленно, мучительно медленно вошел в меня, вызвав у нас обоих долгие приглушенные стоны.
Он двигался во мне, хрипло и отрывисто произнося слова, все сильнее заводившие нас обоих, и тонкая ниточка, еще связывающая меня с реальностью и какими-то не имеющими значения условностями, оборвалась, унося за пределы яви.
Краем сознания я понимала, что рискую перебудить своими стонами и криками все наше мирно спящее, добропорядочное предместье, но Кейрана это, похоже, совершенно не волновало.
Наполненная им, чувствами к нему, словно морем, я даже не поняла в какой момент мои сладострастные стоны сменились всхлипом еще не до конца осознаваемого потрясения.
Затуманенным зрением я увидела, как за спиной Кейрана на фоне ночного неба светящимся пятном возникло белое лицо, окруженное ореолом пышных рыжих, почти красных волос.
И я заорала не своим голосом от ужаса, смешанного с отвращением. Вцепилась в плечи Кейрана, пытаясь остановить его, заставить обернуться, но натолкнулась на его застывшее лицо и остекленевший взгляд. Снова закричала в тщетной попытке вернуть сознание Кея из той тьмы, куда его затягивало все глубже, но он словно превратился в бесчувственный автомат, продолжавший вбиваться в меня в неистовом механическом ритме, причинявшем теперь лишь боль.
А Морин все ниже нависала над нами. Ее пышные кудри накрыли плечи Кейрана, тонкогубый рот растянулся в жуткой улыбке, и мне казалось, что из ее рта сейчас выскользнет раздвоенный язык.
Бледные, похожие на тонких змеек пальцы Морин, пробрались между прядей темных волос Кейрана. Она сжала его кудри, потянула назад, запрокидывая ему голову. К моему все возраставшему ужасу, он никак не отреагировал, и только продолжал и продолжал трахать меня, удерживая под собой с нечеловеческой силой.
Похоже, кто-то залил прямо мне в мозг жидкий азот, который мгновенно заморозил мой рассудок и лишил дара речи. Теперь достаточно сущего пустяка, – например, если фантом за спиной Кейрана просто скажет «Бу!», – и остатки моего самообладания, психического здоровья и надежды, что все это лишь часть какого-то кошмара, разлетятся на осколки.
Я снова неистово задергалась, стараясь выползти из-под закаменевшего тела любовника, но он будто захватил меня в капкан, и я почти сдалась, стиснула зубы, зажмурилась, лишь бы не видеть остекленевших глаз на неузнаваемо изменившемся лице Кейрана и жуткого белого лика Морин за его спиной.
Абсурд происходящего и невозможность ничего предпринять, чтобы прекратить это, управляли сейчас мной, склоняя просто смириться. И в момент, когда я подошла к этой черте, Кейран содрогнулся, застыл, изливаясь в меня, и рухнул сверху, неправдоподобно отяжелевший. Я тут же уперлась руками в его плечи, и, прилагая неимоверные усилия, выползла из-под него, как из-под свалившейся на меня каменного атланта. Поднялась на ноги, хотя не чувствовала ни их, ни тела, и, не глядя по сторонам, бросилась к дому.
Я бежала, спотыкаясь и поскальзываясь на влажной траве, понимая, что оставляю Кейрана с той чудовищной женщиной. До просто бросаю его, пытаясь спастись самой. И все же не остановилась, не обернулась, даже не замедлила движения.
Куда больше в тот момент ужаснула мысль, что по внутренней стороне бедер у меня стекает омерзительно холодная и липкая сперма.
Словно Кейран излился не семенем, дающим жизнь, а ядом, ставившим дьявольскую метку.
И будто подтверждая это кошмарное предположение, вслед мне раздался зловещий хохот Морин, раскатом грома взорвавший ночную тишину.
Влетая в дом, я едва успела захлопнуть дверь, как запуталась в коврике, лежащем у порожка и упала, растянувшись во весь рост. Кажется, ударилась обо что-то головой, потому что ощутила боль и отключилась.
…Придя в себя, мгновенно поняла, что сижу на полу в гостиной, привалившись к дивану, и от жутко неудобной позы затекла шея и ломит все тело.
***
Два цветных карандаша Джун, синий и коричневый, которые я подобрала днем на ковре в спальне и носила с собой весь день, теперь лежали возле меня. Видимо, во сне я, наконец, разжала пальцы и карандаши выпали из руки. На ладони остались следы и мельчайшие частички краски.
За окном все еще темно, а старые бабушкины часы на каминной полке показывали начало четвертого. Совсем скоро рассвет – конец ночным кошмарам и начало нового дня, несущего что-то неотвратимое.
Мое сердце не выпрыгивало из груди от пережитого кошмара, я не покрылась холодным потом, не тряслась, как осиновый лист и не шарила испуганными глазами по углам комнаты. Но не потому, что не придала никакого значения привидевшемуся мне. Подобное случалось уже со мной, и я научилась сохранять если не спокойствие, то некое хладнокровие потому, что поняла – в том, что я переживала в кошмаре, есть резон.
Мы узнаём данное нам при рождении имя и просто принимаем его. Нам неведом тот миг, когда нас нарекают именами, с какого-то момента мы просто знаем, как нас зовут и все. Другой вопрос, почему нас назвали именно так, а не иначе.
Вот также и сейчас. Я просто приняла видения. А почему видела их именно такими и участвовала в них, ощущая, как реальность – в этом я готова начать разбираться прямо сейчас.
Стоя под душем, равнодушно наблюдала, как вода смывает с моих волос и уносит в сток травинки и листики. Одевалась, игнорируя ссадины на локтях и синяки, словно оставленные чьими-то пальцами, с силой сжимавшими мои предплечья, и лишь слегка морщилась от боли в спине.
Рассвет только занимался, когда я села за руль тойоты и направилась в особняк Морин Бэрриган. Я не запомнила точного расположения виллы, когда провожала туда Кейрана. Тем не менее, ехала довольно уверенно, следуя интуитивным ощущениям и каким-то оставшимся в памяти приметам: мимо вот той деревушки и направо, дальше участок дороги подступал к самому краю скалы, а потом ехать между полями, расчерченными паутиной каменных ограждений.
Там мы останавливались и мимо нас промчалась огромная ворона, возникшая из ниоткуда.
А вот и дорога, ведущая прямо к особняку Морин, расположившемуся на небольшом холме в окружении пышных деревьев, а с противоположной стороны наверняка должен открываться прекрасный вид на океан.
Остановив машину там, где останавливала в прошлый раз – недалеко от ворот, ведущих ко главному входу в усадьбу, – я вышла из тойоты и, помедлив лишь секунду, захлопнула дверцу и решительно направилась к воротам.
Еще не приблизившись к высокому металлическому забору, я уже поняла, что тишина вокруг обусловлена не только ранним часов и расположением дома среди природы, вдали от населенных пунктов и оживленных трасс. Войдя в приоткрытые ворота, я миновала явно пустующий домик охраны и неспешно пошла по широкой аллее, выложенной природным камнем, не встретив по пути никого.
Элегантная современная вилла, с элементами классического дизайна, облицованная натуральным светло-серым камнем и с большими панорамными окнами, предстала передо мной, сразу же произведя впечатление запустения.
Если она и принадлежала светской львице Морин Бэрриган, то здесь все равно никто не жил по крайней мере несколько лет.
Слабый утренний ветерок гонял по каменным плитам прошлогоднюю листву, валявшуюся повсюду на заросшем сорняком газоне. Окна в доме мутные, словно слепые глаза. Потеки от дождей виднелись не стеклах, как следы высохших слез. В переплетах витража на двустворчатой двери главного входа застряли те же сухие листья и набилась грязь.
Я поднялась по ступеням, ведущим к двери, попыталась ее открыть, но ручка не поддалась. Постояла, пытаясь рассмотреть, что находилось внутри, но различила лишь силуэты какой-то мебели, накрытой то ли полотном, то ли белой пленкой.
Испытывая разочарование, а не страх, я обошла виллу вокруг. Вернулась к главному входу лишь с подтвержденным предположением, что с противоположной стороны открывался фантастически прекрасный вид.
Понятия не имею, чем объяснить факт, что усадьба выглядела заброшенной, ведь здесь совершенно точно проходили съемки, в которых участвовал Кейран, и он был там не один. В процессе задействовано множество людей, не могло же им всем привидеться, что они заняты фотосессиями, которых на самом деле не было?