Текст книги "Там, где холод и ветер (СИ)"

Автор книги: Ирина Северная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц)

– Эвлинн! Я уж думал, вы превратили свою лавочку в магазин самообслуживания: на дверной звонок никто не реагирует, заходи и бери, что хочешь, – воскликнул Брайан. – Ты сегодня одна здесь?

– Одна, – проговорила женщина, – здравствуй, дорогой, очень рада видеть тебя, – тепло добавила она и маленькой узкой ладошкой похлопала Брайана по руке, которой он опирался о темную поверхность прилавка.

– А где твой трудолюбивый муженек? – улыбаясь в ответ, расспрашивал ее мой друг.

– Трудится, как и положено трудолюбивому муженьку, – пожала худенькими плечами Эвлинн, – а я здесь и одна справляюсь с наплывом посетителей.

И она рассмеялась коротким, искристым смехом. У Эвлинн странные глаза – очень и очень темные, такие темные, что радужка и зрачок сливались до эффекта непроницаемой, демонической глубины. И эти глаза сейчас внимательно изучали меня. А я смотрела на нее и пыталась прикинуть, сколько ей лет. Женщина была миниатюрной, с аккуратным кукольным, большеглазым личиком, но вокруг рта и под глазами прорезывались заметные морщины, особенно, когда она улыбалась.

– А это Хейз, – представил меня Брайан, и я чуть расслабилась, когда темный взгляд Эвлинн смягчился теплотой ее приветливой улыбки.

– Хейз? Та самая? – она прищурилась.

«Та самая»? Я вопросительно посмотрела на Брайана и, кажется, он немного смутился.

– Я…упоминал о тебе, – коротко пояснил молодой человек, повернувшись ко мне, и добавил, – о том, что мы друзья с детства.

– Рада познакомиться, – проговорила женщина, протягивая мне руку.

Мы обменялись рукопожатием, оказавшимся теплым и крепким. Но пальчики Эвлинн были такие тонкие, что мне показалось, будто я пожимаю стебельки цветов.

– Я тоже рада знакомству, – вежливо ответила я.

Зачем Брайан затащил меня в эту сувенирную лавочку? Не для того же, чтобы после ночи кошмаров слоняться среди полок с никому не нужными поделками, подобные которым можно приобрести в любом киоске на пристани нашего города?!

– Итак, что бы вы хотели? – поинтересовалась Эвлинн, переводя взгляд с Брайана на меня и обратно.

Я, было, уже собралась выпалить, что «ничего не хотели, просто зашли посмотреть», как Брайан меня опередил:

– Мы бы хотели одну из твоих безделушек. Ну, из этих, особенных, – он пошевелил пальцами в воздухе.

– Они все особенные, – строго заявила Эвлинн и тут же смягчилась. – Для кого предназначается «безделушка»?

– Для Хейз, – Брайан кивнул на меня.

Первым моим порывом было вежливо запротестовать. Не нужны мне никакие безделушки! Но я сдержалась, а потом мне стало даже любопытно.

Эвлинн посмотрела на меня так, как смотрят парикмахеры-стилисты, когда прикидывают, какую стрижку лучше сделать. Я открыто и спокойно глядела на нее в ответ и, кажется, знакомой Брайана это пришлось по душе.

Какое-то время хозяйка магазинчика разглядывала меня, чуть сдвинув тонкие, короткие, точно кукольные, бровки. Потом развернулась и молча удалилась, снова исчезая за зелеными портьерами.

В ответ на мой недоумевающий взгляд Брайан приложил палец к губам и успокаивающе похлопал меня по плечу, но пояснить ничего не потрудился.

Эвлинн вернулась довольно скоро, неся что-то в руках. Поставила на прилавок обтянутую потертой и облупившейся коричневой кожей коробочку, и открыла ее, проговорив:

– Здесь есть кое-что, что мы можем посмотреть для начала.

Она извлекла из коробки и подняла на уровень глаз подвеску-медальон на черном кожаном шнурке. Амулет или что-то наподобие, овальной формы, довольно большой, из неизвестного металла с червлением. Амулет украшала выпуклая переплетающаяся вязь традиционных узоров. Грубовато и не очень симпатично, скорее мужское украшение, не дамское. Я сроду подобное не носила и не собираюсь. Недоумение отразилось у меня на лице, и Эвлинн заметила это.

– Да, на первый взгляд особой красотой и изяществом эта вещь не отличается, – подтвердила она мои мысли, чем смутила немного, – но у нее другое предназначение, Хейз.

Она поднесла амулет поближе к моим глазам.

– Подвеска довольно старая, создал ее мой дядя. Его уже нет в живых сейчас. Он был… интересным человеком, верил в учение друидов, соблюдал некоторые обряды. И изучал все, что с этим связано. Он не имел никаких навыков в технике работы с металлом и ювелирике*, когда начал изготавливать вот такие вещицы. Учился всему сам, с нуля, создавал изделия по наитию и раздаривал друзьям и родным, как талисманы. Мы долго воспринимали это как причуду, не особо вдаваясь в смысл его подарков. А смысл у них, несомненно, есть. И у каждой такой поделки – свой. – Эвлинн оперлась локтями о прилавок и, положив кулон на ладонь, продолжила, – вот, приглядитесь. Амулет украшен особым, неповторимым узором. Он, может быть, выглядит грубоватым, слишком традиционным и ничем не примечательный, но это не совсем так. Узор составлен индивидуально и вмещает в себя довольно сложное переплетение разных символов.

Я пригляделась и сначала не увидела никакой “индивидуальности”. В самом деле, узоры использовались традиционные, весь рисунок состоял из множества элементов, которые самым невероятным образом соединялись и переплетались между собой, образуя сложнейший замкнутый орнамент. Выполнен кулон довольно кустарно, но если это делал человек, самостоятельно изучивший искусство филиграни, или как там еще эта техника называется, то работа мастера-изготовителя не могла не вызвать искреннее уважение.

Пока я разглядывала амулет, лежащий на бледной ладошке Эвлинн, все хранили молчание, а я и не заметила, как погрузилась в увлекательное созерцание. Различила традиционные узлы и завитушки, а среди символов узнала изображения растений и птиц. И все это искусно сплеталось и гармонично перетекало одно в другое. Через несколько мгновений я уже не могла не восхищаться этой работой, казавшейся мне теперь фантастически сложной в исполнении, и я даже перестала замечать отсутствие утонченности и заметные глазу шероховатости.

– Да-аа, в самом деле, орнамент просто завораживает, – проговорила я, не в состоянии оторвать взгляда от слабо поблескивающего овала, лежащего на ладони Эвлинн.

– Я очень рада, что вы заметили именно то, что нужно: эта работа не штамповка какая-нибудь, – с гордостью отметила женщина, – это настоящее искусство. И даже магия, если хотите.

– А сколько это стоит? – робея отчего-то, спросила я тихо. Хотя совсем не собиралась интересоваться ценой.

Эвлинн не ответила мне, бережно положила амулет в коробочку и направилась к нам. Она вышла из-за прилавка, приблизилась к двери магазинчика, перевернула табличку надписью «закрыто», перевесила ее на ручку со стороны улицы и закрыла дверь на замок. Проделав все это весьма неторопливо, женщина сказала.

– А пойдемте-ка, выпьем чаю в нашем закутке, – Эвлинн, не останавливаясь, прошла мимо нас, по пути приветливо махнула рукой, приглашая за собой, и добавила, – у меня есть свеженький кекс с цукатами.

– М-мммм, это кстати, – чуть ли не облизнулся Брайан, и мне показалось, что он сейчас заулыбается, как Чеширский кот. – Кексы Эвлинн – это нечто необыкновенное, уж поверь, – добавил он, обращаясь ко мне,

Я поверила, почему бы и нет, и снова ощутила его руку у себя на талии. Он настойчиво повлек меня следом за Эвлинн, куда-то за зеленые портьеры.

Спустя время мы сидели за крошечным столиком в тесном помещении с единственным окном, выходящим на узкий, темный проулок. Хозяева оборудовали здесь нечто вроде подсобки и кабинета. На стеллажах, укрепленных на одной стене до самого потолка, расставлено множество картонных коробок. Полки частично занавешены полотняной тканью, которая и отделяла «склад» от прочего пространства. Здесь стоял потертый двухместный диванчик с маленькой подушкой и аккуратно сложенным пледом, столик, за которым мы сейчас и разместились втроем и старый буфет, с размещенными на нем микроволновкой и чайником.

Еще одна узенькая дверь в углу вела в санузел, который я посетила перед тем, как сесть за стол и начать чаевничать. Посмотрев в зеркало над раковиной, с удивлением и удовлетворением обнаружила, что не выгляжу испуганной или измученной после ночи кошмаров.

В комнатушке тихо и тесно, свет приглушенный, рассеянный, но мне здесь нравилось все больше и больше с каждой минутой. А когда я откусила первый кусочек золотистого кекса, то чуть не заурчала от удовольствия – и правда необыкновенно вкусно.

А дальше потек разговор, сначала ни о чем конкретном, а потом я очнулась от того, что рассказываю Эвлинн историю своей жизни. Правда в сжатой форме и без подробностей, но все же на меня совсем не похоже, чтобы я откровенничала с совершенно незнакомым человеком. Справедливости ради надо заметить, что получилась вовсе не моя единоличная “исповедь”, а скорее ненавязчивая, дружеская беседа, в которой участвовали все, сидящие за столом.

Брайан недвусмысленно дал понять, что ужасно скучает по маленькой дочке, а Эвлинн вкратце рассказала о своей семье: муж Питер, совладелец магазинчика, «чрезмерно» увлекающийся морскими прогулками на видавшей виды моторке, двое взрослых детей, сын и дочь. Талантливый загадочный дядя-самоучка, семейные традиции, отдаленная и оставшаяся мне непонятной степень родства с Брайаном.

Тут я вспомнила, что Эвлинн так и не ответила, сколько же стоит медальон, который она показала, и решилась вопрос повторить.

– Мне бы хотелось приобрести тот медальон, – обратилась я к женщине, – а вы так и не назвали его цену.

Она чуть склонила голову набок.

– Нет у него цены, Хейз, – ответила Эвлинн. – Эти изделия мы не продаем. Мы их меняем на что-то или дарим родным и близким нам людям. Иногда они возвращаются от владельцев обратно на хранение.

Так, понятно. Кажется, мы имеем дело со странностью, выдаваемую за «семейную традицию». Или что-то типа «получишь, что хочешь, если отдашь то, о чем не знаешь». Что ж, можно поиграть в эту игру. Азарт мой поутих, когда я прикинула, что к друзьям и близким не отношусь, а выменять медальон мне не на что. Разве только…

Я покосилась на свою руку, на которой было надето кольцо, некогда подаренное мне бывшим мужем. Крупное и тяжелое серебряное изделие с голубым топазом. Кольцо это очень и очень нравилось мне, и я не смогла расстаться с ним так же, как рассталась с мужем и дорогим обручальным кольцом. Это кольцо я носила постоянно, практически не снимая. Почему сейчас готова была обменять его на дешевую, грубоватую поделку?

Заметив мое замешательство, Эвлинн слегка нахмурилась, словно раздумывала о чем-то, потом поднялась и исчезла за моей спиной, а через мгновение вернулась, и на столе снова стояла коробка, обтянутая старой кожей. Владелица магазинчика открыла ее, стала что-то там перебирать, но что именно она перебирала, я видеть не могла – вертикально стоящая крышка скрывала содержимое коробки.

– Если вас на самом деле заинтересовали изделия моего дяди, то, пожалуй, вот, – и Эвлинн извлекла еще один медальон. Она положила его передо мной и продолжила, – этот подойдет именно вам.

– Почему? – не задумываясь, спросила я. – Почему именно этот и мне?

Амулет круглой формы, чуть меньше прежнего, но утолщенный, потому что представлял собой медальон с крышкой, вроде тех, внутри которых можно хранить фотографию или прядь волос. Я смотрела на подвеску и поначалу видела все те же сплетенные линии, узлы и изгибы на его поверхности. Потом поднесла руку и вопросительно посмотрела на Эвлинн, прося безмолвного разрешения. Она ободряюще кивнула.

– Конечно, возьмите, рассмотрите хорошенько. Это интересная вещица. Дядя ее сделал очень и очень давно. Он хотел ее подарить одной женщине, но так и не подарил. И как позднее выяснилось, очень зря.

Эвлинн тихо усмехнулась и немного грустно добавила:

– Знаете, мне кажется, что в этом медальоне, внутри его, до сих пор заключено то, что мой дядя не смог или не осмелился выразить словами. Словно вещица, не выполнив своего предназначения, затаилась, сохраняя что-то в себе до поры до времени.

Брайан после этих слов Эвлинн заерзал на стуле, кашлянул, а когда я коротко посмотрела на него, сделал вид, что не заметил моего взгляда и продолжил смотреть на амулет, лежащий на столе.

Я взяла медальон в руки и стала рассматривать.

Крышка украшена замкнутым в круг узором. Среди узелков, завитушек и спиралей различимы растительные мотивы и миндалевидные петли, соединенные в узоре по три вместе. Сложный орнамент, и все его детали снова идеально и гармонично сплетаются и перетекают один в другой. Я перевернула медальон крышкой вниз. На обратной стороне нанесен растительный узор, замкнутый в неширокое кольцо, на которое сверху наложены две параллельные стрелы с направленными в разные стороны наконечниками. Наконечники представляли собой треугольники, в которые вписаны трискели**.

Все эти спирали, листья и завитки меня практически загипнотизировали, и я все разглядывала и разглядывала их, поворачивая медальон то одной, то другой стороной.

– Удивительная работа, – искренне сказала я. – Узор такой сложный. А что это все означает? Есть какое-то значение у всех этих символов?

– Безусловно, – откликнулась Эвлинн. – Мы давно уже занимаемся этим небольшим бизнесом и продаем подобные вещицы. И на них тоже нанесен похожий узор, который, к сожалению, стал расхожим и утратил свое первоначальное значения, став просто стилизованным ширпотребом. Но в этих работах все приобретает подлинный «смысл».

Женщина подалась немного ближе ко мне, положив локти на стол:

– Вот смотрите: эти изящные тонкие веточки – это вереск, – Эвлинн указала тонким пальчиком на сплетение узоров на крышке медальона, – вереск являлся символом любви. Увидеть его во сне предвещало целую череду удач и радостей. Считалось, что это растение несет утешение и наслаждение. Помните:

” Из вереска напиток забыт давным-давно,

А был он слаще меда, пьянее, чем вино…”

Кстати, вереск имеет и четкую календарную привязку – ко дню летнего солнцестояния, 21 июня. Вот эти тройные петли – символ единства трех стихий, огня, воды и воздуха. А на обратной стороне вы видите круг и стрелы. Здесь все немного не традиционно. Стрела – символ рунический. Она означает ветер и олицетворяет внутреннюю силу, высшее, магическое понимание чего-либо. На медальоне две стрелы и здесь они являются частью сигиллы друидов.

Поймав мой вопросительный взгляд, Эвлинн пояснила:

– Сигилла друидов – это древний символ, круг, перечеркнутый двумя параллельными линиями. Здесь круг выполнен из сплетения веток дуба и вереска и перечеркнут не просто линиями, а двумя стрелами. Почему так, я сказать затрудняюсь. Жаль, что нельзя узнать у дяди, что он имел в виду, создавая этот рисунок.

– А открыть медальон можно? – спросила я.

– Конечно. Он открывается… – Эвлинн не успела договорить, а я уже нажала слегка выступающий на ребре крошечный замочек, медальон едва слышно щелкнул и открылся.

Внутри он был пуст, но явно рассчитан на то, чтобы в нем что-то хранили.

– Ожидала увидеть здесь пожелтевший портрет возлюбленной вашего дяди, – проговорила я.

– Дядя этот медальон изготовил не для себя. И что там хранила бы его возлюбленная, получи она этот подарок, осталось загадкой навсегда, – отозвалась женщина. – Но вы можете хранить там все, что сочтете нужным и важным.

– Так я могу его купить? – встрепенулась я.

– Нет же, Хейз, не можете! – воскликнула Эвлинн, вздергивая брови и округляя и без того большие глаза. – Говорю же, он не продается. Но я могу его отдать вам взамен чего-то. Понимаете, в нашей семье верят, что эти дядины амулеты нельзя продавать, они тогда утрачивают свою силу, значение и становятся просто поделками. Их можно только поменять на что-то или подарить тому, кому вы пожелаете. Я вас совсем не знаю и потому, уж извините, не могу его подарить.

Я сдержала вызванный досадой вздох. Семейные традиции нарушать не стоило, какими бы чудными они не казались. И с этим ничего не поделаешь.

– Понимаю, – ответила я.

Очуметь можно, но, кажется, я и правда что-то такое начинала понимать. Или попросту потихоньку теряла остатки здравого смысла. Так или иначе, но здравый смысл сейчас бездействовал и хранил молчание, будто откуда-то из глубин моего существа с любопытством наблюдал за происходящим.

А я, поддавшись порыву, стянула с пальца кольцо и положила его на стол перед Эвлинн.

– Вот. Это подойдет для обмена?

Кажется, я точно немного чокнулась: готова отдать красивое дорогое кольцо авторской работы за кустарную поделку. Но назад пути уже не было.

– Голубой топаз, – задумчиво проговорила Эвлинн, беря кольцо в руку, – хм… Знаете, что эти камни считаются разрушителями семьи? Они не терпят лжи и выводят на чистую воду любую неправду. Поднимают со дна все, что до поры до времени затаено. А еще топаз способен дать импульс интуиции, даже предвидению, подвигнуть на какой-то невероятный шаг.

– Ну, вот и будем считать, что это кольцо свое предназначение выполнило, – усмехнулась я невесело, – семья уже развалилась. А интуиция подсказывает мне, что от кольца надо избавиться и использовать его в качестве обмена на этот медальон.

– В таком случае медальон ваш, – Эвлинн протянула мне амулет, держа его за шнурок. – И не надо кольца. Берите медальон в качестве подарка от меня.

Я удивленно уставилась на нее. А Брайан, все это время хранивший молчание, одобрительно хмыкнул.

– Нет, Эвлинн, – возразила решительно, – спасибо вам, конечно, огромное, но я так не могу…

– Можете и должны, – не менее решительно отрезала женщина, – берите его, Хейз, и пусть он поможет вам, придаст сил, укажет путь. Или сослужит добрую службу в каком-то сложном деле. То, что вы готовы отдать за этот медальон такую дорогую и явно симпатичную вам вещь, говорит о многом.

– О чем же? – спросила я и подумала: «Наверное, это наглядно демонстрирует, какая я дура».

– Лично мне это говорит о том, что вы готовы расстаться с прошлым и не боитесь смотреть вперед, в будущее, – ответила Эвлинн. – Просто иногда, чтобы это понять, нам нужен какой-то знак. Вот этот медальон может быть таким знаком. Он реальный и он только для вас. А кольцо… Сами решайте, что с ним делать.

Она взяла кольцо и вложила мне его в руку, сжав пальцы.

Я, кажется, сидела со слегка пришибленным видом, когда Эвлинн поднялась со своего стула и надела медальон мне на шею. Я ощутила его тяжесть и накрыла амулет ладонью. Металл мгновенно согрелся от тепла руки…

Кольцо я надевать не стала, просто сунула его в карман джинсов.

***

– Странный получился визит. Эзотерический, – сказал Брайан, когда мы вышли из магазинчика Эвлинн, – даже не ожидал.

– Да уж, но кекс был вполне реалистичный и обалденно вкусный. Послушай, Брайан, а у тебя есть какой-нибудь амулет “дядюшкиного изготовления”? – вдруг спросила я.

– Был, но я его подарил.

– Кому, если не секрет? – продолжила приставать я.

Наверное, раньше я бы не стала задавать много вопросов на эту тему, но раз уж Брайан затащил меня в этот чудной магазинчик, пусть расскажет свою историю про «особенный» медальон. Мне не хотелось осознавать себя единственной обладательницей сомнительного амулета, да еще такого, за которого я чуть не заключила сделку в духе «полцарства за коня». Пока мы не спеша шагали в направлении центра, я мысленно кляла себя за нелепое поведение.

– Я отдал его дочери, – ответил Брайан.

– Да она же у тебя совсем малышка еще! – воскликнула я невольно. – Зачем он ей?

– Она вырастет, и эта штуковина будет ее оберегать, – Брайан сказал это так серьезно, что я даже остановилась и внимательно посмотрела на друга. Но выражение лица Брайана соответствовало тону его голоса.

– Ты действительно в это веришь? – мне все казалось, что Брайан шутит.

– Хочу в это верить. Почему бы и нет, – хмыкнул он и пожал плечами. – Мне хочется верить, что есть что-то в этом мире, что мы мало понимаем, но к чему стоит относиться с уважением. И потом, надо иногда верить во что-то такое, необъяснимое…

Наверное, так оно и есть. «Чем-то таким» может стать вовремя сказанное слово, неожиданная встреча или полученная в дар от незнакомого человека безделушка «со смыслом». Не так много порой и нужно, чтобы можно было ухватиться за что-то в момент, когда зависнешь в пустоте, не зная, что делать…

– Может ты и прав, – согласилась я, и мы снова зашагали вперед. – Кстати, куда мы идем?

– Вперед, – и Брайан вскинул руку, указывая путь. – Просто погуляем по городу, а потом зайдем перекусить. Хотя есть и не особо хочется, я еще чувствую вкус кекса Эвлинн.

– Кто она тебе, эта Эвлинн? Я так и не поняла, родственники вы или нет?

– Они с мужем родственники моей бывшей, – улыбнулся Брайан. – С женой мы разбежались, а с Эвлинн и ее мужем Питером я дружу до сих пор. И с их сыном тоже.

– А с их дочерью?

– Общаюсь иногда, когда приходится. Я ей всегда не особо нравился, – коротко ответил Брайан.

– Может наоборот? Чересчур нравился? – зачем-то сказала я и тут же пожалела об этом, увидев, как напряглась челюсть друга.

Но он только отмахнулся:

– Это вряд ли. Но они все замечательные люди, и в нашем с Лизой браке были на моей стороне, между прочим.

– И как к вашей дружбе относится твоя бывшая?

– Она считает Эвлинн и Питера чудаковатыми. Однажды сказала мне, что понимает, почему они всегда симпатизировали мне, хитро улыбнулся мой друг. – Заявила, что я недалеко от них ушел.

И он для наглядности постучал себя пальцем по лбу.

Я шагала рядом с Брайаном и мысли в моей голове путались, а обрывки воспоминаний далекого и совсем недавнего прошлого вспыхивали разрозненными картинками, сменяя одна другую, как рисунки в калейдоскопе.

Рука Брайна легла мне на плечи, он притянул меня к себе, остановился и, наклонившись к моему лицу, поцеловал в губы. Лишь легким прикосновением был этот поцелуй и ничем большим, и я ответила ему таким же легким и невесомым касанием губ…

__________

*ювелирика – результат и процесс творчества художников-ювелиров, а также вся совокупность созданных ими предметов и произведений ювелирного искусства.

**трискель – (в переводе с греческого «треножник») – древний символ, который был известен у крито-микенцев, этрусков, кельтов, японцев, обитателей Центральной Азии. Представляет собой три изогнутые линии, исходящие из одного центра.

Глава 9

Глава 10

Брайан отвез меня домой, когда уже стемнело. Мы нагулялись так, что мои ноги гудели, а голова начала кружиться от обилия впечатлений и свежего весеннего воздуха.

Два прекрасных закатных часа мы провели, сидя в открытом ресторанчике, расположенном в районе гавани. Все это время телефон Брайана то и дело давал о себе знать приглушенными сигналами вызова, но мой друг сбрасывал звонки, так ни разу и не ответив.

Поглощая вкуснейшие блюда из самых свежих морепродуктов, я не рассчитала свои силы и лишь когда почувствовала, что живот начинает наползать над поясом джинсов, с сожалением отодвинула свою так и недоеденную порцию.

Если мой аппетит был хорошим, то аппетит Брайана оказался просто богатырским. Удивительно, что в такое стройное, поджарое тело, как у него могло поместиться столько еды.

Волшебные впечатления уходящего дня развеяли без следа все тревоги минувшей ночи, заставили забыть обо всем, и за это я была искренне благодарна другу. И оказалось, что домой возвращаться после столь насыщенно проведенного дня особенно приятно.

Брайан не стал подниматься ко мне, лишь довел до парадного, по-дружески чмокнул в щеку у двери и сразу ушел, махнув на прощанье рукой. Признаться, я одновременно испытала облегчение и легкое разочарование.

В двери своей квартиры я обнаружила аккуратно сложенную записку от управляющего домом, в которой он любезно извещал, что электрик придет завтра в 11 утра, и если это время меня устраивает, то просил подтвердить свое согласие, что я сразу же и сделала, спустившись к управляющему.

Оказавшись, наконец, в стенах своей квартиры, торопливо стянула джинсы, пояс которых врезался в мой сытый животик, и переоделась в домашнюю одежду – футболку и свободные пижамные брюки с рисунком из крупных глазастых божьих коровок. Штаны смотрелись немного нелепо, но забавно, были удобными и очень мне нравились.

Поклявшись больше никогда не обжираться, я мешком рухнула на диван и включила телевизор. Кажется, задремала, и встрепенулась, когда раздался звонок телефона. Звонила Пэтти:

– Целый день прохлаждаешься с Брайаном? – спросила она, не поздоровавшись.

Тон ее неприятно удивил, но я спокойно ответила:

– Прохлаждаюсь. Привет, дорогая.

Пэтти проигнорировала приветствие и продолжила все тем же тоном:

– Послезавтра приезжает Кейран. Ты что-то уже решила?

– Прости, какой Кейран? – я, в самом деле, не понимала о ком идет речь.

– Тот самый, который хочет твою квартиру купить, – Пэтти была явно раздражена. – Так ты приняла решение?

– Приняла, – твердо ответила я, – квартиру не продаю. А вопрос с финансами решу иным способом.

Патриция помолчала, сердито и неодобрительно сопя.

– Конечно, как знаешь. Не забудь только сообщить фотографу свое решение и отдать ключи от его домика, – наставительно проговорила она, словно беседовала с непослушным ребенком. – И уж найди время встретиться с ним.

От голоса Пэтти, в котором слышалось язвительность непонятной природы, мне стало особенно неуютно.

– Конечно, я встречусь с ним. Можешь так ему и передать.

– С чего-то вдруг я должна что-то ему передавать! – взвилась Пэтти. – Сама всё ему и скажи. Ты вообще была не рада, когда я его тебе «сосватала» как покупателя. Всё, больше не вмешиваюсь. Просто напоминаю, поскольку приняла невольное участие. Он тебе дал свой телефон?

– Да, у меня есть его визитка.

– Вот и звони сама. И не откладывай.

Пэтти снова умолкла, но трубку не положила, словно ждала от меня чего-то.

– Пэт, а чего ты такая свирепая? – осторожно поинтересовалась я.

– Не свирепая, – раздался вдруг ставший усталым и печальным, голос подруги, – просто… Не обращай внимания. Может, у меня ПМС, – добавила она, невесело хмыкнув.

– Я так и подумала, – коротко отозвалась я.

Но на самом деле я подумала совсем другое. Догадка ничем не подтвержденная, а спрашивать саму Пэтти я ни о чем не собиралась, но дело явно было в Брайане.

Точнее, во мне и Брайане.

Разговор дальше не задался, и мы сдержанно распрощались.

Я долго еще держала телефон в руке, борясь с желанием перезвонить подруге и пообщаться в ином тоне, более нам свойственном – легком, теплом, непринужденном. Хотелось разогнать неприятную муть, оставшуюся после разговора. Между нами что-то возникло, как ухаб на ровной дороге, который сразу не объедешь и не разровняешь.

Стало грустно и неуютно. Пережив нелегкую полосу в своей жизни, потеряв слишком многое и став чужой для человека, с которым планировала прожить всю оставшуюся жизнь в болезни и здравии, я уже почти поверила, что, вернувшись домой, смогу залечить раны.

Но вместо этого у меня появилось стойкое чувство, словно невольно вторгаюсь в чье-то пространство, становлюсь нежеланной помехой. Вернулась туда, где меня уже никто не ждал. Я отдалилась от своих прежних друзей, и хоть мое место рядом с ними так никто и не занял, но пространство, целиком предназначенное когда-то для меня, теперь значительно сократилось. Не глупо ли было пытаться втиснуться туда снова на прежних правах?..

А кроме этого существовали и другие вопросы.

Несмотря на бодрые заявления, что я решу свои финансовые проблемы, устроившись на работу, на самом деле мои перспективы оставались весьма туманными. Я окончила Школу бизнеса в Столице, но моя специальность не была самой востребованной в нашем городке. Туризм и гостиничное дело. Нет, отелей у нас в городе, конечно, достаточно, и туризм был отнюдь не последней статьей дохода городского бюджета, но…

Но с чего-то все равно придется начинать. Завтра же составлю резюме, и вперед.

Но прямо сейчас я думала о Пэт. И о Брайане. Когда-то мы все были очень близки, и я могла с уверенностью сказать, что прекрасно знаю о настоящей дружбе не понаслышке. Мы вместе росли и наблюдали друг в друге все нелегкие этапы взросления. Вместе чудили и проказничали. Ссорились и мирились, грустили и радовались. Потом наши пути разошлись, но дружба осталась, потому что между нами не возникло никаких иных отношений. Никто из нас троих не стал по отношению в другому ни врагом, ни соперником, ни возлюбленным, что в принципе избавляло от таких серьезных помех для общения, как зависть, затаенная ненависть и ревность. И это было замечательно и бесценно.

Но ничто не остается неизменным.

Пэт и Брайан. Неужели? Мне никогда не приходило это в голову, я ничего не замечала и ни о чем не подозревала. Не знаю, как и чем жили мои друзья прошедшие годы, но теперь один из них, совершенно определенно был сердит на меня, а второй готов был вот-вот стать чем-то большим, чем просто хорошим другом. Но может быть, я всего лишь накручиваю себя? Я вообще ничего толком не знаю, и мне совсем не хочется, чтобы все это стало еще одной проблемой.

Чудесный день оказался испорчен коротким разговором с подругой и потоком туманных размышлений и сомнений. Я медленно подошла к окну, долго смотрела на вечерний город. Огни на шпиле Ратуши подсвечивали потемневшее небо, словно доставали прямо до него и, приглядевшись, я поняла, что небо действительно стало ниже, потому что было затянуто низкими тучами. Пошел мелкий дождь. Влажные камни на мостовых блестели в свете фонарей. Окно вскоре стало мутным, по нему побежали струйки дождя, и я осознала, что делаю то, что давно не могла себе позволить.

Стою и плачу, отчаянно и неудержимо, с ощущением полного права именно сейчас предаться слезам. Но по моим щекам текли не слезы жалости к себе. Я плакала от злости и бессилия, от того, что все, желанное мною ранее, повернулось ко мне неприглядной стороной.

Я все еще сжимала телефон в руке, когда взгляд оторвался от плачущего вместе со мной весенним дождем окна, и решительно направилась к коробке возле дивана, на которой валялась сумочка.

Карточку Кейрана Уолша быстро нашла во внутреннем кармашке и набрала номер. Нажала кнопку вызова и стала ждать ответа, уставившись на свои штаны в ползающих по ним гигантских божьих коровках. Легкомысленный рисунок мягкой ткани не особенно располагал к решительному настрою, но я это успешно проигнорировала.

Низкий мужской голос ответил после пятого сигнала вызова.

– Да?

– Мистер Уолш?

В ответ раздалось все то же короткое «Да».

Я быстренько проговорила все формальности – поздоровалась, представилась, объяснила, по какому вопросу звоню. И ничего не услышала в ответ. Точнее, услышала звук, очень похожий на то, что он втянул носом воздух, словно вынырнул с большой глубины. Затем раздались слова, но тон был холодным, почти лишенным интонаций.