Текст книги "Там, где холод и ветер (СИ)"

Автор книги: Ирина Северная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 34 страниц)

– Приглашаете в гости? – уточнил Джек.

– Да. Так действительно звучит проще, короче и точнее.

– Когда? – деловито спросил Уолш.

– В любое удобное вам время.

– С удовольствием, – Джек слегка наклонил голову. – Это все, что вы хотели меня спросить, Хейз? Кстати, кто дал вам такое имя?

– Родители, как ни странно.

– Именно странно. Вы совсем не похожи на нечто эфемерное. Вы вполне земная и настоящая, – заявил старший Уолш. И сказал это так серьезно, что я некоторое время смотрела на него, пытаясь уловить какой-то особый, скрытый смысл в его словах.

– А почему Кейрану дали такое имя? Не нахожу в нем ничего темного, – парировала я.

– Не я назвал его так. Точнее, я бы никогда не назвал его так, – сдержанно отозвался Джек.

И это был весь ответ на мой вопрос. Теперь уже мне казалось, что и на последующие вопросы я могу получить такие же обтекаемые ответы. Но попытаться стоило.

– Ладно. С именами разобрались, – кивнула я. – Теперь я бы хотела все-таки прояснить еще кое-что. Я нашла на чердаке коробки с вещами и хочу узнать, что с ними делать.

– А у Кейрана не спрашивали? – спокойно поинтересовался Джек. За его невозмутимостью крылось что-то неуловимое. Мне показалось, что он задал вопрос, ответ на который уже был ему известен.

– Я показала ему и спросила, что с ними делать, – честно ответила я. – Кей сказал, что не знает ничего и вообще видит все это впервые.

Я смотрела на Уолша и ждала простого и ясного ответа, а вместо этого слушала тишину, нарушаемую лишь тиканьем часов. Джек молчал, чуть наклонив голову и задумчиво глядя куда-то перед собой. Потом он какое-то время внимательно изучал меня.

– Не напомните, что там были за вещи? – подал голос Джек.

– Две картонные коробки. В одной очень своеобразные украшения, и еще какие-то изделия, во второй – детские вещи, чепчик, одеяльце, – перечислила я. – Что делать с ними?

– Спрячьте эти вещи куда хотите, но сохраните их. Можете убрать их с чердака еще куда-то, но не выносите их из дома, – ответил дедушка Уолш. – Особенно это касается детских вещей.

– Не выносить из дома? – переспросила я, хлопая ресницами.

– Никогда. Этим предметам не нужно покидать пределы коттеджа, – абсолютно серьезно повторил мой собеседник. – Потому они там и хранились.

– Но дом был выставлен на продажу долгие годы. А если бы его купила не я, вы бы и других владельцев попросили сохранить эти предметы? – Я была уверена, что Джек просто подшучивал надо мной. – Может, вы планировали добавить пункт об обязательной сохранности вещей новыми владельцами в договор о купле-продажи дома, да запамятовали это сделать?

– Дом продавался очень долго. Коробки находились в нем все это время. Дом купили вы и никто другой. Вас я и прошу о вещах, – невозмутимо заявил Джек.

– Но я могла выкинуть их, не спрашивая вас. И другие возможные владельцы сделали бы так же, – напирала я.

– Но вы их не выбросили. И никаких других покупателей нет, – терпеливо отозвался дед Кейрана.

Пришла моя очередь молча изучать старика, сидящего напротив.

– Понимаю, всё это звучит странно, – тепло улыбнулся Джек. – Можете думать, что у меня старческий маразм. И даже в этом случае, пусть эти вещи остаются в доме. Хотите знать почему?

– Не помешало бы, – проговорила я мрачно.

Джек задумался снова. На этот раз я наблюдала, как почти незаметно, словно быстро пробегающие тени, на его лице менялись эмоции. Он колебался и размышлял, решался на что-то и в следующее мгновение отступал от своего решения. В какой-то миг он вдруг рассердился, но гнев почти мгновенно сменился прежней невозмутимостью.

– Трудно будет еще больше не смутить вас и не вызвать подозрения в том, что я вынуждаю слушать свои маразматические бредни, но мне придется кое-что пояснить. А вам придется меня выслушать, – Джек совсем не походил на маразматика, но странность, в сторону которой курсировал наш разговор, не позволяла мне принимать его слова, не настораживаясь, без сомнений и колебаний.

– Если вас не затруднит, Хейз, пожалуйста, достаньте кое-что из правого верхнего ящика комода, – попросил старик.

Я с готовностью поднялась и подошла к комоду.

– Открывайте и ищите ближе к задней стенке на самом дне, под всем барахлом, – сказал Джек. – Мне нужна довольно потертая тетрадь, обложка которой представляет собой коллаж из старых почтовых открыток.

Тетрадь я нашла быстро, задвинула ящик и протянула находку Джеку. Он покачал головой.

– Это вам. Возьмите и почитайте, а я после попытаюсь что-то пояснить, – сказал старик Уолш. – Тетрадь принадлежала моей дочери, матери Кейрана. Это не дневник. Просто разрозненные записи, цитаты, наброски.

– Зачем мне читать это?

– Чтобы начать с чего-то, – твердо сказал Джек. – Это точка отсчета, после которой вы, возможно, захотите задать еще вопросы.

– А у вас найдутся на них ответы? – с недоверием поинтересовалась я.

– До сих пор у меня их почти не было. Во всяком случае, ни одного внятного. Но после того, как вы просмотрите тетрадь, ответы могут появиться. И пока будете читать, постарайтесь сделать так, чтобы Кейрану эта тетрадь на глаза не попалась. По крайней мере, до тех пор, пока мы с вами еще раз не поговорим.

Я хотела сразу же убрать тетрадь в сумку, но, подчинившись порыву, открыла первую страницу.

– «Рожденный в истинном союзе душ и тел да избежит проклятия удел», – прочитала я фразу написанную сверху первой же страницы ровным женским почерком. – О, – вырвалось у меня, – сразу так… загадочно.

– То ли еще будет, – отозвался Джек, как мне показалось, с печалью и смирением.

Я аккуратно убрала тетрадь в сумку. Раздумывала пару секунд, потом решилась.

– Джек, простите, но у меня остался еще вопрос, который не дает мне покоя прямо сейчас, – выпалила я.

– Давайте ваш вопрос.

– Те безделушки в одной из коробок. Они все похожи вот на эту, – я потянула за шнурок на шее и вытащила амулет. Поднесла его ближе к Джеку.

Лицо старика застыло. Он замер в кресле, выпрямился напряженно. Глаза его безотрывно разглядывали подвеску в моей руке.

– Откуда это у вас? – спросил он ровным голосом.

– Подарок от женщины по имени Эвлинн. Она владелец магазинчика сувениров в центре города, – ответила я.

– Вы хорошо знаете эту женщину?

– Видела её всего раз. Она родственница моего друга.

– Видели всего раз, и она подарила вам эту… безделушку? – В тоне Джека не прозвучало удивление или сомнение, он просто уточнял.

– Да, так все и было, – подтвердила я. И вкратце описала мою встречу с Эвлинн.

– Изготовителя этой вещицы звали Финн О’Кинни, – сказал Джек, выслушав рассказ, – и он был любовником моей жены. Он обожал, нет, боготворил ее долгие годы. А она любила его.

– Вы знали об этом. И говорите это так, словно вам было почти все равно, – вырвалось у меня.

– Все равно мне не было, – качнул головой Джек. – Но и поделать я ничего не мог. Я сам любил в то время другую женщину.

– Но тогда почему?.. – начала я.

– Почему мы с Лиз не расстались? Почему я не дал ей свободу и не отпустил ее к любимому человеку? Почему не ушел сам и не воссоединился с той, которая была мне небезразлична? – Джек замолчал, кивнул на мою сумку. – Прочтите тетрадь, Хейз. А потом мы поговорим еще раз. Обязательно поговорим.

Джек с трудом обхватил непослушными пальцами толстый том, лежащий у него на коленях, и приподнял его. Увидев, как он поморщился, едва удерживая книгу, я взяла её у него из рук и переложила на тумбочку. Старший Уолш поблагодарил кивком.

– Я не хочу, чтобы Кейран потерял то, что имеет сейчас, – сказал Джек, в упор глядя на меня.

От его взгляда мне стало не по себе. А двоякий смысл слов привел в уныние и заставил сердце робко замереть. Если Джек имеет в виду, что я могу стать Кейрану обузой, помехой, из-за которой он утратит то, чего уже достиг, то может особо не стараться. Подобные мысли периодически посещали и меня.

– Я имею в виду вас, Хейз, – добавил Джек, продолжая сверлить меня взглядом.

«Да, уж, понимаю! Я далеко не подарок для Кейрана…» – почти вырвалось у меня.

– Я не хотел бы, чтобы в силу каких-то обстоятельств вы отказались от моего внука. Я уверен, он обрел, то, что искал. А вот вы, Хейз? Нашли ли вы то, что нужно вам?

Последние слова старшего Уолша окончательно сбили меня с толку, и я уставилась на старика, не зная, что отвечать.

Почему я могу отказаться от Кейрана? Что я должна найти?

– Я знаю только, – выдавила я с усилием, – что меня саму больше всего страшит мысль потерять Кейрана.

***

Я возвращалась, нагруженная эмоциями и придавленная пластами мыслей. Беспокойное состояние усиливалось отсутствием звонков Кейрана. Когда я сама попыталась связаться с ним, попала на голосовую почту.

Я вела «тойоту» неторопливо, стараясь уловить мерное движение машины, подстроиться под ее плавный ход, уравновешивая себя. На самом подъезде к дому от состояния «дорожной медитации» меня отвлек звонок Брайана.

– Хейз, привет. – Голос друга звучал бесцветно, словно пропущенный через фильтр, который отсеял все тонкие, узнаваемые нюансы, присущие его речи и интонации.

– Брай? Что-то случилось?

– Муж Эвлинн умер. Через два дня похороны.

– Ох… – только и вырвалось у меня. – Но как же? Ведь столько дней прошло… Разве ему не стало лучше…

– Не стало ему лучше, – отозвался Брайан. – Он был подключен ко всякой этой…аппаратуре, типа искусственной вентиляции легких и прочего. Врачи констатировали смерть мозга. Эвлинн решила не продлевать… Ну, и все.

Я свернула к обочине и притормозила. Сидела, задыхаясь, с бешено колотившимся сердцем, не понимая, почему смерть незнакомого человека вызвала у меня такую сильную реакцию.

– Чем помочь, Брай? Могу я что-то сделать?

– Да, помочь, – машинально повторил друг. – Присмотришь за Джун? Я и моя бывшая будем заняты. Дочку некуда девать. А таскать с собой ребенка в этой мрачной суете…

– Конечно, – поспешила заверить я. – Конечно, я возьму её на столько, на сколько нужно

– Спасибо. Я привезу ее к тебе завтра.

– А твоя бывшая не будет против?

– Не будет. Да у нее тоже выбора особо нет. Да, Хейз, еще кое-что… – он сделал многозначительную паузу, потом продолжил, – ты не передумала насчет магазина Эвлинн? Идея все еще актуальна для тебя?

– Не передумала. Но ведь не время сейчас…

– Самое время. Эвлинн просила передать тебе кое-какие бумаги для ознакомления и комплект ключей. Их я тоже завтра завезу, – сообщил Брайан. – Если не передумала, то готовься приниматься за бизнес. Но предупреждаю – там все очень невесело.

– Я готова попытаться, – тихо, но твердо ответила я.

Глава 35

Глава 35

Я непозволительно долго пребывала где-то за пределами реального мира, занятая только собой и Кейраном, одурманенная волшебством, которое творилось между нами. Я перестала замечать, что все остальное отодвинулось далеко на второй план. Пришло время спускаться с небес или возвращаться из волшебной страны после сказочно прекрасных каникул в действительность, где уже заждались выстроившиеся в очередь, проблемы, загадки и незаконченные дела.

На пороге дома меня застал еще один звонок. От Патриции.

Мы давно не общались, и я стала реже вспоминать о подруге, отвыкать от нее. В какой-то момент между нами возникло непонимание, отчужденность, явно обозначились границы. Вместо того чтобы пытаться что-то выяснить, подтвердить или опровергнуть, ставя некую точку, я предпочла выдерживать паузу столько, сколько будет возможно.

Затянувшееся молчание прервала Пэтти.

– Ты меня не забыла еще? – невесело поинтересовалась подруга.

– Пэтти. Я по тебе скучала. Мне грустно, что нас так растащило в разные стороны. Я этого не хотела, – проговорила я, чувствуя во рту привкус сожаления, солоновато-горький, как невыплаканные слезы. – Как ты?

– Я? Со мной все в порядке. Живу, работаю. Колин больше не школьный учитель физкультуры, теперь он персональный тренер в частном спортивном клубе, – Пэтти говорила натянуто, хоть и пыталась это скрыть за бодрой интонацией. – Мы с семейным бюджетом определенно очень рады решению моего мужа. А как дела у тебя? И у… Брайана?

Мне показалось – голос подруги чуть дрогнул затаенным волнением в ожидании того, что я могла сказать.

– У меня все нормально. Понемногу обживаюсь на новом месте. Брай, насколько мне известно, тоже в порядке.

Молчанием Патриция дала понять, что ждет продолжения. И я добавила:

– То есть с самим Брайаном все хорошо, но у его родни случилось несчастье, и он сейчас все время посвящает им.

Я не стала заходить в дом. Оставила дверь приоткрытой, а сама присела на верхней ступеньке крыльца. Рядом поставила сумку, с лежащими в ней газетами, купленными для Джека Уолша и тетрадью мамы Кейрана. Сумка раскрылась, уголок тетрадки выглянул наружу, притягивая мой взгляд. Я прижимала телефон к уху, и в ожидании ответа Патриции, поглядывала на тетрадь.

– Ох, а я ничего не знаю… – печально отозвалась подруга. – Вы притихли оба. Не звоните… Я тоже, конечно, хороша, – вздохнула она. – Надулась, накрутила всякого.

– Зря крутила. Мне тебя очень не хватало.

– Мне тебя тоже. Вас обоих.

Мы снова примолкли, прислушиваясь – не таится ли за произнесенными словами то, что может стать снова помехой для нашей дружбы.

– Хейз, у нас никогда не было таких долгих перерывов в общении, – продолжила Пэтти капризно, словно жалуясь, – даже, когда ты жила в Столице. Мы постоянно созванивались, делились новостями, сплетнями. Просто болтали обо всем на свете. И делали это часто, не успевая соскучиться. Мы не сомневались друг в друге, нуждались в общении, нам было легко и просто. А теперь что? Стали старше и глупее? Вреднее?

– Может, просто что-то само собой меняется? – осторожно заметила я. – И мы, конечно, меняемся.

– Возможно, – вздохнула подруга. – Но не могу сказать, что такие перемены мне по душе.

– И мне тоже, Пэтти.

Это правда, но лишь отчасти. В моей жизни как раз происходили существенные изменения, когда в нее вошел Кейран. Прежде я чувствовала себя одинокой, но на самом деле была свободна. И опустошена. Кей занял место, предназначенное только ему, заполнив пустоту, став всем для меня. И сейчас только в нем я нуждалась больше всего, по нему скучала, с ним хотела делиться всем, говорить обо всем.

Я упивалась дарованным мне счастьем, но помнила, что за каждым приобретением стоит потеря и далеко не всегда равноценная. Я знала, хоть и гнала эту мысль, что за тот невозможный восторг, за ту благодать, что принесло мне знакомство с Кейраном, обязательно будет востребована цена. Может быть, счет уже выписан, а я еще об этом не знаю.

И по силам ли мне будет уплатить эту цену?

Прошлое ушло, будущего я не знала, настоящему была благодарна, живя текущей минутой. Хожу, дышу, говорю, строю планы. И, наверное, из тех высших сфер, где творятся наши судьбы, выгляжу такой… насекомоподобной, такой смехотворно уязвимой перед сложившимися обстоятельствами. И смиренно жду, что скоро мне под дверь подсунут неоплаченный счет.

– Что-то приходит, что-то уходит, – глубокомысленно изрекла Патриция. Вообще-то, житейская, созерцательная философия никогда не была свойственна моей подруге. Её конек – решительные действия и приземленные, прямолинейные, на грани бестактности умозаключения. А тут…

– Но есть вещи, которые я ценю и не хочу с ними расставаться. Дружба с тобой и Байаном, например, – продолжила она.

Я говорила с близкой подругой, с которой так давно не общалась, но в мыслях то и дело меня относило в сторону, словно давая понять, что мои отношения с Пэтти как раз и перешли в разряд тех самых неизбежных перемен. Они утратили свое прежнее значение, уступив место чему-то другому. И это только подтверждало, что ничего неизменного нет и быть не может. Ничего.

– Хейз, может, мы увидимся на днях? Как у тебя со свободным временем?

– Пока свободное время есть, но скоро собираюсь выйти на работу.

– Вот как? Интересно, – оживилась Патриция. – И чем же думаешь заниматься?

– Буду осваивать науку торговли.

– Шутишь?

– Какие тут шутки. Все очень серьезно. Иду работать в магазин. Ну, не магазин – магазинчик. Уютный сувенирный рай.

Далее вполне ожидаемо последовали экспрессивные тирады в духе прежней Пэтти. Она без обиняков высказала свое мнение о том, что совершенно не представляет меня, уныло просиживающую за прилавком в «лавочке, где полтора покупателя и только в туристический сезон».

– Пустая трата времени, Хейз. И, наверняка, грошовое жалование, – подвела итог подруга. – Можно, наверное, попробовать эту авантюру, пока не найдешь что-то более существенное и достойное тебя. Но как вариант чего-то, на чем стоит успокоиться – нет. И еще раз нет!

– Ну… Хочу попробовать себя не только как продавец, – осторожно заметила я, – но и как совладелец. Есть идеи по расширению возможностей скромного бизнеса, рассчитанного на интерес только «полутора туристов».

– Господи! – заверещала Пэтти. – Хочешь сказать, что собираешься туда еще и собственные средства вкладывать?! С ума сошла!

Я прикусила язык от досады. Ведь не собиралась пока никому ничего говорить. Во всяком случае, до тех пор, пока сама не вникну в положение дел и не определюсь с возможными перспективами сомнительно предприятия. И вот, проболталась Пэтти. Из всех, для кого новость могла слететь с моего языка, я каким-то образом избрала именно давнюю подругу с её категоричностью, практическим отсутствием деликатности и терпимости к тому, что не укладывалось в рамки ее представлений.

Пэтти разглагольствовала, пока не растратила запал, не исчерпала доводы, говорящие о напрасной трате времени и денег, приводя доказательства моей недальновидности и неоправданного, неразумного авантюризма. Подозреваю, что затишье это ненадолго и будет длиться только до следующей возможности поднять тему.

Пэтти примолкла, переводя дух. Я же постаралась во время паузы отделить полезность высказанных подругой аргументов от их эмоциональности. И пришла к выводу, что кое к чему стоило прислушаться.

– Слушай, Хейз, – Патриция выпустила пар и заговорила спокойней. – А ты случайно ничего не знаешь о парне, которому продала свою квартиру? И чей дом приобрела, – добавила она, хмыкнув.

– Н-нет… – быстро вырвалось у меня.

Слово выпрыгнуло прежде, чем я осознала, что вру. Ложь и истина за последние четверть часа со всем своим своеволием проявляли себя, ловко отпихивая в сторону намерения быть благоразумной и осторожной, оставаясь при этом, по возможности, искренней.

– А почему ты вдруг спросила? – Я порывисто встала, сошла со ступенек крыльца, словно собираясь куда-то бежать. Но становилась, с тревогой ожидая ответа. Стояла, осматриваясь вокруг, будто впервые видя все изменения вокруг дома, что произошли стараниями Уны.

Участок превратился в пространство, где природа и человеческие усилия достигли полного согласия. Непролазных, диких зарослей больше не было. Вместо них царила облагороженная бережным уходом естественная красота и наблюдалась гармония мирного соседства всего растущего и цветущего на небольшом клочке земли.

Прижимая к уху телефон, я медленно пошла по выложенной природным камнем дорожке, вдоль которой Уна высадила алиссум. Он еще не цвел, но в воздухе улавливались другие ароматы июньского цветения, сочной травяной свежести.

– Почему спрашиваю? – отозвалась Пэтти. – Да тут кое-что про него слышала. Подумала, может, до тебя что-то докатилось.

– Что… докатилось?

– Гуляет сплетня, что у этого парня, ну, Уолша, пропала подруга, – продолжила Пэтти. – Они долго встречались, дело двигалось к свадьбе. Ты ее, вроде бы, даже видела. Нет?

– Видела, – машинально отозвалась я.

– Ну, так вот. Была девушка – и нет. И никаких следов. Родители её заявили в полицию. Сейчас опрашивают друзей, знакомых, коллег по работе. Кстати, она работала вместе со своим красавчиком-фотографом, у них еще и творческий тандем был, – Патриция чуть понизила голос, чем усилила сходство произносимых слов со сплетней. – Говорят, он как-то причастен к ее исчезновению.

– Кто говорит? – вырвалось у меня.

– Я не упоминала, что мой кузен знает Кейрана Уолша, когда сосватала его тебе в качестве покупателя квартирки? – спросила Патриция. – Они пересекались по вопросам рекламы, или вроде того.

– Что-то такое припоминаю, – машинально отозвалась я.

– Вот в тусовке их общих знакомых и бродят эти сплетни, – продолжила Пэтти. – А ты, значит, ничего такого не слышала?

Я забрела за дом и остановилась под большими окнами гостиной. Через чистые стекла видна вся светлая комната. Я смотрела со стороны на то, как теперь живу. Видела себя, сидящую рядом с Кейраном на старом бабушкином диване. В камине горел огонь, согревая и освещая комнату, делая её убежищем для нас.

И что-то ждало снаружи…

– Хе-еейз, – услышала я голос Патриции. – Куда ты пропала?

– Здесь я. Связь барахлит.

– Я спросила, не слышала ли ты что-нибудь о фотографе?

Я могла ответить. Я хотела ответить. Прорычала бы что-нибудь гневное, коря подругу за то, что она с такой небрежностью, так запросто, мимоходом разносит семена городских сплетен, но я только произнесла бесцветно и отчужденно:

– Я ничего не слышала.

– Ну, и ладно, это я так упомянула, – Пэтти, казалось, уже утратила интерес к этой теме.

Я неторопливо обходила дом, разглядывая его. Замечала особенность каждого камня, которым облицованы стены, неровности и выщербленности на ставнях с облупившейся краской и уникальными коваными навесами. И сказочно красивый, резной деревянный конек на соломенной крыше. Все детали созданы по отдельности, но соединены вместе с какой-то целью. И на первый взгляд, эта цель была очевидна – постройка и украшение жилища. Но теперь я была почти уверена, что и в дизайне дома, как и во всем прочем, изначально заложено нечто, что являлось бы конкретным ответом на вопрос «Почему так, а не иначе?»

И имеет ли это отношение к импульсу, что заставил меня купить этот дом? Пока очевидным было лишь одно – решение моё было выстроено на сомнительных совпадениях, аналогиях, попытках увидеть смысл там, где его могло попросту и не быть. Но я, пожалуй, теперь готова дать себе шанс и попытаться поискать ответы. Если, конечно, способна узнать и принять вещи, в существование которых предпочла бы не вникать.

Я снова ушла в свои мысли и толком не вслушивалась в то, что продолжала говорить Патриция. Отвечала чисто автоматически, мечтая о тишине, которую позволительно нарушать лишь одному голосу – голосу Кейрана.

И все же, поговорив с подругой, я испытала чувство, словно только что сама собой решилась какая-то проблема. Мы тепло распрощались, и я вернулась к передней двери.

Небрежно подхватив сумку, лежащую на крыльце, вошла в дом и закрыла дверь. Остановилась, глядя, как в коридоре перекрещивались потоки рассеянного света, льющегося их дверных проемов кухни и гостиной.

Мне нравилось возвращаться в погруженный в тишину дом, вдыхать знакомые запахи, дарующие ощущение обжитости и покоя. Мне нравилось, что я уже считала дом своим. В старых стенах разворачивалась новая история, моя и Кейрана. Коттедж принял нас, ожил вместе с нами, на самом деле стал убежищем. И теперь наблюдал, не спеша делиться тайнами, словно ждал подходящего момента.

Мысль о «тайнах» вызвала уныние, и я поплелась в гостиную, волоча за собой сумку, которая вдруг стала неподъемной, будто набитой булыжниками. Уселась на диван, откинула голову на спинку и уставилась в потолок. В руке сжимала телефон, ожидая, что вот-вот противный прибор оживет.

«Ну же, Кей… Позвони мне. Поговори со мной. Дай услышать твой голос. Спокойный, низкий, ласкающий, как темный бархат. Голос, от которого замирает дыхание и забываются все печали. Голос, которому я верю».

День клонился к закату, но Кейран так ни разу и не позвонил сегодня. Это уже не только тревожило, это пугало. Я снова позвонила сама и опять, как и утром, попала на голосовую почту. Чуть задыхаясь от волнения, оставила торопливое сообщение: «Как ты? Я волнуюсь. Позвони, когда освободишься». Сухие, краткие слова прозвучали в тишине комнаты. Сообщение ушло, будто провалилось в черную дыру, и снова меня окружило плотное безмолвие.

Чтобы хоть как-то отвлечься, я вытащила из сумки тетрадь и раскрыла её. Пролистнула несколько пожелтевших, с потрепанными уголками страниц, ни на чем не останавливаясь, не вчитываясь, просто пробегая взглядом. Тетрадь заполнена не только записями, но и рисунками. Некоторые изображены тщательно, какие-то нанесены схематичными набросками. Почерк заметок, без сомнения, принадлежал одному человеку, но тоже менялся – от беглого, небрежного до почти каллиграфически идеального.

Я вернулась к первой странице и начала читать. Очень скоро стало понятно, что передо мной не девичий дневник, не записная книжка, и даже не сборник интересных тезисов.

«Рожденный в истинном союзе душ и тел да избежит проклятия удел».

Эта самая первая запись, и она повторялась почти на каждой странице то сверху, то внизу, то сбоку, словно какая-то мантра или заклинание.

Я читала не связанные между собой цитаты, и пока очевидным казалось лишь одно – эти записи делала странная молодая женщина, находившаяся в состоянии внутреннего смятения и поиске неизвестно чего. Создавалось впечатление, что она пыталась собрать какие-то обрывочные сведения, хаотично записывая выдержки из самых разных источников на непонятно чем и для чего заинтересовавшие ее темы.

Реинкарнация, Друиды и их «всемогущая магия», гейсы, мифология, народные легенды и лирические строки неизвестных авторов. Мешанина, которую мне сейчас никак не осилить. Мой разум сопротивлялся, отказываясь воспринимать информацию, которая и информацией-то не была.

Я шумно выдохнула, сдаваясь, отложила тетрадь и направилась на кухню. Опомнившись, взяла телефон, а, подумав еще мгновение, прихватила и тетрадь.

На кухне поставила кипятиться чайник и занялась ужином. Пока запекался лосось и варилось пюре, я присела за стол и неторопливо пила чай. Мысли в голове играли в чехарду. Я чувствовала себя, как перед экзаменом, когда до испытания остается совсем мало времени, а предмет не выучен и челюсти сводит от осознания необходимости шпиговать голову неугодными сведениями.

Взгляд мой метался по полупустому помещению, то и дело возвращаясь к двум предметам – к тетради и лежащему поверх нее телефону. Один молчал, вторая будто нарочно рвалась «говорить». Оба испытывали мое терпение, бросали вызов.

Поняв, что только что размышляла о двух неодушевленных предметах, как о наделенных волей и разумом, я нервозно фыркнула, вскочила со стула и бегом направилась в гостиную.

Повинуясь не вполне осознанному порыву, вытащила из сумки газеты, купленные для Джека Уолша. Скомкала одну и положила ее в холодный камин, который за все время моего пребывания в этом доме разжигался лишь однажды, когда Брайан тогда проверял его работоспособность. Стоящая рядом на полу большая корзина была полна сухих поленьев.

Разжигать камин в июне не было никакой необходимости, но мне вдруг так захотелось увидеть горящий в очаге огонь, услышать тихое потрескивание дров. Почувствовать себя в тепле, уюте и безопасности. И это больше, чем просто внезапное желание, это необходимость.

Я разжигала камин для себя, но в первую очередь для Кейрана, будто надеялась «приманить» его на пламя. Не как мотылька, вовсе нет. Как усталого путника, сбившегося с пути.

Вскоре огонь ровно и жарко пылал, бросая на стены и пол теплые отсветы. Было еще совсем не поздно, но из-за того, что день сегодня пасмурный, казалось, что уже наступили ранние сумерки.

От камина шел ровный жар, более всего уместный морозным зимним вечером. Я подошла к окну и приоткрыла створку, впуская свежую прохладу раннего июньского вечера. На полу возле окна стоял купленный мной недавно цветок, называемый еще чугунным растением. Проникавший в окно ветерок слегка шевелил широкие, поднятые вверх листья. Керамический горшок все так же был обмотан рождественской гирляндой, иногда выполняя функцию импровизированного ночника.

Ночь, когда он светил впервые, была одной из самых волшебных…

Я вернулась на кухню, разобралась с ужином, оставив готовое блюдо в духовке. Налила себе еще чаю и, забрав телефон и тетрадь, отправилась снова в гостиную. Пошевелив в очаге поленья, уселась на пол. Стараясь не смотреть на молчавший телефон, собралась с духом и приступила к чтению.

Я блуждала взглядом по строкам, буквально заставляя себя вникать в каждое слово. Больше всего здесь было дословных, кратких цитат, надерганных из разных источников на тему эзотерики, мифологии, символики и даже религии. Среди них изредка попадались невнятно сформулированные выводы, походившие больше на отрывки из неуклюже написанного школьного изложения.

Помимо заметок, в которых затрагивалась теория реинкарнации у кельтов, на страницах тетради попадались записи, в которых упоминалось бессмертие души, искупление, борьба с судьбой, предопределенностью. Некоторые цитаты звучали слишком туманно, означая… Я не знаю, что они означали, потому что никогда не интересовалась ничем подобным.

Читая, я пыталась представлять юную девушку, в голове которой творилось нечто, навсегда оставшееся тайной для всех. Что-то заставило ее начать делать все эти записи и поступать так, как она поступала. И в итоге привело к тому, что она решила свою судьбу самым печальным и трагическим способом. А, кстати, когда она начала вести эту тетрадь? Не думаю, что это многое бы прояснило, но все же.

Маму Кейрана занесло невесть куда, заставляя проявлять интерес к подобным темам, и причина интереса стала казаться мне куда важнее, чем смысл самих записей.

Тетрадь заполняли цитаты о возможности перерождения, о любви и верности, упоминания истории Диармайда и Грайне и поэтические строки, похожие на отрывки из древних песен, баллад или сказаний. К чему все эти друиды, заклятия, боги и прочие существа кельтского пантеона, значение растений, символов и узоров, чтение знаков? Для чего это читаю?

«Есть люди-растения и люди-животные. Голодный одинокий волк найдет свою лозу, которая оплетется вокруг него, накормит и укроет от всех бед земных и запредельных».

У меня начала болеть и кружиться голова. Я злилась на Джека Уолша, подсунувшего мне записки своей неуравновешенной дочери, державшей своего крошечного сына взаперти и покончившей с собой. Стостраничная тетрадь, наполненная сумбурными записями, вызывала раздражение, испытывала мое терпение.

То и дело прерывая чтение, я сидела, глядя на огонь, и черпая в созерцании спокойствие и равновесие, но потом упрямо возвращалась к призывно раскрытой тетради. И так до тех пор, пока не натолкнулась на рисунок, изображавший хорошо знакомый мне орнамент.

Набросок повторялся на разных страницах, перемежаясь записями, постепенно превращаясь из схематичного в ту законченную, гармоничную и изящную версию, что я наблюдала на амулете, навесах и стенах дома. Стилизованные дубовые листочки и тонкие веточки вереска, узлы и петли – все искусно соединено и переплетено.