Текст книги "Большая охота на акул "

Автор книги: Хантер С. Томпсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 54 страниц)

Но эта маниакальная идея быстро развеялась. Нет смысла засаживать безобидного мальчишку в тюрьму, а кроме того, у меня были свои виды на эту машину. Я предвкушал, как блесну монстром в Лас-Вегасе. Может, еще погоняю за лидером по Бульвару, заторможу у большого светофора перед «Фламинго» и начину орать на проезжающие машины:

– Ну вы, нытики, цыплячий кал! Мальчики-одуванчики! Когда дадут хренов зеленый, я врублю на полную и всех вас, трусливых подонков, сдует с дороги!

Вот так! Бросить вызов ублюдкам на их же собственной территории. С визгом тормозов стопорнуть у перехода, чтоб машину подергивало и заносило, в одной руке у тебя бутылка рома, а другой жмешь на гудок, заглушая музыку. Взгляд стеклянный, зрачки сужены в черную точку, а на глазах жлобские черные очечки в золотой оправе… пьян в хлам, несет от тебя эфиром и клиническим психозом. Движок вздрючил до жуткого, пронзительного с дребезгом скулежа, и ждешь, когда загорится зеленый…

Как часто предоставляется такой шанс? Встряхнуть ублюдков до самого костного мозга. Старые слоны хромают умирать на холмы; старые американцы встают на трассу и укатываются до смерти на огромных тачках.

* * *

Но наше путешествие было иным. Оно было классическим подтверждением всего правильного, порядочного и истинного, что есть в национальном характере. Это был грубый физиологичный салют фантастическим возможностям жизни в этой стране – но только для тех, у кого истинной выдержки хватит. А у нас такого добра навалом.

Несмотря на свою расовую неполноценность, мой адвокат концепцию понял, а вот до нашего автостопщика достучаться было непросто. Он твердил, мол, врубается, но по его глазам я бы сказал, что он лжет.

Неожиданно машину занесло к обочине, и мы плавно съехали на гравий. Меня швырнуло на приборную доску. Адвокат обмяк на руле.

– Что случилось? – завопил я. – Нам нельзя останавливаться. Это край летучих мышей!

– Сердце, – простонал он. – Где лекарство?

– Ох, – сказал я. – Лекарство, да оно прямо тут.

И полез в саквояж за амилом. Мальчишка, казалось, окаменел.

– Не дрейфь, – утешил его я. – У этого человека больное сердце, angina pectoris* . Но у нас есть от этого средство. Ага, вот и оно…

* стенокардия – (лат.).

Я вытащил четыре ампулы амила из жестяной коробочки и две протянул адвокату. Тот немедленно разломил одну у себя под носом и втянул пары, я последовал его примеру. Протяжно шмыгнув носом, мой адвокат откинулся на спинку сиденья, уставившись прямо в горнило солнца.

– Прибавь-ка гребаной музыки! – вдруг заорал он. – У меня сердце, как аллигатор! Громкость! Частоты! Басы! Нам нужны басы!

Он молотил руками воздух, метя в небо.

– Да что с нами такое? Мы что, два синих чулка? Я вывернул радио и магнитофон до отказа.

– А ты золотушный продажный юрист! – парировал я. – И вообще, думай, что несешь! Как-никак с доктором журналистики разговариваешь!

Он зашелся смехом.

– Какого хрена мы забыли здесь, в пустыне? – кричал он. – Кто-нибудь, вызовите полицию! Нам нужна помощь!

– Не обращай внимания на эту свинью, – сказал я нашему стопщику. – У него аллергия на лекарство. На самом деле мы оба – доктора журналистики и направляемся в Лас-Вегас, чтобы освещать главное событие нашего поколения.

И тут я заржал сам…

Мой адвокат вывернулся посмотреть на стопщика.

– Правда в том, – сказал он, – что мы направляемся в Вегас пришить наркобарона по кличке Дикарь Генри. Я знаю его много лет, но он нас кинул. А ты понимаешь, что это значит, да?

Я было хотел заткнуть ему пасть, но мы оба зашлись хохотом. Какого черта мы торчим в этой пустыне, когда у нас обоих больное сердце!

– Дикарь Генри зарвался! – рычал мой адвокат бедолаге на заднем сиденье. – Мы вырвем ему легкие!

– И съедим! – неожиданно вырвалось у меня. – Этот мерзавец так просто не отделается! Куда катится эта страна, если какому-то жополизу сойдет с рук, что он наколол доктора журналистики?

Ответа не последовало. Мой адвокат разломил еще ампулу, а мальчишка, спеша убраться с заднего сиденья, в панике перемахнул через багажник.

– Спасибо, что подвезли, – крикнул он через плечо. – Спасибо большое. Вы мне правда нравитесь, парни. За меня не беспокойтесь.

Едва ощутив под ногами асфальт, он ломанул в сторону Бейкера. Один посреди пустыни, вокруг ни деревца.

– Эй, подожди! – заорал я вдогонку. – Вернись и возьми пива. Но, очевидно, парень меня не услышал. Музыка играла на полную, а он мчался так, что пятки сверкали.

* * *

– Скатертью дорога, – заметил мой адвокат. – Нам попался настоящий псих. Заставил меня понервничать. Ты видел его глаза? – Он все еще смеялся. – Господи, а лекарство-то ништяк!

Я вышел из машины и, пошатываясь, доковылял до водительской дверцы.

– Двигайся, я поведу. Нам надо выбраться из Калифорнии, пока мальчишка не нашел копов.

– Ха, да ему несколько часов понадобится, – возразил мой адвокат. – До любой цивилизации миль сто.

– И нам тоже, – возразил я.

– Давай развернемся и поедем назад в Поло-Лондж. Там нас искать не будут.

Это замечание я пропустил мимо ушей.

– Открывай текилу! – крикнул я, когда в ушах у меня снова завыл ветер. Я дал по газам, и мы вылетели на автостраду. Через пару минут мой адвокат склонился над картой.

– Прямо по курсу местечко под названием Мескаль-Спрингс, – сказал он. – Как твой адвокат, советую тебе искупаться.

Я замотал головой.

– Нам абсолютно необходимо попасть в отель «Минт» до окончания регистрации. Иначе самим придется платить за номер-люкс.

Мой адвокат закивал.

– Только давай забудем про хрень с Американской мечтой, – попросил он, роясь в саквояже. – Великая самоанская мечта – вот что важно. Полагаю, настало время пожевать промокашку. Этот дешевый мескалин давно уже выветрился, и не знаю, сколько еще смогу выносить запах этого чертова эфира.

– А мне нравится, – возразил я. – Надо намочить этой дрянью полотенце и положить его на пол у педали газа, чтобы пары всю дорогу до Лас-Вегаса мне в нос били.

Он перевернул кассету. Радио вопило: «Власть Народу – прямо сейчас», политический шлягер Джона Леннона, опоздавший лет эдак на десять.

– Бедолага сунулся не в свое дело, – заметил мой адвокат. – Берясь за серьезное, эта шпана только путается под ногами.

– Кстати, о серьезном. По-моему, пришло время заняться эфиром и кокаином.

– Забудь про эфир, – сказал он. – Давай заначим, чтобы пропитать им ковер в гостиничном номере. Но вот, на… Твоя половинка солнечной промокашки. Просто разжуй как жвачку.

Я взял промокашку и съел. Адвокат неуклюже возился с солонкой, в которой был кокс. Открыл ее. Рассыпал. Матерясь, стал хвататься руками за воздух, когда нашу тонкую белую пыль взметнуло и разнесло по трассе через пустыню. Над «Большой красной акулой» взметнулся дорогостоящий смерчик.

– Господи ты Боже! – взвыл он. – Только посмотри, как нас Бог наказал!

– Это нас не Бог наказал, – взревел я. – Это нас ты наказал. Ты же просто наркокоп какой-то! Я с самого начала тебя раскусил, свинья ты легавая!

– Выбирай выражения, – обиделся он. И внезапно ткнул мне в нос толстым черным «Магнумом 357». Эдаким курносым кольтом «Питон» с конусным барабаном. – Здесь стервятников туча. Они еще до рассвета тебя обглодают.

– Ах ты, сволочь! Вот погоди, доберемся до Вегаса, я из тебя отбивную сделаю. Как по-твоему, что с нами сделает наркокартель, когда я нарисуюсь с наркоагентом-самоанцем?

– Замочит нас обоих. Дикарь Генри меня знает. И вообще, я же твой адвокат. – Тут он дико расхохотался. – Ты же наглухо обкислочен, идиот. Просто чудо будет, если мы сумеем добраться до отеля и зарегистрироваться, прежде чем ты в дикую тварь превратишься. Ты к такому готов? Зарегистрироваться в отеле Вегаса под фальшивым именем с намерением совершить крупное мошенничество и с головой, наглухо забитой кислотой? – он снова заржал, потом зажал ноздрю и потянулся к солонке, нацеливаясь тонкой зеленой трубочкой из двадцатибаксовой купюры прямо в остатки порошка.

– Сколько у нас времени в запасе? – спросил я.

– Может, полчаса, – ответил он. – Как твой адвокат, советую гнать со всей дури.

До Лас-Вегаса было всего ничего. Сквозь синеватую дымку пустыни проступали очертания отелей-небоскребов: главный ориентир – «Сахара», затем «Американа» и угрюмый «Тандерберд» – скопище серых прямоугольников вставало вдалеке из кактусов.

Полчаса. Укладываемся впритык. Нашей целью была здоровенная башня отеля «Минт» в самом центре. И если не доберемся туда, пока держим себя в руках, то подальше* к северу, в Карсон-сити, есть еще тюрьма штата Невада. Один раз я там уже побывал, но исключительно взять интервью у заключенных, и возвращаться туда мне не хотелось бы ни под каким видом. А значит, выбора не было: вызов брошен, и плевать на кислоту. Продраться через бюрократическую ахинею, загнать машину в гараж отеля, охмурить администратора, пообщаться с коридорным, расписаться за пропуска для прессы, – и все это липа, махровая нелегальщина, мошенничество чистой воды, но, разумеется, крайне необходимые.

«УБЕЙ ТЕЛО, И УМРЕТ ГОЛОВА»

Эта строчка по непонятной причине появилась в моей записной книжке. Может, в связи с Джо Фрэзером? Интересно, а он вообще жив? Говорить-то способен? Я видел тот бой в Сиэтле – в жуткой давке за четыре места от губернатора, если брать вниз по рядам. Как ни крути, болезненное переживание, истинный конец шестидесятых: Тим Лири в плену у Элдриджа Кливера в Алжире, Боб Дилан стрижет купоны в Гринвич-Виллидж, оба Кеннеди убиты мутантами, Оусли складывает салфетки на Терминал-Айленде и, наконец, невероятно, но факт – Мухаммеда Али сбросил с пьедестала гамбургер в обличие человека, мужик на пороге смерти. Подобно Никсону, Джо Фрэзер победил наконец по причинам, которые люди вроде меня отказываются понимать – во всяком случае, вслух.

Но то была совсем другая эпоха, выгоревшая и бесконечно далекая от похабной реальности мерзкого года от рождества Господа нашего Иисуса Христа, 1971-го. Многое изменилось за эти годы. И сейчас я ехал в Лас-Вегас как редактор раздела мотоспорта симпатичного глянцевого журнальчика, заславшего меня туда на «Большой красной акуле» по причинам, которые никто не удосужился объяснить.

– Просто посмотри, как там и что, – сказали мне, – а дальше уже наше дело…

Конечно. Посмотреть как там и что. Но когда мы прибыли в отель «Минт», мой адвокат оказался не способен ловко справиться с процедурой регистрации. Нам пришлось стоять в очереди со всеми остальными: учитывая наши обстоятельства, задача сверхсложная. Я все твердил себе: «Спокойно, не шуми, ничего не говори… Отвечай, только когда тебя спрашивают: имя, должность, от какого издания. Ничего лишнего, игнорируй страшную дурь в башке, делай вид, что ничего такого не происходит…»

Нет слов, чтобы описать ужас, охвативший меня, когда я наконец прорвался к портье и начал невнятно бормотать. Все мои отрепетированные фразы развеялись под каменным взглядом тетки за стойкой.

– Привет, – начал я. – Меня зовут, хм-м… А, Рауль Дьюк… Да, конечно, в списке. Бесплатный завтрак, предельная мудрость, полное освещение в печати… почему бы и нет? Со мной мой адвокат, и я, разумеется, понимаю, что его имени в списке нет, но да, мы должны получить люкс, да, на самом деле это мой водитель. Мы с самого бульвара Сансет гнали на «Большой красной акуле», и теперь время десерта, так? Да. Просто проверьте список и сами увидите. Не волнуйтесь. Какие тут счеты? Что дальше?

Тетка и глазом не моргнула.

– Ваш номер еще не готов, – сказала она. – Но вас искали.

– Нет! – возопил я. – За что? Мы еще ничего не успели натворить!

Ноги у меня стали как резиновые. Ухватившись за стойку, я практически на ней повис. Тетка протягивала мне конверт, но я отказывался его брать. Лицо у нее трансформировалось на глазах: распухало, пульсировало… Выпятились жуткие зеленые челюсти и клыки. Мурена! Смертельно ядовитый угорь! Отпрянув, я врезался в моего адвоката, который крепко схватил меня за руку и взял протянутый конверт.

– Я разберусь, – пообещал он женщине-мурене. – У этого человека больное сердце, но у меня хватает лекарств.

Я доктор Гонзо. Немедленно приготовьте нам номер. Мы будем в баре.

Женщина пожала плечами, а он повел меня прочь. В городе, полном отъявленных психов, кислотного торчка никто даже и не заметит.

Протолкавшись через переполненный вестибюль, мы нашли свободные табуреты у стойки бара. Мой адвокат заказал два коктейля с пивом и мескалем, а после вскрыл конверт.

– Кто такой Ласерда? – спросил он. – Он ждет нас в номере на двенадцатом этаже.

Я никак не мог припомнить. Ласерда? Что-то знакомое, вот если бы только сосредоточиться… Вокруг творились жуткие вещи. Рядом со мной сидела громадная рептилия и глодала женскую шею, ковер превратился в кровавую губку – только ступи, и провалишься.

– Закажи туфли для гольфа, – зашептал я. – Иначе нам отсюда живыми не выбраться. Ты заметил, что ящерицы без труда снуют по этому болоту? А все потому, что у них на лапах когти.

– Ящерицы? – переспросил он. – Если ты полагаешь, что мы влипли, то ли еще будет в лифте.

Мой адвокат снял темные очки, и я увидел, что он плачет.

– Я только что ходил повидаться с этим Ласердой, – сообщил он. – Я сказал ему, мы знаем, что он замышляет. А он твердил, дескать, он фотограф, но когда я помянул Дикаря Генри… Вот тут я его прищучил, он психанул. Я это по его глазам видел. Он понял, что мы по его душу.

– А он врубился, что у нас есть «магнумы»?

– Нет. Но я сказал, что у нас была «Черная тень». Он обделался от страха.

– Хорошо, – сказал я. – А как там наш номер? И туфли для гольфа? Мы же прямо посреди долбаного террариума! И ведь кто-то чертовым тварям наливает! Еще немного, и они порвут нас в клочья. Господи, да ты погляди на пол! Ты когда-нибудь видел столько крови? Скольких они уже прикончили? – Я ткнул пальцем в группу, которая, похоже, на нас глазела. – Срань господня, да ты только на них посмотри! Они нас засекли!

– Это столик для прессы, – отозвался мой адвокат. – Именно там ты должен удостоверить наши личности и расписаться. Ладно, давай кончать с этим дерьмом. Ты займешься ими, а я решаю вопрос с номером.

Красотка с задней калиткой… Наконец-то немного серьезных гонок на Бульваре…

Около полуночи мой адвокат захотел кофе. Когда мы выехали на Бульвар, он начал регулярно блевать и основательно загадил правое крыло «кадиллака». Мы валандались на светофоре у «Серебряного башмачка» возле большого синего «форда» с оклахомскими номерами и двумя кабаньего вида парами внутри: наверное, копы из Маскоги, воспользовавшиеся конференцией по борьбе с наркотиками, чтобы выгулять своих жен в Лас-Вегасе. Они выглядели так, как будто поимели «Цезарь палас» на тридцать три доллара, играя в блэк-джек, и сейчас направлялись в «Цирк-Цирк» их проматывать…

…и вдруг в двух шагах от себя обнаружили заблеванный белый «кадиллак» с откидным верхом и трехсотфунтовым самоанцем в желтой футболке-сетке, который орал:

– Эй, вы там! Ребята, хотите купить немного героина? Молчание. Никакой ответной реакции. Их предупреждали о подобной ерунде: просто не обращайте внимания.

– Эй вы, мудилы! – визжал мой адвокат. – Я же серьезно, вашу мать! Я хочу продать вам немного охрененного чистого герыча!

Он высунулся из машины и кричал прямо у них под носом. Но никто по-прежнему не отвечал. Мельком глянув на них, я увидел четыре американские рожи средних лет, похолодевшие от шока и упорно смотревшие прямо перед собой.

Мы находились на средней полосе. Резко свернуть налево – нарушение правил. Когда загорится зеленый, придется ехать прямо, а после скрыться на следующем же перекрестке. Я ждал, нервно нащупывая ногой педаль газа.

Мой адвокат совсем распоясался.

– Дешевый героин! Это настоящий продукт! Вы не подсядете! Вашу мать, я знаю, что продаю!

Он замолотил по крылу машины, чтобы привлечь их внимание, но они не хотели с нами связываться.

– Вы что, ребята, никогда раньше не говорили с ветераном? – измывался адвокат. – Я только что вернулся из Вьетнама. Это герыч, ребята! Чистый герыч!

Вдруг загорелся зеленый свет, и «форд» рванул вперед, как ракета. Я тоже поддал газу и ярдов двести шел бок о бок с ними, наблюдая за копами в зеркальце, а мой адвокат продолжал вопить:

– Стрелять! Трахать! Нюхнуть! Кровь! Героин! Насиловать! Дешевый! Коммунист! Всадить тебе в зенки!

Мы на полной скорости приближались к «Цирк-Цирк», и оклахомская машина резко сдала влево, пытаясь прорваться к повороту. Я слегка осадил «кадиллак» и тоже стал мигать, мол, поворачиваю, и несколько секунд мы шли бок о бок. Парень за рулем «форда» боялся меня ударить, в его глазах застыл ужас.

Парень на заднем сиденье потерял над собой контроль и, перегнувшись через свою жену, завопил:

– Грязные ублюдки! Только остановитесь, и я вас убью! Да будьте вы прокляты! Выродки!

Казалось, он, одурев от ярости, готов прыгнуть из окна прямо в нашу тачку. По счастью, «форд» у них был двудверный. Он не мог выбраться.

Приближался следующий светофор, а «форд» все еще пытался проскочить влево. Мы оба шли на полной. Оглянувшись через плечо, я увидел, что остальные машины сильно отстали и справа свободно. Так что я резко тормознул, от чего мой адвокат завалился на приборную доску, и едва «форд» вырвался вперед, проскочил за его хвостом в переулок. Резкий правый поворот через три полосы – зато сработало. «Форд» мы оставили заглохшим на левом полуразвороте, посредине встречной полосы на перекрестке. Если немного повезет, водилу арестуют за нарушение правил уличного движения.

* * *

Мой адвокат все еще смеялся, когда, перейдя на первую передачу и выключив фары, мы блуждали по пыльному лабиринту закоулков неподалеку от «Дезерт инн».

– Господи Иисусе, – сказал он. – Этих «оки» все-таки проняло. Парень на заднем сиденье пытался со мной схлестнуться! Черт, да у него пена изо рта шла. Я бы вырубил придурка слезоточивым газом… уголовный психоз, полный нервный срыв… никогда не угадаешь, когда они взорвутся от злости!

Я резко вывернул в переулок, который как будто выводил из лабиринта, но вместо плавного скольжения, сволочной «кадиллак» едва не перекувырнулся.

– Срань господня! – взвизгнул мой адвокат. – Да включи же долбаные фары!

Он цеплялся за ветровое стекло, внезапно у него снова начался большой проблёв, и ему пришлось высунуться из машины.

Я не желал сбавлять скорость, пока полностью не удостоверюсь, что нас никто не преследует, особенно «форд» из Оклахомы: люди в нем явно опасны, по крайней мере пока не остынут. Стукнут ли они в полицию об этой кошмарной стычке? Скорее всего, нет. Все произошло слишком быстро, свидетелей не было, и велики шансы, что им все равно никто не поверит. Рассказ о том, как два пушера в белом «кадиллаке» с откидным верхом слоняются взад и вперед по Бульвару, стремают и оскорбляют на светофорах абсолютно незнакомых людей, на первый взгляд, покажется абсурдом. Даже Сонни Листон в своем беспределе так далеко не заходил.

Мы еще раз свернули и снова едва не перекувырнулись. «Коп де виль» – далеко не идеальная тачка для сверхскоростных разворотов и поворотов в узких улочках жилых кварталов. Передачи запаздывают, не то что у «красной акулы», которая довольно четко слушалась руля в ситуациях, когда требовался быстрый четырехколесный вираж. Но «кадиллак» в критический момент не парил, как птица, а имел тенденцию пробуксовывать, создавая тошнотворное ощущение «ну здрасте, приехали!».

Сначала я думал, проблема в спущенных шинах, а потому поехал на бензозаправку рядом с «Фламинго», где подкачал их до пятидесяти фунтов каждую, основательно напугав механика, которому пришлось объяснить, что шины у меня «экспериментальные».

Но даже при пятидесяти фунтах повороты давались нам хреново, и спустя несколько часов я вернулся и сказал, что хочу попробовать семьдесят пять. Механик нервно дернулся.

– Только без меня. Вот. – Он протянул мне насос. – Это твои колеса. Ты и делай.

– А что не так? – спросил я. – Думаешь, они семьдесят пять не сдюжат?

Механик кинул и опасливо отошел подальше, когда я начал разбираться с левой стороной.

– Вот именно. Этим шинам надо двадцать восемь спереди и тридцать два сзади. Черт, уже пятьдесят опасно, но семьдесят пять – это безумие. Они лопнут!

Я отрицательно замотал головой, продолжая накачивать переднее левое колесо.

– Я же говорил. Эти шины разработали в лабораториях «Сандоз». Они специальные. Я могу загнать в них до сотни.

– Боже всемогущий! – простонал он. – Только здесь этого не делай.

– Не сегодня, – отозвался я. – Хочу увидеть, как они поворачивают на семидесяти пяти.

– Вы даже до угла не доберетесь, мистер, – хмыкнул механик.

– Посмотрим, – заметил я, переходя с насосом к заднему колесу.

По правде говоря, я нервничал. Резина спереди была натянута похлеще кожи на барабане. Когда я заворачивал колпачки, на ощупь она была, как тиковое дерево. «А какого черта, – думал я. – Ну и что такого, если они лопнут?» Не так часто предоставляется шанс провести фатальные эксперименты с новехоньким «кадиллаком» и четырьмя совершенно новыми, только что с конвейера, колесами за восемьдесят долларов. А вдруг тачка будет поворачивать, как «лотус илэн»? Если нет, мне надо только позвонить в VIP агентство и договориться, чтобы пригнали новую. Может, пригрозить судебным иском, потому что все четыре колеса лопнули, когда я ехал в час пик. Потребовать на следующий раз «эльдорадо», с четырьмя «мишлен икс». И пусть все запишут на счет… а его я переведу на «Сент-Луис Браунз».

Как оказалось, с подкачанными шинами «кадиллак» заработал весьма прилично. При езде чуть трясло, я чувствовал каждый камень, попавший под колесо на автостраде, – словно катишься на роликах по гравиевой дорожке. Тем не менее тачка начала поворачивать очень и очень стильно – напоминало езду на мотоцикле на предельной скорости под проливным дождем: едва оскользнулся и ба-бах! – кубарем летишь за заграждение, выделывая сальто-мортале с головой в руках.

Через полчаса после стычки с «оки» мы остановились у ночной забегаловки на шоссе на Тонопу, на задворках убогого, вонючего и грязного гетто под названием Северный Лас-Вегас. По сути оно было уже за городской чертой. В Северный Вегас попадаешь, только когда в один прекрасный день слишком круто облажался на Бульваре, когда твоему появлению не рады даже в дешевых заведениях вокруг «Казино-Центр».

Это ответ Невады на Восточный Сент-Луис: трущобы, кладбище, последняя остановка перед пожизненной ссылкой в Или или Виннемуку. В Северный Вегас попадаешь, если ты затасканная уличная калоша лет под сорок и люди синдиката на Бульваре решили, что ты уже недостаточно хороша, чтобы обслуживать птиц высокого полета, или если ты сутенер, у которого накрылся кредит в «Песках», или если ты – как это называется в Вегасе – «пропащий». Последнее может значить все, что угодно, от паршивого алкаша до наркомана, но с точки зрения коммерческой приемлемости это означает, что из хороших мест тебя вышибли.

Крупные отели и казино уйму денег тратят на вышибал, чтобы те гарантировали: «нежелательные» даже близко не подойдут к тем, кто играет по-крупному. В таких заведениях, как «Цезарь палас», секьюрити сверхбдительна и сурова.

В любой момент приблизительно треть людей в зале либо «подставные», либо охрана. Откровенно пьяных субъектов и известных карманников выводят незамедлительно: головорезы секьюрити тащат их в стиле агентов спецслужб на стоянку, где читают краткую, бесстрастную лекцию о стоимости услуг дантиста и о трудностях зарабатывания на хлеб с обеими сломанными руками.

«Фешенебельный Вегас» – вероятно, самое закрытое общество к западу от Сицилии, и, по меркам устоявшегося образа жизни этого мирка, неважно, кто главный – Лаки Лучано или Говард Хьюз. Когда Том Джонс может сделать в неделю семьдесят пять тысяч долларов за два вечерних шоу в «Цезаре», без секьюрити не обойтись, и охранников не заботит, кто выписывает им чеки. Как и любая золотая жила, Вегас выпестовал себе собственную армию. Наемное бычье имеет тенденцию быстро скапливаться вокруг столпов денег или власти. А в Вегасе большие деньги синоним Силы, которая их защищает.

То есть если тебя по какой-либо причине занесли в черный список на Бульваре, то лучше либо убраться из города, либо выйти в отставку и откалывать номера, где подешевле, например, в дрянном чистилище Северного Вегаса, среди занудных недоумков, кидал и прочих лузеров. Северный Вегас – место, куда отправляешься, если завязок нет, но герычем затариться надо.

Но если ты ищешь кокаин, держишь наготове несколько купюр и знаешь кодовые слова, то лучше остаться на Бульваре и иметь дело с хорошо осведомленными девками, которых для начала надо подмазать по меньшей мере одной купюрой.

Ну да хватит об этом. Мы в общую картину не вписывались. Нет такой формулы, которая объяснила бы поездку в Северный Вегас на белом «кадиллаке», который забит наркотой, а тебе и пообщаться-то не с кем. Стиль от Филлмор здесь так и не прижился. Такие люди, как Синатра и Дин Мартин, все еще считаются здесь «недосягаемыми». Здешняя «андеграундная газета» – местная «свободная пресса» – осторожный отголосок The People’s World или, может, National Guardian.

За неделю в Вегасе начинаешь думать, что попал в прошлое, что тебя зашвырнуло в конец пятидесятых. Окончательно это понимаешь, когда видишь, кто сюда приезжает: крутые транжиры, скажем, из Денвера и Далласа. А еще делегаты Национального съезда «Элкс-клаб» (ниггерам вход воспрещен) и Общезападного слета добровольных овцеводов. И все они слетают с катушек при виде того, как, раздевшись до трусов, старая калоша отплясывает на взлетной полосе под биг-бит, который выдают за джем «Песни сентября» десяток пятидесятилетних нариков.

* * *

Часа в три ночи мы заехали на стоянку одной забегаловки в Северном Вегасе. Я искал Los Angeles Times (мне хотелось новостей из внешнего мира), но беглого взгляда на газетную стойку хватило, чтобы развеять мои надежды. В Северном Вегасе Times не нужна. Отсутствие новостей – лучшая новость.

– К черту газеты, – сказал мой адвокат. – А вот от кофе я бы сейчас не отказался.

Я согласился, но невзначай свистнул со стойки местную Sun. За вчерашний день, нуда ладно. При мысли войти в кафе без газеты в руках мне становилось не по себе. К тому же в любой газете есть спортивный раздел, можно сосредоточиться на результатах бейсбольных матчей и околофутбольных слухах: «Барт Старр избит хулиганами в „Таверне Чикаго“»; «„Пэкерс “ ищут замену», «Немет ушел из „Джетс“, чтобы стать губернатором Алабамы». И наконец, спекулятивная заметка на странице сорок шесть про новичка-сенсацию по имени Огонь Гаррисон из Грэмблинга: бежит стометровку ровно за девять секунд, вес триста сорок четыре фунта и еще растет.

«Этот Огонь, безусловно, подает надежды, – говорит тренер. – Вчера, после тренировки, он голыми руками разломал автобус дальнего следования, а прошлым вечером нанес серьезные повреждения вагону метро. Он просто находка для цветного телевидения. Я не из тех, кто носится с любимчиками, но если так пойдет дальше, мы дадим ему зеленый свет».

Разумеется. На телевидении всегда дают зеленый свет типам, которые за девять секунд превращают людей в студенистое желе. Но, видимо, эти типы держались подальше от кофейни «Северная звезда». Мы получили забегаловку в полное свое распоряжение, – несомненно, удача, потому что они по пути сюда съели еще по две пилюли мескалина и эффект начал сказываться.

Мой адвокат больше не блевал, его даже не подташнивало. Он заказал кофе с апломбом человека, давно привыкшего к быстрому обслуживанию. Официантка выглядела как постаревшая проститутка, наконец-то нашедшая свое место в жизни. Она определенно здесь правила бал и посмотрела на нас с явным неодобрением, как только мы вальяжно расположились на высоких табуретах у стойки.

Мне это было по барабану. Кофейня «Северная звезда» казалась вполне безопасной гаванью для нашей бури. Есть заведения, входя в которые, сразу понимаешь – будет буча. Детали не имеют значения. Одно ты знаешь наверняка: едва переступил порог, а мозг уже распирает от брутальных флюидов. Произойдет нечто дикое и злое и, судя по всему, затронет и тебя тоже.

Впрочем, в атмосфере «Северной звезды» ничего не настораживало. Официантка была пассивно враждебна, но я уже к этому приспособился. Большая телка. Не толстая, но крупная: длинные мускулистые руки и челюсть забияки. Захватанная карикатура Джейн Рассел: крупная голова с копной темных волос, на лице – шрам ярко-красной губной помадой, грудь необъятных размеров, наверное, впечатляла двадцать лет назад, когда она могла быть Мамочкой при отделении «Ангелов ада» в Берде. А сейчас она вкалывала в поте лица в огромном розовом эластичном лифчике, как бандаж, светившемся сквозь пропотевшую белую трикотажную форму.

Возможно, она была замужем, но об этом даже гадать не хотелось. Тогда мне нужно было от нее лишь одно – чашку черного кофе и гамбургер с маринадом и луком за двадцать центов. Никаких стычек, никакого разговора – просто отдохнуть и перегруппироваться. Мне даже есть не хотелось.

У моего адвоката не было ни газеты, ни чего-то еще, чтобы отвлечься. Поэтому, снедаемый скукой, он сосредоточился на официантке. Она механично принимала наши заказы, как вдруг адвокат насквозь пробил корку ее безразличия, потребовав принести «два стакана воды со льдом».

Он залпом выдул свой и спросил еще один. Я заметил, что официантка напряглась.

«А пошел он», – подумал я и углубился в раздел комиксов.

Через десять минут она принесла гамбургеры, и я увидел, как мой адвокат протянул ей салфетку, на которой было что-то написано. Он сделал это небрежно, с отсутствующим выражением лица. Но флюиды я уловил и понял: мирно тут посидеть не удастся.

– Что там было? – спросил я.

Он отмахнулся, таинственно улыбаясь официантке, стоявшей к нам спиной в десяти шагах у самого конца стойки и размышлявшей над содержанием салфетки. Наконец, она повернулась, сверкая глазами, решительно шагнула к нам и бросила салфетку в моего адвоката.

– Что это? – взвизгнула она.

– Салфетка, – ответил мой адвокат.

На мгновение повисла нехорошая тишина, а затем ее прорвало:

– Не вешай мне лапшу на уши! Я знаю, что это значит! Ты, богом проклятый жирный ублюдок-сутенер!

Мой адвокат поднял салфетку, ознакомился с тем, что он написал, и бросил ее на стойку.

– Это кличка лошади, которая у меня когда-то была, – спокойно сказал он. – Да что на тебя нашло?

– Сукин сын! – заорала она. – Я много всякого дерьма выношу здесь, но не потерплю, черт побери, выходок испашки сутенера!

«Господи, – изумился я. – Что стряслось-то?»