355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Хантер С. Томпсон » Большая охота на акул » Текст книги (страница 1)
Большая охота на акул
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 16:44

Текст книги "Большая охота на акул "


Автор книги: Хантер С. Томпсон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 54 страниц)

Хантер С. Томпсон
Большая охота на акул (The Great Shark Hunt)

ПРЕСС-РЕЛИЗ

Наземный координационный центр

База ВВС Эглин, штат Флорида

Офис информационной службы

Тел. 26111-2622

БАЗА ВВС ЭЛГИН, ФЛОРИДА, 8 ноября. – Старший сержант Мэнмаунтин Деис, стажер полиции ВВС, получил тяжелые ранения, в помещении караульной военной полиции у западных ворот взорвалась винная бутылка. Несколько часов спустя после Цмдента Денс еще говорил бессвязно, но сумел сделать заявление, позволившее следователям предположить, что бутылка была брошена из шедшей на большой скорости машины, которая приблизилась к воротам со стороны демобилизационного центра.

Дальнейшее расследование выявило, что всего за несколько минут до инцидента на пропускном пункте один якобы «фанатичный» летчик получил документы о демобилизации и, по слухам, на большой скорости выехал на машине без глушителя и тормозов в направлении КПП. Немедленно были объявлены поиски Хантера С. Томпсона, некогда редактора спортивной колонки газеты базы с некоторыми «проблемами морали». Известно, что Томпсон временами испытывал непреодолимую тягу к спиртному. Также один больной, недавно поступивший в санаторий базы, дал ему следующую характеристику: «Как раз такой гад на такое способен». По всей очевидности, неуправляемый смутьян Томпсон был сегодня демобилизован, что положило конец одной из самых необычных и бурных карьер в недавней истории ВВС. По словам капитана Маннингтона Терда, который был вчера снят с должности офицера службы безопасности и доставлен в нейропсихологическое отделение госпиталя при базе, Томпсон «никак не поддавался засекречивании» и был «самым противоестественным варваром в рядах ВВС, с каким я когда-либо сталкивался».

«Мне ни за что не понять, как он получил увольнение в запас, продолжил Терд. – Со мной едва удар вчера не случился, когда я услышал, что его демобилизуют с почестями. Это ужасает» Просто ужасает".

После чего Терд начал бредить.

ШТАБ-КВАРТИРА

КОМАНДНЫЙ ЦЕНТР

ИСПЫТАТЕЛЬНОГО АЭРОДРОМА

ВОЕННО-ВОЗДУШНЫЕ СИЛЫ США

База ВВС Эглин, штат Флорида

ОТВЕТ

Начальнику кадровой службы базы

Личная характеристика рядового Хантера С. Томпсона

23 августа 1957 г.

Рядовой Хантер С. Томпсон, ВВС 155546879, работал в отделе внутренней информации службы информационной безопасности (ОВИ СИБ) почти год.

В этот период он отличился в написании спортивных текстов, но игнорировал политическую линия ОВИ СИБ базы.

Рядовой ВВС Томпсон обладает исключительным талантом писателя. Он обладает воображением к умением выражать свои мысли так, чтобы они были интересны читателю.

Тем не менее, невзирая на частый инструктаж с объяснением причин консервативной политики газеты военно-воздушной базы, рядовой Томпсон постоянно писал спорные материалы и настолько склонен к тенденциозным выступлениям, что было сочтено необходимым основательно редактировать все его тексты перед выпуском в печать.

Первой внимание к означенной манере привлекла статья, весьма критическая в отношении спецслужб базы. Среди прочих, остановленных до того как попали в печать. были статьи с резкой критикой в адрес Артура Годфри и Теда Уильямса, которые рядовой Томпсон извлек из сводок новостей и приправлял собственными инсинуациями и преувеличениями.

Рядовой Томпсон допустил ошибочные суждения и в прочих вопросах, например когда разгласил информацию ВВС газете Playground News, не приняв во внимание прочие газеты региона, или тот факт, что разглашению подлежат исключительно официальные пресс-релизы, прошедшие тщательную цензуру компетентных сотрудников ОВИ.

В целом данный рядовой, хотя и одаренный, отказывается руководствоваться политикой базы или же советами и наставлениями ее служащих. Временами его бунтарское поведение и надменность заражают других служащих базы. Он игнорирует военную выправку и форму и как будто питает отвращение к воинской службе и желает демобилизоваться как можно скорее.

Соответственно, прошу о немедленном переводе рядового Томпсона в другое подразделение и рекомендую, чтобы его кандидатуру серьезно рассмотрели в рамках программы досрочной демобилизации.

– Также прошу, чтобы служащему Томпсону официально порекомендовали не писать каких-либо текстов для публикации на базе или за ее пределами, если они не будут отредактированы сотрудниками ОВИ, и не принимать предложения о поступлении на работу в какие-либо местные средства массовой информации.

У. С. Эванс, полковник ВВС США

Начальник информационной службы.

Часть 1. ОТ АВТОРА

Искусство вечно, а жизнь коротка,

И очень далек успех.

Дж. Конрад

Ну… да, снова здорово.

Но прежде чем перейдем к Труду, как таковому, я хотел убедиться, что сумею управиться с этой красивой пишмашкой (и да, кажется, у меня получается), – так почему бы наскоро не перечислить труды моей жизни, а потом не убраться из города рейсом 11:05 на Денвер? Вот уж точно. Почему бы нет?

Но сейчас-для протокола – хочу сказать, что очень странно чувствовать себя сорокалетним американским писателем в этом веке, сидеть одному в огромном здании на Пятой авеню в Нью-Йорке в час утра перед Рождеством, в двухстах милях от дома и составлять оглавление для собственного собрания сочинений в кабинете с высоченной стеклянной дверью, выходящей на террасу с видом на фонтан отеля «Плаза».

Очень странно.

Такое впечатление, что высекаю слова на собственном надгробии, а когда закончу, останется только – вниз головой с чертовой террасы прямиком в фонтан в двадцати восьми этажах и по меньшей мере двухстах ярдах подо мной и через Пятую авеню.

Такое никому провернуть не удастся. Даже мне… и на деле единственный способ переварить жутковатую ситуацию – принять осознанное решение, что я ухе прожил и закончил жизнь, которую планировал прожить (по сути, на тринадцать лет дольше), и что с этого момента начнется Новая Жизнь, нечто совершенно иное. Сегодня вечером закончу одно, а завтра утром заварится что-то другое.

Поэтому на случай, если, дописав «От автора», я решу все-таки прыгнуть в фонтан, хотелось бы кое-что прояснить: мне очень и очень хочется прыгнуть и если я этого не сделаю, то всегда буду думать, что упустил свой шанс, совершил ошибку, одну из очень немногих серьезных в моей Первой Жизни, которая сим заканчивается.

А какого черта. Скорее всего, я этого не сделаю (по совершенно не здравым причинам), разберусь с оглавлением и пойду домой праздновать Рождество, а потом придется прожить еще сто лет со всей белибердой, какую я тут плету.

Но, Господи Иисусе, какой замечательный был бы исход! И если я это сделаю, с вас, гадов, чертовский салат (хотел написать "салют, но, похоже, не так хорошо справляюсь с этой красивой пишмашкой, как думал) из сорока четырех стволов…

А ведь, знаете ли, я мог бы, будь у меня чуточку больше времени. Так? Да.

ХСТ№ 1

Покойся с миром

23.12.1977

СТРАХ И ОТВРАЩЕНИЕ В БУНКЕРЕ

…Молочник оставил записку вчера:

убирайся из города до утра,

слишком ты ушл, в том и беда,

да и не нравился нам никогда…

Джон Прайн

Вуди-Крик, Колорадо. – Странная эпитафия для странного года, да и смысла нет ее объяснять. У меня не было молочника с тех пор, как мне было десять. Тогда, в Луисвилле, в его фургончике. У фургончика была открытая платформа сзади, на которую можно запрыгивать прямо на ходу.

Фургончик полз от дома к дому, а я бегал с бутылками.

Я был разносчиком, толкачом товара, а иногда и выбивал деньги, вынуждая какую-нибудь старушенцию, не заплатившую по счетам, либо платить наличкой, или пить за завтраком воду.

От таких сцен всегда было не по себе, – кому приятно, когда сонная домохозяйка средних лет в халате орет на тебя из-за противомоскитной сетки? Впрочем, в те дни я был жестокосердным мерзавцем. «Простите, мэм, но мой босс вон фургоне говорит, что я не могу оставить бутылки на крыльце, если вы не дадите мне двадцать один доллар шестнадцать центов…»

Никакие доводы меня не трогали. Сомневаюсь, что я вообще понимал, что мне говорили. Я приходил за деньгами, а не за словами, и мне было плевать, платят или нет; мне было дело лишь до всплеска адреналина, который приходил с броском через чей-нибудь газон, кульбитами через изгороди и запрыгиванием в тащащийся фургончик прежде, чем он остановится меня дожидаться.

Есть прочная связь между этим воспоминанием и тем, что я испытываю сейчас, когда закончился нынешний паршивый год. С кем бы я ни разговаривал, все от него в восторге. «Да будь я проклят, это был фантастический год, – говорят мне. – Наверное, самый невероятный в нашей истории».

Пожалуй, так оно и есть. Помню, как сам так думал, когда каждое жаркое летнее утро на моем экране вспыхивало лицо Джона Дина. Невероятный год. Прямо у нас на глазах мелкого хорька спустили в канализацию, а он и президента США за собой потащил.

Так хорошо, что даже не верится. Ричард Милхауз Никсон, главный злодей моего политического сознания, сколько я себя помню, наконец делает то, что все эти годы советовал остальным, – крепится. Человек, которого на дух не переносили даже Голдуотер с Эйзенхауэром, окончательно зарвался и теперь сам пошел по доске – в эфире на всю страну, по шесть часов в день, – и Весь Мир Смотрит.

Эта фраза раз и навсегда выгравирована на дальней извилине моего мозга. Никто, будь он в тот вечер августовской среды 1968 года на Бальбоа или в захолустье Мичигана, не забудет.

Сегодня Ричард Никсон живет в Белом доме благодаря тому, что случилось в ту ночь в Чикаго. Губерт Хамфри проиграл выборы на дюжину голосов – мой среди прочих, и если придется, я снова проголосовал бы за Дика Грегори.

Я немного горжусь, сознавая, что спас страну от восьми лет президентства Хамфри, от администрации, которая была бы такой же продажной и идиотической, как и президента Никсона, но действовала бы изощреннее и, вероятно, достаточно компетентней, чтобы не дать кораблю потонуть раньше 1976 года. А когда котлы взорвались бы от восьми лет пустой болтовни и небрежения, либералы холодной войны Хамфри смогли бы сбежать по линям, а катастрофу оставили бы тем, кто ее унаследует.

Никсон хотя бы наделен смесью надменности и глупости, из-за которых котлы взорвались почти сразу после того, как он поднялся на мостик. Пустив управлять страной сотню головорезов, посредников и фашистов всех мастей, он сумел разбередить почти все проблемы, каких касался, до сногсшибательного кризиса. Единственная катастрофа, какую он нам пока не устроил, это ядерная война с Россией, или Китаем, или ими обоими разом. Но у него пока есть время, и шансы, что он успеет, довольно велики. Но к этому мы еще вернемся.

* * *

А пока надо очень постараться смотреть на светлую сторону никсоновской администрации. Она провалилась с таким умопомрачительным треском, что политическая апатия вышла из моды, даже стала небезопасной, – и это для миллионов людей, которые всего два года назад считали, что любой открыто не согласный с «правительством» либо параноик, либо провокатор. В 1974 г. политические кандидаты будут иметь дело с рассерженным, разочарованным электоратом, который едва ли удовлетворится размахиванием флагами и помпезной белибердой. Уотергейтский спектакль, конечно, всех шокировал, но от того, что президент-миллионер платит подоходного налога меньше, чем большинство строительных рабочих, а бензин в Бруклине стоит доллар и к весне нам грозит массовая безработица, промахи мистера Никсона пробирают до печенок. Даже сенаторов и конгрессменов выбило из их апатичной колеи, и вероятность импичмента представляется все более реальной.

Учитывая все это, трудно не проливать крокодиловых слез Над Трагическим анализом никсоновской катастрофы, какой предложил составитель речей для Белого дома Патрик Бьюкэнен. «Это как в мифе о Сизифе, – сказал он. – Мы вкатили камень на самый верх… а он покатился прямо на нас».

Ну… какая жалость. Просто слезы наворачиваются. Но я очень верю в Пата и подозреваю, что он сумеет сыскать себе еще уйму камней.

Миф о Сизифе я читал довольно давно, но если память мне не изменяет, в нём нет ничего про то, задумывался ли бедняга хотя бы раз, что у него за валун и какой точно вес рано или поздно на него скатится, – впрочем, его можно понять: когда влип в заварушку, где пан или пропал, то закатываешь камень наверх, а вопросы задаешь потом.

Если хотя бы один из шестиста доблестных идиотов, скачущих в «Атаке бригады легкой кавалерии», и задумывался, а что собственно тут делает, то промолчал. В крестовом походе, особенно на командном уровне, нет места людям, которые спрашивают «почему?». Ни у Сизифа, ни у генерала бригады легкой кавалерии, ни у Пата Бьюкэнена не нашлось ни времени, ни желания задаться вопросом, а что же они делают. Они – Божьи Солдаты, Истинно Верующие… и когда сверху спускали приказы, они делали то, что должно,– исполняли.

На некий извращенный лад достойно восхищения. Вот только Сизифа расплющило, бригаду легкой кавалерии порубили, а Пат Бьюкэнен уцелеет в сносках истории как своего рода полусумасшедший Дейви Крокетт на стенах никсоновского Аламо – мученик до горького конца во имя «ущербной» идеи и узколобой, атавистической концепции консервативной политики, которая за пять лет принесла себе и стране вреда больше, чем ее либеральные враги за два или три десятилетия.

Когда холодный взгляд истории устремится на пять лет неограниченной власти Ричарда Никсона в Белом доме, станет ясно, что влияние на политику консерваторов/республиканцев он оказал такое же, как Чарльз Мэнсон и «Ангелы ада» на хиппи и детей цветов, и ущерб на обоих фронтах в конечном итоге будет сопоставимым.

А может, и нет, – во всяком случае, размах несколько иной. Задним числом понимаешь, что дикое насилие Мэнсона или вояжей «ангелов» напрямую сказалось лишь на очень немногих, а алчная, фашистская некомпетентность президентства Ричарда Никсона оставит шрамы в умах и жизнях целого поколения, ляжет на его сторонников и политических союзников так же, как и на его оппонентов.

Возможно, поэтому исход этого безумного года кажется столь пустым. В свете шестидесятых и даже пятидесятых факт Ричарда Никсона и всего, что случилось с ним – и с нами, – кажется настолько жутковато предсказуемым и неизбежным, что, думая о тех десятилетиях, трудно представить себе, как события могли бы разворачиваться иначе.

* * *

Одна из странностей пяти ущербных, тощих лет президента Никсона – что, невзирая на варварские эксцессы людей, которых он подбирал для управления страной, не возникло ни реальной оппозиции, ни реалистичной альтернативы нищенской дешевке, какой выглядит в представлении Ричарда Никсона Американская мечта. Словно бы кислые выборы 1968 г. опустили занавес над профессиональными политиками.

Ужас американской политики сегодня не в том, что Ричард Никсон и его подельники были ослаблены, преданы суду, опозорены и даже посажены в тюрьму, но что единственно-доступные прочие кандидаты немногим лучше: все то же цветное стадо выдохшихся кляч, которые отравляли нам воздух галиматьей последние двадцать лет.

Доколе, о Господи, доколе? И сколько еще нам ждать, пока какая-нибудь акула от власти с горсткой ответов наконец поставит нас перед неприятным вопросом, который уже настолько в этой стране назрел, что рано или поздно им придется заняться даже политикам?

Стоит ли демократия всех рисков и проблем, необходимых для ее существования? Или мы станем счастливее, признав, что с самого начала она была дурацкой проказой и что раз она не сработала, долой ее?

Молочник, отправлявший меня собирать деньги, был не дурак. Я исполнял его приказы и не задумывался, кто приказывает ему самому. Мне хватало раскатывать по обсаженным вязами улицами в большом, ярко раскрашенном фургоне и доставлять товар. Но тогда мне было десять и я мало что понимал… или хотя бы меньше, чем сейчас.

Но иногда, безрадостной ночью вроде этой, я вспоминаю, каким ловким и уверенным я себя чувствовал, когда бежал по ухоженным газонам, перепрыгивал тщательно подстриженные изгороди и заскакивал на платформу медленно катящего фургона.

Если бы молочник дал мне пистолет и велел стрелять в живот любому недотепе, который пререкается из-за счета, я, скорее всего, всадил бы в бедолагу пулю. Потому что молочник был мой босс и благодетель. Он был за рулем, и для меня – он был все равно что господь бог или президент. С позиции «рассказывай, сколько нужно», молочник понимал, что я не среди тех, кому «нужно». Да и сам он к ним не относился. Мы оба были гораздо счастливее, просто делая, что нам велели.

У Джорджа Оруэлла есть для этого определение. Ни он, ни Олдос Хаксли не слишком верили в будущее демократии для всех. Оруэлл даже назначил дату: 1984. А из всего, что всплыло на слушаниях прошлого года по Уотергейту, больше всего пугают не столько высокомерие и преступность прихвостней Никсона, сколько агрессивно тоталитарный характер всей его администрации. Гадко сознавать, как близко мы подошли к крайней черте Оруэлла.

А пока большим искушением было бы отмахнуться от того зловещего факта, что Ричард Никсон все еще президент, хотя призрак импичмента делает его отставку все более вероятной. Будь я игроком (коим и являюсь, когда есть возможность), я поставил бы на то, что в ближайшие полгода Никсон уйдет на покой «по состоянию здоровья».

Когда это случится, дело будет скверно: слезливый спектакль в прайм-тайм по всем четырем телеканалам. Он пустится во все тяжкие в отчаянной попытке заполучить мученичество, а после улетит навсегда к жизни мрачной изоляции – скажем, на какой-нибудь частный остров Роберта Абпланальпа в Багамском архипелаге.

Будут ночи за покером посреди затененного пальмами патио в компании других богатых изгнанников вроде Говарда Хьюза, Роберта Веско и – иногда – Бебе Ребозо. И Никсон, обреченный изгнанник, дневные часы будет проводить, в горячечной жажде мщения диктуя мемуары своей верной секретарше и компаньонке Роуз Мэри Вудс. Кроме них единственными обитателями острова будут телохранители из спецслужб, сменяемые каждые полгода по приказу исполняющего обязанности президента Джеральда Форда.

* * *

Это один из сценариев, и шансы как будто в его пользу. Но возможна и уйма других: все основаны на неприглядной вероятности того, что Ричард, возможно, вообще не намерен уходить в отставку. Возможно, он уже набросал отчаянный план битвы в духе Судного дня, которая одним ударом и одним перебежчиком положит конец всем планам импичмента.

А это возвращает нас назад к вопросу ядерной войны или хотя бы точечного ядерного удара по Китаю при полной и официальной поддержке нашего старого союзника России.

В подобном плане есть адская простота, гитлеровская логика, настолько ужасная, что мне и в голову бы не пришло публиковать, не будь я совершенно уверен, что Никсон по меньшей мере на год опережает меня в разработке плана всех его деталей. Подозреваю, даже сейчас он по полчаса перед сном подновляет его стадии на страницах офисных блокнотов.

И вот вам, пожалуйста, – «Окончательное решение всех наших проблем»:

1. Долгосрочный договор с Россией, заключенный Генри Кисинджером и обеспечивающий поддержку Москвы американскому вторжению и временной оккупации всех нефтедобывающих стран Ближнего Востока. Это не только разрешит «Энергетический кризис» и разом покончит с безработицей, поскольку все бездельные и здоровые мужчины будут насильно завербованы для войск вторжения/оккупации, но заодно Переведет экономику на военные рельсы и даст федеральному правительству неограниченные «полномочия на период чрезвычайного положения».

2. В обмен на поддержку России нашего насильственного захвата всех запасов нефти на Ближнем Востоке США согласятся поддержать СССР в «упреждающем ядерном ударе» по Китаю, который разрушит по меньшей мере девяносто процентов промышленности этой страны и вызовет хаос, панику и голод среди населения на ближайшие сто лет. Это положит конец озабоченности Кремля из-за Китая, гарантирует в ближайшем обозримом будущем мир в Индокитае и обеспечит сильного и доброжелательного союзника в лице Японии как ключевого элемента на Дальнем Востоке.

* * *

Здесь – лишь основные положения Плана. Без сомнения, есть и другие его аспекты, менее приятные, чем эти два, но тут не хватит времени и места для утомительного перечисления всех. Единственно реальный вопрос заключается в следующем: достаточно ли безумен мистер Никсон, чтобы рискнуть парализовать и Конгресс, и страну, прибегнув к столь решительным мерам.

На мой взгляд, нет ни малейших сомнений, что он на такое способен. Но сегодня для него это будет сложнее, чем в прошлом году.

Полгода назад у меня каждый день настроение улучшалось, когда я видел, как разворачивается кошмар. Теплое ощущение иронии судьбы, когда видишь, как «судьба» изгоняет торговцев из храма, который они с такими усилиями старались украсть у его полноправных владельцев. Слово «паранойя» вышло из употребления, бытует как шутка или проскальзывает в серьезных разговорах столпов общества о национальной политике. Правда оказалась много хуже моего самого «параноидального бреда» в период тех мучительных выборов 1972 года.

Но тогдашний накал начал спадать, поблекнув до смутного ощущения страха. Теперь уже не так важно, что случится с Ричардом Никсоном, когда волки наконец выбьют его дверь. Он так долго просидел в своем бункере, что даже его друзья занервничают, если он попробует подняться. В настоящий момент просить от него можно лишь подобия сдержанности, пока не найдется способ тактично от него избавиться.

Перспектива не слишком радостная для мистера Никсона или кого-либо другого, но с ней было бы чертовски проще смириться, если бы мы могли увидеть хотя бы проблеск света в конце вонючего туннеля этого года, – лишь молочники и бешеные псы станут утверждать, что пережили его без серьезного ущерба для мозга.

Но, может, дело только во мне. За окном десять ниже нуля, И снег валит вот уже два дня. Солнце, очевидно, затянуло в орбиту за комету Когоутека. Неужели это Новый год? Достигали ли мы нижней черты? Или просто началась Эра страха?

New York Times, 1 января, 1974


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю