Текст книги "Большая охота на акул "
Автор книги: Хантер С. Томпсон
Жанр:
Контркультура
сообщить о нарушении
Текущая страница: 48 (всего у книги 54 страниц)
ХУЛИГАНСКИЙ ЦИРК И ИЗНАСИЛОВАНИЕ МАЛОЛЕТОК В БАСС-ЛЕЙК
"Чел, когда тебе было пятнадцать или шестнадцать, неужели ты думал, что станешь «ангелом ада»?Как же меня занесло к вам, ребята ?.. Господи, я же уволился из армии, вернулся в Ричмонд, начал гонять на байке в цивильных штанах и чистых спортивных рубашках, даже шлем у меня был. А потом встретил вас. Делался все грязнее и грязнее, дыры да струпья. Ну кто бы в это поверил ? Потом потерял работу, начал все время проводить либо в пробеге, либо к пробегу готовясь. Черт, до сих пор не верится«.
Толстяк Д., ричмондский «ангел ада»
«Чё ты хошь сказать этим „правильно“? Нам главное, что правильно для нас. У нас свои понятия о „правильно“».
Погрязший в философии «ангел ада»
По словам Френчи, пробег стартует в восемь утра из «Эль хибара», кабака на Восточной Четырнадцатой в Окленде. (До осени 1965 «Эль хибара» была неофициальной штаб-квартирой оклендского отделения и центром всей активности «ангелов ада» в северной Калифорнии, но в октябре кабак снесли, чтобы залить бетонную парковку, и «ангелы» перебрались назад в «Клуб грешников».)
Вчерашние прогнозы погоды предсказывали палящий зной по всему штату, но рассвет в Сан-Франциско был типично туманным. Я проспал и, выскочив в спешке, забыл фотоаппарат. На завтрак времени не хватило, но я успел затолкать в себя сэндвич с арахисовым маслом, забрасывая вещи в машину: спальник и холодильник для пива на заднее сиденье, диктофон на переднее, незаряженный «люгер» под сиденье водителя. Обойму я оставил в кармане, сочтя, что она может пригодиться, если дело примет непредвиденный оборот. Карточки прессы вещь полезная, но когда начнется заварушка, лучший пропуск – это пистолет.
К тому времени когда я запер дверь квартиры, было почти восемь, и где-то на укутанном туманом мосту Бей-бридж между Сан-Франциско и Оклендом я услышал первую радиосводку:
«Сегодня утром городок Басс-Лейк готовится к нашествию пользующейся дурной репутацией банды „Ангелы ада“. Тяжеловооруженные полицейские и помощники шерифа размещены на всех дорогах, ведущих к Басс-лейк. Шериф округа Мадера Марлин Янг сообщил, что в состояние боевой готовности приведены вертолеты, а также сотрудники служб быстрого реагирования. Другие силы правопорядка в округе, включая полицейских с собаками округа Керн, были оповещены и при необходимости готовы вмешаться. По недавним сообщениям, „ангелы ада“ скапливаются в Окленде и Сан-Бернардино. Оставайтесь с нами в ожидании дальнейшего развития событий».
Среди тех, кто тем утром специально настроился на эту волну, было несколько тысяч безоружных налогоплательщиков, собиравшихся провести выходные в окрестностях Басс-Лейк и в Йосемитском национальном парке. Они только что выехали, большинство еще сонные и раздражительные после лихорадочных сборов и подстегивания детей, чтобы завтракали скорее, когда из треска статики сложилось предостережение, дескать, они направляются в то самое место, которое вскоре может превратиться в зону боевых действий. Они читали про Лаконию и прочие выходки «ангелов ада», но в печати угроза всегда казалась далекой – да, жуткой и по-своему реальной, но не вызывала того страха с кислым жжением в желудке, который приходит с пониманием, что на сей раз дело касается тебя. Завтра газеты будут рассказывать об избитых и запуганных не за несколько тысяч миль, а именно там, где ты собираешься провести уик-энд с семьей.
* * *
Мост запрудили отдыхающие, решившие выехать пораньше. Я опаздывал минут на двадцать-тридцать, и когда добрался до касс пошлинного сбора у оклендского конца моста, спросил кассира, не проезжал ли до меня кто-то из «ангелов ада».
– Сукины дети вон там, – он махнул куда-то.
Я не знал, о чем он, пока ярдов через двести за пропускным пунктом не проехал вдруг мимо большого скопления людей и мотоциклов, сгрудившихся вокруг серого пикапа со свастикой на боку. Они словно бы материализовались из тумана, и это зрелище плохо сказывалось на дорожном движении. На мосту семнадцать пропускных ворот на восток, и проезжающие их машины расходятся всего на три полосы, иными словами, все толкаются за лучшее место на коротком скоростном отрезке шоссе между кассами и разделительными щитами в полумиле от них. Даже в ясный день этот отрезок опасен, но туманным субботним утром и с жутким спектаклем, маячившим впереди, толчея была хуже обычной. Вокруг меня выли гудки, машины заносило, водители сбрасывали скорость, головы рывком поворачивались вправо. Нечто подобное обычно происходит рядом с местом крупной аварии, и многие водители тем утром свернули не на тот съезд, засмотревшись на чудовищный митинг, о котором, если бы они слушали радио, их предупредили всего несколько минут назад. А теперь угроза замаячила перед ними во всей своей вонючей, татуированной красе.
Я был достаточно близко, чтобы узнать «Джипси Джокерс» – человек двадцать их слонялись вокруг фургона в ожидании проспавших. На проезжающие машины они внимания не обращали, но одной их внешности хватало, чтобы те притормаживали. За исключением расцветки, они в точности походили на любую из банд «Ангелов ада»: длинные волосы, бороды, черные жилетки и непременные низкие мотоциклы, у многих к рулю приторочены спальники, на крошечных задних сиденьях примостились девицы.
Этих отверженных очень устраивает их неприступность. Она избавляет их от кучи неприятностей, связанных с налоговыми инспекторами, теми, кто желает свести с ними счеты, или рутинным приставанием полиции. От общества они изолированы настолько, насколько им удобно, но сами без труда разыскивают друг друга. Когда Сони прилетает в Лос-Анджелес, Отто встречает его в аэропорту. Когда Терри едет во Фресно, то быстро находит президента тамошнего отделения Рея, который обитает в неком неведомом месте и связаться с которым можно лишь по секретному номеру телефона, который постоянно меняется. Оклендские «ангелы» используют для связи телефон Барджера, время от времени проверяя сообщения на автоответчике. Кто-то пользуется различными салунами, где их хорошо знают. «Ангел», который хочет выйти на связь, договаривается либо о месте встречи, либо о звонке по определенному номеру в условленное время.
Однажды вечером я пытался условиться о встрече с молодым «ангелом» по имени Роджер, в прошлом диск-жокеем. Это оказалось невозможным. Он понятия не имел, где будет завтра.
– Меня же не просто так зовут Роджер Бродяга, – сказал он. – Сплю, где получится. Все едино. Как только начнешь этим заморачиваться, застопоришься и тебе конец, чел, крышка.
Если бы его тем вечером убили, он не оставил бы по себе никаких следов: ни документов, ни личных вещей, а его байк тут же разыграли бы остальные. «Ангелы ада» не считают необходимым писать завещания, и их смерть большой писанины не требует. Истекает срок водительских прав, отчеты о приводах в полицию отправляются в тупик «Нераскрытое», байк меняет владельца, а несколько «личных карточек» из бумажника бросают в мусорный бак.
Из-за кочевого образа жизни их система связи должна функционировать безотказно. Потерявшееся сообщение может привести к большой беде. «Ангела», который мог бы сбежать, арестуют; свежеукраденный байк не попадет к покупателю; фунт марихуаны – в нужные руки; или – на худой конец – целое отделение не узнает про пробег или большую вечеринку.
Конечный пункт пробега держат в секрете как можно дольше, – главным образом, чтобы помучить копов. Президент отделения узнает о нем по междугороднему телефону, а потом говорит своим накануне пробега либо на собрании, либо оставив сообщение у горстки барменов, официантов и «своих» девах, известных как связники. Система исключительно эффективна, но не защищена от утечек, и к 66-му «ангелы» решили, что единственная надежда сохранить конечный пункт в тайне – вообще его не разглашать до начала пробега. Барджер как-то попытался так сделать, но полиция сумела проследить передвижение колонны и по радио передавала информацию вперед. Радиосопровождение – единственное, что дает копам преимущество, ощущение уверенности и контроля над ситуацией. И они правы, пока не происходит сбой, но с уверенностью можно предсказать, что в такой, как этот, людный уик-энд колонна байкеров попросту исчезнет, как точка, улизнувшая с экрана радара. Для исчезновения нужно всего ничего: какая-нибудь редкая вечеринка, куда постоянно стремятся попасть «отверженные», ранчо или большая ферма, с владельцем которой они на короткой ноге, участок в глухомани и вне досягаемости легавых, где можно напиться, раздеться и броситься друг на друга, как козлы в гоне, пока не отрубятся от изнеможения.
Стоило бы купить себе полицейскую рацию, чтобы послушать панику в эфире:
– Группа из восьмидесяти человек только что проехала через Сакраменто, направляется на север по федеральной 50… никакого насилия… думаем, движется к озеру Тахо…
В пятидесяти милях к северу, в Плейсервилле, шеф полиции взбадривает своих ребят и отправляет с обрезами на обе стороны трассы к югу от черты города. Два часа спустя они все еще там, и диспетчер из Сакраменто нетерпеливо требует доклада о том, как Плейсервилл справляется с кризисом. Шеф полиции нервно сообщает, мол, ничего не происходит, и спрашивает, могут ли его заскучавшие войска разойтись по домам и отдохнуть в законные выходные.
Диспетчер, сидящий в радиорубке штаб-квартиры дорожного патруля в Сакраменто, говорит, мол, держитесь, а он пока поспрашивает. И несколько минут спустя в наушниках раздается его писк:
– Schwein, свиньи! Ты лжешь! Хте они?
– Нечего обзываться, – отвечает плейсервиллский шеф. – К нам они не приезжали.
Диспетчер опрашивает всю северную Калифорнию – без результата. Полицейские машины ревут по всем трассам, проверяя каждый бар. Ничего. Восемьдесят самых злостных хулиганов штата носятся где-то между Сакраменто и Рено, пьяные, жадные до грабежа и насилия. Еще один конфуз для правоохранительных органов Калифорнии, и как это они могли потерять целую колонну сволочей, и притом на федеральной трассе… уж точно головы полетят.
Но отверженных уже не догнать, они свернули с трассы у указателя: «Ферма „Сова“. Вход воспрещен». Они вне досягаемости закона, если только владелец не пожалуется. А тем временем в окрестностях исчезает еще группа – человек под пятьдесят. Поисковые бригады полиции прочесывают трассу, ищут следы слюны, смазки и крови. Диспетчер лютует у микрофона; голос дежурного, отвечающего на вопросы радиокорреспондентов из Сан-Франциско и Лос-Анджелеса, срывается:
– Сожалею, больше я не могу сказать. Кажется, они э… по нашей информации, они… они исчезли, да, они испарились.
В реальности такого не случилось лишь потому, что у «ангелов ада» нет доступа к частным владениям подальше от жилья. Один-два хвастались, что у них есть родственники со своими фермами, но я ни разу не слышал, чтобы кого-то приглашали туда на пикник. У «ангелов» мало контактов с теми, кто владеет землей. Они – дети города, как эмоционально и экономически, так и физически. По меньшей мере в одном, а то и в двух поколениях они отпрыски тех, кто вообще ничем не владел, даже машиной.
«Ангелы ада», несомненно, феномен низших слоев общества, но члены группировки не обязательно выходцы из нищей среды. Невзирая на тяжкие времена, у их родителей, цохоже, есть кредит. Большинство отверженных – сыновья тех, кто приехал в Калифорнию либо незадолго до Второй мировой, либо во время ее. Большинство порвали связи с семьями, но я ни разу не встречал «ангела», который утверждал бы, что у него «дом в городе» – в расхожем смысле этого слова. Тэрри Бродяга, например, родом из Детройта, Норфолка, Лонг-Айленда, Лос-Анджелеса, Фресно и Сакраменто. Ребенком он жил то тут, то там, не в бедности, но вечно на колесах. Как и у большинства других, у него нет корней. Он живет исключительно в настоящем, в данной минуте, в действии.
Самое долгое его «заигрывание» со стабильностью – три года службы в береговой охране по окончании школы. С тех пор он спустя рукава стриг деревья, чинил машины, выступал статистом, был чернорабочим и перепродавал то и се. Несколько месяцев поучился в колледже, но бросил, чтобы жениться. После двух лет, рождения двоих детей и бесчисленных ссор брак закончился разводом. Еще у него есть ребенок от второй жены, но и этот союз долго не протянул. Теперь, после двух арестов за изнасилования, о которых раструбили повсюду, он называет себя «завидным холостяком».
Невзирая на внушительный перечень арестов и задержаний, в тюрьме он провел, по собственным прикидкам, в общей сложности полгода: полтора месяца за вторжение*в чужие владения, остальное – за нарушение правил дорожного движения. Терри арестовывают много чаще остальных «ангелов»: один его вид провоцирует копов. В промежутке между 1964 и 1965 годами он заплатил приблизительно две с половиной тысячи долларов, чтобы отделаться от поручителей, адвокатов и дорожных штрафов. Как большинство других «ангелов ада», он винит полицию, дескать, это она превратила его в стопроцентного отверженного вне закона.
Как минимум половина «ангелов ада» – дети военного времени, но это очень общее понятие. Дети военного времени есть и в «Корпусе мира», в программах корпоративной подготовки, а еще дети воюют во Вьетнаме. Вторая мировая внесла свою лепту в феномен «ангелов ада», но придется очень и очень растянуть эту теорию, чтобы под нее подпал и Грязный Эд, которому чуть за сорок, и Клин-Кат из Окленда, которому на двадцать лет меньше. Грязный Эд в отцы Клин-Кату годится, последнее, впрочем, маловероятно, хотя семени он заронил столько, что и вспоминать не хочет.
Нетрудно проследить мистику «ангелов ада» – даже их имена и эмблемы – до Второй мировой и Голливуда. Но их гены и истинная история уходят корнями много глубже. Эпоха Второй мировой была не первым расцветом Калифорнии, а возрождением того, что началось в тридцатых и уже иссякало к тому времени, когда военная экономика превратила Калифорнию в новую Валгаллу. В 1937 году Вуди Гатри написал песню «До-ре-ми», припев которой звучит примерно так:
Говорят, Калифорния – рай,
райский сад и для взгляда услада,
Но поверьте Вы мне, жарко в этой стране,
Если вам не свезло с гонораром.
Песня отразила разочарование более чем миллиона выходцев из Оклахомы, Арканзаса и Кентукки, которые, проделав тяжкий путь в «Золотой штат», обнаружили, что и здесь доллар достается потом и кровью. К тому времени когда прибыли эти джентльмены, «переселение на Запад» уже сформировалось. «Калифорнийский образ жизни» был все той же старой «игрой в стулья», но потребовалось какое-то время, чтобы информация просочилась на Восток, а пока золотая лихорадка продолжалась. По прибытии мигранты оседали тут на пару лет, плодились и размножались, пока не началась война. Тогда они либо пошли в армию, либо могли выбирать себе работу на расцветшем рынке труда. Так или иначе, к концу войны они стали калифорнийцами. Старый образ жизни потерялся на трассе 66, и их дети выросли в новом мире. Линкхорны наконец обрели новый дом.
Нельсон Олгрен описал их в «Прогулке по дикому краю», но сама история была рассказана еще до того, как они перевалили Скалистые горы. Доув Линкхорн, сын Безумного Фица, отправился добывать себе состояние в Новый Орлеан. Десять лет спустя он поехал бы в Лос-Анджелес.
Книга Олгрена открывается лучшим из когда-либо созданных историческим описанием белого отребья Америки*. В нем прослеживается история предков Линкхорна до первой волны кабальных работников, прибывших в Новый Свет. Это были подонки общества со всех Британских островов – гулящие люди, преступники, должники, социальные банкроты всех мастей, – и все они были готовы подписать кабальные контракты с будущими нанимателями в обмен на проезд через океан. Оказавшись на месте, они год-другой терпели любые формы рабства, тем более что хозяин кормил их и давал крышу над головой, но когда время их кабалы истекало, их отпускали на все четыре стороны перебиваться как знают.
* Рассказ «Поджигатель» Уильяма Фолкнера – еще одна классика белого отребья. Он добавляет человечности, какой не хватает в описании Олгрена. – Примеч. авт.
Теоретически и в контексте истории такое положение было выгодно для обеих сторон. Любой, настолько отчаявшийся, чтобы продать себя в кабалу, довольно быстро растранжиривал полученные денежки на старой родине, а потому к шансу зацепиться на новом континенте должен был отнестись всерьез. После нескольких лет тяжкого труда и невзгод он получал свободу и возможность захватить, что сумеет, в стране как будто бесконечных природных богатств. В Новый Свет прибыли тысячи кабальных работников, но к тому времени, когда они заработали себе свободу, прибрежная полоса была уже заселена. Ничейная земля лежала к западу, за Аллеганскими горами. Позднее мигранты смещались в новые штаты – в Кентукки и Теннеси, а их сыновья – в Миссури, Арканзас и Оклахому.
Переезды с места на место вошли в привычку: корни в Старом Свете мертвы, в Новом – никаких, и Линкхорны были не в настроении осесть и что-то выращивать. Кабальный труд тоже вошел в привычку – пока он временный. Они были не пионерами, а низкопробным арьергардом первоначального «переселения на Запад». К тому времени когда Линкхорны куда-то прибывали, земля там была уже занята, а потому они какое-то время батрачили и двигались дальше. Их мир был полным насилия и алкоголя чистилищем между адом отчаяния и мечтой о леденцовых горах. Они перебирались все дальше на запад, гонясь за работой, слухами, захватом ферм или удачей ушедшей вперед родни. Они не питали уважения к земле, выжимали все соки из того, что лежало на поверхности, а после двигались дальше. Это была повседневная жизнь, и на западе всегда ждали новые ничейные земли.
Кое-кто решал осесть, и их прямые потомки до сих пор там – в обеих Каролинах, в Кентукки, Западной Виргинии и Теннеси. Были и отбившиеся от общего потока: деревенщины Кентукки, оки, арки, – все они один сброд. Техас – живой памятник особям этого вида. А еще южная Калифорния. Олгрен называл их «свирепыми голодными парнями» с «вечным ощущением, что их одурачили». Разбойники с большой дороги, вооруженные и пьяные, легион картежников, драчунов и потаскунов. Они врывались в город на раздолбанных «фордах» с лысыми шинами, без глушителя и с одной фарой, они искали шального заработка без лишних вопросов и – предпочтительно – без налогов. Им надо только получить наличные, заправиться дешевым бензином и двинуть дальше, с пинтой на сиденье и Эдди Арнольдом, стонущим по радио старое доброе кантри про дом, милый дом, где еще ждет милашка и где на могиле мамы растут розы.
Олгрен простился с Линкхорнами в Техасе, но всякий, кто ездит по трассам Запада, знает, что и там они не остались. Они двигались дальше, пока однажды, в конце 30-х, не оказались на вершине поросшего карликовым дубом холма в Калифорнии и не увидели внизу Тихий океан – конец пути. Какое-то время было тяжко, но не хуже, чем в сотне прочих мест. А потом началась война – Жирный город, большие деньги даже для Линкхорнов.
Когда война закончилась, Калифорнию затопили ветераны, ищущие как бы потратить пособия по увольнению. Многие решили остаться на побережье и под музыку кантри из новеньких радио покупали большие мотоциклы, – не зная в точности почему, но в расцветающей, не в лишенной корней атмосфере тех времен казалось, что байки самое оно. Не все они были Линкхорнами, но насильственная демократия четырех лет войны стерла столько былых различий, что даже Линкхорны запутались. Их обычай внутрисемейных браков был утерян, их дети общались свободно и без насилия. К пятидесятым многие Линкхорны влились в денежную экономику: владели приличными машинами и даже домами.
А вот другие сломались под ярмом респектабельности и откликнулись на зов генов. Есть одна байка про Линкхорна, который стал богатым автомобильным дилером в Лос-Анджелесе. Он женился на испанской красавице-актрисе и купил особняк в Беверли-Хиллс. Но через десять лет роскоши он начал обливаться потом и не мог спать по ночам. Он стал тайком выбираться из дома через черный ход, проходил несколько кварталов до заправки, где держал форсированный «форд» 37-го без бамперов. И остаток ночи проводил по барам с хонки-тонк и стоянкам грузовиков, одетый в грязный комбинезон и заскорузлую зеленую футболку с эмблемой «Бардхэла» на спине. Ему нравилось наливаться пивом и вмазывать шлюхам, когда они отвергали его грубые авансы. Однажды после долгой торговли он купил несколько банок самопального виски, которое выпил, гоняя на полной скорости по Беверли-Хиллс. Когда старенький «форд», наконец, сдох, он– бросил его и вызвал такси, которое довезло его до его собственного агентства. Там он выбил боковую дверь, завел без ключа тачку с откидным верхом, ждущую тьюнинга, и выехал на трассу 101, где ввязался в гонку за лидером с какими-то хулиганами из Пасадены. Он проиграл и так разозлился, что поехал за победителем, пока тот не остановился на светофоре, а там протаранил его на скорости семьдесят миль в час.
Шумный скандал его прикончил, но влиятельные друзья не дали угодить в тюрьму, заплатив психиатру, который объявил его невменяемым. Год он провел в психушке, а теперь, по слухам, торгует байками. У него агентство по продаже байков под Сан-Диего. Кто с ним знаком, говорит, что он счастлив, – хотя за многочисленные нарушения у него отобрали водительские права, его бизнес на грани банкротства, а его новая жена, пресыщенная бывшая королева красоты из Западной Виргинии, – полусумасшедшая алкоголичка.
Несправедливо было бы утверждать, что у всех байкеров гены Линкхорнов, но любому, кто сколько-нибудь времени провел в имбридных англосаксонских племенах Аппалачских гор, понадобится не больше нескольких часов в обществе «ангелов ада», чтобы обзавестись серьезным дежавю. Та же угрюмая враждебность к «чужакам», та же крайняя вспыльчивость в поведении и поступках, даже те же имена, резкие лица и длиннокостные тела, которые всегда смотрятся чуть неестественно, если к чему-нибудь не прислонятся.
Большинство «ангелов» явно англосаксы, но манеры Линкхорнов заразны как болезнь. Немногочисленные отверженные с мексиканскими и итальянскими именами не только ведут себя как остальные, но и чем-то на них похожи. Даже у китайца Мела из Сан-Франциско и Чарли, молодого негра из Окленда, походка и повадки Линкхорнов.