Текст книги "Большая охота на акул "

Автор книги: Хантер С. Томпсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 54 страниц)

Ориентировочная платформа

Томпсона на пост шерифа,

Аспен, Колорадо, 1970 г.

1. Немедленно превратить улицы в газоны. Асфальт с мостовых снять отбойными молотками, а из его обломков (после переплавки) создать гигантскую охраняемую автостоянку за пределами города – желательно подальше от глаз, скажем, между новым заводом по очистке сточных вод и новым торговым центром «Макбрайда». В том же районе можно собирать все отбросы и прочий мусор – в память о миссис Уолтер Пэпке, которая продала свою землю застройщикам. Допуск автомобилей в город ограничится сетью «переулков для подвоза товаров», изображенной на очень подробном плане, составленном архитектором/планировшиком Фритцем Бенедиктом в 1969 г. Перемещаться жители города будут пешком или на велосипедах, находящихся в ведении городской полиции.

2. Путем общественного референдума сменить название города на «Жирноград». Это помешает рвачам, уничтожителям природы и прочим шакалам в человеческой шкуре получать дивиденды с названия «Аспен». Тем самым «Аспен Сноу-масс», недавно проданная «Оклендскому Кейзеру/Этна», превратится в «Жирноград Сноу масс». Команда «Аспен Уайлдкэт», основными спонсорами которой являются Национальный банк Нью-Йорка и «Первая Бостонская Капитал Корп.», будет называться «Жирноградский дикий кот». Придется изменить все дорожные указатели и карты. Местным почте и палате коммерции придется уважить новое название. Аспен, штат Колорадо, перестанет существовать, и физические перестройки от этой перемены в мире коммерции будут громадными: «Лыжная мода Жирнограда», «Кубок по слалому Жирнограда», «Жирноградский музыкальный фестиваль», «Институт гуманитарных наук Жирнограда» и т.д. А главное преимущество смены названия города в том, что она не потребует больших усилий со стороны самого города или тех, кто приехал сюда потому, что тут хорошо жить. Как это скажется на тех, кто приехал покупать дешево, продавать дорого и двигать дальше, самоочевидно… и крайне желательно. Этих гадов поимеют, сломают и выгонят взашей.

3. Торговлю наркотиками необходимо взять под контроль. Первым моим шагом на посту шерифа будет установить – в законодательном порядке – помост для побивания палками по пяткам и колодки, дабы публично карать непорядочных торговцев наркотиками. Каждый год эти пушеры выманивают у миллионов людей миллионы долларов. Как порода они стоят на одной ноге с субподрядчиками, торговцами подержанными машинами, и департамент шерифа охотно будет выслушивать жалобы на торговцев в любое время дня и ночи, причем подавшему жалобу будет гарантирована неприкосновенность, если, конечно, жалоба законна. (На этой стадии платформы следует отметить, что любой шериф любого округа в Колорадо по закону несет ответственность за соблюдение всех законов штата касательно наркотиков, даже тех немногих, с которыми он лично, возможно, не согласен. Законодательные акты предусматривают штрафы за должностные преступления вплоть до 100 долларов в каждом случае, в том числе в случае намеренного несоблюдения закона. Но следует также отметить, что законодательные акты предусматривают и многие другие штрафы во многих других странных и маловероятных обстоятельствах, и в должности шерифа я ознакомлюсь со всеми без исключения. Поэтому любой мстительный болван, который решит подать в суд за должностное преступления против моей службы или на меня самого, должен быть очень и очень уверен в фактах.) А тем временем общим руководством к действию офиса шерифа станет: любые наркотики, какие стоит принимать, нельзя продавать за деньги. Не приносящие прибыли продажи будут разбираться как пограничные случаи и рассматриваться каждая в отдельности. Но все продажи с целью получения прибыли будут сурово караться. На наш взгляд, подобный подход создаст уникальную и крайне гуманную атмосферу в наркокультуре Аспена (или Жирнограда), которая уже настолько стала местной реальностью, что лишь психопат-фалангист заикнется о попытках ее «уничтожить». Единственный реалистичный подход – постараться как можно больше испортить в этом городе жизнь всем стяжателям, будь то в области наркотиков или в других областях.

4. Охота и рыбалка будут запрещены для всех нежителей города, за исключением тех, кто сумеет получить письменное ручательство жителя города, последний в таком случае несет юридическую ответственность за все нарушения, совершенные неместным, за которого он поручился. Штрафы будут серьезными, а общей политикой – безжалостное преследование всех нарушителей. Но, как и в случае предлагаемого изменения названия города, этот план «местного ручательства» не скажется ни на ком, кроме жадных и опасных маньяков-убийц, являющихся угрозой любому месту, где бы ни появились. На местных жителях этот план не скажется, помимо тех, кто решит поручиться за приезжих «спортсменов». Такой подход возложит личную ответственность за защиту обитающих тут зверей, птиц и рыб на сотни или даже тысячи человек и позволит де-факто создать заповедник без суровых ограничений, которые будут нам неизбежно навязаны, если кровожадные психи и дальше будут слетаться сюда каждую осень стрелять по всему, что видят.

5. Шериф и его помощники никогда не будут носить оружие в общественных местах. Любые городские беспорядки, перестрелки и бойни (включая применение огнестрельного оружия) за последнее время были спровоцированы жаждущим пострелять или обезумевшим от страха копом. И никакому копу в Аспене не было необходимости доставать оружие столько лет, что мне кажется разумным предложить 12 долларов награды любому, кто способен представить воспоминания (в письменном виде) о подобном инциденте. (Направлять по адресу: Почтовый ящик К-3, Аспен.) В нормальных обстоятельствах газовой гранаты с пистолетной рукоятью (как то MK-V, производимой «Дженерал Орднэнс») более чем достаточно, чтобы быстро свести на нет любые беспорядки, какие могут возникнуть в Аспене. А все, с чем не по силам справиться MK-V, потребует подкрепления, которое в таком случае будет в любое время сопряжено с массивным ответным ударом: жестокой атакой с применением огнестрельного оружия, бомб, слезоточивого газа и любого другого оружия, которое будет сочтено необходимым для восстановления гражданского мира. Разоружение полиции как раз и должно послужить снижению уровня насилия с одновременной гарантией страшного наказания для любого, кто будет достаточно глуп, чтобы напасть на невооруженного копа.

6. Политикой офиса шерифа будет безжалостное преследование всех, занятых грабительской эксплуатацией земельных ресурсов в любой форме. Меры будут приниматься незамедлительно в случае любой правомерной жалобы. Моим вторым шагом после вступления в должность (после введения мер по наказанию торговцев наркотиками) будет создание Бюро информации для сбора и предоставления фактов, на основании которых любой горожанин может получить судебное постановление о захвате имущества, приостановлении деятельности и т.д. против любого стяжателя, который умудрился обойти наши устаревшие законы и построить тут фабрику для асфальта, завод по очистке фекалий или камнедробилку. Эти жалобы будут рассматриваться с чрезмерным рвением… и всегда в рамках закона. Selah.

Rolling Stone, № 7, 1 октября, 1970

МЕМОРАНДУМ СПОРТИВНОЙ РЕДАКЦИИ: ТАК НАЗЫВАЕМАЯ ПАНИКА «ИИСУС-ПСИХА»

Недавний чрезвычайный обзор сообщений наших информаторов на местах указывает, что на неорелигиозном фронте назревает буря умопомешательства. Если мы не подготовимся к этому безумию, оно серьезно скажется на наших ресурсах, возможно, даже подорвет их. В ближайшие несколько месяцев нас почти наверняка засыплет, даже затопит кошмарная метель чепухи, тарабарщины, помоев и псевдорелигиозной ахинеи всех мастей. До окончания рождественских праздников передышки ждать нечего. Проблема проявится во многих изобретательных формах, и иметь дело нам придется со всеми. А именно:

1. Наше почтовое отделение парализуют несколько волн брошюр, пластинок, увещеваний и полоумных разглагольствований от частных лиц и/или коммерческих организаций, пытающихся нажиться на этой жуткой дребедени. Поэтому мы заранее договорились об альтернативной почтовой службе, которая займется нашими серьезными делами.

2. Мы полагаем, что основные наши лифты будут день и ночь забиты нескончаемым потоком сумасшедших, старающихся втащить в здание гигантские деревянные кресты или прочие крупногабаритные безделушки. Чтобы обойти эту проблему, мы уже начали пристраивать мощный внешний электрический лифт со стеклянными стенами для служебного пользования. В восточный стене здания, за кабинкой Дейва Фелтона, будет прорублена дверь для входа и выхода. Дверь первого этажа будет замаскирована гигантским упаковочным контейнером на парковке. При ней круглые сутки будет дежурить вооруженный охранник.

3. Мы ожидаем, что телефонные линии будут почти постоянно заняты наемными и/или взбесившимися фанатами Иисуса, пытающимися пропихнуть «Тему сегодняшней молитвы» или прочую подобную ерунду в наши редакционные колонки. Нашей политикой станет не отвергать подобные звонки, нет, мы станем их выслушивать. Их будут переключать на специальный аппарат в подвале. Известный теолог Иейл Блур приготовил серию записанных на пленку ответов на подобного рода вопросы. Любой позвонивший, кого не отпугнет автоответчик, может оставить свое имя и номер телефона, чтобы инспектор Блур им перезвонил и лично поговорил с двух дня до шести вечера.

Это лишь немногие из кошмаров, с которыми нам придется иметь дело начиная с сегодняшнего для и до сентября. Будут, разумеется, и другие, не столь явные, но гораздо более мучительные. Например, подрывная деятельность среди ведущих сотрудников. Как всегда, найдется несколько безмозглых подонков, которые поддадутся на приманку очередного культа. Мы к этому готовы, и когда в наших рядах возникнут подобные бреши, их заткнут с быстротой и решительностью.

Спортивная редакция придерживается той точки зрения, что ни в коем случае нельзя позволить поколению болванов-неудачников и тайных наркоманов испоганить наши линии коммуникации, в то время как долг любого, имеющего доступ к мыслящей аудитории всей страны, говорить внятно. Сейчас неподходящий год для возвращения к атавистической ахинее – в особенности на страницах Rolling Stone.

* * *

Мы ожидаем, что с настоящего времени и до декабря месяца давление будет нарастать в геометрической прогрессии и достигнет своего пика в декабре. А пока не мешает вспомнить слова доктора Хима, одного из немногих современных чародеев, который никогда не ошибается. Доктора Хима проклинал Эйзенхауэр, над ним насмехался Кеннеди, издевался Тим Лири, ему угрожал Элридж Кливер. Но он все еще агитирует… и мошенничает.

– Будущее христианства слишком хрупко, – недавно сказал он, – чтобы оставлять его в руках христиан, особенно профессионалов.

Спортивная редакция очень этим обеспокоена. Дополнительные предостережения последуют с возникновением каждой конкретной проблемы. А они возникнут. В этом мы совершенно уверены. Сегодня перед нами тот же самый старый Прилив, который поднимался последние пять или более лет, то же старое Зло, оголтелый трип целого поколения, одуревшего от слишком многих неудач.

Отчасти это даже неплохо. Его время давным-давно должно было наступить. И опять же, говоря словами все того же доктора Хима: «Иногда старые стены настолько косые, что негде прорубить новое окно». Но проблема со вспышкой «Иисус-психоза» в том, что этот культ не столько окно, сколько гигантская испанская инквизиция, салемская охота на ведьм, разорение Конго и завоевание инков, майя^г ацтеков. Целые цивилизации гибли от рук мстительных чудовищ, претендующих на особые отношения с «Богом».

Перед нами не что иное, как очередная империя на грани краха – скорее всего под собственным весом и грузом своих извращенных приоритетов. Процесс уже пошел. Все, что воплощает собой Никсон, рано или поздно обречено.

Наверняка это будет «поздно», раз уж лучшее, что мы можем предложить, – поколение психов, махнувших рукой на все, кроме возрождения примитивной ерунды, которая и была причиной наших бед. Какой ужас думать, что всего десять лет спустя буря шестидесятых выльется в вульгарное и бездумное эхо евангелиста Билли Санди.

Вот почему спортивная редакция настаивает любой ценой не пускать в здание даунов. Нам серьезным делом надо заниматься, а эти идиоты будут только путаться под ногами.

Искренне ваш Рауль Дьюк.

Rolling Stone, № 90, 2 сентября, 1971

МЕМУАРЫ О ГАДОСТНОМ УИК-ЭНДЕ В ВАШИНГТОНЕ

Одно из самых ясных моих воспоминаний о том отвратительном уик-энде – то, как Джерри Рубин потерянно стоит на ступенях мраморного здания возле Капитолия и наблюдает за дракой у флагштока. «Контринаугурационный» парад только что завершился, и кое-кто из участников решил закончить шоу, поглумившись над американским флагом. Другие демонстранты запротестовали, и вскоре обе фракции уже обменивались тумаками.

Флаг соскользнул по шесту на несколько футов, потом снова поднялся, когда группа антивоенных патриотов образовала своего рода человеческий якорь у главной лебедки. Защитники флага входили в Мобилизационный комитет за окончание войны во Вьетнаме (МКОВВ), либеральное, пацифистское университетское крыло протеста, собственно говоря, и организовало «контринаугурационный». Нападавшие, оравшие «Порви все к чертям!», были бурной и неорганизованной ватагой молодых уличных бойцов из целого спектра группировок от местных активистов общества «Студенты за демократию» до байкеров, называющих себя «Гуннами». По обеим сторонам схватки были черные, но по большей части кулаками махала белая молодежь.

Пока я уходил от драки, у меня за спиной сцепились псы, и на главу демонстрации марша, кричавшего в громкоговоритель: «Мир!», напал псих в прусском шлеме. Антивоенный парад яростно пожирал себя самого.

Рубин, организатор-яппи и ветеран всех крупных демонстраций тех первых протестов в Беркли в 1964 г., смотрел на хаос вокруг флагштока.

– Ужасно! – бормотал он. – Все это угнетает, никакой жизни, никакого направления. Возможно, это последняя демонстрация.

Его слова вторили мыслям, которые я только что набросал в блокноте: «Никаких больше песен, никаких больше речей, прощай все это…» Я понимал, что имеет в виду Рубин. За прошедшие четыре года наши пути часто пересекались – от окрестностей залива до Чикаго. В происходящем мы, как правило, участвовали на разных уровнях: он – как центральная фигура, я – как журналист, но теперь, в 1969 г., нам обоим стало очевидно, что атмосфера резко изменилась.

Нынешними темами стали насилие и конфронтация. Сама концепция «мирного протеста» умерла в Чикаго на съезде демократической партии. Никто не пригласил Джоан Баэз в Вашинштон; никто не пел «Мы одолеем!». Там были другие, новые лозунги, вроде «Убей свиней!», «… война» и «Два-четыре-шесть-восемь… Государство завтра сбросим!». Сейчас в моде злобное диссидентство. Никто не садится на мостовую. Забросав копов камнями, демонстранты бегут, а две минуты спустя объявляются в другом месте и снова бросают камни.

Мы проделали долгий путь со времен Беркли и «Движения за свободу слова», обе стороны озлобились… а юмор пропал.

Для Рубина перемена горчит. В результате разгона беспорядков в Чикаго он был обвинен в подстрекательстве толпы – в те времена такое каралось пятью годами тюрьмы, но был выпущен под залог в 25 000 долларов. В старые добрые времена три месяца тюрьмы считалось суровым приговором лидеру демонстрации. Сегодня, в эпоху Никсона, люди вроде Рубина прямые кандидаты на публичное бичевание.

Что до меня… Ну, физически перемена пока на мне не сказалась. Благодаря журналистской аккредитации мне обычно удавалось избежать ареста, хотя, подозреваю, в новую эпоху и этому тоже придет конец. Бэджик прессы или даже блокнот станут помехой во все более поляризованной атмосфере гражданских конфликтов. Нейтральность устарела. Даже для журналиста вопрос теперь в том, на чьей ты стороне. В Чикаго меня побили дубинками полицейские, в Вашингтоне угроза исходила от демонстрантов.

Уик-энд инаугурации во всех отношениях обернулся дрянным. То, как Никсон принимал присягу, обреченность и озлобленность протеста, непрекращающийся ливень, реки грязи и армия богатых свинопасов, заполонивших бары гостиниц, старушенции с голубыми перманентами, обсидевшие рестораны, – вот уж точно шоу ужасов. Однажды очень поздно ночью, включив у себя в номере радио, я услышал песню «Birds» с припевом: «Никто не знает, в какой он беде… Никто не думает, что это случится снова». Припев всю неделю крутился у меня в голове, как музыкальная тема к плохому кинофильму… никсоновскому фильму.

Первой моей мыслью было загрузиться ЛСД и так освещать инаугурацию, но перспективы казались зловещими: мощный стимулятор способен превратить атмосферу просто дурную, в ад мегаужасов. Нет, придется писать на трезвую голову, но с парой-тройкой косяков в затишье… Быстрая пробежка через Молл к Смитсоновскому институту, пока обезумевшая толпа выкрикивала непристойности в адрес Спиро Эгню. Конные полицейские орали: «Назад, назад!». А тип рядом со мной, аккредитованный журналист из Нью-Йорка, передал мне самокрутку со словами: «Почему нет? Так и так, все уже кончилось…»

Вот именно. Он был прав. С моей точки зрения (и надо думать, с его), все кончилось. Ричард Никсон стал президентом. А вокруг нас восемнадцати– и девятнадцатилетние фрики бросали в конных полицейских шутихи. В фойе Смитсоновского столпились у стекол люди Эгню посмотреть, как толпа издевается над запоздавшими гостями. Потеряв терпение, один коп бросился в толпу, чтобы схватить агитатора… и на целых три минуты совершенно скрылся из виду. Когда еще десяток ринулись его спасать, он «всплыл» снова, но толпа успела сорвать с него почти все. На нем остались только штаны, один ботинок и обрывок мундира. Его шлем, пистолет, портупея, его бляха и знаки отличия исчезли. Он был избитым и униженным, и звали его Леннокс. Это я знаю потому, что стоял рядом с крупной полицейской шишкой в штатском, который кричал: «Грузите Леннокса в фургон!».

Леннокс себя не контролировал: он орал, как рябчик, над которым потрудилась стая диких собак. Начальник на него набросился, ругая спектакль: полуголый коп мечется из стороны в сторону на виду у толпы и прессы, лишь ухудшая положение. Леннокса погрузили в фургон, и больше мы его не видели.

Как такое могло произойти? На глазах у Спиро Эгню и его гостей, выглядывающих из элегантного музея накануне его инаугурации в должности вице-президента США, толпа диссиденствующих «пацифистов» побила одного из копов, откомандированных охранять VIP-персон. Этот Леннокс начитался старых газет, отчетов о «трусливых, не склонных к насилию демонстрантах». Поэтому кинулся хватать одного такого, водворять Закон, а его едва не прикончили. Один очевидец сказал: «Его по очереди били ногами по голове». Демонстранты все с него сорвали, еще полминуты, и его совершенно раздели бы.

Слов нет, поведение отвратительное. Несколько часов спустя в такси в другой части Вашингтона я рассказал про случившееся чернокожему водителю.

– Отлично, замечательно, – ответил он. – Я когда-то служил в полиции и уже собирался вернуться. Но не теперь. Черт, не хочу быть врагом общества.

* * *

На инаугурацию я поехал по нескольким причинам, в основном, чтобы убедиться, что она не трюк телевизионщиков. Трудно было поверить, что такое происходит взаправду: президент Никсон. По пути в Вашингтон в самолете со стаканом в руке над Скалистыми горами я записал в блокноте: «Год спустя, снова лечу на восток освещать Никсона… в прошлый раз это был Нью-Йорк, а потом на «Йеллоу берд спешл» в Манчестер, Нью-Гэмпшир… в штаб-квартире Никсона в «Холлидей-Инн» меня встретил составитель речей Пат Бьюкенен, не одобривший мой внешний вид… Миста Никсон, он лыжных курток не жалует, малый… и где твой галстук? Бьюкенен, грубый и подозрительный жучок, типчик из «Лобби свободы »… А теперь он в Вашингтоне, и «босс * тоже».

Все подчиненные звали его «боссом». Речи и выступления во время кампании назывались «маневрами». Не знаю, как они называли меня, наверное, подобрали что-то нелестное. Вот отрывок из статьи, которую я написал, поездив десять дней за Никсоном по Нью-Гэмпширу:

.«Ричард Никсон никогда не числился среди моих любимцев. Он был… человеком без души, без внутренних убеждений. „Старый Никсон“ не прокапал. Равно как и первые модели „нового Никсона“. Теперь у нас „Никсон, модель IV“, и как журналист полагаю, будет только честным сказать, что эта последняя версия кое в чем отличается и, возможно, даже будет в чем-то лучше предыдущей. Но как потребитель я бы и близко к ней не подошел, разве только вооружившись шокером для скота на длинной палке».

А теперь, год спустя, я летел в Вашингтон, чтобы посмотреть, как будет вступать в должность мой президент. «Сведи нас вместе вновь». Ну, удачи, старик. Позвони, когда соберешь остальных… Я приеду и сделаю групповой снимок камерой для подводной съемки.

* * *

В балтиморском аэропорту я столкнулся с Бобом Гувером, прибывшим из Нового Орлеана с молодой женой и большой кинокамерой. Гувер – писатель («Недоразумение на сотню долларов» среди прочего), но сейчас занят кино, снимает фильм про надвигающуюся революцию, которая, на его взгляд, вспыхнет еще до начала 1970-го. Не все участники «Движения» так оптимистичны: прогнозы варьируются от шести месяцев до четырех лет, но налицо почти единодушное мнение, что еще до 1972-го произойдет какой-то сокрушительный переворот, не просто беспорядки или закрытие университетов, а настоящая революция.

От этой зловещей перспективы уже дала трещину хрупкая солидарность «новых левых». До сих пор война во Вьетнаме была своего рода «зонтиком», дававшим видимость единения мешанине антивоенных группировок, у которых больше ничего общего не было. «Контринаугурационный» в Вашингтоне очень ясно показал, что этот альянс распадается.

И верно, само движение поляризуется. Когда справа Никсон и Джон Митчелл бубнят про Закон и Порядок, а «черные» и студенческие «левые» готовятся к революции, центр остается неприкрытым – хватай, кто пожелает. Единственный тяжеловес центристского толка сегодня – сенатор Тед Кеннеди, который как будто играет в ту же игру в «строительство и консолидацию», которую довел до совершенства в 1966-м Ричард Никсон.

Кеннеди начал преследовать Никсона еще до принесения последним присяги. В субботу, за два дня до инаугурации, Тедди затмил всех в местных новостях, торжественно открыв бюст своего убитого брата Роберта во дворе департамента юстиции. Потом, через два дня после инаугурации, Тедди стал звездой митинга по сбору средств в вашингтонском «Хилтоне». Идея была заплатить долги по кампании Роберта, но ведущий колонки одной местной газеты сказал, что митинг больше «походил на старт кампании Тедди». Washington Post процитировала вечно осторожного сенатора, мол, он пока еще не выбрал вице-президента для 1972-го. Реакцию Никсона на эту хохму пресса не зафиксировала. Единственный комментарий для прессы исходил от Рауля Дьюка, почетного гостя, который сказал: «Ну, никто не смеялся, когда на вечеринку пришел призрак Банко… и не забудьте про „Балтимор Колтс“».

* * *

Как бы то ни было, битва началась… Революция против Волны Прошлого. По настойчивым слухам, мистер Никсон не теряет уверенности – по причинам малопонятным тем, кому меньше пятидесяти лет, исключая копов, евангелистов и членов Лобби свободы. Остальным придется снова читать романы или, возможно, строить лодки. От требований этой растущей поляризации, этого воя баньши: «На чьей ты стороне?», годы Джонсона покажутся фестивалем мира. Всякому, кто думает, будто Никсон написал ту успокоительную инаугурационную речь, стоит запомнить имя – Рей Прайс. При Никсоне он – Билл Мойерс, с которым сходен и в другом: по нему также хорошо заметны будут признаки, что корабль тонет. Прайс – прикормленный либерал Никсона, и когда он уйдет, перед нами замаячит эпоха кровавого хаоса и уличных боев. И, возможно, даже той Революции, которую ждут сорвиголовы среди новых левых. Президент Никсон пришел в вакуум, которого ни он, ни его ставленники не понимают. В настоящий момент они обживаются в оке тайфуна. И если им кажется, что ветра стихли, их ожидает неприятный сюрприз.

И нас остальных тоже, ведь все мы в том оке – даже молодые активисты «новых левых», в рядах которых сейчас еще большее смятение, чем у либеральных демократов, у которых есть хотя бы номинальный глава. Что бы ни заявляли организаторы, вашингтонский марш протеста потерпел крах… и по причинам иным, нежели дождь и грязь. Джерри Рубин был прав: вероятно, это была «последняя демонстрация» – во всяком случае, последняя в старом, более мягком и когда-то полном надежд контексте.

* * *

В понедельник вечером, когда уже стемнело, я вернулся в большой цирковой шатер, где всего двадцатью часами ранее шумел контринаугурационный бал МКОВВ. В воскресенье шатер заполняли тысячи молодых диссидентов, которые смеялись, курили траву и перебрасывались воздушными шариками в свете прожекторов и под грохот рок-музыки. Там были Фил Оке и Пол Краснер, и Джуди Коллинс прислала телеграмму, дескать, приехать не может, но «так держать». Толпа просекла, передавалась шляпа, чтобы собрать кучку долларов на оплату аренды шатра. Случайный наблюдатель решил бы, что здесь празднуют победители.

Потом, после парада Никсона, я вернулся в шатер посмотреть, что там творится… а его не было. Точнее, он исчезал: шесть грузчиков из Norfolk Tent Со. демонтировали все, кроме шестов и тросов. В грязи лежали толстые рулоны синего и красного брезента, ожидая, когда их погрузят в фургон и увезут на склад.

Как по частям исчезает шатер, подходили посмотреть молодые девушки с длинными волосами и ребята с рюкзаками. Как и я, они вернулись, почти надеясь, что тут что-то происходит. Мы постояли рядом с памятником Вашингтону. Никто не разговаривал, даже парни из компании по аренде тентов. Потом мы разошлись в разные стороны. Было холодно, и становилось все холоднее. Застегнув лыжную куртку, я быстро пошел через Молл. Слева от меня у подножия памятника группка хиппи передавала по кругу косяк, а приблизительно в миле справа маячил яркий купол Капитолия… Капитолия мистера Никсона.

Внезапно мне стало очень холодно, а еще появилось смутное ощущение поражения. Более восьми лет назад в Сан-Франциско я всю ночь сидел у телевизора, чтобы смотреть в записи трансляцию выборов, и когда Никсон провалился, почувствовал себя победителем. "

Сейчас, этим воскресным вечером 1969 г., президента Никсона почтили ни много ни мало шестью инаугурационными балами. Какое-то время я мрачно это обдумывал, а потом решил попозже пойти в «Хилтон» и кому-нибудь врезать. Кто угодно подойдет, но хотелось надеяться, что подвернется шеф полиции Нэшвилла или еще какой-нибудь подонок. А пока оставалось только вернуться в отель и смотреть по телику новости. Может, покажут что-нибудь смешное, вроде клипа о публичных наказаниях.

(Boston) Globe, 23 февраля, 1969