Текст книги "Мелочи жизни"
Автор книги: Георгий Полонский
Соавторы: Максим Стишов,Аркадий Ставицкий,Эжен Щедрин,Юрий Каменецкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 38 страниц)
Глава сорок первая. КУЗНЕЦОВСКИЙ ХАРАКТЕР
Игорь Андреевич не замечал ничего. Ни работающих на помосте манекенщиц, ни людей, которые время от времени попадались ему навстречу и как-то испуганно здоровались...
Казалось, что законодателю мод теперь даже абсолютно все равно, как выглядит он сам: Шведов был небрит, волосы всклокочены, верхняя пуговица рубашки расстегнута – яркий шелковый галстук торчал из кармана пиджака.
Люди, проработавшие со Шведовым десятки лет, никогда не видели модельера в таком состоянии.
Игорь Андреевич достиг наконец приемной, вошел, посмотрел куда-то мимо Регины.
– Ой! Игорь Андреич! Как хорошо, что вы пришли! Я могу отправлять костюмы?
Шведов не ответил. Пошел к себе.
– Костюмы?.. В Рим?.. Игорь Андреевич...
Замерев на пороге кабинета, Шведов наконец сообразил, о чем идет речь, кивнул и молча закрыл за собой дверь.
Регина с болью посмотрела ему вслед – со смерти Марии Петровны прошла уже не одна неделя, а Игорь Андреевич все никак не мог прийти в себя.
Конечно, смириться с потерей любимого человека невозможно, это рана на всю жизнь, кровоточащая рана, но последнее время Регина начала бояться, как бы рана эта не оказалась для самого Шведова смертельной.
Он словно на все махнул рукой. Не хотел никого видеть, не желал вести никаких дел. Почти ничего не ел, на глазах теряя вес... И – чего не делал никогда и ни при каких обстоятельствах – пил.
Человек, даже на званых обедах не выпивавший более рюмки водки, ссылаясь то на автомобиль, то на больную печень, то еще Бог знает на что, а на самом деле просто элементарно не любивший это дело, – пил теперь по-настоящему.
До тяжести в теле, до головной боли по утрам, до забытья...
Регине было страшно – она знала Шведова почти уже тридцать лет, много всякого бывало за эти годы, но никогда еще не видела она модельера в таком состоянии.
Никогда...
Даже не сняв плаща, Игорь Андреевич опустился за стол. Дверь тихонько приоткрылась. Думая остаться незамеченной, заглянула Регина. Однако Шведов заметил ее.
– Не пью я, не пью, – проговорил устало и безразлично.
– Что-нибудь опять случилось?
– Наводнение в Южной Франции.
– А Рим на юге Франции? – спросила Регина осторожно. Она была готова играть с шефом в любую игру, только бы вывести его из этого состояния.
– И в Германии тоже, – добавил Шведов.
– А при чем тут Германия? Мы же едем в Рим!
– Едем, едем... И наводнение ни при чем. И забастовка рабочих сталелитейной промышленности...
Регина взглянула на модельера испуганно. А он тем временем продолжал:
– ...И даже землетрясение в Гималаях. Хотя гималайского медведя жалко. Упал с дерева и сломал хвост...
– А разве у них есть хвосты?
– Бедняги. Неужели у них даже хвостов нет?.. Регина опустила глаза. Потом проговорила тихо:
– Игорь Андреевич, Машу не вернешь.
– Ты уже говорила об этом вчера.
– И вчера, и позавчера!
– Что ты хочешь?
– Чтобы вы поработали с девочками. Они провалят показы.
– Что провалят?..
– Показы.
– Ах, показы... Это очень серьезно – показы...
– Вы хотите, чтобы первая поездка в Италию стала последней?
– Сейчас ты меня напугаешь, я брошусь работать, забудусь, перестану переживать, а дальше Европа, красивые женщины... Глядишь, все и обошлось... – Шведов вдруг подмигнул Регине.
– А вы, конечно, предпочитаете смаковать свое несчастье, чтобы вам не мешали...
– Ты что-нибудь узнала?
– В каком смысле?..
Шведов посмотрел на Регину укоризненно.
– Ах, вы об этом, – догадалась Регина. – Ну с чего вы вбили себе в голову, что это ваш сын?!
– Какая разница!
– Что – какая разница?
– Какая разница, чей он сын!..
– Но я полагала...
– Ты знаешь, что такое возвращаться в пустой дом? – перебил Шведов. – Когда некому сказать: «Привет!» Когда не от кого услышать: «Ну наконец-то ты пришел! Я так волнуюсь!» Когда каждая комната встречает тебя темнотой и шорохами... И кажется, что там кто-то есть, а там пустота. Потому что все звуки в этой квартире издаешь только ты и только для себя... У меня когда-то была привычка. Уходя, я оставлял свет на кухне. Когда ночью вернешься, смотришь с улицы, вроде кто-то ждет... Я теперь опять оставляю свет... А!.. Что я тебе рассказываю... Это нельзя понять, это надо испытать... Слава Богу, что ты этого не знаешь! – Шведов так и сидел за столом в плаще.
– Яне знаю?!..
– Тебя ждет дома мама, – сказал Шведов уверенно.
– Она умерла. Три года назад. – Поймав растерянный взгляд Игоря Андреевича, Регина добавила: – Вы были в Мадриде.
– Прости.
– Неужели вам действительно интересно, сын он вам или нет?
– «Отец всегда неизвестен». Цитата, – пошутил Шведов мрачно.
– А если он жулик?
– А если он тоже один? Мне нужен сын, ему нужен отец. Все остальное не имеет значения! Разве мало родных по крови людей остаются навсегда чужими? Человек близок нам ровно настолько, насколько мы отдаем ему себя.
– Тоже цитата?
– Мое, – раздалось в ответ угрюмое.
– Ну вы-то ему задолжали. Если он, конечно, действительно ваш сын.
– Еще не поздно расплатиться. Регина посмотрела на шефа с сомнением.
– Лучше поздно, чем никогда. Тоже цитата. Ладно. Что ты о нем узнала?
– Ничего. В московских гостиницах таковой не проживает.
– А Юганову ты звонила?
– Я звонила всем. Если всесоюзный розыск еще возможен – считайте, что его провели.
Шведов поднялся. Прошелся по кабинету.
– Игорь Андреевич, – рискнула напомнить Регина, – вы бы плащ сняли.
– Что?
– Плащ.
– А, да... – Модельер стянул плащ, бросил в кресло.
– Может, это и к лучшему? – сказала Регина.
– Что – к лучшему?
– Ну... Что он не нашелся...
– Может быть.
Шведов подошел к бару. Открыл. Достал бутылку коньяка. Налил.
– Вы опять?
– Это тебе, – Игорь Андреевич протянул рюмку Регине.
– Зачем? – Коньяк Регина тем не менее взяла.
– Боюсь, что в Рим вы отправитесь без меня.
– А вы?!
– А я... Я еду в Железноводск, – объявил модельер. Регина машинально выпила коньяк...
От лучших времен у поэта Вакарова осталось с десяток сборников стихов, вышедших в самых престижных издательствах столицы, и уютная двухкомнатная квартира в писательском кооперативе, расположенном внутри Садового кольца.
Квартира эта отчасти была вакаровским «последним шансом». В самом крайнем случае ее всегда можно было довольно прилично сдать за валюту какому-нибудь нуворишу, мечтающему жить поближе к центру, а самому перебраться в какойнибудь подмосковный дом творчества.
Эту « талантливую» коммерческую идею изобрел, конечно, не сам Александр Сергеевич – с некоторых пор таким образом существовала чуть ли не добрая половина некогда вполне преуспевавшего писательского сообщества...
Леночка Ползунова уютно устроилась в одном из вакаровских кресел.
Сам поэт, явно чем-то озабоченный, суетился радом.
– Да сядь, посиди. Не умру я без кофе. Лучше коньячку дай, – попросила Леночка.
– Леночка, у меня сейчас нет коньяка... Но я могу купить, если хочешь...
– Садись!
– Я же тебе сказал, меня ждут... В редакции... В журнале... Если не приду вовремя – обида. А ты же знаешь, как мне важно сейчас напечатать эту подборку...
– Глупости! Опоздаешь – подождут. Только уважать сильнее будут. А лучше совсем не приходи. Пусть думают, что ты в другой журнал отдал.
– Нет, Лена, я так не могу. Слава меня просил не опаздывать, он для меня две полосы оставил... Одного классика подвинул...
– Врет он все. Ну кто, скажи мне, кто сегодня пишет стихи? Да еще печатает их в журнале? Только ненормальные. Но ненормальных у нас с каждым годом все меньше и меньше. Вымирают. Скоро ты останешься единственный. И то только потому, что я тебя поддержу.
Вакаров взглянул на Леночку с некоторым сомнением.
– Обязательно поддержу. Но сегодня ты должен поддержать меня. Я не могу быть одна. И домой идти не хочу.
– Почему? – забеспокоился поэт. – Что-то случилось?
– Ты разве не знаешь?
– Нет...
– Папу сняли. И боюсь, что теперь уже окончательно.
– Ленка, но ты же говорила, он сам просился на пенсию, устал, хочет пожить на даче...
– Одно дело сам просил, другое – его отправили... Он для того и просил, чтобы остаться.
– Лена, тебе надо поехать домой. Там же мама. Ты ей нужна!
– Сашка, при чем тут мама? Она же даже не поняла, что случилось! Ее больше всего заботит, надо ли сдавать казенную посуду и как отчитаться за разбитый сервизный чайник.
– А что, надо отчитываться? Лена не ответила.
– Соседки примчатся, соболезновать начнут. Лицемерки. Их-то всех давно поперли, вот они и придут посмотреть, как это теперь происходит. «Ой, а у нас машину сразу забрали, а у вас только через две недели?» – принялась она передразнивать ненавистных соседок. «А дачу выкупить разрешат? Нам Горбачев разрешил. Только дорого было очень, и мой Иван Кузьмич отказался».
– Лена, а как же ты?
– Ладно, Саша, – разозлилась вдруг Ползунова, – езжай в журнал. На обратном пути купи коньяк. Только выбери хороший, французский, настоящий. Деньги возьми вот. – Ползунова протянула Вакарову кошелек. – Возьми, возьми. Я не хочу дрянь пить, а у тебя, я знаю, денег нет.
Вакаров послушно убрал кошелек во внутренний карман пиджака.
– Лена, я быстро. Туда и обратно. Я же всю ночь сидел перепечатывал, чтобы успеть...
– Если там хватит, возьми такси.
– Спасибо, Лен, – Вакаров суетливо побежал в прихожую одеваться. – Но мне в центр, на метро быстрее...
– А чего ты ждал? Ты что, думаешь, можно вот так прийти к человеку и сказать ему: «Привет, я твой сын»?
– А как еще? Служебную записку написать? Докладную?
– Но это же бред! Почему он должен тебе верить?
– Ну правильно. И к докладной приложить анализ крови, письма матери, свидетельство о рождении...
Юля и Игорь сидели у Кузнецовых на кухне. Пили чай.
– Перестань. Ты злишься, тебе неприятно, я понимаю, но ты несправедлив. Когда в бюро находок приходят за потерянным кошельком и то спрашивают: «А какого он цвета, а сколько в нем было денег?» – и так далее. А ты хочешь, чтобы сына...
– Да пойми же ты! Я не кошелек! И мне от него ничего не надо! Я пришел ему сказать про то, что я есть. Чтобы меня совесть не мучила. Он мне чужой человек. Как говорила моя бабушка: «Не та мать, что родила, а та, что вырастила». Это для него был шанс умиляться, думая, что я на него похож. Но Шведов твой...
– Что – Шведов?
– Он вообще любить не умеет. Это же видно. Не человек – машина какая-то. Думает только о делах. Все у него расписано, все распределено, все распланировано. В этом году так, в том эдак. И ни шагу в сторону. Я верю, когда ты говоришь, что у него не бывает романов на работе. Это естественно. Такой роман может помешать делу. И собаку он никогда не заведет. И сын ему не нужен. Тем более – незапланированный. Зачем глухому – музыкальный центр? Зачем не умеющему любить, не понимающему, что такое бывает... Зачем ему сын?
– Ты дурак, Игорь, – констатировала Юля спокойно.
– Что?!
– Ты не обижайся. Это не наезд, не оскорбление. Это диагноз. Как ты можешь, один раз увидев человека, сразу выносить ему приговор и меру наказания?! Откуда ты знаешь, может быть, он и не знал ничего. Я имею в виду про тебя. А мама твоя... По-всякому бывает. Может быть, действительно он ее не любил. А может, просто не успел полюбить. Так тоже бывает.
– Все успел. Только полюбить не успел, – сказал Игорь зло.
– Ну и что?! Ты радоваться должен. Ведь иначе тебя бы вообще на свете не было. А ведь ничего мальчик получился...
Игорь радостно заулыбался – комплиментами он явно был не избалован.
– А по поводу любви... – продолжала Юля. – Я тоже так думала. Ты вообще мне... меня напоминаешь. Очень. Всего полгода назад я такая же была. Все точно знала. Про всех. Ты не улыбайся. Это ничего, что я младше. Женщины вообще раньше взрослеют. Так вот Шведова я сначала любила, потом ненавидела, а теперь уважаю. Он умный, сильный и добрый. И красивый.
– Чего еще может пожелать взрослая женщина! – заметил Игорь с сарказмом.
– Перестань! Он знаешь как мою маму любил?! И до сих пор любит. Он же ради нее на что угодно готов был! Он даже ко мне в училище приехал, с мымрой директрисой договорился, гору эскизов просмотрел и как будто по работам меня выбрал. Ну я и поверила. Маленькая была, шестнадцать лет. А он...
– Сейчас огромная! – засмеялся Игорь.
– А что, через месяц восемнадцать уже.
– Ого!
– Да нет, правда, я теперь другая. Совсем.
– У меня тоже... Когда мама... Все сразу переменилось, – сказал Игорь серьезно.
– А он тогда хотел, чтобы я ему помогла. Даже не ему, маме. Помогла решиться. Она же тогда как безумная была. И отца любила, и Шведова. Она мне в больнице потом рассказывала... Короче, Шведов – человек. Ты должен пойти к нему и все подробно объяснить. А если трусишь, я сама пойду и все скажу.
– Опять ты лучше всех знаешь, как надо!
– Извини. Характер такой. Кузнецовский. Но почему нет? Что мешает?
– Не могу я к нему идти сейчас. Я на нуле. Идти просить? Унижаться? Быть бедным родственником? Ни за что! Вот подожди, я встану на ноги, разберусь с делами, тогда другое дело!
– Кстати, ты мог бы мне и объяснить наконец, что у тебя случилось.
– Это долго.
– И все-таки.
– Да я же тебе рассказывал, что у меня в Железноводске был маленький бизнес.
–Ну?!
– Ну, ну!!! Ну заработал я пять штук баксов! Потом за неделю спустил.
– Пять тысяч долларов!
– По-настоящему это не так много. Но в общем-то обидно стало. Главное, я мог бы и еще столько заработать, и еще пять раз по столько... Но контингентик, с которым общаться приходится! Улет! У меня партнер был, хороший парень, кстати, наперсточник бывший. Его жена вообще...
– Н-да, – проговорила Юля тихо, скорее себе, чем Игорю, – везет мне на кавалеров.
– Чего? – Игорь не понял.
– Ничего! А что ж вы за эти деньги делали? Квартиры грабили?
– Почему квартиры? Все по-честному. Торговали. Знаешь, кто такие «челноки»?
– Туда-сюда за границу которые ездят?
– «Туда-сюда». Там купил – здесь продал. Нет, нормальный бизнес... Но не для меня. Мне в ванне с пивом сидеть както не в кайф. Я хочу нормальным делом заниматься. В банке, например...
– Ага. Пока не пристрелят с какого-нибудь чердака...
– Что ты понимаешь! У меня столько идей, мне бы только в финансовую академию поступить.
– Так там же дикие деньги платить надо.
– Ну вот я и затеял очередную операцию. В Москве со мной расплатиться должны были. Там бы и на учебу, и на жилье, и вообще на первое время хватило бы.
– Ну и?..
– Я, к папочке когда шел, думал, через день миллионером буду, а оказалось... – Игорь махнул рукой. – Уехать вот не на что. Хотя это ты уже знаешь...
– Подожди... Так тебе что? Просто не отдали деньги?
– Ну почему просто. По морде еще съездили, «чтоб не выступал»!
– И что же теперь делать?
– Чай пить. Я там кое-что предпринял, с людьми кое-какими поговорил, но маловероятно, что из этого что-то выйдет. Ладно! Хватит об этом!
– Подожди, но если все так, тебе тем более надо пойти к Шведову! Знаешь, какие у него связи! Он же может тебе помочь!
– Вот именно! Он – мне помочь! Нет! Я мог еще год назад приехать в Москву. Но я не бедный провинциальный родственник богатого московского модельера. Я равноправный член семьи, самостоятельный и с собственным делом.
Не буду я в Москве «сыном Шведова». Это он еще походит моим отцом!
Юля молча обняла Игоря, и они замерли в долгом поцелуе.
– Ну что ты молчишь?
Сергей не отвечал. Глядел куда-то в сторону.
– Ну скажи что-нибудь! Ну?! – взмолилась Семендяева.
– Не надо нам было сегодня встречаться.
– Именно сегодня?
– Вообще не надо.
– Почему?
Сергей как-то неопределенно пожал плечами.
– Это ты мне мстишь? – вспыхнула Семендяева. – За то, что я тебе так тогда сказала?.. А я не могла иначе. Ко мне пришла Ползунова и говорит... Или дом моделей, или ты.
– Ползунова? А что ей-то до меня?
– Ну как же! Она о твоей семье очень пеклась! Если бы Маша к тебе вернулась, Шведов бы освободился. А у Ползуновой ведь только одно на уме. Женить его на себе.
Сергея, похоже, эта информация не очень-то взволновала. Он просто принял к сведению, и все.
– Она сказала, что теперь, когда директором становится она, то или я буду слушать ее, или пойду на все четыре стороны. А куда я без дома моделей?!
– Теперь все, конечно, изменилось, – Сергей газеты читал, о падении Ползунова-старшего знал.
– Ничего не изменилось. Просто я поняла, что без дома моделей плохо... А без тебя просто невыносимо.
–Да?.. -Да.
– Ты что? Ты на работу все еще не ходишь?
– Завтра первый день.
– И газет не читаешь?..
– А что случилось? – Семендяева испугалась.
– Да ничего. Просто Ползунов-старший снят со всех своих постов. Так что, думаю, директорство мадам временно отменяется.
Семендяева засмеялась. Но смех постепенно перерос в истерику.
– Ты чего?
Семендяева не отвечала.
– Что с тобой?!.. Лена!!!
– Героиня! – рыдала Семендяева. – Подвиг совершила! Бросила работу ради любимого! Идиотка!
– Ну перестань, перестань... Ну ты же не знала...
– Я правда не знала! Сереженька! Я правда... Я не вру...
– Я верю, верю.
– Я честно...
– Ну я же говорю. Я верю.
– Правда?..
Семендяева хотела Сергея поцеловать, но он уклонился.
– Ты меня больше не любишь?
Сергей не ответил. Встал. Подошел к окну.
– Не надо было нам сегодня встречаться. Не надо.
– А мы ведь сегодня не случайно встретились! Сергей удивленно обернулся.
– Представь себе. Я тебя там второй день караулю.
– Зачем?
– Сережа! Она умерла! Сколько можно! – закричала вдруг Лена.
– Она не хотела никуда ехать. Она передала через Юльку письмо. Если бы я согласился с ней встретиться, она бы вернулась, – проговорил Сергей, низко опустив голову.
– И ты был бы счастлив?
– Она погибла из-за меня! Ты что, не понимаешь?! Из-за меня! Из-за того, что я отказал ей во встрече!
– А ты хотел бы снова жить с ней?.. – спросила Лена сухо.
Сергей не ответил.
– Ты прекрасно знаешь, что ты ни в чем не виноват. Тебе не за что себя казнить!
Сергей опустился на стул, закрыл лицо руками.
Лена подсела рядом. Приобняла, стала целовать. Сергей стал отвечать.
Вдруг оторвавшись от Лены, произнес почти беззвучно:
– Не надо было нам сегодня встречаться...
– Почему?
– Потому что ничем хорошим это не кончится! Сергей припал к Лениным губам.
Вернувшись из издательства, Вакаров в ужасе обнаружил, что Ползунова в буквальном смысле слова лыка не вяжет.
– А! Сашка! Наконец-то! А я уже заждалась! – завопила она из комнаты пьяным голосом.
– Леночка, я обегал полгорода, пока купил настоящий коньяк. Вот, – понимая, что никакой коньяк уже не нужен, Вакаров тем не менее вынул из сумки красивую бутылку. – Французский, как ты просила. На Фрунзенской набережной есть такой магазинчик французских вин. Там все настоящее!..
– А я уже нашла! – Леночка пьяно засмеялась. – Я тебя ждала, ждала и не выдержала, спустилась вниз в ларек. У тебя классный ларек внизу. И ребята там хорошие. Сразу врубились, что мне нужно. Сашка, – добавила она заговорщически, – если смешать «Смирновскую» с польским «Черри» – все будет хорошо!
– Лена, – Вакаров всегда ужасно терялся при виде пьяных женщин. – Я тебе кофе сварю...
– Пошел ты со своим кофе! Лучше обними меня...
– Что?!
– Обними меня! Не хочешь? Ты, Сашка Вакаров, не хочешь меня обнять? – Леночка громко икнула и даже не извинилась.
– Я хочу, но...
– Ты, всю жизнь твердивший мне о том, как любишь, писавший тонны стихов, оборвавший всю сирень в школьном дворе... Ты говоришь «но»?! Ты не хочешь?!
– Леночка, успокойся, Леночка... Тебе надо поспать, ты переутомилась... – Вакаров присел рядом, обнял Леночку подружески.
– Так я же тебе это и предлагаю! Что ты меня обнимаешь как товарища по команде? Они даже в футболе сейчас больше страсти в это дело вкладывают... Ну? Или ты меня уже совсем не хочешь? А? Мечта должна оставаться мечтой? Или должна осуществляться?
– Лена... Я всю жизнь любил тебя... – начал оправдываться несчастный поэт.
– А, уже в прошедшем времени!..
– ... И продолжаю любить...
– Да хватит! – Ползунова резко отстранилась. – Я все знаю. У моего поэта появилась новая муза! Это Регина, да? Изза нее ты меня разлюбил? Ну, признавайся! Поэт не должен стыдиться своей любви! Так ты меня учил?
Вакаров кивнул виновато.
– Ну вот. Саша. Я верю только тебе. Ты один всегда относился ко мне как к женщине, а не как к дочери старика Ползунова... Каждая женщина рано или поздно понимает, что она никому не нужна. – Леночка пьяно хохотнула.
– Лена!
– Шведов – скотина, – процедила Ползунова зло. – Я не оставлю его в покое. Я ему отомщу. Но это неважно. Важно, что я была несправедлива к тебе. Я хочу это исправить. Я готова. Давай... – Ползунова даже принялась расстегивать кофточку.
– Лена, я не буду помогать тебе мстить Шведову. Даже так не буду, – отвел глаза в сторону поэт.
– Дурачок! Я тебя хочу, понимаешь? Отомстить Шведову можно с кем угодно. Это не проблема. И это не месть. Он никогда не любил меня, ему на это наплевать. Мстить ему я буду совсем по-другому. Он и не подозревает как! В Италию собрался, гад! Впрочем, сейчас не об этом.
– А они скоро уезжают? – спросил Вакаров осторожно.
– Он думает, что скоро. Но он не знает, что значит обидеть женщину. Оскорбленная женщина способна на все. Никакой Италии его вешалки не увидят как собственных ушей. Это я тебе говорю!
Ползунова закашлялась.
Вакаров заботливо похлопал ее по спине.
– Что ты задумала?
– Неважно... Ты будешь меня целовать или нет?
– Нет. – Вакаров даже встал.
– Значит, и тебе не нужна?
– Лена, ты мне друг. И я тебе всегда во всем друг...
– Ну вот и помоги...
Вакаров отрицательно покачал головой.
– А я не верила. Глазам своим не верила. Думала, не может он вот так задешево купиться. Она же с тобой кокетничала по приказу! По совету Шведова. Чтобы нас отвлечь. Она и мне в верности клялась. Время тянула, сука! – всю ненависть свою и обиду вложила Ползунова в это последнее слово.
– Лена, – сказал вдруг поэт с нехарактерной для него твердостью, – ты мне друг, но я тебя прошу: не говори ничего плохого про Регину Васильевну.
– Влюбился! Вакаров не ответил.
Леночка улыбнулась какой-то зловещей улыбкой.
– Тогда я отомщу вам всем!
