Текст книги "Мелочи жизни"
Автор книги: Георгий Полонский
Соавторы: Максим Стишов,Аркадий Ставицкий,Эжен Щедрин,Юрий Каменецкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 38 страниц)
– Фу, как грубо. Я ей как человеку сигарету предлагаю. Она, между прочим, теперь чирик стоит, а ты грубишь.
Юля попробовала молча обойти Дуба. Но парень грубо схватил ее за руку.
– Стоять, кому говорю!
– Да пошел ты!
Юля с размаху ударила пустым пластмассовым ведром Дуба по голове. Удар был скорее звонкий, чем болезненный, но от неожиданности Дуб отшатнулся, и Юля проскочила мимо него. Подбежала к двери. Но на самом пороге столкнулась с выходящим из квартиры Биг-Маком.
От неожиданности Юля задала самый простой и естественный вопрос:
– Вы кто?!
– Конь в пальто! – бросил Биг-Мак на ходу и быстро убежал вниз по лестнице.
Юля ворвалась в квартиру, захлопнула за собой дверь, огляделась. Вроде бы в прихожей все на месте. Из комнаты едва слышен уютный разговор дедушки и бабушки.
– Как дела? – Юля решила удостовериться. Анатолий Федорович вышел к ней.
– Все нормально, ты что, думаешь, пока мусор выбрасываешь, нас тараканы загрызут?
– А вы никого не ждете?
Юля решила без нужды не пугать стариков.
– Да нет, Маша звонила, Сережа, – заставил себя улыбнуться Анатолий Федорович. – Сережа улетел, кого нам ждать?
– Ну ладно... – деланно улыбнулась Юля. – Ладно, пойду к бабуле.
На улице Биг-Мак догнал Дуба.
– Я же говорил, а ты не слушал...
Биг-Мак не дал Дубу договорить ощутимым подзатыльником.
– За что?
– Сам знаешь! Козел!!!
Никогда еще прежде не видели официанты Гошу в таком удрученном состоянии... Странно. Сидел. Шутил. Улыбался. Пришла к нему красивая женщина. Минут пять поговорили, и на парне уже лица нет. Не шутит. Не улыбается. Сидит бледный как смерть. И курит непрерывно.
– Да... Приятного мало.
– Гоша! И это все, что ты можешь сказать?
– А что ты хочешь, чтобы я сделал?
– Как – что? Как – что, Гоша, милый? Его нужно выручать оттуда! И чем скорее, тем лучше! Как ты этого не понимаешь?
– Машенька, ты только успокойся, ладно? Не волнуйся так... – Гоша старался не смотреть Маше в глаза. – Кстати, я уж не знаю, чего там наговорил тебе твой адвокат, но, по-моему, ничего страшного не произошло. Какие у них доказательства? Вот увидишь, сегодня вечером твой Сережа будет дома...
– Тебе хорошо говорить! А ты знаешь, что такое хотя бы час провести в тюремной камере?
На всякий случай Гоша сплюнул через левое плечо и постучал по дереву.
– Слава Богу, нет...
– Гошенька, помоги ему! У тебя же куча связей! Но Гоша только обреченно покачал головой.
– Но у тебя же все схвачено! Ты сам говорил...
– Машуль, если б я мог... Я бы уже давно...
– Но ты же про Сашку договорился!.. Ну попробуй!
– Нет, Машуль... Это совершенно другой уровень. Я так высоко пока не летаю...
– Ну Гошенька!
– Видишь ли... Дело в том... – Гоша решил сказать сестре правду. – В общем... Это моя статуэтка.
– Как это... Как это – твоя? – не поняла Маша.
– Как-как... Очень просто. Моя, и все. Я ее за старые долги взял.
– Как – за долги?.. За какие такие долги... Я не понимаю! Ты что хочешь сказать, что это ты подбросил Сереже эту статуэтку?
– Ничего я ему не подбрасывал! Он сам взял.
– Как... сам?
– Так, сам. Ну он, конечно, сначала отказывался, но я объяснил, что это просьба тех людей, которые тогда помогли с Сашкой.
– А на самом деле? – Голос у Маши стал твердым.
– Что – на самом деле?
– Чья эта статуэтка? Ты должен сказать мне, чья это статуэтка.
Гоша промолчал.
– Ну?!
– Понимаешь... В общем, один человек должен был мне «деньги. Довольно крупную сумму. Предложил взамен эту статуэтку. Ну я так рассудил, что... На кой мне эти «деревянные»? А тут все-таки натуральная кость. Короче говоря – вещь... Ну вот... А в Англии у меня приятель один, антиквар... Он и должен был Сережку в аэропорту встретить...
Гоша боялся поднять глаза от клетчатой скатерти.
– Как же ты мог, Гоша?
– Да откуда ж я знал, что она ворованная! Клиент вроде нормальный, так... Приличный с виду... Сейчас попробуй пойми! Вон у меня под окном новая машина стоит, я ее тоже с рук брал! На рынке! Может, и ее откуда-нибудь угнали! Номер перебили и мне продали.
– Ты должен пойти и во всем сознаться, – решительно заявила Маша.
– Ну, предположим... – Гоша вздохнул. – И чего ты этим добьешься? Можно подумать, тебе легче станет, если мы там вдвоем куковать будем?
– Вдвоем не будете. Ты сознаешься и... Сережу отпустят. Надо уметь отвечать за собственную безалаберность!
– Ладно, ладно... Я готов отвечать за собственную безалаберность. Только ты понимаешь, что мне никто не поверит?
– Это еще почему?
– Да потому, что я его родственник, понимаешь? В лучшем случае привлекут за лжесвидетельство. В худшем – раскрутят такое дело, что еще вас с Юлькой по судам затаскают! Им только дай пальчик!
Отчаявшись встретиться с Гошей взглядом, официант Коля решился побеспокоить гостя.
– Георгий Валентинович...
Но Гоша не хотел даже слушать.
– Позже! Коля отошел.
Маша растерялась. И спросила растерянно:
– Что же делать?
– Не знаю я, что делать... Ждать или попробовать обратиться к кому-нибудь еще, кто может помочь. Во всяком случае, я тут бессилен...
– Как же ты мог, Гоша?.. Ведь все было так хорошо... Новая работа, Лондон... Ведь он ни разу в жизни не был за границей! Он ведь даже не знает, что отвечать этим таможенникам! А с его характером!.. Наверняка наговорил им такого, что теперь они его никогда не отпустят! Ну почему? Почему он должен страдать по твоей милости?!
– Ну ладно, Маш, ладно, ну... Ты же понимаешь, что я не нарочно...
Гоша чувствовал себя виноватым и не скрывал этого.
– Это не оправдание! За нечаянно бьют отчаянно! – не отставала от него Маша.
– Ну хорошо, хорошо! Ударь меня! Нет, я серьезно говорю, Маш! Давай! Врежь мне по уху как следует! С правой! Не стесняйся! Я ведь заслужил, а тебе, может быть, от этого легче станет!
– Дурак ты, дурак...
– Не хочешь бить? Ну хорошо. Тогда пойду действительно во всем сознаюсь. А то Серега там соскучился наверное без меня, бедняга, а я ему табачку, сухариков. Посидим, на нарах ножками поболтаем! Глядишь, и срок быстрее пролетит. Вдвоем-то оно сподручнее!
– Ладно, я пойду.
Маша встала. Направилась к выходу. Гоша поймал за руку, остановил.
– Подожди, может, тебе деньги нужны? Адвокаты сейчас ужасно дорогие...
Маша бросила на брата такой взгляд, что он без лишних слов отпустил ее руку.
– Все-таки позвони, если что-нибудь понадобится.
Маша ушла, оставив Гошу в непривычном для него состоянии. Он мучился. Ему было стыдно, и он чувствовал свое бессилие изменить ситуацию.
В городе, стране и мире могло происходить все что угодно, но в салоне Игоря Шведова на своем месте у входа в кабинет шефа всегда находилась элегантная, обаятельная, благоухающая Регина. Она умела не только принять посетителя, но и, что гораздо сложнее, выставить его. Могла управлять десятком капризных манекенщиц, оставаясь при этом их подружкой и наперсницей. Помнила, чьи звонки и просьбы передавать Игорю Андреевичу, а чьи не передавать.
Поэтому к телефону всегда подходила она.
На этот раз позвонили по местному. С проходной.
– Але? А, да, сейчас спущусь.
Регина положила трубку, включила селектор.
– Игорь Андреич, я отойду буквально на десять минут – там костюмы с киностудии привезли.
Селектор ответил глухим шведовским голосом:
– Давай, солнышко.
Регина встала, обошла стол, но в дверях столкнулась с Семендяевой.
– О, Семендяева! Легка на помине. А тебя тут, понимаешь, разыскивают.
– Ой, а кто?
– Кто-то с акцентом дальнего зарубежья. Не то Гюнтер, не то Вальтер...
– Зигфрид?
– О-о, точно. Зигфрид.
– Ой, Региночка Васильевна, я позвоню? Я быстренько, шесть секунд!
– Ну только если шесть секунд, – улыбнулась Регина. Это был тот случай, когда надо было быть строгой, но доброй. Хозяйкой, как за глаза называли ее девчонки.
– Спасибо.
Уже в дверях Регина обернулась:
– И скажи этому своему Гансу, что здесь не дом свиданий, а дом моделей.
– Региночка Васильевна, но вы же знаете, что у меня нет телефона, – уже набирая номер, попробовала оправдаться манекенщица.
– Это, как теперь принято говорить, твои личные трудности. Да, если папе кто-нибудь будет звонить – его ни для кого нет. Я буду через десять минут.
И Регина вышла, высоко неся свою красивую прическу.
Семендяева села на место Регины, набрала телефонный номер. В трубке короткие гудки. Занято. Задумчиво положила трубку. Покрутилась во вращающемся кресле, пролистала несколько листочков перекидного календаря... Представила себя на месте Регины...
Неожиданно в приемную стремительной походкой вошла Маша. Не обращая внимания на секретаря, даже не заметив замену, Маша бросила на ходу:
–Як Игорь Андреичу. – И исчезла в апартаментах Шведова.
Все это произошло так быстро и неожиданно, что Семендяева только и успела, что открыть рот. Опомнившись, девушка, чтобы предупредить шефа – она видела, как это делала Регина, начала нажимать все кнопки селектора подряд.
– Игорь Андреич, Игорь Андреич!.. И вдруг услышала:
– Это ты, солнышко?.. – Шведов был удивлен и обескуражен. Он никак не ждал Машу.
По незнанию Семендяева включила аппарат так, что теперь слышала весь разговор в кабинете. Выключить или перестать слушать оказалось выше ее сил. Тем более что в кабинете было что послушать.
– Ты все-таки пришла... – Шведов подошел к Маше. Обнял за плечи. Склонился, чтобы поцеловать. Он так ждал этого прихода, так надеялся, что Маша придет. Он даже не до конца верил в такой счастливый финал их недолгого романа.
Но Маша уклонилась от поцелуя. Шведов почувствовал холод.
– Что-нибудь случилось? —Я по делу.
– А... – Шведов умел держать удар. Внешне он почти не изменился. Только спину стал держать прямее. И плечи расправил.
– Понятно-понятно. Солнышко.
– Игорь... – Маша не хотела целоваться, но и такой официальный тон ее тоже не устраивал.
– Ты не голодна? Сейчас подойдет Регина, чего-нибудь сообразит... – Шведов окончательно замкнулся в привычно вежливой оболочке.
– Спасибо. Я пообедала дома.
– Может быть, кофе?
– Нет, спасибо. Честно говоря, я спешу. – Маша приняла предложенный деловой тон.
– То есть ты, солнышко, хотела бы сразу к делу? Правильно я тебя понимаю?
– Да. Желательно.
– Ну что ж, изволь. Хотя прискорбно, конечно. – Шведов счел необходимым объяснить свою чопорность. – Я уж, честно признаться, и вовсе не чаял тебя увидеть после твоего последнего заявления... И такое, прямо скажем, сухое начало...
– Игорь, мне правда сейчас не до лирики.
– А что стряслось? Неужели «Коза ностра» наконец похитила твоего драгоценного муженька?
– Игорь Андреич, я пришла сюда совсем не для того, чтобы выслушивать оскорбления!
– Ну хорошо, солнышко, не сердись. Выкладывай, в чем дело...
Семендяева, склонившись над селектором, боялась дышать, чтобы не пропустить ни одного слова.
– Сергея арестовали.
– За что?
– На таможне. Он летел в Англию, в командировку. У него нашли какую-то статуэтку, которую он в глаза не видел. Говорят, что она краденая и очень ценная.
– Контрабанда то есть?
– Да никакая не контрабанда! Говорю тебе: он ее в глаза не видел! Подбросил кто-то!
– Веселая история... – Шведов помолчал. – А... Почему ты, собственно, с этим ко мне? Я, конечно, тебе очень сочувствую, но я ведь не адвокат...
– Игорь, его нужно оттуда вытащить.
– Как, солнышко? Прикажешь напасть на конвой? Или вырыть подземный ход? А может, объявить амнистию?!
– Нет. Всего лишь позвонить кому нужно.
– Как у тебя все просто, – усмехнулся Шведов. – Всего лишь позвонить... Ты, солнышко, вероятно, думаешь, что я Господь Бог?
– Нет, Игорь, ты далеко не Господь Бог. Но у тебя большие связи.
– Да... Это ты хорошо усвоила... – Шведов задумался и загрустил. – Про мои связи... Мне даже иногда кажется, что ты... просто меня используешь...
– Как тебе не стыдно, Игорь?!
– Стыдно? А почему мне, солнышко, должно быть стыдно? Ты даешь мне отставку. Заявляешь, что между нами все кончено. А потом вдруг возникаешь и требуешь, чтобы я все бросил и бежал спасать твоего мужа... Не знаю, солнышко, но я совсем не уверен, что из нас двоих стыдно должно быть мне...
– А я думала, что вы великодушней, Игорь Андреич...
– Выходит, ошибались?
– Выходит, – отрезала Маша. Ей расхотелось разговаривать.
– Удивительное нежелание даже попробовать понять другого человека.
– Вы правы, Игорь Андреич. Удивительное нежелание.
– Просто ради смеха... Тебе никогда не приходило в голову, что должен чувствовать мужчина, когда его просят оказать услугу его собственному сопернику. – Шведов ходил по кабинету и как бы размышлял вслух. – Причем просит не кто-нибудь, а любимая женщина. Давно и безнадежно любимая. И мужчина этот отнюдь не Сирано де Бержерак, не горбун и не прокаженный. В общем, имеет некоторые основания рассчитывать на взаимность. Так как ты думаешь, солнышко, что он должен чувствовать? Этот не горбун?
– Не знаю. Но думаю, что он должен чувствовать себя значительно комфортнее, чем человек, которого ни за что ни про что посадили за решетку.
– Хлестко... Хлестко... Эмоционально! Но не убедительно. И очень не добро...
– Как умею, Игорь.
– Ну хорошо. Только знаешь, солнышко, ведь я тоже так умею.
– Что же тебе мешает?
– Теперь уже ничего. Я попробую что-нибудь сделать для твоего мужа, солнышко. Я пойду к очень неприятному человеку. Я буду просить его. Я буду унижаться. Нет-нет. Я, естественно, не собираюсь стоять на коленях. Просто есть люди, сам факт общения с которыми унизителен. Сам факт каких-либо отношений с ними оскорбителен. Только мысль о том, что он где-то может назвать Шведова своим знакомым – одна эта мысль убийственна! Но я буду говорить с ним. Я даже пожму ему руку. Два раза. В начале беседы. И в конце.
– Спасибо, Игорь. – Маша искренне была благодарна. – Я знала, что ты мне не откажешь. – Маша подошла к застывшему Шведову. Нерешительно коснулась руками лацканов его пиджака – то ли поправила, то ли погладила... – Спасибо.
Маша попробовала снизу заглянуть в глаза Игорю. И поняла что-то...
– Но ты что-то недоговариваешь, Игорь?..
– Н-да. Пожалуй.
Впервые за этот разговор Маша растерялась.
– Дело в том, что у меня есть одно условие, Машенька. – Шведов помолчал и продолжил по-прежнему официальным тоном: – Как только твоего мужа освободят – ты с детьми переедешь жить ко мне.
– А тебе не кажется, что это подло, Игорь?! Маша резко отстранилась.
– Подло? Солнышко, я всего лишь принимаю правила игры. Твои правила. К сожалению, ты не оставляешь мне другого выхода.
Маша не торопилась отвечать не подумав.
– А если я скажу «нет»?
– Ну что ж делать. На «нет», как говорится, и суда нет, солнышко. Хотя, – улыбнулся Шведов, – в данном случае как раз наоборот, суд будет.
– Не ожидала я от тебя этого, Игорь...
– Да я и сам от себя этого не ожидал, солнышко, – искренне признался Шведов.
– Прекрати называть меня «солнышко»! – взорвалась Маша.
– Хорошо, Мария Петровна. Не буду. – Игорь Андреевич демонстративно посмотрел на часы. – Тем не менее я жду вашего ответа. К сожалению, у меня сегодня не так много времени. А ваш визит так неожидан, без звонка...
– Я понимаю. Вы человек занятой, Игорь Андреич. Не смею больше занимать ваше время.
Маша решительно пошла к двери.
– Подожди, – остановил ее Шведов. – Ты ведь мне так и не ответила...
– По-моему, здесь и без моего ответа все ясно, Игорь Андреевич, – на секунду обернулась рассерженная Маша. – Счастливо оставаться.
– Мария Петровна, подождите! – И, пока Маша не открыла дверь, успел добавить: – Позвони, если передумаешь.
Не сказав ни слова, Маша вышла из кабинета, с наслаждением громко хлопнув дверью.
Семендяева буквально отскочила от селектора при появлении Маши. Но та даже не взглянула на Семендяеву. Маша думала только о том, как бы поскорее выбраться из этого дома.
Анатолий Федорович очень не любил провожать гостей. Особенно внуков. Во-первых, приходили редко. И прощание означало нескорую встречу. А во-вторых, сиди теперь, нервничай, жди, когда она из дома позвонит, сообщит, что добралась благополучно.
Поэтому, выйдя в прихожую, старик постарался сократить процедуру и на традиционный Юлин поцелуй в щеку ответил невнятно:
– Пока, пока.
– Ну пока, дед.
Юля успела привыкнуть к стариковской сдержанности на пороге. Она даже иногда с удовольствием повторяла при случае: «Долгие проводы – липшие слезы».
Но когда Юля открыла дверь, Анатолий Федорович не выдержал:
– Юль, ты там с мамой... Постарайся повнимательнее, хорошо?
Юля сделала вид, что не понимает.
– С Марией Петровной в смысле? А что это вдруг? Анатолий Федорович тут же пожалел, что начал, да еще на пороге, трудный разговор, но отступать было поздно и не в его характере. Впрочем, говорить внучке правду он тоже не хотел. И сказал уклончиво:
– Ну... Ей сейчас лучше не волноваться.
– С чего вдруг такая трогательная забота? Неужто ожидается прибавление в семействе?
– Тьфу ты! Да я не об этом совсем! Просто... Отец уехал... Знаешь, она же не привыкла...
– Ничего, дед. Ты за нее не волнуйся, – неожиданно холодно сказала о матери Юля. – Пусть лучше она сама за себя волнуется. – И, еще раз чмокнув деда, девушка убежала.
Анатолий Федорович постоял в изумлении, посмотрел на уплывающую кабину лифта и... вернулся домой.
Приехав домой, Маша не находила себе места. Первый порыв прошел, и она еще и еще раз думала о себе, Сергее, Шведове. Ей хотелось быть с Игорем. Себе-то она могла в этом признаться. Хотела. Кроме того, она очень хотела помочь Сергею. И получалось, что есть мудрое решение сразу всех проблем.
Маша подошла к телефону и набрала номер.
– Але, добрый день. Шведова, пожалуйста... Как – нет? А когда будет? Да, это я, Регина. Угу, спасибо.
Положив трубку, Маша уставилась в одну точку, не слыша, что телефон почти сразу зазвонил.
Наконец, преодолев оцепенение, она сняла трубку.
– Але... Да, Игорь... Да, я звонила...Я...Я хотела тебе сказать, что я согласна...
Игорь Андреевич вздохнул не с облегчением, а как человек, совершивший что-то для него безумно важное и невероятно сложное, почти невыполнимое...
– Ну вот и славно, Машенька. Я знал, что ты умная девочка. Целую тебя.
Шведов положил трубку и тут же включил селектор.
– Регина? Солнышко, зайди, пожалуйста, ко мне. Регина уже давно была на месте и отозвалась немедленно:
– Сию секунду, Игорь Андреевич...
Регина встала из-за стола и исчезла в кабинете шефа. Как только дверь за ней закрылась, сидевшая рядом Семендяева включила селектор. Леночке ужасно хотелось услышать, чем закончилась история с Машей и контрабандой.
Шведов усадил Регину в кресло для посетителей и, помолчав, начал издалека.
– Послушай, солнышко, тут нужно уладить одно дельце...
– Я слушаю вас, Игорь Андреевич...
Регина, как всегда, была готова на все ради шефа и дела.
Семендяева почти прижалась ухом к селектору.
Глава двадцатая. «ЧЕРТОВСКИ КРУТАЯ КЛАССИКА»
Углубившись в проверку контрольных, Маша не замечала, что происходит в учительской. Двумя фломастерами, красным и синим, делала она рутинную эту работу, в которой внимания и автоматизма было, пожалуй, поровну.
Между тем почти все ее коллеги ушли, и только завуч, Антонина Павловна Вышегородцева, еще медлила.
– Машенька, – наконец заговорила она, – а сколько может стоить сейчас такой свитер, что на вас?
Маша оторвалась от работы, растерянно подняла глаза, виновато поежилась.
– Как, простите?.. Вы что-то спросили, Антонина Павловна?..
– Да, милая, – по-прежнему глядя не прямо на Машу, а на ее отражение в зеркале, проговорила завуч. – Я поинтересовалась ценой вашего свитера.
– Не помню уже, он ведь неновый. Антонина Павловна понимающе усмехнулась.
– А тогда сколько было? Нули, милая, я сама могу приписать...
– Вы же знаете, что от темы цен я шарахаюсь, – Маша виновато развела руками, – она ни на какие другие темы не позволяет соображать.
– Ой, я бы тоже с удовольствием от нее «шарахнулась», да не отпускает, подлая! Нет, вообще, Машенька, вы у нас загадочная... вы самая закрытая, пардон, штучка... разве не так? – Антонина Павловна нацепила на лицо фальшивую улыбку. – А взгляд, главное, ясный-ясный... чистый-чистый!
– Но вы-то уж точно знаете, – стремительно среагировала Маша, – на самом деле он лживый-лживый...
Казалось бы, сейчас, когда ее прямо провоцировали, ей легче легкого было сорваться в тональность склоки, вражды – но нет, только горькая ирония чуть-чуть искривила ее губы. Терпимость, покой, чуть ли не толстовское «непротивление злу»...
– Ну зачем же так?! – наступала завуч. – На самом деле все сложнее – да? Чего уж кругами ходить, когда я сама видела, какие интересные визиты вам делаются...
Машу аж передернуло, но, взяв себя в руки, она так же кротко переспросила:
– Чего вы хотите, Антонина Пална?
Однако завуч приняла эту кротость за «разоружение», готовность каяться, словом, за то, чего, собственно, и ждала, на что надеялась в тоскливом своем одиночестве.
– Господи! Ну чего я могу хотеть? – Она непроизвольно прижала руки к груди. – Что мне-то обломится от того, что я видела или слышала, какой такой интерес? Да просто поговорить! Просто немного откровенности бабской – она же теперь ничем не грозит вам, никакой «аморалкой»!..
Маша встала, не разбираясь, что проверено, что не проверено, сложила листочки контрольных стопкой.
– Я буду предельно откровенна, Антонина Пална, дорогая... а не пошли бы вы к черту?
Услышав последнюю фразу запивавшая водой какую-то таблетку завуч поперхнулась, закашлялась и, жадно глотая воздух, схватилась за горло.
– Вам плохо? – немного испуганно спросила Маша. Но Антонина Павловна уже взяла себя в руки.
– Да? Могу себе представить... Супруг в командировку укатил? Свободная птаха?
Маша горько усмехнулась.
– Очень вы сильны в психологических тестах, играх—да? А можете вообще непобедимой стать. Для этого все ваши отгадки понимайте с точностью до наоборот. – Резко повернувшись, Маша направилась к телефону.
Сергей вернулся домой. Он сидел на тахте, обнявшись с детьми, усталый и изможденный.
– Пап, а разве в тюрьме не стригут под нулевку? Сергей потрепал сына по волосам.
Для Сашки это всего лишь развлечение, которое выпало на долю отца. Ему даже в каком-то смысле завидно...
– Кого-то еще ниже нуля стригут! – ответила за отца Юля. – А нашего папку за что? Давай, Сашунь, еще спрашивай. Спроси про арестантскую пижаму в полоску... Про кандалы спросить не забудь!
Саша надулся и обиженно посмотрел на сестру. Сергей расхохотался, хотел помирить детей, но зазвонил телефон.
– Вас внимательно слушают, – схватила трубку Юля. Лицо ее вдруг замкнулось, губы сжались. – Да. Я сейчас дам папу.
Звонила Маша.
– Дашь, когда я тебя об этом попрошу! – раздраженно выпалила она. – Я еще с тобой не договорила!
– Ай эм сори... – поморщилась Юля.
– Может быть, ты хотя бы поздороваешься?
– Привет...
– Ты собираешься возвращаться домой? – строго спросила Маша.
– Боюсь, пока не получится.
– Что значит не получится?! Это еще почему?!
Юля прикусила губу, стараясь сдержаться. Она не хотела ругаться с матерью. Сегодня не хотела. При отце.
– Потому что! – все еще резко ответила она и уже спокойнее объяснила: – Я нужна Кате. Ты же знаешь, что у Аленки в саду карантин и с ней некому сидеть.
– Но сегодня ты могла бы остаться? – настаивала Маша.
– Нет, я обещала Кате подменить ее.
– И долго это будет продолжаться?
– Я думаю, до тех пор, по крайней мере, пока я нужна изза Аленки.
Маша помолчала немного и с трудом спросила:
– Может быть, есть другие причины?
– Может быть, – Юля не хотела говорить на эту тему. – Все, даю отца. Кстати, в дверь звонят, по-моему...
В дверь и на самом деле звонили. Юлино «по-моему» произнесено было лишь потому, что звонок был какой-то несмелый и один. Передав отцу трубку, она направилась в коридор.
– Машуль, ну когда ты уже?! – нежно проговорил в трубку Сергей.
– Скоро, скоро, – Маша тихо «чмокнула» трубку. – Уже практически пришла.
– Как-то тебя плохо видно, – в тон ответил Сергей.
– Там действительно кто-то пожаловал? – поинтересовалась Маша.
– Сейчас доложим, какие гости... пока сами не знаем... – Сергей вытянул шею в сторону коридора, но так ничего и не увидел. – А вообще-то придешь – увидишь!
– Приду, приду! – обрадованная тем, что дочь не соврала про звонок, весело проговорила Маша.
– Маш, поскорее, а?!
– Со скоростью звука. Нет, света! Нам физик повторяет постоянно, я запомнила: «Это почти неподвижности мука – мчаться куда-то со скоростью звука...»
Маша читала стихи не замечая и не желая замечать, как реагировала на это Антонина Павловна. А реакция заслуживала внимания – «всепонимающая» завуч уверена была, что строки эти предназначались уху Машиного кавалера. Ну, право, не с мужем же так нежничать!
– «Зная при этом, что есть уже где-то, – продолжала Маша. – Некто летящий со скоростью света!»
То, что Сергею хотелось сказать, даже и неловко было както произносить при сыне.
Саша сидел рядом и рисовал: толстые прутья, из конца в конец листа, заслоняли маленького, изможденного узника.
Отвернувшись от сына, прикрыв рукой трубку, Сергей вполголоса проговорил:
– Ты так прочитала, что я, кажется, с одного раза запомнил! Но ведь это про что? Про зависть, правильно? Маш, а кому мне завидовать, если ты – вот она, почти рядом... и спешишь домой?
В комнату вошла Юля. С трудом, помогая себе подбородком, она внесла два торта и две бутылки шампанского.
Сергей удивленно вскинул брови.
– Ты меня слушаешь? – раздалось в трубке.
– Конечно.
– Я тоже никому не завидую. И ни с кем тебя не сравниваю. Вот так... Только глупо говорить это отсюда...
Маша оглянулась на Антонину Павловну.
– Впрочем, меня уже ничто не задерживает, я выхожу сию минуту! Все! – Маша положила трубку.
– Поговорили? – завуч улыбалась.
– Антонина Павловна, у вас же ровно никаких дел не осталось тут. Зачем, спрашивается, вам нужно было быть третьей, когда у меня муж на проводе?
Завуч издала нечленораздельный звук и усердно закивала.
– Ах, это муж...
– Муж, муж, угомонитесь!
– Конечно, конечно...
– Вас что-то не устраивает?!
– Меня?! О чем вы говорите. Я же понимаю. К мужу – «со скоростью света»! Со стишками! Со всякими лирическими отступлениями!..
Антонина Павловна вдруг посерьезнела и неприязненно произнесла:
– Расскажите это кому-нибудь из начальной школы. Из учеников...
Маша сочувственно посмотрела на завуча.
– Бедная Антонина Пална, вы ошибаетесь, и мне вас жалко, нет у меня «зуба» на вас. Понимаете, нет! Честное слово. Привет! – Маша решительно вышла из учительской.
Вероятно, знай она о событиях, которые должны были развернуться у нее дома, Маша бы отказалась от своего последнего монолога и поспешила бы, но...
Даже Юля, вся в тортах и шампанском, не подозревала, что произойдет вскоре.
– В коридоре еще конфеты, банка кофе, арахис и, кажется, джем! – пояснила Юля в ответ на оценивающий дары взгляд отца. Просто рук на все не хватает.
– Наконец-то Константин Боровой в гости пришел! Он с президентом «Тори-банка» или с братьями ЛЛД?
– Это Гоша, – улыбнулась Юля.
– Гоша?!
Саша выскочил в коридор и, никого не увидев, с удивлением обернулся на сестру.
– Все в порядке. Он руки моет. Говорит, возился в машине с маслопроводом.
– Живем, да?! – внося остатки продовольствия в комнату, восторженно проговорил мальчик. – Между прочим, пап, пока тебя не было, он еще два раза привозил всякую всячину. И велел, чтобы про деньги мы даже не вякали!
– А вы вякали? Саша пожал плечами.
– Тогда что же получается – я зря вышел? – Сергей встал, подошел к двери. – Сидя там, я бы гораздо лучше обеспечил семью?
– Пап! – Юле не понравилась шутка отца.
– Руки, значит, моет... – Сергей пропустил мимо ушей замечание дочери. – Юлька, а помнишь, кто-то в истории или в Евангелии тоже был такой чистоплотный? Ну который Иисуса отправил на смерть и сказал в таком духе: ты сам подставился, сам лопух, а я ни при чем, я умываю руки... И умыл.
– Понтий Пилат?
– Во-во, он самый. Гляди, обстоятельно моет. – Сергей повысил голос, так чтобы Гоша в ванной мог его слышать. – Эй! Знаешь, как теперь говорят? «Если руки моете с мылом, тогда чай, извините, будет без сахара!» – Да ладно тебе, пап, – недовольно пробурчала Юля и, повысив голос, добавила: – Гош! Полотенце – которое у зеркала! Зеленое!
– Любишь ты дядю своего, – почему-то усмехнулся Сергей.
– Естественно, а что? – удивилась Юля.
– Да нет, ничего, ничего.
Не поняв, о чем речь, Юля удивленно помялась.
– Ладно, пап. Я пойду.
– Что значит пойдешь?
– Ну, пойду, и все...
– И не дождешься маму?
Юля отрицательно покачала головой.
– Она же с минуты на минуту...
– Нет, пап. Я подвожу Катю, я ж обещала ко времени... У нее же даже и соседок никаких нет, которым можно было бы доверить Аленку хотя бы на полчаса.
– И торт не попробуешь?
– Нет. Орешков вот с собой прихвачу... Юля чмокнула отца в щеку.
– А стол я вам накрою, конечно... Ничего, попируете без меня. Я тебя повидала, Сашку – вполне достаточно.
Сергей внимательно посмотрел на дочь.
– Ты знаешь, это переселение к Кате – оно мне не до конца понятно.
– Почему?
Юля достала тарелки из «стенки».
– Родственная взаимовыручка. Обычное дело. Если не я, то кто?
Сергей взглянул на дочь попристальнее. Юля ответила на его пытливость уклончивой усмешкой. Так ничего и не сказав, он вышел в коридор. Распахнул дверь ванной. Похоже, Гоша уже давно помылся, но все не решался «выйти на свет».
– Ну привет, спонсор! – Сергей похлопал по плечу родственника. – Весь, что ли, мылся?!
– Зачем? – смутился Гоша. – Просто пришлось капот открывать, и я...
Гоша замолчал, затравленно посмотрел на Сергея и вдруг, неестественно расхохотавшись, торопливо заговорил дальше:
– Здорово. Дьявольски рад, что ты дома! Ты должен понимать, что я-то психовал не меньше, чем твои... а может, еще и посильней...
– Еще бы, – спокойно произнес Сергей. – Если из каждых десяти вопросов, какие задавались мне, восемь – твои. В смысле про тебя, про моего благодетеля.
– Ну и что ты?! – испуганно спросил Гоша.
– А что я мог? Тяжело, старичок, отбивать такие мячи! Они чугунные. Особенно для того, кому вранье и хитрованство сроду не давались. Ну, понимаешь, бесталанный я в этом...
– Ну-ну-ну?! – недоверчиво проговорил Гоша. – И как же все это понимать? Ты отдал им меня? Назвал?
Сергей не успел ответить. В коридоре показалась Юля.
– Уже? – глядя, как она надевает сапожки, спросил Сергей. – Лизнула бы хоть шампанского... Человек тратился...
– Времени нет, – виновато развела руками Юля. – Тем более у вас тут свой тет-а-тет...
– Да уж... Мы двое пока к шампанскому не готовы, – согласился Сергей. – Как знать, может, «спонсор» вообще поторопился с выпивкой. – Сергей холодно посмотрел на Гошу. – Пройди-ка пока в ту комнату, я сейчас...
Гоша покорно покинул коридор.
Проводив его взглядом, Сергей обернулся к Юле.
