Текст книги "Мелочи жизни"
Автор книги: Георгий Полонский
Соавторы: Максим Стишов,Аркадий Ставицкий,Эжен Щедрин,Юрий Каменецкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 38 страниц)
– Спасибо... Извините... – раздался его сдавленный голос.
Он резко повернулся и, щурясь, словно от яркого света, быстро пошел в свой кабинетик. Юля, оттолкнув сидящую рядом Катю, бросилась за ним:
– Дед, дед..
– Юля, погоди! – Анна Степановна схватила ее за руку. – Погоди, не сейчас. Ему надо побыть одному.
Юля посмотрела на Анну Степановну, словно не понимая, чего от нее хотят, вырвала руку и выбежала из комнаты. Наступило оживление. Никто не ожидал такой развязки. Никто даже и не относился к этому разговору серьезно до тех пор, пока Анатолий Федорович не достал эту злополучную папку. Да и смотреть на слезы старика было нелегко. Маша встала, начала было собирать не убранные еще тарелки, но остановилась, помялась на одном месте и пошла вслед за Юлькой. Зубков сидел неподвижно, уставившись в стол, и чувствовал себя одураченным и лишним в этой семье, где все без исключения, как ему казалось, относились к нему не просто недоброжелательно, но даже враждебно. А почему? Потому что он так увлекся этим делом о пропавшей папке, а оказалось, что его просто надули, провели, как детсадовского мальчишку.
– М-да, – протянул Гоша. Он встал, подошел к Кате: – Ты чего сидишь? Дочь, называется...
– Если ты сейчас же не заткнешься, я надаю тебе пощечин, – взорвалась она и выскочила из комнаты.
Анна Степановна сидела все в той же позе. Казалось, она сейчас заплачет. Сергей обнял ее за плечи, она положила свои уже сухонькие, но все еще красивые, с длинными тонкими пальцами ладони на его большие и сильные.
– Мам, чего ты загрустила? Все образуется. Все будет хорошо. Наступит лето, и мы все вместе поедем куда-нибудь отдыхать. Проведем целый месяц на природе, успокоимся, забудем про все неприятности. Только Гошу брать не будем, – добавил он после недолгой паузы, – а то он нам все испортит. – Гоша вздохнул и вышел.
– Почти такими же словами я утешала тебя в детстве, когда ты приходил чуть не плача с улицы. Ведь мальчишки такие драчуны. Ты помнишь? – Анна Степановна пристально посмотрела на его небритое лицо, на небольшой шрам около губ, оставшийся еще с детства. Сергей заметил ее взгляд. Потер подбородок:
– Да, сегодня некогда было даже побриться, сидел за компьютером всю ночь. Срочная работа. – Он закурил около окна.
В комнате стало тихо. Слышно было, как в кабинете ктото, скорее всего Маша, говорит что-то ласково, но очень настойчиво. Зубков зашевелился и хриплым голосом проговорил:
– Надо шифровку поискать, Анна Степановна. Она смутилась, вздохнула, не зная, что ответить:
– Не ищите. Выдумала я все это.
Зубков совсем растерялся. Он захлопал глазами, встал, потом опять сел, почесал голову:
– Ничего не понимаю. То есть как? Что выдумали?
– Ну, про симпатические чернила, доллары, Швейцарский банк и так далее.
Похоже, Зубков начал выходить из себя. Он замахнулся кулаком, чтобы ударить им по столу, но вовремя опомнился и выдохнул:
– Знаете, у вас несомненный талант. Только зачем все это было пробовать на мне! Какая нужда была придумывать?
– Была, значит. Вижу, неохота вам этим делом заниматься, уходить собираетесь, даже не выслушав как следует. Ну и... Извините, ради Бога. – Анна Степановна отвела глаза.
– Это... – Зубков не знал, что и сказать, только водил глазами и разводил руки.
Гоша и Катя молча сидели на кухне. Чайник со свистком подавал слабые сигналы бедствия. Гоша покосился на плиту, потом на Катю и кивнул в сторону чайника.
– Чего? – грубо спросила она.
– Чайничек того... закипел, выключить бы надо.
– Сам, что ли, не можешь аль ослаб?
– Так я же вроде гость, если чего не путаю. Катя мрачно сняла чайник с плиты:
– Чай пить будешь, гость?
– А то как же? Мне по статусу гостя положено – чай пить, и никто об этом даже спрашивать не должен.
Катя достала из шкафчика пакет с печеньем, карамельки в плоском блюдечке. Взяла тарелку, хотела переложить печенье, посмотрела на Гошу и, посчитав, видимо, что для него можно не стараться и не пачкать лишний раз посуду, выложила пригоршню печенья прямо на конфеты. Она медленно развернула конфету, повертела ею перед Гошиным носом. Он сморщился и отвернулся. Настроение явно не располагало к шуткам.
– Мой фатер тоже себя потерянным считает.
– А он-то что? Не старый еще, за границей служит. – Катя с аппетитом хрустнула карамелью. Гоша с тоской посмотрел на нее и усмехнулся.
– Все за армию переживает. И за себя в ней, конечно. Их скоро оттуда будут с музыкой провожать, а жить где? Я пока не то что им, себе не могу квартиру купить.
Катя округлила глаза и заглянула ему в лицо.
– Бе-е-дненький, – фальшиво пожалела она. – Только зачем тебе квартира, Гошенька?
В комнате Анна Степановна все думала, что бы такое сказать Зубкову, чтобы он не обижался, чтобы понял – бывают в жизни пожилого человека ситуации, когда он готов на любое чудачество, лишь бы разогнать тоску. Ведь хороший он мальчик, этот Миша.
– Хорошо, я пойду, – Зубков встал. Одернул пиджак. Анна Степановна тоже встала, виновато улыбнулась:
– Михаил Васильевич, может, чайку попьете с нами?
– Я уже попил у вас чайку, Анна Степановна. На всю жизнь запомню этот чаек.
– Вы уходите, Михаил? – Сергей тоже подошел к Зубкову и сейчас рассматривал его с какой-то жалостью, словно перед ним был не следователь, а мальчишка, схлопотавший клюшкой по голове.
– Обиделся он на нас, – покачала головой Анна Степановна.
– И правильно сделал. Сколько хлопот человеку доставили.
– Дело не в хлопотах, – Зубков уже успокоился. На лице его не было ни злости, ни обиды, только какая-то досада или разочарование. – Я просто думал, что дело интересное попалось. Надоели все эти грабежи, рэкет, митинги... Ладно, пойду.
Катя, услышав голос Зубкова, вышла в коридор. Гоша нехотя поднялся следом.
– Миша, куда же вы? Смотрите, сколько тут интересных, да что там... просто неотразимых женщин. – Она игриво заулыбалась. – Или вас только преступники волнуют?
– Почему же, я такой же человек... – Зубков топтался на месте. Было видно, что ему, с одной стороны, хочется поскорее уйти, а с другой, – остаться. Вся эта внутренняя борьба была прекрасно видна на его лице. Гоша презрительно скривил губы.
– Нет, я серьезно. И даже влюбиться способны? – не унималась Катя, несмотря на умоляющие взгляды Анны Степановны.
– Представьте себе, Екатерина Анатольевна.
– Нет, не могу. Не пред-став-ля-ю!
– Ну чего ты смущаешь молодого человека? – попыталась вступиться Анна Степановна.
– Меня не так-то легко смутить, – парировал Зубков с довольным и немного глупым видом. И добавил многозначительно: – Кое-кто это знает.
– Пойдемте-ка лучше чай пить, – предложил Гоша.
Зубков безропотно зашагал обратно в комнату. Развеселившаяся Катя, напевая что-то, побежала в кухню за чайником и чашками.
Анна Степановна, довольная тем, что все уладилось, потихоньку зашла в кабинетик к мужу. Анатолий Федорович сидел на тахте, тихий и печальный. Анна Степановна подсела к нему, взяла его руку в свою. Он поднял голову, посмотрел ей в лицо. «А ведь глаза у него нисколько не изменились, точно такие же, как в молодости, – подумала Анна Степановна. – То же самое выражение».
Тем временем в комнате Катя, Сергей и Зубков слушали Гошу, изредка пытаясь вставить свои реплики. Но Гоша жестоко обрывал их, не давая закончить мысль.
– Почему у нас столько несчастных кругом? Потому, что народ у нас целиком зависит от политики. – Гоша грозно поглядел на окружающих. – Такого же ни в одной цивилизованной стране нет! Там президенты приходят и уходят, а люди себе живут, свой бизнес делают. И иногда даже не знают, кто у них президент.
– Ну не скажи. В Штатах Буша сменили, потому что он не ту политику вел, – вставил Зубков.
– Так там политика, Миша, – это совсем другое, чем у нас. Там налоги, уровень жизни, безработица, а здесь – «долой», «да здравствует», «светлое будущее», «диктатура».
Катя помешала остывающий чай, отпила глоток, посмотрела на Гошу:
– Ты насчет безработицы у моего брата спроси. Он уже это проходил. Как тебе понравилось, Сергей, без работы сидеть?
N Сергей на секунду задумался и засмеялся:
– А ты знаешь... кажется, да.
– Вот тебе раз, – ахнула Катя.
– Нет, конечно, противно ощущать себя безработным, – попытался успокоить ее Сергей, – но свободным – хорошо. Раньше вся моя жизнь была запрограммирована: инженер, старший, замзавлаб, и так до пенсии. А тут вдруг понял, что могу мастерскую открыть, или на бирже играть, или... в кандидаты в парламент себя выставить.
Зубков отнесся ко всему очень серьезно:
– А что, я бы за тебя голосовал: ты мужик, по-моему, серьезный. – В его голосе не было и тени иронии.
Катя не знала, что и подумать: сам чуть ли не каждый вечер звонил, жаловался, что устал ничего не делать, что чувствует себя беременной женщиной, досрочно ушедшей в декрет, а теперь делает такие признания.
– Так, может, обратно в безработные подашься со своей фирмы? – съязвила она.
– Нет, пока не хочу, – засмеялся Сергей. – Но не боюсь этого.
– А почему? – наклонился к нему Гоша. – Потому что понимаешь теперь, как здорово ни от кого не зависеть. – Он многозначительно потряс пальцем. – А наши предки всю дорогу зависели от кого-то: от Сталина, от Хрущева, Брежнева, от завмагов, от связей...
– От стукачей, – подсказал Сергей.
В комнату тихо вошла Юля. Она с удивлением посмотрела на странную компанию, подошла к отцу и зашептала на ухо:
– Иди к маме, – она кивнула на дверь, ведущую в коридор.
– А что?
– Ну иди...
Сергей нехотя поднялся.
– ...от дураков... – продолжал начатую игру Гоша.
– ...от начальства... – весело подхватил Зубков.
– ...от ЖЭКа... – выкрикнула Катя.
Маша сидела в коридоре, на тумбочке под вешалкой, почти незаметная в полутьме. Пряди волос падали на опущенное лицо. В руке дымилась сигарета.
– Маш, ты чего? – Сергей присел возле нее на корточки, положил руку на ее колено. Они жили вместе уже пятнадцать лет, но все равно иногда он чувствовал себя рядом с ней всего лишь незнакомцем, которому жутко хочется назначить свидание очаровательной девушке, от которой все сходят с ума.
– Так, есть о чем подумать...
– О доме моделей, например. – Ему очень хотелось, чтобы она рассмеялась и сказала, что все это лишь чудачество, погоня за красивой жизнью, которой у них никогда не было, или что все это ему лишь приснилось. Но она взглянула на него так, как смотрят только из окна уходящего поезда, и пролепетала:
– Глупенький ты у меня муж...
В комнате со все возрастающим азартом продолжалась начатая игра.
– ...от дефицита... – вопил Гоша.
– ...от взяток и спекулянтов... – подхватывал Зубков.
– От женщин! – Катя почти визжала. – Все зависело и будет зависеть от нас!
Анатолий Федорович и Анна Степановна сидели в той же позе на тахте, взявшись за руки. Анна Степановна думала, что все же хороших они нарожали и вырастили детей и внуков. Все такие добрые. И хотя Катя немного взбалмошная, а Сергей часто опускает руки, но это ничего. Это не страшно. Главное, что сердца у них хорошие.
Анатолий Федорович тем временем тоже думал о детях. Но немного по-другому. Ему было неудобно за упреки и за представление, которое он им сегодня устроил. Он не знал, как вести себя теперь с ними. Он твердо был уверен, что получится совсем по-другому: посидим, мол, поговорим, посмеемся. Скажет он об этой папке. Ложь начинала уже тяготить. А дело само собой дошло до упреков, почти до слез.
Тихо приоткрылась дверь. В кабинетик заглянула Юля.
– Ба, там два салата. И еще торт. Мы про него с Катей совсем забыли. Может, поедим?
– Конечно, чего ты спрашиваешь? Сейчас я тебе помогу.
– Не надо. Мне помогут. – Она покосилась на деда. – А проигрыватель включить можно? А то что-то музыки хочется.
– А почему нельзя? Хочется – включайте. – Анна Степановна старалась говорить как можно более непринужденно.
– Спасибо, – Юля поцеловала Анатолия Федоровича. – Дед, я тебя очень люблю. – И тут же выбежала.
М-да, наломал я дров, – медленно проговорил Анатолий Федорович.
– Я тоже наломала. – Анна Степановна посмотрела на него с улыбкой.
– А ты-то чего? – Анатолий Федорович тоже невольно улыбнулся.
– Да так... Ладно, все, слава Богу, кончилось.
– Кончилась история с папкой, а жизнь-то продолжается. – Он тяжело вздохнул. – Как жить дальше?
– У тебя все-таки склонность все драматизировать, Толя. – Анна Степановна сжала его руку. – Что значит как? Работай, пиши свою книгу.
– Да зачем? Для кого?
– Пиши для себя, а там будет видно. – И, помолчав, добавила: – Ты что думаешь, я со всем согласна, что ты там наговорил? Нет, я просто при молодежи не хотела с тобой спорить.
– С чем же это ты не согласна? – Анатолий Федорович взглянул на нее из-под бровей.
– Во-первых, что у тебя и тридцати пяти миллионов пропала жизнь, – она загнула один палец. – Это для пьесы хорошо, а вообще – чушь. Люди работали, воевали с фашистами, рожали детей, наконец, – и все это зря? Ты же просто клевещешь на нашу историю. А еще историк!
– А ты прямо как на партсобрании заговорила. – Анатолий Федорович и сам чувствовал, что жена права, но сдаваться без боя – не в его правилах.
– Я в отличие от тебя там не сидела. Все больше с больными или с детьми. А во-вторых, зачем ты на себя клевещешь? Почему ты ничего не рассказал о школе, двадцать лет коту под хвост, да? И как тебя ребята любили, скольких ты в люди вывел? И это ты называешь пропащей жизнью?
– Ну, то другое...
– То настоящее, Толя. – С Анной Степановной было бесполезно спорить. Она говорила с такой уверенностью, что Анатолий Федорович не мог ничего возразить. Хотя возразить было нечего. – А своих детей мы плохо воспитали? Честными людьми выросли, порядочными. Это тоже другое?
– Как ты не поймешь, у меня душа за идею болит, – выдвинул последний аргумент Анатолий Федорович. – Что с идеей стало?
– Ничего не стало. А если бы и стало, что теперь – ложиться и умирать? Или заедать жизнь молодым? Им сейчас труднее, даже чем нам. Им новую жизнь обустраивать надо. А старики, вроде тебя, вместо того чтобы помочь, где делом, где советом, – ведь не глупые же вы люди! – все ноют и ноют: «Вот вы все не так делаете, вот мы были, вот все вернуть назад надо...»
– Я этого не говорил, – предупредил Анатолий Федорович.
– Говорил по сути, – настаивала Анна Степановна.
– И по сути не говорил, – протестовал он.
В соседней комнате вовсю уже шли танцы. «Катюха, давай, давай», – кричал Гоша. Переливчато смеялся, видимо уже забыв про нанесенную обиду, Зубков. Юлька кричала, что сейчас она влезет на шею к Гоше и посмотрит, сколько он сможет в таком положении протанцевать. Катя, перекрыв музыку, предупредила, что после этого Гоша, как джентльмен, будет обязан жениться на Юльке. А так как Юльке замуж еще рано, то делать этого не стоит.
А старики Кузнецовы все еще сидели и спорили. Но шум за Дверью заглушал их голоса.
Глава восемнадцатая. НЭЦКЭ
В школьной учительской у каждого был свой стол. Хранить в нем ценные вещи было безумием, но оставить до завтра стопку проверенных тетрадей – святое дело. И без того сумка неподъемная.
Стараясь успеть расправиться с сочинением, Маша не вслушивалась в непрерывное бормотание Антонины Павловны.
Антонина Павловна подкрашивала глаза у зеркала. Осуждая подобное проявление легкомыслия у своих учениц, она очень старательно подводила уголки глаз. Говорить ей это не мешало. Даже наоборот, она радовалась своему умению делать несколько дел сразу.
– Я не знаю! По-моему, это становится неприличным! То есть это всегда было неприлично, но сейчас... Это переходит все границы! Ну нельзя! Нельзя с таким животом ходить на уроки!
Маша всегда осуждала подобную категоричность, к тому же считала рождение ребенка праздником в любом возрасте. Поэтому ответила примирительно:
– Но девочке осталось всего полгода до конца школы.
– Ничего себе девочка! Мать-героиня! Да какие полгода?! Трех месяцев не пройдет, как она родит! – Антонина Павловна очень не любила, когда с ней не соглашаются. – Я, конечно, понимаю, что Костикова подруга вашей дочери!..
– Господи, Антонина Павловна! Да это-то тут при чем?
– А при том, милочка, что я бы на вашем месте еще десять раз подумала бы – позволять ли им общаться!
– Они взрослые люди. – Маша попробовала уйти от разговора.
– Взрослые люди сейчас не рожают. – Долгая работа в школе научила Антонину Павловну формулировать мысли коротко и ясно. Иногда это даже получалось эффектно. – Взрослые люди ждут, когда жизнь легче станет. Нечего нищих плодить!
Маше было что ответить, но она не успела. Дверь открылась, и на пороге появился Игорь Андреевич Шведов. В первый момент Маша остолбенела: так не вязалось присутствие элегантного, высокого, красивого Игоря с убогой обстановкой учительской. Но когда Игорь заговорил...
.– Мария Петровна, к вам можно?
Маша вскочила, растерянно посмотрела на Антонину Павловну, на Шведова, снова на Антонину Павловну. Наконец, с трудом взяв себя в руки, смогла ответить:
– Игорь Андреевич... Очень хорошо, что вы пришли! Как раз проверяю тетрадь вашего сына. – И с этими словами Маша увела модельера прочь из учительской. Картина, надо сказать, печальная...
Антонина Павловна даже не подозрительно, а сочувственно посмотрела им вслед. Убедившись, что дверь захлопнулась, подошла к столу, за которым Маша проверяла тетради. Повернула открытую тетрадь обложкой вверх. Фамилия на ней, вопреки утверждениям Маши, что она проверяла тетрадь сына импозантного «визитера», фамилия на тетради оказалась женская.
В коридоре Маша завела Шведова за угол и только собралась с духом... Но он ее опередил:
– Будешь опять ругаться, что я сюда пришел?
Маша разом потеряла решительность. И ответила обреченно:
– Я знала, что это рано или поздно произойдет.
Игорь наоборот излучал оптимизм. Даже пытался шутить.
– И что сейчас? Рано?.. Или поздно?!
Маша не могла сказать ничего внятного. Она только гладила лацканы его пиджака, сшитого по моде следующего года, и повторяла беззвучно:
– Игорь... Игорь... Игорь...
– Почему ты прячешься от меня? Что случилось? – Игорь нежно обнял Машу за плечи.
– Я виновата...
– Ты можешь объяснить, что происходит?.. – Как человек дела Шведов предпочитал ясность во взаимоотношениях. Но добиться ясности от плачущей женщины невозможно.
– Как хорошо, что ты все-таки пришел.
А дома у Маши шли сборы в дальнюю дорогу. Юля сломил; сопротивление большого семейного чемодана, и тот покорно давал укладывать в себя джентльменский набор современного делового человека.
Но, даже доверяя дочери, Сергей не мог удержаться от замечаний.
– Аккуратней, аккуратней!
– Ну пап! Ничего с твоей водкой не будет.
– Это не просто водка! – деланно возмутился Сергей. – Это русский сувенир! Представительский подарок на переговорах!
– Лучше бы ты его на что-нибудь поменял. – Юля гордилась своей практичностью.
– Ну конечно. Приехать в Англию на три дня и ходить менять водку на колготки.
– Не на колготки, а на лосины! – пришел черед возмутиться Юле.
– Да привезу я тебе твои лосины! Не нервничай. И лосины... – Сергею показалось, что можно скаламбурить, – и оленины, и медвежатины... Лучше скажи, где мать?
– Вообще, должна уже быть. Она же знает, когда у тебя рейс.
Сергей в растерянности остановился перед раскрытой дверцей шкафа, на которой висели его галстуки. Все пять Причем первый – это еще тот, подаренный отцом на выпускной вечер в школе. Пока он работал в лаборатории НИИ, ему в голову не могло прийти ходить на работу в галстуке. Теперь не так. Сергей поднял голову и встретился взглядом с дочерью.
– Какие брать?
– Все. – Юля не церемонилась. – И еще купи там. Нормальный.
– А эти, конечно, ненормальные!..
Но дочь не хотела конфликтов и, ловко сунув галстуки в чемодан, перевела разговор на другую тему:
– Тебе с собой завтрак сделать?
– В самолете покормят. Не надо.
От дальнейших уточнений отвлек звонок в дверь.
– О! Мать!
Сергей радостно пошел открывать. Но на пороге стоял улыбающийся Гоша.
– Гоша?.. – Сергей не смог скрыть удивления.
– Привет, родственничек. – Кажется, Гоша улыбался всегда, даже во сне. – Вот пришел проводить. Не прогонишь? Я ненадолго. Англия – это, конечно, неплохо, но Франция, старик, круче! Мне есть с чем сравнивать!
– Ну как я мог тогда поехать. Ты же помнишь, что тогда с Сашкой происходило... – Даже вспоминая, Сергей помрачнел и покачал головой.
– Помню-помню... Потому и пришел.
– Что случилось?! – Что-то в улыбающемся Гоше показалось Сергею тревожным.
– Да ты не волнуйся, не волнуйся. – Гоша уверенно прошел в комнату. – Это я так!
Трудный для них обоих разговор Маша решила продолжить на улице. Тетради подождут. Да и любопытные коллеги не располагали к откровенности. А вот на улице... Иллюзия одиночества.
Маша собралась с силами и решила высказать Игорю все, что передумала за эти дни.
– Ты можешь сколько угодно убеждать меня в обратном, но я знаю... Я знаю совершенно точно. Все, что произошло с Сашей, это расплата за мой грех. За нашу с тобой связь.
– Но это же чушь! Я не верю в мистику!
– Игорь, не надо. Это так. Я знаю, что это так.
– Просто какое-то национальное бедствие – делать из себя мучеников! – От возмущения Шведов даже заговорил громче чем обычно. – Почему ты думаешь, что, если ты будешь несчастлива, окружающим тебя людям будет хорошо?!
– Игорь... – Маша не хотела делать ему больно, но выхода не было.
– Ну что – Игорь?! Что – Игорь! – Шведов не хотел поверить в еще не сказанное, но уже очевидное.
– Игорь... Все кончено...
– Ничего не кончено!
– Игорь... Я прошу тебя...
– Но тебе же хорошо со мной! Ты же не сможешь без меня! – Шведов сам не заметил, как остановился и схватил Машу за плечи.
Маша тоже остановилась. Она стояла рядом с ним и не могла ни смотреть на него, ни говорить. Игорь скорее почувствовал, чем услышал:
– Я смогу. Я буду пытаться. Я смогу...
Так и стояли они посреди тротуара. То ли обнявшись, то ли отталкивая друг друга.
Мимо быстро прошла женщина. Оглянулась. Внимательно посмотрела. Усмехнулась. Еще бы не усмехнуться Антонине Павловне, глядя на эту парочку!
В квартире Кузнецовых Гоша свой. И сборы Сергея ни на минуту не прерывались из-за прихода родственника. Если Сергей и нервничал, то не из-за туманной просьбы молодого коммерсанта, а из-за отсутствия Маши, ставшей последнее время особенно дорогой.
В очередной раз посмотрев на часы, Сергей не сдержался:
– Черт! Где же Машка?!
Юлька в ответ только развела руками. Затянув ремень на чемодане и похлопав себя по карману с документами, Сергей вспомнил о Гоше.
– Ну? Ты долго будешь темнить со своей просьбой?
– О чем ты говоришь! Я? Темнить? У меня к тебе самый что ни на есть пустячок.
– Ну давай-давай! Знаю я тебя! Что-нибудь привезти?
– Привезти?! Ты – мне?! – Гоша изобразил обиду. – Хозяину коммерческого магазина? Ты сошел с ума.
– А что тоща? – растерялся Сергей.
– Передай посылочку. Пожалуйста.
– Гош! Под завязку... – Для наглядности Сергей даже пнул ногой чемодан.
– Не волнуйся! – Гоша не переставал улыбаться. – Маленькая. Легенькая.
– Не... Ну просто у меня чемодан и так килограммов двадцать пять. Там образцы всякие для переговоров...
– Успокойся. Я же говорю, легенькая.
– А то меня тут один тип просил две буханки «Бородинского» хлеба отвезти...
– К тебе подойдут в аэропорту... – Гоша не был настроен выслушивать истории из эмигрантской жизни.
– В Лондоне?
– Нет! В Шереметьево!.. – Улыбка стала ироничной. – Естественно, в Лондоне. В Хитроу.
–Ну?
– Что – ну? Баранки гну. Отдашь вот это. Далеко не клади, чтобы не рыться. Лучше всего в карман.
Гоша достал из кармана коробочку. Маленькую, аккуратненькую... В таких обычно драгоценности лежат. Приоткрыл. Показал содержимое Сергею.
Сергей вздрогнул.
– Что это?
– А ты не видишь?! Статуэтка. Маленькая. Аккуратненькая. Ну чего ты? Чего ты испугался-то? Не золото, не бриллианты. Даже не марихуана.
– Не... – Сергей отрицательно закачал головой. – Гош, я пас. Я это не повезу.
– Да перестань! Чего ты боишься?! Это костяшка обыкновенная. Чуть дороже пластмассовой штамповки.
– Ты, конечно, всегда считал меня полным идиотом... Я даже не спорил с тобой. Но... Недо такой же степени! Я не хуже тебя знаю, что такое нэцкэ.
– Ну отнимут у тебя ее, в крайнем случае! Серега, чего ты психуешь?! Что еще может быть?!
– А что обо мне мои сослуживцы подумают?.. Гош, я столько искал эту работу... Не обижайся. Я очень тебя прошу. А?.. Ну что хочешь проси... Может, я лучше все-таки тебе чего-нибудь привезу? Ну чего ты хочешь?
– Биг-Бен. – Гоша любим, и не только родственниками, за умение шутить в любых ситуациях.
– О! Отлично! Найму транспортный самолет и прямо всю башенку... Чтоб ни кирпичик не потерялся... – Сергей с готовностью подхватил шутку. – Идет?..
Гоша отрицательно покачал головой, но сказать ничего не Успел. Вошла Юля.
– Пап! Я все сделала.
– Отлично!.. – Сергей чмокнул дочь в макушку. – Слушай, куда мама подевалась?.. Она ничего тебе не говорила?
Юля отрицательно помотала головой.
– Странно. – Сергей посмотрел на Гошу в поисках поддержки, но тот только показал глазами на статуэтку. Сергей понял, что неприятный разговор еще не закончен. – Ну ладно, Юля. Мы сейчас!
Юля понимающе состроила глазки Гоше и ушла. Не надеясь, что получится, Сергей все-таки попробовал вернуться к шутке.
– Ну что?! Про Биг-Бен договорились?! – Он и сам заметил, что получилось несколько наигранно.
– Я тебя пугать не хотел. – Гоша впервые перестал улыбаться. И это было страшнее, чем слова, им сказанные. – Но если с тобой иначе нельзя...
Сергей оторопел. Машинально похлопал себя по карману , в десятый раз убедился в наличии документов, билета, денег и... Тяжело опустился в кресло.
А Гоша мрачно продолжал.
– Не моя это просьба. – Сергей вопросительно поднял глаза на родственника. – Помнишь, я с человеком встречался? По поводу Саши?
– Ну?
– Ну ква. – Все-таки это был Гоша. Сергея эта попытка пошутить в неподходящий момент разозлила.
– Да говори же ты!
– Его это просьба. Его. – Гоша отвернулся и отошел к окну.
Сергей растерянно вскочил. Хотелось немедленно что-то предпринять. Куда-то бежать. Что-то делать. Еще и Машки нет! Даже посоветоваться не с кем!
Открылась дверь. Вошла Юля. Не заметив, что с отцом, сказала:
– Пап! Они позвонили, что «рафик» выехал. Сергей взорвался:
– Уйди! Уйди! У нас серьезный разговор!
– Ну и пожалуйста! – Юля обиделась и ушла.
– И что прикажешь делать? – Едва дождавшись Юлиного ухода, Сергей набросился на Гошу.
– Я уже все сказал! – Гоша улыбнулся. – Да ладно тебе, ладно... Ничего страшного. Не наркотики же!
Сергей, словно загипнотизированный, проводил взглядом коробочку, которую Гоша медленно опустил ему в карман.
– Вас, командированных, между прочим, вообще почти не досматривают. – Гоша стал прежним, улыбающимся, веселым, неотразимо обаятельным. – Да не кисни ты! Все будет о'кей! Я тебе обещаю!
Сергей провел рукой по карману с коробочкой. Перевел взгляд на Гошу. От его улыбки стало чуть спокойнее. Открылась дверь, вошла Маша. Гоша среагировал первым.
– Ну, наконец-то! Ты даешь, сестричка! – Подойдя к Маше, он сделал вид, что не заметил размазанной косметики, и поцеловал сестру. – А мы думали, ты уже не успеешь! Видишь, как твой супруг расстраивается!
Не ответив Гоше, Маша подошла к Сергею. Сказала тихо, едва слышно:
– Извини.
Следом за матерью в комнату попыталась войти Юля, но Гоша перехватил ее и увел обратно.
– Пошли, племянница, пошли... Дай родителям попрощаться. Расскажи лучше, как там Киев? Ест сало в шоколаде?
Юлька охотно подхватила:
– Одно слово, заграница...
Когда дверь закрылась, Маша подняла глаза на мужа. Не заметить его состояние было невозможно. Не понять причину тоже. Но Маша спросила:
– Что с тобой?
– Почему ты так поздно? Что-нибудь случилось? – Сергей старался говорить спокойно.
– А! Эта Антонина Павловна! Ханжа, каких свет не видывал! – Маше не хотелось говорить правду. И она привычно сконструировала нечто правдоподобное.
– Ты опять с ним встречалась? – Если бы не отъезд, он бы ни за что не спросил ее вот так в лоб. Но скоро самолет. Они Долго не увидятся. Надо знать правду.
– Я сказала ему, что между нами все кончено. – Маша решила «сжечь» мосты. Тем более что сказать это мужу было приятно и легко. Куда легче, чем сделать...
– Это правда? – Сергей боялся поверить в столь счастливый поворот событий. Маша уже была готова уверить его в своей искренности, но в комнату ворвалась Юля.
– Папа! Машина пришла!
Маше не хотелось так сразу после важного разговора расставаться с мужем. Подсознательно она рассчитывала подзарядиться от него уверенностью в правильности своих действий. Поэтому она сказала:
– Сергей, я провожу тебя!
Он очень этого хотел. Может быть, даже больше чем ехать в эту командировку. Но он не принадлежал самому себе. Были еще коллеги, начальство, принятые в их фирме правила...
– Нет. К сожалению, нет, не надо... Неудобно. – Словно боясь передумать, Сергей вышел в другую комнату. Взял чемодан. Невольно поморщился – тяжелый. – Гош, посмотри, большой перегруз?
– Нормально-нормально. – Гоша даже не дотронулся до чемодана, но постарался успокоить. – Подумаешь, лишняя пара килограммов! Командированные – не туристы по приглашениям. Им все можно. – И улыбчивый родственник многозначительно подмигнул Сергею.
Уже надев пальто, шарф и даже шапку, Сергей обернулся к стоящей в прихожей семье. Не хватало только Сашки и родителей. А так все были в сборе. Первой к нему подошла Юлька. Повисла на шее. Сергей обнял дочь и все старался встретиться глазами с Машей, старался, но не получалось. Подошел Гоша. Пожал руку. Теперь Маша. Сергей подошел к ней. Взял за руки. Посмотрел в глаза. Маша понимала, что именно он хочет услышать, и готова была это сказать, но произнесла почему-то другое:
– Может быть, я все-таки провожу тебя, Сергей?
– Нет. – Сергей расстроился, почти обиделся. Он ждал, хотел услышать другое. Потому и сам теперь говорил сухо и холодно. – Неудобно.
Сергей взял чемодан, открыл входную дверь, обернулся и, глядя на Машу, неожиданно спросил:
– Правда – все?!
Вместо ответа Маша только кивнула, прикрыв глаза. Сергей бросил чемодан, вернулся к ней, схватил, прижал к себе, поцеловал и, уже не оглядываясь, выскочил за дверь. Спохватившаяся Юля крикнула вслед:
– А посидеть на дорожку?! – Но было уже поздно. – Ну вот, теперь пути не будет, – со старческим брюзжанием продолжила Юлька.
А Маша уже в который раз за этот день плакала.
Квартира Кузнецовых-старших была такая же современная, как они. Внучка Юля считала их образцовомыслящими стариками. То есть представителями этого века, а не предыдущего. Вот и дом, в котором они жили, внучка отнесла бы к той же категории «в меру старый». Поэтому лестница в подъезде была. Не то что в этих новомодных, где два лифта, и все. Впрочем, лестница – это хорошо и для тех, кому негде поговорить. Анатолия Федоровича всегда ужасно раздражало, когда он видел огромное количество окурков на ступеньках.
