Текст книги "Лучшее за год XXIII: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк"
Автор книги: Гарри Норман Тертлдав
Соавторы: Майкл Суэнвик,Джо Холдеман,Джин Родман Вулф,Паоло Бачигалупи,Брюс Стерлинг,Аластер Рейнольдс,Мэри Розенблюм,Стивен М. Бакстер,Элизабет Бир,Питер Уоттс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 62 (всего у книги 68 страниц)
II
Успех совсем не спешил выписываться из госпиталя, даже несмотря на обещанный недельный отдых дома. Слишком уж хорошо он знал, что ожидало его под родной крышей. Приехав, он встретится с отцом, выбивающимся из сил, работая за двоих. Потом объявится Рада Гэнди, заболтает и затащит во все без исключения гостиные Литтлтона. Успех будет обедать, танцевать, почивать на лаврах, поддаваться всевозможным соблазнам. И все объявят его героем. Вот уж кем-кем, а героем он себя точно не чувствовал. Тем более не хотелось постоянно рассказывать всяким бабушкам и десятилетним мальчишкам об ужасах борьбы с огнем.
Но больше всего он страшился встречи с женой, совсем чужой теперь. Дело даже не в том, что она заставила Успеха пообещать всячески оберегать ее младшего брата, а он позволил тому погибнуть. Хуже всего было то, что Вик стал «факелом». Он, без всяких сомнений, поддерживал тайные связи с пакпаками и даже передавал им сведения о расположении отрядов по борьбе с огнем. А Успех ничего не заподозрил. Не важно, что Вик отдалился от него за время службы в Золотом отряде, – а ведь раньше они были лучшими друзьями. Успех должен был знать. Возможно, он смог бы его спасти. Он уже решил, что соврет Утехе и соседям в Литтлтоне о случившемся, так же как солгал доктору Ниссу. К чему теперь ворошить пепел мертвого друга и поливать его грязью? И Успех ничем не мог помочь Сообществу в выявлении других сочувствующих пакпакам в отрядах – он понятия не имел о связях Вика.
Впрочем, у него имелись и другие причины не спешить с выпиской из госпиталя. Конечно, здесь и вдохнуть нельзя было, не нарушив священную простоту, но Успеху нравились местные удобства. К примеру, температура тут никогда не отклонялась от заслуживающих всяческой хулы двадцати трех градусов по Цельсию. Снаружи яростное солнце заставляло пузыриться покрытие крыши построенного внешними Парка Доброжелательности № 5, а внутри царил рай, в котором не было ни потеющих, ни самого понятия пота. И наконец, еда. Хотя отец Успеха, Одаренный Роджер Люнг, и был самым богатым человеком в Литтлтоне, в их семье практиковалась простота, самая строгая в поселении. Успех вырос на мясе, хлебе и каше, запивая их сидром, настойкой из собственных яблок семьи Люнг, и шипучкой из корнеплодов. Когда появлялись деньги, они с Рози устраивали праздник своим желудкам, но обычно Успех питался фруктами из семейного сада в пору жатвы и давился заготовками и шипучкой из корней все остальное время года. Здесь же пациенты наслаждались изобилием Тысячи Миров, причем еда готовилась со всевозможными изысками. В зависимости от степени голода он мог заказать индийские бобы, запеченные в тесте яблоки, восхитительный гуляш, мясной салат с анчоусами, яйцами и луком, суфле, пирог с заварным кремом или другими начинками, карри, паэлью, пасту, всевозможные муссы, меренги или тортики. И все это только на ланч.
Но из всех греховных удовольствий госпиталя его любимым был видеофон. Дома Успех мог достать новейшие альбомы групп и городские песенки со всего Уолдена, не говоря уже о шестивековом оперном наследии. А ночью по средам они с Утехой смотрели на крошечном экране в Коттедже Прилежания хроники, передачи Института Наставнического Искусства или просто читали друг другу. Но в госпитале экраны видеофона занимали целые стены и, несмотря на возражения цензоров Сообщества, громадными окнами открывались во Вселенную. Успех поразился тому, что заботило людей в других мирах. Смотря их хроники, он впервые в жизни ощутил, как мало, в сущности, знает, а их передачи были настолько приземленными и материалистичными, что ему приходилось закрывать дверь в палату.
Особенно его заинтересовала поисковая система. Дома Успех мог поздороваться с любым человеком Совершенного Государства, если знал его номер. Но в госпитале с помощью видеофона у него, похоже, появилась возможность найти кого угодно не только на Уолдене, но и во всей Тысяче Миров. Успех немедленно включил устройство в своей палате, начав с приветствий отцу и Раде Гэнди, фактографу деревни. Гэнди всегда понимала его куда лучше, чем Утеха. С женой тоже стоило поговорить, но он этого не сделал.
Он связался со своими сослуживцами в Золотом отряде, и те удивились, что Успех смог дозвониться до них, пока они были на задании. Они рассказали, что весь Девятый полк был отозван с пожара на реке Моту и расквартирован в Проспекте. Им было объявлено, что они отправляются в Мемориальный лес Клойса для отдыха на более легком участке пожаров. Без сомнения, Сообщество отвело полк с передовой, потому что на реке Моту Золотой отряд потерял почти сорок процентов личного состава. Железный и Бронзовый отряды тоже понесли потери, прорываясь сквозь горящие леса на спасение Золотого.
Чтобы отвлечься от тяжелых раздумий о Вике, пожаре при Моту и борьбе с огнем, Успех принялся разыскивать давным-давно не виденных друзей. Он удивил своего кузена Земляка, который жил в Хитрецдноте на юго-востоке и работал советником. Связался с Ловкачом, другом детства, с которым не виделся с тех самых пор, как Альказары переехали в Свободный порт, где мама Ловкача собиралась преподавать сельскую философию. Она все еще работала в университете, а Ловкач устроился электротехником. Успех разыскал и возлюбленную по Школе Уверенности В Себе, Лепесток Бенкльман. Оказалось, что она улетела с Уолдена на Коло в системе Алюмара. Их попытки наладить разговор потерпели неудачу, потому что цензоры Сообщества, казалось, заглушали мерзким жужжанием каждое пятое слово из того, что говорила Лепесток. Но выражение ее лица расстроило Успеха. Неужели то была жалость? Честно признаться, он испытал немалое облегчение, когда она отключилась.
Несмотря на цензоров, разговор с Лепестком только раззадорил Успеха и разогрел его желание связаться с внешними мирами. У него точно не представится такого шанса после выписки из госпиталя. Его не заботило даже то, что собеседники находились умопомрачительно далеко и он мог никогда не встретиться с ними лично. Доктор Нисс был не прав: Успех прекрасно осознавал поразительное расстояние между звездами. Чего он не понимал в полной мере, так это того, как возможно было разговаривать с кем-то, жившим в триллионах километров от госпиталя, или как кто-то мог перенестись с Муа на Уолден быстрее, чем за удар сердца. Конечно же, в упрощенном варианте он представлял себе, как работают КИКи – квантовые информационные каналы. Им это объясняли в школе. КИКи функционировали, потому что множество бесконечно крошечных частиц были частью чего-то, что могло существовать в двух местах одновременно. Конечно, Успех ни в малейшей степени не представлял себе этого. Впрочем, после работы цензоров большая часть физики внешних казалась полной бессмыслицей.
Успех осторожно выглянул в коридор. Никто из пациентов не маячил в больничном дворике, лишь одинокий робот собирал пылинки у смотрового кабинета. Последние сутки в госпитале.
Сейчас или никогда. Он осторожно прикрыл дверь и вернулся к видеофону.
Начал он с поиска родственников во внешних мирах, но, набрав фамилию Люнг, получил 2.3 х 106 совпадений. И кто же из них, если вообще хоть кто-то, был его родичами? Успех понятия не имел. Его дедушка, как и рекомендовали всем вселявшимся в Совершенное Государство, вычеркнул из семейной хроники записи о прошлой жизни во внешних мирах. Как и прочие в семействе, Успех знал своих мрачных стариков только под прозвищами ГиГо и ГиГа. В свидетельствах о смерти были их имена: Старушка Фей Люнг и Старик Мен Люнг. Но Успех полагал, что их изменили после прибытия в Свободный порт.
Он хотел было поприветствовать отца и у него узнать внешнее имя ГиГо, но спохватился: потом тот будет задавать вопросы. Слишком много вопросов. Отец всегда славился умением получать ответы на то, о чем спрашивал. Успех вернулся к видеофону. Новый поиск показал, что миллионы людей по фамилии Люнг жили в Блимминее, Фокстроте Эридании, Счастливом Дитя, Муа и деревне Невозвращенцев. Но оказались они и во многих внешних мирах. Кто из них кто, Успех выяснить не мог и потому начал рассылать приветствия без всякой системы.
Он даже не был уверен, от кого хотел получить ответ, но уж точно не от роботов. Купив Уолден у Корпорации Освоения Космоса, Старейшина Винтер объявил, что в основанном им убежище не будет ни интеллектуальных машин, ни усовершенствованных людей из внешних миров. Совершенное Государство должно было быть последним и лучшим из всех пристанищ для истинных людей. Хотя пакпаки и использовали роботов для производства товаров, которые затем продавали Совершенному Государству, Успех впервые увидел их, только попав в госпиталь.
А теперь он обнаружил, что внешний мир кишит ими. У всех, кого он пытался приветствовать, были роботы, принимавшие почту, секретари, домработницы или роботы, демонстрировавшие сообщения на экране. Одни казались виртуальными, другие выглядели инопланетными призраками, третьи были вполне реальными и таращились на него из домов или рабочих кабинетов своих хозяев. Успех наслаждался этими картинками из другой жизни. Но это были всего лишь картинки. Никто из роботов не заговорил с ним, и все, конечно же, из-за пылающего предупреждения, которое светилось и на его собственном экране и гласило, что сообщение пришло из «Совершенного Государства Уолден, находящегося на общем культурном карантине».
Большинство роботов были вежливы, но холодны. Нет, они не могут соединить его со своими хозяевами; да, они передадут сообщение; нет, они не знают, когда ему ожидать ответного приветствия. Некоторые были откровенно назойливыми. Советовали почитать законы его государства и потом разрывали соединение. Парочка виртуальных роботов вела себя явно грубо. Помимо всего прочего, они назвали его грязным оборванцем, пиявкой и жалким расходом сознания. Один особенно несдержанный начал вопить, что Успех – «бесполезное вонючее ископаемое».
Успех не был уверен, что знает слово «ископаемое», поэтому спросил у видеофона. Ответом были два определения: 1. Остатки вида, обычно вымершего, жившего в предшествовавшие геологические эпохи; и 2. Что-то старомодное или невероятно отсталое. Предположение, что он, настоящий человек, мог быть отсталым, старомодным или, возможно, даже обреченным на вымирание, сильно взволновало Успеха. Он начал расхаживать по комнате, говоря себе, что такова цена любопытства. Похоже, Закон о Простоте не зря ограничивал использование технологий. Сложность питает беспокойство. Простая жизнь – хорошая жизнь.
Но, несмотря на угрызения совести, Успех все равно вернулся к видеофону. По какой-то странной причуде он ввел собственное имя. И получил два результата:
Утеха Роз Джорли и Преуспевающий Грегори Люнг
Яблоневый сад
Коттедж Прилежания
Улица Джейн Паудер
Литтлтон, графство Гамильтон
Северо-восток, Совершенное Государство
Уолден
и
Преуспевающий Грегори Люнг
для передачи Ниссу (удалено – смотри примечание)
Госпиталь Спасения
Парк Доброжелательности № 5
Конкорд, графство Джефферсон,
Юго-запад, Совершенное Государство
Уолден
Успех попытался прочесть записи, присланные на имя доктора Нисса, но те оказались заблокированными. Что самое интересное, он получил результаты только с Уолдена. Неужели во всей известной Вселенной был лишь один Преуспевающий Грегори Люнг?
Пока он размышлял, хорошо это или плохо – быть уникальным, видеофон спросил, не хочет ли Успех найти Достойного Грегори Люта, или Благородного Грегори Л'юнга, или Проктера Грегуара Лъюна? Он не хотел, но это не означало, что он не станет смотреть. Достойный Люнг, как выяснилось, выращивал мясных гусепсов на ранчо в Хоупдейле, на юго-западе Уолдена. Успех всегда считал, что есть гусепсов – варварство, и совсем не хотел беседовать с фермером. Грегори Л'юнг жил на Кеннинге в системе Персея. Недолго думая, Успех именно ему отправил приветствие. Как и ожидалось, оно немедленно было передано роботу. Виртуальный спутник Л'юнга оказался сверкающей зеленой черепахой, отдыхающей на камне в затянутой тиной реке.
– Его светлость Грегори с Кеннинга сожалеет, что в настоящее время занят, – произнесла она, приподнимаясь с камня. Под панцирем обнаружились четыре человеческие ноги. – Я с интересом отмечаю, что ваше приветствие пришло из сферы, находящейся в общем…
Закончить черепахе не удалось. Экран задрожал и погас. А через мгновение зажегся вновь, явив образ мальчика, восседавшего на высоком изукрашенном кресле.
Нижнюю часть его тела укутывал пурпурный плед, верхняя была обнажена, лишь худые плечи прикрывала накидка из прекрасной серовато-коричневой шкуры какого-то животного. Успех не мог сказать, сколько лет мальчику, но, несмотря на гордую осанку и мудрый взгляд желтых глаз, тот не выглядел взрослым. Успех вновь посмотрел на кресло: оно вроде бы было вырезано из темного дерева и местами позолочено. Каждая ножка заканчивалась стилизованным изображением человеческой ступни. Спинка, возвышающаяся над головой мальчика, отличалась богатой отделкой: резные листья, ветки и прозрачные пурпурные плоды.
Мерцающие, словно рубины.
Успех поймал себя на том, что затаил дыхание. Кресло было больше похоже на трон.
III
Чтобы сказать правду, нужны двое: один – чтобы говорить, а другой – чтобы слушать.
Генри Дэвид Торо. Неделя на реках Конкорд и Марримак
– Привет-привет, – сказал мальчик. – Прошу вас, кто говорит? Успех с трудом сдерживал волнение в голосе:
– Меня зовут Преуспевающий Грегори Люнг. Мальчик, нахмурившись, указал на угол экрана:
– Здесь говорится «Уолден». Понятия не имею, что это.
– Это планета.
– А еще говорится, что на планете Уолден вредно слишком много думать. Почему? У вас что, проблема с мозгами?
– Я думаю. – Успеха застигли врасплох. – Мы все думаем. Несмотря на ощущение, что его оскорбили, Успех не хотел прерывать соединение.
– Извините, я не знаю вашего имени.
Слова, произносимые собеседником, не совпадали с тем, как он говорил. К примеру, его губы едва двигались, а Успех слышал: «Я – Благородный Грегори, Свечение Кеннинга, вдохновленный черепахой Вечного Сияния».
Успех вдруг осознал, что собеседник скорее всего говорит на другом языке, а он слышит перевод. Он ждал, что цензоры, встроенные в видеофон, будут заглушать разговор так же, как беседу с Лепестком Бенкльман. Но, возможно, сыграл роль другой язык.
– Это интересно, – осторожно произнес Успех. – И что вы делаете там, на Кеннинге?
– Делаю? – Благородный Грегори с отсутствующим видом почесал нос. – А, делаю! Я создаю удачу.
– Правда? Там, во внешнем мире, люди могут делать такое?
– Что такое «внешний мир»?
– Ну, космос. – Успех махнул рукой над головой и посмотрел по сторонам.
Благородный Грегори нахмурился:
– Преуспевающий Грегори Люнг дышит космосом?
– Нет, я дышу воздухом. – Успех понял, что видеофон своим переводом мог исказить смысл фразы. – Только воздухом.
Он стал говорить медленно, стараясь быть особенно точным в выборе слов.
– На моей планете мы называем внешним миром Тысячу Миров.
Благородный Грегори, казалось, все еще пребывал в замешательстве.
– На этой планете. – Успех обвел рукой палату госпиталя. – Планете Уолден. Мы смотрим на звезды. – Он приложил ладонь к глазам, словно всматриваясь в далекие горизонты. – Ночью. – Слушая собственную болтовню, Успех не сомневался, что Благородный Грегори примет его за идиота. Нужно было сменить тему, так что он набрал в легкие побольше воздуха. – Друзья зовут меня Успехом.
Благородный Грегори с унылой улыбкой покачал головой.
– Ты даришь мне тепло, Успех, но я с сожалением отказываюсь от твоего великодушного предложения заняться сексом. Мемзен следит, чтобы я не занимался подобными вещами, пока не стану старше.
Ошеломленный, Успех залепетал, что не имел в виду ничего подобного, но Благородный Грегори продолжал говорить, совсем не слушая его:
– Ты достаточно взрослый, друг Успех. Нашел ли ты уже занятие труда на планете Уолден?
– Ты спрашиваешь, что я делаю, чтобы жить?
– Надеюсь, все на планете Уолден живут.
– Ну да, живем, – поморщился Успех. Он отошел от видеофона и вытащил бумажник из стенного шкафа за кроватью. Может, фотографии помогут. Он перебрал несколько, пока не нашел ту, где его жена, стоя на лестнице, собирала яблоки. – Обычно я ухаживаю за фруктовым садом. – Успех вытащил фото и поднес к экрану видеофона, чтобы показать Благородному Грегори. – На своей ферме я выращиваю много разных фруктов. Яблоки, персики, абрикосы, груши, вишни. У вас на Кеннинге растет что-нибудь вроде этого?
– Есть грейпфруты. – Благородный Грегори подался вперед на своем троне и улыбнулся. – И яблоки во всевозможных видах: яблочные пироги, яблочный сок и пюре. – Он казался довольным, что они наконец поняли друг друга. – Но ты ненормальный?
– Да. То есть нет, я в порядке. – Успех закрыл бумажник и убрал его. – Но… как это сказать? В моем мире идет война.
Он понятия не имел, как объяснить маловразумительные претензии пакпаков, заставлявшие некоторых из них сжигать себя заживо, чтобы остановить распространение лесов и Совершенного Государства.
– На Уолдене есть другие люди, и они очень сердиты. Они не хотят, чтобы мои люди жили здесь. Хотят, чтобы земля стала такой, какой была до нашего прихода. Поэтому они поджигают леса, чтобы причинить нам боль. Многих из нас призвали, чтобы остановить их. Теперь, вместо того чтобы ухаживать за садом, я помогаю останавливать огонь.
– Очень сердиты? – Благородный Грегори поднялся со своего трона, лицо его пылало. – Сражаются? – Он замахал кулаками. – Удар-удар-удар?
– Ну, точнее, сражаются не руками, – ответил Успех. – Это больше похоже на войну.
Благородный Грегори сделал три быстрых шага к видеофону. Его лицо на экранах вплотную придвинулось к Успеху.
– Военные сражения? – Мальчик явно волновался: щеки пылали, а желтые глаза метали молнии. – Убийства?
Успех не понимал, почему Благородный Грегори так отреагировал на его рассказ. Он не был уверен, что мальчик действительно сердится. Но, с другой стороны, они явно не лучшим образом понимали друг друга. И он уж точно не хотел спровоцировать межзвездный инцидент.
– Прошу, простите меня, если я сказал что-то неправильное. – Успех склонил голову. – Я разговариваю с вами из госпиталя. Я был ранен… сражаясь с огнем. И еще не совсем поправился. – Он смущенно улыбнулся Благородному Грегори. – Надеюсь, я вас не оскорбил.
Но собеседник не ответил. Вместо этого он вскочил со своего кресла и, сбежав по ступенькам, оказался в просторном холле. Мальчик прошагал мимо рядов резных деревянных кресел, каждое из которых было настоящим, уникальным сокровищем, хоть и не столь изысканным, как трон. Замысловатая бисерная мозаика на полу являла взору черепах в яшмовых, зеленовато-желтых и оливковых тонах. Фосфоресцирующие статуи паутиной растянулись по стенам от пола до цилиндрического свода, отбрасывая призрачные серебристо-зеленые блики на пустые кресла, стоящие внизу. Благородный Грегори, шагая по центральному проходу, не переставал что-то бормотать, но на перевод возможностей видеофона явно не хватало. Успех смог разобрать лишь: «Война… Мемзен – свидетель… наша удача… призвать Л'юнгов…»
И тут Успех понял, что вновь смотрит на сверкающую зеленую черепаху, восседающую на камне в центре заросшей тиной реки.
– Благородный Грегори с Кеннинга сожалеет, но в настоящий момент занят, – сказала она. – Я с интересом отмечаю, что ваше приветствие пришло из зоны, находящейся в общем культурном карантине. Вам следует понять, что Благородный Грегори, создатель удачи Л'юнгов, не будет нарушать условия карантина, вступая в разговор с вами.
– Но я же с ним только что разговаривал, – сказал Успех.
– Я очень в этом сомневаюсь. – Черепаха поднялась на человеческих ногах и холодно уставилась на экран. – Разговор окончен, – сказала она. – Я вынуждена просить вас больше нас не беспокоить.
– Подождите, я!.. – воскликнул Успех, но экран уже погас.
IV
Весь остаток дня Успех ждал неприятностей. Он не сомневался, что его вызовут в смотровой кабинет доктора Нисса для лекции на тему, почему тело не может вылечиться, если душа больна. Или какой-нибудь фактограф из Конкорда проведет с ним ритуал единения, произнеся проникновенную проповедь об истинном смысле простоты. Или Кери Миллисапа, главу его отряда, вызовут из Проспекта, и тот станет бранить Успеха за отлынивание от службы в Золотом отряде. Так что следовало присоединиться к отряду, и чем скорее, тем лучше. Его послали в госпиталь не для того, чтобы он беспокоил Благородного Грегори с Кеннинга, создателя удачи каких-то Л'юнгов, кем бы они там ни были.
Но неприятности не нагрянули. Он держался подальше от своей палаты и видеофона, насколько было возможно. Играл в карты с Ценным Монтильи и Сонным Торном из Шестого инженерного отряда, которые выздоравливали после отравления дымом при пожаре в Холодном Шаге. Оба проходили альвеолярную реконструкцию, чтобы в полной мере восстановить легкие. Голоса у них были как у механической пилы, но настроение хорошее. За один кон в «дурачка» Успех выиграл у Сонного достаточно денег, чтобы купить вожделенный яблочный пресс для сада. Конечно, он никогда не сможет рассказать отцу или Утехе, откуда взялись средства.
Успех смаковал каждый кусочек последнего памятного ужина: ароматный луковый пирог, жареная утка с гарниром из стеклянной лапши и сливки с ванилью. После ужина он вместе с дюжиной других пациентов отправился послушать профессора из Алькоттского университета. Тот объяснял, в чем ошибались жители, симпатизировавшие пакпакам. Вернувшись наконец в свою палату, Успех обнаружил лишь одно послание. Оператор Сообщества утомленным голосом сообщил, что Успех должен забрать свой билет на поезд со станции «Селена» до одиннадцати утра. Изображение этого гражданина на экране не появилось, так что пришлось выслушать лишь аудиозапись. Такие сообщения Успех мог принять и на домашнем видеофоне. Лишнее напоминание о том, что отдых от простоты закончится, как только он покинет стены госпиталя.
Горячий ветер, врываясь в открытые окна вагона, не приносил облегчения пассажирам первого класса. Успех устроился на своем неудобном месте, чувствуя, что форма прилипла к спине, и наблюдал за рядами деревьев, проносящихся за окном. Он ненавидел сидеть против движения поезда – либо тошнило, либо затекала шея. А если он еще и думал об этом – чего, как ни старался, не мог избежать, – становилось совсем тоскливо. Он совершенно не хотел сейчас возвращаться к своей обычной жизни.
Да, конечно, место против движения поезда, но зато в первом классе. Оператор, наверное, думал, что сделал Успеху большое одолжение. Дал местечко с большим пространством для ног, с сиденьем помягче. А почему бы и нет? Разве не выжил он в печально известном пожаре при реке Моту? Не получил тяжелые травмы, в первых рядах выполняя свой долг? Конечно же, ему следует ехать первым классом. Вот бы еще окна открывались пошире.
Легко было не думать о своих проблемах, бездельничая в госпитале. Но теперь, когда он направлялся домой, жизнь снова начала его пинать. Лучше вообще не думать. Надо вздремнуть. Успех закрыл глаза, но сон никак не приходил. Без всякого предупреждения он опять очутился в том самом кошмаре… и чувствовал вонь паленых волос. Своих волос. В панике он вбежал было в ручей, заполненный мертвыми рыбешками и сварившимися заживо лягушками, но вода ошпарила ноги… Вот только на этот раз Успех не спал и знал, что сидит в удобном кресле вагона первого класса… единственный выход был перекрыт «факелом», спокойно ожидавшим Успеха. Вик еще не поджег себя, хотя его одежда уже дымилась… «Я не боюсь, – говорил он себе, – я не верю ничему из этого…» …искаженное яростью лицо дрожало в раскаленном мареве, и тогда Успеху пришлось выплясывать, спасая пятки от наступающего пламени, и не оставалось иного пути. Не было ни выбора, ни времени… С закрытыми глазами Успех слышал стальной лязг колес, словно выстукивающих: «Нет времени нет времени нет времени нет времени».
И тогда он понял то, чего так боялся: доктор Нисс не исцелил его душу. Да и как он мог это сделать, если Успех постоянно врал о случившемся на пожаре? Как Успех ни старался, сдержать стон не удалось. Открыв глаза, он поймал на себе пристальный взгляд женщины в цветастом голубом платье.
– Вы в порядке? – Она выглядела лет на шестьдесят с лишним, а может, и на все семьдесят. Редкие серебристые волосы не скрывали старческих пятен.
– Да, все нормально, – заверил ее Успех. – Просто задумался.
– О том, что позабыли? – Она кивнула. – О, со мной такое частенько случается. Особенно в поездах.
Она засмеялась клокочущим смехом – словно ручеек пробежал по гальке.
– Послезавтра я собиралась пообедать со своей подругой Конни, но вот еду на неделю в Литтлбенд. У меня родился еще один внук.
– Очень мило, – произнес Успех с отсутствующим видом.
В купе был третий пассажир – очень толстый мужчина, листавший комиксы о том, как гусепсы играли в бейсбол. Каждый раз, переворачивая страницу, он что-то бормотал себе под нос.
– Судя по форме, вы один из наших борцов с огнем, – произнесла старушка. – Знаете моего племянника Фрэнка Каспара? Думаю, он служит в Третьем инженерном.
Успех объяснил, что в рядах борцов с огнем более одиннадцати тысяч человек. Раз ее племянник – инженер, значит, скорее всего служит с Домашней Гвардией. Успех не мог отследить все бригады и взводы в добровольческом Корпусе, не говоря уже о профессиональной Гвардии. Сказал, что он – простой наблюдатель за дымом в Золотом отряде Девятого полка. Его отряд служил вместе с Восьмым инженерным, следившим за транспортом и сельскохозяйственными орудиями. Эти прекрасные мужчины и женщины были настоящими образцами духовной простоты и гражданской ответственности. Ее племянник, без сомнения, такой же. Успех рассчитывал, что она именно это надеялась услышать и теперь оставит его в покое. Но потом старушка спросила, правда ли пакпаки внедрили своих лазутчиков в отряды, и начала ворчать, что не понимает, как это граждане Совершенного Государства могли предать Завет, помогая террористам. Все пакпаки хотят лишь поджечь леса Старейшины Винтера, ну разве это не отвратительно? Успех понял, что должен сыграть на ее сочувствии. Он кашлянул и сказал, что был ранен на пожаре и совсем недавно выписался из госпиталя, и кашлянул снова.
– Если вы не против, – произнес он, поморщившись словно от адской боли, – я себя не очень хорошо чувствую. Мне нужно просто закрыть глаза и попытаться отдохнуть.
Он пребывал в какой-то полудреме, но обошлось без кошмаров. Вместо этого Успех витал в облаках воспоминаний и неясных сожалений. И потому не замечал, что состав постепенно сбавляет скорость, пока свист пневмотормозов не прогнал остатки сна.
Он взглянул на часы, но те показывали, что до Стены Сердец, где Успеху придется пересесть на поезд до Литтлтона, ехать еще целый час.
– Мы останавливаемся? – спросил Успех.
– Уилрайтское пожарище. – Толстый мужчина вытащил из кармана рубашки мягкий платок и промокнул лоб и шею. – Обязательные пять минут почтения.
Только теперь Успех заметил, что вдоль путей нет подлеска, а большая часть деревьев опалена. На тренировках он изучал здешний опыт. Лес к северу от Уилрайта стал одной из первых целей людей-«факелов». Судя по ущербу, их должно было быть по меньшей мере штук двадцать. Этот пожар оказался первым, в котором погиб борец с огнем, хоть «факелы» никогда не поджигали людей, только деревья. Они всегда начинали пожары довольно далеко от городов и деревень; вот почему с ними так трудно было бороться. Но пожар возле Уилрайта так раздуло ветром, что он почти две недели бушевал между Конкордом и Стеной Сердец. Вскоре после этого Сообщество стало формировать Корпуса пожарных.
Когда визжащие тормоза замедлили ход поезда почти до черепашьего шага, вид из окна Успеха совершенно изменился. Здесь лес еще не оправился от опустошительного набега огня. Угольные скелеты деревьев обвиняющими перстами указывали прямо на небо, обуглившаяся почва потрескалась под яростными лучами солнца, и не было листьев, чтобы дать спасительную тень. Куда ни глянь, Успех видел лишь кошмарное опустошение, с которым сталкивался слишком часто. Ни травы, ни птиц. Не было ни муравьев, ни игольчатых жуков, ни диких гусепсов. А потом он заметил нечто странное: горько-кофейный запах недавно сгоревшей почвы, почувствовал пепел на языке, словно жгучий перец. Этому не было никакого объяснения, ведь пожар здесь случился больше трех лет назад.
Когда поезд наконец остановился, Успех увидел один из многих памятников, построенных на местах пожаров, чтобы почтить память погибших огнеборцев. Три гигантские бронзовые статуи взирали на него с каменного постамента. Двое стояли, один тяжело опирался на другого. Третий упал на колено, наверное от усталости. Все они еще держали в руках инструменты, но упавший, казалось, уже ронял огнетушитель на землю, а двое других опирались на них, чтобы не упасть. И хоть скульптор решил изобразить троицу в тяжелый час, их непреклонные металлические лица не выражали ни горя, ни сожаления. От страшноватой простоты их храбрости Успеху стало не по себе. Он совсем на них не похож, это уж точно.
Паровоз засвистел в честь павших: три длинных гудка и три коротких. Старушка шевельнулась и потянулась.
– Уилрайт? – пробормотала она.
– Ага, – ответил толстяк.
Она начала болтать, но сама себя прервала и вгляделась в открытое окно.
– Кто это там? – спросила она, указав вдаль.
Человек в стильном голубом костюме шел вдоль места пожара, посматривая на пассажирские вагоны. Похоже, ему было очень жарко и не слишком весело: лицо – румяное, как персик, а светлые волосы приклеились ко лбу. Каждые несколько метров он останавливался, прикладывал ладони ко рту и кричал:
– Люнг? Преуспевающий Грегори Люнг?
