Текст книги "Лучшее за год XXIII: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк"
Автор книги: Гарри Норман Тертлдав
Соавторы: Майкл Суэнвик,Джо Холдеман,Джин Родман Вулф,Паоло Бачигалупи,Брюс Стерлинг,Аластер Рейнольдс,Мэри Розенблюм,Стивен М. Бакстер,Элизабет Бир,Питер Уоттс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 68 (всего у книги 68 страниц)
Тьма сгущалась, и Успех решил снова бежать. Чтобы обогнуть пожар по границе вдоль реки Милосердия, требовалось слишком много времени. И если он сразу ничего не найдет, то повернет обратно, чтобы успеть спастись. И еще он хотел убедиться, что отец не натворил ничего сумасшедшего.
Сосредоточившись на том, чтобы не споткнуться о камень или корень, Успех не замечал окружающей его завесы дыма, пока не стало слишком поздно. Он устал и остановился, не в силах понять, где находится. Он тяжело дышал, так что его нос, рот и легкие немедленно заполнились дымом. Это было словно пытаться дышать сквозь вату. Глаза начали слезиться, и мир вокруг превратился в размазанное пятно. Будь он сейчас в Золотом отряде, то носил бы очки, шлем и аппарат для дыхания. Но здесь у него не было ничего, а дым проникал повсюду и душил. Успех закашлялся так сильно, что почувствовал во рту кровь. Потом у него перехватило горло, и он понял, что сейчас умрет от удушья. В панике он бросился на землю в поисках потока свежего воздуха. Он слышал, что такие бывают при пожарах. В бок ткнулась ветка, но, лежа там, щекой на матрасе из похожих на бумагу листьев, веток и побегов, он ухватил дуновение менее горячего воздуха, зловонного, но пригодного для дыхания. Он попытался наполнить им саднящие легкие, выплюнул кровь и слизь и потом попытался еще раз.
Успех не знал, сколько так пролежал. Но когда пришел в себя, дым превратился в едва заметную пелену, так что у него появился шанс спастись. На реке Моту он хорошо понял, что не годится в герои. Почему же он опять оказался в той же ситуации? Больше никаких геройств. Добраться до Коттеджа, взять мотороллер и мчаться так быстро, как только возможно, прочь от огня. Он с трудом поднялся на локти и колени, кашляя и плюясь. В носу было такое ощущение, словно кто-то засунул туда колючую проволоку. Успех присел на корточки, моргая. Очистив лицо от листьев, он понял, что плачет. Когда он в конце концов встал, то едва держался на ногах. Пришлось схватиться за дерево, чтобы не упасть. А потом услышал треск сучка и шум шагов по листве. Он нырнул за бук, который был чуть толще его самого.
В его сторону с трудом плелась Утеха с застывшим лицом и остекленевшими глазами. Один взгляд сказал ему все. Она сменила зеленое платье на пару мешковатых рабочих штанов, выглядевших так, словно они принадлежали Вику. На запачканную грязью и копотью футболку была надета фуфайка, а поверх нее висели три гранаты с «жидким огнем». При движении они бились о грудь. Утеха выглядела смертельно уставшей, словно несла груз на пределе всех своих возможностей.
Люнг подумал было проскользнуть сзади и схватить ее, когда она пройдет, но Утеха заметила его, не доходя дюжины метров, и застыла. Он вышел из-за дерева, держа руки перед собой.
– Я не причиню тебе зла, – сказал Успех.
На мгновение он заметил безумную, животную панику в ее глазах. Утеха была еще более чужой, чем внешние. Он стал приближаться. Тогда она повернулась и побежала прочь.
Успех понесся следом. Он не думал ни о пожаре, ни о своей деревне, ни о простоте. Он бежал. У него не было времени ни на храбрость, ни на страх. Бежал, потому что когда-то любил эту женщину и видел, как умер ее брат.
Еще девочкой Утеха была самой проворной из них троих. В открытом поле Вик мог бы ее догнать, но в беге по лесу, нырянии под упавшие деревья Утеха была проворнее белок. Успех запыхался всего через пару минут. Он точно не знал, где они очутились, и решил, что где-то у реки. Если она думала, что сможет пересечь поток и спрятаться в собственном доме, то и вправду лишилась рассудка. Это же самоубийство!
Подобная мысль заставила его прибавить ходу, несмотря на усталость. Утеха совсем обезумела, подбежала к дереву и схватилась за него. От этого стремительного движения одна из веревок, на которых висели гранаты, ослабла и чуть не обвила ее. Утеха рухнула на колени, и Успех схватил ее. Но тут она пнула его так, что пожарный отлетел в сторону и упал на кучу хвороста. Когда Успех поднялся на колени, он увидел, что Утеха держит в руке одну из гранат. Она щелкнула предохранителем и прижала запал пальцем.
– Стой там! – велела она.
Успех задыхался, его слегка мутило.
– Утеха, не надо.
– Слишком поздно. – Она откинула темную прядь с лица. – Уже сделала.
Он встал, держа руки так, чтобы она могла их видеть.
– Зачем все это, Утеха?
– Вик, – ответила она. – Теперь это почти все из-за Вика.
– Его больше нет. Ты ничего не можешь для него сделать.
– Еще посмотрим. – Несмотря на жару, ее била дрожь. – Знаешь, это я виновата. Я была одной из тех, кто рекрутировал его. Но он должен был только передавать информацию. – Ее голос дрожал. – Должно быть, они заставили его стать «факелом». Я убила его, Успех. Я убила своего брата.
– Послушай меня, Утеха. Он не был «факелом». Это был несчастный случай.
Рука на гранате задрожала, но потом вновь окрепла.
– Ты не это сказал утром, когда был не в себе. – Она посмотрела на него с жалостью. – Сказал, что пытался спасти его. Вот чему я верю.
Успех сделал полшага.
– Но как помогут кому-либо поджоги в Литтлтоне? – Еще один маленький шаг. – На наших фермах?
Утеха попятилась.
– Ты же знаешь, что они смогут остановить огонь. Твои внешние дружки. Они в силах заставить Сообщество принять решение, надавить на Джека Винтера, чтобы он сделал то, что правильно. Вот только они не заботятся о нас. Пришли взглянуть, никогда ничего не делают. – Она засмеялась низким, надтреснутым смехом. – Но теперь сделают. Надеюсь, это мелкое отродье сейчас умирает от ужаса.
– Но ведь они заботятся, – Люнг крепко прижимал руки к бокам – иначе замахал бы на нее. – У Мемзен есть план.
Успех надеялся на то, что ему еще, возможно, удастся спасти жену.
– Ты должна верить мне, Утеха. Они заставят Сообщество начать переговоры с пакпаками.
– Верно. – Ее лицо исказила гримаса. – И ты не видел, как Вик поджег себя.
– А ты правда веришь, что сможешь их сжечь? Благородный Грегори в безопасности, Утеха. Как и Мемзен, и Л'юнги. Их «остров» прилетел за нами. Вот почему я добрался сюда так быстро. Они в воздухе. – Успех указал назад, через плечо. – Ждут меня над Коттеджем.
Увидев, что Утеха отвела от него взгляд, он бросился вперед и схватил руку с гранатой. Они двигались в некоем подобии пируэта. А потом Успех споткнулся и упал.
Утеха отступила от него. Встряхнула головой. Нажала на запал.
Граната превратилась в шар, взорвавшийся двумя огненными потоками в разные стороны. Один метнулся высоко в кроны деревьев, другой ударил в землю и затанцевал у ее ног. Она закричала, граната выпала из обуглившейся руки. Громадные языки пламени лизали ноги, одежда занялась огнем. Роскошные волосы превратились в ничто.
Успех тоже завопил. Смотреть, как все это происходит вновь, было хуже любого кошмара. Когда Вик взорвал бомбу, пламя мгновенно объяло его. Успех пытался сбить его ног, чтобы, катая по земле, унять безжалостные языки. Но Вик оттолкнул его. В горящей одежде, с руками в огне, Вик нашел в себе силы сопротивляться Успеху.
И тем спасти ему жизнь, когда разорвалась вторая бомба.
Но здесь ведь не река Моту, а Вик уже мертв. У Утехи, его Утехи, была только граната, предназначенная для противодействия огню, а не собранная террористами-пакпаками. Нижняя часть тела женщины, облитая «жидким огнем», пылала. Но он мог видеть лицо, дикие, страдающие глаза, рот, скривленный от нечеловеческой боли, и последнюю гранату, болтающуюся на груди.
Успех бросился к жене и сорвал с фуфайки гранату. Схватил Утеху, с безумной силой поднял ее на руки и понесся к реке. В голове билась лишь одна дикая мысль: беги он быстрее – и не почувствует боли. Он знал, что уже горит, но должен был спасти ее. У него никогда не было возможности спасти Вика, пользуйся случаем, сказал отец, и Благородный Грегори тоже предупреждал не тратить свою удачу. Но боль слишком быстро поднималась все выше. Вопли Утехи заполнили его голову, и затем Успех полетел. Он упал в прохладную воду, и Утеха не сопротивлялась, когда он потянул ее глубже, считая «раз, два, три, четыре, пять». Вытащил ее на поверхность, крича: «Дыши, дыши!» – и, когда она схватила воздух, потащил снова вглубь. «Два, три, четыре, пять», и, когда вынырнул вновь, она не шевелилась. Его бедная обгоревшая Утеха потеряла сознание или умерла у него на руках, но по крайней мере пламени на ней больше не было.
На них обоих.
XVI
Во сне Успех сидел с Утехой на кухне в Коттедже Прилежания. Она облачилась в пижаму цвета яшмы, и повсюду были пироги. Яблочные и вишневые, они заняли весь стол, стояли в углах кухни. Те, что с черникой, бузиной и голубикой, выстроились на новом дубовом полу у стены, оклеенной обоями с узорами из ипомеи. Эти обои Утеха заказала в Провиденсе. Там, где живет мать Успеха. Может быть. Он должен это выяснить. Утеха поставила на холодильник праздничный грушевый сидр и пироги с персиковой начинкой, а на кресле уместила два пирога с ревенем. Что бы ни думали о ней люди в Литтлтоне, все соглашались, что она печет лучшие пироги на свете. Во сне ее идеей были пироги. Она напекла их столько, что им должно было хватить до конца жизни. Пироги ему понадобятся, если она уйдет. Но во сне она совсем не собиралась уходить, а он, в общем-то, и не хотел, чтобы она уходила. Кроме того, она точно не собирается садиться на поезд до Лонгвока в этой пижаме. Такие одежды спадают с вас, даже если на них просто подышать. Гладкая тонкая ткань мягко скользит по ее коже. Во сне она прокладывает себе дорогу мимо черничного пирога, чтобы поцеловать Успеха. Сначала прикосновение похоже на обещание. После такого поцелуя он должен выбить ногой дверь в спальню и сбросить одежду. Но поцелуй заканчивается вопросом. И ответом «нет». Успех не хочет, чтобы эта женщина опять была несчастна из-за него. Не хочет осушать ее слезы или…
– Хватит спать, сынок, – прорезался сквозь сон резкий голос. – Вставай, возвращайся к миру.
Успех заморгал, потом задохнулся от разочарования. Это нечестно. Ему не удалось удержать ни Утеху, ни пирог. Странная комната, в которой он очутился, казалась громадным окном, заполненным солнечным светом. И в нем виднелись темные тени, одна из которых двигалась. Холодная рука легла ему на лоб.
– Тридцать семь и две, – сказал робврач. – Но небольшой жар вполне допустим.
– Доктор Нисс? – спросил Успех.
– Я никогда не рад опять встречаться со старыми пациентами, сынок. – Робврач посветил в глаза Успеху. – Ты знаешь, где находишься? Ты был немного не в себе, когда тебя привезли.
Успех облизал губы, пытаясь произнести слово.
– В госпитале?
– На «острове» достойнейшей Мемзен. Открой рот и скажи «а-а-а». – Робот провел медпальцем по языку Успеха, оставляя легкий след с привкусом, похожим на моторное масло.
– «Острове»? – Было что-то важное, что Успех никак не мог вспомнить. – Как вы сюда попали?
– Меня зовут, я прихожу, сынок, – ответил робврач. – Я могу быть везде, где есть робот. Хотя это не полное воплощение. Чувствуешь себя в два раза меньше.
Успех понял, что робот отличается от того, в госпитале. У этого были две руки с клешнями, а глаз располагался над лобной пластиной. Что он имел в виду, говоря о повторении? Затем память о пожаре с ревом заполнила голову.
– Утеха! – Успех попытался сесть, но робврач толкнул его обратно на подушку. – Она в порядке?
– Все еще с нами. Мы спасли ее, и пока она жива. Но об этом поговорим позже, после того как осмотрим твои ожоги.
– Как долго я здесь? Они остановили пожар?
Робот дотянулся до шеи Успеха, расстегнул больничную одежду и спустил ее до талии.
– Я не давал тебе очнуться всю прошлую ночь и большую часть сегодняшнего дня, чтобы имплантаты смогли прижиться.
Новые ожоги яркими полосами тянулись поперек груди. На плече осталась большая отметина в форме нечеткого отпечатка руки.
– Ты будешь принимать обезболивающие еще несколько дней. Они могут вызвать провалы в памяти, так что не беспокойся, если забудешь, как зашнуровывать ботинки.
Робврач начал покрывать имплантаты теплой смесью для восстановления кожи.
– Регенерация кожи всего тридцать процентов, – пробормотал он.
– Пожар, что с пожаром?
– Твои люди держат все под контролем, по словам той маленькой девочки, Пендрагон. Я подозреваю, есть еще масса дел, но по крайней мере те дети приземлились. Всю прошлую ночь они советовались и сооружали преграды. – Он застегнул на Успехе одежду. – Ты выздоровеешь, сынок. Только перестань играть с огнем.
Успех уже спустил ноги с кровати, но запутался с завязками одежды. А когда собрался встать, пол, казалось, выскользнул из-под ног.
– Оп, – подхватил его робврач. – Еще один побочный эффект лекарства – проблемы с вестибулярным аппаратом. – Он уложил Успеха обратно на кровать. – Чтобы ходить, тебе понадобится помощник.
Робот открутил медпалец и положил его в стерилизатор.
– У меня есть для тебя компания. Жди здесь, я пришлю его к тебе.
Робврач едва выбрался из комнаты, когда в нее ураганом ворвался Благородный Грегори, катя перед собой кресло на колесиках. Вся стена из пузырьков внезапно исчезла, открыв взгляду Успеха Л'юнгов, которые начали свистеть и аплодировать Успеху. Мемзен проскользнула в комнату за секунду до того, как стена восстановилась.
– Ты самый сумасшедший, храбрый и удачливый из всех, кого я знаю! – Благородный Грегори чуть ли не визжал от волнения. – О чем ты только думал, когда схватил ее на руки? Мы вопили как резаные, думали, что ты там, внизу, услышишь. Я всю ночь не мог заснуть, все думал об этом. Ты слышал Л'юнгов? Я научил их хлопать руками для тебя. Вот, садись сюда.
Успех позволил Мемзен и Благородному Грегори усадить себя в кресло, хотя был уверен, что они его уронят. Он закрыл глаза, досчитал до трех, а когда открыл, потолок перестал кружиться.
– Как вы узнали, что я сделал?
– Мы смотрели, – ответила Мемзен. – С того момента как ты спустился с трапа, на тебе были наши «жучки». Благородный Грегори прав. Мы двигались за тобой.
– Вы смотрели? – Он почувствовал, что краснеет. – Меня могли убить.
– Согласно вашим законам мы можем только смотреть, и ничего больше, – призналась женщина.
– Но Мемзен сказала, что мы не можем просто оставить тебя, когда ты прыгнул в воду со своей женой, – продолжил Благородный Грегори. – Пришлось повалить несколько деревьев, чтобы добраться до тебя. Мы вытащили вас обоих из реки и вызвали доктора Нисса в робота, который соорудила Бетти Тусолт. – Он повернул Успеха к оболочке «острова», чтобы тот мог оценить вид. – Она в этом разбирается. Однажды выиграла приз за робота.
– А Утеха в порядке? – Успех оглянулся через плечо на Мемзен. – Так сказал доктор Нисс.
– Сохранена, – сказала Мемзен, звякнув своими кольцами. – Мы смогли ее сохранить.
Благородный Грегори подвез Успеха так близко к стенке, как только возможно, и решил передохнуть. Он сделал оболочку над приборной панелью прозрачной, чтобы можно было видеть долину во всей красе.
– Успех, он гигантский, – сказал мальчик, указывая на остатки пожара. – Никогда не видел ничего подобного.
Они пролетели над рекой Милосердия и направлялись к ферме Джорли, хотя Успех с трудом узнавал пейзаж после того, что с ним сделал огонь. Пламя, зажженное Утехой, скорее всего направилось к основному пожару, как и надеялся Успех, создавая своеобразный барьер распространению огня. Этот огонь и пламя основного пожара встретились где-то к востоку от фермы. Дом Утехи, сарай и все остальные постройки сгорели до основания. Дальше, на западе, фермы Миллисапов и Эццатов тоже были уничтожены. Больше половины склона гряды Ламана превратилась в сплошную пустыню, обугленные скелеты деревьев возвышались над серым пеплом. Струйки белого дыма поднимались над разоренной землей, словно призраки погибших деревьев. Но среди этого разрушения зеленели участки нетронутого леса, по большей части твердых пород. Успех с облегчением увидел голубоватые кроны на севере вдоль гряды, где отряды, видимо, отразили огонь.
– А что на востоке? – спросил Успех. – Где удалось остановить пожар?
Но тут «остров» повернулся, и вид постепенно стал меняться: сначала юг, где он видел шпиль ратуши, потом юго-восток – ОТ № 22 вилась тонкой линией среди нетронутого леса. Благородный Грегори смотрел на Успеха, и глаза его светились ожиданием.
– Что? – спросил Успех, не желавший быть зрелищем для этого неугомонного внешнего. – На что ты уставился?
– На тебя, – ответил мальчик. – В твоей семье столько удачи, Успех. Знаешь, мы пытались забрать твоего отца, когда спасли тебя, но он не пошел. Даже после того, как мы рассказали о том, что ты ранен.
– Он все еще там?! Вот старый идиот. Он в порядке?
– С ним все хорошо. – Благородный Грегори похлопал Успеха по руке. – Он сказал, что не отдаст свою ферму без боя. Осушил все ваши колодцы. Он еще сказал отличную фразу, не помню дословно. – Он повернулся к Мемзен за помощью. – Что-то о плевках?
Мемзен подождала, пока из пола вырастет скамья.
– Твой отец сказал, что, если вода закончится, он будет плевать в огонь, пока горло не пересохнет.
Успех умудрился приподняться в кресле, глядя на ферму, проплывающую внизу. Большой дом, амбары, Коттедж – все осталось целым. Но фруктовые сады…
– Он зажег встречный огонь. – Успех опустился в кресло. Почти половина деревьев исчезла: Макинтош, Горед и Галас. И деревья ГиГо у Коттеджа, все эти дурацкие макуны.
– Ветер переменился. – Мемзен уселась на скамью лицом к Успеху. – Когда мы прилетели, он как раз пробивал дыру в вашей цистерне с бензином и сказал, что у него нет времени на разговоры. Он собирался проехать через сад и затем поджечь его. Мы думали, что это опасно, и потому поставили на него «жучки». Но он точно знал, что делал. – Она обнажила зубы. – Очень храбрый человек.
– Да, – кивнул Успех, хоть и подумал, правда ли это. Может, отец просто больше любил свои яблони, чем собственную жизнь.
«Остров» полетел быстрее. Они пронеслись над Общиной Литтлтона и направились на запад, к Лонгвоку.
– Мы следили всю ночь, – сказал Благородный Грегори. – Как нам велел твой отец. Мемзен заставила Пенни позволить остальным поговорить с командиром Адулой по видеофону. Ночью огонь просто потрясающий. Мы пролетали над ним снова и снова.
Энтузиазм Благородного Грегори по-прежнему раздражал Успеха. Три фермы сгорели, его собственный сад наполовину исчез, а этот мальчишка думает, что пережил приключение.
– Вы не предложили помощь? Могли бы вылить воду с «острова» или, может, отвести пламя от домов.
– Мы хотели помочь, – сказала Мемзен. – Нам ответили, что внешние могут действовать далеко в лесах, где их видят только пожарные, а не на равнине, перед всем народом.
– У Мемзен неприятности из-за приземления в Общине Литтлтона. – Благородный Грегори уселся рядом с ней на скамью. – Мы еще никому не сказали, что спасли тебя из реки.
– Итак, – Мемзен протянула ему открытую ладонь, – мы возвращаемся на Кеннинг отвечать за свои действия.
– Правда? – Успех чувствовал и облегчение, и сильное разочарование. – Когда вы улетаете?
– Честно говоря, прямо сейчас. – Ее кольца сверкнули в солнечном свете. – Мы просили доктора Нисса разбудить тебя, чтобы попрощаться.
– Но кто отвезет нас с Утехой в госпиталь?
– Мы будем в Лонгвоке через несколько минут, в госпитале у Парка Благодеяния номер два. – Она сжала пальцы в, кулак. – Но Утеха летит с нами.
– Что?! – Неожиданно для себя Успех вскочил с кресла. Комната закружилась волчком, и следующее, что он почувствовал, – как Благородный Грегори и Мемзен усаживают его обратно. – Почему? – Он перевел дыхание. – Она не может.
– В Литтлтоне она тоже не может остаться, – сказал Благородный Грегори. – Ее ферма разрушена. Ты расскажешь всем, кто начал пожар.
– Я? – Успех не знал, сможет ли солгать, чтобы защитить Утеху. В конце концов, он же сделал то же самое для ее брата. – Она сказала вам, что хочет улететь? Позвольте мне поговорить с ней.
– Это невозможно. – Мемзен подняла палец.
– Почему?
– А ты хочешь полететь с нами, Успех? – спросил Благородный Грегори. – Ты же знаешь, что можешь.
– Нет. – Он отшатнулся, ужаснувшись такой идее. – Зачем мне этого хотеть? Литтлтон – мой дом, а я – фермер.
– Тогда перестань задавать вопросы, – нетерпеливо сказала Мемзен. – Как гражданин Совершенного Государства, ты находишься в культурном карантине. Нам об этом только что напомнили, и весьма агрессивно. Мы больше ничего не можем тебе рассказать.
– Я в это не верю! – услышал Успех собственный крик. – Вы что-то с ней сделали и теперь боитесь сказать мне. Что с ней?
Мемзен помедлила, и Успех услышал тот низкий звук, «па-па-па-пт-т». Она всегда так делала, когда советовалась с предшественницами.
– Если настаиваешь, мы можем изложить это в простой форме. – Мемзен приблизила к нему лицо. – Утеха умерла, – жестко сказала она. – Скажи это всем в своей деревне. Она получила чудовищные ожоги и умерла.
Успех отпрянул он женщины:
– Но вы сказали, что спасли ее. Доктор Нисс…
– Доктор Нисс покажет тебе тело, если хочешь. – Она выпрямилась. – Вот так.
– Прощай, Успех, – сказал Благородный Грегори. – Можем мы помочь тебе вернуться в постель?
Под «островом» Успех увидел окрестности Лонгвока. Внезапно оболочка стала меркнуть, и потолок кабины засиял искусственным светом. Раньше Люнг смотрел на «острова» из окна палаты в госпитале и понял, что сейчас корабль маскируется перед посадкой в городе.
– Нет, подождите! – Успех решил во что бы то ни стало заставить внешних говорить. – Вы сказали, что она летит с вами. Я точно это слышал. Вы сказали, что она сохранена. Она… как другие Мемзен, о которых ты говорила, не так ли? Одна из тех, что сохранены в тебе?
– Это совершенно неподобающий разговор. – Мемзен взмахнула руками. – Мы попросим доктора Нисса вычеркнуть это из твоей памяти.
– Он может?
– Конечно, – ответил Благородный Грегори. – Мы постоянно так делаем. Но ему придется заменить реальность какими-нибудь поддельными воспоминаниями. Ты должен сказать ему, что именно ты хочешь оставить. И если когда-либо наткнешься на то, что придет в конфликт с новой памятью, то сможешь…
Успех поднял руку, заставив внешнего замолчать.
– То, что я только что сказал, – правда?
Мемзен фыркнула с отвращением и повернулась, чтобы уйти.
– Она ни за что не признается, – Благородный Грегори схватил женщину за руку, чтобы остановить, – но да, это правда.
Успех стиснул колеса кресла с такой силой, что заныли руки.
– Значит, никто из внешних не умирает?
– Нет-нет, все умирают. Просто некоторые выбирают после этого жизнь в оболочке. Даже сохраненные признают, что это не одно и то же, что и настоящая жизнь. Я еще не думал об этом хорошенько, но ведь мне всего двенадцать стандартных лет. На следующей неделе мой день рождения. Я хочу, чтобы ты был на нем.
– Что случится с Утехой в этой оболочке?
– Ей придется приспособиться. Разумеется, она не ожидала, что ее сохранят. Возможно, даже не знала о такой возможности. После активации она будет немного дезориентирована. Ей потребуются советы и руководство. У нас много строителей душ на Кеннинге. И они пошлют за ее братом, он захочет помочь.
– Прекрати! Это жестоко. – Мемзен дернула его за руку. – Мы должны идти прямо сейчас.
– Почему? – печально произнес Благородный Грегори. – Он все равно забудет все это.
– Вика сохранили? – Успех сидел в кресле, но чувствовал, что все еще падает.
– Как и всех мучеников-пакпаков. – Благородный Грегори попытался освободить руку, но Мемзен не отпускала. – Поэтому они и соглашаются жертвовать собой.
– Довольно! – Мемзен потащила мальчишку из кабины. – Прости, Успех. Ты – достойный человек. Возвращайся в свой дом, к своим яблокам и забудь нас.
– Прощай, Успех! – воскликнул Благородный Грегори, скрываясь за стеной из пузырьков. – И удачи!
Когда стена сомкнулась за ними, Успех почувствовал, как его душу раздирает сильное, отчаянное желание. Одна часть его рвалась отправиться с ними, быть с Утехой и Виком в том, внешнем, мире, посмотреть чудеса, которые Старейшина Винтер закрыл для граждан Совершенного Государства. Он мог это сделать. Знал, что мог. В конце концов, кажется, все в Литтлтоне считали, что он уедет.
Но кто тогда поможет Дару собрать урожай?
Успех не знал, как долго он просидел в кресле; тысячи мыслей раздирали голову. Внешние только что взорвали его мир, и теперь он отчаянно пытался склеить куски. Правда, к чему все это? Через короткое время он не будет ничего помнить ни об Утехе, ни о Вике, оболочках и сохранении. Может, оно и к лучшему. Все это было слишком сложно. Как и говорил Старейшина Винтер. Успех подумал, что будет счастливее, думая о яблонях, бейсболе и, может даже, целуя Мелодию Велез. Он был готов забыть.
На «острове» вдруг наступила тишина. Не было ни вибрации корпуса, сталкивавшегося с воздухом, ни приглушенного смеха Л'юнгов. Успех смотрел, как из пола вырастает оборудование госпиталя. Потом стены из пузырьков исчезли, и открылось все пространство корабля. Оно было пустым, если не считать его кресла, каталки с телом Утехи, накрытым простыней, и робврача, ехавшего к нему.
– Значит, вы собираетесь заставить меня все забыть? – спросил он горько. – Все секреты внешних?
– Если ты именно этого хочешь. Успех вздрогнул:
– Разве у меня есть выбор?
– Я просто доктор, сынок. Я могу предложить лечение, но именно ты должен его принять. Например, ты же решил молчать о том, как обгорел в первый раз. – Робврач катился позади его кресла. – Это довольно сильно усложнило мои попытки вылечить твою душу.
Успех обернулся и посмотрел на доктора Нисса.
– И вы все это время знали? Робврач вцепился в спинку кресла.
– Какой же из меня был бы доктор, если б я не знал, когда пациент мне лжет? – Он покатил кресло Успеха к люку.
– Но вы же работаете на Старейшину? – Успех не знал, уместно ли задать такой вопрос.
– Я беру деньги Винтера, – ответил доктор, – но не принимаю его советы, если они касаются телесного или душевного врачевания.
– Но что, если я расскажу людям, что Утеху и Вика сохранили и что внешние после смерти продолжают жить?
– Тогда они будут знать.
Успех попытался представить себе, каково это – хранить секрет бессмертия внешних до конца своих дней. Попытался представить, что будет с Совершенным Государством, если он расскажет жителям обо всем. Горло пересохло, словно он очутился в пустыне. Он – просто фермер с не самым богатым воображением.
– Вы говорите, что я не должен стирать все свои воспоминания об этом?
– О боги, разумеется, нет. Если, конечно, не хочешь забыть и меня.
Когда они проходили мимо тела Утехи, Успех попросил:
– Остановитесь на минуту.
Он коснулся простыни. Какая-нибудь чужеродная внешняя ткань? Нет, простой хлопок.
– Они знали, что я могу решить не стирать память, правда? Мемзен и Благородный Грегори играли со мной до самого конца.
– Сынок, – сказал доктор Нисс, – Благородный Грегори еще только мальчишка, а чего хочет достойнейшая, не знает никто в Тысяче Миров.
Но Успех молчал. Он держал в пальцах ткань, вспоминая, как они с Джорли играли в руинах на берегу реки Милосердия, когда были детьми, и как одного из них всегда настигала славная смерть – часть игры. Исследователь должен был храбро глотнуть из отравленной чаши, чтобы освободить своих товарищей, капитан пиратов погибал, защищая сокровища, королева скорее умирала от остановки сердца, чем предавала свой замок. И тогда он, Вик или Утеха драматично падали на землю и лежали там, щекой касаясь опавшей листвы или разбросанных камней. Остальные ненадолго замирали над телом и потом уносились в лес, чтобы поверженный герой мог воскреснуть и игра продолжилась.
– Я хочу домой, – сказал он наконец.