Текст книги "Лучшее за год XXIII: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк"
Автор книги: Гарри Норман Тертлдав
Соавторы: Майкл Суэнвик,Джо Холдеман,Джин Родман Вулф,Паоло Бачигалупи,Брюс Стерлинг,Аластер Рейнольдс,Мэри Розенблюм,Стивен М. Бакстер,Элизабет Бир,Питер Уоттс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 68 страниц)
XVI
Се'лен выглядел как праздный прохожий, рассеянно шарящий глазами по сторонам и лишь слегка нервничающий. Происшедшая драма как будто привела его в замешательство. Он очень походил на человека. Белокурые волосы и лилово-черная кожа часто встречаются в мирах с высокой интенсивностью ультрафиолетового излучения, а карие глаза тем паче совершенно обычны. На нем были сандалии, и брюки, и свободная рубаха, и он смотрел на изувеченное тело, видя в точности то, что ожидал увидеть. Потом он перевел взгляд на Розеллу и сказал нежно, но с неприкрытой угрозой в голосе:
– Ты не знаешь… не можешь знать… как я люблю тебя… Женщину передернуло от ужаса.
Он попытался заговорить снова, объясниться.
– Убирайся! – крикнула она. – Оставь меня!
Не закрывая рта, он тряхнул головой – джей'джельский отказ – и спокойно сообщил:
– Я исключительно терпеливая личность. В ответ она рассмеялась, горько и тонко.
– Не сегодня, нет, – уступил он. – И возможно, не последнюю тысячу лет. Но я буду приходить к тебе с новым лицом и именем – время от времени я буду приходить к тебе, – и настанет час, настанет мгновение, когда ты поймешь, что мы принадлежим друг другу…
Труп лягнул пустоту.
Се'лен взглянул на дело своих рук, возмущенный тем, что ему помешали завершить речь. Затем он сообразил, что тело съеживается, словно шарик, из которого медленно выходит воздух. Как странно! Джей'джел уставился на загадочный феномен, не в силах сложить воедино куски очевидного. Безголовые останки дернулись раз, другой, ссохшуюся ногу высоко подкинуло. А потом из обугленной черной раны поднялся клуб синего дыма, а с ним – вонь горелой резины и опаленной гидравлики.
Левой рукой Се'лен выдернул из-под рубахи плазмотрон – серийную модель, предназначенную для промышленных работ, но со снятыми предохранителями, – и быстро развернулся, разыскивая истинную цель.
– В чем дело? – окликнул знакомца Леон'ард.
– Ты видишь его?
– Кого?
Молодой джей'джел был больше озадачен, чем встревожен. Он упрямо не поддавался панике, прокручивая в уме возможные варианты решений и прикидывая, какое из них лучше и проще.
На открытом пространстве, конечно.
– Просто оставь нас, – взмолился Леон'ард. – Я больше не выдержу!
Се'лен всадил пять зарядов подряд в базальтовую стену, проделав в камне дыру и вызвав дождь раскаленной добела магмы. Где-то внизу кто-то взвыл.
Розелла кинулась к стене и выглянула в отверстие, Се'лен застыл рядом с ней, сжимая обеими руками пушку. Ее реактор уже закачивал энергию в крошечный ускоритель, подготавливая заряд, который сметет все на своем пути.
Джей'джел тоже собирался высунуть голову наружу, но передумал.
Оторвав одну руку от рукояти плазмотрона, он попытался придержать Розеллу за талию, но локоть женщины вонзился ему в пах, так что Се'лен согнулся пополам. Захрипев, он тихо выругался, а потом выдавил:
– Нет.
Всем своим весом Се'лен прижал женщину к гладкой черной стене, и вместе – его подбородок на ее левом плече – они нагнулись и выглянули за край.
Прятавшийся за стеной Памир ухватился за плазменную пушку джей'джела и сильно дернул.
И Розелла прыгнула.
Эти одновременные действия возымели результат: женщина и Се'лен оторвались от пола и, вывалившись сквозь отверстие в стене наружу, отправились в долгий полет. «Гекконовы когти» Памира мгновенно отцепились от базальта, и он тоже начал падать, отчаянно стискивая пистолет одной рукой и размахивая другой, стараясь угодить убийце в живот и по ребрам. В считанные секунды они набрали максимальную скорость. Влажный звенящий ветер проносился мимо, стена с одной стороны превратилась в сплошной размытый черный мазок, а сам Откол казался громадным, далеким и почти неизменным. Парящие реки и тысячи летучих машин находились вне досягаемости и были бесполезны. Все трое падали, и падали, и падали, и порой сквозь рев ветра прорывался случайный голос – какой-нибудь зевака на тропе восклицал: «Кто это?» Да, кто эти три сцепившихся, лягающихся тела? Се'лен колотил Памира свободной рукой, потом позволил подтянуть себя ближе, и новенькими зубами, которым от роду было всего-то несколько дней, впился в кисть противника, пытаясь вынудить его уронить плазмотрон.
Памир вскрикнул и разжал пальцы.
Се'лен целился в лицо, в душу Памира, но человек ударил врага по предплечью, оттолкнув его руку назад, а потом врезал коленом по локтю, и снятое с предохранителей оружие выпустило всю припасенную энергию тонким слепящим лучом, впившимся в голову джей'джела, превращая его мозг в свет и золу; неслышный ультразвуковой щелчок на время оглушил остальных.
Памир отпихнул от себя труп и обнял Розеллу, она крепко держалась за него, и еще несколько минут, пока они неслись к желтым недрам живого, буйно цветущего облака, он надсадно кричал женщине в ухо, кое-что объясняя.
XVII
И снова близилась ночь.
Снова Памир сидел у своего дома, слушая вольные песни льянос вибра. Все выглядело обычным. Соседи шли мимо, или бежали мимо, или летели мимо на прозрачных крыльях. Пара янусиан задержалась, чтобы спросить, где он пропадал в последние дни, и Памир ответил что-то невнятное об улаживании домашних неурядиц. Семейство удальцов собралось вокруг огромного котла, поедая горяченького – с пылу с жару – целого быка и празднуя благополучное завершение очередного дня. Группа машин поинтересовалась работой факсимильной связи, которую они наладили для Памира. Все в порядке, линия сыграла предназначенную ей роль?
– О, конечно, – кивнул человек. – Все были здорово одурачены, по крайней мере пока шутка не кончилась.
– Смеялись? – спросил один из механизмов.
– Беспрестанно, на последнем дыхании, – поклялся Памир. И умолк.
К нему приближалась одинокая фигура. Он следил за этим силуэтом уже довольно долго, и когда машины удалились, мужчина тремя разными приборами изучил походку, лицо и поведение гостя. Затем перебрал варианты и решил остаться сидеть на месте, привалившись спиной к своему керамическому горшку и вытянув босые скрещенные ноги.
Она остановилась в нескольких шагах от Памира, глядя на него, но ничего не говоря. Мужчина первым прервал молчание.
– Ты размышляешь, – сказал он. – То ли бросить меня в тюрьму, то ли вовсе вышвырнуть с Корабля. Вот о чем ты сейчас думаешь.
– Но мы заключили договор, – возразила Миоцен. – Ты должен был помочь некой персоне, и ты помог и определенно заслужил свою плату, как и мою благодарность.
– Угу, – буркнул он, – но я тебя знаю. Ты спрашиваешь себя: «Почему бы не избавиться от него и не покончить с этим?»
Сегодня Первый Помощник облачилась в одежду пассажира и слегка изменила лицо: глаза стали голубыми, фиолетовые волосы свились во множество тугих пучков, скулы и рот расширились, но от этого улыбка на полных губах не стала теплее любой улыбки, когда-либо появлявшейся на лице этого сурового, несгибаемого существа.
– Ты меня знаешь, – пробормотала женщина. А спустя секунду спросила:
– Ты расскажешь мне, кто ты?
– А ты еще не в курсе?
Она покачала головой и, с намеком на искренность, призналась:
– Так или иначе, меня это не слишком волнует.
Памир ухмыльнулся и слегка поерзал, устраиваясь поудобнее.
– Полагаю, я могла бы приказать взять тебя под стражу, – продолжила Миоцен. – Но человек с твоей сноровкой и удачей… У тебя наверняка припасено двенадцать разных способов сбежать из-под ареста. А если я отправлю тебя в колониальный мир или на планету чужаков… лет через тысячу ты точно придумаешь, как вернуться обратно, – и вернешься, как собака или скверная привычка.
– Не стану спорить, – кивнул он и спросил, тепло и серьезно: – Как Розелла?
– Та молодая женщина? Насколько я понимаю, она выставила свои апартаменты на продажу и уже переехала. Не знаю, куда именно…
– Дерьмо! – перебил ее мужчина. Миоцен коротко усмехнулась:
– Возможно, у меня есть пара идей. Насчет того, кем ты можешь быть…
– Она уже знает.
Лицо женщины словно сузилось, а глаза увеличились и стали не такими непроницаемыми, как раньше.
– Что знает? – выдохнула она.
– Кто ее отец, – пояснил Памир. – В смысле – ее настоящий отец.
– Это все твои личные домыслы, – напомнила ему Первый Помощник и добавила, покачав головой: – Молодые женщины в определенные моменты становятся легковерны. Она не найдет никаких доказательств, даже если потратит на поиски все следующее тысячелетие… и ей неизбежно придется поверить в то, во что она верила всегда…
– Может быть. Миоцен пожала плечами:
– Это уже не твоя забота. Не так ли?
– Возможно, и нет. – Светильники над головой мигнули в первый раз, и он сел прямо. – Вор – это твоя идея, да? Тот, кто явился за дармионским кристаллом?
– Зачем мне устраивать похищение?
– Затем, что потом случилось именно то, на что ты рассчитывала. Якобы случайное преступление заставило Розеллу довериться мне, и мы двое эмоционально привязались друг к другу.
– Но в одном я ошиблась, – не смутившись, заявила Миоцен.
– Неужто?
– Я предполагала, что убийца, кем бы он ни был, вероятнее всего, прикончит тебя. В процессе, конечно, изобличив себя.
Вторая зыбь тьмы прокатилась по авеню. Памир взглянул прямо в лицо женщины и тихо, спокойно и строго сказал:
– Мадам Первый Помощник. Вы всегда были выдающейся и удивительно страшной сукой.
– Я не знала, что это был Се'лен, – заметила она.
– И не знала, почему он убивает мужей. – Памир медленно поднялся. – Потому что старый библиотекарь, Леон'ард, вычислил, кто такая Розелла. Он рассказал Се'лену то, что узнал, упомянув, что отец Розеллы – женщина, причем женщина, являющаяся вторым по значимости лицом на борту Великого Корабля.
– Да, в публичных записях имеются изъяны. – Женщина кивнула и добавила: – Этой проблемой я как раз собираюсь заняться.
– Хорошо, – ответил Памир. Миоцен прищурилась:
– И да, я трудная душа. Сучья королева и тому подобное. Но то, что я совершила, огромно и чрезвычайно сложно, и по миллиону уважительных причин будет лучше, если моя дочь останется в стороне от меня и моей жизни.
– Может быть, – согласился он.
– Оглянись на последние дни. Нужны ли тебе другие причины? – спросила она и шагнула ближе. – Но в одном ты не прав. Кем бы ты ни был.
– В чем?
– Ты решил, что я желаю твоей смерти, а это не так. Это риск и дело случая. Но, как хороший капитан, я должна была рассмотреть такую возможность и составить план действий в исключительных обстоятельствах, просто на всякий случай. – Она сделала еще шаг. – Нет, это было… вдобавок ко всему остальному, что как будто было… вот почему я подключила прослушку.
– Прослушку? – пробормотал Памир, искренне озадаченный.
– Ты, кажется, мастер исчезновений. – Миоцен подступила совсем вплотную и прошептала: – Может наступить день, когда я не смогу больше защищать свою дочь, и ей потребуется испариться, основательно и навеки…
За третьей зыбью темноты упала монолитная чернота ночи.
– Вот твоя задача, если пожелаешь взяться за нее. – Слова женщины упали в непроглядный мрак. – Кем бы ты ни оказался… Эй, ты здесь, ты слышишь меня?..
XVIII
Розелла бродила неделями, шаг за шагом пересекая пустыню Индиго. Она путешествовала в одиночестве, прикрепив «плавающую» упаковку с припасами к поясу. Минуло десять лет, а может, и тысяча. Она с трудом вспоминала, сколько прошло времени, и это было хорошо. Женщина чувствовала себя во многих смыслах гораздо лучше, и старая боль стала настолько знакомой, что ею можно было пренебречь. Розелла даже испытывала некоторое подобие счастья. Прогуливаясь по опаленным камням или давя подошвами багровые мясистые стебли, она мурлыкала себе под нос иногда человеческие песни, а иногда мелодии, куда более трудные для воспроизведения, но от того не менее прекрасные.
Однажды днем женщина услышала, как ее напеву отвечает другой напев.
Взойдя на гребень обрывистого кряжа, она увидела нечто совершенно неожиданное – клумбу с пышными, ухоженными, политыми льянос вибра.
Растения запели ей – уже громче.
Женщина направилась к ним.
Среди цветов кто-то сидел. Возможно, человек. Судя по виду – мужчина. Сидел спиной к ней, лицо его совершенно скрывали нечесаные черные космы. И все же он отчего-то казался очень знакомым. Знакомым как нельзя лучше, и Розелла зашагала быстрее, и улыбнулась, и попыталась пересохшими губами и осипшим голосом петь в унисон с чужеземными сорняками.
Кен Маклеод
Совпадение[92]92
«A Case of Consilience», by Ken MacLeod. Copyright © 2005 by Ken MacLeod. First published in Nova Scotia: New Scottish Speculative Fiction (Crescent Books), edited by Neil Williamson and Andrew J. Wilson. Reprinted by permission of the author.
[Закрыть]
Когда ты говоришь, что оказался здесь по воле Провидения, – сказал Касим, – мне слышатся два утверждения: «На твое несчастье!» и «Не по твоей вине». Преподобный Дональд Макинайр, магистр гуманитарных наук и доктор философии, отставил банку с пивом и кивнул.
– Так мне порой представляется, – согласился он. – Тебе, конечно, легко говорить.
Касим фыркнул:
– Это всякий скажет! Даже мусульманам здесь проще. Не говоря уже о буддистах и индуистах.
– Вот именно, – подхватил Дональд. – Нет, меня особенно раздражает, что миллионы христиан приняли бы все это спокойно. Англикане, либералы, католики, мормоны, если я не ошибаюсь. И мои братья по вере способны еще до завтрака придумать дюжину разных оправданий – все еретические, будь им это известно. Но они не знают, слава Господу и их тупым маленьким мозгам, так что их грешки будут, конечно, прощены как совершенные в полном неведении. А единоборство выпало мне. По воле Провидения. Как мне думается.
– Я все-таки не пойму, в чем проблема, – что отличает вас от тех, других христиан?
Дональд вздохнул:
– Не так легко объяснить. Скажем так. Ты воспитан неверующим, но, полагаю, ты совершенно отчетливо представляешь Бога, в которого не веруешь. Так?
Касим кивнул:
– Само собой. Аллах всегда был… – он пожал плечами, – составляющей культурной среды. Ее слабостью.
– Ну да. А теперь, что ты почувствовал, когда впервые познакомился с верованиями христиан относительно их Сына Божия?
– Это было давно, – протянул Касим. – Мне тогда было лет восемь-девять. В школе в Кируке. Мне рассказал один одноклассник во время… ну, с прискорбием признаю, во время драки. Подробности опускаю. Достаточно сказать, что я был поражен. Это звучало нелепо и оскорбительно. Я потом смеялся над собой.
– Я тоже умею смеяться над собой, – сказал Дональд, – но я испытал те же чувства – в моем случае, при мысли, что Сын не уникален, что Он обретал другие формы и так далее. У меня язык не поворачивается это произносить. Я буквально содрогаюсь. Но и мысли, что Он ничего не значит вне Земли, я принять не могу. Так что нам делать с разумными существами, которые не являются людьми, но могут оказаться грешниками?
– Может быть, они остаются вовне, – предположил Касим, – как большинство людей, если я правильно понимаю ваше вероучение?
Дональд поежился:
– Так не говорят, и во всяком случае этот вопрос решать не мне. А я в затруднении.
Он откинулся на спинку стула и мрачно уставился на опустевшую банку, а потом в смеющиеся, сочувственные глаза дружелюбного циника, перед которым он открылся больше, чем перед любым верующим на станции.
Касим поднялся:
– Ну, мне остается только сказать: «Слава богу, что я атеист!»
Он повторял эту фразу довольно часто.
– Богу и Бушу, – вставил Дональд.
Эта шутка тоже была не из новых. Если несправедливо было приписывать экс-президенту весь каскад непредвиденных последствий, который привел Ирак в Евросоюз, а Иран заставил примкнуть к Китаю, то столь же несправедливо было обвинять в этом Бога.
Касим многозначительно поднял указательный палец:
– Богу и Бушу! А что остается тебе, Дональд?
– Экспортная жестянка консервов.
– Уточните, доктор. Здесь все экспортное.
– Как и мы сами, – добавил Дональд. – Тогда пусть будет «Теннентс».[93]93
«Теннентс» – шотландское светлое пиво.
[Закрыть] И порцию солодового к нему, если не возражаешь.
Пока Касим проталкивался к бару, Дональд успел подумать, что его друг, возможно, не более свободен от службы, чем он сам. И капеллан, и офицер разведки могли расслабляться в одинаковых оливковых футболках и свободных хлопчатобумажных штанах, но избавиться от вечной бдительности и привычек труднее, чем от форменной одежды. Полковник-курд все еще по привычке временами именовал свою службу «мухабарат».[94]94
Мухабарат – разведывательная служба в ряде ближневосточных государств.
[Закрыть] Это было одной из его расхожих шуточек, наряду с другой, касавшейся электроники и электродов. И третьей, по поводу внеземного шпионажа. И еще… Ну, шуточек у Касима хватало.
– Я погружаюсь в уныние, – отметил Дональд.
Уныние, tristia, первоначально причислялось к семи смертным грехам. Из чего, возможно, следовало, что любой шотландский пресвитерианин отправится прямиком в пекло или, по крайней мере, в самую глубину чистилища, если католики не ошибаются. Если католики не ошибаются! После трехсот семидесяти дней на Станции контактов с внеземлянами эта мысль представлялась Дональду Макинайру далеко не самой еретической.
Касим вернулся и принес с собой зелье, ненадолго излечивающее шотландцев от свойственного им греха и увлекающее их к вечному проклятию, а также более целительные для духа жалобы на собственные трудности. Трудности, в которых Дональд постепенно находил все больше сходства со своими.
– Ну как мне определить, не скармливает ли мне дезинформацию подземная грибница ста метров в поперечнике, у которой вместо речи – химические градиенты, и не троянский ли конь – операционная система, написанная инопланетным искусственным интеллектом? Брюссель все еще ждет досье на каждого из них, а мы ведь даже не знаем, сколько цивилизаций вступило с нами в контакт! Чертов ад, Дональд, прости за английское выражение, существование одной мы заподозрили только потому, что с планеты, где она якобы существует, все возвращаются, страдая ночными кошмарами. – Касим вздернул черную бровь. – Может, не следовало тебе этого говорить.
– Про кошмары я слышал, – отозвался Дональд, – в другом контексте. – Он вздохнул. – Некоторые люди никак не желают понять, что я никого не исповедую.
– Исповедь – ненадежный источник информации, – сказал Касим, глядя в пространство. – Вообще-то, в чем бы я сам хотел исповедаться – это что Квази-станция немножко перебирает с идейностью. Мы применяем идеи вне их контекста.
– Вот с этой, – не без горечи произнес Дональд, – я изо всех сил стараюсь бороться.
С этой идеей Церковь пыталась бороться всю историю своего существования. Искушение изменяться в соответствии с требованиями времени. Едва вера устанавливала точку зрения на один вызов времени, как возникал следующий. В мастерской Плотника хватало разных аршинов, и очередного тумака долго ждать не приходилось. С самого начала, еще в Посланиях, можно уловить борьбу с ересями, проистекающими из греческой метафизики и римских мистических учений. Едва книги закрылись перед арианами, как последовало крушение Рима. Потом вторжение ислама. Разрыв отношений между Восточной и Западной Церквами, приведший к расколу христианства. Затем открытие Нового Света и новое понимание великих древних религий Старого. Реформация. Ересь расизма. Возраст Земли, критика Библии. Дарвин. С двадцатым столетием мир снова расширился, в нем появились гены, бессознательное – какими пустяками представлялись теперь возникшие противоречия! Генная инженерия, химеры, в которых смешивалось человеческое и животное, искусственный интеллект: уже при жизни Дональда все это обсуждалось синодами, ассамблеями и курией, и христианство пришло к подобию согласия, устраивавшему всех, кроме фанатиков и крайних фундаменталистов.
И вот опять не успела улечься пыль – новость, предсказуемая, как планета, непредсказуемая, как комета, – новая ветвь на древе познания Господа или новое чудовище из арсенала Врага, величайший из всех вызовов: внеземной разум. Не то чтобы он оказался полной неожиданностью. Еще схоласты обсуждали множественность миров. Англиканин К. С. Льюис[95]95
Льюис Клайв Стейплз (1898–1963) – английский литератор и философ. Автор цикла «Хроники Нарнии».
[Закрыть] обдумывал этот вопрос в научной фантастике, агностик Блиш[96]96
Блиш Джеймс Бенджамен (1921–1975) – американский писатель-фантаст.
[Закрыть] толковал его с воистину иезуитской тонкостью. Христианская поэтесса Элис Мейнелл размышляла над иномирными евангелиями, безбожный болтун Макдиармид[97]97
Макдиармид Хью – псевдоним, настоящее имя и фамилия Кристофер Марри Грив (1892–1978) – поэт, критик, создатель школы современной шотландской поэзии.
[Закрыть] воспел Неисчислимого Христа. В дискуссиях, последовавших за этим великим открытием, все эти прошлые литературные опыты были извлечены из небытия и подвергнуты критическому анализу. Дональда они царапали по живому: какими бы благонамеренными, благочестивыми и искренними или скептическими и сатирическими ни были эти изыскания, все они представлялись издевкой. Истинно существовало лишь одно Воплощение, одной жертвы было достаточно. Если Реформация имела хоть какой-то смысл, он был таков. В сравнении со своими предками Дональд мог показаться податливым, как глина, очень во многом, но в одном он, подобно им, был тверд как скала. Из всей научно-фантастической теологии он предпочитал честное предупреждение светского гуманиста Гаррисона: «Не рассказывайте в Гефе, не возвещайте на улицах Ашкелона…»[98]98
Вторая Книга Царств. 1, 20.
[Закрыть]
После следующей порции Дональд покинул кают-компанию и отправился в свою казарму. Топология коридоров на Квази-станции наводила на непривычного человека жуть, да и вряд ли она могла быть иной в помещении, встроенном человеком в ось червоточины – создание нечеловеческой инженерной мысли. Устье червоточины за вращающимся корпусом станции оставалось неподвижным, и потому вогнутые поверхности внутри ее представлялись и ощущались выпуклыми. На ближнем конце короткого, заканчивающегося тупиком коридора трудилась ночная смена – компания техников и ученых. В нескольких метрах от них дальний конец коридора перегораживала толстая стеклянная плита с воздушными шлюзами. За ними открывались поверхности планет и их недра, глубины океанов, слои тропосферы и пустые по видимости участки космоса, за которыми горели далекие звезды. Оставался открытым вопрос, то ли мнимые разумные обитатели этих участков населяли близлежащий вакуум, то ли – довольно неуютная мысль – речь шла о мыслительных процессах внутри или среди самих звезд. Число порталов оставалось неизвестным. Их никогда не бывало намного больше пятисот, но при каждом пересчете ответ оказывался другим. От этого тоже становилось неуютно, учитывая, что люди запланировали и выстроили ровно триста коридоров-интерфейсов. Впрочем, все признавали – хотя не все смирились с этим фактом, – что станция странным образом втянулась в окружающий ее запутанный узел пространства-времени. Это отразилось в названии: Квази-станция.
Шутливое прозвище, как и многое другое, строго вырезалось цензурой из сообщений домой. Станция была военным аванпостом ЕС Земли, и почти все сведения о ней, кроме самого ее существования где-то за орбитой Нептуна, считались секретными. Дональд Макинтайр, попавший сюда на втором году срочной службы в качестве военного капеллана, был удивлен не менее своей новоявленной паствы. Видно, чей-то палец ткнул наугад в его номер в перечне религий, принятых актом терпимости, – том самом, что запрещал сайентологию, Церковь объединения, секту ваххабитов и, по случайности или из-за ошибки перевода, унитарный универсализм, – но для священника шотландской церкви понятия случайности не существовало.
Он был прислан сюда с миссией.
– Тот тип в черном считает себя посланцем Господа, – сказал Касим.
– Что? – Майор Бернштейн моргнула, отрываясь от интерфейса.
– Вот. – Касим постучал по столу, пальцем вызвав нужный файл.
– Это что?
– Личные заметки.
Майор нахмурилась. Ей не нравился Касим. Ей не нравились шпионы среди личного состава. И она этого ни перед кем не скрывала. Касиму это было известно. Как и Брюсселю. Этого она не знала.
– Какие у вас основания считать так? – спросила она.
– Вчера в кают-компании он наговорил лишнего.
– В таком случае помоги нам Небеса, – сказала майор. Касим промолчал.
– Ну ладно. – Она просмотрела записки, вернулась к первому абзацу, выделенному Касимом. – «Хуже всего, – читала она вслух, – неопределимые сущности. Отсутствует связное общение. (В худшем случае: попробовать экзорцизм?) Далее: колонии организмов. Микоиды. Перевод предположителен. Молекулярная грамматика. Сомнительно их представление о личности. И об ответственности. Если это удастся установить: рациональная природа, падшая природа. Существует ли у них моральный кодекс, который ими нарушается? Существуют ли какие-либо религиозные представления? Далее: дискретные живые существа. Здесь обратная опасность: антропоморфизм. (См. фиаско доминиканской миссии с ИИ.) Вывод: использовать микоидов, чтобы попытаться установить совпадения». – Она закрыла файл и уставилась на Касима. – Ну? И что здесь плохого?
– Он преследует группу, работающую с микоидами. Если бы вы прочитали дальше, то увидели бы, что он намерен проповедовать им Евангелие.
– Ученым?
– Микоидам.
– О! – Майор Бернштейн расхохоталась. Смех начался и оборвался резко, как звук разбивающегося стекла, и так же резал ухо. – Если он сумеет передать им что бы то ни было, он способнее наших ученых. И пока вы, мой целеустремленный мухабаратчик, не сумеете найти доказательства того, что доктор Макинтайр сеет религиозную рознь в рядах, проповедует рыночный маоизм или новое республиканство или иными способами играет на руку китаезам или янки, я вас серьезно предупреждаю: не тратьте свое и мое время. Я понятно выразилась?
– Вполне, мэм.
– Свободны.
Я делаю не то, что я хочу делать.
Лишь с большой натяжкой удалось прочесть такой смысл в последовательности концентраций органических молекул. В подстрочном переводе это выглядело так:
Титрование Перевод
Маркер-указатель ЭТОТ
Сумма импульсов МИКОИД
Действие (в общем смысле) ДЕЛАЕТ
Маркер отрицания НЕ
Маркер-указатель ТО
Маркер утверждения (ЧТО) НАМЕРЕВАЛСЯ
Маркер-указатель ЭТОТ
Сумма импульсов МИКОИД
Маркер отторжения (И ЭТО) ОТВРАТИТЕЛЬНО
Сумма импульсов (ЭТОМУ) МИКОИДУ
Дональд дрожал, глядя на распечатку. Трудно было не увидеть в ней первого свидетельства того, что внеземному разуму знакомо понятие греха. Он, конечно, прекрасно понимал, что это вполне может означать нечто вполне невинное, например: «Я не могу сдержать рвоту». Однако соблазн – если это был соблазн – увидеть доказательство борьбы духа с плотью – вернее, слизью – был почти непреодолим. Дональд невольно видел совпадение, и отнюдь не случайное.
– Можем мы как-нибудь откликнуться?
Треппер, старший группы контакта с микоидами, покачал головой:
– Воспроизводить градиенты очень сложно. Для нас это все равно что… Слушайте, предположим, дерево могло бы понимать человеческую речь. Оно попыталось бы отвечать, отращивая ветви и листья так, чтобы они соответственно шумели, когда трутся друг о друга на ветру. Но мы бы услышали только странный скрип и шелест.
Деревья на ветру. Дональд через столы и оборудование полевой лаборатории заглянул в конец коридора, в портал, открывающийся на планету микоидов. Отсюда виднелись несколько стоячих деревьев и завалы упавших стволов. Микоиды каким-то образом усиливали рост деревьев и ослабляли их структуру, обеспечивая огромные подземные грибницы-колонии питанием в виде гниющей целлюлозы. Вдали, за лугами травы цвета бронзы, поднималась роща деревьев другого вида: высоких и стройных, с уплощенными корневыми выростами на середине ствола. Жесткие листья, вырастающие по бокам, напоминали стабилизаторы. На вершинах пучками торчали голые прутья. Это были нивенские сосны, способные вырабатывать и запасать мегалитры летучих и горючих углеводородов. При каждой грозе одно или несколько таких деревьев, в которых нечто вроде жидкостного молниеотвода проводило искры к хранилищам горючего сока у корней, с ревом вспыхивали и в столбе пламени поднимались в небо. Некоторые выходили на орбиту. Несомненно, они уносили на себе микоидов-путешественников, но чем занимались в пространстве эти склизкие астронавты, оставалось неясным, как и вопрос о том, возникли эти невероятные древесные ракеты в результате естественного отбора или сознательного генетического вмешательства аборигенов, а может быть, каких-то других инопланетян.
Как бы то ни было, этого оказалось достаточно, чтобы обеспечить микоидам членство в том галактическом клубе, который собрался вокруг оси червоточины. Быть может, они тоже обнаружили устье червоточины на окраине своей солнечной системы. И возможно, они так же недоумевали по поводу чуждых разумов, с которыми она их связала. Но в таком случае они, по всем признакам, не многому научились. Они насытили почву вокруг портала станции молекулярными градиентами, контролировавшимися посредством электрофореза, но смысл их – даже если считать, что перевод был верен, – касался исключительно местных дел. Они как будто совершенно не интересовались общением с людьми.
Дональд твердо решил заинтересовать их. Его пасторские обязанности – общественные и духовные – оставляли вдоволь времени для науки, и он посвятил свой досуг работе в группе исследования микоидов. Он не говорил с учеными о своей цели. Если микоиды грешили, его долгом было предложить им возможность спасения. Долг не принуждал его давать ученым возможность поглумиться.
Время шло.
Хлопнула дверь воздушного шлюза. Дональд шагнул из портала на поверхность планеты. Он прошел по протоптанной уже тропинке вдоль края рощи. Здесь и там сквозь губчатый голубоватый мох и черный ковер опавших листьев пробивались грибовидные образования. Наросты дюймовых шляпок обладали водянистой прозрачностью, которая назойливо соблазняла сравнить их с хрусталиками глаза. Никто до сих пор не решился ковырнуть гриб, чтобы выяснить наверняка.
Блестящая лужица влажной грязи лежала в паре сотен метров от станции. Она протянулась между периметрами двух подземных грибниц и стала излюбленной площадкой для миколингвистических опытов. По ее поверхности с правильными интервалами пробегала радужная рябь переговоров между двумя распространившимися в виде кругов существами. Случайные дожди смывали градиенты, но те неизменно возникали снова.
Дональд ступил на край лужи и установил прибор, разработанный группой для перехвата сообщений микоидов без вмешательства в них: комбинацию широкоохватной полевой модели микроскопа и спектроскопа. Его штатив, несколько метров длиной, устанавливался с опорой на противоположные берега, а камера медленно перемещалась над поверхностью грязи. Осторожно выбирая, куда ступить, Дональд установил одну опору, потом вторую – на дальнем берегу и вернулся, чтобы перекинуть между ним направляющий рельс. Сдвинув переключатель управления в кармане, он пустил камеру в неторопливое странствие.
Дональду позволили произвести небольшой опыт. Его уже проделывали многократно и безрезультатно. Быть может, этот вариант окажется удачнее. Он залез в набедренный карман и извлек завернутый в пластиковую оболочку желатиновый диск около пяти сантиметров диаметром, состоявший из синтезированных копий местных мукополисахаридов. Концентрические круги молекулярных концентраций на его поверхности складывались – как надеялась научная группа – в послание: «Мы хотим общаться. Просим ответить».
