Текст книги "Лучшее за год XXIII: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк"
Автор книги: Гарри Норман Тертлдав
Соавторы: Майкл Суэнвик,Джо Холдеман,Джин Родман Вулф,Паоло Бачигалупи,Брюс Стерлинг,Аластер Рейнольдс,Мэри Розенблюм,Стивен М. Бакстер,Элизабет Бир,Питер Уоттс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 68 страниц)
– Ах! – воскликнула в экстазе Кларисса. – Почти то же, что я видела девочкой, когда огоньки еще были настоящими!
– Я же говорила вам, что они прекрасны, – сказала Лили, похожая на собачонку, которая готова ждать и час, и два, и три, лишь бы хозяйка взглянула в ее сторону, и все же благодарность ее от этого не уменьшится, когда она наконец удостоится долгожданного внимания.
Кларисса, улыбаясь, повернулась к ней, но вид лунообразного картонного лица Лили подействовал на нее самым неожиданным образом. Ее внезапно затопило чувство острой жалости к Лили и вместе с тем отвращение. Улыбка старухи утратила свою искренность. Удовольствия как не бывало. Остались лишь мучительный, пробиравший до костей холод физического мира, острая ноющая физическая боль в ноге и физическая головная боль, вызванная усталостью и жаждой.
Лили почувствовала перемену в ее настроении, и стоило Клариссе отключить имплантат, как уголки губ Лили поползли вниз. Она исчезла из поля зрения Клариссы вместе с огоньками такси, автобусами и толпой. Стало очень темно и совсем тихо, дома обернулись неясными призраками.
– Дело в том, Лили, – возвестила она в кромешную тьму, – что все вы, синхруалы, не больше чем огоньки. Всего лишь движущиеся картинки, составленные из маленьких точек. Картинки автобусов, картинки машин, картинки людей, картинки витрин в магазинах…
Демонстративно отвернувшись от Лили, Кларисса снова включила устройство и посмотрела на вновь появившиеся рекламные огни. Но на этот раз не было ни благоговейного трепета, ни радостного потрясения, ничего такого, что могло противостоять холоду и боли. «Все равно что переключать каналы телевизора», – с горечью подумала она и тут же снова выключила имплантат. Однако переключатель, рассчитанный на то, чтобы его трогали не больше двух раз в день, из-за беспрестанного щелканья сломался и теперь отказывался оставаться в том или ином положении. Воспринимаемое Клариссой поле беспорядочно, каждые несколько секунд перескакивало с виртуального мира на материальный и обратно, и она не в силах была остановить это мелькание. Некоторое время бедняга стояла, беспомощно и без всякого результата манипулируя переключателем, потом бросила это занятие и в отчаянии опустилась на землю к пьедесталу статуи. Что еще ей оставалось делать?
– Вы позвонили в Совет, Ли… – начала она, и тут виртуальный мир исчез. – О господи! Лили, вы еще здесь?.. А, здесь, хорошо. Вы позвонили в Совет, а то я думаю, мне пора домой. Лили? Лили! Совет собирается мне помочь? Скажите им, что мне не надо их агентов. Скажите, чтобы отправили кого-нибудь из материальных людей. Они разозлятся на меня, но все равно приедут. Мне нет дела до того, что сказал Ричард.
Однако нравилось ей это или нет, а агенты уже съезжались со всех сторон, откомандированные из разных районов Лондона. Они были еще где-то в пути, но неумолимо приближались к своей цели. Их послал Центр после разговора с Ричардом Говардом, который заявил, что мы, материальные люди, больше ни за что туда не поедем.
Позже Ричард, обеспокоенный своим поступком, позвонил мне.
– Я понимаю, это кажется негуманным, – оправдываясь, сказал он, – но я в самом деле считаю, что мы должны держаться от этого подальше, неужели ты не согласен? Клариссе пора бы уже знать – когда мы что-то говорим, то именно это мы и имеем в виду, а иначе она будет снова и снова выкидывать свои фокусы. Господи, она же не где-нибудь, а на площади Пикадилли. Даже Клариссе должно быть совершенно ясно, что невозможно отправиться в центр Лондона и вернуться обратно в этой дурацкой колымаге. Она явно воображает, что мы поедем и заберем ее. Да она просто уверена в этом.
Я, так же как Ричард, пришел в ярость от поступка Клариссы. Я провел полдня, сгребая листья и наводя порядок в своем маленьком уединенном садике. Я только что перекусил, выпил бокал портвейна и мечтал о спокойном вечере в тепле за задернутыми шторами, планировал сделать кое-какие предварительные заметки для 62-й главы своей книги «Упадок и разрушение реальности». (В 60-й и 61-й главах речь шла о появлении Интернета и мобильной связи, что послужило лишь прелюдией к большому, центральному разделу всего моего исследования, который впервые должен был предоставить неопровержимые доказательства того, что человеческая раса своими собственными руками разрушит планету не через века, даже не через десятилетия, а через годы, если не сможет сократить свое материальное присутствие до теперешнего уровня.).
«Проклятая Кларисса! Черт бы ее побрал, эту Клариссу!»
Почему я должен отказываться от спокойного вечера, посвященного новой главе, если старуха сама ищет неприятностей на свою голову? Как наверняка было известно Клариссе, я всегда до ужаса боялся ездить в центр Лондона, и все-таки она самоуверенно полагала, что я мог и обязан был тащиться туда в любое время, когда бы ей ни заблагорассудилось. И все же я понимал, что должен ехать к ней.
– Но, Ричард, я не могу оставить ее в руках агентов. Я знаю, с ней сплошная нервотрепка, знаю, что она нас использует, но я просто не могу ее бросить.
– О Том, ради бога, это будет ей уроком, – сказал Ричард, благодаря моей мягкотелости окончательно утвердившись в своем решении. – Как же еще ее проучить, если мы сейчас не настоим на своем? Для ее же собственной пользы, в самом-то деле! Да и агентов все равно теперь уже не отозвать. Ты же их знаешь.
– Что ж, если они все равно будут там, так уж лучше и мне там быть, – сказал я. – Она, глупая, их боится. Я сейчас же выезжаю, так что, по крайней мере, кто-то из тех, кого она знает, поддержит ее.
Как в омут головой нырнул я в холод ночной улицы и завел машину. Я был ужасно возмущен поведением Клариссы. И конечно, страшился тех темных чувств, которые неизменно растравляли во мне поездки в Лондон: стыда, замешательства, ощущения утраты, зависти и глубокой-преглубокой печали, сравнимой разве что с печалью от встречи с бывшей возлюбленной, которая принадлежит теперь другому и никогда уже не будет твоей… Я был измучен одной только мыслью о душевных усилиях, затраченных мною, не говоря уже о дискомфорте и холоде.
Когда я добрался до площади Пикадилли, агенты уже съезжались туда: один появился с Шефтсбери-авеню, другой – с Пикадилли, двое остальных – с севера и юга Риджент-стрит. Но съежившаяся под статуей Эроса Кларисса не могла их видеть: когда она находилась в материальном мире, было слишком темно, а в виртуальном – агенты обретали невидимость. Сидевшая на корточках рядом с ней Лили обнимала своей виртуальной рукой физическое плечо Клариссы. Та то видела, то не видела Лили, но в любом случае это объятие не добавляло ей тепла, как ни хотелось Лили поделиться им со своей новой знакомой.
Как только мои материальные фары пронзили физическое пространство, первым, что увидела Кларисса, были два агента, которые выплыли из темноты и двинулись в ее сторону. Это было похоже на кошмарный сон из ее детства, и она закричала. При этом имплантат сам собой включился, и вернувшиеся огни, автобусы и людская толпа скрыли агентов. Но это было даже хуже, ведь она знала, что они по-прежнему там, за лоском этого фасада, и шаг за шагом приближались, хотя теперь и незаметные. Она снова закричала:
– Не подходите ко мне, слышите?! Не приближайтесь!
– Не бойтесь, Кларисса, – сказала Лили. – Я здесь, с вами. Но Лили не дано было понять Клариссу. Она никогда не чувствовала холода. Она не ведала физической боли. Она не знала о присутствии агентов. Она не испытывала потребности в другом мире – мире тишины и мрака, который скрывался за яркими огнями площади Пикадилли.
Я вылез из машины. С включенным имплантатом, так что мне приходилось с большой опаской преодолевать расстояние, остававшееся между мной и Клариссой, я слишком хорошо знал, насколько легко виртуальная поверхность дороги могла маскировать мерзкие материальные рытвины. Я изо всех сил старался избегать направленных на меня недоверчивых и неприязненных виртуальных взглядов, и все это время во мне не переставала клокотать ярость по отношению к Клариссе, которая в очередной раз втравила меня в неприятную историю. Как она смеет вытаскивать меня из дому в такую холодную ночь?! Как смеет выставлять меня напоказ всему этому искусственному городу, этим людям, с их пристальными неодобрительными взглядами, когда все, о чем я мечтаю, – это сидеть у себя дома, за высокой живой изгородью, превращенной мной в крепостную стену, за запертыми дверями и плотно задернутыми шторами, и наслаждаться описанием «реальности».
– Вы ведь знакомы с ней? – спросил меня какой-то мужчина. – Ну так сделайте что-нибудь, дружище. Она психопатка. Она душевнобольная. Ей нужна помощь.
Я не ответил ему, поскольку никогда не знал, как разговаривать с этими людьми, такими явно нереальными, но, однако же, несомненно, живыми. Я относился к ним с презрением и в то же время завидовал им. Сколько мишуры было в их сконструированном мире, с каким малодушием и смирением они его принимали! И все же каким узким и безрадостным в сравнении с ним оказывался мой собственный мир, с его унылым садиком за живой изгородью, с моей книгой, моим ежевечерним бокалом портвейна да еженедельными вылазками на дорогу, ведущую к «Лошади и гончим псам», последнему реально существующему пивному бару, где я мог выпить настоящего пива во все уменьшающейся компании скучных, дряхлых стариков и старух, которые называют себя последними материальными людьми.
– Ее нужно держать взаперти, – сказала какая-то женщина. – Это та самая, что в прошлом месяце перекрыла движение по Северной линии. Я видела ее фотографию в газете.
Я пробирался сквозь поток машин.
– Все в порядке, Кларисса, – холодно окликнул я ее, подойдя ближе. – Я снова здесь ради тебя. Простак снова здесь, на что ты, без сомнения, и рассчитывала. Я приехал, чтобы забрать тебя домой.
– Простак? Кто такой? – дрожащим голосом выговорила она, опасаясь, что это один из агентов.
– Да я это, Кларисса. Всего-навсего Том.
– Кто это? – пробормотала Кларисса, напрягаясь изо всех сил, чтобы разглядеть меня.
– Он сказал. – Том, дорогая, – пояснила Лили. Кларисса повернула голову в сторону картонного лица, с его крошечными черными точками глаз и изогнутым вниз ртом. И тут Лили снова исчезла, вместе со всем Полем, а несчастная женщина опять провалилась во мрак материального мира. Но теперь светились фары моей машины, так что Кларисса, которую Поле уже не сбивало с толку, могла ясно видеть, как я приближаюсь к ней, равно как и наступающих со всех сторон агентов, готовых взяться за дело в случае, если я с ним не справлюсь.
Неуклюже, морщась от боли, Кларисса поднялась на ноги.
– Я только хотела снова посмотреть на огоньки, на такие, какими они были в моем детстве, – сказала она упрямо.
И вдруг принялась кружиться на месте, как это порой делают, играя, дети, только очень-очень медленно, шаркая ногами и то и дело гримасничая от боли. Она все кружилась и кружилась, а неисправный переключатель ее имплантата продолжал мельтешить, так что на несколько секунд вспыхивал яркий свет, возникали автобусы и машины, затем все погружалось в темноту, которая становилась для нее источником холода и боли, а вокруг плясали мертвые стены пустых домов, освещаемые лишь фарами моей машины.
Лили появлялась и исчезала. Когда она была там, агенты испарялись. Когда исчезала она, возникали они. Лишь я один никуда не пропадал, – я, который, как и Кларисса, мог и ощущать физический холод, и видеть искусственные огни.
– Пойдем, Клари, – спокойно сказал я. – Пойдем. Старуха еще некоторое время не обращала на меня внимания, продолжая свое странное замедленное вращение и тихонько что-то напевая. Люди высовывались из машин и автобусов, чтобы посмотреть на нас. Пешеходы, застыв посреди дороги, глазели с таким откровенным любопытством, словно это и в самом деле был цирк и мы специально для них разыгрывали представление. Внезапно Кларисса остановилась. Она пошатывалась от головокружения, но глаза ее горели ярко, как у загнанного в угол зверька.
– Кто вы? – спросила она. – Кто вы такой, в самом-то деле? Удивительно – в это мгновение я с необычайной остротой ощутил все: и резкий холод материального мира, и яркость виртуального разноцветья, и всю странность столкновения двух миров, которое одна моя Клари произвела без всякой посторонней помощи… И я обнаружил вдруг, что уже не злюсь и даже не помню, что она довела меня до такого состояния.
Чтобы контролировать действия агентов, я отключил у себя за ухом имплантат. Они по-прежнему стояли за моей спиной и ждали, чтобы я сам взялся за дело.
– Это я, Клари, – сказал я. – Том. Твой младший брат. Ближайший ко мне агент слегка напрягся и наклонил в мою сторону голову, словно я ему что-то смутно напомнил.
– Полагаю, моя дорогая, у тебя сегодня было достаточно приключений, – сказал я сестре, снова включая имплантат, чтобы убрать с глаз долой агентов. – Вполне достаточно для одного дня, разве ты не согласна? Не думай об агентах. Я пригнал за тобой машину. Я приехал, чтобы забрать тебя домой.
Кларисса позволила отвести и усадить себя в машину. Она была в ужасном состоянии: дрожащая, без кровинки в лице, с очумелой головой, ее сломанная нога распухла чуть ли не вдвое против обычного размера. Я был рад, что сообразил захватить для нее плед, фляжку с горячим какао и бутылку бренди.
Лили, это странное существо с лунообразным лицом и человеческой душой, скрывающейся под картоном, проследовала за нами и остановилась, обеспокоенно наблюдая.
– С ней все в порядке? – спросила Лили. – Она так странно ходит. Что это с ней такое?
– Да, с ней все будет в порядке. Просто она старая и очень устала, – сказал я, захлопывая дверь и обходя машину, чтобы сесть самому.
Я щелчком вырубил имплантат, отсекая Лили, а заодно – панораму и звуки площади Пикадилли. В темном безжизненном пространстве лишь силуэты четырех агентов вырисовывались в лучах фар. Агенты дружно, выстроившись цепочкой, двинулись следом за нами. У меня возникла странная мысль, что им хотелось поехать вместе с нами, хотелось, чтобы кто-то так же встречал их с пледом, бренди и горячим какао.
Я поудобнее усадил сестру и завел машину, решив ехать так, как это делала она сама, не видя виртуального транспорта.
Вообще-то я старался не поступать таким образом, понимая, что синхруалам это должно казаться высокомерным, ведь именно из-за этого мы, аутсайдеры, заслужили свои обидные прозвища, но сегодня я просто не мог рисковать, дабы, ко всему прочему, не сломать подвеску по пути домой.
– На самом деле, если задуматься, мы не отличаемся от них, – сказала некоторое время спустя Клари. Ее имплантат был отключен, и она обозревала заброшенные улицы, одинокие, как каньоны на какой-нибудь безжизненной планете. – Там, снаружи, сплошной физический мир, физическая материя. Но мы ведь не такие, верно? Мы – рисунки. Мы просто рисунки на этой поверхности.
– Выпей еще чуточку бренди, Клари, – сказал я, – а потом откинь спинку сиденья и постарайся заснуть. До дому еще ехать да ехать.
Она кивнула и завернулась в плед. Ее имплантат сам собой включился, она увидела, как метнулось в сторону такси, и услыхала его взорвавшийся гневом гудок. В один миг ее со всех сторон окружила ночная деловая жизнь Согласованного Поля. Потом все исчезло.
– И все-таки, – пробормотала она сонным голосом, – совсем как огоньки на площади Пикадилли.
Дэвид Джерролд
В зоне сотрясения[130]130
«In the Quake Zone», by David Gerrold. Copyright © 2005 by David Gerrold. First published in Down These Dark Spaceways (Science Fiction Book Club), edited by Mike Resnick. Reprinted by permission of the author.
[Закрыть]
На следующий день после того, как время обрушилось, я решил почистить ботинки. Они в этом нуждались. По правде говоря, я и не знал, что произошло крушение. В конце концов, годы и десятилетия часто пролетают для меня быстрее, чем месяц, а иной день, бывает, тянется бесконечно. Я просто подумал, что это еще одно обычное времетрясение.
Взяв газету – «Лос-Анджелес Миррор», с первой полосой, напечатанной коричневым, – я расположился в одном из кожаных кресел с высокой спинкой в будке чистильщика на Голливудском бульваре. Там были еще экземпляры «Геральд», «Экзаминер» и «Таймс», но я предпочитал «Миррор» из-за комиксов о Пого Поссуме[131]131
Пого Поссум – персонаж комиксов, придуманный художником Уолтом Келли.
[Закрыть] в юмористическом разделе.
– Просто замечательные ботинки, сэр, – заметил Рой и принялся за работу.
Он еще не знал меня. Я с резким хлопком развернул газету. Проверять по ней дату необходимости не было. То, что сейчас конец пятидесятых, я уже понял по проносящимся по бульвару автомобилям, обильному потоку детройтских железяк: непременные «шевроле» и «форды», несколько «бьюиков» и «олдсмобилей», случайно затесавшийся расфуфыренный «кадиллак», парочка «Меркуриев». Иные модели вызывали ностальгию – «де сото», «рэмблеры» «паккарды» и «студебекеры». Иностранных машин было мало, яркие хромированные чудовища, рыча, проносились мимо, многие гудели на ходу. Автомобили поновее имели зарождающиеся хвостовые стабилизаторы, вызывающие в памяти образы реактивных самолетов и ракет, – отличительный признак пятидесятых в целом и конца промышленной эры. В области автомобилестроения начиналась головокружительная эволюция.
И «Миррор» и «Экзаминер» исчезли, если я правильно помню, где-то в конце пятьдесят восьмого года, может быть в начале пятьдесят девятого, в результате закулисных интриг издателей. Мистер Чэндлер сказал мистеру Херсту что-то вроде: «Я закрою свои утренние газеты, если вы закроете вечерние. Давайте объединим наши издания – и вперед».
Мимо на крейсерской скорости промчался новый «эдсел» – значит, точно, пятьдесят восьмой. Но я уже и так сообразил. В голливудском воздухе ощущался песок. Насыщенный, хорошо различимый привкус. Голливудская «Уорнер-студия» запустила еще один фильм о путешествиях – третий или четвертый, я уже сбился со счету. Я почувствовал искушение – не мешало бы немного проветриться в этой временной зоне. Старый мрачный кинотеатр, с системой охлаждения, там бы я мог укрыться от знойного полдня. Но нет, – я не располагал достаточным количеством времени.
Газеты сообщали, что временные провалы открылись к северу от ранчо Портер. Писали, что там найдены двое детишек, Дэзи и Люси, семи лет от роду, возвращенные обратным толчком времени; они потерялись десять лет назад к востоку от Бойл-Хейтс. Ослепительно сияющее здание DWP[132]132
Department of Water & Power – департамент тепло– и водоснабжения.
[Закрыть] исчезло с линии горизонта деловых кварталов вместе с всемирно известной четырехуровневой скоростной автострадой. Южнее башни Уоттса временные толчки сдвинули время всего на пару лет, но и этот слабый толчок надолго затормозил строительство великолепных башен Симона Родиа. Толчки отмечались на всей территории по направлению к Тихому океану. Пропали несколько небольших лодок и паром «Каталина», однако был замечен сверкающий новенький катер береговой охраны тысяча девятьсот шестьдесят третьего года выпуска, который, пыхтя, направлялся в сторону Сан-Педро, и долину Сан-Фернандо утюжили большие красные трамваи «Пасифик электрик». Интересно, был ли у меня шанс проехаться в одном из них до очередных толчков?
Калтех[133]133
Калтех (Caltech) – Калифорнийский технологический институт, одно из старейших научно-исследовательских учреждений в США.
[Закрыть] предсказывал новые сотрясения времени в течение ближайших дней и советовал населению по возможности не выходить из дому, чтобы избежать дальнейших разрывов пространства. Красный Крест открывал убежища в зданиях колледжей для тех, чьи дома исчезли или теперь заняты предшествующими или последующими хозяевами.
Мародеры и коллекционеры из будущего уже наводнили бульвар. Большинство из них выделялись в толпе. Их выдавали всклокоченные длинные волосы и бороды, рваные вытертые джинсы и футболки с порнографическими рисунками. В бешеной спешке они обдирали стенды «Ворлд бук энд ньюс», скупали все, какие сумели найти, экземпляры «Супермена», «Бэтмена», «Экшена» и особенно «комиксы Уолта Диснея» с рисунками легендарного Карла Баркса.[134]134
Баркс Карл – знаменитый художник-аниматор, работавший на студии Уолта Диснея, создатель Дональда Дака.
[Закрыть] «МАД мэгэзин» тоже пользовался популярностью; выпуски с обложками работы Фриза[135]135
Фриз Фрэнк Келли – художник, иллюстрировавший фантастику, десятикратный лауреат премии «Хьюго».
[Закрыть] считались наиболее ценными. Потом возбужденные толпы гостей из будущего двинулись на восток, нанося урон магазинам «Коллекторс букс энд рекордс» и «Пиквик». Те, кто посмекалистее, делали покупки за наличный расчет. Самые сообразительные платили купюрами пятьдесят второго года, прихваченными во время предыдущих путешествий или выменянными у других коллекционеров. Тупые предъявляли кредитные карточки и чековые книжки. Кредитные карточки брали далеко не везде, Visa или MasterCard, например, никто не признавал. И никто больше не принимал чеки, где не указывалась конкретная дата, проставленная банком; этому большинство магазинов научилось со времен предыдущего времетрясения.
Агентство Харриса – хотя самого Тэда Харриса в природе не существовало, но агентство называлось именно так – располагалось прямо над будкой чистильщика обуви; вверх по ступенькам, потом налево и прямо до конца вестибюля, название на вывеске отсутствовало, впрочем, как и сама вывеска. Дверь была сделана из сосны, основательная, как крышка гроба, и вдобавок выкрашенная зеленой краской, – почему, припомнить не мог никто, на ум приходила только старая песенка «Что же происходит там, за зеленой дверью?..». Единственным опознавательным знаком являлась маленькая табличка, гласившая «Только по приглашению». Это не совсем соответствовало истине, но призвано было отпугивать случайных любопытных посетителей. Мой ключ вполне подходил, ведь замки здесь не менялись вплоть до тысяча девятьсот семьдесят второго года. У стойки администратора никого не оказалось, приемная была завалена коробками с картонными папками и штабелями пустых скоросшивателей. Две машинистки занимались сортировкой бумаг. Они метнули в меня быстрые и удивленные взгляды. Если у меня был ключ, значит, я имел право тут находиться.
Джорджия все еще числилась стажером и приходила сюда в послеобеденное время. Она начала работать здесь, когда еще заканчивала среднюю школу в Голливуде, расположенную на расстоянии полумили к востоку. Теперь она училась на вечерних курсах по менеджменту в Городском колледже Лос-Анджелеса, в Вермонте, кварталом южнее бульвара Санта-Моника. Через несколько лет, считая с сегодняшнего дня, она будет роскошной блондинкой с волосами цвета меда, но Джорджия еще не знала об этом, а я не собирался сообщать ей информацию, в которой она, возможно, не нуждалась, рискуя испортить первое впечатление от нашей встречи. Я решил притвориться, что незнаком с ней. Пока незнаком.
Я прошмыгнул мимо стойки администратора в «уютное местечко», так мы называли комнату для совещаний. Там громоздились кучи старых бумаг, а в креслах сидели две пожилые дамы. С такими напряженными и иссохшими лицами они могли бы олицетворять собой неудачниц в конкурсе двойников Маргарет Гамильтон. Рано или поздно одна из них, вероятно, начнет вопрошать: «Кто убил мою сестру? Вы?»
Я открыл бумажник и помахал своим удостоверением. Одна из двух старомодных дам, не взглянув на него, сказала: – Я узнала вас. Подождите. Присядьте. Я ее не помнил. Вероятно, я еще не встречал ее. Однако не исключено, что какая-то ее более молодая версия знала последующего меня. Интересно, насколько хорошо? И вспомню ли я потом эту встречу? Вторая женщина вышла из комнаты, не сказав ни слова: некоторые люди чувствовали себя неуютно в обществе времепутаников. Не путников – путаников. Людей, которые стремились плести интриги, тайные сети и все запутывать.
Я сел и осмотрелся. Стол из красного дерева, с толстой и тяжелой столешницей. Кожаное кресло, которое осталось от предыдущих обитателей этого офиса, находившегося в этих стенах раньше, в тридцатых. Женщина скользнула в дальнюю комнату, оттуда послышались скрип деревянной скамеечки для ног, звуки передвигаемых на полке коробок, вырвавшиеся сквозь зубы проклятия, весьма несвойственные для леди. Некоторое время спустя она вернулась, бросив на стол передо мной запечатанный светло-коричневый конверт. Я осторожно прикоснулся к нему, повернул обратной стороной и посмотрел на сопроводительную записку. Контракт, подписанный в тысяча девятьсот семьдесят первом, смещенный назад, в пятьдесят седьмой. Срок платежа по контракту – тысяча девятьсот шестьдесят седьмой год. В контрактах всегда проставлялся только год, и в данном случае срок платежа отстоял от нынешнего момента на девять лет.
Послышался какой-то шум. Я поднял голову. Дама поставила на стол бутылку и приземистый стакан. Я повернул бутылку этикеткой к себе. «Гленфиддич». Название мне ни о чем не говорило. Приподняв бровь, я взглянул на женщину.
– Меня зовут Маргарет, – представилась она. – Думаю, сегодня подходящий день, чтобы распробовать этот вкус. Потом вы меня поблагодарите. Чтение дела займет у вас много времени, оставьте его здесь. Тут есть блокнот, если вам понадобится что-нибудь записать. Этот контракт не оплатят еще девять лет, поэтому лучшее, что вы можете на сегодня сделать, – это ознакомиться с ним, может быть даже немного поверхностно. Толчки должны произойти завтра утром, около половины пятого, в направлении Западного Голливуда, и это подбросит вас поближе к дате платежа. О, подождите, еще одна вещь.
Женщина вновь удалилась, на этот раз я услышал звяканье связки ключей. Открыла выдвижной ящик, пошарила в нем и задвинула ящик обратно. Она возвратилась, держа в руках коробочку с монетами и чековую книжку старого образца.
– Я могу вам дать только три сотни специально-временных денег, но они все еще в ходу в шестьдесят седьмом. Банк за углом, у вас два часа до того, как он закроется. Я дам вам чек на семь сотен. Более крупную сумму вы сможете снять в шестьдесят седьмом. Но будьте внимательны, ваш счет некоторое время окажется замороженным. Как у вас с документами?
В прошлом, моем персональном прошлом, я обновлял водительские права так быстро, насколько только мог, после каждого сотрясения, но права теряли силу через три года, паспорт же действовал десять лет. Правительственные службы обычно работали хуже, чем DMV,[136]136
Служба регистрации автомобилей.
[Закрыть] особенно в зонах с нарушенным временем, но за исключением трехлетнего промежутка в начале семидесятых я имел действительный паспорт от нынешнего момента до середины восьмидесятых.
– Все в порядке.
Я расписался на конверте и строчкой ниже поставил дату, которая значилась на календаре, затем сломал восковую печать. Она была хрупкой и крошилась, конверт пролежал на полке целый год, дожидаясь сегодняшнего дня, и бог знает сколько, прежде чем попал в эту временную зону. Я не страдал излишним любопытством, и большинство моих дел были краткосрочными. Важные материи, громкие события, с которыми было связано большинство выдающихся операций, доставались парням с бульвара Уилшир и прочим акулам нашего бизнеса, окопавшимся как в деловых, так и в фешенебельных кварталах Нью-Йорка. Они старались наперегонки – не дать Сирхану убить Р. Ф. К.,[137]137
Сирхан Бишара смертельно ранил Роберта Фрэнсиса Кеннеди.
[Закрыть] поймать Мэнсона прежде, чем он и его «Семья»[138]138
Мэнсон Чарльз – знаменитый американский преступник, родоначальник и лидер молодежной коммуны под названием «Семья».
[Закрыть] доберутся до ранчо Спан, арестовать Душителей с холмов,[139]139
Речь идет об убийствах десяти женщин, совершенных с 10 октября 1977 г. по февраль 1978-го. Их тела были найдены в холмистом районе за чертой Лос-Анджелеса. Об этом написана книга Дарси О'Брайена и снят фильм.
[Закрыть] выяснить, кто убил Черную Орхидею,[140]140
Речь идет об убийстве молодой актрисы Э. Шорт, происшедшем в 1947 г. в Лос-Анджелесе.
[Закрыть] помочь О. Дж. найти убийц Рона и Николь…[141]141
О. Дж. Симпсон, спортсмен и кинозвезда, был обвинен в убийстве своей жены Николь и ее друга Рона.
[Закрыть] и тому подобное.
Эти были дела исключительные, попадались случаи и попроще. Жертвы были известны, равно как и преступники. Крупные агентства вообще носились с весьма примечательной идеей передвижения объектов, прежде чем преступления в их отношениии осуществятся. Но большинство законов было написано до того, как время начало запутываться, и система правосудия не предусматривала превентивных действий, только аресты и наказание постфактум.
Так происходило до того момента, пока одной жаркой августовской ночью не случилось непредвиденное. Представьте себе, Чарльз Текс Ватсон вылезает из машины на Сиело-драйв, и кто-то выпускает арбалетный болт из высокопрочного композита прямо ему в шею прежде, чем он успевает выхватить из кармана оружие. Девушки, сидящие в автомобиле, пронзительно вопят, и двух красоток также награждают арбалетными выстрелами; одной болт попадает прямо в грудь, а другой, Милашке Сэди, – в голову. Третья, юная девица по фамилии Казабьян, с визгом бросается бежать вниз с холма, и некий рыжеволосый подросток в белом «нэш рэмблере», мимо которого она промчалась, так никогда и не узнал, отчего его мозги разлетелись по переднему сиденью папиной машины. Это сделал не я, нет, но я прекрасно знаю, как заключаются наши контракты, и понимаю, что за это кто-то заплатил. И последствия санкционированы.
Дело Ватсона стало поворотной точкой. После этого судебная система быстро научилась выписывать превентивные ордера на аресты, и большую часть самых опасных преступников стали заключать под стражу за недели и даже за месяцы до того, как им предоставлялась возможность проявить свои агрессивные намерения. Вопрос наказания стал вопросом перевоспитания… если так можно выразиться. Сможем мы когда-нибудь выпустить этих людей из тюрьмы, чтобы они свободно разгуливали по нашим улицам? Вряд ли. Имеем ли мы право содержать кого-либо под стражей из-за того, что он представляет потенциальную опасность для других, если преступление не было совершено? Эти этические вопросы будут обсуждаться в течение трех ближайших десятилетий. Я не знаю, какое решение примут в конце концов, знаю только, оно будет нелегким. Нельзя давать этим людям повторных шансов. Придется потратить невероятное количество времени и слов и тем не менее решиться на судебный анализ фактов, позволяющий подписывать ордера на арест. И это не будет несправедливым наказанием за не совершенное еще преступление. Это будет окончательным предотвращением.
Между тем крупные агентства взялись за дела звезд – спасли Мэрилин и Элвиса, спасли Джеймса Дина и Бадди Холли, Натали Вуд, Сола Минео, Майка Тодда, Ленни Брюса, Р. Ф. К. и Джимми Хоффа. Не позволили Эрнесту Хемингуэю проглотить пулю из собственного ружья и не дали Теннесси Уильямсу подавиться пробкой от флакона со снотворным, случайно попавшей ему в горло. Спасли Маму Касс, и Джими Хендрикса, и Джима Моррисона, и Джэнис Джоплин, и Джона Леннона. Позднее – Карину и Джо-Джо Рэя. И Майкла Зоуна, и Келли Брин. Некоторые из этих имен сейчас ничего не значат и еще многие годы не будут известны, однако суммы авансовых платежей по их делам говорят сами за себя. Но мы не будем на этом останавливаться. Последним, за кого предложили серьезную цену, стал Рамон Новарро,[142]142
Новарро Рамон – актер, режиссер и сценарист.
[Закрыть] которого хватил удар, когда он развлекался с двумя парнями-проститутками, и больше нам такая работа не доставалась. Позднее, после дела Фэтти Арбукла,[143]143
Арбукл Фэтти – известный американский комик времен немого кино.
[Закрыть] все подобные дела проходили через Голливудское общество охраны, финансируемое крупными киностудиями, которые тратили большие средства на безопасность.
Однако находились и другие дела, менее значимые, чем те, что перечислены выше. Жизненные передряги обычных людей, которые влекут за собой беды и горе, – вот для этого и существуют мелкие агентства. Большинство клиентов этого сорта не могли позволить себе оплатить услуги пяти или шести детективов, поэтому они обращались в самые маленькие агентства, зажав в руке скромный гонорар и умоляя о помощи.
