Текст книги "Лучшее за год XXIII: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк"
Автор книги: Гарри Норман Тертлдав
Соавторы: Майкл Суэнвик,Джо Холдеман,Джин Родман Вулф,Паоло Бачигалупи,Брюс Стерлинг,Аластер Рейнольдс,Мэри Розенблюм,Стивен М. Бакстер,Элизабет Бир,Питер Уоттс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 65 (всего у книги 68 страниц)
X
Холодильник был забит под завязку: запеканка с зеленью и курятиной, горшочек ячменного супа, полдюжины яиц, кусочек масла, козий сыр и три бутылки пива из корнеплодов. Еще там были свежий лук, ржаной хлеб, баночки с домашним абрикосовым желе и консервированные персики. Но на ужин Успех выбрал пирог. Кто-то испек целых два: персиковый и яблочный. Он съел половинку от каждого и запил пивом. А почему нет? Рядом не было никого, кто осудил бы его, а он слишком устал, чтобы греть суп или запеканку. А вот поедание пирогов не требовало никаких усилий. Кроме того, он уже целую вечность не пробовал ни кусочка – с тех самых пор, как уехал из Литтлтона. На полевых кухнях пожарных отрядов понятия не имели о кулинарных изысках.
Потом он налил себе сидра и уселся за кухонным столом, пытаясь решить, кто же принес все это богатство. Ячменный суп был, похоже, от крепкой Миры Тоба. Рада Гэнди знала о его тайной слабости к пиву из корнеплодов, и это несмотря на то, что он вырос в хозяйстве, помешанном на яблоках и сидре. У Миллисапов было самое большое в деревне стадо коз. Он не знал точно, кто же испек запеканку, но мог поспорить, что это уж наверняка не сестры Велез. Слишком уж серьезно для них. Обеим было чуть за двадцать, обе одинокие и немного диковатые – по крайней мере, по меркам Литтлтона. Впрочем, последнее было неизбежным, ведь девушки жаждали романтики в деревне, чье население чуть превышало шести сотен душ. Поговаривали, что однажды они уедут в Лонгвок или даже в Стену Сердец и это приведет в отчаяние их родителей. Должно быть, стряпали на их кухне. Чудесный пирог столь же хорош, как и любовное послание. Но выяснили ли сестры Велез, что они с Утехой собрались в конце концов развестись? Должно быть, жена решила все сама и поделилась этой новостью с соседями. Потом Успех вспомнил, что Хитрец говорил нечто подобное. А если уж знал Хитрец, тогда знали и все остальные. В их поселении обожали совать нос в чужие дела. И потому в такой деревеньке, как Литтлтон, если ребенок поцарапает коленку, играя в бейсбол, по крайней мере три мамы слезут с деревьев, размахивая повязками.
Когда Успех убрал еду и вымыл тарелки, причин оставаться на кухне не осталось. Но он все еще медлил, стараясь избежать воспоминаний, связанных с остальными комнатами Коттеджа. Он помнил, как тот стоял заколоченный после смерти ГиГо, помнил разваливавшуюся мебель и потертый ковер, едва заметный в темноте. А потом они с Утехой отодрали доски и открыли свой новый дом. Новые обитатели вынесли почти все вещи ГиГо и ГиГа в сарай, где они пылились и по сей день. Успех и Утеха отскребли, отмыли, отчистили и выкрасили все в пустом домике. Он помнил, как сидел на полу, прислонившись спиной к стене гостиной, и смотрел на кресло – единственную их собственность. Утеха, словно котенок, устроилась рядом. Сказала, что раз уж в кресле нет места для обоих, значит, они вообще не будут в нем сидеть. В ответ он поцеловал ее. Тогда поцелуев было много. Собственно говоря, Утеха наполнила любовью к нему все комнаты. Это был ее метод провозгласить свое право на собственность и изгнать не одобряющий их дух стариков.
Теперь, когда жена собиралась уйти из его жизни, Успех думал, что, возможно, она была для него слишком необузданной любовницей. Иногда только это могло удержать их в одной постели. Время от времени ее страстность тревожила его, хотя он никогда не признался бы в этом, когда они жили вместе. Это было не по-мужски. Но как раз перед его уходом в Корпус положение начало ухудшаться. Успех чувствовал, что между ними будто всегда стоял еще один мужчина. Стоял и смотрел. Не настоящий, скорее, представление Утехи о том, каким должен быть ее любовник. И Люнг понял, что совсем не соответствует этому образу. Он просто занимал место, пока она ждала кого-то другого.
В конце концов он ушел из кухни. Женщины, открывшие Коттедж Прилежания, сделали все, что могли, но в душную июньскую ночь там все равно не хватало воздуха. Комнаты стояли затхлые и душные. Успех сидел на крыльце, пока его не загнали внутрь полчища игольчатых жуков. Он включил вентилятор в окне спальни и бросил рюкзак на кровать. Что из одежды найдется у него для такой жары? Люнг вытащил футболку, но та все еще пахла дымом. Швырнул ее на кровать и грустно засмеялся. Он же теперь дома. Может надеть свою собственную одежду. Успех открыл шкаф и достал шорты, которые Утеха купила ему на день рождения, и тонкую голубую рубашку. Штаны оказались свободными и соскользнули к бедрам. Он похудел, сражаясь с огнем и даже лежа в госпитале. Слишком много горя. Одним пирогом тут не обойтись.
Потом, против воли, Успех подошел к шкафу Утехи и открыл его. Никогда не понимал, почему она оставила все вещи, когда ушла от него. Может, планировала вернуться? Или просто полностью отвергла их жизнь вместе? Он ничего не тронул, просто посмотрел на ее нижнее белье, черное, голубое и серое – для нее пастельных тонов или рисунков не существовало. Свернутые носки, блузки без рукавов, аккуратно сложенные рубашки, тяжелые рабочие брюки, легкие свитеры. А на дне шкафа – зеленые пижамы из материи с «черного» рынка, такой легкой, что они сами спадали с Утехи, стоило ему только подумать об этом.
– Не совсем то, что носит жена фермера, – произнес Успех, просто чтобы слышать голос. Гнетущая тишина домика подавляла его. – По крайней мере эта жена.
Теперь, теряя Утеху, Успех вдруг понял, что единственной его семьей был отец. Ему пришло в голову, что в Коттедже нет воспоминаний об отце. Он представил себе Дара в гостиной большого дома, библиотеке или дремлющим перед видеофоном. Одного, всегда одного.
Успеху стало нехорошо. Он зашел в ванную, ополоснул лицо холодной водой. Ему стоит снова жениться, иначе он закончит так же, как отец. Попытался представить, как целует Колокольчика Велез, проникает рукой под ее блузку, но не смог.
– Тук-тук, – раздался из гостиной женский голос. – Твой отец сказал, что ты вернулся.
Рада Гэнди.
– Подожди минутку.
Успех вытерся полотенцем. Когда он выбрался из спальни, на его лице расцвела улыбка. Он был благодарен Раде Гэнди за спасение от тишины и собственного мрачного настроения.
Она была маленькой, немного полноватой, с разлетающейся копной волос восьми разных оттенков серого цвета. С крупными ровными зубами и открытой улыбкой. Зеленое летнее платье открывало морщинистую кожу широких плеч и рук. Несмотря на тяжелый фермерский труд, она до сих пор была свежа, как спелое яблоко. Многие женщины в Литтлтоне заменяли Успеху мать, когда он был ребенком, но Рада Гэнди значила для него больше всех. Ему пришлось немного наклониться, чтобы обнять ее.
– Преуспевающий. – Она чуть не задушила его в объятиях. – Мой дорогой мальчик, ты вернулся.
– Спасибо, что открыла дом, – сказал Успех. – Но как ты все нашла?
Она пахла лилиями, и он вдруг понял, что она надушилась только для него.
– Маленький дом. – Рада отступила, пропуская его. – Совсем немного места.
Успех изучал ее. За десять месяцев, с тех пор как они виделись в последний раз, она постарела лет на пять.
– Достаточно просторный, особенно для одного.
– Мне очень жаль, Преуспевающий.
Увидев печаль на ее лице, Успех понял: она что-то слышала. В конце концов, она была фактографом деревни. Наверное, ему должно быть легче, раз Утеха всем дала понять, что хочет развода, ведь он хотел того же. Но вместо этого почувствовал лишь пустоту.
– Что она сказала тебе?
Рада Гэнди лишь покачала головой:
– Вам двоим нужно поговорить.
Он хотел было настоять, но потом раздумал.
– Садись, Гэнди. Принести тебе чего-нибудь? Есть сидр. – Он потянул ее к дивану. – И пиво из корнеплодов.
– Нет, спасибо. – Рада кивнула на свою украшенную деревянными бусинами сумочку, которую он теперь заметил на валике дивана. – Я с причастием.
– Правда? – Успех почувствовал укол разочарования. – Тогда ты здесь только по делу?
– Я здесь по многим причинам, всех ты не знаешь. – Она игриво хлопнула его по руке. – И поддерживать души в единении – это зов сердца, а не долг, мой дорогой мальчик.
Она уселась на диван рядом со своей сумочкой, а он устроился в дубовом кресле напротив. Том самом, что когда-то было его единственной мебелью во всем доме.
– Надолго к нам? – Рада вытащила три курильницы и поставила на стол из вишневого дерева, который Утеха заказала из Провиденса.
– На неделю. – Успех видел коллекцию курильниц Рады Гэнди, но не слышал, чтобы три использовались для двух человек. – Присоединюсь к отряду в лесу Клойса. Это будет легкая работа – просто наблюдать за ростом деревьев.
Нет, все-таки три – это слишком. В конце концов, он принимал причастие довольно часто с другими пожарными.
– Мы не ждали тебя так скоро. – Она вытащила из сумочки алюминиевую коробку с печатью Совершенного Государства. – Ты приехал не в поезде.
– Нет.
Гэнди выбрала из сумки квадратик причастия, поднесла его ко лбу, кончику носа и губам, поместила на край курильницы, взглянула на Успеха, но ничего не сказала.
– Только «нет»? – спросила она наконец. – И все? Успех вручил ей кувшин со спичками, хранимыми специально для ритуального единения.
– Это ведь отец просил тебя узнать?
– Я стара, Преуспевающий. – Рада криво улыбнулась. – И заслужила право быть любопытной.
Она проделала все то же самое со вторым квадратиком причастия.
– Да. Но он действительно хочет знать.
– Как обычно. – Рада положила в курильницу третий квадратик. – Но ведь все понимают это стремление души Дара.
Она выбрала спичку и чиркнула ею. Теперь настала очередь Успеха ждать.
– Ты разве не собираешься спросить меня о поезде?
– Собиралась, но, раз ты что-то скрываешь, не буду. – Рада поднесла огонек, и квадратики мгновенно загорелись. Масло в них пылало ярко-желтым огнем. – На самом деле мне все равно, Успех. Я просто счастлива, что ты вернулся живым и здоровым. – Она задула огонь, оставив причастия тлеть. – Проведи побольше времени с нами.
Успех смотрел, как курился дым в неподвижном воздухе дома. Потом, чтобы угодить Раде Гэнди и восстановить связь с деревней, он наклонился вперед и глубоко вдохнул. Дым, наполнивший ноздри, сначала оказался едким, но был легче и намного слаще, чем удушающий смог пожаров. Усевшись обратно в кресло, он ощутил тонкие акценты: дрожжевой аромат пекущегося хлеба, легкий запах свежеспиленного дуба и намек на аромат солнечного света, который можно ощутить, снимая сухую рубашку с бельевой веревки. Почувствовал, как дым причастия наполнял голову и проник в душу. Как всегда, он приобщал Успеха к драгоценной земле и дому, где его семья начала новую жизнь, к аккуратной ферме Люнгов, родному поселению и, конечно, к женщине, любившей его больше, чем это когда-либо удавалось его родной матери. Привязывал к суровому отцу, который не мог помочь Успеху, к честному Хитрецу Саватди и щедрой Лепестку Бенкльман, забавному Воле Самбусе, стойкой Мире Тоба и ко всей семье Велез, которые всегда были столь щедры к нему. И да, даже к его дорогой Утехе Роз Джорли, которая его покидала, но все равно оставалась жительницей Литтлтона.
Успех вздрогнул, заметив, что Рада Гэнди смотрит на него. Она, несомненно, старалась понять, полностью ли он ощутил единение.
– Спасибо, – сказал он, – за всю еду. Рада довольно кивнула:
– Не за что. Мы просто хотели показать, как гордимся тобой. В конце концов, это твоя деревня и ты – наш Преуспевающий. И мы хотим, чтобы ты всегда был с нами.
Успех нервно улыбнулся. Почему всем казалось, что он собрался куда-то ехать?
Рада нагнулась к нему и, понизив голос, произнесла:
– Но должна сказать, это было больше, чем маленькое кулинарное состязание. – Она улыбнулась. – Мы спорили, какое из блюд ты съешь первым.
– Спорили? – Успеху польстила мысль о том, что полдюжины женщин соревновались, желая угодить ему. – И что выбрала ты?
– Увидев все, что было в холодильнике, я подумала, ты начнешь с пирога. В конце концов, рядом не было никого, кто мог бы помешать.
Успех рассмеялся:
– Я съел только пирог. Но никому не говори. Женщина приложила палец к губам и улыбнулась.
– Это ведь девочки Велез испекли пироги?
– Там был только один – с яблоками. По крайней мере так сказала Колокольчик.
– А я нашел два: яблочный и персиковый.
– Правда? – Гэнди уселась обратно на диван. – Должно быть, кто-то еще приходил после нашего ухода.
– Наверное, это Утеха, – сказал Успех. – ДиДа говорил, она заходила. Я ожидал найти записку.
– Утеха была здесь?
– Она живет здесь. – Успех закинул пробный камешек. – По крайней мере все ее вещи здесь.
Гэнди глубоко вдохнула над курильницами и на несколько мгновений задержала дыхание.
– Я беспокоюсь о ней, Преуспевающий, – сказала она наконец. – Она не участвовала в единении с тех пор, как погиб Вик. Она замкнулась в себе, а когда мы приходим навестить ее, то «приветлива», как кирпич. Есть горе, а есть жалость к себе, Преуспевающий. Она говорит о том, чтобы продать ферму и уехать отсюда. Мы потеряли бедного Виктора, но не хотим потерять и ее. Литтлтон не будет прежним без Джорли. Когда увидишь ее, что бы вы двое ни решили, передай ей мои слова.
Успех едва удержался от тяжелого вздоха, но причастие настроило его на благожелательный тон. Если жители не будут помогать друг другу, никакого Совершенного Государства не получится.
– Сделаю все, что смогу, – сказал он натянуто.
– О, я знаю, ты сможешь, мой дорогой мальчик. Верю всей душой.
XI
Вещи не меняются. Меняемся мы сами.
Генри Дэвид Торо. Дневник, 1850
Благородный Грегори сидел рядом с Успехом на кровати в грузовичке Саватди. Они оба уселись против хода движения и теперь смотрели, как клубится пыль позади. Хитрец и Нгонда ехали рядом. Когда грузовичок вырулил на дорогу Голубая Долина, Успех не мог удержаться, чтобы не посмотреть на выражение лица Благородного Грегори. Естественно, грязная колея кишела ухабами, но мальчик подпрыгивал так высоко, что Успех опасался, как бы тот вообще не вывалился на дорогу. Он даже Хитреца заставлял нервничать, а ведь старый фермер отличался слоновьим спокойствием, правда, раньше он не подвозил внешних, а потому продолжал оглядываться на пришельца через заднее окошечко.
Успех не сомневался, что его сказка о Благородном Грегори и Нгонде будет раскрыта. Создатель удачи решил надеть пурпурный комбинезон с чуть ли не двадцатью медными пуговицами. Черная футболка выглядела нормально, но вот платок на шее оказался настоящей розовой катастрофой: весь в свеколках, морковках и зернышках. Ну что ж, по крайней мере он применил какой-то фокус внешних, чтобы изменить цвет глаз. Одежда Нгонды не отличалась экстравагантностью, но и с ней были проблемы. Успех видел местных жителей в пиджаках и рубашках с жестким воротником – но не в воскресное же пекло и не в Литтлтоне. В общем, Нгонда оделся как для дипломатической встречи в Сообществе Конкорда. Успех надеялся довезти их незамеченными до домика и там либо спрятать, либо найти что-нибудь более подходящее из одежды.
– Расскажи мне про гусепсов, – попросил Благородный Грегори.
Успех придвинулся поближе, пытаясь расслышать его через рев двигателя грузовичка, грохот подвески и хруст колес по грязной дороге.
– Повтори.
– Гусепсы! – прокричал Благородный Грегори. – Одни из ваших местных обитателей. Ну, знаешь, с четырьмя лапами, в перьях, бегают группами.
– Гусепсы, да. А что ты хочешь знать?
– Вы их едите.
– Я не ем. – Благородный Грегори, казалось, ждал продолжения, но Успех не был уверен, что конкретно хотел знать мальчик. – Другие жители едят, но только коричневых. Остальные породы считаются слишком жилистыми.
– А когда вы их убиваете, они знают, что умрут? Как вы это делаете?
– Я их не убиваю. – Успех в жизни не убил ни одного гусепса: Дар никогда не разрешал их есть. Однако Люнг забивал цыплят и коз и однажды помог зарезать быка. Работа мясника была одной из самых неприятных обязанностей на ферме, сродни выкапыванию помойных ям или чистке стойл. – Они не страдают.
– Правда? Это хорошо. – Благородный Грегори не казался довольным. – Как думаешь, насколько они умны?
В этот момент Хитрец дернул за рычаг и крутанул руль. Грузовичок въехал на гладкую трассу № 22.
– Не очень, – ответил Успех. Теперь, когда шума от дороги стало гораздо меньше, его голос прогремел на всю кабину.
– Не очень – что? – спросил Стойкий Нгонда. Благородный Грегори подтянулся, чтобы говорить через открытое окно.
– Я спрашивал Успеха, насколько умны гусепсы. Мне удалось найти о них не слишком много информации, кстати. Как вы думаете, почему?
– Космическая исследовательская комиссия определила их разум в шесть и четыре десятых балла по шкале животного интеллекта Пикая, – ответил Нгонда. – У козы и той больше мозгов.
– Да, это я выяснил, – сказал Благородный Грегори. – Интересно то, что оценку их способностей провели только один раз. И компания могла быть очень заинтересованной в том, чтобы оценить их пониже, верно? Разумеется, после этого пакпакам уже не имело смысла озаботиться еще одним тестом. И теперь вашему Совершенному Государству выгодно держать планку такой, какая она есть.
– Ты предполагаешь, что существует заговор? – Еще немного, и Нгонда мог перейти к оскорблениям. – Что мы намеренно убиваем разумных существ?
– Я просто задаю вопросы, друг Стойкий. И нет, я не говорил, что они так же умны, как люди, нет, нет, никогда. Но предположим, что второй тест покажет, что их интеллект равняется… ну, допустим, восемь и три. Или даже восемь и одна. Тогда Тысяча Миров может захотеть, чтобы этих животных охраняли.
– Охраняли? – В голосе посланника прозвучали резкие нотки.
– А что, вы не считаете это хорошей идеей? Вам пришлось бы собрать их и перевезти в парк, сделать нечто в этом духе. Позволить жить свободной жизнью местных обитателей.
– На Уолдене не осталось местных обитателей. – Успех заметил, как Хитрец настолько сосредоточился на разговоре, что почти не обращал внимания на дорогу. – Кроме, может, подводных жителей.
Направлявшийся на запад фургон с маслом быстро нагонял их.
– Мы можем построить один такой парк, – весело произнес Благородный Грегори. – Л'юнги могли бы собрать деньги. Нужно хоть что-то сделать.
– Могу я кое-что у вас спросить? – Нгонда благополучно преодолел стадию раздраженности и теперь продвигался прямиком к ярости.
– Да, друг Стойкий. Конечно.
– Сколько вам лет?
– Двенадцать стандартных. Мой день рождения в следующем месяце. В этом году не хочу устраивать большое торжество. Слишком много хлопот.
– Они видят себя в зеркале, – произнес Хитрец.
– Что? – Нгонда слишком отклонился от главного предмета разговора. – Что вы только что сказали?
– Когда гусепес смотрится в зеркало, то понимает, что там его отражение. – Хитрец потянулся к окну, чтобы было лучше слышно. – Прошлой зимой у нас в доме жили мать и несколько птенцов. Они уже одомашнены.
Фургон едва полз по дороге.
– Ну так вот. Моя внучка Ручеек однажды играла с птенцами – одевала, как кукол. Глупый ребенок решил разрисовать их всех грейпфрутовым соком. Сказала, что пыталась сделать своего первого пурпурного гусепса, – ее отец выращивал таких, знаете? Но она почти покрасила лапу сзади, и тут мать наконец заметила, что происходит. Когда Ручеек отпустила несчастное создание, оно галопом бросилось к зеркалу, чтобы посмотреть на свою лапу. А потом принялось стонать, щелкать клювом и вертеться волчком, как они всегда делают, когда расстроены. – Хитрец посмотрел в зеркало заднего вида и заметил, что фургон с маслом наконец догнал их. – Я там был, видел все своими глазами. Мысль, что гусепсы знают, кто они, мучила меня несколько дней.
Он свернул на обочину и жестом предложил водителю фургона проезжать.
– Было трудно, но с тех пор я не могу заставить себя есть их мясо.
– Это самый странный случай из всего, что я слышал, – сказал Нгонда.
– Большинство жителей думают так же, как Хитрец, – заметил Успех.
– Это их право. Но переходить к выводам, основываясь на наблюдениях людей…
– Я не собираюсь резко переходить, друг Стойкий, – ответил Благородный Грегори. – Так мы делать не будем.
Хотя посланник явно хотел привести еще какие-то аргументы, никто больше не проронил ни слова, и Нгонде пришлось успокоиться. Хитрец вновь выбрался на дорогу и остаток пути проехал на нормальной скорости. Ветер словно выдувал все мысли Успеха из головы.
Когда они свернули с улицы Джейн Паудер на дорожку к домику, Хитрец обернулся к Успеху:
– Похоже, у тебя будет компания.
Люнг в расстройстве обернулся. Ну кто сказал жителям, чтобы они пришли? Он выглядывал, но не мог никого рассмотреть, пока они не остановились у крыльца. Затем заметил у сарая мотороллер.
Если Благородный Грегори и мог творить удачу, то Успеху он наколдовал сплошное невезение. Потому что это был мотороллер Утехи.
Благородный Грегори встал и повернулся кругом, осматривая ферму.
– Это твой дом, Успех. – Его слова прозвучали не вопросом, а утверждением, словно Успех тоже видел все это впервые в жизни. – Теперь я понимаю, почему ты хотел жить так далеко от всего. Живая поэзия.
Стойкий Нгонда открыл дверцу и вышел на пыльную дорогу. Судя по лицу, домик произвел на него обратное впечатление, однако он был достаточно тактичен, чтобы держать свое мнение при себе. Просто прижал к груди свой рюкзак и стал подниматься на крыльцо, когда заметил, что остальные так и не вышли из грузовичка.
Они смотрели на направляющуюся к ним от сарая Утеху. Она была столь явно не в настроении, что, казалось, распространяла вокруг себя волны полыхающей ярости.
– Эта женщина выглядит разъяренной, как молния, – сказал Благородный Грегори. – Хочешь, чтобы я вмешался?
– Нет, – ответил Успех. – Возможно, она просто собьет тебя с ног.
– Но это твоя Утеха? Жена, с которой ты больше не живешь. Это так волнующе, как раз то, на что я надеялся. Она пришла с визитом, – может, хочет пригласить тебя обратно?
– Я бы на это не рассчитывал, – ответил Успех. – Извини, но мне нужно попытаться с ней поговорить. Хитрец, если у тебя есть немного времени, пожалуйста, проводи Стойкого и юного Счастливчика в дом. Там много еды.
– Счастливчика, – повторил Благородный Грегори имя, которое они для него придумали, словно вживаясь в образ. – Привет, друг Утеха, – окликнул он женщину. – Меня зовут Счастливчик. Счастливчик Нгонда.
Она проигнорировала приветствие, продолжая наступать на них. Его жена была стройной женщиной с прекрасными чертами лица и глазами, темными, словно ягоды черной смородины. Блестящие черные волосы водопадом струились по спине. Она была в полосатом желтом платье без рукавов, которое Успех никогда раньше не видел. Подумал, что это, должно быть, часть ее нового гардероба. Новой жизни. Когда он был влюблен, то думал, что Утеха красивая. Но теперь, увидев впервые за много месяцев, понял, что она просто утонченная. Она не выглядела достаточно сильной для работы на ферме.
Успех открыл дверцу, и Благородный Грегори выпрыгнул на землю. Нгонда спустился со ступенек, чтобы быть представленным Утехе. Успех как раз вручал Хитрецу рюкзак Благородного Грегори, когда она наконец подошла к ним.
– Рада Гэнди сказала, что с утра ты очень хотел меня видеть. – Она не тратила время на приветствия. – Я не знала, что помешаю вашему веселью.
– Утеха, – сказал Успех, – извини.
Он замолчал, удивляясь тому, как быстро вернулся к прежней роли. Когда они были вместе, он вечно извинялся.
– Утро доброе, сладкая кукуруза, – сказал Хитрец. – Боюсь, веселья у нас маловато.
– Но внутри есть закуска, – встрял Благородный Грегори. – У вас двоих здесь чудесное местечко. Я сам только недавно встретил Успеха, но уверен, что однажды он будет здесь счастлив. Меня зовут Счастливчик Нгонда. – Он протянул руку. – Нам нужно пожать друг другу руки, но сначала вам придется назвать свое имя.
Утеха была настолько сосредоточена на Успехе, что поначалу просто не заметила Благородного Грегори. Теперь же она внимательно рассматривала его красный комбинезон, широко раскрыв глаза.
– Почему вы так одеты?
– А в чем дело? – Он взглянул на свой наряд. – Я оделся так, чтобы навестить своего друга Успеха. – Он хлопнул себя по неприкрытой голове. – Это все шляпа, да? Я должен носить шляпу.
– Стойкий Нгонда, друг Успеха из Девятого отряда. – Мальчик-посланник загородил собой Благородного Грегори. – Я приношу извинения за вторжение. Знаю, вы должны обсудить важные вещи. Почему бы вам не начать прямо сейчас? Мы с племянником с удовольствием подождем внутри.
Он обнял мальчика за плечи и повлек его к крыльцу.
– Подожди, – возразил Благородный Грегори, – я думал, что буду твоим кузеном.
– Не торопись, Успех, – сказал Нгонда, уволакивая мальчишку. – С нами все будет в порядке.
Хитрец с недоверием покачал головой.
– Я прослежу, чтобы с ними ничего не случилось, – предложил он и пошел следом.
– Там в холодильнике пироги! – крикнул Успех им вслед. – Большая часть яблочного и только пара кусочков персикового.
Он заставил себя повернуться к Утехе.
– Отец сказал, что ты была здесь на днях. – Успех хотел улыбнуться, но не смог. – Ты испекла мой любимый пирог.
– Кто эти люди? – Ее глаза сверкали подозрением. – Мальчик очень странный. Зачем ты привез их сюда?
– Давай пройдемся. – Успех взял жену за руку и удивился, когда она пошла следом без малейшего протеста. Он чувствовал, что ее ярость утихает по мере того, как они отдалялись от домика. – Я разговаривал с Радой Гэнди. Она сказала, ты очень плохо себя чувствуешь.
– Я имею право чувствовать себя так, как хочу, – фыркнула Утеха.
– Ты не приняла причастие.
– Причастие, они дают его тебе, чтобы ты поступал как тупица и еще удовольствие от этого получал. Скажи ей, что я не хочу, чтобы этот навязчивый дым мешал мне видеть вещи такими, какие они есть. – Она остановилась и повернула его лицом к себе. – Мы разводимся, Успех.
– Да. – Он выдержал ее взгляд. – Я знаю. – Ему хотелось обнять ее или, может, встряхнуть. Коснуться длинных черных волос. Но руки бессильно висели по бокам. – Но я все равно беспокоюсь о тебе.
– Почему?
– Ты говорила, что хочешь уехать отсюда. Она повернулась и пошла.
– Мне одной не управиться с фермой.
– Мы можем помочь тебе, ДиДа и я. – Успех догнал ее. – Найми кого-нибудь из местных ребят. Или, может, кого-нибудь из другой деревни.
– И как ты думаешь, сколько это будет продолжаться? Если хочешь управлять фермой, Успех, просто купи ее у меня.
– Твоя семья – важная часть этого места. Вся деревня хочет, чтобы ты осталась, каждый из нас.
Она жестко рассмеялась.
– Все хотели нашей женитьбы, теперь хотят, чтобы мы остались вместе. Я устала оттого, что они вмешиваются в мою жизнь.
Он не собирался признаваться, что временами думал о том же.
– Куда ты отправишься?
– Подальше отсюда.
– Просто подальше?
– Я скучаю без него. Правда очень скучаю. Но не хочу жить здесь, у могилы Вика.
Успех пнул подвернувшийся камешек и несколько минут шел молча.
– Ты уверена, что хочешь уехать не из-за меня?
– В этом я уверена, Успех.
– Когда ты все это решила?
– Успех, я не сержусь на тебя. – Утеха внезапно поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать его. Губы ее схватили, по большей части, воздух, но их щеки соприкоснулись, и Успеха обожгло тепло ее кожи. – Ты очень близок мне, особенно когда ты такой, как сейчас: спокойный и задумчивый. Ты лучше всех и всегда был так добр ко мне. Я просто не могу больше жить здесь.
– Ты тоже очень много для меня значишь, Утеха. Прошлой ночью, после того как я участвовал в единении…
– Не надо. Мы ценим друг друга. Давай остановимся здесь. Место очень хорошее. – Утеха вновь встала перед ним. – Теперь расскажи мне о мальчике. Он ведь внешний, правда?
Она бросила на Успеха внимательный взгляд, и он попытался не сдаваться. Они шли в тишине, пока он не решил, что именно можно рассказать о Нгонде и Благородном Грегори.
– Обещаешь хранить тайну? Она вздохнула:
– Ты же знаешь, что сохраню. Говори.
Они уже обошли домик кругом. Успех заметил, что Благородный Грегори наблюдает за ними из окна, и направился с Утехой к сараю.
– Два дня назад, еще в госпитале, я решил послать приветствия внешним. – Он прервал ее возражения. – Не спрашивай, я не смогу объяснить, зачем это сделал. Может, просто слишком устал. Короче говоря, этот мальчик оказался одним из них. Его зовут Благородный Грегори Л'юнг, или как там его, я забыл полный титул. Он с планеты Кеннинг в созвездии Персея, и подозреваю, этот парень – очень важная шишка. Потому что потом, как оказалось, он прилетел на «острове» сюда и снял меня с поезда.
Он рассказал ей о корабле, Мемзен и детях Л'юнг и как его заставили показать свою деревню Благородному Грегори.
– А, и еще он предположительно создает удачу.
– Что это значит? – спросила Утеха. – Как кто-то может создавать удачу?
– Точно не знаю. Но Мемзен и Л'юнга, все уверены, что он ее создает, или как там еще.
Они забрели в цветник ГиГа. Когда они переехали, Утеха пыталась ухаживать за ним сама. Однако у нее не было ни времени, ни терпения бережно выращивать растения, и поэтому она сажала только краснодревы, хосту и розы. Но из-за отсутствия ухода даже эти довольно стойкие цветы уступили почву вьюнкам, ползучему пырею и молочаю.
Успех присел на каменную скамейку, смастеренную дедом для бабушки, и пригласил Утеху присоединиться к нему. Она помедлила, затем уселась с другого края, повернувшись к Успеху лицом.
– Он слишком тупо себя ведет, чтобы быть кем-то важным, – сказала она. – Как тебе его ляп с кузеном, а не племянником? Или люди в его мире – идиоты?
– Может, он это и хотел сказать. – Успех потянулся вперед и ухватил стебель молочая. – В конце концов, он надел это красное безобразие и не делает никаких попыток притвориться местным жителем.
Он стряхнул с корней грязь и оставил растение сохнуть на земле.
– Что, если он хотел, чтобы я рассказал тебе, кто он такой, и сделал все, чтобы так и получилось? Думаю, он привык идти собственным путем.
– И чего он хочет от нас? – спросила Утеха с ничего не выражающим видом.
– Не уверен, что понимаю. Я думаю, что, может, Мемзен говорила правду: он пришел сюда посмотреть, как его присутствие нас изменит. – Успех покачал головой. – Есть ли в этом какой-то смысл?
– Необязательно, – сказала Утеха. – Он ведь из внешних миров. А там думают совсем по-другому.
– Может, и так.
Утверждение, что внешние думают очень странно, прививалось им на каждом занятии по уверенности в своих силах. В конце концов, именно из-за странностей мышления Старейшина Винтер нашел Уолден. Но теперь, когда Успех сам встретил внешних – Мемзен, Благородного Грегори и Л'юнгов, – он уже не был так уверен в их странности. Однако сейчас не самое время – обсуждать эту проблему.
