Текст книги "Лучшее за год XXIII: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк"
Автор книги: Гарри Норман Тертлдав
Соавторы: Майкл Суэнвик,Джо Холдеман,Джин Родман Вулф,Паоло Бачигалупи,Брюс Стерлинг,Аластер Рейнольдс,Мэри Розенблюм,Стивен М. Бакстер,Элизабет Бир,Питер Уоттс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 68 страниц)
Можешь объехать этот квартал на машине. Ты увидишь, как массажные салоны рекламируют широкий спектр услуг: от разогрева мышц до настоящих извращений – греческий, французский и английский массаж. Или секс-терапевтов, которые избавляют от сексуальной скованности с помощью разыгрывания различных сексуальных ролей. Здесь, здесь и здесь – бары для гомиков, баня и еще всякая всячина. А вот тут продают костюмы, цепи, белье из кожи и настоящие протезы.
– Протезы? – Потом до меня дошло. – Ничего себе!
– Все, что можно вообразить о секс-услугах, ты здесь найдешь. Это страна, где добродетель покупается. Это карнавал секса, зона развлечений, зоопарк. Это резервация распущенности. Место, где зародится СПИД. Тебе придется позаботиться о презервативах. Так или иначе, – Джорджия положила рядышком две карты, – замечаешь совпадение? Я думаю, ты должен догадаться…
– Эти ребята – гомики?
– Или геи, если тебе так больше нравится.
– Это подозрение или?.. Джорджия помедлила с ответом.
– Ну, возможно, я ошибаюсь, но если я права, тогда полиция Лос-Анджелеса нам не поможет. Так же как и департамент шерифа. Им наплевать. Вряд ли они отнесутся к этому серьезно. И мы не сможем поговорить на эту тему ни с кем из родителей. И вероятно, даже с самими парнями. Сейчас эта тема закрыта для обсуждения, и так будет в течение еще целого года, до июня шестьдесят девятого года. «Стоун-уолл»,[150]150
«Стоун-уолл» – отель в Гринвич Вилледж (Нью-Йорк), где в 1969 г. произошло собрание геев и лесбиянок, решивших бороться за свои права.
[Закрыть] – пояснила она.
– Я знаю про «Стоун-уолл». Нам предлагали хорошую цену за видеосъемку. Проблема в том, как разместить на месте камеры.
– Икинс над этим работает. Эта штука называется… А, ладно, у меня нет времени объяснять. – Она постучала пальцем по столу. – Давай вернемся к делу. У нас есть шесть недель до первого исчезновения. По мере приближения этой даты ты можешь воспользоваться временными скачками. Возможно, тебе придется существовать одновременно в нескольких временных слоях, но в этом будет твое преимущество. Ты сможешь освоиться в этом районе, определить местоположение жертв, хорошо замаскироваться. Отрастить бакенбарды. Мы нашли для тебя квартиру в самом центре района, на углу Норт-Кинг-роуд и Санта-Моники, на втором этаже. Так, подожди минутку. – Джорджия ненадолго вышла из комнаты и вернулась с картонной коробкой для документов и связкой ключей. – Еще мы приобрели для тебя новый автомобиль. Ты не можешь разъезжать на «шеви» пятьдесят шестого года в Лос-Анджелесе шестьдесят седьмого года. Это привлечет излишнее внимание.
– Но мне нравится «шеви»…
– Мы купили тебе «форд-мустанг» шестьдесят седьмого года, с откидывающимся верхом. С ним ты не будешь выделяться из общего ряда. По Калифорнии уже бегают сотни тысяч таких пони. Он припаркован тут недалеко. Дай мне ключи от «шеви». Мы подремонтируем его и поместим на хранение. Через сорок лет он будет стоить достаточно, чтобы на эти деньги приобрести отдельное жилье. Приличной стоимости квартирку.
Джорджия с резким хлопком вскрыла коробку. Там оказалась еще дюжина конвертов различной толщины.
– Все, что мы смогли раздобыть по этим исчезновениям, включая фотографии жертв. Это первые двое парней, на которых ты должен сосредоточиться.
Я рассортировал материалы.
– О'кей. Итак, мы имеем приблизительную географическую область. И весьма специфический набор возрастов. Есть еще что-нибудь, что связывает эти жертвы между собой?
– Посмотри на фото. Они оба «голубки».
– «Голубки»?
– Хорошенькие молодые мальчики.
– Ты исходишь из того, что все они геи?
– Я думаю, что мы имеем дело с серийным убийцей. Кем-то, кто охотится на мальчиков-подростков. О, я знаю – в округе Лос-Анджелес за год пропадает множество подростков. Они запрыгивают в автобусы и едут в Мексику или Канаду, они уходят в подполье, чтобы избежать призыва в армию, или, может быть, бредут куда глаза глядят, не оставляя почтовых адресов для пересылки писем. Но эти тринадцать… Тут другой профиль. Единственное, что их связывает, – в их делах нет никаких зацепок и видимых ниточек. Не скажу, что я абсолютно уверена, но это то, что подсказывает мне интуиция. – Джорджия допила виски. Неразбавленный. В точности как Маргарет. – Я думаю: если мы выясним, что произошло с первой жертвой, то потянем за нужную ниточку.
Я допил виски и отодвинул пустой стакан. Накрыл его рукой в ответ на ее вопросительный взгляд. Одной порции достаточно. Если Джорджия права, все это серьезно. Очень.
Я глубоко вздохнул – получилось уж как-то слишком громко – и внимательно взглянул на нее.
– Джорджия, ты достаточно давно работаешь на этих улицах, чтобы быть в курсе каждого темного пятна на любой репутации. Я никогда не стану биться с тобой об заклад. – Я сложил вместе все документы. – Я поработаю с ними. – Немного помедлив, я все-таки спросил: – Скажи, а сколько мне лет сейчас?
Джорджия даже глазом не моргнула.
– В соответствии с нашей классификацией тебе сейчас двадцать семь. – Она прищурилась. – Если постараться, вероятно, ты можешь выглядеть на двадцать один – двадцать два, не больше. Немного обесцветить волосы, напялить на тебя рубашку для серфинга и шорты, и ты будешь похож на юного бездельника. Что ты задумал? Наживка?
– Возможно. Я думаю, что может возникнуть необходимость поговорить с кем-то из этих парней. Чем ближе я буду к подходящему возрасту, тем больше я смогу рассчитывать на искренность с их стороны.
Некая мысль пришла мне в голову. Я повернул карты и стал их внимательно изучать, переводя взгляд с одной на другую. Придвинул поближе к себе карту с исчезновениями.
– Что ты ищешь?
– Даты. Который из них был первым?
– Этот, вот здесь. – Джорджия постучала ноготком по бумаге. – На востоке Вайн-стрит. – Зачем тебе?
– Когда-то я кое-что слыхал о серийных убийцах. Обычно их первая жертва бывает связана с ними лично. Или, например, с местом, где они проживают. Велика вероятность, что это преступление скорее случайное, чем обдуманное. Иногда случается так, что жертва и преступник… они знакомы друг с другом.
– Раньше ты никогда не имел дела с серийными убийцами, – заметила Джорджия.
– Ты думаешь прибегнуть к чьей-то помощи?
– Может быть, это неплохая мысль. Я задумался и покачал головой:
– Ты не можешь обратиться в департамент полиции Лос-Анджелеса. У них нет полномочий. И округ здесь тоже бессилен.
– Тогда федералы?
Эта мысль мне тоже не нравилась.
– Нет. Мы должны разобраться сами. Позволь мне сначала провести подготовительную работу. Я осмотрюсь там несколько дней, потом мы поговорим. Посмотри, может, ты сможешь раздобыть что-нибудь из ап-тайма.
– Я уже отложила копию досье на длительное хранение. На следующей неделе я добавлю туда твои заметки. Потом поищем ответ.
Длительное хранение было типом временной капсулы. Это был односторонний ящик с временным запором. Вы набираете комбинацию цифр и необходимую дату, выдвижной ящик открывается, и вы кладете внутрь конверт из коричневой бумаги. В назначенный срок – десять, двадцать или тридцать лет спустя – ящичек со щелчком открывается, документы оттуда изымаются и прочитываются. Обычно на самом верху лежит страница с вопросами, так и оставшимися неразрешенными. Кто-то в будущем изучает их, находит ответы, пишет сообщение, кладет его в другой коричневый конверт и вручает курьеру даун-тайм – кому-то, кто движется назад во времени с целой серией таких поручений. Даун-тайм курьер двигается по сотрясениям до тех пор, пока он или она не достигнут точки, в которой был написан первоначальный служебный запрос. Курьер доставляет конверт, и он попадает в длительное хранение с назначенной датой после отправки первого файла, в котором были все вопросы. Это один из способов, и далеко не единственный, когда мы просим будущее оказать нам помощь.
Иногда мы посылали запросы, где интересовались – что из той информации, которую мы не запрашивали, нам следует знать? Разумеется, бывало, что в ответ мы получали полезные сведения, но по большей части они оказывались пустышкой. Люди из ап-тайма очень щепетильно относятся к посылке дополнительных сведений в прошлое. Существовали различные теории о хронопластических структурах полей времени, поэтому находилось не много храбрецов, желающих рискнуть. Одна из теорий состояла в том, что посылка информации методом даун-тайм являлась спусковым крючком для сотрясений времени, потому что устраивала катаклизмы вдоль траектории движения.
Может быть, это и так, я не знаю. Я не теоретик. Я просто парень, пытающийся доискаться до истины. Итак, я засучил рукава и принялся копать. Я предпочитаю этот путь. Пусть кто-нибудь другой берет на себя тяжкий труд размышлений, я займусь подъемом тяжестей. Так сказать, справедливое распределение обязанностей.
Я не собирался становиться времепутаником. Это произошло случайно. Я был морским пехотинцем, меня представили к званию сержанта, и мне пришло в голову продлить свой контракт еще на два года. Их я провел во Вьетнаме в качестве консультанта, в основном в Сайгоне, но время от времени выезжал во внутренние районы страны и дважды в Дельту. Дерьмовое это было место, как мина замедленного действия! Вьет Конг[151]151
Вьет-Конг – фронт национального освобождения Южного Вьетнама.
[Закрыть] стремился пораньше отправить меня в бессрочную отставку, но у меня были другие планы – при первой же возможности вернуться к жизни американского гражданина.
План начал осуществляться в Сан-Франциско, когда я добрался до юга Грейхаунда, завалился спать и попал во временной разрыв в Сан-Андреасе. Это было первое крупное времетрясение, и я проснулся три года спустя, в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году. Как раз чтобы увидеть Нила Армстронга, спрыгивающего с трапа на Луне.[152]152
Армстронг Нил – американский астронавт. Речь идет о первой высадке человека на Луну, осуществленной Н.Армстронгом 21 июля 1969 г.
[Закрыть] Оба близких существа, имевшихся у меня на белом свете, – мой отец и моя собака, – уже умерли. У меня не было никаких знакомых и не было дома, куда я мог бы вернуться. Кто-то из отделения Красного Креста для перемещенных лиц выслушал меня, сделал несколько телефонных звонков, вернулся и спросил: имею ли я какие-то планы относительно своей дальнейшей карьеры? В самом деле никаких? Есть кое-кто, кто хочет с вами побеседовать. Почему именно со мной? Потому что вы обладаете набором необходимых навыков и не обременены родственными связями. Что за работа? Работа тяжелая. Требующая напряжения всех сил, сопряженная с риском, иногда опасная, но деньги приличные. Вы сможете носить оружие и в конце концов станете героем. Вот такая работа. О'кей. Отлично, я встречусь с этим самым «кое-кем». Хорошо, идите по этому адресу, второй этаж, ступеньки над будкой чистильщика обуви. Вам назначено на три часа, не опаздывайте. Вот так это и произошло.
В первые несколько месяцев Джорджия меня далеко не отпускала, гоняла вверх и вниз по началу семидесятых, давала самые легкие задания. Вроде курьерской службы даун-тайм. Ей необходимо было знать, что я не сойду с рельсов. Единственная вещь, которой агентство дорожило и выставляло на продажу, – это доверие. Но я не собирался никуда бежать. Агентство – это все, что у меня тогда имелось. Оно было счастливым случаем, позволившим им стартовать из зоны временного сброса шестьдесят девятого года. В общем, когда спасаешься бегством на самолете, не стоит бросать ручную гранату в пилота. Может быть, в лейтенанта еще и можно, но никогда в пилота… или санитара.
Когда-то я собирался даже пройти переподготовку на санитара и зашел достаточно далеко для того, чтобы поговорить с сержантом. Он кинул на меня взгляд поверх стола, за которым сидел, и покачал головой. «Тут работенка посерьезнее, чем втыкать иголки с морфием в задницы раненым, понял, парень? Лучше оставайся там, где ты есть». Я не знал, как мне относиться к его словам, но что он имел в виду, понял позже, когда мы в первый раз попали под плотный минометный обстрел и со всех сторон стали раздаваться голоса: «Врача! Врача!» Я не знал, куда бежать. И единственным желанием тогда было вжаться в землю и пригнуть голову как можно ниже, пока эти чертовы мины не перестанут визжать. И лишь позже я разозлился достаточно, чтобы начать стрелять в ответ. Но это было намного позже.
Когда обязанности курьера стали для меня привычной рутиной, Джорджия потихоньку начала расширять зону моей ответственности. Когда доберешься до шестьдесят четвертого года, возьми несколько экземпляров таких-то книг и журналов. Если они в хорошем состоянии, возьми больше, но не жадничай. Куклы Барби, одежда в ассортименте (особенно спецодежда) и, конечно, игрушечные машинки Hot Wheels. Иногда она отправляла меня в разные места с заданием фотографировать – улицы, дома, машины, вывески.
После пары месяцев такой деятельности я заявил Джорджии, что эта работа вовсе не требует от меня напряжения всех сил. Джорджия и глазом не моргнула. Она сказала, что мне следует прежде всего освоиться на местности, почувствовать себя комфортно в этом мелькающем калейдоскопе времени так, чтобы ничто не могло привести меня в замешательство. Поэтому шестидесятые и семидесятые годы – подходящее место для тренировок. В течение шестнадцати лет нация прошла через шесть переходных периодов в своем культурном развитии. И хотя считалось, что конец пятидесятых выдался спокойным, Джорджия так не думала. Вряд ли это время было безопаснее, чем другие годы, просто оно таило опасности иного рода. Джорджия хотела как можно дольше не отпускать меня в это десятилетие.
– Ты встретишь там много могил, – сказала она. – Тебя отпугнет эта куча дерьма. Люди, которые боятся, опасны. Особенно когда обладают силой. Позже, когда ты созреешь, мы пошлем тебя поглубже. Посмотрим.
Постепенно Джорджия стала поручать мне некоторые небольшие задания, такие, например, когда клиенты обращались к нам за защитой, которую нетрудно обеспечить, секретной слежкой или требовали предотвратить какое-либо событие.
Например: «Послушай, тут выплыло такое дельце. Возьми пятьдесят долларов. Отнеси их по этому адресу и отдай этому человеку. Найди способ сделать это убедительно. Скажи, что ты менеджер «Уорнер Бразерс», вы запускаете новый телевизионный сериал, полицейское шоу, много съемок на натуре, как в «Драгнет»,[153]153
«Драгнет» – один из популярнейших полицейских сериалов в истории американского ТВ (1952–1970). Действие многих серий основано на реальных событиях.
[Закрыть] тебе надо арендовать квартиру, чтобы вести съемку с балкона, и ты хочешь за несколько баксов решить эту проблему». Такое вот несложное поручение. И молодой писатель, который пытается пробиться и у которого сейчас в доме нет ни крошки хлеба, отчего он уже впал в отчаяние в ожидании выхода своей первой книги, получает возможность спокойно прожить еще одну недельку. Теперь его будущее сложится иначе.
Или, например: «Почтальон доставит сообщение по этому адресу между тринадцатью и четырнадцатью часами. Никого не будет дома до семнадцати часов. Открой почтовый ящик и отправь все письма по этому адресу. Поступай так в течение двух ближайших недель». Ассоциация студентов Университета штата Калифорния. Все это не имело смысла до тех пор, пока годом позже эта самая ассоциация не была изгнана из кампуса за темные делишки. Некоторые люди не получили приглашения поучаствовать в студенческих беспорядках, не связали себя клятвой, не были ранены и не запятнали свою репутацию в университете.
Третий вариант: «Завтра днем любимая собачка этого маленького мальчика выскочит из открытого окна и убежит из дому. Дома до трех часов никого не будет. Поймай собаку прежде, чем она выберется на дорогу, вернись к семи часам, постучи в дверь и спроси, не их ли это собачка, ты нашел ее в соседнем квартале». Точка. Никаких загадок.
«Вечером во вторник, на бульваре Ланкершим, напротив театра Эль-Портал. Синий «форд-фалкон». Кто-то врежется ему в бок между шестью часами сорока пятью минутами и половиной десятого. Узнай номер его водительского удостоверения, оставь записку на ветровом стекле».
Но кроме такого рода заданий я стал получать также поручения странные и таинственные. Некоторые, казалось, вообще не имели ни смысла, ни рационального объяснения, но клиент не всегда считал нужным объяснить причины своих требований. Наши правила заключались лишь в том, что мы беремся за подобные случаи только при условии: никому не будет причинен физический или моральный ущерб.
Вот одно из таких поручений: «Возьми экземпляр «Популярной механики», придай ему потрепанный вид, чтобы он выглядел так, будто его читали. Завтра днем, в тринадцать тридцать, будь на бульваре Ван Нуйз, дом пять тысяч триста тридцать пять, закусочная. Сядь у стойки, лицом к входу, около окошка выдачи заказов. Закажи гамбургер «Биг-бой» и колу. Пока ешь, делай вид, что читаешь журнал. Держи его так, чтобы видна была страница пятьдесят шесть. Оставь доллар «на чай». Положи журнал на стол и уходи».
А вот еще образчик: «В пятницу ночью, сразу после закрытия баров, встань напротив входной двери по этому адресу, притворись, что ловишь машину. Это все. Ничего не произойдет. В два тридцать можешь уйти».
Или еще такое поручение: «Возьми этот сверток. Нет, не открывай. В четыре двадцать пять садись в автобус на Хайлэнд. Выйди на углу Виктория и Лорел Каньон. Перейди улицу и жди возвращения автобуса. Оставь сверток на скамейке».
И самое дикое: «Здесь белая футболка, синие джинсы и красный пиджак, надень. Выглядишь прямо как Джеймс Дин.[154]154
Дин Джеймс – актер, кумир молодежи 50-х. Трагическая гибель Дина в автокатастрофе способствовала мифологизации его образа.
[Закрыть] Запомни лицо этой девушки. Завтра вечером, в Студио-сити, на углу Вентура и Лорел Каньон. Когда она выйдет из аптеки, ты остановишь ее и скажешь: «Когда ты будешь готова получить знание, Вселенная найдет тебе учителя. Даже если ты не будешь готова, Вселенная все равно найдет тебе учителя». Вручи ей этот бумажный пакет. Там поэма Эмили Дикинсон. На вопросы не отвечай. Войди в аптеку, пройди вглубь помещения и выйди через черный ход на парковку, поверни направо и обойди здание, она за тобой не пойдет. Но она должна тебя еще раз увидеть. Иди на запад до кафе-мороженого. Там ты можешь припарковать машину».
В конце концов, когда Джорджия была удовлетворена тем, как я выполняю ее приказы, она дала мне трудное поручение.
– Ты мне доверяешь? Хорошо. Пойди по этому адресу и выруби этого сукина сына.
– Выруби?
– Это жаргон. Прострели ему колено. Оба колена. Мы хотим, чтобы остаток жизни он провел в инвалидном кресле. Да, и разбей телефонный аппарат на стене. Надень эти перчатки и эти туфли. И воспользуйся этим оружием. Здесь снаряжение, глушитель, положи все в пластиковый пакет для мусора, принесешь все назад, сюда, чтобы уничтожить.
– Ты меня разыгрываешь?
– Мы не шутим такими вещами.
– Прострелить ему колени – знаешь, это мудрено сделать, ловкий трюк. Особенно если этот парень не будет стоять на месте.
– Если ты не можешь этого сделать…
– Могу.
– Ты предпочитаешь убить его?
Беру несколько секунд на обдумывание.
– Что он сделал?
– Тебя не устраивает роль наемника?
– Мне нужно знать.
– Превосходно, – сказала Джорджия. – Он – маньяк. Насилует маленьких девочек. Самой младшей шесть лет. И потом убивает их. Завтра он слетит с катушек. Покалечь его вечером, и ты спасешь три жизни, о которых мы знаем, и, вероятно, еще кого-то, если он начнет разгуливать по времени.
– Можно, я задам вопрос? Кто принимает такие решения? Джорджия покачала головой:
– Тебе нет необходимости это знать. – Потом она добавила: – Подумай вот о чем. Преступник выбирает свой путь, когда он становится преступником. Мы пытаемся разрешить эту проблему надолго. Парень, о котором мы говорим, – опасный придурок. Сделай свою работу, и завтра он будет просто придурком. – Джорджия пожала плечами. – Или трупом. И то и другое – часть твоего контракта. Возможно, самая легкая. Или самая приятная. Это на твой вкус.
– Я не психопат.
– Это тоже плохо. Нам не помешал бы один такой. Для серьезных дел.
Я пропустил это мимо ушей.
– А как насчет превентивного ареста? Джорджия вновь покачала головой:
– Этот закон еще не вступил в силу. Но мы не можем ждать. Послушай, давай облегчим твою совесть. После того как ты с ним разделаешься, вытащи из пластикового мешка этот конверт и оставь на полу.
– Что в нем? Деньги?
– Газетные вырезки. О том, что бы он мог сделать со своими жертвами. Оставь это для копов, пусть посмотрят. Ни к чему не притрагивайся. Не оставляй отпечатков.
Были и еще задания, подобные этому. Они никогда не давались мне легко.
В реальной жизни выстрелом не выбьешь оружие из рук плохого парня. Плохие парни не роняют пистолет с криком «ой!» и не подскакивают до небес, – нет, они стреляют в ответ. Из всего, что у них имеется под рукой, – из пистолета, автомата, миномета, – так что делай ноги, приятель, и побыстрее. Они набрасываются на тебя, поливая градом пуль и изрыгая огонь, подстраивают взрывы, превращающие тела в охренительную смесь из грязи и клочков костей и плоти. И тебе надо пригнуться как можно ниже, поглубже надвинуть на голову каску и молиться, чтобы тебе выпал шанс накрыть их огнем, который заживо сожжет вопящих от ужаса врагов, покупая себе таким образом несколько мгновений блаженной передышки, пока ты напряженно ждешь, не начнется ли это все заново. В реальной жизни ты атакуешь противника, не испытывая никаких чувств, просто выводишь его из игры. А если не можешь вывести из игры, тогда ты убиваешь, разносишь к чертовой матери, превращаешь в тошнотворные кровавые ошметки.
На телеэкране все чисто и ясно. В жизни все грязно, отвратительно, непристойно, подло, мерзко, болезненно и невероятно смердит. В реальной жизни плохие парни не считают себя плохими, они думают, что они тоже хорошие. И занимаются они тем, чем, по их мнению, могут заниматься обычные люди. В реальной жизни нет также и хороших парней, просто парни, которые делают то же, что и все. И затем, может быть впоследствии, пока ты по кусочкам собираешь свое тело или душу, у тебя появится возможность разобраться в этом вопросе. Что такое хорошо и что такое плохо. Может быть. Поскольку не важно, кто тут хороший парень, если все уже умерли.
В реальной жизни нет хороших парней. Они не существуют так же, как и ты. Вот она, горькая неприкрытая истина. Тебя здесь нет, тут просто еще одна смерть из телевизора, как проглоченная ТВ-жвачка, которая существует до тех пор, пока не переключаешь канал. Ты думаешь, что ты живой и настоящий? Нет. Ты просто некоторое пространство, где происходит все это дерьмо. Череда событий – не ты руководишь ими, это они имеют власть над тобой. Ты – жук в коробочке. Лавина времени, изливающаяся триллионами крошечных мгновений, секунда за секундой вколачивает тебя в этот песок, и что бы ты ни думал, это иллюзия – ты существуешь только как вплетенная во время галлюцинация последовательных событий. И по прошествии длительного времени, после осознания того, что ты все равно не сможешь противостоять этому безжалостному потоку, – минометные снаряды, или нарезные пули, или удары космических лучей, таких крошечных, что ты не узнаешь, пронзили ли они твое сердце, пока не дойдешь до третьего параграфа, – ты просто продолжаешь заниматься тем же. Ты ждешь, рано или поздно снайперы возьмут тебя на прицел.
Ты не живешь, ты отсчитываешь день во времени, момент во времени. Ты вымеряешь каждый свой шаг, всегда настороже, всегда ожидая, откуда раздастся сухой щелчок спускового крючка. Ты смотришь, ты слушаешь и никогда не торопишься – даже если следует двигаться быстро. И когда приходит время действовать, первым нападаешь на другого парня и кладешь его, не заботясь о том, хорошо ли это, честно ли это. Смысл в том, чтобы он не смог когда-нибудь встать на ноги. Таким образом, ты делаешь то, что делаешь, для того чтобы он не мог творить то, что ему вздумается. И однажды, спустя какое-то время, кто-нибудь говорит тебе, что ты еще хуже, чем он. Но ты знаешь, что лучше, поскольку это ты таскаешь горячие угольки из костра, а не они. В реальной жизни… реальная жизнь смердит.
Итак, я вырубил того парня. Его и троих следующих. И я научился пить виски прямо из бутылки.
До тех пор, пока однажды утром Джорджия не выволокла меня из постели, воняющего и покрытого блевотой, и не засунула в ванну, наполненную холодной водой. Она схватила меня за волосы и макала туда с головой, пока я не завопил. После этого влила мне в глотку цистерну холодного черного отвратительного кофе, не обращая внимания на мои вопли и ругань. Голова моя стучала, как восьмицилиндровый двигатель с разбитыми клапанами, но она заставила меня одеться, отвезла в спортзал и натравила на меня Гунтера, моего личного тренера по физподготовке. И с тех пор началось. Каждый день в семь утра я тащился в спортзал. Днем – уроки иностранных языков в Берлице. Вечером в понедельник – огневая подготовка, практика стрельбы из всевозможного оружия, от современного автомата до кремниевых ружей. Во вторник – уроки всемирной истории. В среду – школа хороших манер мисс Грейс, честно, я не шучу. В четверг – встречи с друзьями Билла.[155]155
Общество анонимных алкоголиков.
[Закрыть] Пятница – ночной сеанс в кино. С Джорджией. Не свидание, а, так сказать, культурная акклиматизация. Суббота отведена изучению дел и ужину с Джорджией. Тоже не свидание, а полный отчет о работе, проделанной за неделю. Воскресенье… завтрак с Джорджией.
Джорджия не спасла мне жизнь. Наоборот, она сделала ее еще более невыносимой. Особенно когда мы стали спать вместе. Не у нее и не у меня – к такому Джорджия не привыкла. Мы отправлялись в один из маленьких дешевых мотелей на холме Кахуэнга, там, где шоссе сворачивает на бульвар Вентура, на полпути к долине Сан-Фернандо. Джорджии хотелось приключений, хотелось находиться в зоне военных действий, а мне нужен был секс. Поэтому в течение трех месяцев мы регулярно кувыркались на смятых простынях, каждую субботнюю ночь, до следующего времетрясения. Потом мне пришлось отправиться в Силмар, прыгнув вперед на три года, и хотя я был далеко, но подумывал о том, что, может быть, мне следует купить Джорджии кольцо. Но когда я вернулся, для нее это уже оказалось пройденным этапом, так все и закончилось. Это был удар навылет, прямо в сердце.
Я нашел себе другое занятие по вечерам в четверг и каждый раз, когда заканчивал очередную грязную работенку, позволял себе пропустить стаканчик скотча. Иногда перепадала чистая работа. Это не помогало. И я сказал Джорджии почему.
Дело не в ней. Тут было совсем другое. Просто я не чувствовал себя хорошим парнем. Убивать ради мира и спокойствия – это все равно что трахаться ради соблюдения невинности. Это не дело.
Джорджия предложила выкупить мой контракт и отправить меня куда-нибудь отдыхать. Я, конечно, заслужил это. Но я сказал «нет». Не знаю, почему я сказал «нет». Может, потому, что была работа, которую надо кому-то делать. А может, потому, что я все еще хотел верить: на свете существует нечто, достойное веры. Черт возьми! Это лучше, чем сидеть на заднице и отравлять свою печень алкоголем.
Поэтому сейчас я взял конверт и оставил на столе бутылку. Может быть, когда-нибудь я найду то, что ищу, но сейчас я не искал ничего.
Первую жертву я отловил около его работы, сел ему на хвост и проводил до дому. Брэд Бойд. Он жил в квартире с внутренним двориком на Ромейн, к востоку от Вайн-стрит. Последние два с половиной месяца. Злобная соседка Бойда ненавидит его собаку и его мотоцикл и будет последним человеком, который видел Бойда живым. В тот вечер она опять наорет на него из-за байка, в каком-то смысле подтолкнет паренька. Брэд выведет мотоцикл, сядет на него, развернется так, чтобы выхлопные газы из обеих труб попали старой мегере в лицо и, запустив мотор на полную мощность, в облаках пахнущего машинным маслом дыма, с ревом умчится прочь. Это произойдет жарким вечером в четверг, в половине десятого. Голубая «ямаха», двухцилиндровый двигатель, семьсот пятьдесят кубических сантиметров, мотоцикл среднего класса; его не найдут. Сегодня я оставил жертву дома, смотреть телевизор. Мерцание голубого экрана было видно с улицы.
Я направился к долине и поехал в Ван Нуйз, к дому Джереми Вейса. Сейчас он живет здесь с матерью, его отец умер год назад; учится в выпускном классе государственного колледжа Сан-Фернандо, расположенного в Нортридже. Его комната находится в дальнем от улицы конце дома. И я не знаю, горит ли там свет. Но машина Джереми стоит на стоянке.
Третья жертва живет на улице Гиперион, в районе Серебряного озера. До центра города, где он работает в банке, парень добирается на автобусе. Я заскакиваю в автобус вслед за ним, сажусь так, чтобы не попасться мальчишке на глаза, и всю дорогу до Хилл-стрит изучаю его. Слегка вульгарного вида, тощий невысокий подросток. Нежная кожа, свежее личико. Слишком хорошенький для мальчишки. Переодеть – и его можно принять за кого угодно. В его чертовой школе парня наверняка дразнят.
После этого я проверяю расположение мест их последнего появления. С другими жертвами я начну работать на следующей неделе. Хочу сперва изучить тех, кто обитает в этом районе. Машину Вейса нашли на Мэлроуз-авеню, в двух-трех кварталах восточнее влекущих огней Ла Синега. Аккуратно припаркованную и запертую. Джереми куда-то вышел и уже не вернулся. Я припарковываюсь на противоположной стороне улицы и выхожу. Опираюсь на теплый капот «мустанга» и изучаю обстановку. На первый взгляд все выглядит вполне невинно.
Этот отдаленный маленький тупичок Западного Голливуда – зона, где время как бы законсервировалось, большинство здешних уголков не изменилось с двадцатых и тридцатых годов. В шестьдесят седьмом на Мэлроуз теснятся небольшие безвкусные арт-галереи, бутики декораторов интерьера и множество мебельных магазинов, надеющихся прослыть стильными. Улица безлюдна даже днем.
Ночью Мэлроуз-авеню и вовсе дика и необитаема, янтарные огоньки уличных фонарей лишь сильнее оттеняют мрак… В нескольких кварталах отсюда, на бульваре Ла Синега, – огни, движение, суматоха, но здесь пустынно, здания жмутся друг к другу в темноте, дожидаясь возвращения дня и иллюзии жизни. Лампы неоновых реклам подмигивают с витрин запертых магазинов. Редкие красные огоньки над дверными проемами намекают, что за их стенами находятся некие не вполне законные заведения.
Машин, проезжающих по улице, не много, случайных прохожих почти нет. Единственный оазис жизни – ресторан в подвальчике, остающийся открытым даже после того, как все его посетители растворились в темноте. Выходящие из ресторана пары торопливо направляются от освещенных дверей в безопасное чрево своих автомобилей, засовывая чеки в бумажники и шепотом переговариваясь в ночи.
Такие вещи происходят в кино, в вестернах или в фильмах о войне, когда кто-то говорит: «Тихо, здесь слишком тихо» или «Слышишь, даже птицы молчат». Эту фразу хорошо слышать в кино, но не в опасной зоне. В зоне, похожей на место небольшого сотрясения времени. Возникает такое чувство, такое ощущение – будто у воздуха появляется странный привкус. И когда такое ощущение охватывает тебя, волосы на затылке встают дыбом. Ты останавливаешься, оглядываешься, ищешь причину, отчего это у тебя на голове шевелятся волосы. Иногда просто поднялся ветер, поэтому трава на холме покрывается рябью, но ты смотришь, как она колеблется, и осознаешь, что это не совсем обычная рябь. И ты как будто пробуждаешься посреди обычного течения жизни, слышишь, видишь и осязаешь окружающий мир с удвоенной силой… и потом остаток дня чувствуешь себя словно сомнамбула.
