Текст книги "Вольный горец"

Автор книги: Гарий Немченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 32 страниц)

– К несчастью, я там живу! – сказал Аскер. И он так длинно и так совсем по-ребячьи вздохнул, что Гаврюша даже вытянул шею и поверх спинок оглядел соседние кресла: уж не сидит ли где-то там еще один мальчик?

Вблизи ребятишек не было – неужели все-таки это Аскер вздохнул, как маленький? Но старик уже снова повеселел:

– Хочешь, я расскажу тебе сказку?

– А ты умеешь? – спросил Гаврюша.

– Когда-то умел… Когда-то я сочинил много сказок…

– Сам? – не поверил Гаврюша.

– Конечно, сам.

– Выходит, ты – сказочник?.. А говорил, что старый солдат!

Аскер отчего-то еще больше повеселел:

– Часто это одно и то же. Ведь самые лучшие сказочники в мире – это как раз старые солдаты. Именно они, Джебраил, очень убедительно рассказывают о том, какие справедливые войны они вели, какими были героями и храбрецами и только потому-то и выжили, хотя все было наоборот: настоящие герои давно спят в земле – ведь они всегда были первыми, потому-то и встретили смерть раньше других. А живые потом присвоили их славу и присвоили право говорить от имени павших… Ты хоть понимаешь, о чем я?

– Это сказка? – догадался Гаврюша.

– Но Аскер снова печально вздохнул:

– Это горькая правда, Джебраил. Ты еще маленький, чтобы все это понимать, но в том-то и штука, что человеческие слова могут храниться в памяти, как хранится в добром амбаре зерно, и прорастут у тебя в душе, когда ты станешь большой, и это тебе понадобится, чтобы утешить себя или хоть чем-то подбодрить…

– И это тоже правда?

– Это тоже чистая правда!

– А потом ты расскажешь сказку?

– Слушай, Джебраил, сказку. Слушай: жил-был маленький зайчонок. Остальные его братики и сестрички померли оттого, что сверху, с самолета, их посыпали химией, и они не перенесли этого, а зайчонка, о котором мы говорим, мама-зайчиха прикрыла своим телом, а папа-заяц взял своими резцами за длинные уши и оттащил на чистое место, чтобы он там окончательно оклемался – на зеленой травке да на родниковой водице…

– Он оклемался? – спросил Гаврюша.

– Потому-то я и рассказываю тебе эту сказку… Иначе о чем бы я стал рассказывать?

– И что было дальше?

– Дальше зайчик пережил еще много опасных приключений – так много, что просто удивительно, как он мог выжить в таких условиях. Его чуть не задавило комбайном, а когда он однажды ночью выскочил на дорогу, то попал прямо под свет фар мощного автомобиля и бежал, бежал, бежал потом по дороге до тех пор…

Гаврюша-Джебраил не вытерпел – подсказал-таки:

– Наверно, это был «мерседес»? Аскер сперва не понял:

– При чем тут «мерседес»?

– Ты сказал: мощный автомобиль… Он так долго гнался за зайцем…

– Да-да, – согласился старый черкес. – Конечно, это был «мерседес»… Теперь без «мерседеса» и шагу не сделаешь. Все – только на «мерседесе»… Даже туда, куда раньше царь пешком ходил, нынче норовят съездить на «мерседесе».

– Ясно-ясно! – рассмеялся Гаврюша.

Аскер его похвалил:

– Уже неплохо!

– А что? – сказал Гаврюша. – Если у них столько денег, что их девать некуда, они придумают себе такие туалеты, куда будет можно, как в гараж, въезжать прямо на «мерседесе»…

– Вот-вот! – поддержал Аскер. – Из любимой машины не надо выходить – стоит нажать кнопку, и в кресле тут же откроется очко, а на штанах у них будет прорешка не только спереди, но и сзади… Ты еще не встречал на улице людей с такими прорешками?

– Нет еще! – рассмеялся Гаврюша.

– Если встретишь теперь, то знай!

– Я и мальчишкам в своем классе скажу, – пообещал Гаврюша. – Тоже пусть знают…

– Но этот «мерседес», который погнался за зайцем? – напомнил Аскер.

– Может, в нем сидели рэкетиры? – предположил Гаврюша.

– Ты думаешь, они бы стали гнаться за зайцем? – хмыкнул Аскер, – Что с него возьмет рэкетир?.. Капустный листок?

– А он и не возьмет, – возразил Гаврюша. – Он не успеет. Потому что на крутом повороте этот заяц не станет бежать по дороге, а прыгнет за бетонный столб на обочине. И «мерсик» налетит на этот столб, и от него останутся рожки да ножки, а заяц наконец отдохнет…

– «Мерсик» – это «мерседес»? – спросил Аскер. – Что ж, может быть.

– А что с ним было дальше? – поинтересовался Гаврюша.

– С этим «мерседесом»?

– Нет, с зайчиком.

– К нему подошла хитрая лиса и сказала: «Заяц!.. Я тебя съем».

– Это хитрая лиса так сказала? – удивился Гаврюша.

Аскер снова хмыкнул:

– Пожалуй, ты и тут прав. Какая же в таком случае она хитрая?.. Давай по-другому. Хитрая лиса сказала зайцу: из Москвы пришла бумага, в которой сказано, что я должна тебя съесть…

– А могут в Москве придумать такую бумагу? – спросил Гаврюша.

– В последнее время там только такие бумаги и придумывают: чтобы лиса съела зайца. А волк – съел лису. Волка задрал медведь. Медведя…

– А им бы там достались все шкуры?

– Ты далеко пойдешь! – похвалил Гаврюшу Аскер. – Может, когда станут выбирать президента, ты выставишь свою кандидатуру?

– Мне слишком мало лет! – вздохнул Гаврюша.

– И Аскер как будто спохватился:

– Ах да!.. Там ведь надо, чтобы кандидату в президенты было как можно больше лет и как можноменьше извилин…

– Извилин? – переспросил Гаврюша. – Каких?

– Ты еще не знаешь, каких извилин может не хватать президентам?

И мальчик тихонько рассмеялся:

– Ну понял, понял!.. А она покажет зайцу эту бумагу?.. Лиса? Или бумаги у нее не было, но заяц все равно испугался…

– Он очень испугался, – подхватил Аскер. – Но тут он вспомнил, что прошептала ему мама-зайчиха, когда папа-заяц собирался вытащить его на чистую травку, а она оставалась с его умирающими братиками и сестричками… Он вспомнил и сказал волшебные слова, которым научила его мама… «Разве лисы едят пустые полиэтиленовые мешки из-под удобрений да из-под всякой химии?» – спросил Заяц. И стоило ему это сказать, как он тут же превратился в этот самый полиэтиленовый мешок: грязный с виду и даже слегка дырявый. Лиса уже открыла рот, чтобы съесть Зайца, но когда увидела перед собой кусок прозрачной пленки, то невольно открыла его еще шире, вытаращила глаза да так и пошла потом через поле. Если тебе встретится когда-либо лиса с вытаращенными глазами и широко открытым ртом – так и знай: это та самая хитрая лиса, которая говорила зайцу, что у нее есть бумагаиз Москвы…

– Это я понимаю, – сказал Гаврюша. – Что заяц может превратиться в пустой полиэтиленовый мешок…

– Что тут такого, верно? – поддержал Гаврилу Аскер.

Тот согласился:

– Я и говорю: это мне ясно. Но как потом пустой полиэтиленовый мешок, да еще дырявый и грязный, – как он снова может стать зайцем?

– В этом и есть главный секрет, – сказал Аскер. – Если хочешь: большая тайна.

– И как он может?

– А вот: он так и остается пустым мешком и на одном месте торчит посреди поля или на опушке леса до тех пор, пока проезжающий в автобусе… как едем мы с тобой… или на стареньком автомобиле, или на бричке проезжающий мальчик не закричит вдруг радостным голосом – обязательно радостным, ты это непременно запомни: «Заяц!.. Смотрите – заяц!.. Заяц!..» И тогда он тут же оживает и со всех ног несется дальше. По своим делам, которых очень много у него накопилось, пока он пустым мешком торчал посреди зеленого поля… Представляешь, сколько у него могло накопиться дел, если авто-бусы все ехали и ехали мимо, но ни один мальчик не кричал удивленно и радостно: заяц, заяц!.. А все только со скукой зевали и отворачивались. Ты представляешь, сколько всяких дел могло накопиться у зайца за это время?

– Конечно, много! – согласился Гаврюша. Автобус катил мимо облетевшего, стоявшего посреди поблекшей травы леска с черными, с коричневыми да серыми стволами деревьев, потом снова выскочил на дорогу вдоль зеленого поля… Оно поднималось слегка вверх и тянулось до самого горизонта, где возвышалась подрезанная краем поля ослепительно белая цепочка далеких снеговых гор… Какое голубое висело теперь над ними небо!

– Представь себе, что заяц каждый день должен был дважды обежать это поле, – сказал Аскер. – Один раз – по часовой стрелке… Надеюсь, ты знаешь, что это означает, и как он бежал в этом случае?

– Конечно! – согласился Гаврюша. И даже повел подбородком. – Отсюда – туда.

– И другой раз – против часовой стрелки, – добавил Аскер.

– Оттуда – сюда, ага…

– А если заяц месяц напролет проторчал посреди зеленого поля?.. Представляешь, как долго придется ему нагонять упущенное время?

И Гаврюша пожалел бедного зайца:

– Забегается!

– Вот! – подхватил Аскер. – А мы спокойно проезжаем себе мимо этих пустых мешков… И так и говорим: мол, это пустой мешок!..

– Понял! – откликнулся Гаврюша.

– Что ты понял?

Но мальчик только хитренько улыбался:

– Понял-понял!.. Сейчас я еще чуток подумаю…

– Хорошее дело! – согласился Аскер.

Тут я должен признаться, что в точности не могу объяснить, почему дальше все произошло именно так, а не иначе… Может, Гаврюша думал больше, чем надо бы?.. На всякий случай имей в виду: если очень уж долго думать, то можно себя самого перехитрить.

Не уверен, правда, что так оно с Гаврюшей и было, но что нам с тобой остается предположить?

– А как по-черкесски будет – лев? – спросил наконец Гаврюша.

– Каплан! – ответил Аскер.

Гаврюша глянул за окно, туда, где на краю зеленого поля виднелся рваный пакет, и радостно – ну как только смог радостно! – закричал:

– Смотрите, каплан, каплан!

Автобус вдруг резко остановился. Передняя дверь тут же открылась, и водитель громко сказал:

– Салам алекум, Каплан! Входи!

Гаврюша дернулся на колене у Аскера, вытянул шею и замер в недоумении и страхе: неужели сейчас в автобус, и правда что, вскочит лев?!

– Алекум салам! – послышалось впереди, и в салон поднялся седой симпатичный человек с веселыми добрыми глазами…

– Может, это даже лучше? – спросил Гаврюшу Аскер. – Мало ли что могло с нами приключиться?.. Если бы ты по-русски крикнул: «Лев!.. Лев!» Хорошо, если бы лев тут же умчался в лесополосу. А если бы бежал и бежал рядом с автобусом до самой остановки?.. А если бы он добежал до этого бетонного укрепления, в котором теперь рядом с дорогой сидят гаишники с такими же короткими, как их память, автоматами?..

– Она у них и правда короткая? – спросил Гаврюша, уже ожидавший от Аскера какой-нибудь очередной шутки.

Но голос у Старого Солдата был не очень веселый:

– Представь себе!.. Ни за что возьмут с тебя штраф, и если ты от них быстренько не отъедешь, могут тут же снова потребовать у тебя деньги!

– А тут вдруг – лев!

– Вот-вот… – поддержал Аскер. – Рядом с бетонным укреплением у них обычно стоит деревянный скворечник, куда они бегают в туалет, но если бы они вдруг увидели настоящего льва, в туалет они тут же превратили бы свое укрепление…

– А жить потом перешли бы в деревянный скворечник? – догадался Гаврюша.

– Там стало бы уютней, конечно! – согласился Аскер. – Нет-нет, чего бы мы только со львом не пережили!.. А так ты хорошего человека выручил, Джебраил!..

– У черкесов Каплан – любимое имя. Это – Кесебежев Каплан, – и Аскер слегка повысил голос. – Каплан, ыйт!.. Ты можешь к нам подойти?

Увидев Аскера, симпатичный человек с веселыми добрыми глазами поднял в приветствии руку и улыбаясь пошел к старому солдату:

– Мое почтение тебе, уважаемый Аскер, да продлит Аллах твои дни!.. Любимцем Бога будь!

– Благодарю тебя, Каплан, – сказал старый солдат вроде бы чуть ворчливо, и все же Гаврюша понял, что Старику приятны слова Каплана. – Пусть у тебя всего будет вдвое, и пусть Бог любит тебя не меньше, но ты скажи нам: долго ты стоял тут на краю поля?

– Очень долго! – согласился Каплан. – У нас сломалась машина…

– Э-ей! – поднял ладонь, останавливая Каплана, Аскер. – Только не надо сочинять нам тут сказку про машину и про бензин – все это тут как раз ни при чем… Мы с Гаврюшей только что занимались тут совсем другими историями. Я ему рассказал, как пустой прозрачный мешок, который сто лет никому не нужен, может превратиться в живого зайца, если радостно закричать: заяц! заяц!.. От всего сердца. Ты понимаешь?.. И тут Гаврюша спросил меня, как по-черкесски будет «лев», и только что с надеждой и с верою прокричал: Каплан!.. Каплан! Ты понимаешь?

Каплан Кесебежев на секунду прикрыл глаза и приложил ко лбу палец:

– Так вот почему я тут оказался?

– А ты думал? – рассмеялся Аскер. – Потому-то я спрашиваю тебя: долго ли ты пробыл никому не нужным пустым мешком?

– Больше десятка лет, Аскер, ты это знаешь!.. Правда, я был не прозрачным мешком, а коричневой коробочкой с гофрированной прокладкой внутри – ты, может, помнишь?.. Меня тогда выгнали из редакции и велели идти работать на целлюлозно-картонный комбинат, где делают как раз такие коробки…

Каплан Кесебежев сказал это так искренне и таким грустным тоном, что Гаврюша почти поверил, что так оно все и было.

– А кто хотел тебя съесть? – спросил он у Каплана. – Лиса?.. Или серый волк?

– Его хотели съесть серые люди, – сказал Аскер. – Они куда опасней серого волка!

– Ты все верно говоришь, Аскер! – грустно улыбнулся Каплан. – Вечером ко мне пришел серый человек и сказал: видишь, я не стал вызывать тебя в большой дом, не стал делать так, чтобы все это видели и об этом говорили… Я сам к тебе явился. Завтра утром ты должен выйти на работу на целлюлозно-картонный комбинат. Там тебя уже ждут. А если не выйдешь, то вечером к тебе придут уже другие люди. Ты потом будешь долго ехать и станешь потом работать очень далеко от теплого дома – на дальнем Севере…

– А что ты натворил? – спросил Гаврюша, подумавший, что перед ним, может быть, бывший лесной разбойник.

– Он написал честные стихи! – ответил за Каплана Аскер. – И они подумали, что он – ненормальный, – старик как будто замялся. – А может, ты и правда Каплан, может, и правда? – тут Аскер сделал нарочно строгое лицо. – Ты теперь стал эфенди, учителем верующих муслимов, но люди в Майкопе говорят, что твоя дочка окрестилась в русской церкви и скоро выходит замуж за казака… Это правда?

– Это чистая правда, Аскер! – горячо воскликнул Каплан. – Ты же знаешь, что когда начинаешь чему-либо учить других, жизнь тут же спрашивает тебя: а сам ты пережил то, о чем говоришь?

И Аскер печально вздохнул:

– Аенасын – так!

– Но ты же сам говорил, что казацкие и черкесские богатыри росли вместе, – напомнил Гаврюша. – Почему тогда они стали такие разные?

– Так случается и сегодня, Джебраил: даже родные братья от одних отца-матери вырастают совершенно непохожи ми друг на друга, – начал Аскер. – А то, о чем мы говорим теперь, было тысячи лет назад… несколько сот лет. Не только черкесы – многие люди в наших местах жили тогда набегами. Наверное, ты уже слышал, что это такое, ым? Кончилась у тебя, предположим, соленая баранина – ел ты соленую баранину на ребрышках?.. Если нет, мы попросим Каплана, чтобы он свозил нас в аул к своим друзьям – там еще можно попробовать, что это… что это…

– Что это за вкуснятина? – подсказал Гаврюша.

– Да! Пальчики оближешь… Так вот: кончилась у тебя соленая баранина, а своих баранов у тебя давно уже нет. Что делать?.. И черкес ночью прыгает в седло, скачет в соседний аул и пригоняет оттуда целую отару… Либо стадо, либо табун. И если он успел закрыть ворота прежде, чем его догнали хозяева, все – бараны же его собственность, скотина уже – его… Не станем уточнять, как это называется нынче…

– Приватизация? – догадался Гаврюша.

– Ы, Каплан? – воскликнул старик. – Я уже говорил мальчику, что ему надо выставить свою кандидатуру в президенты!

– А ты не очень часто болеешь? – спросил Каплан построжавшим голосом.

– Что вы! – удивился Гаврюша. – Я пью только молоко!

– Вырастай! – как будто попросил Аскер. – Поскорее вырастай!

– …Жили они набегами, – напомнил старому солдату Гаврюша.

– Да! – подхватил Аскер. – Черкесы были большие мастера на это дело!.. Они научились месяцами выдерживать коней в темном загоне… в какой-нибудь хитрой пещере, ым?.. Из которой коня выводили побегать лишь ночью. Зато потом такой конь привыкал хорошо видеть в сплошной тьме, и за одну только ночку на нем можно было ускакать очень далеко и до рассвета вернуться домой, ты понимаешь?

– Чего ж тут не понять? – согласился Гаврюша.

– Но это мы с тобой говорим о ближних набегах, – поднял палец старый Аскер. – А ведь есть еще дальние! Одним днем там не обойдешься, приходится уезжать на много, на много дней! И в таком набеге ты можешь заболеть или тебя могут серьезно ранить, и тебе придется остаться в чужом краю, чтобы переждать холодную зиму, а весною ты снова отправишься по тому пути, который наметил еще в ауле… это затягивает! А если ты в дальних краях женился и обзавелся детьми, ым?.. Вместе с ними, совсем уже взрослыми, ты возвращаешься на родину – их совсем не знают в родном твоем ауле, а самого тебя уже не узнают – так ты изменился, так постарел, а твое лицо покрылось шрамами, которые ты получил в сражениях далеко от порога сакли, в которой вырос… «Кто это такой?» – спрашивают о тебе друг у дружки твои сильно постаревшие, а то уже и давно ослепшие соседи. И отвечают один другому: это какой-то незнакомый бродяга… Это казак! И ему говорят: иди откуда пришел!.. А ему уже не хочется бродить по свету, он начинает уверять, что вернулся на свою родную землю… ей!.. Тут много чего, скажу тебе, может случиться!.. И часто такому человеку ничего не оставалось, как продолжить свой дальний набег, и он то воевал с турками в Крыму и отдыхал потом у запорожцев на острове Хортица, то решил построить свой город и даже назвал его по-своему: Черкассы… Или потом – Новочеркасск… разве ты не слышал об этих городах?

– Ну как же! – сказал Гаврюша. – Конечно, слышал!

– Такой человек, который жил себе в ауле, а потом отправился в дальний набег и оторвался от корня, мечется между Западом и Востоком: то стоит под Варшавой, под польским городом, а то потом много лет идет в противоположную сторону, идет и идет, присоединяет к русскому государству целую большую страну – присоединяет громадную Сибирь, а потом переплывает Берингов пролив и строит себе саклю уже на Аляске, ым?.. Он уже почти не помнит, что он – черкес, и когда встречается со своими в Париже… ты ведь помнишь, Джебраил, что в начале прошлого века была Отечественная война с французами и на время пришлось у них отобрать Париж, чтобы они им не хвастали?.. Так вот, когда они встречаются потом в Париже, в который приходят с разных концов, то знакомятся заново, и почти такое же потом происходит, когда уже в последнюю войну, во вторую войну с германцами они потом вместе берут Берлин…

– И ты хочешь сказать, дедушка Аскер… – начал было Гаврюша и остановился, задумавшись. – Ты хочешь сказать… что по берлинской мостовой, как в песне, они и правда ехали вместе?

– Уверяю тебя, Джебраил! – серьезно сказал старый солдат. – Если ты расспросишь уважаемых стариков, наших земляков русских и черкесов, которые еще, слава Аллаху, живы, если ты прочитаешь мудрые и справедливые книжки, ты узнаешь, что в казачьем корпусе, которым командовал осетин Исса Плиев, русский генерал, был также адыгейский полк… И был кабардинский полк. Ты знаешь об этом?

– Теперь он будет знать! – ответил за Гаврюшу Каплан.

А сам Гаврюша глубоко вздохнул и сказал чуть ли не с восхищением:

– Представляю, какой мне надо иметь амбар!

– Амбар? – переспросил Каплан.

И Гаврюша постучал себя пальцем по лбу:

– Да, амбар. Где я должен хранить все то, что рассказал мне нынче старый солдат дедушка Аскер.

– Аферэм! – одобрительно воскликнул пожилой черкес. – Молодец!..

Должен тебе сказать, что в Армавире, где Гаврюшу встречала родня, они потом вместе с ним пошли на фольклорный праздник, и это в их честь Гаврюша слегка переделал свою любимую песню.

– Казаки! – выкрикивал Гаврюша припев. – Казаки!.. Едут, едут по Берлину наши казаки!

И тут он бросил вверх, свою папаху и еще громче добавил:

– А с ними черкесы!..

И зал отвечал ему такими громкими и дружными аплодисментами, которых он в жизни еще не слышал…

Но я теперь не о том.

Я уже о твоем амбаре, мой мальчик. Надежно ли ты хранишь в нем то, что говорят тебе старшие?.. Это очень важно, не забывай – хранить это бережно.

Почаще возвращайся к тому, что хранишь, и перебирай его мысленно. Добавляй туда то, что добудешь из умных и добрых книжек. И поменьше, скажу тебе, смотри телевизор: чтобы на амбаре твоем не поехала крыша.