Текст книги "Вольный горец"

Автор книги: Гарий Немченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)

– А я бы тебе помогала!

– Ты?! Помогала сдувать? – удивился Вольный Ветер. – Не смеши меня.

– Сам просил: не наступай, мол, на больную мозоль, – со вздохом напомнила Кудрявка. – А, думаешь, мне не больно, когда вдруг даже ты – о крепких корнях? Кто о них не мечтает! Но если их нет, должно же нас что-то связывать…

– Говорил тебе, что есть особая связь…

– Да я вот её всё больше чувствую, – сказала Кудрявка, как будто чего-то недоговаривая.

Вольному Ветру пришлось даже уточнить:

– Душевную связь, что ли?

– Что-то такое, да…

– С другом моим тоже, что ли? – поинтересовался Вольный Ветер насмешливо. – С Крепким Камнем?

Но Кудрявка очень серьёзно ответила:

– И с ним – тоже.

И Вольный Ветер впервые произнёс какой-то странный звук: ну, как будто закашлялся.

– А какие, ты говорил, ведутся исследования? – пришла ему на выручку Кудрявка.

И он опять вдохновился:

– А, думаешь, почему мы с корнем вырываем деревья? Потому что как раз хотим с этим разобраться. С корнями. Откуда они растут? Куда?.. Как?.. Почему?.. У нас есть очень, оч-чень большие специалисты по корням: такие деревья выворачивают!.. Но обобщить нам пока не удаётся.

А Кудрявка вдруг негромко спросила:

– Ты слышишь?

– Слышу-слышу, – недовольно фыркнул Вольный Ветер.

– И ты опять спрячешься?

– Я же тебе говорил, что это дурная компания!

– И там нет ну, ни одного доброго ветра? – с надеждой спросила Кудрявка. – Ни одного-ни одного?

– И потом я только что прилетел, – продолжал ворчать Вольный Ветер. – Хотел у старого друга отдохнуть, да вот с тобой заболтался и ничего ему пока даже не рассказал.

– По нашему бугру тоже как-то проходили черкесы, – сказала Кучерявка. – Между собой разговаривали, а мы услышали. Так вот у них три дня гостя не принято спрашивать, на сколько он приехал…

– Да причём тут? – всё громче ворчал Вольный Ветер. – У моего друга так принято, что и через неделю не спросит…

– И через месяц? – спросила Кудрявка.

– Ну, на столько я тут никогда не задерживался, но что он и через месяц не поинтересовался бы – это точно.

А Кудрявка снова с надеждой спросила:

– Они уже ближе, ты слышишь?

– Ну, что ж теперь!

– А мог бы ты меня хоть слегка подбросить? – попросила Кудрявка. – Когда они будут над нами пролетать?

Ветер не то что удивился – даже как будто испугался:

– Я?! Своими руками?

– Прошу тебя! – взмолилась Кудрявка. – Ты ведь сам говорил, что мне надо белый свет повидать и хоть чему-то научиться…

– Подрасти ещё! – буркнул Вольный Ветер.

– Как же я тебе подрасту – без корня?

– А вот как хочешь! – уже почти кричал Вольный Ветер. – И я вот без корня!.. А, знаешь, как я в один момент могу вырасти?

– Но я-то не могу!

– А ты пробовала?

– Сердце подсказывает, – печально сказала Кудрявка. – Что я должна лететь. Ты понимаешь? Обязана.

– А, знаешь, что потом о тебе станут говорить?..

– Что повидала большой мир?

– Повидала она! – сильней зашумел Вольный Ветер. – Кабы это! О тебе станут рассказывать, что у тебя ветер в голове…

– Разве это так плохо?

– Ты хоть соображаешь, что говоришь? – возмутился Ветер.

– Помнишь, я рассказывала тебе о черкесах, которые отдыхали на нашем бугре? В голосе у неё послышалось полузабытое Вольным Ветром тепло, с которым разговаривала с ним когда-то его маленькая сестричка Заветрюшка, и он проворчал уже ласковей:

– Три дня ни о чём гостя не спрашивают?

– Потом они говорили о другом и всё повторяли два слова: «Большой дунэй». Мы спросили у нашей тётки Старой Колюки, что это значит, и она попыталась объяснить нам, что это – белый свет. Большой мир…

– И что, что? – поторопил Вольный Ветер.

– Мир такой большой, а я такая маленькая! – жалобно произнесла Кудрявка.

И Ветер всердцах воскликнул:

– Опять она за своё!

Может быть, они слишком громко разговаривали?

Может, первыми подкрались к ним, как опытные разведчики, тихие, бесшумные ветры?

Но только Кудрявка раз и другой подпрыгнула и стала вдруг подниматься всё выше и выше…

– Эй-эй, ты куда? – закричал ей вслед Вольный Ветер.

– Это не я, они несут меня! – откликнулась Кудрявка, и было непонятно, чего в её голосе больше: тревоги или радости.

– Сейчас я им, погоди!

Вольный Ветер стремительно рванулся вслед за ней, быстро настиг и понёс было вбок, но как раз тут-то на них с гулом налетел воздушный поток, в котором чего только не слышалось и чего только не летело: среди сора и обломков стеблей Кудрявка успела заметить и носовой платок, и старую шляпу, и даже несколько летевших высоко над ними крупных шаров перекати-поля.

Крупных-крупных!

– А-а, Темир-казак! [6]6
  Темир-казак по-адыгейски – северный ветер.


[Закрыть]– со свистом кричал кто-то рядом с ней. – Ты вернулся?.. Решил опять стать разбойником!

– Как знать! – насмешливо отвечал голос Вольного Ветра. – Вернулся я как раз затем, чтобы кое-кого из вас отучить от разбоя!

Вокруг зашикали, зафыркали, засвистели:

– Нашёлся умник – опять он за старое!

– Думаешь, это тебе удастся?

– Да ты просто ослаб – ну, так и скажи!

И знакомый Кудрявке голос сделался грозным:

– Сказать? Ну – слушай!

Тут же её сильно качнуло, закружило, бросило вверх и в сторону.

– Ты что, Темир, шуток не понимаешь!? – раздался обиженный голос насмешника.

Другой услужливо предложил:

– Хочешь, я понесу твою колючку?

– Обойдусь!

– Может быть, отдашь её в наш обоз – там молодые носильщики…

– Я вам что сказал? – грозно напомнил Вольный Ветер. – Сказал, обойдусь. И это не колючка, это – моя сестра маленькая Кудрявка. Будет рядом со мной. И чтобы ни одна веточка, ни один листок… Все поняли?! Сестрёнка…

Кудрявке было и страшно лететь, и весело, а последние слова её нового друга отозвались в её зеленом сердчишке такой радостью, какую она ещё никогда не испытывала. На лету она иногда переворачивалась, и тогда видела то редкие огоньки на темной земле, а то гроздья крупных звёзд в бескрайнем небе.

Потом она увидела неяркую дымчатую полоску, которая тянулась в небе от горизонта до горизонта и вдруг вспомнила, что о ней рассказывала одна очень старая, но всеми на бугре уважаемая Колючка: её даже называли Многоуважаемая…

– Ты знаешь, как называется эта светлая полоса на небе? – спросила она у своего нового друга, который назвал её сестрёнкой.

– Конечно, знаю, – небрежно бросил он на лету. – Ты небось привыкла думать, что это Млечный путь, а то ещё Путь соломенщика. Только сама подумай. Ну, разлетелось бы это молоко на мелкие брызги, если бы наши баловники не вырвали из рук у доброй старушки кувшин и не покатили бы его по небу?.. Если не выхватили бы из рук пастуха эту его солому и не разбросали бы от края неба до края земли? Так что на самом деле это – Путь Ветра…

– А меня уверяли, что это – Путь Перекати-поля, – сказала она слегка обиженно.

И Вольный Ветер ответил уже задумчиво:

– Гм… вообще-то всё может быть в этом странном мире…

Она немного помолчала и вдруг словно что-то вспомнила:

– А тебе не кажется? Может быть, друг наш, который будет ждать нас внизу, на земле, уверен, что эта светлая полоска с мелкими звёздами – путь Крепкого Камня?

– Да наверняка он так думает! – почему-то обрадовался Вольный Ветер. – Другое дело, что никогда об этом не скажет…

– По-моему, я расслышала, – робко начала Кудрявка, – что Крепкий Камень… желает нам доброго пути…

– Ну, конечно! – обрадовался Вольный Ветер. – Он всегда кричит это вслед, когда я улетаю. И хорошо, что ты это уловила первая.

Тут её снова качнуло, снова подбросило, и она услышала дружеский голос, очень похожий на голос Вольного Ветра:

– Дай тебя обнять, старый бродяга! Как я рад, что ты снова с нами! Я слышал, ты тут кое-кого уже успел напугать?

– Здравствуй, брат! – растроганно отвечал вольный ветер. – Ты всё такой же молодец. Всегда помню, как ты меня поддержал в давнем споре…

– О нашем предназначении на земле?

– И не только, не только!

– Хорошо, что ты вернулся: без тебя мы мало обо всём этом говорили.

– Послушай, что я тебе скажу, – неторопливо начал Вольный Ветер. – Вот эта маленькая бродяжка, что летит с нами. Кроха, которая боится даже верблюда… Когда мы с ней познакомились у моего большого друга… у Крепкого Камня. Она засмеялась: это четырехзвездочная гостиница? Я тоже в шутку отвечал ей: семизвездочная!.. Называется Большая Медведица…

– Такая гостиница есть на Аляске, – напомнил товарищ Вольного Ветра. – Мы с тобой когда-то туда залетали…

– Верно, как я мог об этом забыть! – воскликнул Вольный Ветер. – Это там эти двое наших буянов столкнули с крыши мальчика, а ты успел налету подхватить его…

– Спасибо, что ты это помнишь! – растрогался его друг. – Недавно я пролетал мимо и остановился на него поглядеть: он стал настоящим мужчиной, у него уже есть свои мальчики.

– А эти двое могли лишить его будущего…

– Правильно, что ты их нынче прогнал – эти наглые ребята понимают лишь силу! – сказал друг Вольного Ветра.

Только теперь Кудрявка окончательно поняла, что недавно произошло между злыми ветрами и Вольным и Сильным ветром… как ей всё-таки повезло, что возле Крепкого Камня остановился тогда отдохнуть именно он, а не эти двое!

И как хорошо, что рядом со злыми ветрами всё-таки существуют добрые, которые не дают им разгуляться!

– И когда эта маленькая бродяжка, за которой я и тебя прошу присматривать, спросила о четырёхзвёздочной гостинице, я взялся размышлять, – снова послышался голос Вольного Ветра. – Как ты думаешь: что пришло мне в голову?

– Поделись со своим братом!

– Потому я и начал этот разговор, чтобы с тобой поделиться! – растроганно сказал Вольный Ветер. – Ты только представь себе: люди малюют на своих гостиницах звёзды, чтобы завлечь в них постояльцев, не так ли?

– Согласен, мой брат.

– А мы с тобой спать ложимся на нашей теплой и зеленой земле под тысячью звёзд… Под миллионами.

– Говорят, что на небе их – миллиарды!

– У кого ещё есть такая гостиница, брат?.. «Под миллиардом звёзд» – разве нельзя её так назвать?.. И тогда только представь себе, какие мы богачи, если живём в такой гостинице! И не только мы, нет! Все, кто ходит по этой земле… Кто летает, потому что у него нет корня. Кто катится, гм… как эта моя сестрёнка.

– По-моему, она уже спит на лету, – сказал Добрый Брат, так звали этот ветер. – Не беспокойся, я, и в самом деле, буду за ней присматривать.

– Даже кто так крепко врос в землю, что уже не может от неё оторваться… ты понимаешь, брат? Что все мы на земле – богачи, и для счастья нам недостаёт одного…

– Одного меня, да! – неожиданно раздался нахальный голос и поток, в котором они неслись, слегка пошатнулся.

– Ты не дал нам договорить! – спокойно сказал Вольный Ветер.

И тут же раздался жалобный хрип:

– Ой, ой, отпусти меня!..

– Не отпущу! – строго сказал Вольный Ветер. – Потому что ты тоже должен знать, чего всем нам на земле не хватает.

– Ну, чего, чего? – пищал уже совсем тонкий голос.

– Доброты! – громко произнёс Вольный Ветер. – Нам всем не хватает доброты!

– Ну, отпусти, будь добренький, я запомнил! – снова раздался жалкий писк.

– Запомнить – этого мало! – сказал друг Вольного Ветра, которого он назвал Добрым Братом. – Надо совершить какой-нибудь добрый поступок…

– Сделаю, сделаю!

– Ну, так что тебя останавливает? – насмешливо спросил Добрый Брат.

– Меня послали, чтоб отвлечь вас, – быстро зашептал заискивающий голос. – Летит большая стая серых гусей, и наши там… ну, некоторые… решили закружить их и бросить на скалы… я добрый?

– Твоя доброта – вынужденная, – строго сказал Вольный Ветер. – Но я тебя отпускаю… и когда отпустил, тебе надо сделать уже добровольный выбор: с кем ты будешь в этой несправедливой истории?.. Поможешь этим старым разбойникам, для которых нет ничего святого, или останешься с нами?

– А что мне гуси плохого сделали? Что плохого? – быстро заговорил отпущенный на свободу ветер. – Однажды я им даже помог, когда они летели над морем…

– Помоги и сейчас! – уже приказывал Вольный Ветер. – Вместе с Добрым Братом вы неожиданно ударите сбоку и подальше оттесните эту злобную шайку. А я подхвачу гусей и помогу им улететь так далеко, как я только смогу!

– В тебе я не сомневаюсь, ты сможешь! – сказал Брат Вольного Ветра. – Пожелай нам того же!

– Пожелай, да, пожелай нам! – раздался ещё один голос, тоже набравший в себя решительности.

– Тебя я знаю, Добрый Брат! – сказал Вольный Ветер. – А этому степнячку теперь верю. Верь ему и ты: это главное.

– Да когда я кого подводил?! – уже чуть хвастливо присвистнул Ветер-Степнячок.

– Тогда – за дело! – громко сказал Вольный Ветер.

Двое его товарищей плечом к плечу, локоть к локтю бросились вбок, а сам он рванулся в другую сторону, и Кудрявка вдруг оказалась посреди большой гусиной стаи…

Снилось ли это ей? Или было на самом деле?

Слышался тугой посвист сильных крыльев, и её обдавало почти неслышным, но таким знакомым теплом, которое всегда исходило от ног маленьких мальчишек и девчонок, когда они забирались на бугор и бегали босиком по зелёной траве.

Крылья вдруг закрывали от неё крупные созвездия, но почти тут же она видела другие.

Прямо у неё над головой медленно разворачивалась матовая полоска с меленькими звёздами, и Кудрявка вдруг подумала, что гуси, рядом с которыми она мчится, наверняка зовут её Гусиной Дорогой, и это тоже верно, потому что светлая дорога в высоком небе принадлежит не кому-то в отдельности, а всем вместе.

Также как всем вместе принадлежит эта такая большая и уютная, с миллиардом звёзд над головою, гостиница о которой когда-то пыталась рассказать им Многоуважаемая Старая Колюка.

И как хорошо, думала Кудрявка, что у неё теперь есть такие надёжные друзья: Крепкий Камень, который остался дома, и назвавший её сестрёнкой Вольный Ветер, который взял её с собой в большой мир, пятнами огоньков мерцающий внизу под ними Большой Дунэй…

9-13 января 2009, Майкоп

ЧЕРКЕССКАЯ СКАЗКА

Светлой памяти мастера русской прозы, классика адыгской литературы Аскера Евтыха

Когда Гаврюше было четыре года, он начал сильно заикаться, и для того чтобы избавиться от этого обидного недостатка, ему пришлось научиться петь: врачи говорили, что от этого заикание непременно пройдет. Оно и в самом деле про-шло, зато привычка петь у него осталась – Гаврюша прямо-таки и часа не мог прожить без того, чтобы потихоньку, а то и во весь голос не запеть.

Надеюсь, что ты и сам – если сам читаешь «Черкесскую сказку» – сделаешь справедливый вывод: всякая маленькая беда не только закаляет характер, но и многому учит – надо лишь не отчаиваться, не плакать от обиды, а стиснув зубы терпеть и твердо верить в то, что после грустной полосы в твоей жизни непременно наступит радостная, разве ты этого еще не замечал?.. Если нет, то прямо-таки сегодня, с этой минутки – сколько там на часах, которые висят на стене или стоят на полочке, – вот прямо-таки с этой самой минутки начинай это примечать, и скоро ты увидишь, что все на свете не так уж плохо устроено.

Итак, Гаврюша полюбил петь, а оттого, что учила его в основном старенькая его прабабушка, пел он все больше старинные казачьи песни. Другой раз вроде бы ни с того ни с сего вдруг как закричит-закричит:

 
Ведите мне коня гнедова-a-a
с черкесским бархатным седлом!
 

Некоторые даже начинают оглядываться: хотелось бы помочь мальчику, да где же нынче в городе коня-то взять? Тем более – с бархатным седлом.

Итак, Гаврюша жил в городе, и мне только остается уточнить, что этот город – Майкоп, что расположен он на просторной равнине у подножия высоких снеговых гор, которые называются Кавказскими горами: о них, я думаю, ты уже много слышал, и мне остается только напомнить тебе, что Прометей, похитивший у богов огонь, как об этом рассказывают греческие мифы, и давший его людям, был прикован к скалам неподалеку отсюда, на двуглавом Эльбрусе, и как раз туда прилетал громадный орел, чтобы терзать его. Так что не думай, мальчик, будто все события мировой истории прошли вдалеке от тебя, нет, они случились рядом с тобой – надо только хорошо знать края, где ты живешь, и очень любить их.

Однажды глубокой осенью вместе с другими маленькими певцами да музыкантами Гаврюше предстояло ехать на фольклорный праздник в соседний город Армавир, но Гаврюша простудился, и домашние его не отпустили. Однако за день до того, как должен был состояться большой заключительный концерт, Гаврюше сделалось лучше, а главное – к этому времени он уже столько раз успел представить, как он, первоклассник, подведет свою школу, если в Армавире не выступит.

К ужасу всех в доме, Гаврюша начал собираться в Армавир: решил догнать там своих, из школы. Дома начались громкие всплескивания руками и бесконечные вопросы: как?… с кем?.. В этот бандитский город? А вдруг не разыщешь там своих, разминешься с ними – как ты потом вернешься обратно?!

Но ты, наверное, уже понял, что Гаврюша был казачонок с характером. Его домашним пришлось туда и сюда звонить и вообще проявить чудеса изобретательности: рано утром в тот день, когда должен был состояться концерт, Гаврюша стоял в проходе между креслами в большом междугородном автобусе, который держал путь на Армавир.

На мальчике была теплая куртка и высокая казачья папаха, в которой он должен был выступать, – потому-то его и окликнули:

– Казачонок, ым?.. Как тебя звать?

Гаврюша обернулся: с дружеской, чуть насмешливой улыбкой в нарочно строгих глазах на него глядел сидевший у окна старик с толстыми седыми усами и с седою, но пышной, как у молодого льва, гривой… Мальчик невольно прокашлялся и не очень громко ответил:

– Гаврила!

– Гаврила? – удивился старик. – Очень редкое нынче имя!

И мальчику пришлось согласиться:

– Да, редкое. Даже очень!

– Почему же тебя назвали не Эдик и не Робик? – спросил старик. – Почему тебя назвали таким редким именем?.. Знаешь, как это будет по-черкесски? Джебраил!

Надо тебе сказать, что пока они говорили, Гаврюша-Джебраил подошел поближе к старику с космами, как у молодого льва, потом сидевшая рядом со стариком молодая женщина отодвинула ноги чуть в сторону, как бы приглашая мальчика и еще придвинуться… Как-то так, скажу тебе, все произошло, что когда Гаврюша взялся отвечать старику, он уже сидел у него на коленях – лицом к автобусному окну:

– Мой папа говорит, что у него был очень хороший дедушка, и его звали Гавриил Павлович. И он назвал меня так в память о своем дедушке, только не Гавриил, а – Гаврила…

– Чтобы совсем по-русски? – спросил старик.

– Чтобы совсем по-русски, да, – согласился Гаврюша, который именно так об этом и слышал.

– Значит, Гавриил Павлович – это твой прадедушка? – уточнил старик.

– Мой прадедушка, – согласился Гаврюша. Он вспомнил ордена, которые не раз показывал ему его папа, и уже не без гордости сказал: – Он был на войне!

– Ым? – откликнулся старик. – Я тоже был на войне… Знаешь, какое у меня имя? Меня звать Аскер. По-черкесски это означает: воин. Солдат.

Старик-черкес так интересно говорил свое «ым», что Гаврюша вслед за ним тоже невольно повторил:

– Ым?.. А что же ты тогда делал после войны?

Ты можешь подумать, что Гаврюша был невежливый мальчик, если сказал старшему «ты», но дело совсем в другом. У черкесов не принято говорить кому-либо «вы»: Гаврюша, хотя был маленький, знал об этом, и его вежливость тут и проявилась – сказать так, чтобы уважаемому человеку понравилось.

– Что я делал после войны? – задумчиво переспросил старый Аскер, или, если по-русски, Старый Солдат. – Я продолжал сражаться.

– Ты продолжал сражаться? – удивился Гаврюша.

– Представь себе! – ответил старый Аскер, он же Старый Солдат. – Бывает так, что после войны приходится сражаться еще больше и получать раны еще больней…

– Тебе не трудно меня держать? – и Гаврюша попытался привстать. Но старый Солдат только грустно улыбнулся:

– Это невидимые раны. – Толстым пальцем он ткнул себя в грудь. – Они тут!

Гаврюше всегда нравилось, когда с ним разговаривали на равных. Аскер сразу же расположил его к себе, и теперь мальчик чистосердечно сказал:

– У меня тоже есть одна невидимая рана… вот тут!

– Ым? – поинтересовался старый Солдат таким тоном, что было ясно: он очень сочувствует Гаврюше.

И Гаврюша чуть ли не выпалил:

– Мама обещала мне купить «баунти», а потом сказала, что у нее нет денег!

– Баунти? – удивился Аскер. – Это что же это такое?.. Я даже не слышал, что на свете есть что-нибудь, что так называется!

И Гаврюша с некоторым превосходством сказал:

– Это шоколад с молоком кокоса!

– Будь оно неладно! – воскликнул старый Аскер. – Я знаю, что есть корова симменталка и есть джерсийская… Есть холмогорская, красная степная, голландская, швицкая. Есть еще костромская и много других, но я не слышал, чтобы была порода, которая называется кокос! Ты ничего не перепутал?.. Это больше подходит для курицы, которая кричит «ко-ко-ко», но тогда эта порода куриц так и должна называться: кококос!

– Это на дереве! – попытался сквозь смех объяснить Гаврюша. – Это на пальме!

– Курица? – серьезно спросил Аскер.

– Да нет же!

И он удивился еще больше:

– Ко-ро-ва?.. На дереве? На пальме?!. Конечно, я понимаю, что там можно было бы долго пастись на одном месте, но как корове на пальму взобраться? И что, если она захочет бросить лепеху?.. Надо спускаться вниз?

Гаврюша решил больше не поддаваться и строго сказал:

– С кокоса бросают орехи, а не лепехи!

Старый Аскер сделал вид, что он хочет схватиться за голову:

– Еще новости – орехи!.. Ым? Я родился в ауле и кроме того, что я – старый солдат, я еще старый земледелец, старый крестьянин, но я никогда не слышал, чтобы корова бросала орехи, а не лепехи! Может, на этой пальме сидел баран? Может, бородатый козел?.. Представляю, как бы он оттуда жалобно мекал!

Гаврюше пришлось доставать носовой платок – он чуть не взмолился:

– Ну, дедушка Аскер! У меня уже не только глаза намокли – промок нос.

– Это я лечил твою душевную рану! – уже чуть грустно сказал старый черкес. – Разве тебе не стало легше?

– Стало! – согласился Гаврюша. – Что правда, то правда.

– А теперь объясни мне, – продолжил Аскер. – Мама сказала тебе, что на эту самую штуку из плохого иностранного шоколада у нее нету денег…

– А зачем тогда обещать? – горячо спросил мальчик.

– Это очень сложный вопрос, – вздохнул Аскер. – Ты ведь, наверное, тоже иногда обещаешь то, что после не можешь выполнить?

Гаврюша задумался, стараясь честно припомнить, было ли с ним такое, а старый черкес спросил:

– Как я понимаю, ты ей не стал больше напоминать об этом плохом иностранном шоколаде? Ты обиделся, но его больше не просил, больше не канючил?

И мальчик гордо воскликнул:

– Конечно, нет!

– Считай, что ты проявил мужество! – серьезно сказал Аскер. – Если бы у меня были деньги, я учредил бы и заказал хорошим мастерам специальный орден для маленьких мальчиков. За мужество, которое они проявляют, когда перестают своим мамам надоедать: купи! купи!.. Ну купи!

И Гаврюша вздохнул чуть ли не с завистью:

– Хороший орден!

– Нравится тебе?

– Ну, конечно!

– Ты бы такой носил?

– Еще бы!

– Эх, может, мне подсобрать немножко денег? – откровенно, как маленький, вздохнул Аскер. – Подумать, как их раздобыть, проклятые эти деньги, без которых даже порядочного ордена для мальчишек нельзя учредить… Зачем ордена взрослым людям?.. Зачем они пожилым либо вообще старикам? Если бы у них было вдоволь орденов, когда они бегали еще без штанов, глядишь, они успели бы ими наиграться и не стали бы потом бомбить чужие города либо уничтожать целые народы… Зачем? Или я не прав, Джебраил?

Кое-что из речи нового своего знакомого, который ему так почему-то нравился, Гаврюша не понял, но душой он чувствовал, что Старый Солдат говорит верные слова, а потому охотно подтвердил:

– Конечно, прав – еще бы нет!

– И как мы назовем этот орден? – спросил старик. – Если я все-таки раздобуду на него хоть маленько деньжат?

– Мы его назовем… назовем, – стал думать Гаврюша вслух. – Мы его назовем…

И вдруг ему пришло в голову:

– Давай его назовем: орден Аскера!

– Аскера? – переспросил черкес.

– А что?.. Ты же сам говорил: Аскер – это старый солдат. Будет орден Солдата!

И старый черкес как будто своим мыслям откликнулся:

– Орден Старого Солдата, да-да. Который все давно понял и очень устал от войн. От всех, которые когда-либо были на земле… От тех, в которых он участвовал вместе со всеми, и от тех, когда воевал совсем один… против всех!

– А так бывает?

– К сожалению, бывает.

Гаврюша не поверил:

– Один-один?.. Против всех?!

– Самое интересное в этих войнах, – сказал, словно припоминая что-то и еще раз оценивая это, старик, – самое интересное, что против всех ты воюешь ради них же самих, и победа здесь особенно дорога.

Старик говорил это с такой убежденностью, что Гаврюша невольно переспросил его:

– Ты победил?

– Иногда я думаю, что это так. Иногда.

– Вот и пусть он будет называться: орден Аскера.

– Орден Старого Солдата для маленьких черкесских… для маленьких русских… для чеченских… для всех маленьких мальчиков, которые проявили мужество… А что? Орден Старого Солдата – маленьким мальчикам, ым?.. За мужество, которого нам самим не хватило.

– Что ты там говоришь? – спросил Гаврюша. Как же не хватило, если вы тогда победили немцев, сильнее которых не было никого на свете, – это мне папа говорил и говорила бабушка, которая учит меня петь песни!

Может, Гаврюша вспомнил, что скоро ему выступать и надо хоть чуть прочистить горло и попробовать голос? Он вдруг на весь автобус не то чтобы запел – закричал:

 
Казаки!.. Казаки!
Едут, едут по Берлину наши казаки!
 

Многие удивленно обернулись на голос, а некоторые даже повставали со своих мест, чтобы хорошенько было видать: кто это там поет? А старый Аскер сказал растроганно:

– Наверно, я все-таки продам все свои книжки и закажу хорошим мастерам такой орден. Орден Аскера, пусть. Орден Старого Солдата. А на обороте будет: «Маленьким мальчикам России. За мужество». Продам все свои книги…

– Ты что, библиотекарь? – спросил Гаврюша.

Старик прижмурился на миг:

– Н-не совсем.

– А какая у тебя была душевная рана, скажи? – попросил Гаврюша. – Я забыл тебя спросить, извини.

Старик снова прикрыл глаза, а когда открыл их, то первым делом повел подбородком куда-то за окно:

– Смотри: заяц!..

Гаврюша ткнулся лбом в толстое оконное стекло, расплющил нос:

– Где заяц, где?!

За автобусным окном плавно поворачивалось ярко-зеленое, словно только что подстриженное, ровное, как городской газон, поле, которое упиралось в гребешок со всей почти облетевшей лесополосы – только на самых верхушках деревьев держались листья. Вдалеке за деревьями виднелись голубовато-серые горы с яркими белыми пиками. Самые высокие из них восходящее солнце уже окрасило розовым, и в другое время Гаврюша надолго залюбовался бы этим красивым зрелищем, но теперь глаза его только мельком скользнули над краем поля.

– Где он, дедушка Аскер, скажи – где?

Аскеру пришлось приложить к стеклу толстый палец:

– Ну вон же он, во-он!.. Белый такой.

– Фи! – разочарованно сказал мальчик. – Да это вовсе не заяц!

– А кто же это, по-твоему? – удивился Аскер.

Мальчик еще раз поглядел на белое пятно посреди зеленого поля:

– По-моему, это полиэтиленовый мешок!

– Значит, у меня что-то с глазами, – грустно сказал Аскер. – А там, чуть левей? Разве это тоже не заяц?

Мальчик снова вгляделся:

– И это пустой пакет, ну конечно!

– И там… ближе к лесополосе? Во-он там!

– Гаврюша твердо сказал:

– И там тоже – пустой прозрачный мешок!

– Да что же это такое? – пробормотал Аскер. – Когда я мальчишкой из одного аула в другой ехал на бричке, то и слева и справа вдоль дороги тянулись высокие курганы, под которыми раньше хоронили богатырей… На таком кургане в самую середку венчика из густого терновника можно было поставить пустой глиняный кувшин, и ночью в него тихонько опускалась душа богатыря – пожалуйста, забирай кувшин в саклю – пусть она немножко поживет дома и слегка отдохнет и успокоится, пусть побудет среди людей, пусть почувствует тепло очага, который топят сухим коровьим кизяком, сырым хворостом, кукурузеньем и соломой да бодылками от подсолнуха… Пусть богатырская душа послушает разговоры, пусть ощутит густой и теплый запах овечьего сыра, который коптится над очагом… А что теперь?.. Теперь почти все курганы распаханы, тернов на них давно, нет, а вместо прыгающих там и тут зайцев на ветру дергаются рваные пустые мешки!

– А с ним можно было поговорить? – спросил Гаврюша. – С этим богатырем? Когда он отдыхал дома душой?

– Можно! – подтвердил Аскер. – Но далеко не всякому.

– Кто хорошо учится? – догадался Гаврюша.

– Кто хорошо учится, да, – согласился Аскер, и голос у него вдруг как будто помолодел. – Кто хорошо учится слушать и понимать прошлое и беседовать с героями, которым уже тысяча лет…

– Тысяча? – ахнул Гаврюша.

– И две, и три тысячи, – подтвердил Аскер. Столько, сколько черкесским богатырям… А значит, казацким тоже.

– Они росли вместе? – спросил мальчик.

– И старик будто похвалил его:

– Поверь мне: в одной семье.

– Как это?

Но Аскер уже опять подался к окну:

– Но у него шевелится хвост, посмотри!

Гаврила снова вгляделся:

– Да это потому, что мешок рваный и край болтается – дергает ветер.

– Ты думаешь, ым?

– Разве у зайцев бывают такие длинные хвосты? – спросил Гаврюша. – А у этого длинней, чем он сам!

– Может, с хвостом это случается? – задумчиво проговорил Аскер. – Он отрастает такой большой, если заяц много хвастает?.. Понимаешь: такой он становится от хвастовства?

– Тогда бы так и писали: хвастовство! – решил Гаврюша, перед которым теперь каждый день вставал этот вопрос: где писать «а» и где – «о»?

– Вообще-то, конечно, жаль, – сказал Аскер. – Что «хвастовство» и в самом деле пишется через «а». И что у хвастунов не вырастает длинный и толстый хвост. Такой, как у австралийского кенгуру. А то бы мы хвастунов и обманщиков… и правителей, которые много обещают, но ничего не делают, узнавали бы по хвосту… И всех газетных героев. И лауреатов всяческих премий.

Гаврюша не очень понимал, о чем так настойчиво и с такой печалью снова заговорил его друг Аскер, но на всякий случай переспросил:

– По хвосту?

– Ну конечно! – подтвердил Аскер. – Прыгать, как кенгуру, они не стали бы… Ты представляешь: в парламенте начались бы сплошные прыжки. А у какого-нибудь завалящего лауреата был бы такой длиннющий хвост, что он волочился бы по земле, дважды лауреату приходилось бы заказывать для своего хвоста специальную коляску, какие делают для баранов с большим курдюком – ты никогда таких не видал?.. А трижды лауреат уже не мог бы обойтись без самой настоящей тракторной тележки… Представляешь, сколько с ней было бы хлопот?.. Как быть, если тебе надо подняться на третий или на восьмой этаж?.. Оставь тележку на улице – ее могут украсть. Даже в тихом Майкопе. А если в сумасшедшей Москве?

– Ты когда-нибудь был в Москве? – спросил Гаврюша. – Хотя бы разок?