Текст книги "Поцелуй навылет "
Автор книги: Фиона Уокер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 37 страниц)
Посвящается Второй Маме, Крестной Фее, Золотым Кудряшкам, Солнечной Малышке и лучше всех одетому оформителю витрин в Лондоне
1
Точное время – пятнадцать часов тридцать пять минут...
– Да, мы предлагаем вам широкий выбор. Позвольте мне немного рассказать вам о наших...
Точное время – пятнадцать часов...
– Конечно, мы предоставляем два разных вида, что дает возможность нашим клиентам...
...и десять секунд... пи-и... пи-и... пи-и...
Всегда одно и то же. Точное время работы Фоби Фредерикс в отделе продаж по телефону составляло ровно три недели... пи-и... пи-и... пи-и... и это занятие ей уже действовало на нервы. Обычно после обеда она начинала звонить в службу точного времени. К тому моменту она полностью исчерпывала запас телефонных номеров, которые можно было найти в журналах. Журналы каждое утро раздавали у входа в подземку – «Таролайн», «Рекордед гороскоп», «Дайл-э-дейт»...
Притворяться, что вместо службы точного времени на другом конце провода находится потенциальный клиент, было неудобно. Фоби приходилось плотно прижимать трубку к уху, чтобы гудки не услышал главный менеджер. У него была привычка неслышно подкрадываться сзади к сотрудникам и шептать им на ухо: «Прекрасный звонок!» или «Переходи к делу! Заставь этого ублюдка купить!» Такое положение трубки вызывало у Фоби головную боль и другие неудобства. Все же это было лучше, чем полное отсутствие звонков.
– Да, разумеется. Вы имеете возможность приобрести это за небольшую цену, включая расходы за пересылку. Могу я начать оформление вашего заказа?
Точное время...
– ... А если примете решение заказать его сегодня, то для вас есть специальное предложение...
– Хорошая работа!
На плечи Фоби внезапно с силой опустились влажные ладони ее босса по имени Трев. Одним из его разнообразных приемов мотивации сотрудников являлся массаж.
– Ближе к делу... ближе! – прошипел он, в то время как его толстые пальцы давили ей на шейные позвонки.
– Расскажите, для чего он вам будет нужен?
...и сорок секунд...
– Да! – Фоби почувствовала на своей шее горячее дыхание, отчего у нее к горлу подкатила тошнота, а глаза увлажнились. Видимо, он всю ночь проторчал в ресторане.
Слава богу! Фоби улыбнулась, так как на панели телефона высветился новый звонок.
– Конечно, я прекрасно вас понимаю. Очень жаль...
Пальцы на ее плечах окаменели. Трев задышал еще быстрее, и к перегару примешался запах недавно съеденного цыпленка. По спине Фоби пробежала дрожь отвращения.
... Точное время...
– Всего хорошего и спасибо, что вы уделили нам время.
...пи-и...
– Какого черта ты упустила клиента? – Трев наконец убрал руки с ее плеч и начал рыться в карманах в поисках сигареты.
– Я не могу сейчас говорить, Трев. – Она улыбнулась, пытаясь пошевелить онемевшими плечами. – У меня звонок. Добрый день, с вами говорит Фоби Фредрикс.
– Привет, Фредди. Это Вирджиния Ситон, мать Саскии.
– О боже, Джин! Как ты?
– Послушай, извини, что отвлекаю тебя от работы. Номер телефона мне дали твои родители. – Ее голос звучал как-то странно, натянуто, совсем не так возбужденно и радостно, как обычно.
– Пожалуйста, не беспокойтесь. Я помогу вам уладить возникшие проблемы. – Фоби притворно улыбнулась, зная, что Трев все еще находится рядом и ловит каждое слово.
– Я тебя не совсем понимаю. Как тебе понравилось в Новой Зеландии? Или я позвонила в неподходящий момент?
Трев медленно удалялся, на ходу подтягивая полосатые брюки.
– Вовсе нет. – Фоби повернулась на стуле и сделала вид, что занята поисками папки. – Новая Зеландия прекрасная страна, но не для меня. С трудом верится, что я прожила там целый год. Извини, что не позвонила, когда вернулась. Нужно было искать квартиру, работу... Я пыталась сообщить Саскии о своем приезде, но всегда попадала на ее автоответчик. Она уехала с тем неотразимым красавцем, о котором мне писала?
– Хм, нет. – Джин откашлялась.
– Она считает его даром небес. Вихрь любви, выходные в Тоскании, бриллиантовое кольцо в бокале шампанского «Дон Периньон» на берегу Сены – держу пари, это будет свадьба десятилетия! – Фоби глубоко вздохнула и задумалась о том, сколько времени прошло с тех пор, как она влюбилась. Год. Но то главное несчастье, о котором она избегала говорить, случилось не так давно. Если бы она могла так просто обо всем забыть, как это делала Саския... Но красивой Саскии и без того всегда везло – она получала настоящих мужчин, в то время как Фоби приходилось отбиваться от их друзей-зануд.
– ...Ты меня слышишь? Фредди?
– Да? – Она вернулась от невеселых мыслей к разговору. Громко вздохнув, Фоби снова повернулась к шкафу с документами. – Джин, извини. Тебе нужны мои размеры? Саския рассказывала в последнем письме о своем свадебном платье. Я думаю, ей стоит еще раз обдумать цвет. Сочетание фиолетового и оранжевого цветов вряд ли можно назвать удачным. Конечно, я понимаю, что семидесятые снова в моде, но...
– Фредди! – Джин преувеличенно громко засмеялась. – Ты совсем не изменилась!
– Ты так думаешь?
Закончив разговор с секретарем, Трев быстро приближался. Его галстук под тройным подбородком съехал набок.
– Слушай, Фредди, – в голосе Джин вдруг появилась настойчивость, – что ты делаешь на этих выходных?
– Флисс и Стэн устраивают барбекю, – пробормотала она, пытаясь не обращать внимания на Трева. Он уже догадался, что это личный звонок.
– Может, ты приедешь к нам в Беркшир? – Джин почти умоляла. – Саския здесь.
– Она с вами? – Фоби в удивлении резко подняла голову.
– Да. – Джин снова откашлялась, как будто боялась, что их подслушают.
– Но я...
– Фоби! Зайди на минуту ко мне в офис, если у тебя появится время.
Фоби похолодела, заметив, что Трев держал в руках список ее звонков и что-то еще, подозрительно напоминающее ее договор о приеме на работу.
– Конечно, я приеду, – торопливо проговорила она в трубку. – Имей в виду, я даже могу злоупотребить твоим гостеприимством.
_____
– Что ты сказала? – Флисс резко повернулась, и с ее вытянутой руки на рваный ковер закапала жидкая глина. Фоби с виноватым выражением лица слонялась по квартире, которую они снимали на двоих.
– Меня выгнали с работы.
– Уже? – Флисс провела рукой по лбу, оставляя красно-коричневые полосы, цвет которых сочетался с выбившимися из-под платка локонами. – Проклятье! Я поспорила со Стэном, что ты продержишься месяц.
– Очень великодушно с твоей стороны. На сколько?
– На десять фунтов. Стэн оказался прав. Он давал две недели. – Флисс приподняла бровь, наблюдая за действиями Фоби. – Сегодня придет счет за электричество. Выигрыш мне бы пригодился.
– Прекрасно. – Фоби опустилась на диван и подтянула колени к подбородку. – А если я притворюсь, что все еще работаю?
– Ничего не выйдет. Он знает одного из твоих коллег, уже бывших. – Флисс вернулась к работе над скульптурой, и на ее лице, усеянном веснушками, появилось задумчивое выражение. – Стэн предлагает познакомить тебя с кем-нибудь на барбекю. Нам кажется, тебе нужен отличный парень, чтобы помочь преодолеть воспоминания о Корпусе. Стэн думает, ты все еще влюблена в него до безумия...
– Что на этот раз случилось у тебя в ателье? – Фоби быстро перебила ее, затем притворно улыбнулась, чтобы скрыть свое замешательство. – Сколько раз я тебе говорила, работай дома.
– Нет воды. – Флисс пожала плечами, внимательно осматривая скульптуру. О конечном результате говорить было рано.
Флисс мечтала стать скульптором, совмещая выбранную профессию с работой официантки и исполняя обязанности секретаря фирмы по организации праздников и торжеств. В качестве мастерской она использовала ателье в Камден Локе. Это было сырое сводчатое помещение, которое она делила с двумя отсидевшими срок сварщиками и художником по имени Стэн Мак-Джиливрей. В настоящее время он занимался замораживанием собственной спермы, чтобы создать из нее ледяную скульптуру. Сильный акцент Флисс, выдававший в ней уроженку Манчестера, а также ее чрезвычайная прямота нередко многих озадачивали. Глядя на рыжие волнистые волосы, вздернутый нос и веснушки, они считали, что в качестве художника она целыми днями будет изображать цветы. Фоби доставляло огромное удовольствие жить вместе с Флисс. Она могла заменить выключатель, прибить полку и подключить посудомоечную машину. И она постоянно пыталась свести Фоби со своими приятелями.
– Для тебя есть несколько сообщений на автоответчике. – Флисс махнула в сторону испачканного глиной телефона.
Фоби с трудом поднялась с дивана и нажала кнопку.
– Добрый день, говорит Поппи Фредерикс, мать Фоби...
Фоби тихо застонала. Ее мать всегда считала автоответчик чем-то вроде секретаря.
Не слушая сообщения, она повернулась к Флисс:
– Знаешь, я не смогу пойти на барбекю. Меня пригласили старые друзья провести с ними выходные.
– Какие? – Флисс энергично била кулаками кусок глины.
– В Беркшире. – Фоби слушала вполуха, как от описания отвратительной погоды в Гонконге ее мать переходит к краткой о важности контакта с семьей, в том числе и с младшей сестрой.
– ... Конечно, она продолжает встречаться с этим Нечто, ты же знаешь...
Поппи называла друга своей младшей дочери Милли не иначе как Нечто. Однако, принимая во внимание, что на самом деле его звали Гоут и что он отточил себе зубы, чтобы пугать людей, здесь не было ничего оскорбительного. По крайней мере, так считала Поппи.
– А кто там, в Беркшире? – Флисс повернулась и прищурилась. Даже на веках у нее были веснушки.
– Я же сказала, старые друзья семьи. – Фоби сгорала от желания упомянуть имя Феликса Сильвиана, жениха Саскии, но, подумав еще раз, она сдержалась. Флисс иногда могла быть очень упрямой в желании составить ей компанию. Это давно было известно.
– Это никак не связано с Корпусом? – небрежно спросила она.
– Нет! – отрезала Фоби. С ее щек медленно исчезал румянец. – И хватит его так называть!
Флисс пожала плечами, внимательно посмотрев на лицо подруги:
– Стэн прав. Ты все еще любишь его.
– Нет! – Фоби была готова с жаром это доказывать, но ее отвлек сигнал автоответчика, которым закончилось сообщение матери. После короткой паузы зазвучал другой голос – срывающийся от слез и злости, но все же надменный.
– Привет, Фредди. Это Саския Ситон. Мама сказала, что она пригласила тебя к нам на выходные. Послушай, я... – Возникла пауза, как будто трубку зажимали рукой. – Пожалуйста, не приходи. Это все. Просто не приходи. Я не хочу тебя здесь видеть.
Фоби уставилась на телефон в немом удивлении. Она едва слышала сообщение Стэна – он приглашал ее в кино на следующей неделе – и привет от Клаудии, ее подруги. Последняя запись была краткой и по существу дела.
– Фредди, это Джин. Пожалуйста, не обращай внимания на то, что тебе могла сказать Саския по телефону. Я предполагаю, она тебе звонила. Мы все будем очень рады тебя видеть. И сообщи, на каком поезде ты приедешь. Извини за Саскию, у нее сейчас небольшие проблемы. Наилучшие пожелания от Тони. До завтра.
Флисс присвистнула.
– Я заинтригована! Можно мне с тобой?
– Нет. – Фоби потирала виски. Она не могла прийти в себя от удивления.
Вирджиния и Энтони Ситон, для друзей просто Джин и Тоник, были очень близкими друзьями родителей Фоби – Ральфа и Поппи Фредерикс. Они дружили с шестидесятых годов, когда все интересовались политикой и читали руны. Они обладали одинаково эксцентричным чувством юмора, способностью веселиться и пить всю ночь напролет. У каждой пары были дети, из которых двое родились в один и тот же день – Саския и Фоби. Все были уверены, что они станут лучшими подругами.
Но единственным, что объединяло Саскию Ситон и Фоби Фредерикс, был день их рождения – двенадцатое августа. Большую часть своего детства они ненавидели друг друга. Саския была самой младшей и самой красивой из четырех сестер; живая, рано созревшая, совершенно испорченная и очень, очень обаятельная. У Фоби было два старших брата, несносная младшая сестра и замечательный пес, которого она нашла на улице – дружелюбный, веселый, но безнадежно глупый.
Когда Саскию и Фоби отправили в один пансион, они уже были смертельными врагами. В конце каждого семестра они вместе возвращались домой, их чемоданы мирно лежали рядом в багажнике старого «лендровера» родителей Фоби (более известного как «динозавр») или блестящего «мерседеса» Ситонов. На каждых каникулах они страдали от унижения, когда их приглашали в гости друг к другу. Тогда для того, кто оказался во вражеском лагере, жизнь превращалась в ад. Визиты Саскии были не так мучительны, потому что оба брата Фоби были в нее влюблены и проявляли радушие в избытке. Сестры Саскии, напротив, были совершенно равнодушны к Фоби. В те немногие моменты, когда они замечали ее присутствие, относились к ней с такой же скукой и раздражением, как к школьному хомяку, за которым нужно ухаживать. Однако Саскии доставляло огромное удовольствие делать пребывание Фоби невыносимым, принуждая нескладную робкую девочку к полному подчинению.
Затем Ральф Фредерикс – архитектор и фанат американского футбола – подписал первый международный контракт из многих последующих. Он и его элегантная жена фактически стали эмигрантами. Они постоянно переезжали из одного часового пояса в другой и звонили в школу только затем, чтобы сообщить новый адрес. Иногда Фоби вместе со своей младшей сестрой проводила каникулы с родителями – после пятнадцати часов полета. Но чаще всего она оставалась у Ситонов, к ужасу Саскии и ее сестер. Тогда Саския попросту удваивала свои усилия в стремлении сделать пребывание Фоби как можно более неприятным. Ревнуя к своей матери, с которой у Фоби сложились хорошие отношения, Саския привлекла на свою сторону сестер. Вместе они осуществляли ритуальное преследование, чему взрослые никогда не становились свидетелями.
Каждый год Фоби с ужасом думала о наступающем дне рождения, когда для нее и Саскии устраивался общий праздник. Если бы она так сильно не любила старших Ситонов, Фоби перестала бы терпеть такое отношение задолго до дня их восемнадцатилетия. В тот вечер Саския ни на шаг не отходила от местного Ромео, из-за которого Фоби плакала по ночам, посвящала свои лучшие стихи и дарила анонимные подарки на День святого Валентина уже несколько лет. На следующий день Саския позвонила ему и сказала, как случайно выяснила, что ее лучшая подруга Фредди «Крюгер» Фредерикс умирает от любви к нему, поэтому она больше не будет с ним встречаться, в заключение добавив, что он целуется как нечто среднее между слизняком и пылесосом.
После школы их пути разошлись – к обоюдному облегчению. Саския увеличила губы с помощью инъекций, поселилась в небольшой квартирке недалеко от дома родителей и поступила в школу драматического искусства в Лондоне. Фоби изучала филологию в Эксетере. Получила диплом и вернулась в Лондон. Там она сняла квартиру и начала работать, за шесть месяцев сменив шесть разных мест, мечтая стать второй Эдной О'Брайан. Однажды, пытаясь найти работу в редакции одного таблоида, она познакомилась с Дэном и влюбилась в него с первого взгляда. Дэн оказался интересным и обаятельным негодяем, которого все ее друзья называли Корпусом, так как он являлся корпоративным адвокатом и был намного старше нее, искушеннее и вдобавок женат. Он безжалостно преследовал ее, уверяя, что его брак разваливается, а затем бросил, как использованный презерватив, когда в газете «Частный взгляд» появилось упоминание об этой истории. Там Фоби назвали «длинноногой красавицей» и его «новым увлечением». Он был убежден, что все станет известно его жене.
Шумиха длилась меньше недели. За это время Корпус старался не привлекать к себе внимания. Каждый день приносил жене цветы и шоколад, держа их перед собой как щит. В приятном удивлении она с нежностью целовала его, не догадываясь о скандале.
Но когда об этой истории узнали Фредериксы из той же самой газеты, они были возмущены поведением Фоби и решили, что ей стоит на время куда-нибудь уехать, например к брату в Новую Зеландию. Когда Фоби отказалась, мать объявила бойкот, и ей пришлось сдаться.
Перед тем как отправиться на год в Новую Зеландию к своему старшему брату Доминику, Фоби встретила Саскию всего один раз. К тому времени она встречалась с другом Флисс, художником по имени Стэн, который тоже посоветовал ей провести год на другом конце света. Стэн был очень романтичен – умирающий от голода художник с львиной гривой светлых волос. Он жил фактически на одно пособие, пил водку за завтраком и при встречах с Фоби с воодушевлением излагал теорию экзистенциального хаоса. Таким образом, он являлся полной противоположностью Дэна. В отчаянной попытке произвести на него впечатление Фоби купила билеты на пьесу под названием «Смерть и страдание». В анонсе ее назвали авангардным полемическим искусством.
Представление состоялось в небольшом полутемном помещении, расположенном над баром в пригороде Лондона. Кроме двух преподавателей драматического искусства, явно лесбиянок, и одного пьяницы из бара снизу, Стэн и Фоби являлись единственными зрителями.
Под аккомпанемент бубна тощей девицы с жирными волосами на сцену вышли восемь сгорбленных фигур, одетых в пластиковые мешки для мусора и с бумажными пакетами на голове. Бессвязные слова прерывались громкими стонами.
Через десять минут пьяница встал и начал с шумом пробираться в темноте к двери. Лесбиянки прекратили делать записи по ходу пьесы, посмотрели друг на друга и выразили свое неодобрение. Стэн громко захрапел. Фоби стало смешно.
Через два часа пьеса закончилась тем, что все актеры сорвали с себя пластиковые мешки, оставшись полностью обнаженными, не считая бумажных пакетов на голове, и начали хлестать друг друга сырой макрелью.
Фоби разбудила Стэна. Он проснулся, громко зевнул и посмотрел на сцену.
– Классная грудь! – Он кивнул в сторону актрисы, чей бумажный пакет отличался от всех остальных. На левой ноге у нее было родимое пятно, напоминающее по форме морского конька.
– О боже, – пробормотала Фоби, чуть не упав со стула от удивления. – Это же Саския!
После представления они спустились в бар. Фоби безуспешно пыталась уговорить Стэна сразу вернуться домой. Когда он заказал четвертое пиво, она почувствовала, как кто-то дотронулся до ее плеча.
– Фредди Крюгер! – раздался громкий голос.
Фоби повернулась, чтобы выразить свое удивление. Ей не хотелось смущать Саскию тем, что она присутствовала на этой оргии с мусорными пакетами. Но сейчас она по-настоящему не могла прийти в себя от изумления.
Саския всегда была красивой. У нее были высокие скулы, ради которых женщины в Америке удаляли зубы у пластических хирургов. Она обладала великолепной копной светлых волос, огромными глазами кобальтового цвета и совершенной стройной фигурой, которой позавидовала бы любая актриса, а ее цвет лица был лучше, чем у принцессы Дианы.
Но сейчас Фоби приветливо улыбалась черноволосая сирена с гипнотизирующими фиолетовыми глазами. Она была одета в комбинезон, плотно облегающий ее фигуру, а на ее бесконечно длинных загорелых ногах красовались модные туфли на высокой платформе.
– Саския! – Фоби замерла от благоговейного трепета. – Ты выглядишь потрясающе. Ты очень изменилась...
– Только не говори, что это не мой натуральный цвет волос, – прошипела она ей на ухо, бросив обеспокоенный взгляд в сторону шумной толпы актеров, которые обменивались рукопожатиями и комплиментами.
– Мне кажется, тебе лучше сбрить волосы на других участках тела, чтобы люди в это поверили, – ухмыльнулся Стэн, как всегда не теряя невозмутимости. Он с ленивым интересом рассматривал ее родимое пятно.
Грубоватая прямота Стэна всегда нравилась Фоби, но иногда он заходил слишком далеко. А Саския могла быть до абсурда чувствительной. Фоби сжалась в ожидании потока уничтожающих замечаний, но, к ее удивлению, Саския лишь громко рассмеялась.
Они разговаривали несколько часов. Точнее, говорила одна Саския. Стэн смотрел на Саскию так, как если бы перед ним находилась картина непостижимого и загадочного Миро.
Саския поменяла не только цвет волос и контактные линзы. У нее появилась привычка касаться собеседника во время разговора. У Фоби похолодели руки, когда Саския начала вспоминать их «сумасшедшие» каникулы и «веселые» вечеринки. Несмотря на внезапно возникшее дружелюбие, Фоби понимала всю неискренность поведения Саскии.
– На прошлой неделе я была у режиссера Кена Рассела, – заявила она так громко, чтобы ее услышали все посетители бара. Фоби вежливо заметила, что занятия в драматической школе благотворно отразились на ее голосе.
– Правда? – Стэн лениво улыбнулся. Он никогда не терял хладнокровия.
– Да. – Саския зажгла сигарету. Она уже выкурила почти половину пачки. – Он собирается снимать фильм по «Бесплодной земле» Элиота.
– Старый хлам. – Стэн зевнул, невозмутимо наблюдая, как Саския стряхивает пепел. – Это больше никого не интересует. – Его лицо выражало скуку, но Фоби знала, что ему нравится поддевать Саскию.
Саския никак не отреагировала на его замечание, Фоби была поражена. Она лишь улыбнулась и начала рассказывать о том, как ее преследовал по всему Лондону восхищенный директор одной телепрограммы:
– Он хотел, чтобы я принимала участие в его передаче. Там будет шотландский актер Том Конти. Но телевидение меня пока не привлекает. Мне намного больше нравится экспериментальный театр, с его помощью я стану известной.
Только когда было объявлено, что бар закрывается, Саския спросила, чем сейчас занимается Фоби.
– Новая Зеландия! – воскликнула она. – О, как это ужасно! Именно сейчас, когда я нашла тебя, Фредди, ты уезжаешь стричь овец.
– У Доминика виноградник.
Напоследок Саския захотела обменяться адресами.
– Я живу в Хаунслоу, это недалеко от Ричмонда, – сказала она, протягивая Фоби бумажную подставку под стакан, исписанную неразборчивыми каракулями. – Обещай, что будешь мне писать и все рассказывать. И передай от меня привет своему брату.
Фоби не верила, что Саския будет ей писать. Она не сомневалась, что очень скоро Поппи сообщит о ее популярности, узнав последние новости от Джин.
Возвращаясь в обшарпанную квартиру Стэна в Брик-стоне, Фоби вдруг почувствовала ревность и спросила, что он думает о Саскии.
– Обыкновенная взвинченная дура. – Он равнодушно пожал плечами. – Приличные ноги, но мне она больше понравилась с пакетом на голове. По крайней мере, не видно, как шевелятся ее губы.
Фоби нисколько не удивилась, когда первое письмо от Саскии оказалось многословным извинением за то, что сейчас она встречается со Стэном. Для нее оказалось неожиданностью, что Саския вообще решила ей написать. И с тех пор писала регулярно.
Случайные письма, размером от почтовой открытки до восьми листов, отправленные из разных частей Лондона, неизменно доходили до фермы Доминика и Вики Фредерикс, часто с большим опозданием.
Раньше Фоби никогда не верила, что расстояние способно смягчать сердца. Теперь ей не хватало обсуждения последних сплетен, ужинов в компании друзей и двухчасовых телефонных разговоров. Письма Саскии были для нее откровением.
Она весело и легко шла по жизни. Ее истории зачастую пугали Фоби. Она могла быть абсолютно аморальной, совершенно непростительной и очень, очень испорченной. Но ее бесконечный энтузиазм, честолюбие и юмор помогали Фоби пережить эти однообразные месяцы на ферме брата. Ей казалось, что Саския считает ее своего рода исповедником, готовым выслушать ее на другой стороне земного шара, где нет назойливых соседей по комнате и ревнивых любовников.
Все, что Фоби могла рассказать в ответ, казалось жалким. Разве то, что они отремонтировали двадцать километров забора или нашли новый рецепт приготовления жареного барашка, могло сравниться с рассказами Саскии, как она познакомилась и влюбилась в одного из самых успешных и неотразимых во всех отношениях мужчин Лондона – Феликса Сильвиана. Больше того, он был буквально одержим Саскией и собирался на ней жениться. Свадьба должна была состояться через месяц после возвращения Фоби из Новой Зеландии.
Саския не скрывала подробностей их сексуальной жизни, рассказывая самые интимные детали – его склонность к шелковым шарфам, вуайеризму, эксгибиционизму, а также к изысканной одежде. На самом деле Фоби приводила в трепет только сама любовь. Она не верила, что другие мужчины способны совершать настолько неожиданные поступки и обладать таким богатым воображением, как Феликс Сильвиан.
Поезд медленно подъезжал к освещенному вокзалу в Беркшире. Фоби находилась в подавленном состоянии. Она потеряла работу и не видела никакого способа найти деньги на оплату квартиры. Чтобы как-то поднять себе настроение, она записалась к парикмахеру и вышла из ультрасовременного салона красоты практически без волос, поклявшись больше никогда в жизни не говорить: «Я хочу что-нибудь особенное». Она была похожа на школьника; длина каштановых волос составляла ровно три дюйма. Как раз для миниатюрных хорошеньких женщин. Но рост Фоби достигал почти шести футов. Ну и, конечно, длинная, тонкая шея, которую следовало прятать под одеждой или хотя бы окружать облаком густых волос.
Вернувшись из парикмахерской в ужасном настроении, Фоби затолкала почти все свои вещи в стиральную машину, не заметив, что Флисс оставила программу кипячения. Теперь нижнее белье Фоби подошло бы по размеру кукле, ее футболки – младенцу, а из юбок получились бы прекрасные абажуры.
Она утешала себя тем, что если жара продолжится, то ей ничего не понадобится, кроме шорт и маек. Кроме того, Ситоны всегда думали, что у нее нет вкуса. А для поездки она стащила у Флисс два великолепных платья.
2
Фоби вышла из поезда на пустынную платформу. Подошла к автомобильной стоянке с надеждой увидеть знакомый «мерседес».
У немного помятого «гольфа» стояла женщина с жесткими седыми волосами. На ней были старые плиссовые брюки желтого цвета и помятая майка-топ, не скрывавшая дряблой желтоватой кожи. Она с любопытством смотрела на Фоби.
«Могу поспорить, она пытается определить мой пол», – с раздражением подумала Фоби. Джин постоянно опаздывает, говорила она себе. Летом она всегда работает в саду, не замечая, как пролетает время.
– Фредди?
Фоби обернулась и увидела ту самую женщину, устремившую на нее вопросительный взгляд. На морщинистом лице можно было различить тонкие кровеносные сосуды, когда-то она была очень красива. Ее выцветшие голубые глаза улыбались.
– Джин? – нерешительно произнесла Фоби.
– Боже мой, это на самом деле ты! – Джин заключила ее в объятия.
Фоби почувствовала знакомый запах духов «Мисс Диор». Но цвет волос, прикоснувшихся к ее щеке, из золотистого сделался серым. Джин сильно похудела.
– Я тебя не узнала! – Она засмеялась, отступив на шаг, чтобы посмотреть Фоби в лицо. – Тони всегда говорил, что когда-нибудь ты превратишься в лебедя. – Она осторожно коснулась ее щеки. – Так оно и вышло!
Фоби почувствовала, как у нее от смущения горит лицо. Мать всегда учила ее отвечать комплиментом на комплимент. В детстве Вирджиния Ситон была ее кумиром. За два года она постарела лет на десять.
– Ты тоже прекрасно выглядишь, – слишком поздно солгала она.
– Не говори глупостей, – отмахнулась Джин. Она взяла ее под руку и повела к старому «гольфу». – Я выгляжу ужасно. Ты нужна мне, чтобы отвлечься от постоянной суеты. Мы будем лежать у бассейна, читать глянцевые журналы и разговаривать часами, совсем как в старые добрые времена. Помнишь?
– Конечно помню.
– В последнее время здесь царила такая суматоха, подготовка к свадьбе, а потом еще это ужасное событие... Конечно, ты пока ничего не знаешь. Я... Проклятая консервная банка! – выругалась она, когда на машине сработала сигнализация.
– Мы недавно ее купили, и я до сих пор не могу разобраться... как ее выключить? – Она провела рукой по волосам, что нисколько не улучшило прическу. – Вот старая развалюха, правда?
– Мне она нравится. Знаешь, единственная машина, в которой я ездила в течение последнего года, был ржавый джип без рессор. После этого у меня уже дважды крали велосипедные колеса.
– О боже, я снова становлюсь ужасным снобом, да? – Джин немного смутилась, давая задний ход. – Это все из-за последних событий. А с тех пор как Тони потерял кучу денег после сокращения, у нас земля уходит из-под ног. Так сложно снова наводить порядок. Хотела бы я быть лет на двадцать моложе... Тогда все было так просто.
Когда они подъезжали по ухабистой дороге к ферме Дайтон Мейнор, им навстречу выбежали два Лабрадора. Чуть не переехав одного из лабрадоров, Джин поставила машину в гараж. Собаки приветствовали их восторженным лаем.
Фоби направилась к дому, стараясь идти с достоинством, в то время как два Лабрадора обнюхивали ее со всех сторон.
Внутри царила божественная прохлада. Дом был таким, как она его помнила, – большим и безвкусным. Бюст Юлия Цезаря по-прежнему украшала старая войлочная шляпа, выцветший британский флаг загораживал портрет крайне безобразного прародителя. В прихожей на панельной обшивке стены Фоби узнала выбоины от мячей для игры в крикет. Их оставили ее братья много лет назад.
– Пожалуйста, не обращай внимания на беспорядок. Мы варим клубничный джем, – извинилась Джин, когда они вошли в кухню. Она задержалась у лестницы и крикнула куда-то наверх:
– Шейла! Корм для собак в багажнике «гольфа». Иди сюда и поздоровайся с Фредди, когда освободишься.
Кухня была огромной, со старомодной мебелью, расставленной в полном беспорядке. За свое двухсотлетнее существование она ни разу не подвергалась существенной перепланировке. Джин всегда называла ее организованным хаосом.
Фоби опустилась на источенный древесными жуками стул с плетеным сиденьем, снова почувствовав себя пятнадцатилетней девчонкой. Смешанный запах хлеба, клубничного джема, собачей шерсти и развешанных на просушку полотенец вызвал яркие воспоминания детства. Сколько раз эта кухня была ее убежищем! Она проводила здесь долгие часы за разговорами с Джин, спасаясь от ненависти ее дочери.
– Саския дома? – спросила она.
– Я думаю, она еще в постели. – Джин встряхнула чайник. – Чай или кофе? Хотя нет, мы должны отпраздновать твой приезд. Понимаю, что для спиртного еще рано, но мне кажется, мы сможем обойтись ликером.
– Конечно.
Фоби взглянула на кухонные часы. Половина четвертого. Наверное, Саския и Феликс готовились к бессонным выходным.
– Она вчера поздно легла спать?
– Не знаю, милая, – Джин пожала плечами. – Она слоняется по дому как привидение и совсем не встает с постели по средам.
– Привет, Фред.
В дверях появилась невысокая полная женщина с веселым румяным лицом и стопкой простыней. Это была Шейла – экономка Ситонов. У нее были светлые, мелко завитые волосы. Шейла обожала носить разнообразные очки. Сегодня она выбрала огромные очки с розовыми стеклами и перламутровой оправой, которые балансировали на кончике вздернутого носа. Это заставляло ее высоко поднимать голову, что придавало ей сходство с дрессированным тюленем, играющим в мяч.
