Текст книги "Поцелуй навылет "

Автор книги: Фиона Уокер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 37 страниц)

– Что? – Фоби слабо приподнялась на кровати и уселась на подушки, прижав одеяло к груди в попытке изобразить скромность. Она потирала затекшую шею и заставила себя открыть глаза. – И с ними не было девушек?

– Они чертовски быстро появились. – Флисс подняла взгляд к потолку. – Я никогда такого раньше не видела. Они не отходили от них ни на шаг, точнее, от Феликса. Не в буквальном смысле, конечно. Они проходили мимо с незажженными сигаретами, пустыми бокалами и многообещающими улыбками. Ты же знаешь этих сногсшибательных красоток, которые гасят сигареты о стены и большую часть вечера проводят в туалете, занимаясь собственной внешностью?

– Они не отходили от него ни на шаг? – задохнулась от удивления Фоби.

Фоби и Флисс прозвали этих девушек ОТСС (Отвали и Трахай Себя Сам), потому что они вели себя более вызывающе, чем Мадонна во время своих выступлений. Они выглядели великолепно, как манекены в магазинах, и постоянно смотрелись в зеркало за стойкой бара, чтобы очередной раз в этом удостовериться. Но если ничего не подозревающий парень пытался завязать беседу с одной из них, то он наталкивался на небрежный взгляд сузившихся глаз, выражающих насмешливое равнодушие, и уничтожающий резкий ответ. Одной из любимых фраз была следующая: «Я полагаю, твоя девушка должна повесить на ухо ярлык?»

– А Феликс? – Флисс прилагала невероятные усилия, чтобы вытянуть онемевшую ногу из-под головы Айена. – Он с кем-нибудь из них разговаривал?

– Самое странное... Феликс подошел к самой уродливой девушке в баре. Я уверена, что такую уродину ты не сможешь себе представить. – Я понимаю, что не должна так говорить, но если бы ты ее только видела! Тринадцать стоунов жира, грязные волосы, сожженные перекисью, и размазанная синяя подводка для глаз. Она сидела рядом с двумя довольно симпатичными подругами. С обеими знакомились парни, совершенно игнорируя ее, словно она была подставкой для кружки пива. Она так там и сидела перед пустой бутылкой «Будвайзера», грызла ногти, бросала злобные взгляды на подруг и старалась не расплакаться. Затем она начала смотреть на Феликса. Я полагаю, не потому, что она собиралась принять участие в охоте. Просто он так чертовски красив, что все не сводят с него глаз. Фоби, ты видела только фотографии, но в реальной жизни он великолепен! И тут произошло невероятное... Я болтала с Сэлом, и он сказал: «Смотри». Все эти красотки вились вокруг Феликса и ловили каждое произнесенное им слово. Его друзья из кожи вон лезли, чтобы его развлечь. Но он отогнал их, словно нищих на рынке в Марокко, и направился к столику этой уродины.

– К девушке с двумя симпатичными подругами?

– Точно. – Флисс стряхнула пепел в пакет от печенья. – Это было невероятно. Он просто подошел к ее столику на своих прекрасных длинных ногах, по пути опрокидывая бокалы, и уселся рядом с ней, назвав свое имя. Через несколько минут ее лицо пылало, словно в огне, а он фактически ласкал ее ухо языком.

– Боже!

– Видимо, ей казалось, что она спит и видит прекрасный сон, – продолжила Флисс. – Она постоянно оглядывалась на своих подруг, у которых глаза вылезали из орбит. А Феликс великолепно играл свою роль, словно Питер Селлерс в сцене с Софи Лорен. Друзья приносили ему напитки, а он продолжал говорить, как она прекрасна, касался ее лица, вытирая пятна от туши, и угощал ее пивом из горлышка собственной бутылки, которого только что касались его губы. Все в баре старались не глазеть на них.

– Они ушли вместе? – потрясенно спросила она, вытирая выступившие от боли слезы. – Феликс и эта девушка?

– Боже, конечно нет. Через час или немного позже Феликс вместе с девушкой подошел к стойке бара. – Флисс вытерла рот – Он познакомил ее со своими друзьями, и она упивалась тем, что ее подруги до сих пор сидят за столиком и выглядят так, словно проглотили куст крыжовника вместе с птичьим пометом. Друзья Феликса были так внимательны к ней, что это казалось почти нереальным. Весь вечер они издевались над ней. Я слышала все, что они говорили, когда работала. Но потом они вдруг начали сдувать с нее пылинки, будто она была прекрасной принцессой. Один из приятелей Феликса был единственным, кто не принимал участия. Он не обращал внимания на жирную уродину и постоянно требовал от Феликса прекратить этот цирк. Кстати, он заговорил со мной.

– Несложно угадать, кто это был, – сказала Фоби, вспомнив доброго увальня, похожего на ротвейлера, которого она видела перед баром в Кенсингтоне.

– А потом Феликс начинает громко смеяться... берет в руки ее красное жирное лицо, прижимается к этой толстухе своим великолепным стройным телом и целует ее у всех на виду. – Флисс широко открыла глаза. – Это был настоящий, страстный поцелуй. От одного взгляда на них я почувствовала возбуждение. Толстуха сгорала от желания, а ее подруги позеленели от зависти. А потом, – Флисс взяла сигарету с травкой и глубоко затянулась, – потом он отпустил ее, отвернулся к стойке бара, опираясь на нее локтями, улыбнулся, как Чеширский кот из «Алисы в Стране чудес», и сказал, чтобы она проваливала.

– Что?

– Так и сказал: «Проваливай, сука, ты уже свое получила». Его друзья умирали от смеха. Бедная толстуха в слезах умчалась в туалет, а Феликс наблюдал за ее бегством, чокаясь пивными бутылками со своими хохочущими до слез друзьями. Несколько секунд спустя он получил по десятке от каждого.

– Это было пари? – задохнулась Фоби.

– Похоже на то. – Наконец Флисс полностью расслабила легкие, словно освободившись от корсета.

– Вот дерьмо!

– А что стало с той девушкой?

– Я нашла ее в туалете, когда мы закрывались. – Флисс поежилась. – Она выглядела так, словно вся ее семья погибла в автокатастрофе.

– Бедняжка... – вздохнула Фоби.

Фоби чувствовала себя так, словно по ее коже провели наждачной бумагой, а затем облили серной кислотой. Она испытывала такую сильную ненависть, что ей хотелось одеться, найти его дом и написать на двери гаража: «Мне еще никто не давал по яйцам».

Испытывая волнение от принятого решения, она достала свою записную книжку из-под стопки писем, неоконченных романов и досье Феликса, сложенных у кровати.

Она подошла к телефону и набрала номер Портии. Старые электронные часы, по которым трудно было определить время из-за отдельных погасших черточек, показывали два часа ночи. Прислушиваясь к раздающимся в трубке гудкам, Фоби раздумывала, стоит ли положить трубку.

Как и следовало ожидать, через пару гудков она услышала запись на автоответчике. Голос Портии с притворным сожалением сообщал, что она не может сейчас подойти к телефону. Впервые Фоби дождалась сигнала, чтобы оставить сообщение.

– Привет, Портия. Это Фоби Фредерикс. Вообще-то, мне нужно поговорить с Саскией. Вы поддерживаете связь друг с другом? Если увидишь ее, то передай, пожалуйста, мое сообщение. Скажи ей, что я согласна. Знаю, что это звучит немного неясно, но думаю, она все поймет. Большое спасибо. Пока.

Вернувшись в кровать, Фоби крепко закрыла глаза и пожелала, уже не в первый раз, чтобы существовал способ стереть только что оставленное сообщение.

На следующее утро Фоби приготовила себе большую чашку черного кофе и удрученно просмотрела несколько стандартных писем с отказами из крупных медиа-компаний, куда она отправляла резюме. Она бросила беглый взгляд на новые счета и взяла в руки конверт, почувствовав, как от неожиданного восторга у нее сдавило грудь. Мелкий заостренный почерк сразу же вызвал воспоминания о карточках в букетах цветов и нацарапанных записках, оставленных на подушке. Фоби Фредерикс. Буквы плыли у нее перед глазами из-за выступивших слез счастья. Ниже стоял ее адрес, дописанный незнакомым круглым ученическим почерком.

Внутри оказалась короткая записка, оставленная на узкой полоске из газеты «Сателлит ньюспейпер».

Фоби,

Пожалуйста, дай о себе знать; я больше не снимаю квартиру в Барб. Лучше звони в офис. Номер прямой линии см. выше (кроме вт.). Пообедаем вместе, когда захочешь. Жду ответа.

Д.

Никаких поцелуев, признаний, избитых фраз. Фоби снова испытала знакомое возбуждение от прямоты Дэна, его сокращенных предложений и отсутствия псевдоромантики. Она издала громкий восторженный крик и тщательно изучила слова в поисках скрытого смысла. Она понюхала полоску бумаги, пытаясь уловить запах его одеколона, посмотрела, не осталось ли на ней следов слез, и начала придумывать альтернативную расшифровку: «Тоскую по прежней счастливой Фоби», «Всегда буду любить только тебя».

Фоби подпрыгнула несколько раз от избытка чувств и посмотрела бумагу на свет, надеясь обнаружить следы другого, более многословного и сентиментального послания, которое могло быть написано первым, но затем отвергнуто. Однако на предполагаемом окончательном варианте не оказалось отпечатков других букв, не считая тех, которые остались от адреса, написанного чужой рукой.

Зазвонил телефон. Фоби взяла трубку, продолжая задумчиво рассматривать записку.

– Алло?

– Фредди?

– Я звоню, чтобы пригласить тебя на вечеринку в пятницу.

– На вечеринку?

– Да, и тебе не нужно так пугаться. Будет всего несколько близких друзей. Ты сможешь прийти?

– Да, но я...

– Чудесно. Приходи к семи. Ты же знаешь, где находится моя квартира, правда? Пока.

Послышались короткие гудки.

14

Чувствуя себя немного лучше, она набрала номер главного офиса фирмы «Ситон интернэшнл» на Слоун-стрит. Ее младшая сестра Сьюки, продолжавшая семейный бизнес, должна была как раз вернуться с совещания по продажам, которое устраивалось каждую пятницу в три часа.

– Я хотела поговорить о Саскии, – сказала Портия своей сестре по телефону.

– О Саскии? Она у дедушки...

– Сьюки, она ужасно выглядит. Я хочу, чтобы ты с ней поговорила.

– Мы все уже с ней говорили, Портия, – нетерпеливо сказала Сьюки. – Я не вижу другого выхода, кроме как поместить ее в больницу, а этого мы не можем себе позволить.

– Попроси ее остановиться у тебя. – Портия стряхнула пепел в ящик стола. – Дедушка закормит ее гренками с сыром и свининой, чтобы она перестала говорить о Феликсе.

– Ни за что! – запротестовала Сьюки. – Гай начал проводить со мной выходные, и одного вида Саскии будет достаточно, чтобы он вернулся к себе в гостиницу. Еще одна минутка, Джеймс, обещаю... Почему она не может пожить у тебя?

– По той же самой причине. – Портия потушила сигарету о металлическую поверхность сиденья стула.

– Кто он? – Сьюки проявляла только умеренный интерес.

– Уже в возрасте, баснословно богат, наполовину грек, очень скрытен. Ты его не знаешь, – солгала Портия.

– Он, случайно, не собирается купить дом в Лондоне?

– Нет.

– Черт! Тогда у нас серьезные проблемы, Портия. Папа пытается продать фирму до того, как банк лишит его права пользования имуществом. Это произойдет в следующем месяце...

– Правда? – Портия посмотрела на часы. – Послушай, Сьюки, мне нужно идти. Сегодня я устраиваю вечеринку. Хотя бы просто поговори с Саскией.

– О боже, но это значит, что сначала я должна выслушать хвастливые рассказы дедушки об охоте, рыбалке и кутежах в местном клубе.

– Позвони ему во время хит-парада или чего-нибудь в этом роде и нажми на кнопку, которая отключает звук на телефоне. Я всегда так делаю.

Прослушав сообщение Портии после изматывающей дневной смены в «Барелле», Фоби положила трубку и начала со злостью грызть ногти. Сегодня вечером она меньше всего хотела изображать официантку для друзей Портии, пока они едят высушенные на солнце помидоры, паштет с базиликом и фруктовое мороженое со взбитыми сливками, запивая их винами Нового Света, и выходят на улицу, чтобы выключить сигнализацию на машине или позвонить на свой автоответчик с мобильного телефона.

Чего ей действительно хотелось, так это встретиться с Саскией и узнать, как у нее дела. Но она пришла к мрачному выводу, что ей не удастся отвертеться от возложенной на нее миссии. Фоби решила вымыть волосы, которые немного отросли, отчего ее стрижка стала больше соответствовать моде, и совершить очередной набег на гардероб Флисс. Поскольку наступили последние числа месяца и им предстояло оплачивать счета, в шкафу не оказалось ничего нового. Фоби испытывала некоторую робость перед друзьями Портии, и поэтому ей хотелось одеться так, чтобы не чувствовать себя среди них белой вороной.

В конце концов она вновь остановила свой выбор на черном платье от Готье, в сочетании с модной ажурной белой блузкой и туфлями на ленточках. Затем она набросила длинную шелковую накидку с множеством пуговиц, оставляя ее расстегнутой, чтобы были видны ноги. Но когда она зашла в ванную комнату, чтобы почистить зубы, то в зеркале, неудачно расположенном прямо над унитазом, она увидела свои белые и уже волосатые ноги. Подумав о том, что они больше двух недель не видели солнца и не подвергались процедуре бритья, она удалила волосы, а затем нанесла искусственный загар в надежде, что он проявится к тому времени, как она доберется до квартиры Портии.

Загар проявился. Но не только на ногах. В спешке Фоби забыла прочитать рекомендации к применению, и теперь она с ужасом наблюдала, как во время пребывания в подземке ее руки постепенно меняли цвет от белого до темно-коричневого.

Когда ей нужно было пересесть на линию Пиккадилли, их цвет приблизился к цвету кофе с молоком. У станции «Найтбридж» цвет кожи сделался еще более насыщенным. Когда она делала пересадку на Дистрикт-лайн, Фоби чуть не вскрикнула, когда увидела морщинистые увядшие руки жительницы средиземного региона, которые держали ее сумку. Осознав, что это были ее собственные руки – на темных ладонях внезапно появилось так много линий, что хиромант без труда написал бы ее полную биографию, – она тяжело опустилась на сиденье рядом с пьяным пассажиром и подумала, можно ли в Фулхэме в семь часов вечера купить перчатки. Пара желтых резиновых перчаток из близлежащего супермаркета наверняка не останется незамеченной, хотя в них очень удобно брать бутылки.

Квартира Портии располагалась на одной из многочисленных аллей, которые пересекались друг с другом между двумя главными улицами района, словно нити сплетенного кружева. Ветер шумел в листве деревьев и раскачивал их, будто старые корабельные мачты, отчего в крошечных садиках с безжалостно подрезанных яблонь падали сморщенные, незрелые яблоки.

На западе вспыхивало ярко-желтое солнце, которое пробивалось через тяжелые дождевые облака.

В темном подъезде на старом высоком комоде Фоби заметила множество писем, оставленных для сестры Саскии, которые давно никто не забирал. Захватив письма с собой, Фоби поднялась на второй этаж за ключами.

Миранда, которая жила этажом ниже Портии, очень старалась не смотреть на руки Фоби, и занялась рассматриванием ее одежды. Она помедлила, задержав позвякивающую связку ключей в дюйме от ладони Фоби.

– Надеюсь, это не заразно? – спросила она довольно лукаво. – У меня маленькие дети.

– Нет. – Фоби слабо улыбнулась. – Это из-за моей работы. – Я занимаюсь утилизацией радиоактивных отходов. В темноте они светятся, что очень удобно, когда я поздно ночью возвращаюсь домой и пытаюсь попасть ключом в замочную скважину.

Миранда отпрянула и скрылась за дверью раньше, чем Фоби успела объяснить истинную причину. Ее ладони выглядели так, словно она делала стойку на руках на полу, залитом черной патокой.

Ожидая увидеть хаос, который царил в комнате Портии в Дайтон Мейнор, Фоби с удивлением обнаружила, что маленькая светлая квартира сверкала чистотой и порядком, словно гвардейский гардероб перед парадом. Количество предметов мебели белого и кремового цветов было минимальным. Блестящий отполированный пол покрывали толстые ковры в тон мебели. Светлые стены украшали картины в широких деревянных рамах, которые являлись великолепными и тщательно выбранными оригиналами. Среди подписей Фоби узнала одного художника из Глазго и некоторых более удачливых современников Стэна. Даже Ворчун подходил к декору квартиры, про себя отметила она, когда увидела очень толстого белого кота. Он важно подошел к ней на мягких лапках и потерся о ее ноги, мяукая и мурлыча одновременно.

На мгновение Фоби подумала: не снимала ли Портия квартиру вместе с мебелью, или какая-нибудь подруга попросила ее пожить в своем доме на время своего отъезда. Эта квартира казалась самым неподходящим местом для Портии, которая коллекционировала все – от лошадок-качалок до молочных сепараторов, от выпусков журнала «Харперз и Куин» до китайских куколок. Но сейчас в ней не было ничего лишнего. Каждый предмет имел практическое назначение или отвечал самому взыскательному вкусу. Казалось, что Портия полностью переделала себя.

Внутри было очень душно, и влажная, маслянистая, покрытая средством для искусственного загара кожа Фоби заблестела от пота. Шерсть Ворчуна начала прилипать к темным ногам.

Она бросилась в ванную комнату и потратила почти половину куска мыла «Флорис» в попытке отмыть руки. Несмотря на коричневые полосы, оставленные на белом пушистом полотенце, они лишь поменяли свой цвет на ярко-оранжевый. Фоби заметила, что они издавали запах. Зловоние окутывало ее, словно туча мошек, несмотря на духи Портии, которые она вылила на ладони. В сочетании запах оказался еще хуже – будто грядку с цветами полили жидким органическим удобрением.

В течение десяти минут Фоби сражалась с задвижками окон, пока не открыла все, что было в ее силах. Сильный ветер и дождь никак не подействовали на ее решимость. Обратив внимание на часы, которые показывали значительно больше семи, она направилась на кухню, чтобы приготовить закуски, напоследок включив вентилятор.

Ворчун лежал в позе сфинкса прямо на столе, провожая ее бесстрастным взглядом сощуренных зеленых глаз.

Холодильник был заполнен бутылками шампанского «Тэтэнжэ», шестью упаковками красной сочной клубники, двумя десятками утиных яиц, несколькими упаковками копченого лосося и большим количеством взбитых сливок.

Ворчун в мгновение ока спрыгнул со стола и начал вертеться у нее под ногами с жалобным хриплым мяуканьем.

– Закуски, – слабо пробормотала Фоби, подумав, не заключалось ли «огромное одолжение», которое она должна была сделать Портии, в приготовлении яичницы-болтуньи и какого-нибудь великолепного блюда из клубники.

Единственное, что сразу пришло Фоби в голову при взгляде на клубнику, было съесть ее, и она уничтожила половину одной упаковки. Вытирая красные от сока губы, она чувствовала себя значительно лучше. Ворчун, занятый пожиранием копченого лосося на полу, также казался очень довольным.

Наливая себе шампанское и пролистывая за бокалом великолепное, но тем не менее слишком откровенное издание Камасутры, Фоби испытывала что-то близкое к экстазу. Потом она заглянула в шкаф Портии и с восторгом осмотрела восхитительные предметы одежды на любой сезон. Каждая вещь находилась в пластиковом мешке, и шкаф казался лабораторией, в которой хранились замороженные тела. Она как раз рассуждала, хватит ли ей времени принять душ в маленькой белой ванной комнате, когда раздался первый звонок.

– Привет, – выдохнула она преувеличенно бодрым тоном, который, на ее взгляд, должны иметь все друзья Портии.

– Привет, – послышался голос, искаженный уличным шумом. – Это я.

Кто бы ни был этот «я», он наверняка полагал, что разговаривает с Портией.

Решив, что будет не слишком вежливо держать гостя на улице, пока она объясняет отсутствие Портии по домофону, Фоби нажала на кнопку, открывающую дверь, и бросилась на кухню, чтобы сполоснуть бокал и засунуть шампанское в холодильник. Ей не хотелось, чтобы гость подумал о ней как о воришке и пьянице.

– Заходи, – крикнула она, не поворачивая головы, когда услышала негромкий стук в дверь. – Дверь открыта. Боюсь, что Портия немного...

Фоби застыла, а ее голос изменился до неузнаваемости и оборвался, как запись на зажеванной кассете.

Его пиджак уже лежал на диване кремового цвета, а он стоял к ней спиной, поправляя волосы перед большим зеркалом в позолоченной раме. Рукава белой рубашки в розовую полоску были закатаны до локтей. Его руки и шея между подстриженными волосами и воротником рубашки были покрыты загаром цвета «Арманьяк». Чистые темно-каштановые волосы блестели, как хорошо отполированная бронза. Только Дэн может быть так прекрасен, подумала Фоби. От восхищения она не могла вымолвить ни слова. Их глаза встретились в зеркале, и она задрожала от нелепого счастья, от которого у нее слабели колени и сводило живот.

– Привет, – выдавила она.

Дэн медленно прищурился.

– Привет. – Мягкий, глубокий голос мог растопить вечные льды.

Затем он отвел взгляд от зеркала, быстро обернулся к ней, и Фоби увидела большие серые глаза с золотистыми крапинками. Когда он двинулся к ней, вытянув руки, чтобы обнять, на его лице появилась мальчишеская улыбка.

Ворчун поспешил к нему навстречу, чтобы потереться о ноги, но тут же издал яростный вопль, когда на его хвост наступил ботинок. Его шерсть встала дыбом, и он с шипением спрятался за диваном.

– Кажется, мы посещаем одни и те же вечеринки. – Фоби постаралась скрыть радостное возбуждение и слегка попятилась, пряча руки за спиной. – В любой момент должна вернуться Портия.

– Она не придет. – Дэн продолжал приближаться к ней.

– И скоро здесь появится толпа народа, – задыхаясь, сказала она, отступая к холодильнику. – Я налью тебе шампанского, пока никого нет, хорошо?

Она наступила на остатки копченого лосося, недоеденного Ворчуном, и чуть не упала.

– Больше никто не придет. – Дэн с улыбкой смотрел, как она схватилась за холодильник, чтобы не потерять равновесие.

– Что? – Фоби с яростью взглянула на него.

– Больше никто не придет, – повторил он и накрыл ее руку своей рукой, чтобы помешать ей открыть холодильник. – Честно говоря, я должен кое в чем признаться.

– Тогда иди в церковь. – Фоби с трудом сохраняла равновесие. Теплая рука Дэна прижимала ее ладонь к магниту на дверце холодильника.

– Когда ты не позвонила, – Дэн наклонился к ней, и его стальные глаза оказались на одном уровне с ее глазами, так близко, что ресницы почти соприкасались, – я попросил Портию сделать мне одолжение и устроить нашу встречу. Извини меня, Фоби.

Фоби открыла рот и снова его закрыла. Магнит с грохотом упал на мраморный пол, когда Дэн взял ее ладонь двумя руками и задержал, словно хрупкую птичку со сломанным крылом. Затем он наклонился, чтобы поцеловать ее.

– Боже, что это такое? – Теперь он держал одну из ее окрашенных ладоней так, словно хрупкая птичка кишела паразитами. – Они выглядят и пахнут ужасно. Ты заболела?

Фоби вырвала руку. Она была слишком рассержена его хитростью, чтобы переживать из-за искусственного загара.

– Ты хочешь сказать... – она дошла до противоположной стены кухни, прежде чем повернуться к нему лицом, но расстояние между ними по-прежнему не превышало одного фута, так как кухня была размером со шкаф, – что все было подстроено? Сегодняшняя вечеринка, мой ранний приход, внезапная занятость Портии? И только для того, чтобы ты мог увидеть меня?

Она прилагала бешеные усилия, чтобы скрыть свое ликование.

Дэн послушно кивнул, расправляя плечи.

– Мне жаль, Фоби, но это единственное, что я смог придумать, чтобы встретиться с тобой. Портия не дала бы мне твой адрес или номер телефона, ведь мы с ней даже не встречались, только говорили по телефону. Сюзи, моя знакомая, помогла мне с ней связаться, а Портия передала тебе мою записку. Она только сегодня вечером согласилась мне помочь, потому что ей очень хотелось от меня отделаться. Кажется, мои сообщения заполнили ее автоответчик, и она пропустила важный звонок из Аргентины.

– Но... – Фоби кусала губы, чтобы спрятать улыбку, – я получила записку в тот же день, когда Портия пригласила меня к себе.

– Полагаю, в последнее время она стала немного рассеянной. – Дэн задумчиво улыбнулся.

Они сидели друг напротив друга на светлых диванчиках, упираясь коленями в противоположные края низкого кофейного столика из сосны, на котором были сложены книги так, что они образовывали спираль.

Она смотрела по сторонам, чтобы не встречаться с Дэном глазами. Фоби решила, что квартира выглядела так, словно сюда собиралась приехать съемочная группа телевизионной программы «По домам» или Портия готовилась к «неожиданному» визиту популярного британского актера. Из-за дивана Дэна время от времени слышалось сердитое урчание. Ворчун еще не забыл обидчика.

– Что это? – Дэн смотрел на ее руки.

Фоби поспешно поставила на столик бокал с шампанским и уселась на них.

– Искусственный загар, – пробормотала она, отвергая версию утилизации радиоактивных отходов. Это был явно не самый лучший ее экспромт.

– Почему... – Дэн пытался не рассмеяться, когда он снова взглянул ей в лицо. В его глазах искрилось веселье. – Почему ты нанесла искусственный загар на ладони?

– Я нанесла его на ноги. – Она провела подошвой туфельки Флисс по ножке столика. Они начинали жать, и ей казалось, что она попала в капкан. – Просто потом я забыла их помыть.

Теперь взгляд Дэна переместился на ее ноги.

– Они выглядят совсем не плохо. – Он с явным удовольствием рассматривал ее длинные, стройные ноги, которые приобрели красивый, золотисто-коричневый оттенок.

– Спасибо. – Фоби прикрыла колени шелковой накидкой, испытывая непонятную застенчивость. – Как дела на работе?

Ей очень хотелось перевести ход разговора в более спокойное и безопасное русло, чтобы они обсуждали ничего не значащие пустяки, пока она приводит в порядок свои мечущиеся мысли.

– Прекрасно. – Он лукаво улыбнулся, и его глаза снова вернулись к ее ногам. – Мне кажется, я вижу полоску.

– Где? – Фоби посмотрела в направлении его взгляда.

– Над правым коленом... я не совсем уверен. Подними немного свою накидку.

Поджав губы, Фоби подозрительно посмотрела на него. Он улыбался слишком невинно, словно старый священник с милостивым выражением на благообразном лице, опровергающий тот факт, что он только что ощупывал мальчика из хора. Она знала, что должна встать и уйти, но ее оранжевые руки против воли потянулись к шелковой накидке.

Она продолжала смотреть в его глаза, немного прищуренные, совсем как раньше, когда она не могла противостоять его обаянию. Очаровательная, почти детская невинность, восхищение в широко открытых глазах, простота и юмор являлись на самом деле тайным оружием вульгарного старомодного негодяя.

Его губы изогнулись в улыбке, глаза пристально смотрели в ее глаза, не отпуская их ни на секунду. Он наслаждался этим моментом.

Скорее всего, он не осознает отличительных особенностей своей техники совращения, размышляла Фоби, но эффект впечатляет. Каждый год он получает наибольшее количество записок на День святого Валентина во всем здании «Сателлит ньюспейпер», и у его стола сталкивается больше женщин, чем на стации метро в час пик. Кажется, что он совершенно не замечает разодетых, надушенных охотниц, которые прерывают его рабочий день предложениями пообедать вместе, просьбами дать совет и приглашениями на «чашечку кофе» после работы. Фоби знала, что до Мицци он уже был женат, но брак быстро распался, и с тех пор, как гласит легенда, он устал, разочаровался и приуныл, совсем как обиженный ребенок.

Понимая, что она тоже не обладает иммунитетом против его обаяния, Фоби решила защищаться до последнего вздоха. Как жертвы пожара, наблюдающие за прекрасным и разрушительным огнем, она была совершенно загипнотизирована и одновременно испытывала ужас перед болью, которую ей вновь предстояло пережить.

Поднимая подбородок и дерзко улыбаясь, Фоби подумала, что уйдет немного позже. Если она улизнет прямо сейчас, то эффект будет совсем не тот.

– Полоска осталась здесь? – спросила она хрипловатым шепотом, убирая накидку с ног.

– Не могу сказать наверняка. – Дэн прислонился к спинке дивана, прижал палец к улыбающимся губам и слегка наклонил голову набок. – Подними немного выше.

Фоби сделала то, что он просил.

– А теперь ты что-нибудь видишь?

Дэн покачал головой.

– Вытяни ноги.

Она вытянула одну длинную ногу, незаметно шевеля сжатыми обувью пальцами. Туфли Флисс медленно убивали ее.

– Увидел?

– У тебя что-то на левой ноге. – Глаза Дэна скользили по ее лицу, словно солнечные зайчики, которые школьник направлял зеркалом на лицо любимой учительницы.

– Правда? – Фоби не могла пошевелиться. Пальцы ног сводило судорогой, и ей казалось, будто на них упала наковальня.

– Я думаю, там полоска.

– В самом деле?

– Дай взглянуть. – Дэн нагнулся через стол и провел тыльной стороной ладони по внутренней поверхности ее бедра, посылая электрические импульсы. Ей казалось, что на разгоряченную кожу падают снежинки.

Он потянул ее ногу к себе и положил ее искалеченную ступню на свое колено.

– Да, вот тут. Маленькая забавная полоска. Похоже на родимое пятно.

– Это и есть родимое пятно. – Фоби резко убрала ногу. Раньше ему очень нравилось целовать его, с возмущением вспомнила она.

– И правда. – Дэн смотрел, как Фоби вдруг начала расстегивать длинные кожаные ремешки туфлей на лодыжках, чувствуя, что она не в состоянии вынести мучительную боль.

– Позволь мне сделать это вместо тебя. – Он засмеялся, вытягивая руки.

– Отвали. – Фоби склонилась над упрямой застежкой. – Я не сбрасываю с себя одежду от безумного желания. У меня невыносимо болят ноги.

Пожав плечами, Дэн ушел на кухню, чтобы налить себе еще шампанского. Фоби, уже под действием спиртного, выпитого тайком, даже не притронулась к своему бокалу. Она жалела, что выпила так много. Вместе с чудесной легкостью в голове, она чувствовала желание сделать что-нибудь вызывающее.

– Почему ты так внезапно уехала? Тони сказал, что у тебя в Лондоне что-то случилось. – Он снова наклонился вперед, мягко и незаметно касаясь черного шелка ее накидки.

– Меня вышвырнула Саския, – объяснила Фоби, непроизвольно скрещивая руки на груди, что придало ей сходство с регбистом. – После того, как увидела нас на кухне. Я не хочу говорить об этом. Ты любишь свою жену? Я имею в виду не привязанность или привычку, а настоящую любовь, от которой останавливается сердце и невозможно жить друг без друга?

– Я не знаю, – уклончиво ответил он и посмотрел в сторону. – Это сложно объяснить. Существует слишком много обобщений в определении понятия любви. Почему ты хочешь это знать?

– Потому... – она понизила голос до ласкового шепота, – потому что я не желаю больше тебя видеть.

– Что?

Боже, как ей было больно. Она уже не была уверена, что готова пройти через это до конца. Он выглядел так, словно она вырывала ему ногти щипцами, смоченными в кислоте.

Повернувшись к Дэну, который неподвижно сидел на диване и смущенно смотрел на нее, она собралась с духом и виновато улыбнулась ему. От улыбки в уголках глаз скопились крошечные капельки слез, угрожая пролиться и закончить представление.