Текст книги "Поцелуй навылет "

Автор книги: Фиона Уокер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 37 страниц)

– То, что произошло вчера вечером... Полагаю, ты уже вел себя так раньше? – осторожно сказала она.

Феликс взял на руки щенка и ничего не ответил.

– Ты уже пытался порвать отношения таким способом? – Она взглянула ему прямо в глаза. – С помощью бесконечных колкостей?

– Бывало, – пробормотал он, прижимаясь подбородком к теплой головке щенка.

Фоби сделала глубокий вдох, осознавая, что она поднимала меч, чтобы совершить эмоциональное самоубийство.

– Ты сделал это с Саскией?

Феликс застыл, но потом так быстро повернулся, что щенок в смятении захлопал глазами, чуть не получив травму шеи от резкого движения.

– В тот вечер, когда Манго пригласил меня зайти, я видела ее фотографию в твоей спальне. Прости, что я поддалась любопытству. – Фоби почувствовала, что она говорит слишком быстро, чтобы ее можно было понять, и она заставила себя снизить темп. Ее сердце громко колотилось в груди. – Я узнала ее. Саския Ситон. Мы вместе учились в школе.

– Ясно. – Феликс снял бейсболку и засунул ее в задний карман джинсов. Затем он нетерпеливо провел рукой по волосам.

– Вы были помолвлены, ведь так?

– Да. – Он посмотрел в сторону. – Да, я тоже бросал ей в лицо «бесконечные колкости».

Фоби посмотрела на жесткое, лишенное выражения лицо и почти услышала, как разбивается ее собственное сердце. Казалось, этот разговор отнимал годы ее жизни.

– Почему?

Он издал короткий сардонический смех, уставившись неподвижным взглядом на отдаленный дуб.

– Почему, Феликс?

– Потому что, – он посмотрел на нее, и в больших синих глазах застыло страдание, – потому что она трахалась с Диланом.

– Что? – Фоби чуть не потеряла сознание. – Она почувствовала, как от лица отлила кровь, оставляя кожу холодной и влажной, а сердце на мгновение остановилось, чтобы забиться вновь редкими толчками.

– Она спала с моим лучшим другом, понятно? – выкрикнул он, глядя прямо на нее. – Как ни странно, но я не хочу говорить об этом. Я не хочу вспоминать это, я не хочу думать об этом, и я хочу... Проклятье, Фоби! – Он отвернулся, подняв плечи. Одной рукой он сжимал щенка, а другой в отчаянии схватился за голову. – Какого черта тебе вздумалось сейчас говорить об этом?

Фоби была совершенно сбита с толку. Он явно был ужасно расстроен, и она разрывалась между пугающим желанием поверить ему и мучительным недоверием. Увидев его дрожащие плечи, она захотела обнять и утешить его. В то же время она хотела ударить его по лживой, тщеславной, светловолосой голове за то, что он посмел так вопиюще оговаривать Саскию.

Щенок явно хотел убежать. Он яростно пытался освободиться из рук Феликса.

– Прости меня, – наконец неловко сказала Фоби.

Феликс пожал плечами, продолжая стоять к ней спиной.

– Если ты не хочешь говорить об этом...

– Нет, не хочу, черт возьми! – огрызнулся он, отпуская щенка. Он поднялся, схватил ее за руку и очень быстро зашагал вперед. Фоби несколько раз споткнулась, когда наклонилась, чтобы одной рукой подобрать ошеломленного щенка, пока ее тащили за другую руку.

Несколько минут они шли в полном молчании. Прижимая щенка к груди и задыхаясь, Фоби старалась переварить услышанное, пыталась представить Саскию и Дилана вместе, но она даже не могла осознать реальность такого неожиданного поворота событий. Она просто не могла совместить распухшее, залитое слезами лицо самоубийцы, которое она видела на больничной подушке несколько недель назад, с образом двуличной девушки, которая для остроты ощущений спит с лучшим другом своего жениха. Эта история казалась нелепой, абсурдной, невозможной. Но Феликса до сих пор трясло от попытки рассказать ей об этом. Он сжимал ее руку, словно тисками. Теперь он шел почти нормальным шагом, но при этом продолжал смотреть прямо перед собой, словно лунатик.

– Какой она была в школе? – неожиданно спросил он.

Теперь настала очередь Фоби прижаться губами к головке щенка.

– Популярная, – призналась она, заморгав при воспоминании об этом насмешливом лице с вздернутым носом. – Очень красивая и спортивная. Умная. Надежная.

– А ты?

Фоби взглянула на него, но он продолжал смотреть вперед с непроницаемым лицом и прищуренными от солнца глазами.

– Неуклюжая, недоразвитая физически. – Она потерлась носом о мягкое коричневое ухо щенка. – Зубрила. Безнадежна в спорте, еще хуже в искусстве. И меня всегда укачивало на воде.

– Очень похоже на меня, – пробормотал он, сжав руку Фоби и отпустив ее, чтобы погладить болтавшуюся лапку щенка.

– Нам нужно было переписываться. Облегчать агонию. Я была единственной, кто по пятницам не мог позвонить родителям из телефона-автомата. Я просто не успевала опускать пятипенсовые монетки, пытаясь дозвониться в Дубаи или куда-нибудь еще.

– У меня была та же проблема с Вест-Индией. Жаль, что я тебя не знал.

– Я бы тебе не понравилась. У меня были скобки на зубах, и я носила лифчик самого маленького размера. В каждую чашечку можно было засунуть по носку, и он все равно был бы велик.

– Ты бы ужасно понравилась мне. – Феликс неожиданно повернулся к ней и улыбнулся. – Я бы хранил твою фотографию в моем пластмассовом кубе...

– У тебя он тоже был? – рассмеялась Фоби.

– В моем кубе, – продолжил он, крепко обнимая Фоби и щенка, – и притворялся бы перед всеми своими товарищами по спальне, что я целовался с тобой и трогал твои соски. Я мог бы даже объявить, что побывал у тебя под юбкой, но не стал бы углубляться в подробности. Если бы меня спросили, что именно я там обнаружил, это поставило бы меня в тупик.

– О каком возрасте мы говорим? – засмеялась Фоби. – Шестой класс?

– Ты что? – взвыл он и усмехнулся. – Третий курс университета.

– В своем кубе я хранила вырезанную из журнала фотографию Руперта Эверетта – задолго до того, как он стал известным, – и притворялась, что он мой парень, – с гримасой стыда вспомнила Фоби. – Затем вышел фильм «Другая страна», и мне пришлось притвориться, что, когда на него обрушилась слава, он решил меня бросить. Не думаю, что кто-нибудь проглотил эту ложь.

– В этом возрасте девушки не глотают подобных вещей, – беззаботно сказал Феликс.

– Наверное, им кажется, что там слишком много калорий.

Они снова пошли вперед.

– Она издевалась над тобой? – через некоторое время спросил он.

– Саския? – Фоби закусила губу, думая над тем, в чем она могла признаться. – Не очень сильно. Наши родители были знакомы, и на вечеринках мы все время строили рожи из-за их спин.

– Джин и Тони Ситоны? – Феликс поморщился при воспоминании. – Мне нравилась Джин Ситон.

– Мне тоже, – не подумав, вздохнула Фоби.

Феликс бросил на нее внимательный взгляд, но ничего не сказал, неожиданно решив сменить тему разговора.

– Между тобой и Дэном на самом деле все кончено? – Он взглянул на щенка, который заснул в ее руках.

– Да.

– Я рад.

Фоби вздохнула и вновь посмотрела на Серпантин.

– Я тоже.

В первый раз за последние сорок восемь часов она подумала, что действительно так считает.

Феликс улыбнулся, почесал за ухом у щенка и сделал шаг в сторону.

– Давай посидим.

Они сели на скамейку. Солнце медленно клонилось к закату. Щенок, который теперь лежал на коленях у Феликса, словно завернутый обед, тоже сонно посмотрел на них, поворачивая голову из стороны в сторону, словно зритель на теннисном матче. Затем он устало вздохнул, уткнулся носом в ноги Феликса и опять заснул.

– Дилан очень заинтересован в этой вечеринке с убийством. – Он прислонился к Фоби и посмотрел на ветки высокого дуба, качавшиеся над ними.

– Только в вечеринке? – Она рассеянно играла его волосами. При звуке имени Дилана ее сердце упало.

– Думаю, леди Эвтаназия его тоже привлекает, – рассмеялся Феликс. – Он планирует сменить свою роль и изображать старого повесу – с обязательным преследованием леди Эвтаназии. По крайней мере, об этом он говорил в машине вчера ночью.

Фоби улыбнулась.

– Как тебе роль Тесса Тостерона?

– Бисексуального стриптизера? Не совсем то, что я хотел, – простонал он. – Хотя может случиться так, что я не смогу принять участие в вечеринке.

– Нет? – Она отчаянно старалась не выдать охвативших ее чувств.

– Из-за работы. Мне нужно приехать на кастинг в течение двух недель. Думаю, что они будут набирать актеров в сентябре, но Пирс пытается воспользоваться своим преимуществом и показать меня в конце августа.

– Это действительно так значительно, как он хочет это представить?

– Даже больше. – Феликс присвистнул. – Я стану звездой, крошка. Я смогу купить тебе псевдо-французский замок за миллион долларов, и мы будем приглашать в гости Барбру Стрейзанд. Скорее всего, она откажется, но спросить можно. Шеннон Доггерти должна согласиться. Мадонна, возможно, даже пригласит меня к себе.

Фоби грустно погладила щенка.

– Ты действительно этого хочешь?

– Этого хочет моя мать. Пока мы с тобой разговариваем, она, возможно, уже нанимает архитектора, чтобы спроектировать в моем доме пристройку для себя – с мини-баром и зеркальными потолками, – пробормотал Феликс, взглянув вверх на дерево. – Нет, бар будет большим и с мягким полом. Ей так хочется, чтобы я приехал в Голливуд, что она уже согласилась с тем, что мне девятнадцать, а не тринадцать.

– А тебе?

– Мне двадцать шесть.

– Я спрашиваю, тебе самому хочется быть настоящей звездой?

– А кто не хотел бы?

– Я.

Феликс повернулся к ней и прижался губами к ее шее.

– Правда?

– Определенно. На самом деле я восхищаюсь людьми, которые могут с этим справляться. Утром я не могу предстать перед молочником, не говоря уже о полудюжине папарацци с огромными объективами, которые пытаются снять, как я выталкиваю Ричарда Гира через заднюю дверь.

– Я не собираюсь спать с Ричардом Гиром. Я хочу тебя.

– Полагаю, это избавит тебя от распевания мантр.

– А чего хочешь ты? – Он отвернулся, чтобы снова посмотреть на дерево. – К чему ты стремишься на самом деле?

– Я вполне счастлива тем, что являюсь обыкновенной лентяйкой. – Она пожала плечами. – Я знаю, что это так же некорректно, как шутка, но мне совершенно не важно, чем я занимаюсь, пока это доставляет мне удовольствие. В идеале я бы хотела получить достаточно денег, чтобы путешествовать по всему миру и найти себя в другой стране.

– Мне это нравится.

– А ты?

– Я хочу быть актером, – без промедления сказал он. – Я хочу примерять на себя личины других людей, словно бесшовные костюмы, не думать о словах и декорациях, хочу просто стать этим человеком. Я хочу, чтобы зрители сидели как приклеенные, а волосы у них на теле вставали дыбом...

– Этого не особенно легко добиться, если ты сам поворачиваешься к зрителям задом, демонстрируя этикетку на джинсах от модного дизайнера, – легкомысленно заметила Фоби.

– Моим идеальным шоу, – продолжил он, почти не слушая ее, – будет такое, за которым не последует ничего. Молчание. Полная тишина в зале.

– Что? – Фоби с удивлением посмотрела на него. – Никто не хлопает?

– Точно. – Феликс возбужденно повернулся к ней, его лицо светилось энтузиазмом. – Оглушительное, ошеломленное молчание. Тишина.

Он сделал паузу и посмотрел на нее сияющими глазами:

– Понимаешь? Они так верят происходящему, так вовлечены в него, что не хотят, чтобы все закончилось, не могут признать, что наступил конец. Никто не хлопает. Они не могут.

Фоби совершенно точно знала, что он говорил не о джинсовом показе.

– Есть только одна небольшая проблема. – Он прижался носом к ее плечу.

– Какая? – Фоби повернулась к нему так, что их глаза оказались всего в нескольких дюймах друг от друга.

Феликс ухмыльнулся:

– Я не могу играть, черт возьми!

Он начал смеяться.

Задержав дыхание, Фоби посмотрела на его безудержное веселье и с некоторым удивлением присоединилась к нему.

– Я умираю от голода. – Он снова прислонился к ней, так наклонив голову, что их волосы смешались.

– Я тоже. – Фоби внезапно поняла, что ее желудок почти выворачивает наизнанку.

Вместе со щенком, который продолжал спать уже в матерчатой сумке, висевшей на плече у Феликса, они отправились поискать какую-нибудь закусочную.

– Пойдем ко мне домой. – Он озабоченно провел рукой по волосам и начал идти перед Фоби спиной, переполненный энергией и надеждой. – Дилан работает в баре. Он не появится до полуночи.

– А Манго? – Фоби рассмеялась, когда Феликс столкнулся с деревом и резко остановился, поморщившись от неожиданности. Из матерчатой сумки послышалось негодующее рычание.

– Манго, – Феликс протянул руку и привлек к себе Фоби, – нашел себе подвальную комнату-студию в Сохо, и теперь ужасно гордится своим клоповником. Она находится всего в двух минутах ходьбы медленным шагом от жилищного фонда, в котором он работает курьером, так что теперь он будет опаздывать на работу всего на час вместо двух.

– Манго работает? – Фоби расширила глаза, но потом, увидев оскорбленное выражение лица Феликса, виновато покосилась в сторону.

– Он думает, что это добавляет ему таинственности и привлекательности, – ухмыльнулся Феликс. Он запустил пальцы в ее волосы и прижался к ним носом. – Ты так приятно пахнешь.

Принюхиваясь, чтобы тоже почувствовать приятный запах, Фоби обнаружила, что для сегодняшней встречи она забыла надушиться своими «Исатис».

– Это кокосовый шампунь из «Сейнсберис», – сказала она, чувствуя себя немного глупо.

– М-м-м... – Феликс целовал нежную кожу над ее ухом. – Пользуйся им всегда.

– Я буду им мыться утром и вечером.

Из раскачивавшейся сумки снова послышалось недовольное рычание.

Засмеявшись, она схватила Феликса за руку и оттащила от дерева.

– Давай вернемся. По пути купим чего-нибудь к ужину.

Нагруженные сумками, щенком, почтой Феликса, бутылками молока и газетами за последние три дня, Фоби и Феликс со скрипом и грохотом поднимались по узкой лестнице его дома, смеясь глупым шуткам и роняя на пол большую часть того, что они несли.

Щенок, узнавший место своего раннего пребывания, восторженно залаял и выбрался из матерчатой сумки. Бегая по квартире, он все неистово обнюхал и остановился только для того, чтобы помочиться. Короткий хвостик вилял так быстро, что напоминал брошенный на землю поливочный шланг.

– Никого нет дома. – Феликс заглянул в пустую кухню.

– Никого. – Фоби внезапно поняла, что она забывает дышать от возбуждения.

Сумки были брошены у лестницы, ужин забыт.

Она потянулась к его губам, обнимая рукой его за талию, а ее рука скользнула под его пояс, к теплой коже. Он взял в горячие, гладкие ладони ее лицо и притянул ее к себе в восхитительном, жадном поцелуе, которому не было конца. Когда его язык оказался у нее во рту и проскользнул между зубами, он прижался ногой к ее колену. В спальне Феликс, посадил ее на кровать, заваленную чистой одеждой, носками и книгами в бумажной обложке.

– Итак, – он отпрянул, широко улыбаясь, – соблазни меня.

Запыхавшись от поцелуев, Фоби перевернулась на живот и лежала, поддерживая руками подбородок.

Феликс медленно избавился от каждого предмета своей одежды, бросая их на пол и не спуская с нее пристального, веселого взгляда.

Фоби с восторгом укусила себя за мизинец и улыбнулась.

– Покажи мне свои родинки, – прошептала она.

– Мои родинки? – Он выглядел смущенным, когда наклонился, чтобы снять носок.

– Две неудачные родинки, – напомнила она ему.

– Ах, эти, – ухмыльнулся он, выпрямляясь и прижимая палец к губам. – Должен признаться, я поместил их в свою диаграмму из хитрости.

Она приподняла бровь.

– Я знал, что тебе обязательно захочется выяснить, где они находятся, – признался он. – Поэтому я добавил их в свою открытку. Кроме того, ты же видела мою татуировку.

Фоби начала болтать ногами, сбрасывая обувь. Она вытянула руку и коснулась его теплого, обнаженного бедра, чувствуя биение крови под кожей. Он задрожал, когда она провела кончиками пальцев по мягким волоскам на его ноге.

Засмеявшись, она толкнула его на кровать.

Они взвизгивали, хохотали и покусывали друг друга, избавляясь от остальной одежды и отбрасывая ее в сторону, вместе с чистыми вещами и книгами, лежавшими на кровати. Когда Фоби взобралась на Феликса и начала целовать его грудь, чередуя легкие прикосновения языка с игривыми укусами, он взглянул на нее и широко улыбнулся, рассматривая ее прищуренными глазами.

– Меня беспокоят? – засмеялся он.

Она провела ладонями по его ребрам к плечам и по напряженным мускулам рук к запястьям, пока крепко не захватила их. Скрестив руки у него за головой, она удерживала их там, опускаясь с поцелуями все ниже и ниже.

Солнце зашло за стену дома, слабо шевелились занавески, дважды звонил телефон, пока Феликс и Фоби сминали простыни, бросались подушками и атаковали друг друга своими ласками.

Как только он оказался внутри нее, она издала восторженный вздох и сдержала неистовый вопль удовольствия. Ни одна из ее недавних фантазий о Феликсе не подготовила ее к такому удовольствию. Она понятия не имела, что их тела так прекрасно подойдут друг к другу. Когда Фоби прижалась к нему, раздвигая ноги как можно шире, она застонала от блаженства. Когда она оказалась сверху, убирая со лба влажные волосы, то издала восторженный крик.

Даже когда движения бедер Феликса ускорились и перестали поддаваться контролю, в последнем экстазе, Фоби сама не кончила.

– Прости меня, – выдохнул он. Разгоряченный и пресыщенный, он поцеловал ее в живот. – Я больше не мог сдерживаться.

Фоби пробежала пальцами по его плечам и покачала головой.

– Мне понравилось, – честно сказала она, наклонясь, чтобы поцеловать его влажные волосы. – Я наслаждалась каждой секундой.

– Боже, как я хотел, чтобы мы сделали это раньше. – Он подвинулся так, чтобы положить голову ей на живот, и начал нежно поглаживать ее грудь.

Фоби накрутила на палец золотистый локон. Теперь на нем остался самый светлый оттенок рыжего цвета. Ничего особенного не было, подумала она. Никаких акробатических номеров, вспомогательных средств, игрушек, платков или переодеваний, о которых говорила Саския. Не было Феликса, задающего темп и выкрикивающего приказы. Не было стремления превзойти себя, словно в соревновании, участники которого получают очки за разнообразие и оригинальность программы. Был только секс. Хороший, земной, простой, игривый секс.

– Я тоже этого хотела. – Она вытянулась на теплых, мятых простынях и задрожала от безумного счастья, которое окутало ее, словно плотный туман.

Потом они вместе приняли ванну, брызгаясь пеной и наслаждаясь долгими мыльными поцелуями. Щенок грустно скулил за дверью, царапая ее когтями.

– Она хочет войти. – Фоби посмотрела на проем между дверью и полом, в котором на мгновение показался маленький носик.

– Я тоже. – Феликс посмотрел на нее, и его пальцы очень медленно проскользнули между ее ног.

Когда вода начала выплескиваться через края ванны, его пальцы задвигались осторожно и замысловато, изображая сложные иероглифы и рисуя картины, от которых она извивалась, смеялась и плакала, пока с великолепной дрожью не испытала острого наслаждения. После этого они болтали, смеялись и бесились в холодной воде и в лопавшихся пузырьках, пока Феликс не оказался весь в пене от шампуня, а Фоби неожиданно погрузилась под воду, болтая ногами в воздухе.

Когда они выбрались из ванны, Феликс обмотал вокруг нее мягкое темно-синее полотенце. Взяв еще одно, он начал вытирать ее волосы, пока они не встали торчком, как у панка.

– Я умираю от голода, – призналась она, пытаясь быстро пригладить волосы.

– Я тоже. – Он повесил полотенце ей на шею и потянул его к себе для очередного долгого поцелуя. Написав на запотевшем зеркале: «Я ЛЮБЛЮ ФОБИ», он направился на кухню, совершенно обнаженный, перешагивая через радостного щенка.

Задержавшись, Фоби неторопливо провела пальцами по буквам и увидела, как в них отразилось ее лицо. Внизу она написала: «Я люблю Феликса» – и быстро стерла слова, прежде чем последовать за ним на кухню, где он громко жаловался на то, что она забыла положить свежий базилик в корзину для покупок.

Они готовили чесночный соус ровно пять минут, а потом снова вернулись в постель, оставляя щенка, у которого громко урчал желудок, обнюхивать оставшиеся покупки и жевать упаковку с ветчиной.

Когда пару часов спустя Дилан вернулся домой, его встретил сильный запах гари. На плите он обнаружил кастрюлю с макаронами, из которой давно выкипела вода, и теперь поднимались клубы дыма. На кухонном полу были разбросаны рваные пакеты и изжеванные упаковки от продуктов, содержание которых лежало прямо на кафельной плитке или переваривалось в маленьком желудке щенка. Свернувшись на матерчатой сумке, щенок пресыщенно оглядывался по сторонам. Его нос был испачкан в джеме из черной смородины.

Когда он выпил немного пива и принялся за уборку, то услышал громкие вздохи и смех, доносившиеся из спальни Феликса. Зазвонил телефон, и на другом конце провода отрывисто заговорил Пирс.

– Куда пропал Феликс? Я весь вечер пытаюсь застать его дома.

– Он... э-э-э... Понятия не имею, где он. – Дилан посмотрел на закрытую дверь, за которой слышались приглушенные разговоры и смех.

– И вы не включили свой чертов автоответчик.

– Он сломан. Что-нибудь передать Феликсу?

– Мне очень нужно сегодня поговорить с ним. Я должен зайти к парню из Лос-Анджелеса, прежде чем он уйдет из офиса. Послушай, если он появится в течение часа, то пусть позвонит мне, если нет, скажи ему, что я уже дал согласие на то, что он полетит в Штаты и примет участие в отборе актеров, который состоится в последний четверг августа.

– Я передам ему.

Как всегда, Пирс резко положил трубку.

Когда Феликс наконец появился на кухне, чтобы сделать себе и Фоби по бутерброду, он не особенно обрадовался этой новости, вопреки ожиданиям Дилана.

– Черт, как раз в те выходные Флисс устраивает вечеринку, да? – крикнул он Фоби, которая появилась в дверях в одном полотенце, румяная от недавних упражнений.

– Да. – Она улыбнулась Дилану. – Привет.

– Привет, милая, – ухмыльнулся он.

– Но ты не должен откладывать из-за этого свою поездку в Штаты, – торопливо сказала Фоби Феликсу. – Это намного важнее.

Это был ее аварийный люк, подумала она. Если его не будет на вечеринке, то она не сможет сделать то, о чем ее просит Саския. Это даст ей время и возможность все отменить. Воодушевленная этой мыслью, она наклонилась, чтобы взять щенка, крепко обняла его и закружилась по кухне, чувствуя облегчение.

Несмотря на расстроенный желудок, щенок радостно облизал ее лицо.

37

Бесконечно счастливая, Фоби тихо вошла в свою квартиру и начала танцевать.

Из-за подлокотника дивана торчала копна рыжих волос и антенна переносного телефона.

– Да, Люси, будет много классных парней. Нет, ты не обязана быть Мег О'Маниак, если ты не хочешь. Посмотрим... Лукреция Дет-Уайш и Диззи Окел еще не заняты. Прекрасно. Значит, я записываю тебя как Лукрецию, хорошо? Ты приедешь сама или тебя подвезти?

Фоби опустила щенка на пол и постаралась проскользнуть через гостиную незамеченной, но из-за дивана показался веснушчатый нос, и ей отчаянно заморгали два глаза.

– Подожди, Люси. – Флисс прижала трубку к груди, неистово указала на дверь спальни Фоби и беззвучно сказала: «Берегись!»

Фоби в ужасе закрыла глаза. Там мог находиться только один из двух человек, которых ей следовало опасаться – Дэн или Саския. Она помолилась о том, чтобы там был Дэн. Тогда она смогла бы без угрызений совести выставить его за дверь.

Там была Саския.

Она сидела на мятой кровати Фоби, держа в руках такую же мятую открытку Феликса.

Ее мешковатый серый спортивный костюм был в пятнах и висел на похудевшем теле, словно кожа старого слона. Под покрасневшими глазами залегли темные тени.

– Ты была с ним в постели, да? – взвыла она. Ее лицо так перекосилось от ненависти, что напоминало тающую восковую маску.

Съежившись от страха и чувства вины, Фоби сделала единственное, что ей оставалась, – она бросилась в нападение. Она почувствовала, как злость заколола ее кожу, словно сумасшедший иглотерапевт.

– Он сказал, что ты спала с Диланом у него за спиной, – прошептала она и оглянулась на тот случай, если Флисс подслушивала.

– Ты разговаривала с ним обо мне! – в ужасе воскликнула Саския, закрывая рукой рот. – Ты упоминала наше...

– Я пыталась разговорить его, – промычала Фоби. – Пыталась получить ответы на твои...

– Ты глупая, безмозглая идиотка, Фредди! Из всех...

Она заткнула уши.

– ...Необдуманный, невежественный, самоубийственный поступок. Я же говорила, что он не должен догадаться о том, что ты все знаешь обо мне и о нем. Ты намеренно все испортила, потому что захотела его для себя, да? – Крик Саскии превратился в хриплое карканье.

– Он сказал, что ты спала с Диланом, – снова прошептала Фоби, достаточно тихо, чтобы Флисс ее не услышала. – Он сказал, что ты спала с его лучшим другом, Саския.

– И ты ему поверила? – издевательски рассмеялась она.

«Она не смотрит на меня, – с ужасом поняла Фоби. – Она не смотрит мне в глаза, черт возьми!»

– Что случилось на самом деле? – медленно спросила она.

Саския прижала ладони ко лбу, смех мгновенно оборвался. Она начала молча раскачиваться на кровати взад и вперед.

Фоби застыла на месте, как будто пол был намазан суперклеем, и уставилась на дрожащее, раскачивающееся тело подруги. Заметив побелевшие костяшки пальцев и сведенные плечи, она испугалась, что Саския перешагнула через ту грань, за которой начинался неуправляемый нервный срыв. Она выглядела совершенно обезумевшей от отчаяния.

Закрыв за собой дверь, она села прямо на пол и крепко обняла себя за колени.

– Это правда? – выдавила она, неожиданно почувствовав ужасную неуверенность.

Саския продолжала раскачиваться.

– Это правда, Саския? – пробормотала Фоби. – Ты спала с Диланом?

Она что-то промычала в ладони.

– Что?

– Да.

– Что?

– ДА! – Саския вцепилась руками себе в волосы и посмотрела на Фоби так, словно она только что добилась признания у члена террористической группы.

Фоби облизнула сухие губы и уставилась в потолок. Она больше не могла выносить вида Саскии. Ее сердце обливалось кровью из-за Феликса.

– Когда? – прошептала она.

Саския вытерла нос рукавом свитера и крепко закрыла глаза.

– Когда, Саския? – вновь спросила Фоби. Она чувствовала ледяное спокойствие и странную отрешенность, совершенно оцепенев, словно ей дали большую дозу героина.

– Когда Феликс уехал к своему отцу на Барбадос, – пробормотала она. Ее губы дрожали. – Как раз перед нашим разрывом. Я была так несчастна, так расстроена его исчезновением... – Она начала всхлипывать.

– И что было потом? – Фоби продолжала смотреть на потолок.

– Дилан пригласил меня чего-нибудь выпить, чтобы немного развеселить меня. – Всхлипы сделались чаще. – Мы пошли в бар «Атлантик» и ужасно напились. Дилан принял дозу кокаина и хихикал почти два часа, болтая всякий бред.

Она вздрогнула при воспоминании об этом.

– Он был таким милым и внимательным. Так отчаянно хотел рассмешить меня.

– И ты переспала с ним? – прошипела Фоби. – Прекрасный пример верности.

– Нет! – взвыла Саския. – То есть – да, но все было совсем не так. Это было... боже, я не могу объяснить.

– Попробуй. – Фоби наклонила голову.

– Ты уже начинаешь говорить как проклятый Феликс!

Она выглядела такой невообразимо жалкой, что Фоби с трудом поборола порыв броситься к ней через комнату и утешить ее.

– Итак, ты оказалась в баре «Атлантик» со смешным парнем. Что было потом?

Несколько секунд Саския вытирала глаза одеялом Фоби, издавая судорожные всхлипы.

– Вернувшись домой, мы долго разговаривали – в основном о Феликсе. И немного о Дилане и его единственной настоящей любви.

– Джейни?

– Ты знаешь о ней? – Саския посмотрела на нее в слезах. – Да, Джейни. Эта история случилась несколько лет назад, но он до сих пор не может думать о ней спокойно. Мы говорили несколько часов подряд. Потом мы напились еще больше, немного поплакали вместе, и тут он неожиданно... – Она снова начала всхлипывать.

– Потянулся к твоему лифчику? – Фоби понимала, что она была умышленно жестока, но у нее каждый волосок вставал дыбом при мысли о страданиях Феликса.

– Нет! – взвыла Саския, с силой опуская кулак на открытку Феликса. – Дилан внезапно признался, что я ему всегда нравилась, – продолжила она. – Он даже сказал, что любит меня. Я была почти уверена, что это не так. Он был так расстроен и эмоционален, что признался бы в любви даже фонарному столбу. Но я была невероятно подавлена и невероятно польщена его словами, поэтому мне показалось совершенно естественным поцеловать его.

Она высморкала нос в одеяло.

Наблюдая за ней, Фоби слегка вздрогнула, но она была так захвачена ее историей, что оставила это без комментариев.

– Он выглядел совершенно ошеломленным. То есть по-настоящему смущенным. – Саския несколько раз икнула. – Тогда мы снова выпили, ничего не сказали друг другу и поставили кассету с видеофильмом.

– С каким? – саркастически спросила Фоби. – «Трое»?

Между всхлипами Саския грустно рассмеялась:

– «Основной инстинкт».

– Большая ошибка.

– Огромная, – всхлипнула Саския. – Около трех часов ночи мы закрыли глаза и набросились друг на друга. На следующее утро мы стали извиняться. Это было так ужасно. Мы не могли смотреть друг на друга. Разговаривали словно незнакомые люди после особенно неудачной ночи, проведенной вместе. Милая, забавная дружба исчезла. Я чувствовала себя настоящей стервой.

– Дилан тоже был не безупречен, – заметила Фоби.

– Знаю, знаю. – На этот раз Саския высморкалась в ночную рубашку Фоби. – Но он всегда влюбляется в подружек Феликса. – Она взглянула на Фоби покрасневшими от слез глазами. – Я уверена, что он влюблен и в тебя.

Фоби обернулась на дверь.

– Вообще-то я... – Она остановилась, чувствуя неожиданную уверенность в том, что Саскии совсем не обязательно знать об интересе Дилана к Флисс.

– Он всегда терпит неудачи. Он даже шутит над этим. – Ее голос стал прерывистым от рыданий. – Но на самом деле они для него просто глупый, романтический идеал, как те проклятые книги, которые он пишет и думает, что никто о них не знает. Если поступать в соответствии с ними, как это сделала я, то ты нарисуешь усы и очки на своем романтическом образе.

– А как Феликс все узнал? – дрожащим голосом спросила Фоби.

Саския зарылась лицом в ночную рубашку.

– Он застал нас.

– Боже! – она в ужасе укусила себя за колено. – Но не...

– Нет, не в постели. – Голос Саскии был приглушен несколькими слоями материи, но по-прежнему оставался пронзительно истеричным. – Но было и так довольно ясно, чем мы с ним занимались.

Фоби почувствовала, как в груди поднимается яростный гнев, и закрыла глаза, думая о Феликсе, который так отчаянно нуждался в любви и верности, искал безусловной, бескомпромиссной честности так, как другие ищут богатства и власти. Она задрожала от сострадания, представляя, как он входит в комнату, в которой два человека, которым он по-настоящему доверял, хватали свою одежду и бормотали извинения, едва насытившись друг другом. Образ был таким мучительным, что ей с трудом удавалось дышать спокойно и смотреть на Саскию, не выкрикивая оскорблений.