Текст книги "Поцелуй навылет "

Автор книги: Фиона Уокер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 37 страниц)

Пэдди дипломатично удалился, выводя Дилана из комнаты.

Фоби опустилась на пол рядом с Флисс, стуча зубами.

– Дилан рассказал мне про то, что пообещала сделать Саския. – Флисс сжала ее руку.

Фоби молча кивнула и затряслась еще сильнее. Она не думала, что когда-нибудь согреется.

– Вы с Диланом теперь вместе? – прохрипела она, покосившись на Флисс заплывшими глазами.

– Еще слишком рано говорить об этом. Надеюсь, да.

– Это хорошо, – неподвижными губами прошептала Фоби, поднимая ближайшую газету.

Их история была напечатана во всех таблоидах, хотя только в воскресном выпуске газеты «Сателлит ньюз» она появилась на первой полосе вместе с фотографией Феликса, на которой он выглядел поразительно красивым. Заголовок гласил:

СИЛЬВИАН ПОБЕЖДЕН

Страстный мальчик Белль одурачен ослепительной черноволосой красавицей и своей бывшей ревнивой любовницей, актрисой Саскией Ситон, которая отомстила великолепному блондину, разбивавшему женские сердца.

Так ли сладка месть, как Феликс Сильвиан? Читайте на страницах 15—16.

Там было все – от бурного ухаживания за Саскией до отмененной свадьбы, от досье на Феликса до путешествия в Париж и двух беспечных неделях, которые Фоби провела вместе с ним. Там было даже несколько расплывчатых и увеличенных фотографий, изображавших их на прогулке в Гайд-парке вместе с Яппи.

Только человек, очень близкий Фоби и Саскии, мог рассказать это. Кроме того, он должен был иметь большое влияние в компании «Сателлит ньюз», чтобы новость приобрела такой размах. Это был не тот тип истории, который заслуживал подобного внимания в прессе – Феликс, несмотря на регулярное появление своего имени в колонке светских сплетен, был недостаточно известен для полного разворота, цветных снимков и эксклюзивной статьи, написанной в пикантном стиле любовного романа. Его родителей описали карикатурными чудовищами, чтобы привлечь внимание читателей; там была даже фотография Филомены, на которой она изображала оргазм в сцене одного из своих мини-сериалов.

Переводя мутный взгляд на остальные снимки, Фоби застонала, когда увидела собственное изображение. Загорелая и покрытая лосьоном, она лениво позировала в бикини, посылая в объектив одну из самых волнующих и призывных улыбок. Казалось, будто она специально позировала для газеты. Но это было не так. Этот снимок был сделан почти год назад, и с тех пор хранился в ящике стола, который стоял в офисе, расположенном на верхнем этаже здания компании «Сателлит».

«Фоби и Феликс проводили ночи опаляющей страсти в его квартире в Ноттинг-Хилле», – гласила подпись.

Остальные таблоиды поместили сокращенную версию на удаленных от начала страницах, уменьшив число фотографий, но она была не менее мучительной в своем, подчеркнутом издевательстве над Феликсом, его семьей, любовницами и доверчивой любовью к Фоби. Несмотря на использование фактов первоисточника, они содержали больше надуманных подробностей. В одной газете Фоби назвали девушкой по вызову, а в другой – актрисой мягкого порно. Все снабдили историю ее снимком в бикини, отпечатав его более расплывчато, что также было идеально для их стиля. Возможно, они знали, что их никогда не привлекут к ответственности за использование частного снимка, потому что его владелец был явно заинтересован в том, чтобы остаться в тени. Все слишком боялись Дэниела Нишема, чтобы назвать его имя, понимая, что в этом случае будут уничтожены. Для журналистов слух о неприкрытом интересе Дена к Фоби должен был навсегда остаться слухом, а не становиться грязным судебным разбирательством. Однако некоторые таблоиды выразились достаточно недвусмысленно, говоря о том, что Фоби даже бросила своего «хорошо известного» женатого любовника-адвоката, чтобы отомстить Феликсу.

Читая их, Фоби вспомнила историю убитого аббатом монаха, который медленно отравился за чтением Священного Писания. Облизывая палец, чтобы перевернуть страницу, он не замечал миндального вкуса цианида, нанесенного на каждый лист любимой книги.

Фоби уже несколько лет зачитывалась таблоидами, смеясь и поражаясь скандальными подробностями жизни сумасшедших звезд и прочих знаменитостей, считая их полезными лишь для того, чтобы заполнить свободное время перед воскресным завтраком. Увидев собственное лицо, смотревшее на нее с цветных зернистых страниц, она осознала их способность разрушать судьбы.

– Думаешь, все рассказала Саския? – спросила ее Флисс.

Фоби покачала головой:

– Они бы процитировали ее слова, и тогда история была бы совсем под другим углом. Есть цитаты Жасмин и нескольких приятелей Феликса. Я думаю, что Саския понятия не имела о том, что все и без нее появится в газетах.

– Тогда кто?

– Дэн.

– Нет! – Флисс оторвалась от страницы с гороскопом. – Черт, ну конечно! Он же работает на них, верно?

– Должно быть, он все раскопал. – Фоби вздрогнула. – Он был несколько раз в нашей квартире и мог найти досье Феликса или услышать сообщения Саскии, оставленные на автоответчике. Нельзя забывать, что он довольно проницателен. Когда дело касается фактов, он похож на провидца – всегда знает, в каком направлении следует копать дальше, пока остальные роют наугад. И он часто встречается с Портией Гамильтон. Она знает практически все.

– Боже! – глаза Флисс расширились. – Значит, все это время он готовился отплатить тебе за то, что ты его бросила, пока...

– Пока я собиралась отомстить за Саскию. – Фоби кивнула. – Совершенно верно. Если посмотреть правде в глаза, то она не хранила свой план в большом секрете. Она рассказала о нем моим друзьям, чтобы оказывать на меня давление. Кто угодно мог проболтаться за послеобеденным бокалом вина.

– Только не я, милая. – Флисс положила руку на плечи Фоби и поцеловала ее в лоб.

Фоби в оцепенении уставилась на потолок.

– И что ты теперь будешь делать? – осторожно спросила Флисс.

Фоби безнадежно покачала головой:

– Я не знаю. Наверное, рассыплюсь на части.

– А как же Феликс?

– Он не захочет видеть меня в радиусе миллиона миль. – Фоби посмотрела в сторону. – Я его знаю. Прошлая ночь была моим единственным шансом. Он придает огромное значение доверию и верности. Он хотел, чтобы я выбирала между ним и Саскией и доказала, как сильно я его люблю, но я выбрала ее. Боже, я надеюсь, что с ним ничего не случилось!

– Но ты любишь его! – завопила Флисс. – Если ты объяснишь, что сказала Саския, то...

– Нет! – яростно отпрянув от нее, Фоби встала. – Он никогда не простит меня за это. Поверь мне, Флисс. Ему наплевать, чем угрожала Саския. Он не увидит это так, как видим мы. А сейчас все попало в газеты. Это и моя вина тоже, потому что я оказалась достаточно глупа, чтобы сказать Дэну, что люблю Феликса.

Она начала плакать, закрыв лицо ладонями и пятясь назад.

– Средство от кризиса. – В кабинете появился Дилан с тремя кружками чая на бумажной тарелке, и чуть не уронил их, когда врезался в Фоби.

– Я соберу свои вещи, – всхлипнула она, быстро отступая к двери. – Потом я вернусь к Джин, чтобы забрать Яппи, и поеду в Лондон или куда-нибудь еще. Я не могу выносить... О черт!

Она убежала.

На следующее утро Джин отвезла Фоби на вокзал и крепко обняла ее. Она пыталась убедить ее остаться на ферме Гайтон, но Фоби была решительно настроена уехать. Джин очень не хотела оставлять ее в таком подавленном состоянии.

– Ты ведь не будешь одна, правда?

– Нет, – солгала Фоби.

– Ты попытаешься найти Феликса? – осторожно спросила Джин.

Уставившись неподвижным взглядом на платформу, Фоби не ответила.

– Верни его. – Джин обняла ее за плечи.

– Это луна.

– Иногда при большом желании можно достать и луну с небес. Поверь мне, Фредди.

44

Фоби шла в сторону Ноттинг-Хилла, не совсем понимая, что она делает, повесив на плечо матерчатую сумку, в которой дремала Яппи, не замечая катившихся по щекам слез и крепко обхватив себя руками, чтобы согреться.

Было жарко и душно.

Проходя мимо в бесформенном свитере и плохо сидящих джинсах, Фоби нечего не видела и не привлекала взглядов. Казалось, будто она существовала в параллельном мире.

Когда она приблизилась к дому Феликса, ее шаг замедлился до скорости улитки, а сердце неистово заметалось в грудной клетке. Она подошла к воротам и ухватилась за железную ограду, осматривая небольшую вымощенную площадку.

Золотистого «мерседеса» Жоржет не было среди других припаркованных автомобилей. Вокруг слонялись трое или четверо мужчин в безвкусных футболках и бейсболках. Угощаясь пивом из банок и почесывая затылки, они ждали. У двоих на мощных шеях висели фотоаппараты. На крышах пыльных машин стояли сумки, набитые остальным снаряжением.

В следующую секунду Фоби заметила высокого светловолосого мужчину, торопливо подходившего к дому с противоположной стороны. Его лицо пряталось за солнечными очками, через дырки на джинсах виднелись загорелые ноги, а вокруг стройной талии был повязан кремовый свитер. Она спряталась за джипом и осторожно выглянула.

Но это был всего лишь Манго с красным от солнечных ожогов лицом и дорожной сумкой, повешенной через плечо. Он быстро повернул к коттеджу и почти подбежал к входной двери. Журналисты, явно принимая его за Феликса, включили свои диктофоны и засуетились, меняя линзы объективов. Когда поняли, что это был не Феликс, они сделали пару снимков и задали несколько равнодушных вопросов, но Манго не обратил на них ни малейшего внимания. Они же были недостаточно заинтересованы в нем, чтобы настаивать. Манго снял с плеча сумку, покопался в ней, извлек связку ключей и открыл дверь, напоследок пожелав журналистам проваливать.

Развернувшись, Фоби уныло направилась в сторону Айлингтона.

– Кто это? – спросил один из журналистов.

– Не знаю. Наверное, поклонница. Какая-то она странная.

На пороге дома Фоби на Дуглас-стрит кто-то сидел. Когда она повернула за последний угол, то заметила отблеск светлых волос и задохнулась от безумной, невероятной надежды. Но как только она бросилась вперед, раскачивая сумку со спящей Яппи, то почти сразу резко остановилась, увидев сидящего на пороге человека целиком.

Это была Саския. Она до сих пор была в своем жемчужном платье, но ее макияж растекся по лицу разноцветными полосами. Чуть дальше по улице под острым углом к тротуару был припаркован «жук» Стэна со смятым от удара передним крылом.

Сделав глубокий вдох, Фоби направилась к входной двери, чувствуя, как по ее венам разливается злость и разочарование.

– Входи. – Фоби потянулась за ключами.

Саския молча последовала за ней.

– Давно ты здесь сидишь? – спросила Фоби, устало поднимаясь по лестнице.

– С пяти часов утра. Сначала я поехала к дому Феликса.

– Немного рано для попытки помириться, ты так не думаешь? – с горечью прошипела Фоби. – На твоем месте я дала бы ему пару недель, чтобы прийти в себя.

Разрыдавшись, Саския прошла за ней в квартиру.

Фоби двигалась на автопилоте. Она нажала на кнопку автоответчика, не слушая множество сообщений. Там были сообщения от матери Фоби, владельца галереи, в которой проходит выставка у Флисс, хозяина квартиры и судебных приставов. Еще было срочное сообщение от Дилана, но оно было оставлено прошлой ночью до того, как Дилан обнаружил ее у Ситонов. От Феликса сообщений не было. Одно сообщение оставил Дэн.

«Я звоню из Италии, – сказал он, не утруждая себя назвать свое имя. – Я получил твою открытку – прости, что я так долго не отвечал. Мой ответ в газете „Пост". А еще в „Мирроу", „Ньюз оф зе уорлд", „Пипл" и, конечно, в воскресном выпуске „Сателлит ньюз". Пока».

Вернувшись в гостиную, Фоби посмотрела на Саскию, которая сидела на диване и неистово всхлипывала.

– Разве ты не собираешься поблагодарить меня? – холодно спросила Фоби.

– Я знаю, что ты ненавидишь меня. Я сама себя ненавижу, – прорыдала она. – Как только ты начала говорить, я поняла, что ты была права. Это не было местью – это был ужасный фарс, но я не смогла ничего сделать. Я хотела, – всхлипывала она, – я сидела и смотрела, как ты делаешь то, что я просила, и хотела остановить тебя, но я чувствовала такой сильный страх, вину и шок, что не могла пошевелиться. Я внезапно поняла, что твой Феликс отличался от моего. Это было так больно, что я не могла сделать абсолютно ничего – не могла двигаться, не могла говорить.

– О боже, – выдохнула Фоби. Ее душили слезы. – Боже, Саския, я так хотела, чтобы ты остановила меня.

– Когда ты набросилась на меня на чердаке и сказала, что я не любила Феликса, я действительно хотела убить тебя. Я так ненавидела тебя, что использовала самый грязный трюк. Боже, я была в таком состоянии, что могла бы на самом деле решиться на это.

Фоби вздрогнула, когда к ней подбежала Яппи и ткнулась носом, выражая свое желание немного поспать.

– А потом, – продолжила Саския, – я увидела твое лицо, когда ты вошла в гостиную, и увидела реакцию Феликса. Тогда мне стало совершенно ясно, что ты была права. Я не любила мужчину, которому ты причинила боль. Все время нашего знакомства я смотрела только на поверхность. Ты добралась до самой сути.

– Очисти лук, и ты заплачешь. – Фоби издала грустный смех, в котором звучали слезы.

– Я пошла домой к Феликсу, чтобы рассказать, как сильно ты его любишь, но его там не было. – Саския не сводила с нее умоляющего взгляда. – Пожалуйста, поверь мне, Фредди. Я пошла к нему только для того, чтобы объяснить, что одна я во всем виновата. Что именно я хотела заставить его страдать.

– Он это знал.

Саския с изумлением посмотрела на нее.

– Он догадался, Саски. – Фоби посмотрела в сторону, не в силах выносить ее взгляд. – Он знал, что прошлой ночью мы собирались унизить его. Он остался, потому что искренне верил, что я этого не сделаю.

– Боже! – в ужасе воскликнула Саския, закрыв лицо дрожащими руками. – И ты бы так не поступила, правда? Но я... О боже, Фредди.

Она встала и побрела на кухню, чтобы взять бутылку бренди. В полном отчаянии она простояла там несколько минут, опираясь руками на стол, прежде чем повернуться.

– Я оказалась глупой и эгоистичной стервой, которая разрушает жизни других людей ради собственного спокойствия...

Фоби посмотрела, как она неверными шагами вернулась в гостиную и только потом заговорила:

– Не совсем. В конце концов ты начала рассуждать здраво, правда? Ведь если бы я не поверила в твой блеф, что бы ты сделала?

– В таком состоянии я наверняка попыталась бы покончить с собой. – Саския прижала горлышко бутылки к губам. – И если принимать во внимание все мои предыдущие неудачные попытки, я бы провела пару недель в больнице, а потом продолжила строить планы мести.

– А теперь?

Саския посмотрела на Фоби и закусила губу, понимая, к чему ее подводят.

– Я хочу забыть его. Забыть, что это случилось, и начать все заново. Не знаю, получится ли у меня, но я на самом деле хочу попытаться. Это все равно что бросить курить – ты можешь сделать это, только если сам этого хочешь.

– Значит, это сработало, правда? Не так, как было запланировано, но все-таки сработало. – Фоби прижалась мокрыми глазами к теплой, мягкой шерсти Яппи. – Какая ирония.

– И я хочу, чтобы вы с Феликсом снова были вместе, – медленно произнесла Саския. – Иначе я никогда не прощу себя. Ты помогла мне, теперь моя очередь.

– Не думаю, что у тебя получится, – пробормотала Фоби.

Собираясь возразить, Саския вздрогнула, когда рядом с ней зазвонил телефон.

Застыв на диване, Фоби посмотрела на него так, словно с помощью долгого взгляда она сумеет определить, кто находится на другом конце провода.

– Сними трубку, – горячо сказала Саския.

– Не могу.

– Это может быть Феликс.

– А может, и нет, – всхлипнула Фоби. – Поэтому я не могу подойти к телефону.

Когда прозвучал десятый звонок, Саския сняла трубку.

– Алло? – сказала она тихим, дрожащим голосом. – Нет, Дилан, это Саския. Да, прекрасно... то есть нет, очень плохо. Я совершенно разбита. Да, она здесь.

Она взглянула на Фоби.

Фоби неистово затрясла головой.

– Сейчас она не может говорить. – Саския пыталась сдержать слезы. – Хорошо... Да... Что? Проклятье! Когда это случилось? Хорошо, я ей передам... Ты тоже. Пока.

Она положила трубку и подошла к Фоби осторожно обняв ее.

– Дилан и Флисс вернутся в Лондон сегодня вечером. Они оставляют Милли и Гоута ответственными за дом и уборку.

– Они знают, где Феликс? – выдавила Фоби.

Саския сделала глубокий прерывистый вздох.

– Нет, они еще не нашли его. Но звонила Жоржет. Кажется, полиция нашла ее «мерседес». Он врезался в фонарный столб на Кромвель-роуд.

Фоби вздрогнула от ужаса.

– О боже, Феликс...

– Нет. Машина была пуста, когда они нашли ее. – Саския обняла Фоби крепче. – Немножко помялась. Видимо, он оставил ее там и ушел.

– Но куда? – всхлипнула Фоби. – Я не могу вынести мысль о том, что он остался один со своими страданиями и больше всего на свете ненавидит меня. Он в таком состоянии, что может...

Когда снова зазвонил телефон, она затряслась в объятиях Саскии.

– Сними трубку, Саски, – прошептала она. – Измени голос, придумай что-нибудь.

– Алло? Боюсь, сейчас она не может подойти к телефону.

– Это какой-то Грег Марстон из «Ньюз», – прошептала она. – Он хочет поговорить с тобой об эксклюзивном интервью.

Посадив Яппи на пол, Фоби отключила телефон. Потом она зашла в свою спальню и сделала то же самое со вторым аппаратом.

– Что ты делаешь, Фоби? – Саския следовала за ней. – Кто такой Грег Марстон?

– Когда ты прочтешь воскресные газеты, – Фоби потерянно сидела на кровати, – ты поймешь, почему тебе не стоит надеяться на то, что мы с Феликсом снова будем вместе. Кажется, я уничтожила его карьеру.

Дилан и Флисс очень старались присматривать за Фоби следующие два дня, но оба были слишком рассеянны, чтобы заботиться о человеке, который был похож на рваную тряпичную куклу.

Большую часть воскресного вечера Флисс потратила на то, чтобы отвезти Джин Ситон в Лондон. Она попросила ее забрать Саскию, которая настолько обезумела от вины и унижения, что не переставала рыдать над страницами таблоидов. Когда Саския перешла к третьему рулону туалетной бумаги, в квартиру вошла Джин с многословными извинениями. Она крепко обняла свою плачущую дочь и оторвала ее от апатичной Фоби, которая сухими глазами смотрела в пространство перед собой, явно не замечая ничего вокруг.

– Она сломалась, – сказала Флисс Дилану на следующий день, когда они встретились в баре. – Она всегда была такой разумной, и я просто не знаю, что мне делать.

– Не отходи от нее ни на шаг, дай ей выговориться и убери из ванной все острые предметы.

– Я не могу. И не надо так шутить, – в отчаянии простонала Флисс. – В среду открывается моя выставка. Завтра я должна весь день следить за транспортировкой и расстановкой моих работ. Сегодня я встречаюсь с администратором галереи, чтобы в последнюю минуту составить каталог. У меня ужасный стресс. Возможно, я не буду спать всю ночь, Фоби снова останется одна, а я буду чувствовать себя последней предательницей. – Она широко зевнула, закрывая потускневшие глаза, как новорожденный щенок.

– Ты великолепна, – неожиданно сказал Дилан. – Ты знаешь, что очень мне нравишься?

– Ты всегда преувеличиваешь. – Флисс покраснела. – Но ты мне тоже нравишься.

– Как ты думаешь, куда отправился Феликс? – спросила она, когда они вышли на улицу.

Дилан пожал плечами:

– Никто не знает. Кажется, Манго тоже исчез. Я полагался на его помощь, но не могу найти этого маленького негодяя.

В метро они торопливо поцеловались.

– Попробуй найти сегодня для Фоби компанию, хорошо? – сказал Дилан, медленно отходя к турникету. – И постарайся немного поспать, если сможешь. Ты выглядишь совершенно измотанной, бедняжка.

Фоби чувствовала себя лучше, когда с ней была Флисс, и ей удавалось сохранять спокойствие, но когда она оставалась одна, то начинала лезть на стены, испытывая безумное, нервное беспокойство за Феликса. Снова и снова она включала телефон, чтобы позвонить ему. От горя она не могла мыслить логически. Набрав номер, она каждый раз вешала трубу до первого гудка, чувствуя, как у нее разрывается сердце. Почти сразу после этого раздавался звонок, и кто-нибудь пытался взять у нее интервью для продолжения истории.

В понедельник они горячо и живо описали драматическое исчезновение Феликса, разбившего машину стоимостью в семьдесят тысяч фунтов стерлингов.

Газета «Ньюз» сообщила, что Фоби до сих пор отказывается от комментариев. По слухам, ей заплатили пять тысяч фунтов за унижение Феликса.

Эта история привлекла всеобщий интерес. Телевизионные ведущие шутили над ней, призывали телезрителей звонить и рассказывать забавные истории о расплате, ди-джеи ставили песни о мстительных любовниках.

Фоби не включала телефон и почти все дни проводила вместе с Яппи под одеялом в своей спальне, сочиняя сотни писем Феликсу.

Дилан искал Феликса по всему Лондону, звонил тем, кто мог знать о его местонахождении. Заходил в клубы, бары и другие излюбленные места Феликса, но это ни к чему не привело.

Во вторник Дилан установил новый автоответчик и отправился в Южный Кенсингтон, чтобы встретить Флисс у галереи. Она наконец расставила последние скульптуры и теперь ждала ужина в небольшом тихом ресторане. Затем собиралась вернуться к Фоби и поспать в первый раз за последние несколько дней.

Дилан планировал пригласить Флисс к себе домой, он планировал, что Флисс слишком устала для первого секса. Поэтому благоразумно решил немного подождать и ни о чем не спрашивать.

Феликс появился у дома двадцать минут спустя после ухода Дилана и почти десять минут искал ключи, прислонившись к входной двери. Затем с трудом вставил нужный ключ в замочную скважину и наконец ввалился в холл. Неверными он шагами поднялся вверх по лестнице, отталкиваясь от стен, затем добрался до узкого коридора и направился к своей спальне. На пороге упал, чуть не разбив нос о кровать. Сделав несколько глубоких вдохов, поднялся, подошел к рамке с фотографиями и снял ее со стены. Она выскользнула у него из рук и упала, стекло разбилось вдребезги. Отбрасывая осколки ногами, он наклонился за фотографией Фоби, сделанной на прошлой неделе, и неверной походкой отправился на кухню. Тяжело опустившись на стул, он вытащил из кармана зажигалку и поднес ее к блестящему прямоугольнику, держа палец на колесике.

Фоби сидела на его кровати, и на ней не было ничего, кроме старой рубашки его дедушки. Она весело смеялась, от чего ее зеленые глаза сузились и исчезли за густыми ресницами. На полу у одной ноги растянулась Яппи, обнюхивая резиновый мячик.

Палец Феликса опустился вниз, и маленький язычок пламени лизнул край фотографии.

Через долю секунды он с силой швырнул зажигалку в стену и попытался потушить синие огоньки рукавом рубашки, прижимая его к быстро исчезающему изображению.

Пламя погасло, и Феликс посмотрел на фотографию. Он сжег ее ногу и почти всю Яппи, но сама Фоби продолжала смеяться. В отчаянии он снова опустился на стул, провел дрожащей рукой по волосам и тупо уставился в потолок. Стул медленно опрокинулся. Феликс обнаружил, что смотрит на перевернутый плинтус с повисшими в воздухе ногами.

– Черт!

Он закрыл глаза.

Вернувшись домой около двух часов ночи, разгоряченный желанием, любовью и ожиданием, Дилан сразу упал на кровать. Около четырех он на секунду проснулся, прикрыл ноги одеялом и снова уснул с широкой улыбкой на лице, погрузившись в чувственные сны о Флисс.

Он не расслышал слабых звуков песни «На распутье», доносившихся из соседней комнаты, и набегов к телефону, чтобы набрать номер, который не отвечал.

В среду Флисс носилась по квартире в полной панике. Она включила телефон. Предстояло позвонить всем своим друзьям и попросить их прийти вечером на ее частную выставку. Каждый звонок занимал не менее часа, потому что все хотели узнать последние новости о Фоби и Феликсе.

Почти все это время Фоби пролежала в ванной, прислушиваясь к голосу Флисс, которая явно считала его достаточно приглушенным, чтобы избежать вероятности быть подслушанной.

– Да, она вне себя от горя. Ты действительно думаешь, что мне следует это сделать? Да, я тоже хочу, чтобы она пришла, но я не знаю, сможет ли она справиться. Хорошо, передам. Увидимся на выставке.

– Привет, Пэдс, это я. Послушай, сегодня состоится моя... Что? Да, она в ужасном состоянии. Я надеюсь только...

Фоби сидела в ледяной воде. Ей следовало взять себя в руки, смириться с тем, что Феликс желает ей адских мук за то, что она сломала ему жизнь, и перестать пугать друзей своими жуткими поступками. Она проплакала еще час и в третий раз вымыла волосы.

Дилан проспал и отправился в бар на работу в ужасной спешке, так и не заметив присутствия Феликса в доме.

Три журналиста поприветствовали его в своей обычной развязной манере.

– Он до сих пор не появился, приятель?

– Нет. – Дилан грустно улыбнулся.

– Сегодня наш последний день на этом задании, – сказал один из них с облегчением. – Нет смысла держать нас здесь, если этот парень сделал ноги.

Три сигареты с травкой и полбутылки водки вместо завтрака, и похмелье Феликса наконец отпустило.

Он пытался звонить в айлингтонскую квартиру, но вчера вечером никто не отвечал, а сегодня весь день было занято.

Тогда он решил туда зайти и для начала ворвался в свою комнату, чтобы одеться. Он был так пьян, что надел две пары брюк, три футболки и разные ботинки. Похожий на бродягу, который надел на себя весь свой летний гардероб, он скатился по ступенькам.

Когда Феликс открыл входную дверь, около двадцати сумасшедших парней в шортах и бейсболках ринулись внутрь.

Испуганный и пьяный, он захлопнул перед ними дверь и опять поднялся по лестнице. Посмотрел на них из окна гостиной. На него уставились несколько больших объективов. Фелик отпрянул, почесал затылок и снова взял телефон. До сих пор занято. Три часа – это уже слишком.

– Проклятая шлюха... Стерва...

Он закрыл глаза и почувствовал, как вокруг него кружится комната.

Звонок в дверь не прекращался ни на секунду.

Когда Феликс распахнул дверь во второй раз и услышал щелканье фотоаппаратов, то обнаружил, что смотрит на брата.

– Оставайся внутри, – прошипел Манго, толкая его назад. – Я целую вечность звоню в чертов звонок. Забыл ключи.

Он захлопнул за собой дверь, с раздражением осматривая Феликса.

– Как ты узнал, что я здесь? – Феликс отвернулся и, спотыкаясь, начал подниматься по лестнице.

– Я знаю одного из тех парней, – сказал Манго, обгоняя его и врываясь на кухню. – Он подозвал меня и сказал, что ты наконец появился. Где ты был, черт возьми?

– В Шотландии. Я ездил навестить бабушку.

– Она умерла, – резко сказал Манго, выливая остатки водки в раковину.

– Я знаю. – Феликс с трудом преодолел еще несколько ступенек. – Но не помнил об этом, пока не приехал туда. Тогда я отправился в Абердин и напился. – Он споткнулся о верхнюю ступеньку и растянулся на полу. – И я могу с гордостью сказать, что до сих пор не протрезвел. – Он отключился.

– Черт! – Манго бросился вперед и поднял его.

– Она это сделала, вот сука! – угрюмо пробормотал Феликс, снова приходя в себя. Затем он заговорил безостановочно и бессвязно. – А я до сих пор чертовски сильно люблю ее... Я ненавижу ее за это. Я заберу Яппи назад. Да, я собираюсь забрать собаку... Я хочу назад эту проклятую собаку! Если я не могу вернуть ее, то верну хотя бы собаку.

Манго притащил его в ванную, затолкал в душевую кабину и начал поливать холодной водой, пока не услышал крики:

– Выключи чертову воду, ублюдок!

Манго смягчился.

В одежде, с которой стекала вода, в хлюпающих ботинках Феликс выбрался из душевой и неверными шагами вернулся на кухню, оставляя за собой мокрый след, словно улитка. Там он остановился, вытащил из кармана промокшую пачку «Честерфилда», достал одну сигарету и засунул ее в рот с некоторым достоинством и спокойствием. Затем он вновь побрел к лестнице, явно намереваясь еще раз скатиться вниз по ступенькам.

Манго бросился вслед, вернул его на кухню и усадил на стул.

– Итак, большой брат, – он включил чайник и взял печенье, – я собираюсь привести тебя в норму. Я никогда не думал, что мне придется говорить это тебе, но сейчас я скажу: я собираюсь посоветовать тебе женщину.

– Забудь об этом, – пробормотал Феликс. – С сегодняшнего дня я даю обет безбрачия. Если ей этого хочется, – он захихикал. Потом он начал плакать.

– Бо-же. – Манго посмотрел на потолок, осознав сложность предстоящей задачи.

Флисс уговаривала Фоби прийти на выставку.

– Я только все испорчу и отвлеку внимание, – тоскливо пробормотала Фоби. – Веселитесь, а я приду завтра, когда будет меньше народу.

– Я хочу, чтобы ты пришла сегодня, – умоляла Флисс, ненавидя мысль о том, что ей снова придется оставить ее одну. – Милли сказала, что они с Гоутом придут. А еще Клодс, Пэдди и Стэн. Даже старина Айен может появиться.

– Если быть честной, то я не думаю, что смогу с этим справиться. – Голос Фоби дрожал. – Соберутся все, кто был на той вечеринке, и все будут смотреть на мои заплывшие глаза, а не на твои прекрасные скульптуры. Лучше я займусь уборкой квартиры.

– Боже, ты действительно погибаешь! – в отчаянии воскликнула Флисс.

45

Галерея «Гиллэм» являлась огромным, чисто коммерческим выставочным помещением, скромно расположенным в пространстве между двумя элегантными домами в георгианском стиле. Скульптуры Флисс производили странное впечатление. Ее персонажи напоминали героев мультфильмов. Одетые в плохо сидевшие на грушевидных телах вещи, они сжимали в руках корзины для покупок, малышей, собак и сумки на колесиках. Вылепленные из глины, лица выглядели так, словно их обладатели только что сделали пару хороших глотков джина, прежде чем выйти из дому. Толстые лысеющие старики почесывали обтянутые жилетом животы и косились на краснолицых домохозяек с неприлично глубокими вырезами. Измученные молодые мамаши с ребенком в каждой руке посматривали на неуклюжих молодых парней, похожих на головорезов, с модной стрижкой, и бутылкой пива в татуированной руке.

Проходя по противоположной стороне улицы, Флисс увидела, как внутри горели огни, а официантки готовили длинный стол с закусками и шампанским. Она на мгновение задержалась, чтобы полюбоваться зрелищем. Толстые забавные люди из глины, которых она начала лепить ради смеха, стали ее карьерой. Все они выглядели намного спокойнее, чем она сама. На фасаде здания висел плакат, изображающий одного из ее пенсионеров в фетровой шляпе и сапогах из бараньей кожи, а над ним большими буквами было написано ее имя. Дрожа от страха и возбуждения, Флисс завернула за угол и вошла в паб, где она договорилась встретиться со своими друзьями.

– Никогда не приходи на свою выставку вовремя и трезвой, – предупреждал ее Стэн. Являясь художником, который почти пять лет прожил на пике славы, он был ветераном выставок. – Ты появляешься на час позже с толпой друзей, а когда к тебе подходят посетители, ты должна быть с ними чертовски милой.