Текст книги "Капитан Райли (ЛП)"

Автор книги: Фернандо Гамбоа Гонсалес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 36 страниц)

4

Вахта Жюли закончилась, и теперь у штурвала стоял Райли в компании Джека, держа курс под полуденными лучами солнца по буколически спокойному морю.

Внутри маленькой деревянной рубки «Пингаррона», между громоздкой рацией, навигационными приборами и рацией, креслом рулевого и внушительным магнитным компасом, оставалось не так много места, чтобы вместить даже двух человек. Так что Джеку пришлось хорошо постараться, чтобы протиснуть в дверь свое громоздкое тело и угнездиться внутри с чашечкой кофе, который он теперь с удовольствием смаковал.

– Ты правда в это веришь? – спросил он, делая новый глоток.

– Ты о чем? – спросил капитан Райли, не глядя на него и не выпуская из рук штурвала.

– Сам знаешь... Ты правда веришь, что этот тип – просто австрийский торговец, бежавший от преследований нацистов? А вот мне так не кажется.

Алекс искоса взглянул на своего старшего помощника.

– И почему же? Думаешь, он не тот, за кого себя выдаёт?

– Ты хорошо его разглядел? – спросил Джек, с такой силой качнув чашкой, что едва не расплескал ее содержимое. – Этот человек чем-то страшно напуган. Он больше похож на мокрую курицу, чем на преуспевающего предпринимателя.

– Ты бы тоже был напуган, если бы за тобой гонялась куча фанатиков, чтобы убить или законопатить в концлагерь, да ещё вместе с семьёй.

Джек покачал головой.

– Он не тот, за кого себя выдаёт, и ты это знаешь, – настаивал Джек. – Когда Жюли за завтраком уронила вилку, Рубинштейн так побелел, что я даже испугался, не случился ли у него инфаркт.

– Черт побери, Джек! – ответил Алекс, выправляя курс на пару градусов вправо. – Он предприниматель, производитель химикатов, а не воин-спецназовец. Поставь себя на его место, – добавил он уже мягче. – Он оказался на борту судна контрабандистов, в окружении банды подозрительных незнакомцев, которые в любую минуту могут вышвырнуть его за борт или сдать нацистам. Конечно, он боится.

– Но мы же не собираемся этого делать, – сказал Джек.

– Разумеется, не собираемся. Но он-то этого не знает.

Джек Алькантара призадумался над словами капитана, но в конце концов решительно покачал головой.

– Короче говоря, мутный тип, – подвёл он итог. – А кроме того, меня беспокоит его жена Эльза.

– А что с ней не так? Или она тебе тоже кажется запуганной?

– Скорее наоборот, – Джек сделал последний глоток и поставил чашку на маленький столик перед штурвалом. – Мне она кажется весьма неординарной девушкой. Просто не могу понять, почему она связалась с этой старой развалиной.

– Быть может, у сеньора Рубинштейна золотое сердце?

– Не сомневаюсь. И оно хранится в сейфе швейцарского банка.

Алекс не смог сдержать ироничного смешка, как только понял, где тут собака зарыта.

– Вот теперь вижу, куда ты клонишь! – произнёс он, повернувшись к другу. – Все дело в ней, ведь так?

– Нет, что ты! – ответил Джек – слишком поспешно и слишком горячо.

– Да ладно тебе, дружище! Я признаю, что эта девочка – просто конфетка, хотя, по правде говоря, я думал, что у тебя выработался иммунитет к таким вещам.

– Иммунитет? Ты, наверное, плохо ее разглядел! Это же настоящая богиня!

– Ой-ой-ой! Сдаётся мне, ты в неё не на шутку втрескался!

– Да, пожалуй, – неохотно согласился Джек. – Но мне все равно не дает покоя мысль, что он просто ее купил.

– Если бы ты был богатым, ты бы тоже не отказался жениться на такой женщине, ведь правда?

– А как же. Вот только боюсь, что даже Рокфеллер не достоин такой жены. Она... слишком красива. Такая женщина могла бы выбрать мужчину столь же богатого, но молодого.

– Старики меньше живут, не забывай.

Джек тяжело вздохнул.

– Да, ты прав. Но мне все равно не даёт покоя мысль, что она с ним несчастна. Как подумаю о том, что она могла бы встретить человека более достойного, чем этот... этот... – он неопределенно помахал рукой.

– Например, толстого повара-контрабандиста? – ехидно уточнил Алекс. – Да уж, это для неё было бы счастье!

– А почему бы и нет? – ответил Джек, раздосадованный тоном капитана. – Она уж точно была бы намного счастливее со мной, чем с этим трухлявым грибом.

– Не строй иллюзий, Джек. Такими женщинами лучше любоваться издалека. Как только ты это поймёшь, у тебя станет намного меньше головной боли и между ног будет меньше зудеть.

Раненный стрелой Амура галисиец распрямил плечи и откашлялся.

– Это мы ещё посмотрим, – произнёс он с вызовом.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Райли, не в силах сдержать улыбки при виде самонадеянной решимости на лице друга. – Уж не собираешься ли ты соблазнить нашу пассажирку?

– Ещё до того, как мы доберёмся до Лиссабона, – объявил Джек, принимая картинную позу героя-любовника из старого фильма и озирая бесконечный горизонт, – эта женщина падет в мои объятия.

– Ты настоящий идиот!

– Ах так? – взвился Джек. – На что спорим?

– Брось, Джек! У тебя нет никаких шансов...

– На сто долларов?

– Заметано! – немедленно согласился Райли и поспешил скрепить сделку рукопожатием, пока Джек не передумал.

Он оглядел сверху донизу толстую фигуру своего старшего помощника: необъятные телеса, под натиском которых трещала форма с нашивками, а на голове – неизменный шерстяной берет с кисточкой, с ним Джек не расставался с тех пор, как кто-то ему сказал, что без такого берета он не сможет выглядеть настоящим морским волком.

– Желаю удачи, – добавил капитан, широко улыбаясь.

Плавание до Барселоны оказалось на удивление спокойным; единственным происшествием стала встреча с итальянским крейсером, который, к счастью, не обратил внимания на проходящее мимо порта неприметное и совершенно безобидное с виду грузовое судно под нейтральным флагом. Перепуганная австрийская парочка спряталась в каюте, но, поскольку фашистский крейсер не обратил на них ни малейшего внимания, происшествие осталось в памяти лишь безобидным анекдотом и записью в судовом журнале.

Таким образом, еще до захода солнца «Пингаррон» вошел в порт Барселоны, оставив по правому борту зеленые огни причала, и двинулся через широкий канал к пирсам в Моль-Ноу – месту для разгрузки.

На этот раз судно шло со скоростью не менее трех узлов, разрезая зеленые маслянистые воды гавани и сияя огнями, как новогодняя елка. У штурвала стоял Алекс. Несмотря на то, что Жюли виртуозно умела швартоваться, сейчас наступал самый ответственный момент любого рейса, и капитан всегда проводил эту операцию лично.

– Защита по правому борту! – крикнул Алекс, высовываясь в иллюминатор рубки. – Джек, беги на нос!

Марко и Жюли тут же сбросили несколько старых шин, которые должны были помешать «Пингаррону» удариться бортом о бетонный причал. Затем Джек бросил носовой конец работнику причала, тот тут же накинул его на столб, а Райли, уменьшив скорость до минимума, повернул штурвал так, чтобы кормовая часть почти коснулась пирса. Тогда Джек снова бросил конец – на сей раз с кормы, и судно оказалось надежно пришвартовано.

– Глуши двигатели, – крикнул Алекс Сесару в машинное отделение. – Когда закончишь, прими душ и оденься поприличнее. Я приглашаю вас всех на стаканчик вина в «Кораблекрушение».

В скором времени, выправив у начальника порта все необходимые документы, капитан Райли в сопровождения Джека, Жюли и Сесара уже шествовал по узеньким извилистым улочкам Старого города.

Несмотря на сердитые протесты Маровича, уже предвкушавшего долгую ночь в кабаках и борделях, Алекс велел ему оставаться на судне вместе с пассажирами, поскольку, хотя у них имелись фальшивые швейцарские паспорта, капитан считал, что им будет безопаснее оставаться на борту «Пингаррона». Испания номинально считалось нейтральным государством в опустошающей Европу войне, но нельзя было сбрасывать со счетов фашистский режим, установленный победителями в войне гражданской, которые бессовестно потакали нацистам, так что повсюду кишели немецкие шпионы и осведомители. Так что беженцам лучше было не рисковать и не привлекать к себе лишнего внимания, а это, к сожалению, было бы неизбежно, учитывая эффектную внешность госпожи Рубинштейн.

Солнце уже скрылось за горой Кольсерола; однако, если в других европейских городах улицы в это время суток уже вымирали, в Барселоне, на улочках старого города, слабо освещенных редкими фонарями и украшенными сохнущими на балконах простынями, рубашками и панталонами, вовсю кипела жизнь. Здесь еще были открыты продуктовые магазины, сапожные мастерские, вонючие рыбные лавки и сомнительные пивнушки для безработных моряков.

Четверка неспешно двинулась по Каррер-Ампле, характерной для только что ступивших на землю моряков походкой – вперевалку, словно под их ногами до сих пор качается палуба. Время от времени по столетней мостовой цокали копыта лошадей или мулов, развозящих по кварталу дрова или уголь для кухонь, или тянущих телегу апатичного дворника. Похоже, в этой части города никто не решался воспользоваться автомобилем – не только потому, что средневековые улочки были слишком узкими, но и потому, что во время послевоенной разрухи, охватившей страну после победы Франко, бензин стал роскошью и доставался только привилегированному меньшинству, а эти люди жили не в народных кварталах у порта.

Большинство пешеходов окидывали их любопытными взглядами, ведь они не только составляли весьма разномастный квартет, но и за километр было видно, что они не из этих мест. В те дни барселонцы страдали от последствий войны, и эти последствия оказались не легче самих сражений. Продукты выдавались по карточкам, а мыло и растительное масло мало кто мог достать. В результате выглядели местные жители неважно – плохо выбритые мужчины в потрепанной одежде, беретах и самодельной пеньковой обуви, а женщины в траурных платьях и грязных фартуках тащили за руку чумазых детей.

Многие столетние здания покосились, будто вот-вот рухнут в обморок на тротуар, а стены во многих местах были замазаны заплатками белой краски. «Видимо, там были республиканские лозунги, пока город еще сопротивлялся войскам фашистов», – подумал Алекс.

Запах конского навоза, мочи и жареных сардин, струясь из окон, пропитал все вокруг, а кучи мусора громоздились по всем углам. Нередко можно было наблюдать картину, как кто-нибудь пытается отнять у бродячей собаки кость или еще какую добычу, лишь бы сунуть в рот или в карман.

«И все же люди здесь, судя по блеску глаз, ещё не разучились радоваться жизни, – подумал Райли. – А некоторые из них даже кажутся почти...»

– Мерзкий город, – высказался Джек, прервав его размышления.

– Мы уже в курсе, что для тебя самый красивый город в Испании – это Виго, – ответил Алекс. – Ты все уши нам о нем прожужжал.

– Но ведь это правда. К тому же Виго намного чище, – продолжал он, пиная кучу мусора. – Когда-нибудь мы туда поедем, и вы сами увидите.

– Для меня здесь еще и слишком шумно, – заметил Сесар, осматриваясь. – Я предпочитаю местечки поменьше и поспокойнее.

– Ну да, ты же вырос в рыбачьей деревушке, любовь моя, – улыбнулась его жена. – Если вокруг тебя соберётся с десяток человек, ты уже нервничаешь. Хотя, если хочешь знать мое мнение, то самый красивый город в Европе – это, конечно, Ницца.

Капитан на ходу повернулся к ней.

– А мне здесь нравится, – признался он, обводя пальцем вокруг. – Мне кажется, есть в Барселоне нечто особенное, и думаю, когда она выберется из этой ямы послевоенной разрухи, то станет очень даже приятным местом.

– Да ладно тебе! – фыркнул в ответ галисиец. – Ты же сам в это не веришь.

Через несколько метров они наткнулись на пару жандармов в треуголках, с винтовками за плечами и с большущими усами, они с подозрением и грубо потребовали предъявить документы. Потом четверка завернула за угол и добралась до «Кораблекрушения» – забегаловку, в которую они посещали каждый раз, оказавшись в городе, это стало чем-то вроде религиозного ритуала.

На самом деле это было убогое, грязное и захламленное местечко, как и остальные поблизости, с засыпанным опилками и окурками полом, громоздящимися у стен дубовыми бочками с вином и кучей пьяных завсегдатаев. Правда, здесь подавали щедрые порции закусок, а вино разбавляли меньше обычного, но самое главное – владел баром бывший боец-республиканец Антонио Роман, несколько лет назад сражавшийся вместе с Райли и Джеком у Бельчите.

– Вот же елки-моталки! – воскликнул он, едва они вошли. – Да это же гринго и галисиец! – повесив тряпку на плечо, он бросился им навстречу и заключил обоих в объятия. – Как же я рад снова вас видеть! – и, отступив на шаг назад, с упреком добавил: – Тысячу лет не заглядывали!

– Я тоже очень рад тебя видеть, Антонио, – ответил Алекс, горячо обнимая старого товарища по оружию. – Но ты же сам знаешь, дела не всегда приводят туда, куда бы хотелось.

Бармен, усатый мужчина среднего роста, в белой рубашке в разводах пота и фартуке, вероятно, когда-то тоже белом, серьезно оглядел объемистый живот Джека и с упреком хлопнул по нему ладонью.

– Черт, Хоакин, а ты ведь ещё больше растолстел. Вот уж не думал, что такое возможно.

– Да пошел ты! – ответил Джек, толкая его кулаком в плечо и по-прежнему улыбаясь.

– Ну что ж, – произнёс хозяин, глядя повару в спину. – Я вижу, на этот раз вы все же удосужились сойти на берег. Как всегда, рад вас видеть, сеньорита Дома, – с этими словами он галантно поцеловал ей руку.

– Сеньора де Мурейра – вот уже полгода, – поправила она, с гордой улыбкой показав кольцо на левой руке.

Антонио повернулся к Сесару и застыл в изумлении.

– Ты? – воскликнул он, вытаращив глаза. – Не может быть! Как тебе это удалось?

– Воспользовался моим тайным оружием, – доверительно шепнул тот.

– Донимал ее своим занудством?

– День и ночь, – ответил португалец. – Пока она не сказала «Да».

Спустя несколько минут они сидели за столиком в углу, а перед ними стояли две бутылки настоящего пенедского вина, каравай свежеиспеченного хлеба и нарезанный на куски сочный омлет с картошкой и луком.

– Ну, расскажи, как ты жил все это время? – спросил Райли. – Я гляжу, у тебя полон бар народу. Это хороший знак, верно?

– Кручусь помаленьку, – ответил Антонио. – Но сейчас настали скверные времена. Люди голодают, а тайная полиция рыщет по всему городу, – он боязливо оглянулся и прошептал: – Пока я не сменил имя на Антонио Лопеса, они прямо как мухи вокруг вились. Бывших ополченцев хватают и бросают в тюрьму Монжуик; многие так там и сгинули. Да, скверные настали времена, – повторил он, подливая себе вина. – Совсем дрянные.

– Мать твою!.. – выругался Джек. – А я-то думал, что за два года после войны все устаканилось.

– Куда там, Хоакин! – махнул рукой Антонио. – Все даже хуже, чем было, а теперь еще козел Гитлер вот-вот выиграет войну в Европе, это всё еще усложнит.

– Ну что ж, подождём, пока ветер переменится.

– Так давайте же выпьем за это, – предложил Алекс, поднимая почти пустой стакан.

– Не знаю, не знаю, – мрачно проворчал Антонио. – Насколько мне известно, немцы уже взяли в кольцо Киев и Сталинград и теперь подходят к Москве. Если русские сдадут столицу, они проиграют войну, и тогда нацисты смогут перебросить все свои силы с Восточного фронта и раздавить Великобританию. И когда это случится...

– Остаются ещё американцы, они тоже собираются вступить в игру, – заявил Сесар, взглянув на капитана. – Они – единственные, кто может что-то противопоставить немцам в войне.

Алекс откинулся на стуле и взглянул на свой опустевший стакан.

– Возможно, – согласился он. – Но хотя Рузвельт разрешил военному флоту сопровождать конвои, идущие в Англию, он, похоже, не готов начать войну против немцев, особенно учитывая, что дела с японцами в Тихом океане обстоят просто паршиво, в любой момент они готовы воткнуть нам нож в спину.

– Любопытно, – задумчиво протянула Жюли. – Итак, пока, Япония не объявит войну Соединенным Штатам, они не станут вмешиваться и позволят нацистом уничтожить всю Европу, верно? Тогда я боюсь, что император Хирохито и пальцем не пошевелит, чтобы не навредить своим немецким друзьям.

Антонио вновь с восхищением посмотрел на штурмана «Пингаррона».

– Вот черт... – пробормотал он. – Не только красива, но ещё и умна, и в политике разбирается. Ну, почему же ты вышла замуж за этого?.. – воскликнул он, театральным жестом указав на португальца.

– Он так меня замучил, – ответила она с такой же театральной усталостью в голосе, – что в конце концов мне пришлось уступить, лишь бы оставил меня в покое.

– В конце концов, – посетовал бармен, – жизнь вообще несправедлива. – Ладно, сменим тему, – сказал он, взглянув на Райли. – Итак, что вас привело в Барселону?

– Торговля, как всегда, – ответил тот, пожимая плечами. – Привезли из Италии ткацкие станки и надеемся от них здесь избавиться.

– А что ещё? – лукаво подмигивая, спросил Антонио. – Есть у вас что-нибудь... интересненькое?

В ответ Алекс тихонько открыл саквояж, который вынес с собой с судна, и ногой пододвинул его к бармену, тот стал придирчиво изучать его содержимое.

– Неплохо, неплохо, – промурлыкал он минуту спустя.

– Все самое лучшее, как всегда. Французское шампанское, швейцарский шоколад и американский табак.

– И сколько всего?

– В общей сложности тридцать два ящика.

Антонио удивленно присвистнул.

– Боюсь, мне не удастся это пристроить, – ответил он. – Честно говоря, сейчас это почти никому не по карману.

– Не хочешь – не бери. Найдём других покупателей.

– Не слишком удачная идея, – заметил Антонио, качая головой. – В последнее время стало трудно найти клиентов, и если ты начнешь всем и каждому предлагать свой товар, здешние поставщики всерьез обозлятся, что ты отбиваешь у них хлеб. – Лучше иметь единственного скупщика, а уж я тебе этого не забуду.

Алекс наклонился вперёд, опершись локтями на стол, залитый вином и засыпанный хлебными крошками.

– Так ты же говоришь, что никому это не по карману.

– Ну ладно, есть у меня парочка знакомых... – сказал Антонио, снова поглядев на содержимое саквояжа. – Если дашь мне хороший процент, я мог бы пристроить твой товар.

– И на какой же процент ты рассчитываешь?

– Десять процентов от прибыли.

– Два, – тут же ответил Алекс. – И мое сердечное спасибо.

– Восемь, – отрезал Антонио. – У меня жена и дети, которых надо кормить.

– Четыре процента – мое последнее слово. Ты слишком уродлив, чтобы иметь жену. И уж тем более никто не захочет иметь от тебя детей.

– Да бросьте ваши глупости! – вмешалась Жюли, стараясь прекратить спор. – Пять процентов – справедливая цена. Согласен, Антонио?

– Только ради тебя... – пожал он плечами, всем своим видом выражая покорность судьбе.

– Значит, договорились, – заключил капитан, пожимая ему руку. – Завтра пришлёшь грузчиков и грузовик в Моль-Ноу, и я погружу товар.

– Хорошо, к вечеру все будет.

– Кстати, ты не знаешь кого-нибудь, кому могут потребоваться наши услуги?

– Да, кстати говоря, – сказал Антонио, пощипывая ус, – я знаю одного человека, который как раз ищет людей для одной работенки.

– И кто же это? – спросил Джек.

– Мне известно только, что ему нужно срочно что-то достать с какого-то затонувшего судна. Вам ведь уже приходилось это делать, ведь так?

– Как-то доводилось... – подтвердил Алекс. – Но это дорого и опасно. И редко стоит этого риска.

– На этот раз дело обстоит совершенно иначе, – шепнул Антонио, опираясь локтями на стол и боязливо оглядываясь. – Я слышал, он предлагает совершенно неприличную сумму денег.

Алекс улыбнулся.

– Нет, ну что за наглость! – невольно восхитился он.

– Так кто же всё-таки заказчик? – допытывался Джек.

– Один финансист, который как раз в это время случайно оказался в Барселоне. Могу устроить вам встречу – завтра с утра.

– У этого финансиста есть имя? – в третий раз спросил Джек, нежелание Антонио отвечать вызвало у него подозрения.

Антонио Роман развёл руками, опустил глаза и, казалось, проглотил язык.

– Антонио! – произнёс Райли, его тоже удивило поведение бармена.

– Он родом с Майорки, – пробормотал тот. – Полагаю, вы знаете, о ком я говорю, – добавил он, не поднимая глаз.

На миг все умолкли, пытаясь сообразить, о ком идет речь. И тут, почти одновременно, команду «Пингаррона» осенило, о ком говорит хозяин таверны.

– Ни за что на свете! – воскликнула Жюли с таким жаром, что на неё недоуменно обернулись все посетители. – Ни за что и никогда!

– Никогда! – горячо поддержал ее Сесар. – Капитан, вы же говорили, что больше никогда не согласитесь на него работать!

– Даже речи быть не может! – рявкнул галисиец во всю мощь своих лёгких, тыча пальцем в Алекса. – даже не думай! Никогда – ты меня слышишь? Никогда мы не станем на него работать! Только через мой труп!