Текст книги "Капитан Райли (ЛП)"

Автор книги: Фернандо Гамбоа Гонсалес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 36 страниц)

Адмирал  

Главный штаб абвера

Берлин, Германия

Кабинет адмирала был обставлен в прусском стиле – строгом, даже аскетичном, особенно по сравнению с кабинетами других членов партии, которые не стеснялись демонстрировать свое положение, вешая роскошные люстры и украшая свои кабинеты и гостиные произведениями искусства, награбленными в музеях Амстердама, Парижа и Праги.

Единственным предметом роскоши в строгом кабинете на улице Тирпицюфер, 74, был великолепный шелковый персидский ковер, расстеленный прямо посреди комнаты – подарок одного испанского банкира. По обе его стороны стояли удобные диваны из черной кожи, на них дремали две таксы, повсюду сопровождавшие хозяина, по слухам, он любил их едва ли не больше собственных дочерей.

Три стены украшали картины со сценами морских сражений Великой войны, главным образом сражения при Коронеле у берегов Чили, в котором адмирал участвовал лично, в память о той эпохе, когда он служил офицером флота. А в глубине кабинета, позади письменного стола, эти картины уступали место другой, уже не воскрешающей воспоминания – портрету фюрера Адольфа Гитлера на черном фоне, в мундире верховного командующего, со сложенными за спиной руками и устремленным в бесконечность взглядом. Выглядел он куда более неустрашимым, чем в действительности, как знали близко знакомые с ним лично.

На столе из кедрового дерева громоздились многочисленные папки с орлом и свастикой, а в левом углу – флажок с эмблемой абвера, разведслужбы Верховного командования.

Сидевшему за столом человеку было пятьдесят четыре года; он был среднего роста, худощав и выглядел моложе своих лет. На его возраст указывали лишь морщинки вокруг синих глаз – он слегка прищурился, изучая документ, который держал в руках. Несмотря на довольно жаркий для этого времени года день, его безукоризненно белая сорочка была застегнута на все пуговицы, а безупречно завязанный галстук туго охватывал шею. В это утро он был в элегантном сером шерстяном костюме – к большому сожалению адмирала, ему пришлось отказаться от мундира – однако на лице его не проступило ни капельки пота.

Кто-то постучал в дверь кабинета. Дверь тут же приоткрылась, и на пороге показался крайне взволнованный молодой лейтенант флота.

– Хайль Гитлер! – пылко воскликнул он, вскидывая вытянутую руку.

Обе собаки тут же подняли головы, внимательно изучая пришедшего с бесконечной скукой в глазах. Они уже привыкли к показному рвению этих бравых офицеров, а потому вскоре потеряли к нему всякий интерес и вновь погрузились в дремоту.

– Хайль Гитлер... – отозвался обитатель кабинета куда более равнодушно, едва оторвав взгляд от стола.

– Разрешите войти, адмирал? – спросил лейтенант, глядя в стену за спиной собеседника.

– Входите, Мюллер, – ответил тот. – Садитесь.

Офицер послушно сел на один из трех стульев у стола.

– Адмирал, – начал он без всяких предисловий, – я получил депешу от нашего агента в Рейхстаге.

Сидевший за столом человек откинулся на спинку кресла, сердце екнуло у него в груди, но ни единый мускул не дрогнул на лице, напоминавшем непроницаемую маску.

Моргнув пару раз, он спросил:

– И что же он сообщает?

Вместо ответа офицер вручил ему запечатанный конверт без адреса и каких-либо отметок.

Адмирал с видимой неохотой взял его в руки, сломал печать и вытащил изнутри исписанный от руки листок бумаги.

Наскоро просмотрев написанное, он с видимым безразличием вложил его обратно в конверт.

– Благодарю вас, лейтенант, – ответил он, положив конверт на стол. – Что-нибудь ещё?

– Видите ли, адмирал... – смущённо пробормотал он. – Вручив депешу, наш человек... исчез.

– Что значит исчез?

– Я пытался связаться с ним по тайным каналам, но безуспешно. Тогда я сделал несколько секретных запросов, и, хотя об этом официально не сообщили, но похоже на то, что его арестовали и бросили в застенки на улице Принца Альбрехта.

Никто еще не возвращался живым из подвалов гестапо. Адмирал Канарис мысленно помолился о душе этого несчастного человека, а также о том, чтобы у него хватило решимости проглотить капсулу с цианидом, прежде чем его начнут пытать.

– Как вы считаете... они заставили его говорить? – спросил лейтенант, не в силах скрыть своего беспокойства.

– Если бы заставили, мы бы с вами здесь не сидели, – ответил адмирал. – Вам так не кажется?

– Разумеется, адмирал, – ответил тот с некоторым облегчением.

Канарис взглянул на часы и снова повернулся к офицеру.

– Свободны, лейтенант, – сказал он.

– Есть.

Лейтенант подобрался и вытянулся по струнке.

– Ах да, лейтенант, – спохватился Канарис. – Думаю, нет необходимости напоминать, что вы не передавали мне этот конверт, не так ли?

Лейтенант ошеломленно поднял брови.

– Какой конверт?

– Вот это мне нравится, – удовлетворенно кивнул адмирал. – На этом все, Мюллер. Благодарю вас.

Офицер снова щелкнул каблуками и, развернувшись, широким шагом направился к выходу, провожаемый равнодушными взглядами обеих такс.

Снова оставшись один, адмирал взял в руки маленький конверт, открыл его дрожащей рукой, словно ожидая увидеть внутри смертный приговор, достал оттуда пожелтевший листок бумаги и заставил себя вновь прочитать написанное.

Три его лучших агента, внедренные в гестапо, уже погибли, пытаясь выяснить, что за загадочную секретную операцию разрабатывают фюрер и Гиммлер, оставив его за бортом. Несомненно, потому что не доверяют, несмотря на высокий пост. Или именно из-за этого.

Но это еще полбеды. Поначалу им двигало лишь профессиональное любопытство и уверенность в том, что его выживание на посту главы абвера зависит от полной осведомленности обо всех происходящих в Германии событиях, но потом он обнаружил обрывки информации, которые сами по себе выглядели вполне невинно, но если их сопоставить, приоткрывали безумный замысел, плод больного разума. Такую невероятную и кошмарную операцию, что и вообразить сложно, будто кто-то на такое способен.

Глаза адмирала внимательно изучили короткую записку.

Ледяная дрожь пробежала по спине Канариса; капля холодного пота стекла по шее, скользнув за воротник накрахмаленной белой сорочки.

– Апокалипсис, – прочитал он дрожащим голосом.

Крепко зажмурившись, адмирал Вильгельм Франц Канарис скомкал бумагу в руке.

– Да поможет нам Бог, – прошептал он.

2

Кают-компания «Пингаррон» занимала весь второй этаж палубной надстройки и одновременно служила камбузом и хранилищем карт. В отличие от кают внизу, стены и потолок кают-компании не были отделаны буком – эту необычную роскошь они унаследовали от предыдущего владельца – а в результате упрямства Жюли и ее специфических (и явно не флотских) вкусов были покрашены в бирюзовый цвет, а двери и иллюминаторы позже расписаны узорами из веток плюща с красными и желтыми цветами.

Естественно, поначалу все воспротивились, заявив, что здесь собираются морские волки с обветренными лицами, а не пятнадцатилетние девчонки. Однако никто не мог устоять перед уговорами Жюли, и в результате всё было сделано, как она желала. С этого дня поговорка «Где командует капитан, матрос молчит» приобрела дополнение: «Если на борту нет француженки». Самое удивительное. что в конце концов все привыкли и даже признали, что кают-компания стала гораздо уютней и приятней, чем со стерильно белыми переборками.

Именно здесь, в освещенной через кормовые иллюминаторы рассветными солнечными лучами кают-компании, и собралась вся крохотная команда судна. За столом сыпались смех и шутки по поводу пережитого ночью.

– Видели бы вы, – хохотал Джек, сворачивая в трубочку блин со стекающими каплями сиропа, – рожу этого парня, когда он заметил в иллюминаторах винтовки! Я думал, он обосрется! – тут он покраснел, как помидор, ударив кулаком по столу.

– Черт побери, Джек! – возмутился Алекс, чуть не подавившись кофе. – Мы все-таки едим!

– Это точно! – подхватила Жюли, тряхнув «конским хвостом», в который собирала роскошные длинные волосы. – Нужно было сказать «сейчас он сходит по нужде» или «по-большому».

– И ты туда же? – возмутился Райли. – Не ожидал я подобного от дамы.

В ответ штурман «Пингаррона», смешливая молодая женщина двадцати семи лет, показала капитану язык и расхохоталась.

– Да, забавно вышло, – одобрил Сесар, муж Жюли и механик «Пенгаррона», тощий мулат-португалец из Анголы, макая кусочки хлеба в яичницу. – Вот только боюсь, рано или поздно мы влипнем. Кто-нибудь непременно заметит, что винтовки – не что иное, как крашенные в черный цвет палки от метел с просверленными дырками, и тогда не миновать нам проблем.

Словно подтверждая известную теорию, что противоположности притягиваются, механик и штурман составляли уникальную пару, в которой беззаботная жизнерадостность и доброжелательность француженки контрастировали с неизменным меланхоличным спокойствием ее мужа.

Они оказались на судне в разное время. Первым появился Сесар Мурейра – когда им пришлось задержаться на Мадейре в связи с ремонтом. Сесар показал себя превосходным механиком и электриком и пришел в настоящий восторг, получив предложение Райли присоединиться к его команде. Почти два года он проторчал на этом маленьком острове, его бросил в порту Фуншала владелец грузового судна, на котором он прежде служил – мерзавец, не желавший выплачивать шестимесячное жалованье. Так что Сесар с радостью согласился, мечтая как можно скорее покинуть эти голые скалы, затерянные посреди Атлантики, где никто даже не пожелал узнать его имени, обращаясь к нему лишь кличкой «черномазый». Черномазый – и никак иначе.

Через несколько месяцев на судне появилась Жюли Жужу Дома.

Когда прежний штурман «Пингаррона» решил вступить во французский флот и сражаться с нацистами, капитан сошел на берег в Ницце, чтобы поискать ему замену, и там встретил смешливую девушку, пожелавшую войти в его команду. Будучи самой младшей дочерью в семье потомственных моряков, она утверждала, что судовождению научилась раньше, чем ходить. Правда, никто толком так и не понял, почему она решила стать членом их команды. Когда ее об этом спрашивали, она отговаривалась тем, что хотела убежать от войны и повидать мир, однако Алекс подозревал, что это не главная причина, и уж, во всяком случае, не единственная. Он был убежден, что девушка стремится убежать от чего-то или кого-то, кого боится гораздо больше, чем нацистов. И вероятно, он так никогда и не узнает, от кого или чего.

Так или иначе, после короткой беседы и первого трудного плавания до Пор-ла-Нувель, когда им пришлось пересекать в шторм Лионский залив по волнам пятиметровой высоты и под ветром скоростью более сорока узлов, Алекс понял – пока она стоит у штурвала, судно в надежных руках.

И случилось то, чего никто не ожидал: двое столь разных людей, как Сесар и Жюли, прониклись друг к другу столь неожиданной и горячей симпатией, и уже через несколько месяцев после знакомства прямо на палубе судна, рассекавшего сияющие воды Эгейского моря, состоялась торжественная церемония бракосочетания, капитан Райли лично объявил их мужем и женой, а Джек и Марко выступили в роли самых уродливых в истории подружек невесты.

Возможно, как пытался объяснить этот феномен Джек, дело было в том, что оба они оказались в каком-то смысле беглецами: оба бежали от своего темного прошлого, рассказать о котором если и могли, то лишь другому такому же беглецу.

– До сих пор этот трюк срабатывал, – ответил Алекс, пожимая плечами при виде нерешительности механика – именно он ловко управлял сложной системой веревок и шкивов, протянутых через все каюты, в результате чего из шести иллюминаторов одновременно высовывались шесть винтовок.

– Нам необходимо настоящее оружие – получше и побольше, – заявил Маркович. – Глупо доверять жизнь дымовым шашкам и крашеным палкам.

Алекс нахмурился; ему надоело в сотый раз спорить с Марко об одном и том же.

– Тебя послушать, так мы должны вооружиться как «Бисмарк».

– А что плохого в том, что мы будем защищены? – спросил тот. – На носу как раз есть место для установки двадцатимиллиметрового «Браунинга». И тогда не нужно будет беспокоиться...

– Я сказал – нет. Это каботажное судно, а не военный корабль.

– Мы перевозим контрабандные грузы, – поддержал наемника Сесар, понимая, что тот прав. – А в море полно эсминцев и подводных лодок.

– Вот как раз поэтому мы и должны оставаться безоружными, – ответил Алекс, окидывая взглядом команду. – Мы ходим под флагом Испании, которая, позвольте вам напомнить, сохраняет нейтралитет в войне. В этом и состоит главная наша защита. Как вы думаете, что произойдет, если какой-нибудь немецкий или английский корабль нас засечет и обнаружит на борту оружие? Чем нам тогда помогут пушки и станковые пулеметы? – Он выдержал паузу, давая остальным возможность задуматься о последствиях. – А кроме того, – добавил он, многозначительно глядя на югослава, – отсутствие оружия – лучшая гарантия того, что мы не натворим глупостей.

– А почему ты на меня так смотришь? – спросил тот. – Если ты имеешь в виду прошлую ночь, то я по-прежнему считаю, что нам следовало отправить в полет этих макаронников вместе с их гребаным рыбацким корытом.

Опершись локтями о стол, Алекс наклонился к самому лицу Марко, сидевшего напротив.

– Ты прав, именно это я и имею в виду. В этом не было ни малейшей необходимости, а нам это лишь добавило бы проблем.

– Они собирались сдать нас властям и смысться с нашими деньгами, – проворчал наёмник. – Тебе этого мало?

Старший помощник в ответ покачал головой.

– А потопив их, ты бы вернул наши деньги? Достал бы со дна морского? Черт, ты бы хоть головой подумал! Нам нужен был товар – мы его получили, ведь так? В конце концов, мы торговцы, а не убийцы.

– О нет, – возразил Марко, вставая из-за стола и тыча в них пальцем. – Мы не торговцы. Мы контрабандисты. Самые обычные контрабандисты, и однажды...

– И что однажды? – спросил Джек, нахмурившись.

– Однажды мы сильно пожалеем, что этого не сделали.

– Возможно, – согласился капитан, снова откидываясь на стуле. – Но, тем не менее, это мое судно, и все здесь будет так, как я скажу. А если тебе это не нравится – можешь забрать свои пожитки и сойти на берег в ближайшем порту.

Фыркнув, наемник поднялся, с грохотом отодвинув стул и, прихватив свою тарелку, направился в камбуз, где принялся ее мыть, демонстративно повернувшись спиной к остальным.

– Кто-нибудь может налить мне еще кофе? – спросила Жюли певучим голоском, указывая на кофейник, до которого не могла дотянуться и стараясь, насколько возможно, разрядить обстановку.

– Конечно, солнышко моё, – немедленно откликнулся ее муж.

– Кстати говоря, – повернулся Алекс к португальцу, отхлебнув кофе, – как там дела с машинами? Ты сумел починить фильтр?

Механик посмотрел на него с таким видом, словно тот спрашивал, может ли он устранить неполадки на космическом корабле.

– Починить?! – рассердился он к удивлению всех присутствующих, знавших его как спокойного и невозмутимого человека. – Ну и как я, по-вашем, буду его чинить? Я ещё месяц назад говорил, что фильтр нужно менять.

– Ты же сказал, что можешь его наладить?

– А как же! – ответил механик. – Когда у меня будет новая деталь вместо сломанной.

– Ладно, ладно, понимаю... Вот придём в Барселону, продадим груз, и я куплю тебе эту деталь.

– То же самое ты говорил две недели назад, когда мы стояли в Неаполе.

– На этот раз я это сделаю, обещаю.

– Смотрите, капитан, – предупредил механик. – Это, конечно, ваше судно, но нам нужен новый фильтр, да и цилиндр не мешало бы прочистить, а то мы еле ползём.

– Буду иметь в виду, – согласился он и повернулся к штурману: – Прости, что прерываю твой завтрак, Жюли, но мне бы хотелось, чтобы ты вернулась в рубку. Хоть мы и в открытом море, но все же не стоит оставлять штурвал без присмотра больше чем на пять минут.

– Как прикажете, капитан, – ответила Жюли, с преувеличенной грацией поднимаясь из-за стола. Шутливо отдав ему честь, она направилась в рубку; ветер развевал подол ее платья.

– Спущусь в машинное отделение, – объявил ее муж. – Посмотрю, можно ли выжать еще хотя бы пару узлов из этой штуки.

С этими словами он собрал грязную посуду – свою и жены – и понес к раковине. Марко как раз закончил мыть тарелку и направился к себе в каюту – наверняка чтобы проверить и смазать небольшой личный арсенал.

Джек Алькантара смотрел, как наёмник выходит из кают-компании и спускается вниз по трапу, ведущему на главную палубу.

– Мне совершенно не нравится этот тип, – признался он, не глядя на Алекса. – Этот балбес только стрелять и умеет. Попомни мои слова, мы ещё хлебнём с ним горя! Вот скажи: неужели так уж необходимо тащить его с собой?

Его верный друг и первый помощник ещё со времён батальона Линкольна поднял чашку и отпил глоток кофе, который так дорого обошелся при покупке на чёрном рынке.

– Мне он нравится ещё меньше, чем тебе, – прошептал он, чтобы никто не услышал. – Но он нам нужен. К тому же, хотя ты знаешь мое мнение насчёт оружия на борту, нельзя не признать, что отчасти он прав. Временами его паранойя вполне оправдана.

– Но он – наёмник, – настаивал Джек. – Он продаст нас в ту же минуту, как кто-нибудь предложит ему хорошую цену за наши головы.

Алекс обнял старого боевого товарища и ободряюще похлопал его по спине.

– Я и сам это знаю, – ответил он, скаля зубы в волчьей улыбке. – Почему, ты думаешь, я сплю с пистолетом под подушкой?

***

– Алекс! – кто-то постучал в дверь капитанской каюты, в которой он закрылся несколько часов назад. – Алекс, ты здесь?

Через пару секунд дверь открылась и показался Райли – с хмурым и совершенно недружелюбным видом. Из глубины каюты доносились печальные джазовые аккорды.

– Что случилось, Джек?

Старший помощник показал ему листок бумаги с написанными от руки цифрами.

– Сообщение от Фрасуа из Марселя. Просит связаться с ними в течение часа.

– Хорошо. Сейчас приду в рубку.

– Думаешь, будет работа? – спросил Джек, прежде чем закрыть дверь.

– Надеюсь. Если посчитать, во сколько нам обойдется покупка новой шлюпки, этот рейс едва покроет расходы.

Джек не ответил, а вместо этого помахал перед лицом капитана ладонью и понюхал воздух.

– Мать твою, Алекс... Только не говори, что ты прикладывался к бутылке.

– Ну и что? – пожал плечами Алекс. – Кто бы говорил.

– Сейчас только одиннадцать утра, – сурово упрекнул его Джек, – не время пить.

– Да ты что? Уже столько времени?

Джек раздраженно фыркнул.

– Ты же капитан, черт побери! Это кое к чему обязывает.

Алекс неожиданно помрачнел.

– Что ты, черт возьми, можешь знать о моих обязанностях!

Джек понял, что разбередил старую рану – ту самую, полученную несколько лет назад.

– Опять все то же? – резко спросил он. – И не надоело тебе копаться в собственном дерьме?

– Каждый вправе копаться, в чем хочет. Или в чем может.

Бывший шеф-повар устало отмахнулся.

– Послушай, Алекс, – произнёс он. – Если ты так хочешь искупить свои грехи – соверши гребаное паломничество в Сантьяго-де-Компостелу, но прекрати вести себя, как идиот. Да-да, как пьяный идиот. Ты – гребаный капитан этого судна, – добавил он, тыча ему пальцем в грудь, а я, позволь тебе напомнить – все-таки не твоя мамочка.

Капитан скорчил кислую мину.

– Надо же! А я думал, что ты как раз моя мамочка.

Джек покачал головой, безнадежно цокнул языком и, что-то ворча себе под нос, направился вдаль по коридору.

Несколько секунд Алекс смотрел вслед другу, затем захлопнул дверь.

На пластинке Луи Армстронг продолжал исполнять на трубе свои пассажи, чеканя каждую ноту. Райли направился к столу, где его ждала полупустая бутылка бурбона. Впереди у него был еще час.

К назначенному времени капитан, уже совершенно трезвый, сидел в рубке перед судовой рацией, настраивая ее на нужную частоту, записанную на листке бумаги.

– Говорит «Пингаррон», говорит «Пингаррон», – произнёс он, нажимая кнопку микрофона. – Вы меня слышите? Приём.

В микрофоне послышался шум, сквозь который трудно было что-либо разобрать.

– Говорит «Пингаррон», говорит «Пингаррон». Вы меня слышите? Приём, – повторил он.

– Говорит Франсуа, – послышалось в ответ. – Я вас слышу. Как дела, капитан Райли? Приём.

– Привет, Франсуа. Рад снова тебя слышать. Как дела во Франции?

– Неважно... Козел Петен лижет задницу Гитлеру, нацисты нас вконец задолбали. Предатели-вишисты когда-нибудь заплатят за свои делишки!

– Очень на это надеюсь, – искренне признался Райли. – Всей душой на это надеюсь.

В июне прошлого года, не успев занять пост президента Франции, Филипп Петен, при поддержке своего приспешника Лаваля, обратился к Гитлеру с просьбой о перемирии в обмен на то, что свободная Франция поступит на службу к немцам. В тот самый день, более года назад, в Виши было создано новое правительство, фашистское и коллаборационистское, которое во всем подчинялось воле нацистов.

– Очень тебе признателен, но я вызвал тебя на связь не для того, чтобы жаловаться на свои неприятности. Я хотел узнать, не слишком ли ты занят, чтобы выполнить один маленький заказец?

– Я сейчас нахожусь в двухстах милях к востоку от Барселоны, куда мы направляемся, чтобы передать груз.

– Великолепно! – воскликнул француз. – У меня тоже есть один, так сказать, груз, который необходимо забрать в Марселе и доставить в Лиссабон. Тебе хорошо заплатят, к тому же это почти по дороге. Уже к вечеру ты сможешь добраться до Марселя, а потеряешь всего один день.

– Есть одна проблема, – ответил Райли. У меня весь трюм забит мануфактурой, которую я должен выгрузить в Барселоне, и для твоего груза у меня просто нет места.

– О, на этот счёт не волнуйся... – Алексу показалось, что его собеседник на другом конце линии улыбнулся. – Много места не потребуется. Им вообще ничего не нужно – только одна из твоих кают.

– Им?Так значит, речь идёт о пассажирах?

– Это супружеская пара, которой необходимо выехать из страны. Могу я на тебя рассчитывать?

– Да... конечно.

Джек убрал палец капитана с кнопки передачи радиоприемника.

– Боюсь, нам хотят подсунуть кота в мешке, – произнёс он.

Райли кивнул, понимая, что имеет в виду его друг. В следующую секунду он снова заговорил в микрофон.

– У меня только один вопрос. Почему бы им не улететь самолетом? Или не уехать поездом – через Испанию? Ведь так было бы намного дешевле добраться до Лиссабона?

Ответом ему было молчание.

– Франсуа! Ты меня слышишь?

– Да, конечно... Дело в том, что... не все так просто.

– У нас всегда все непросто.

– Эти люди – австрийцы, очень богатые и...

– И что?

– Они евреи...