Текст книги "Дураки"

Автор книги: Евгений Будинас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

из европы на «телеге»

Дома свою деятельность Коля Слабостаров начал с того, что накатал на Дудинскаса «телегу». Объявился, мол, частный самозванец, который у государственной отрасли отнимает хлеб. Выпускает продукцию вместоСпецзнака (!), деньги гребет, а качества не обеспечивает.

Первую же акцию, выпущенную «Артефактом» по заказу Шильдикова, он подверг строжайшей экспертизе. К «телеге» приложил разгромное заключение о том, что продукция «Артефакта» не соответствует общепринятым стандартам.

За «кустарщину» Боря Пушкин обиделся: выходило, что с бланками он свою родную фирму подставил.

Москвичи за свою продукцию обиделись еще больше. Заключение, подписанное Слабостаровым, они изучили и ответили, что эксперты у господинаСлабостарова звон, конечно, слышали, но, откуда он, не разобрались. Коля Слабостаров не успокоился. Он сразу накатал в Минфин, что цены на свою продукцию Дудинскас необоснованно завышает.

Тут вышло еще смешнее.

Как раз в это время Дудинскас заключил договор с Минфином на изготовление тиража облигаций. Коля Слабостаров заявил, что он это сделает дешевле.

Виктора Евгеньевича вызвали:

– Что будем делать?

– Ничего. Пусть печатает, если у него дешевле. Зачем же грабить бюджет?

Печатная фабрика у Коли была, образец облигации тоже – поляки разработали. Не было только нумераторов.

Получив заказ, Коля Слабостаров пришел в Минфин просить на нумераторы деньги. В министерстве его не очень любили, как и всякого, кто клянчит деньги и пишет кляузы, поэтому денег ему не дали, зато посоветовали обратиться к Дудинскасу, чтобы тот пронумеровал у себя готовые бланки. Коля Слабостаров тут же дружескиобратился, Виктор Евгеньевич тут же «дружески» не отказал. Правда, цена на нумерацию, которую он запросил, оказалась «ну совсем немного выше» той, за какую Коля собирался выполнить весь заказ. В Минфине посмеялись и вернули заказ «Артефакту».

два сапога пара

Написав очередную «телегу», теперь уже не только на «Артефакт», но и на Минфин, с чьего попустительства все происходит, и отправив ее спецпочтой под грифом «Секретно», председатель Спецзнака созвонился с Дудинскасом, они встретились, и Коля Слабостаров предложил Виктору Евгеньевичу дружить.

– Делить нам нечего. А валить друг друга бессмысленно. Коля Слабостаров глядел Дудинскасу прямо в глаза, руку жал по-мужски твердо.

– Тем более глупо друг друга закладывать. Потому что во всем государстве в этом деле только мы вдвоем и разбираемся... Ну, еще может быть, Георгий Викторович, – добавил он, увидев входившего в кабинет Станкова.

Не успел Дудинскас представить директору ЦЦБ своего «лучшего друга и нового партнера», как тот пулей вылетел. Извинившись, Виктор Евгеньевич вышел вслед:

– Чего психуешь?

– Как я понял, ты собираешься показывать производство? – возмущенно зашипел Станков.

– Разумеется. Дружить так дружить.

– Ты с ума сошел! Только этого козла в нашем огороде и не хватало! Неужели тебе не понятно, зачем он пришел? Но Дудинскас знал, что делает.

Колю Слабостарова волновали нумераторы.

Схватывал он быстро. Но понять, откуда они у Дудинскаса, никак не мог. Да еще дайзеровские, о чем всякий раз сообщалось.

Слабостаров знал, что печатная нумерационная машина (пусть хотя бы специальная секция к печатному станку) стоит минимум триста тысяч «зеленых»; сами нумераторы к ней – еще под сотню. Изготавливались они только по индивидуальному заказу, причем лишь одной фирмой «Дайзер», входящей в концерн Доневера. Знал Коля Слабостаров и то, что на их изготовление нужно не менее полугода. Со дня предоплаты. И изготавливать их никто не станет без оформления всех разрешений.

Коля Слабостаров был вовсе не идиот, он понимал, что ни таких денег, ни такого времени у Дудинскаса не было и быть не могло. Доподлинно знал Слабостаров и то, что, не имея лицензии, получить нумераторы, даже разместить заказ на их изготовление невозможно.

«Артефакт» тем не менее выполнял одну работу за другой, нумеруя всю свою продукцию.

Водя гостя по производству, Виктор Евгеньевич не без удовольствия наблюдал, как тот воровато стреляет по сторонам, схватывая детали и подробности... В полуподвале они вынуждены были остановиться у обитых листовой жестью дверей.

Дорогу им преградил милиционер с автоматом.

– Святая святых, – сказал Дудинскас, как когда-то ему Доневер. – Сюда даже меня не пускают. Здесь у нас финальная операция и упаковка. Режим особого учета и строгой секретности.

– Нумеруете тоже здесь? – невинно поинтересовался Слабостаров.

Дудинскас кивнул.

– У вас там «Дайзер»? Какая производительность?

– Шестьдесят тысяч листов в смену.

– Мне можно, – Слабостаров взялся за ручку двери. Автоматчик клацнул затвором.

Глянув на обескураженного председателя Спецзнака, Гоша Станков, ни на шаг не отстававший, хмыкнул и, успокоенный, отправился к себе.

Милиционера в своем ЦЦБ он увидел впервые.

С соблюдением режима у них дела обстояли неважно. Обязательная на таком производстве секретность, конечно, соблюдалась, но исключительно за счет того, что работали в ЦЦБ только свои.Тратиться на охрану и прочие режимные мероприятиядо получения постоянной лицензии не имело смысла. А милиционера Виктор Евгеньевич «взял напрокат» за две бутылки.

Впрочем, как раз в эту комнату посторонних не пускали и в обычные дни. Раз в день, в начале смены, сюда под присмотром Ольги Валентиновны завозили тележку с тщательно пересчитанными листами. Раз в день, в конце смены, вывозили готовую продукцию, тут же у дверей старательно пересчитывая опечатанные упаковки...

«дайзер-станков»

В таинственной комнате за обитой жестью дверью стояло шесть конторских столов.

За ними сидели две бабули-пенсионерки и четверо студентов. У каждого был штемпельный нумератор, которым они вручную, как на почте, шлепали листки, вручную же переставляя цифры.

Каждый их них за час должен был пронумеровать четыреста семнадцать листков.

Таким образом достигалась производительность до двадцати тысяч бланков в смену. За три смены как раз и выходили те самые шестьдесят тысяч. Желающих сколько угодно: работа непыльная и оплачивалась хорошо.

За секретность – надбавка.

Стоил каждый нумератор около десяти рублей за штуку. И купил их Гоша Станков сразу целых двадцать штук в магазине канцтоваров и оргтехники на улице Чехова в Москве. Отдал за них почти всю свою первую зарплату, получив которую, он отпросился на два дня в столицу навестить сына.

Вернувшись, Гоша Станков пришел к Дудинскасу, плотно прикрыл дверь, прижав указательный палец к губам, заговорщицки произнес:

– Т-с-с!..

И вытащив из спортивной сумки все двадцать нумераторов, выставил их на стол шефа.

– Между прочим, – сказал он, – эти хреновины производит все та же фирма «Дайзер». У них, оказывается, тоже бывает ширпотреб – вроде кастрюль, которые клепают на наших оборонных заводах.

Выслушав восторги приятеля, Гоша Станков произнес:

– Это тебе, старик, в память о тех злосчастных хлопушках.

– Два сапога пара, – сказал Коля Слабостаров, когда уходил из «Артефакта». – Если вместе, если мы с тобой...

Он и вообразить не мог, что все его «телеги», включая последнюю, с грифом «Секретно», уже лежали у Дудинскаса в столе.

третьим будешь?

Тем не менее дружить со Спецзнаком Виктор Евгеньевич был готов.

Приглашая господина Доневера и надеясь создать с ним совместное предприятие, третьим в компанию он намеревался позвать Спецзнак. Господин Доневер должен был дать деньги и торговую марку, Дудинскас – создать предприятие и наладить его работу, Слабостаров – обеспечить официальное прикрытие и пакет заказов.

– А прибыль? – спросил Коля Слабостаров, едва выслушав предложение Виктора Евгеньевича.

– Прибыль мы уж как-нибудь поделим. Поделить всегда проще, чем заработать.

Слабостаров насупился. Вообще предложение ему понравилось. Но чего это на него так наседают?

– Руководил бы ты себе отраслью на здоровье, – уговаривал Дудинскас, – таскал бы вместо меня начальникам альбом с образцами, а к нам направлял заказы. Тут мы бы тебе спокойненько зарабатывали на содержание аппарата.

Слабостаров колебался.

– И на хлеб, – сказал Дудинскас. – Разумеется, с маслом.

– С маслом? – Слабостаров поднял взгляд.

– И с икрой.

Уже было согласившись, Коля Слабостаров заподозрил подвох.

«Калі ён угаворвае, што мне гэта карысна, дык альбо брэша, альбо яму яшчэ карысней [46]46
  Если он уговаривает, что мне это выгодно, так он или врет, или ему еще выгодней.


[Закрыть],» – подумал он на родном языке. Он был, как все в этом «краю огурцов»,крестьянский сын и вырос не где-нибудь, а на безбрежном болоте, что восточнее Буга и западнее Днепра, поэтому был хитрован.

Хапнуть-то ему хотелось, но чтобы без Дудинскаса, а самому.

глава 5
в центре европы

Президент концерна господин Доневер прилетел на собственном самолете. Визитов такого уровнясюда, в молодое государство, еще не бывало... Ценные бумаги и их производство, оборудование для полиграфии, спецбумага, технологии компьютерной графики. Заводы и филиалы в Голландии, Бельгии, Германии и Польше, в Гонконге и в Китае... По рейтинговому исследованию, незадолго до этого опубликованному в московском «Коммерсанте», Дариел Доневер входил в двадцатку наиболее влиятельных бизнесменов мира. Или Европы.

Сопровождать высокого гостя поручили министру развития экономики Куренкову.

Даже среди министров совковой поры он выделялся неприятием частной инициативы. А господин Доневер накануне визита напомнил через помощника, что они намерены иметь дело только с частной фирмой. От правительства требовались лишь «моральная поддержка» и банковские гарантии. В крайнем случае (на чем настаивал Дудинскас, имея в виду Спецзнак) государство могло войти в долю, но не более чем тридцатью процентами.

Накануне Куренков позвонил, что он заболел расстройством желудка, отчего встречать и сопровождать господина Доневера будет не он, а его заместитель, который курируетСпецзнак. А фамилия заместителя Галков.

– Да вы его хорошо знаете. Именно Григорий Владимирович, тот самый... Он и лицензию вам подписал. К слову, я вас поздравляю.

– Можете ли вы представить себе, – от досады чуть не сорвал голос Дудинскас, – как должен был бы обосратьсяна вашем месте любой ненавистный вам частник, чтобы позволить себене явиться в аэропорт?! Насколько ему должно быть все до фени?Чтобы вот так спихнуть дело на этого, этого...

о пользе тирольских пиджаков

Господина Доневера встречали в новом аэропорту, который поражал размахом и запустением. По безлюдным залам гулял ветер.

Международный аэропорт строили с большой помпой. По замыслу создателей, он должен был стать центральным в Европе перекрестком, где пересекались бы воздушные пути Востока и Запада. Но никто ни на Востоке, ни на Западе об этом почему-то не знал, и в тот день весь аэропорт принял один десятиместный самолет с господином Доневером, его переводчиком, консультантами и охраной.

По настоянию Виктора Евгеньевича, господина Доневера повезли в город на старой огромной и роскошной, как резиновая калоша, «чайке» с хромированными молдингами и фарами.

Допотопная и тяжелая колымага господину Доневеру понравилась, особенно после того, как он узнал, что такие машины еще в конце пятидесятых в народе прозвали членовозами. Он тут же изъявил желание сфотографироваться, что и проделал, усевшись за руль и выставив навстречу объективу кулак с восторженно оттопыренным большим пальцем.

Дудинскас сообщил гостю, что эта машина из его коллекции. И что находятся они, между прочим, не где-нибудь, а в самом центре Европы.Господин Доневер связь уловил:

– Правильнее было бы сказать, «в центре земли».Мне кажется, центр земли всегда именно там, где находитесь вы, господин Дудинскас... Но где же ваш восхитительный тирольский пиджак? И почему нас не встречает господин Слабостаров?

Из-за пиджака они как раз и познакомились, из-за Слабостарова нашли общий язык.

Дудинскас оказался в Германии вместе с профессором Ягодкиным и по его рекомендации. Они участвовали в работе Всемирного конгресса международной организации «Партнерство и содружество», проводимого под патронажем господина Доневера, русский вариант книги которого под таким же названием Ягодкин редактировал.

В старинном замке неподалеку от Ганновера президент Германии фон Вайцзеккер давал для участников конгресса обед. Виктор Евгеньевич, оказавшийся на таком высоком приеме впервые, надел свой любимый зеленый пиджак с деревянными пуговицами, к тому же он курил трубку. Господин Доневер также покуривал трубку и обожал тирольские пиджаки, которые тоже надевал не всегда к месту – мог себе позволить.

Узнав, откуда Дудинскас, он сразу спросил его про Слабостарова. К концу вечера они были друзьями, тем более что Дудинскас, как он скромно выразился, уже подумывалзаняться производством бланков ценных бумаг и собирался заполнить своей продукцией весь восточный рынок.

– Давайте вместе, – пошутил он. Доневер рассмеялся, как ребенок, и пригласил господина Дудинскаса посетить одну их своих фирм.

двойная игра

– Как я понял из вашего последнего письма, вы категорически настаиваете, чтобы третьим участником нашего совместного бизнеса стал ваш государственный концерн Спецзнак, возглавляемый нашим «общим другом» господином Слабостаровым? – по-немецки спросил Доневер, когда «чайка» тронулась в сторону города. – Но есть ли у него что-нибудь за душой?

Нет, Дудинскас вовсе не настаивал.

– Ничего за душой у них нет, ничего сами они делать не умеют, – сказал он. – Денег у них тоже нет. Но Спецзнак – это госструктура, то есть крыша...

– What is krisha? – спросил Доневер по-английски.

– Крыша – это непереводимо. Это когда сверху тебя прикрывают от наездов. Впрочем, «наезд» – это тоже непереводимо.

– Я переведу как лобби,– сказал переводчик.

– Кроме того, с помощью Спецзнака мы сможем подгрести под себя заказы не только частных фирм, но и всех государственных...

– Монополия, – сказал переводчик. Доневер задумался.

– Почему господин Слабостаров так не хочет, чтобы у вас с нами получилось? – спросил господин Доневер, когда они уже подъезжали к первым городским постройкам.

– А почему вы так не хотите иметь дело с государством?

– С этимгосударством, – уточнил Доневер. – Как вы знаете, в нашем концерне доля государства весьма значительна.

– Хорошо, пусть с этим.

– У меня нет оснований ему доверять. Вот вы собираетесь производить ценные бумаги и даже дензнаки на экспорт...

– Это не я. Это Слабостаров.

– Хорошо, пусть Слабостаров. Неужели вы надеетесь, что у вас кто-нибудь станет размещать заказы? Ведь вы – государство фальшивомонетчиков. Вы не задумываясь включаете печатный станок и выпускаете ничем не обеспеченные деньги, причем тайно, обманывая своих. Кто помешает вам обмануть чужихи напечатать себе лишний миллиард другой валюты? Нет... Я еще могу поверить Дудинскасу, потому что вы лично мне симпатичны, и мне кажется, что мы с вами сумеем выбрать какой-то безопасныйвариант отношений... Раз уж я здесь и деваться некуда... Но я не могу поверить господину Слабостарову. За ним – государство жуликов и временщиков, у которого давно уже нет никакой морали. Но без морали нельзя достигнуть подлинного успеха в любом бизнесе. Это, между прочим, основной тезис моей новой книги. Доневер снова замолчал. Потом спросил:

– Разве вы не знаете, что господин Слабостаров ведет с вами двойную игру?

Дудинскас знал. С месяц назад прилетала рабочая группа для подготовки визита господина Доневера. Желая продемонстрировать прочность своего положения и готовность государства оказать поддержку, Дудинскас на первую же встречу пригласил Колю Слабостарова, представив его как своего партнера.

Назавтра за обедом руководитель рабочей группы господин Пауль, шеф восточной службы концерна, неожиданно прямо спросил:

– Почему господии Слабостаров так плохо о вас отзывается? Ссылаясь на мнение своего министра господина Куренкова, он уверяет, что в таком темном омуте,как ваша фирма (на самом деле Коля Слабостаров сказал «в частном болоте») не могут «водиться караси». Он попросил передать это мнение господину Доневеру.

Ничего иного Дудинскас и не ожидал, хотя и удивился, что Слабостаров проявил себя так сразу. Поблагодарив господина Пауля, Виктор Евгеньевич поспешил его успокоить. Он не сомневается, что, втянув Колю Слабостарова в сотрудничество, сумеет его поставить на место.

Об этом же он и сказал сейчас господину Доневеру. Тот в ответ только пожал плечами.

кто же начинает с принципов!

Уже по дороге из аэропорта господин Доневер счел необходимым предупредить господина Дудинскаса, что вкладывать сюда деньги его концерн не собирается. В лучшем случае они намерены лишь помочьДудинскасу наладить дело самому. Не стоит обнадеживаться.

– Учтите, у нас есть принципы, которым мы никогда не изменяем.

Виктор Евгеньевич оказался за границей в сорок три года, приехав в немецкий город Брауншвейг по частному приглашению своей школьной пассии;ее звали Элен, хотя раньше она была просто Ленкой. Оказавшись на Западе, Дудинскас был унижен и оскорблен. Прилавки магазинов ломились, в ресторанах и днем горели свечи, а он не мог позволить себе пригласить свою подругу на обед. В присланном ему приглашении она брала обязательствообеспечить ему питание и жилье. Он писал книги, снимал фильмы, был лауреатом разных премий, а Елена служила библиотекарем. В школьные годы они промышляли пятнашками, которые Дудинскас умело извлекал из телефонных автоматов, пока Ленка делала вид, что кому-то звонит. За час «работы» набиралось на кино и даже на маникюр. Дальше Дудинскас карабкался, не жалея себя, она, сразу после школы уехав с матерью, вышедшей замуж за немца, жила тихо, старалась поменьше трепать себе нервы... Тем не менее не он, а она моглаоплатить обед. В приличном ресторане всей его наличности хватило бы только на кофе. В той же поездке Виктора Евгеньевича, журналиста, представили одному из министров Западного Берлина. Тот изучал русский, мечтал поехать в СССР и был рад пообщаться с Дудинскасом как с носителем языка.Потом он позвонил Элен и попросил передать ее другу господину Дудинскасу, что ему хотелось бы с ним еще разок-другой встретиться, но только чтобы господин Дудинскас при этом не слишком обнадеживалсяи не рассчитывал на ресторан.

Встретились в гостях у друзей Элен. Виктор Евгеньевич выбрал момент и пригласил министра приехать в Советский Союз всей семьей.

– Приезжайте, – сказал Дудинскас, попросив Элен переводить и проследив, чтобы перевод был всеми услышан. – И я обещаю вам, что каждый день у вас на столе будет все то, что вы всю свою жизнь видели только в магазинах.

Министр приехал, и сатисфакция состоялась. Виктор Евгеньевич повез их в колхоз с нелепым названием «Память Ильича», где друг Дудинскаса председатель колхоза Леша Орел угощал их свежезапеченными бычьими яйцами. В Таллинне они плавали на спортивной яхте, угощались икрой спецпосола – не черной и не красной, а желтой форелевой, с икринками размером с кукурузное зерно. Они слетали в Тбилиси, где тарелки на столе выстраивались в пять этажей, а вино черпали из огромных, врытых в землю глиняных квири.

У несчастных немцев от избытка впечатлений кружилась голова, а от деликатесов их просто тошнило.

Все это Виктор Евгеньевич, известный журналист, писатель, киносценарист, в совковых условиях – элита, всегда мог.К тому же имея множество высокопоставленных друзей. Но он страдал из-за того, что все это было чужим.Он и в бизнес пошел из-за того, что хотелось не ощущать себя нищими что-то значить не только в совке, но и за его пределами. Кое-чего он достиг, но сейчас, встречая того же Дариела Доневера, он ясно понимал, что никакая они не ровня.

– Принципы – это не то, с чего начинают отношения, а то, к чему приходят в итоге, – сказал Дудинскас, сдерживая бешенство. – В девятом классе я был безумно влюблен.

Моя девушка заявила, что не может мне позволить ничего такого,потому что у нее принцип – до женитьбы не давать.Тогда я и подумал, что принципы – это то, с чем надо бы завершать жизнь, а не начинать ее...

– Ну и чем закончилась эта история? – улыбнулся Доневер, внимательно выслушав перевод, но не обидевшись.

– Очень скоро у меня появилась другая девушка, она была более сговорчивой; с ней у нас получилось совсем неплохо для начала... Еще и потому неплохо, что до женитьбы у нас дело не дошло.

Господин Доневер усмехнулся. Как ни странно, ему нравился такой разговор. Ему вообще многое нравилось в этом новом русскомсо странной литовской фамилией, так не похожем на любого из его западных коллег. Ну, например, то, как далеко он зашел в своем бизнесе, по всей видимости, ни разу не задавшись вопросом: «Зачем?» – без ответа на который ни один нормальный человек на Западе не сделает даже первого шага...

В Ганновере они много разговаривали об этом. Господин Доневер считал: так нельзя. Нельзя начинать дело с покупки шестисотого «мерседеса», как это делают в России. Нельзя за все сразу хвататься. Еще без штанов, а уже музей...

– Вы увидите, как это делается, – упорствовал Дудинскас. – Приезжайте!

Помощник Доневера и его консультант по Восточной Европе господин Либерман пытался Виктора Евгеньевича остановить:

– Для чего вы ему выкладываете все свои завиральные замыслы? Кому здесь интересен этот ваш «Ноев ковчег» и все ваши рассуждения о демократии и колбасе!

Он даже отказывался переводить:

– Господин Доневер никуда не поедет. Он же не сумасшедший и не станет давать деньги на серьезное производство людям, которые выпускают книжки, строят ветряки, коптят окорока, да еще собираются лепить из глины горшки и плести лапти...

Но господин Доневер приглашение принял. Он приехал, чтобы своими глазами посмотреть, что такое новый восточный рынок.

К своему удивлению,он увидел людей, которые хотят жить.Отчего за все и хватаются, правда, вкалывают руками и головой там, где во всем мире уже давно работают деньги.

никуда не денешься

– Наш город – подлинная европейская столица, это город широких проспектов, просторных площадей и величественных современных ансамблей, – сказал Галков с гордостью человека, приложившего руку.

Господин Доневер согласно кивнул.

Почувствовав внимание гостя, Галков позволил себе исторический ракурс:

– Все остальное снесли фашисты... Доневер вздрогнул. Когда? Когда это было?

– Из старых зданий осталось только пять, – продолжал Галков защищать отечество. В том смысле, что замолчать историюникому не удастся.

Они ехали осматривать площадку под строительство Центра ценных бумаг – Доневеру название ЦЦБ понравилось, он сразу предложил его не менять. Тем более что по-английски звучало вполне неплохо: «Секьюрите Сентре».

Едва увидев физиономию бывшего первого секретаря горкома партии, Дудинскас понял, что никакого делас Доневером у него уже нет. Не станет господин Доневер с ним что-либо создавать совместно, увидев подлинное лицооказываемой «Артефакту» государственной поддержки.

В том, что Григорий Владимирович свое личико покажет и как-то проявится, Дудинскас не сомневался.

– Иностранцев наш заново отстроенный город поражает чистотой, – продолжил Галков очередной фразой из путеводителя, написанного когда-то по его заказу.

Господин Доневер, чистой воды иностранец, вынужден был согласиться. Город производил на него такое же впечатление, как и аэропорт. Большой и пустынный.

– Сколько же здесь жителей? – спросил господин Доневер, иронично поглядывая по сторонам.

Точно так же сегодня утром, усевшись за руль «нивы» Дудинскаса («Можно попробовать?») и надавив на педаль газа, он спросил:

– Сколько в ней сил?

– Восемьдесят, – сказал Дудинскас. – Это лучшая советская автомашина.

– Где они, эти силы? – спросил Доневер, дожимая газ до отказа, на что «нива» отреагировала без всякого энтузиазма. – С таким мотором она должна бы летать.

Городом Галков гордился, как и положено первомув нем человеку, пусть и в прошлом.

– Население уже почти два миллиона. При самой высокой в Европе рождаемости, – произнес он это так, будто высокий уровень рождаемости зависел именно от него. – По приросту населения даже среди городов бывшего Советского Союза наш город – рекордсмен.

Не дождавшись восхищения, Галков надавил:

– Вы все-таки обратите внимание, как вокруг чисто.

Была суббота, около полудня. По пустынному проспекту ветер гонял бумажку, оброненную кем-то две недели назад.

– Отчего же здесь может быть грязно? – сказал Доневер. «Городской мусор – это все же продукт цивилизации», – подумал Дудинскас, вспомнив, как поразил его своей замусоренностью Париж. Бурлящие толпы повсюду оставляли за собой обертки, пакеты, банки из-под колы, бутылки. Ранним утром нарядные, как танцоры, негры-мусорщики набивали отбросами яркие пластиковые пакеты, красиво, как в танце, закидывая их в забрала мусоровозов, похожих на огромных навозных жуков. К полудню город снова утопал в горах мусора.

– Мне кажется, здесь никто не сорит, – сказал Доневер, словно угадав его мысли. – По-моему, здесь никто просто не выходит на улицу.

В отместку заносчивому миллиардеру Галков настоял, чтобы осмотр столицы завершился посещением Дома-музея Первого партийного съезда.

– Это история, – Галков пресек попытку Доневера уклониться. – Поймите же вы наконец! От этого вы все, господа империалисты, никуда не денетесь.

Господин Доневер уже давно понял. Он даже спорить не стал: деваться от этого им всемдействительно некуда.

Еще больше он понял, когда выяснилось, что никакого музея уже нет, а в бывшем Домике Первого съезда циничноразместился кооператив по продаже импортных мебельных гарнитуров, о чем бывший секретарь горкома, оказывается, не знал...

– Вы кемработаете? – через переводчика спросил его господин Доневер и не стал дожидаться ответа: этим вопросом он закончил разговор.

хочется жить

В Дубинках господину Доневеру понравилось. Они приехали сюда во второй половине дня, прихватив с собой Дитриха-Штрауса, немецкого посла в Республике (друга студенческих лет господина Доневера) и посла Республики в Германии, недавно назначенного, но еще не получившего агреманПетю Огородникова (друга студенческих лет Дудинскаса).

«Ваше превосходительство господин посол», – обращался Дудинскас к приятелю по протоколу,смакуя непривычное словосочетание.

К приезду высокого гостя в Дубинки приволокли взятую на киностудии карету. Кортеж из двух машин милицейского сопровождения с включенными мигалками, «нивы» Дудинскаса, «чайки» с господином Доневером, микроавтобуса с его свитой и двух черных посольских лимузинов с дипломатическими номерами и государственными флажками на капоте подрулил прямо к мельнице. Здесь (по сценарию) всех встречал хлебом-солью Вовуля («хозяин») со своей новой молодой женой. Господин Доневер расцеловал жену Вовули и самого Вовулю, хотя и не совсем понял, кто они такие, что ясно стало из того, что расцеловал он и стоявшего рядом с каретой колхозного конюха Ваську. Забрав у него кнут, господин Доневер тут же вскарабкался на облучок и въехал в Дубинки, размахивая кнутом и поглядывая с верхотуры по сторонам.

Осматривал он все придирчиво и увлеченно, бревенчатые стены в доме Дудинскаса даже ощупывал. За столом, ко всеобщей радости, «отвязался» и принял вполне основательно, нажимая преимущественно на самогон и закусывая соленым огурцом с медом.

До поздней ночи в доме Дудинскаса играла гармошка, орались частушки, причем не только советские и на мове,но и на немецком, да такие, каких господин Доневер никогда дома не слышал. Немецкие блестяще исполнял Петя Огородников, чем потряс господина Доневера. Он же и переводил. При этом гости по-немецки раскачивали подвешенные на цепях лавки, а господин Доневер в подаренных ему лаптях лихо отплясывал. И даже соревновался с Дудинскасом, кто кого пересвистит, по-хулигански сунув в рот сразу четыре пальца.

Не участвовал в веселье только его главный охранник, белокурый и голубоглазый юноша с тонкими пальцами. То и дело он выходил во двор и озабоченно поглядывал по сторонам.

Прошлой осенью, за строгим европейским ужином в гостиной загородного дома господина Доневера, неподалеку от Ганновера, они любовались закатом за большим, во всю стену окном с видом на озеро. Приборы и посуда были из белого серебра, играли Шопена, живой звук; сдержанный хозяин ел только дыню, отрезая кусочки от ломтика на тарелке и медленно жуя, пил он только минеральную воду without gas. Едва стемнело, как позвонил главный охранник, видимо, этот же, и попросил жену господина Доневера распорядиться, чтобы задернули штору.

– Какого черта! – шутливо возмутилась хозяйка дома. – Пусть будет виднее. Целиться удобнее, по крайней мере, попадут именно в него.

Перед застольем пошли к кринице.

На старых кладках с кривыми жердями поручней и прогнившим настилом господин Доневер приотстал от компании и надолго замер, глядя на замшелые дубовые сваи в черной, со взбитыми клочьями пены, воде, затененной листвой склоненных над ней ив. За ними его взору открывалась река, ее плавный изгиб, где она как бы застывала, готовясь ринуться в собранную сваями горловину. Чуть дальше виднелась просторная, залитая закатным солнцем поляна со стожком – к ней спускался заброшенный сад, из-за крон которого, черных в контрастном свете, блестела крытая цинком новая крыша дома, похожая на озеро, вдруг взмахнувшее крылом.

Аист над мельницей планировал в безумной тишине.

Точно так же стоял здесь двадцать лет назад Дудинскас, впервые оказавшись в этой деревеньке без названия, куда он приехал еще молодым литератором, спасаясь от городской суеты и суматох, чтобы купить здесь за бесценок (шестьсот пятьдесят рублей, дешевле, чем шкаф из гарнитура) хатку-развалюху, и еще ничего не зная, даже не подозревая о великой историчности этих мест и тем более об их роли в его судьбе, но испытывая чувство, будто бы он здесь родился и вырос и никогда отсюда не уезжал, а только и отлучился ненадолго, чтобы встретить у кладок приехавших в гости друзей...

Дариел Доневер вздохнул и повернулся к Дудинскасу, присевшему на ствол наклонившейся к воде ивы.

– This is very beautiful. Really wealthy [47]47
  Это очень хорошо. Настоящее богатство.


[Закрыть], – сказал Дариел Доневер по-английски. – Wonderful area. It seems to me, that only here you can taste the sense of life. In this sense you are a very rich person [48]48
  Это замечательное место. Мне кажется, только здесь можно ощутить смысл жизни... И в этом смысле вы очень богатый человек.


[Закрыть].

Так иностранный миллиардер Дариел Доневер окончательно утвердил местного горе-помещика в решении: сделать здесь музей,необыкновенный, «живой», мало того, добиться его окупаемости,то есть вырваться.И никогда отсюда никуда не уезжать.

аудиенция

Назавтра господина Доневера принял глава государства Вячеслав Владиславович Тушкевич. Несмотря на занятость.

Прибыли на пятый этаж бывшего здания ЦК на улице Фридриха Энгельса в полном составе, включая обоих послов. Выглядели все хорошо, хотя почти не спали. В приемной к ним присоединились Месников с Куренковым, еще несколько высокопоставленных чиновников. К удовольствию Дудинскаса, ни Галкова, ни Слабостарова среди них не было.