Текст книги "Дураки"

Автор книги: Евгений Будинас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 33 страниц)

марка

глава 1
жизнь взаймы

Впервые за несколько лет Виктор Евгеньевич Дудинскас потянулся к перу и даже отыскал свой старый блокнот, в котором записал:

« Приметы малого бизнеса: увидишь весной аиста летящим – пролетишь, сидящим – сядешь (шутка)» .

ехать так ехать...

В очередной раз вернувшись из Голландии, он торжествующе вывалил на огромный, как для пинг-понга, стол Гоши Станкова сразу несколько рекламных проспектов.

– Вы хотели оборудование? Вот оно.

Проспекты они разглядывали с интересом. Ольга Валентиновна так даже с восторгом. Не бывает технолога, который не мечтал бы о такой роскоши.

– Где деньги? – настороженно спросил Станков.

– Деньги есть. Но вы сначала посчитайте загрузку. Вот технические характеристики оборудования. А это условия контракта на его поставку. Через три месяца новенькие машины будут стоять у нас в цехе – выставочные образцы. Расчеты делайте на выпуск банковских бланков по технологии непрерывный формуляр. До завтра.

Дудинскас вышел, плотно притворив дверь. И тут же приказал девушке Свете никого к Станкову не пускать, по телефону ни с кем не соединять и Ольгу Валентиновну тоже не дергать, а народ со всеми текущими вопросами отправлять прямо к нему. В конце концов, ехать так ехать.

бабки вперед

Назавтра к вечеру вдвоем и пришли. Ольга Валентиновна тяжело пристроилась на краешек дивана в дальнем углу кабинета, у журнального столика, а Георгий Викторович сразу прошел к окну и, отвернувшись, задымил «Бело-мором».

Ему нужны были гарантии.

– А если такие гарантии я дам?

Станков посмотрел на своего студенческого друга с сочувствием. Во всем они Дудинскаса понимали, все им Виктор Евгеньевич уже доказал своей победой с Дубинками. Все они знали относительно небеспочвенностиоптимизма. Но здесь Георгий Викторович только пожал плечами:

– Гарантия, как сказал бы наш приятель Миша Гляк, может быть только одна: бабки вперед.

Именно это Дудинскас и предлагал. Решение, сам того не ведая, подсказал ему Коля Слабостаров.

– Формируем заказ, берем под него оборудование, а рассчитываемся за него по мере выполнения заказа. То есть все, как вам и хотелось: сначала получаем машины, потом отдаем деньги, на них же и заработанные.

– Остался пустяк, – Станков передразнил Дудинскаса: – «формируем заказ». Как, интересно, ты собираешься это сделать?

– Очень просто! Соберем все коммерческие банки, раз работаем для них унифицированный пакет документов – три десятка наименований. Называем все это, – здесь Дудинскас перешел на торжественный тон, – «Единая система банковской документации». Е-ди-на-я. Разработчики? Станков Гэ Вэ и группа заинтересованныхавторов, в том числе и сами банкиры. Между прочим, даже гонорар за разработку системы рвется вам проплатить добрый дядя. В данном случае – поставщик самокопирующейся бумага, мечтающий сбыть лишнюю сотню тонн, причем без предоплаты. К слову, это фирма «Арденю». Ее ты знаешь...

Фирма «Арденю» поставляла «Артефакту» бумагу для въездной визы. Это Станков знал. Но знал он и многое кроме.Слишком многое, чтобы подпрыгнуть от радости, как хорошо Виктор Евгеньевич все придумал. Поэтому Станков снова подошел к окну и снова закурил, глубоко затягиваясь и выпыхивая клубы дыма с видом человека, у которого нет более важного занятия.

хренобель

Станкову в работе мешал один недостаток: он был «ну совсем не финансист». Вот приходит к Дудинскасу с какими-то бумагами и обескураженно говорит:

– Ну что за хренобель? По расчетам нашей бухгалтерии, опять получается, что убыточно у нас только производство...

– А где Агдам? – спрашивает его Дудинскас.

– В бухгалтерии Агдам Никифорович, где же, онеобедают...

Бухгалтерия «Артефакта» в такое время обычно закрывалась на внутренний замок – там готовили суп, запах которого просачиваясь в коридор, достигал комнаты Станкова, расположенной рядом, что (как можно догадаться, зная, что даже кофе, заваренный девушкой Светкой, директор ЦЦБ выпивал обычно холодным, забывая про чашку на краю стола) вызывало в нем ярость, но тихую, с учетом характера, совсем тихую...

финансовый директор

Агдам Никифорович руководил бухгалтерией с той поры, когда «финансовая служба» «Артефакта», созданная Вовулей, за ним следом и сошла.

Человек он был молодой, но черная нечесаная борода при малом росте и темно-красном, до лиловости, носе делала его похожим то на гнома, правда, без колпака, то на разбойника Бармалея из когда-то всеми любимого фильма Ролана Быкова «Айболит-66», что заставляло даже Дудинскаса обращаться к главбуху только по имени-отчеству и на «вы», хотя глаза его обычно называли Агдамчиком.

Плачевному состоянию бухучета в «Артефакте» новый главбух обрадовался, так как сразу понял свою незаменимость. Бухгалтерию он повел старательно. Даже слишком. Виктор Евгеньевич теперь мог сколько угодно «химичить», относя, скажем, затраты по строительству конюшни на ремонт печатного цеха, в полной уверенности, что все бухгалтерские проводки Агдам Никифорович осуществит грамотно. И скрупулезно подошьет все документы в папку, на которой старательно выведет «Строительство конюшни». К полному восторгу любого налогового инспектора, пришедшего с проверкой.

Ошибаются в работе все. Но Агдам Никифорович обладал весьма типичной для бухгалтеров совковой школы способностью абсолютно не видеть за деревьями леса,отчего ошибался он самым идиотским образом.

Ну, например, он приходил и сообщал Дудинскасу, что бумаги в этом месяце они закупили на сто шестнадцать миллиардов.

– Сто шестнадцать чего? —переспрашивал Виктор Евгеньевич невинно и как бы невзначай.

Агдам Никифорович багровел, потом синел, потом лиловел:

– До сих пор мы считали в рублях...

– И сколько насчитали? – переспрашивал Дудинскас.

– Я же сказал, сто шестнадцать миллиардов.

– Агдам Никифорович, сто шестнадцать миллиардов – это много, – говорил Дудинскас по возможности мягко, – это так много, что даже больше, чем весь наш годовой оборот. – Агдамчик становится черным. – Ну, может быть, миллионов? – Дудинскас уговаривал его, как младенца.

– А вам чтоговорят? – И уходил, насупившись. – Не надо, Виктор Евгеньевич, только думать, что вы тут умнее всех...

Ничего не различая за цифрами, не ощущая их масштаб и даже не догадываясь, что его можно ощущать, он был начисто лишен того, что Дудинскас называл способностью к домохозяйкиным расчетам, то есть к житейскому анализу. Поэтому при всякой попытке Станкова или Дудинскаса хоть о чем-нибудь с ним посоветоваться, он с упрямой последовательностью выдавал нагopа только «хренобель». При этом он числился (на чем категорически настоял при приеме на работу) не только главбухом, но и финансовым директором, то есть главным стратегом фирмы. И надувался от обиды, и лиловел всякий раз, когда об этом кто-нибудь забывал. Болезненная обидчивость превращала общение с ним в пытку.

– Что ты делаешь?! – пытался образумить приятеля Миша Гляк. – Как можно такому индюку доверять финансы? Он же вас когда-нибудь так подставит, что костей не соберете.

Но Виктор Евгеньевич не внимал. После Вовули он рад был, когда в бухгалтерии хоть что-то сходилось.

подставка

И даже тогда Дудинскас не внял, когда Агдам Никифорович, сияющий, как медный самовар, вошел в его кабинет, где шло совещание, и торжественно, как о помолвке, объявил, что прибыли по итогам года у нас с вами, Виктор Евгеньевич, набралось немногим больше двух миллиардов. Вот, мол, вам показатели, а то Георгий Викторович все недовольны, все жалуются, что я им рисую одни убытки...

В кабинете наступила гробовая тишина. Только Станков тихонечко свистнул. Даже он понял, что фирме кранты.

– Где балансовый отчет? – спросил Дудинскас мягко и нарочито небрежно. Так кошка проходит по комнате, боясь спугнуть птичку на подоконнике.

– В Налоговой инспекции, – ответил Агдам Никифорович, довольно шмыгнув носом. – Вчера сдал. Между прочим, на два дня раньше срока, – так Бармалей в любимом фильме Виктора Евгеньевича вылезает из трюма и радостно сообщает: «Я дырочку проковырял, сейчас они все потонут».

Производственное совещание прекратилось, совещаться больше было не о чем, производства у них уже не было, v них была только прибыль.И налоги, налоги, налоги – на всю оставшуюся жизнь...

– Дурак или назло? – спросил Станков, когда Агдам Никифорович победоносно вышел.

– Не могу поверить, чтобы назло, – заступилась за Агдамчика сердобольная Ольга Валентиновна. – Ну какой же вы, Георгий Викторович! Разве же так можно о товарищах?

Тут же Дудинскас помчался к налоговикам, где, буквально стоя на коленях, вымолил вернуть отчет обратно, сославшись на бухгалтерскую ошибку. Когда он вернулся, его уже ждали Паша Марухин и Мишка Гляк, вызванные по тревоге Надеждой Петровной.

спасатели

Просоветовавшись часа два, пригласили Агдама Никифоровича, и Дудинскас доложилфинансовому директору только что намеченный план, согласно которому бухгалтерии предстояло срочно произвести (в соответствии с письмом Министерства финансов, о котором Агдамчик конечно же знал, но которое «упустил из виду») переоценку производственных запасов. То есть пересчитать весь бухгалтерский баланс, подставив в него реальные, в десятки раз выросшие из-за инфляции цены на бумагу, краски и прочие материалы, которые «Артефакт» закупал и расходовал, а Агдам Никифорович по той же цене списывал, нимало не заботясь, что вчерашний рубль уже давно превратился в десятку, а позавчерашний даже в сотню.

Придуманный Гляком с Марухиным пересчет сразу увеличивал затраты и как минимум вшестеро снижал прибыль, отчего налоги уменьшались до разумных пределов.

При слове «разумных» Миша Гляк поморщился, как от зубной боли: ничего «разумного» в том, чтобы платить налоги, он не видел. Но Паша Марухин его усовестил, проявив по отношению к государству великодушие:

– Нельзя же, как эти,забирать все, – произнес он печально, вспомнив, видимо, историю с «Кометой-пиццей».

Агдам Никифорович, обиженно насупившись, встал.

– Ну я пошел, у нас там работа кипит, а мы здесь с вами разглагольствуем...

Станков взглянул на часы:

– У вас сегодня на первое щи или борщ «украинский»?

– Вы напрасно меня здесь подначиваете, Георгий Викторович. – Хотя... – он с ненавистью глянул почему-то на Дудинскаса: – Мы, конечно, понимаем, у нас работаете только вы...

После чего Агдам Никифорович с достоинством удалился – пересчитывать себестоимость и переделывать баланс.

нельзя платить

– Сколько он у вас получает? – спросил Паша, когда Агдам вышел.

– В месяц выходит что-то около пятисот «зеленых», – ответил Дудинскас, – не считая десяти процентов учредительских, ну и всяких прочих льгот, вроде выплат за аренду его собственной машины.

Машину Агдамчик берег, как невесту, и никуда на ней по служебным делам (то есть без толку)не ездил, хотя запчасти и бензин за счет фирмы исправно покупал. Кроме всего, ему построили в Дубинках дачный домик, который, подсчитывая, по просьбе Дудинскаса, личные доходы, Агдам Никифорович всегда забывал учитывать...

– Так много платить нельзя, – сказал Гляк.

Виктор Евгеньевич и сам замечал, что всякий раз, когда, проявив слабинку, он выплачивает кому-то больше, чем тот заработал, дело заканчивается увольнением.

– Нельзя переплачивать, – согласился с другом Паша Марухин. – Людям много платить вредно.

– Ну да, – съязвил Станков. – Их надо держать в черном теле. Тем более таких, которые на все согласны: «Лишь бы войны не было. А мы и на щавеле перебьемся...»

– Я не об этом, – остановил его Миша Гляк. – Я о другом. Агдамчик ведь не верит ни одному вашему слову. И считает просто: если вы даже ему столько платите, сколько же загребаете сами? Он же вас всех из-за этого ненавидит. Мой тебе совет, – произнес Мишка Гляк убежденно, – кончай богадельню.

даровое развращает

Убежденность Миши Гляка была отнюдь не беспочвенной.

Недавно его фирме предложили по дешевке закупить репчатый лук для сотрудников. Тут же, прикинув выгоду, Гляк поручил секретарше составить список: кому сколько надо. Кому пять кило, кому десять, а кому, если семья большая или на тешу да свояков, и все пятьдесят. Деньги постановил вычесть из зарплаты.

Но тут подошел революционный праздник 7 ноября, который никто не отменял, только стали как-то иначе называть, и Мишка Гляк решил народ в совковый праздник посовковому облагодетельствовать. Дай-ка я этот лук трудовому коллективу к празднику подарю, пустяк, конечно, но людям приятно.

Назавтра коллектива у Гляка уже не было, а был развороченный улей. Все перегрызлись, несмотря на праздник. Это как же: мне пять кило, а ему пятьдесят?! За какие заслуги? Неважно, кто на сколько записался, думали-то, что за деньги, а тут за так... В конце концов коллективно постановили... снести весь лук в контору и поделить поровну.

– На ошибках учатся, – сказал Гляк, вспомнив эту историю. – Ты, Виктор Евгеньевич, поступай, конечно, как хочешь. Но сколько ты своего Агдамчика ни подкармливай, финансы тебе придется вести самому: называется – неразделяемая ответственность...Иначе он тебя подставит. Если уже не подставил...

Эх, тут бы Дудинскасу прислушаться, хотя бы насторожиться.

школа гляка

Всякий раз, когда они со Станковым вляпывались– по неведению и «отсутствию базового образования» [65]65
  В их радиоинституте ничему такому не учили.


[Закрыть], выпутываться помогали Гляк с Марухиным. В конце концов им это надоело, приятели решили, обобщив свой опыт, устроить Виктору Евгеньевичу занятие «по прикладной экономике и финансам периода начального накопления капитала» ,потребовав, чтобы он старательно все законспектировал, несмотря на то что ликбез проходил в бане.

Разделив листок на две колонки, в левой Виктор Евгеньевич прилежно записал под диктовку все известные способы увеличения затрат, а в правой – уловки по уменьшению доходов.

– Если размер налогов зависит от прибыли, то есть, грубо говоря, от разницы выручки и затрат, – тоном профессора втолковывал Гляк, – то и младенцу должно быть понятно, что выручку по бухгалтерии нужно занижать, а затраты как бы увеличивать.

Выручку можно занизить, продав свою продукцию посреднику, скажем, вдвое дешевле ее цены, а затраты – завысить, купив опять же у посредника расходные материалы, скажем, вдвое дороже, чем они стоят.

– Такие фирмы-посредники называют «одуванчиками», – авторитетно пояснял Марухин, – из-за того, что, совершив несколько операций (а иногда и одну), они тут же исчезают. И все концы в воду.

– «Дельту» – так называется разница между реальной и «договорной» ценой, – важно продолжал Гляк, – посредники возвращают, разумеется, не без навара, но зато наличными,с которых не надо платить налоги.

Для увеличения затрат можно как быобучать персонал, почаще отправлять сотрудников в командировки (лучше за границу), как быарендовать у них и почаще чинить их личные автомашины, в уме засчитывая им все это (и плату за учебу, и командировки, и аренду, и починку) в зарплату, но уже чистую, опять без налогов. Еще надо как быремонтировать оборудование и помещения, оплачивать консультации, заказывать рекламу, завышая ее «договорную» цену...

Валютную выручку, чтобы уйти от обязательной продажи ее государству по установленному Госбанком грабительскому курсу и не платить налоги на прибыль, проще всего оставлять там.И, купив там (за бугром), скажем, оборудование, оформить его на временный ввози как бысдать самому себе в аренду (снова через посредника). Тогда не придется платить таможенную пошлину, а затраты опять как бы повысятся – в них включается и плата за аренду, которая опять же вернется в виде «дельты»...

Ну и так далее, с утра до вечера, всю неделю, каждый месяц и без конца...

палить картечью

Всем этим уловкам Виктор Евгеньевич обучился настолько, что, поехав в Голландию, привез не только проспекты новейшего оборудования, но и самостоятельно разработанную им схему его приобретения, позволявшую одним залпом убить сразу всех зайцев.

Во-первых, он не собирался ничего покупать за свои. Только идиоты и старые дуракиприобретают основные фонды и средства производства за кровно заработанные. За свои он уже почти построил Дубинки. Новые дураки,к которым Виктор Евгеньевич теперь уже причислял и себя, развивают дело за чужие, то есть в долг. А вот «совсем не идиоты», то есть новые умные,просто отдают свои деньги под проценты новым дуракам, чтобы те покупали оборудование. Таких вот, «совсем не идиотов», готовых оплатить выставочные печатные машины и поставить их «Артефакту», он, наконец, с помощью господина Доневера отыскал.

Но и после отработки одолженных денег Дудинскас вовсе не намеревался оформлять покупку оборудования. Сговорились, что оно как бы останется в собственности его голландских друзей, а по официальной бухгалтерии оформлена будет его долгосрочная аренда. Кроме фиктивного увеличения затрат, это избавляло его от постоянной и рискованной «химии» с обналичиванием денег. Всю «аренду» ему обещали возвратить налом.

Главное же в том, что такая схема обеспечивала «Артефакту» безопасность на случай любого наезда. Оборудование, принадлежащее иностранной фирме, так просто не заберешь. Привет Титюне!

Эта схема – все, что осталось от намерений создать с господином Доневером совместное образцовое предприятие. Впрочем, Виктору Евгеньевичу казалось, что этого не так уж и мало...

бунт

Придя на работу к семи утра, Дудинскас с удивлением увидел свет в окнах Станкова. Не заходя к себе, поднялся.

Георгий Викторович и Ольга Валентиновна сидели за столом, заваленным бумагами. По горе окурков Дудинскас понял, что они со вчерашнего не уходили. Встретили шефа напряженным молчанием.

– Мы посчитали, – наконец сказал Станков, тяжело вздохнув.

Но нет, он только говорил, а вздыхала Ольга Валентиновна. И улыбка у нее была виноватой, как у взбляднувшей невесты.

– Мы не хотим, – сказал Станков тихо, но так, что Виктор Евгеньевич сразу понял безнадежную серьезность уже принятогорешения.

– Совсем?

– Мы все посчитали, – пояснил Гоша Станков. – Чтобы оборудование окупилось, оно должно работать полные две смены в течение трех лет. То есть твои «железки» будут стоить нам еще трех лет жизни. Этого мы не хотим...

Станков развел руками, как такса из анекдота. Он, видимо, чувствовал себя Анатолием Карповичем, которому предложили всю жизнь упираться за какие-то сараи. Ну пусть за какие-то станки. А он не хочет...

Виктор Евгеньевич растерялся. Черт побери! Он-то больше их не хотел! С самого начала. Он же только из-за них и упирался, ему-то все это сто лет не нужно! Ему хватило бы и Дубинок.

– Вы же сами душили меня – давай оборудование, вы же сами...

Дудинскас посмотрел на Ольгу Валентиновну, но поддержки не нашел. Они не хотели.

Виктор Евгеньевич отступил, он решил взять тайм-аут.

подагра

Два дня спустя пасмурным утром Виктор Евгеньевич проснулся в холодной испарине от мысли о том, в каком кошмаре проходит его жизнь и как стремительно она приближается к безрадостному финалу.

Болели ноги, как всегда такой порой, разыгралась подагра – недуг гениев и аристократов, увы, чаще всего немолодых, от чего занудливых.

Машину он вчера, похоже, угробил – объезжая свои владения после отлучки, налетел впотьмах на какой-то корч. Дима Небалуй, чертыхаясь, отбуксировал машину на ремонт. Чинить своими силами нечего было и думать: механики в Дубинках только и умели, что возиться с музейной рухлядью.

Телефон не работал, видимо, отключили за неуплату. Тоже взяли манеру: вырубать в первый же день просрочки. Теперь придется ехать, оплачивать штраф, потом уговаривать, чтобы не тянули с подключением...

Вчера вечером телефон работал. Лучше бы они его вырубили. Потому что вечером позвонил Геннадий Максимович, новый управляющий Дубинок, и с каким-то садистским удовольствием (или показалось?) сообщил, что вчерашний ураган повалил добрую половину недавно выстроенного забора, сорвал угол крыши коровника и сломал крыло у мельницы. Надо теперь находить строителя Тиримова, чтобы заставить его срочно вывезти ремонтную бригаду. И платить, платить, платить... Ага! Завтра, между прочим, зарплата. На счету какие-то копейки, но это как раз не страшно: зарплату последние месяцы они выдавали налом,мимо кассы, а деньги на обналичку перечислили еще позавчера, и сегодня Паша Марухин подвезет пакет «зеленых»...

От всего этого он вдруг, как никогда остро, почувствовал, как бессмысленна его жизнь, в которой все интересное откладывается на потом, а заниматься приходится только никому не нужными делами. И его «Артефакт» – вовсе никакая не лодка и не ковчег, как поначалу казалось, а тяжелая и неуклюжая галера, к веслам которой он прикован без всякой надежды на избавление. Если...

Если, конечно, не удастся что-то уникальное придумать и внедрить, какой-то остроумный двигатель, что-то такое, что позволило бы раскрутить это колесо. А потом выскочить, отдав бразды Гоше Станкову, Ольге Валентиновне, Агдамчику, Таньке Нечай...

Еле поднявшись с постели и проковыляв к зеркалу, Дудинскас мрачно всмотрелся в свое отражение.

– Что же мне в этой жизни так нужно, – спросил он себя вслух, – чтобы выплачивать за это каждый месяц по двадцать тысяч наличными, зарабатывая их столькими унижениями и ухищрениями?

Ответа, разумеется, он не получил.

последняя надежда

Раскрутить колесо Виктор Евгеньевич мечтал и в деревне, отчего и менял управляющих, отчего так и надеялся на Карповича, так рад был, когда удалось его заполучить, и так расстроился, когда тот ушел.

Когда Александра Яковлевича Сорокина погнали из председателей колхоза, Дудинскас втайне даже обрадовался. И хотя понимал, что погнали Сорокина из-за него, добиваться его восстановления не стал. Вместо этого уговорил его идти в Дубинки управляющим. Уж он-то, думал Дудинскас, он-то, семнадцать лет отпахавший на трех с половиной тысячах гектаров, уж на ста шестидесяти-то развернется, уж наведет порядок.

Но, к общему удивлению, у Сорокина ничего не получилось. И дела у него не пошли лучше, чем в колхозе. Оказалось, что порядок навести в чужом делелюбому сложно. А именно чужим для себя делом Сорокин воспринял все прожекты Дудинскаса.

На работу он приходил к девяти. И Виктор Евгеньевич частенько вынужден был в нетерпении его дожидаться. Однажды не выдержал:

– Неужели ты не понимаешь, что если человек до девяти дрыхнет, то он не хозяин?

Сорокин ответил резко:

– Я не хозяин.

Потом смутился, стал пояснять:

– Я не дрыхну, я в пять встаю. У меня же семья и дома хозяйство...

Про то, что он дома все тянул, Дудинскас знал, причем тянул образцово, чего Виктор Евгеньевич и здесь от него ожидал. Но дома Сорокину хватало под завязку: сначала одну дочь выгодовать,потом вторую (разумеется, он любой ценой хотел поселить их в городе), теперь еще и внук подоспел...

В Дубинках он поначалу завел гусей, индюшек, перестроил по-своему свинарник, но вскоре сник. Все у него из рук стало валиться: похоже, история с увольнением его крепко надломила, особенно то, как отобрали у него недостроенный дом и какое выдали выходное пособие —всего в пересчете получилось по нескольку долларов за каждый год председательства... Свиней в перестроенный свинарник он так и не поставил, куры у него отчего-то не неслись, бычки на откорме только худели. Потом и куры, и индюшки вовсе куда-то исчезли. Разве, мол, углядишь?

– Но дома-то у тебя все порядке! – заводился Дудинскас. – И куры несутся...

– Так то – дома... Там хозяйский глаз.

Но на работе ты весь день, а дома только рано утром да поздно вечером.

– Там свое. А тут?..

Аргумент серьезный, попал Сорокин как бы в самую точку. Не мог же Дудинскас не понимать разницы их положения: собственник, хозяин, богач и наемныйработник. Разве объяснишь, что с радостью бы он с Сорокиным поменялся.

Выход Виктор Евгеньевич придумал, как ему казалось, весьма остроумный.

– Чего ты маешься? – сказал он однажды. – Тащи сюда свою корову и теленка. Ставь отдельно, поросят тащи... Хочешь две, хочешь три коровы? Хоть десять... Мы тебе скот подешевке продадим, все оформим, будет твое... А хочешь, оформим договор и передадим тебе все хозяйство...

Сорокин смотрел недоверчиво. Назавтра принес Дудинскасу заявление с просьбой его уволить:

– Не мучай ты меня этим. Я у тебя кем хочешь буду, что скажешь – все исполню, хоть на кухню, хоть на навоз. Только ты меня хозяином не заставляй.

Совковое мышление укоренилось в нем генетически: на работе надлежит получать жалованье,на получку покупать промтовары,а жить на всем домашнем – оно ведь свое, даровое. Неважно, что гробится на такое «даровое» втрое больше сил, чем если бы заработать деньги и купить. Свое остается своим и оттого отделенным от зарплаты за должность,попасть на которую, пусть на любую, пусть даже пришлось бы за сорок километров ездить в район, так и осталось для Александра Яковлевича идеальной жизненной схемой и щемящей мечтой.

«держи оборону»

Сорокина после этого разговора Дудинскас отодвинул, а в Дубинки откомандировал своего студенческого приятеля Геннадия Максимовича, которого незадолго до того вытащил из какого-то полуразвалившегося электронного «гиганта», где тот прозябал в инженерах.

О новых задачах Дудинскас сказал ему просто:

– Держи оборону.

Больше говорить было и не надо. Старая школа. Тридцать лет уже дружили.

– Ничего особенного от тебя не требуется. Потяни этот «колхоз», пока я тут дела раскидаю, пока освобожусь, – месяца два-три, может быть, полгода.

Сговорились, что для упрощения задачи всех бычков они сразу пустят на колбасу, землю им запашет-засеет и урожай соберет соседний колхоз – за то, что Геннадий Максимович передаст ему все артефактовские тракторы, плуги, косилки и комбайны, совсем, как оказалось, не нужные на полутора сотнях гектаров, когда их ремонт стоит дороже, чем весь собранный урожай... А все остальное здесь пусть, мол, пока существует в «тлеющем режиме».

– Это ненадолго, – успокоил приятеля Дудинскас, – до лучших времен.

– Понял, – потухше сказал Геннадий Максимович с нажитым, как оказалось, за тридцать лет сарказмом. – Задача для идиота: держать оборону до лучших времен.

два выхода

Дудинскаса уже не хватало. И, даже решив законсервировать Дубинки, чтобы разобраться с городскими делами, он понимал, что выходов с деревней у него остается только два.

Первый– бросить все в городе и взяться за порядок здесь самому. Он не сомневался, что это у него получилось бы. Кроме прочих умений, он теперь научился делать музей.

Скажем, он знал, что первым делом нужно перевести его на полную самоокупаемость.

—Только и всего? – иронизировал Петр Мальцев, когда, встречаясь, они жаловались друг другу на судьбу.

У Мальцева с его любимым детищем газетой «Лица» те же проблемы. Деньги на ее содержание ему приходилось зарабатывать на стороне, что радости, понятно, не приносило.

– Черт возьми! – говорил Мальцев. – Если мой замысел состоятелен, то газета должна кормить и себя, и хозяина.

Виктор Евгеньевич соглашался. Именно состоятельность своей музейной концепции он и надеялся доказать, придя однажды в Дубинки, чтобы как следует их раскрутить. Но Мальцев, увы, продолжал:

– Или дело пустое, или оно может развиваться и без автора.

Без автора ничего в Дубинках не получалось. Так же, как и у Мальцева с газетой.

Оба упрямились, даже себе не признаваясь, что ошиблись они в самом начале. Придумав «светскую» газету «Лица», Мальцев, похоже, поторопился, забыв, что для ее успеха как минимум нужно, чтобы появился свет.А Дудинскас, взявшись возрождать старосветскую культуру, наоборот, опоздал: в ней уже иссякла потребность.

Второй выходбыл в том, чтобы от музея избавиться.

Об этом он и думал ранним утром, когда болели суставы в ногах от подагры, разыгравшейся после того, как Геннадий Максимович позвонил и сообщил про разрушения, которые причинил Дубинкам ураган.

Об этом он и решил поговорить сегодня вечером в бане со своим давним знакомым Володей Хайкиным, совершенно нечаянно выплывшим из прошлой жизни и оказавшимся совсем крутым.