Текст книги "Дураки"
Автор книги: Евгений Будинас
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 33 страниц)
глава 2
а что, собственно, при капусте?
При Капусте [23]23
От англ. cabbage (кэбич) – капуста.
[Закрыть]все было проще. Во всяком случае, для Дудинскаса.
Именно при Михаиле Францевиче Капусте, последнем премьер-министре допрезидентских времен, и началась новая жизнь Виктора Евгеньевича Дудинскаса – издателя и бизнесмена.
светлая память
Вся затея с «перестройкой» закончилась даже быстрее, чем Виктор Евгеньевич предполагал. Для него лично ее конец был обозначен несколькими событиями разного калибра.
...Вот президент Михаил Сергеевич Горбачев на съезде народных депутатов СССР (все не отрываясь смотрели этот телесериал, еще живя в одном государстве, где из-за этого никто не ходил на работу) кричит в микрофон на «непонятливого» академика Сахарова. А тот как бы в ответ на это возьми да и умри, сразу став «совестью нации» и подчеркнув своим уходом, что ничего с демократией опять не получилось...
...Вот в солнечное воскресенье февраля тысяча девятьсот девяностого года сто тысяч горожан вышли на главный проспект столицы с ревом, от которого раскачивались здания в проулках: «Долой Орловского! Долой Орловского!»
Виктор Евгеньевич Дудинскас, кандидат в депутаты от Народного фронта, ведет на митинг колонну своего избирательного округа и вместе со всеми орет, даже дирижирует, размахивая руками и не ощущая неловкости...
Хотя нет, неловкость была.
...Вот на площади у Дома правительства он встретился со своим другомОрловским, оказавшись с ним в одном, обнесенном веревками, президиуме митинга, но «по разные стороны баррикад». Евсей Ефремович Орловский, первый секретарь ЦК, все еще обладающий неограниченной властью, но уже не способный ее применить, растерянно и беспомощно смотрел на беснующийся народ.
Их взгляды сошлись, и Дудинскас стыдливо отвел глаза, на какое-то время перестав ощущать себя частицей толпы.
Уж он-то, может быть, лучше всех понимал, что дело вовсе не в Орловском, а выход совсем не в том, чтобы орать на улице. Тем более так по-лакейскигромко, чтобы слышно было аж в самой Первопрестольной, куда и письма слали, и телеграммы – в надежде, что вот приедут, кого надо, накажут, наведут порядок в антиперестроечной Вандее,как тогда называли Республику, остававшуюся последним оплотом коммунизма.
После митинга пошли к телецентру на улице Коммунистической и потребовали предоставить студию Симону Позднему.
Дудинскас шел впереди, рядом с Поздним и неформалом Ванечкой, вместе с ними он ликовал, оглядываясь на многотысячную колонну, спускавшуюся по проспекту к зданию телецентра. До сих пор еще нигде не бывало, чтобы по требованию толпы ей предоставили телевидение. Но Позднему дали студию, а на ступеньки у входа вынесли мониторы, и все присели на корточки, чтобы задним, привставшим на цыпочки, был виден экран. Толпа жаждала удостовериться: «Симон Поздний на экране, он говорит».
Дудинскас помогал вытаскивать через окно на улицу монитор. Запомнил растерянность своего первого редактора Дмитрия Витальевича Чачина (он теперь руководил телевидением), когда в ответ на требование выпустить Позднего в прямой эфир он вопрошающе посмотрел на милицейского офицера (во дворе телестудии стоял батальон омоновцев, готовых распахнуть ворота и ринуться в толпу). Но тот пожал плечами и молча вышел. После чего Чачин тоже пожал плечами и произнес, махнув рукой:
– Выносите мониторы. Будем транслировать. Это было неслыханной победой улицы над властью. Популярность Народного фронта в те дни достигла пика, что обеспечило ему... нет, не всеобщее признание, а лишь полтора десятка мест в Верховном Совете.
Дело в том, что буквально несколько дней спустя из Союза ушла Литва.
Сначала только со Съезда народных депутатов, когда литовские депутаты поднялись, обидевшись на хамство председательствующего. Увидев, как литовские нардепы покидали зал, Дудинскас, телезритель, почувствовал, что к горлу подступил комок.
А потом Литва ушла совсем,объявив о своей независимости. В Республике такой поворот испугал и отрезвил, пожалуй, всех. Одно дело кричать «Долой Орловского!» и требовать смены партийной верхушки, «тормозящей перестройку», и совсем иное – уходить из Советского Союза, рвать пуповину. «Это уже не перестройка – это развал!» И сразу ажиотаж вокруг Народного фронта стал спадать.
Здесь бы Позднему чуть помягчеть, попритушить свой максимализм, проявить гибкость. Но такими способностями Симон Вячеславович никогда не отличался. Он предпочел остаться символом нации– для нескольких сотен таких же, как он, отъявленных патриотов. С упрямством телеграфного столба он не слушал ничьих советов, терял сподвижников, все дальше и дальше заходя в своих местечковых амбициях [24]24
Много позднее неформал и отрицатель Ванечка Старкевич, став, как уже говорилось, собкором московской «Новой газеты», рассказывал Дудинскасу про свою встречу с Симоном Поздним в Нью-Йорке: «Беседуем и как-то выходим на тему популизма в Америке.
– Папулізм – гэта такая якасць, якой я не павінен ужываць наогул як сур'ёзны палітык. Гэта немагчыма. (Популизм – это то, чего я не должен применять вообще как серьёзный политик.)
– Послушай, Симон Вячеславович, наверное, не очень хорошо быть популистом в такой степени, как наш Всенародноизбранный. Но популизм – это политика. Взять того же Клинтона. Ведь популист...
И тут Поздний взрывается:
– Ды хто ён такі, гэты Клінтан!»
[Закрыть].
Одним из первых от Симона отдалился и Дудинскас. Виктор Евгеньевич по рождению москвич, и, хотя вырос он в Литве, все в нем протестовало против разрыва с Россией, да и вообще против развала большой страны,ощущать себя гражданином которой он так привык. Долгое время будучи невыездным – из-за сложного характера и беспартийности, он патологически не любил кордоны, и даже представить боялся, что, никуда не уезжая,окажется вдруг за границей– и от пылко любимой в юности России, и от родной с детства Литвы.
Но если уход Литвы был хотя бы объясним тем, как литовцы рвались к свободе, здесь он почти ни в ком вокруг не видел никакого рвения. Это в Вильне мирные жители могли вилками и столовыми ножами разобрать брусчатку, сооружая баррикады у здания «своего» Верховного Совета, где председательствовал ими избранный литовский Поздний по фамилии Ландсбергис. Чтобы вырваться из-под Москвы, там готовы были и к действиям, и к любым лишениям: выстояли российскую блокаду, отмучились первую свободнуюзиму без бензина, без тепла в домах и горячей воды...
не было бы счастья...
После схватки с первым секретарем горкома партии Галковым он с разгону влетел и в собственную предвыборную кампанию. И во втором туре «первых демократических», как их здесь принято называть, выборов в Верховный Совет Республики нечаянно оказался один на один с Его Высокопреосвященством владыкой Пиларетом.
Тягаться с митрополитом у него и в мыслях не было. Поздний заверил Дудинскаса, что Пиларет снимет свою кандидатуру и будет баллотироваться в другом округе. Так они будто бы сговорились. Позднее Виктор Евгеньевич в этом засомневался, заподозрив, что Поздний его просто подставил, использовав как предвыборный таран. Во всяком случае, владыка по настоянию цековцев, которым вполне номенклатурный священнослужитель был ближе, чем скандальный журналист, свою кандидатуру не снял, и Виктор Евгеньевич, естественно, ему проиграл.
Зато прямо под окнами его дома выросла нарядная, радующая глаз церквуха, стремительно восстановленнаяв пылу предвыборной кампании его конкурентом. Когда на Пасху разбуженный звоном колоколов несостоявшийся депутат пришел ее осмотреть, старушки у входа почтительно расступились, а за своей спиной Виктор Евгеньевич услышал:
– Благодаря этому Дудинскасу у нас и церковь появилась.
Худа не бывает без добра. Так, проиграв выборы «Божьей волей», он избежал необходимости пять лет толочь воду в ступе в Овальном зале Дома правительства, где заседал Верховный Совет, и, убедив себя в том, что политики с него хватит, решил заняться чем-то более конкретным.
президентом буду я
Тут как раз на следующий день после выборов заявляется Юрий Хащ, режиссер:
– Мне кажется, я знаю, как заработать деньги, чтобы отснять наш фильм. А заодно и на все остальное.
Сценарий сатирического художественного фильма «Супермаркет», написанный ими, был принят киностудией и запущен в производство, но денег на съемки никто уже не выделял. У своих московских друзей Виктор Евгеньевич одолжил сто тысяч, но начинать с такой суммой не имело смысла. Сценарий безнадежно устаревал, так что его судьба Дудинскаса не очень занимала...
Что же касается всего остального,то тут он оживился.
Оказывается, Хащ создал частную фирму,он в ней генеральный директор...
– Директора мы найдем, – сказал Дудинскас, сразу забирая бразды.
– А я? – спросил Хащ.
– Ты будешь... художественный руководитель. Президентом фирмы стану я...
– Президентом не советую, – сказал Хащ. Он сразу смирился с утратой власти. – Слишком вызывающе звучит. А в наших условиях – просто нелепо.
– Ну хорошо, пусть председателем правления.
Виктор Евгеньевич все на свете знал и многое умел, ему всегда хотелось заработать денег, оборудовать приличный офис, хотелось заиметь, наконец, автобусик, о котором он всегда мечтал [25]25
Частным лицам в советские времена такое не позволялось.
[Закрыть], отремонтировать, наконец, дачу, купить хороший автомобиль, ездить на нем за границу, а для всего этого хоть что-то сделать по уму. Ни от кого не зависеть, распоряжаться самостоятельно. То есть быть хозяином.
Сейчас Хащ все эти желания в нем разбередил...
– Председатель правления, по-моему, хорошо. И солидно, и не так раздражает...
Хащ посмотрел на друга и соавтора изучающе. Потом куда-то надолго уплыл – скорее всего, он уже выстраивал сюжет, прикидывая, какой тут может быть поворот и чем все должно закончиться. Завязка, развязка, финал. Хащ даже закурил. И выпил бы, если бы было что выпить. Или хотя бы на что...
Наконец он выплыл:
– Слушай! Я, кажется, знаю, как это должно называться. Давай назовем твою фирму... – Он так и сказал «твою», уже все просчитав и навсегда попрощавшись со своей идеей. – Давай назовем ее «Артефакт».От латинского artefactum– несуществующее, искусственно созданное.
– Это еще почему? – Дудинскас оскорбленно возвысил голос. Прогуляв большую часть уроков в средней школе, он всегда удивлялся чужим знаниям. Так, его одноклассница Элла Шульга однажды буквально потрясла своего соседа по парте тем, что знала, как правильно пишется слово «брандспойт».
– А что тут понимать? – Хащ с восторгом смотрел на своего соавтора и приятеля. – Представляешь, что ты наворочаешь?! А мы потом об этом сделаем кино...
И они, пожав друг другу руки, расстались. Совсем ненадолго, если учесть, что каждому было тогда не больше сорока пяти...
свободный полет
Хаща он и вспомнил, когда спустя пять лет, в день открытия первой очереди Дубинок, забравшись на каменный жернов возле ветряка, заявил:
– Все, что вы сейчас увидели и услышали, все наши издательские успехи, все наши книги, станки в типографии и грузовики нашего автохозяйства, весь этот музей, наш коровник и колбасный завод, все наши замыслы и начинания, все это – фикция, дым. Всего этого на самомделе нет. И если вам кажется, что это есть, потому что вы это как бы сами видите, невольно умиляясь, не надо расслабляться, испытывая розовый оптимизм и представляя, как замечательно мы бы жили, будь везде так. Не будет. Так не бывает.Все, представленное вашему вниманию, это всего лишь оторванный от реальности эксперимент. Артефакт.Попытка показать, что могла бысделать небольшая команда в двести человек, как много можно бысделать – и здесь, и в иных местах или даже повсюду, если бы... Если бы не мешали.
Гостями его речь была воспринята как очередное проявление экстравагантности, забавная выходка, пижонство. Но по сути все было правдой.
Ветряк крутился, хотя ветер и не дул, так не бывает, но так было...
Дудинскасу действительно никто не мешал. И целых четыре года, пока Капуста был премьер-министром, фирма под названием «Артефакт» находилась как бы в свободном полете.
фальстарт?
Собрав из друзей небольшую команду, Дудинскас начал с того, что принялся выпускать полулегальный журнал независимыхмнений «Референдум», основанный его давним приятелем Левой Тимошиным.
В Республике частные издательства еще не были разрешены, и журнал выпускали, получив литовскую лицензию. Набранный на компьютере макет привозили из Москвы, здесь закупали бумагу, тираж печатали в районной типографии.
Директор типографии, однажды заглянув в оглавление, ужаснулся: «КПСС – враг народа», «Съезд побежденных», «Почему провалилась блокада Литвы?», «Диссидент в политбюро?», «Тайные богатства Кремля». Тут же бросился звонить начальству. Там паника, прикатил генерал КГБ – прямо в типографию, полистал гранки, пожал плечами:
– Обыкновенная антисоветчина.Нас это не касается. Гэбисты «перестроились» первыми, поняв, что нужно защищать не партийную власть, а партийную кассу.
Но секретарь ЦК Печенник все же позвонил. Прямо домой. И сразу набросился, даже не поздоровавшись:
– Что вы там печатаете? Или тебе на свободе скучно? С Печенником они учились в институте и даже состояли в одном комитете комсомола. Печенник был секретарем, Дудинскас «возглавлял» культсектор. Так дальше и «росли»: один по партийной, другой по художественной части.
– Знаешь, Валера, не лезь ты в эту историю, – сказал ему Дудинскас, по старой дружбе обратившись на «ты».
– Что значит «не лезь»? – опешил тот.
– То и значит. Мы ведь только и ждем, чтобы вы нас попытались прихлопнуть.
– Это еще почему?
– Никто не покупает. Для рекламы нам нужен скандал. Скандала Печеннику не хотелось. Другие времена. Партийному всемогуществу оставалось жить недолго, он это чувствовал лучше других, хотя и питал надежду, что как-то все еще повернется. До августовского путча в девяносто первом оставался почти год.
– Ладно, Витя, мы тебя трогать покане будем. Но и ты при случае не забудь.
Денег от продажи одного номера журнала с трудом хватало на выпуск следующего. Если говорить о бизнесе, это был конечно же фальстарт, в чем Виктор Евгеньевич окончательно убедился, приехав однажды в Москву и увидев обескураженного Леву Тимошина в каком-то подвале, заваленном сразу несколькими тиражами нераспроданного журнала...
Друзей в беде не бросают, Дудинскас взялся помочь Тимошину и в этом, предложив продать журнал «в нагрузку» к хорошемутовару [26]26
Как в ту пору продавали многое из залежавшегося на складах. Ржавые бельевые прищепки шли в нагрузку к дефицитным консервам «Печень трески натуральная».
[Закрыть].
Придумал такое, правда, не Виктор Евгеньевич, а его коммерческий директорВладимир Алексеевич Лопухов, племянник жены Дудинскаса, Вовуля.
нельзя без «смазки»
Вовуля заявился к Дудинскасу, едва прослышав про «Артефакт».
Он был в плаще до земли, в шляпе и с цветами. В правой руке держал букет гладиолусов, левой прижимал к животу арбуз.
– Вот вам и цветочки, и ягодки, – пошутил, вручая подарки жене Дудинскаса.
Перед ними был вполне бизнесмен, завоевавший себе полное право.А что? Институт Вовуля закончил, с физикой «завязал», по экономике даже диссертацию писал. Кроме того, он создал кооператив, и теперь у него было свое дело– какими-то «Сникерсами» он торговал или даже чем-то компьютерным, а может быть, и тем и другим. «Но хочется заниматься более солидным».
Тут же он и был принят в «Артефакт» коммерческим директором.
– Понял, – кивнул Вовуля, когда, вернувшись из Москвы, Дудинскас рассказал ему о трудностях Тимошина. – Это мы решим. Вдуемваш «Референдум». Дело нужное.
Такой гражданской сознательности Виктор Евгеньевич от Вовули не ожидал. Но тот другое имел в виду:
– Пока вы с журналом нарываетесь на скандал, на нас точно никто не покатит.
Лопухов по образованию был физик, но «на волне перестройки» он «переучился» в экономисты. В издательском деле он, как сам признался, «откровенно не волок», но в деньгах нуждался, и поэтому «хитрость» Виктора Евгеньевича с политической защищенностьюему сразу пришлась по душе.
Первым делом Вовуля предложил закупить на заводе «Восход» тридцать комплектов деталей для телевизоров.
– Вы не волнуйтесь, деньги у меня есть. Тем более что детали возьмем как некондицию.
В стране экономический обвал, рушатся хозяйственные связи, заводы без работы, цехи стоят. Вовуля проплатил бригаде сборщиков какие-то копейки, но налом,то есть наличными, мимо кассы, и те с радостью собрали левыетелевизоры. В итоге получилось тридцать даровых «Восходов», да еще с японскими кинескопами.
Виктор Евгеньевич думал, что Вовуля хочет их выгодно сбыть, но тот смотрел дальше. Телевизоры он собирался запустить в новые дела, продавая полезным людям – «для смазки». Нет, не даря, а именно продавая, но по себестоимости, то есть почти даром и со всеми документами: «Распишитесь, получите».
Взяток Дудинскас отродясь не давал. Как-то обходилось. Напирал обычно на возвышенное, возбуждая созидательное началои призывая к сопричастности.
– Виктор Евгеньевич, – сказал Вовуля, – времена меняются. Сегодня без «смазки» совсем нельзя.
Загрузив в свои добитые «Жигули» с выломанными сиденьями три картонные коробки с телевизорами, куда-то укатил.
– Эх, к вашим, блин, связям – да мою бы голову! В итоге у «Артефакта» (до сих пор ютились в подвальчике Вовулиного кооператива) появился первый офис и две легковые машины, взятые на базе объединения «Сельхозтехника» за бесценок, – в те последние месяцы совковой эпохи, когда все – от пыжиковой шапки до подъемных кранов – не покупалось, а доставалось.
Ну, офис – это, может, слишком громко: разместились в одной комнате, правда, просторной, высокой и круглой, как танцзал. Наверху проходил ряд окон, в которые видно было только небо.
– Не то, что в моем подвале, – говорил Вовуля. – И район потрясающий, здесь все начальство живет, отчего улица называется Пулихова – в честь человека, который в самого генерал-губернатора, сволочь, бомбу бросил.
Комнату шкафами разделили на несколько частей. Дудинскасу выгородили кабинет. Внизу гудели насосы – там размещалась станция перекачки городской канализации.
– Пока перебьемся, – говорил Вовуля, – а то, что гудит, так это даже хорошо. Ощущается пульс жизни. И хорошо, что не пахнет... Главное – практически бесплатно.
Виктор Евгеньевич решил пока работать дома, а свой «кабинет» уступить коммерческому директору. Но в тот момент, когда он сидел и думал, как бы о таком решении Вовуле помягче сообщить, услышал, что за шкафом тот пытается объяснить приятелю, как к ним проехать. Потом говорит:
– Слушай, ныряй в унитаз, дергай за ручку, а мы тебя здесь выловим.
Тут Дудинскас понял, что Вовуля, кроме предприимчивости, обладает еще и чувством юмора. Такое он в людях ценил. И с неудобствами смирился, тем более Леонид Иванович Петкевич, сменивший партийное кресло на должность председателя райисполкома, пообещал подыскать для «Артефакта» помещение поприличней.
Но нужно было отдавать долги: сто тысяч, взятые Дудинскасом на так и не запущенный фильм, уже иссякли. И тогда Виктор Евгеньевич, подогреваемый Вовулей, решился.
Два «Восхода» он отвез в Москву и взамен получил готовые пленки забойнойкнижки «Тайна Распутина». Еще за два телевизора его старые друзья в Доме печати открутили ее стотысячным тиражом, причем по госрасценкам, то есть почти даром. Сработала «телесмазка» и в государственной книжной торговле – весь тираж был закуплен в один день, причем с предоплатой. В итоге за восемь человекодней(потрясенный Вовуля подсчитал) Дудинскас заработал... сто пятьдесят тысяч рублей чистой прибыли [27]27
Еще до обвала цен. Новый автомобиль в ту пору стоил от пяти до десяти тысяч.
[Закрыть].Этого с лихвой хватало, чтобы рассчитаться по всем долгам.
И еще двадцать тысяч «Артефакт» получил за проданный в нагрузку к «Тайне Распутина» тираж «Референдума».
Вот здесь бы Виктору Евгеньевичу и остановиться...
ехать так ехать
Полгода спустя Дудинскас уже сидел в кабинете Владимира Михайловича Месникова, первого заместителя и правой руки премьер-министра Капусты, активно возбуждая соучастникав этом крупном и решительно-мрачноватом мужчине с темным лицом паровозного машиниста.
Из огромного портфеля он выкладывал на стол образцы книжной продукции своего «Артефакта», показывал фотографии только что открытого колбасного цеха («Прилавки пустуют, цены безумные,а у нас деликатесы – по себестоимости») и новостройки в деревне, обратив внимание вице-премьера на коров с телятами, зимующих прямо в снегу:
«Шерстью обросли, как зубры, но даже не кашляют»...
Вопреки правилу «ни в какие советские учреждения без предварительного звонка не ходить», Виктор Евгеньевич заявился сюда без всякой договоренности. Он уже ощущал свою значительность. Да и просить пришел не что-нибудь, а суперМАЗы, причем сразу три и обязательно с люксовскими кабинами и МАНовскими (немецкими) двигателями. Каждый стоил двадцать тысяч, и деньги у него были.
Закончив описание собственных подвигов приглашением вице-премьера на презентацию шеститомника «Технология бизнеса» (сразу и охотно принятым), Дудинскас спросил:
– Помогать будете? Есть одна «шкурная» просьба...
И выложил на стол заявку.
– Зачем вам суперМАЗы? – спросил Месников, пробежав письмо. – И сразу три?
– Надоело побираться. Очень много теряем из-за перебоев с транспортом. Вот и решили доставлять бумагу своими силами. Да и книги будем развозить. – Почувствовав недостаточную убедительность такого объяснения, Дудинскас добавил: – Структура многопрофильной фирмы должна быть экономически неуязвимой.– Владимир Михайлович посмотрел с любопытством. – Надо развивать автоперевозки. Пролетим с книгами – на худой конец, грузовики нас прокормят.
Месников согласно кивнул. Всех новоиспеченных бизнесменов, обивающих пороги, он делил на две категории: на тех, у кого получается, и тех, у кого ничего не выходит. У этого, похоже, получится.
– Вопрос вы мне задали непростой... – Месников почесал паркеровской ручкой за ухом. – Но будем что-нибудь делать. Помогать частному сектору мы вообще-то обязаны...
Ничего писать на бумаге Дудинскаса вице-премьер не стал.
Набрав номер министра и никак не представившись, никак не обратившись, Месников в трех словах изложил суть просьбы.
– Что мне тут такоетебе написать, что бы ты это выполнил?.. Да, сидит у меня... Спасибо. Через четверть часа прибудет.
Через сорок минут дело сделалось без всяких резолюций.
деньги – к деньгам
Поднявшись прощаться, Виктор Евгеньевич, чувствующий, что пошла масть,закинул еще одну удочку:
– Хотим открывать свою типографию... Уже присмотрели на выставке импортное оборудование. Придется просить валютный кредит...
Поплавок задрожал и дернулся.
– Тамару позвали? – спросил Месников, показав на стопку «Технологии бизнеса» с пригласительным билетом наверху. В том, что Дудинскас знает, о ком речь, он не сомневался. Все-таки они из одних времен.Все тут все обо всех знают... Не сомневался он ни в том, что Дудинскас знаком с Тамарой Безвинной, главой крупнейшего коммерческого банка Республики, ни в том, что он осведомлен и об их более чем дружескихотношениях. Кроме всего, курируя в правительстве и финансы, Месников опекал ее банк, который за глаза все называли его личным кошельком.
– Красивая баба, – сказал Дудинскас, нисколько не покривив душой, – даром что банкир.
– Надо пригласить, Виктор Евгеньевич, – улыбнулся Месников. И Дудинскас понял, что кредит на покупку оборудования у него в кармане.
И уже совсем на пороге, проводив Виктора Евгеньевича до дверей кабинета, Месников поинтересовался:
– Сколько у вас работает народу?
– Сто десять человек, не считая деревни.
– Ну, ну... А всего сколько?
– Да, пожалуй, сотни полторы. Выбрались бы посмотреть, Владимир Михайлович, по полной программе... А может быть, вместе с шефом?
– Ну да, к тебе приедешь, а назавтра в газетах пропишут «по полной программе». Тут и без того каждый день не знаешь, на каком ты свете. Ладно, бог даст, доживем до лета.
пока не началось
Долги отдавать отсоветовал Вовуля:
– Успеется. Бабки мы сначала прокрутим.Дурные удачи кружат голову, и Виктор Евгеньевич, воодушевленный первым успехом с «Тайной Распутина», легко согласился.
Вовуля сразу и возник с новой головокружительной идеей. И с Мишей Гляком.
Миша Гляк работал на киностудии, где Дудинскас с ним и познакомился. Потом Миша создал свою фирму и вполне успешно производил какие-то карнизы, «попутно» приторговывая. При этом он патологически не любил налоги, мастерски от них уходил и даже себе официальную зарплату выплачивал в размере нескольких рублей. И знаменит был тем, что, оформляя декларацию на машину, купленную, разумеется, на «одолженные» деньги, на вопрос налогового инспектора, как же он собирается – с такой-то зарплатой (!) – отдавать через год долги, нашелся сразу:
– Продам машину. А что?
Во всем, что не касается денег, Миша Гляк был человеком бесхитростным и простым, а своими придумками охотно делился с друзьями.
– Я тут надыбал,– говорит Вовуля, – полторы тонны спирта.
– Это зачем?
– При сухом законе – валюта. Сухой закон...
– Тем более взять спиртягу можно по перечислению, – вставил Миша Гляк, – то есть практически бесплатно. Вовуля наседал:
– Вместе с бидонами. Одних бидонов двадцать штук. Бидоны Дудинскасу были нужны. Коровы в Дубинках начали телиться, скоро пойдет молоко.
– Так. А дальше что?
– По бухгалтерии спирт как быпоменяем на картофель...
Вовуля в «Артефакте» управлял бухгалтерией. Миша Гляк его консультировал.
– Зачем нам картофель?
– Картошку мы как быскормим скоту, то есть спишем!Останется полторы тонны неучтенки.
– Пойдет на затраты, – компетентно подтвердил Гляк. – Уменьшит прибыль, сократит налоги.
– Разведем пополам – вторым голосом вел партию Вовуля, – получим три тысячи литров, шесть тысяч бутылок. Да за них всю вашу деревню можно отстроить!
Масштаб их цинизма Дудинскаса потряс. Но с другой стороны... Победителей не судят, а очень хотелось победить.
– Вы, блин, берете на себя верхние этажи, – потирал руки Вовуля. – Я со своими снабженцами подгребаю внизу.
Кроме бухгалтерии, Вовуля руководил отделом снабжения.
Ну и понеслось...
Принцип американского фермера Гарста «на новую технику денег не жалеть» Дудинскасу, журналисту, был известен. Да какие там деньги! Все даром. На сто тысяч, вырученные от продажи одной небольшой книжки, купили два трактора, четыре грузовых автомашины, еще плуги, косилки и два комбайна в придачу (один картофелеуборочный). Тонна цемента стоила двадцать семь рублей, а кирпич «доставали» по восемь копеек за штуку...
Проложили в Дубинки телефонный кабель (бухта кабеля – канистра спирта), подключили телефоны (по бутылке за аппарат). Провели новую электролинию – свет в деревне и раньше был, но в дождь лампочки горели вполнакала, а телевизор и вовсе не работал. Проехать в распутицу сюда можно было только на тракторе, пришлось отсыпать дороги. На субботу-воскресенье нанимали десятки самосвалов. Рассчитывались с водителями все той же «артефактовкой», разумеется, после того, как машины ставились в парк, – Дудинскас строго наказал Вовуле за этим следить. Тем более что сам Вовуля «этого зелья» на дух не выносил. Вовуля, купив новую шляпу, вообще теперь пил только коньяк.
Построили добротный хлев, когда-то Виктор Евгеньевич писал про навозное содержание скота– это если навоз с бетонного пола по рельсам выгребают бульдозером без всяких транспортеров. Просто, надежно и дешево. Бетон – спирт, рельсы – спирт. Хотя крыша под снегом чуть не рухнула, так как строили без проекта.
Азарт неописуемый. Все сами, все свое... Дудинскас дорвался: раньше только писал про передовые хозяйства, теперь сам хозяин. Быстрее, быстрее, пока не началось.Виктор Евгеньевич не знал, что именно,но понимал, что вот-вот начнется...
на ошибках учатся
У Вовули между тем обнаружилось несколько недостатков.
Во-первых, он никогда вовремя не приходил на работу. На язвительные замечания Дудинскаса с апломбом возражал: «Казарменный режим и живое дело несовместимы».
Сам Виктор Евгеньевич за всю жизнь ни разу на работу не опаздывал. Сейчас он вскакивал по утрам от первой же мысли о Дубинках, как от электрического разряда, и несся на вокзал – проводить планерку и отправлять автобус со строителями, потом ни свет ни заря появлялся в офисе, никогда и не зная толком, во сколько у них начинается рабочий день. Отсутствие на рабочем месте коммерческого директора его удивляло, как если бы мальчик отказался от похода в цирк, и обижало, как если бы девушка не пришла на свидание.
Вторым Вовулиным недостатком была его уверенность, что он разбирается в финансах и (что еще хуже) умеетторговать.
Дудинскас в финансах не разбирался, отчего вынужден был Вовуле верить. Наивно полагая, что в бухгалтерии всегда и все должно сходиться, он искренне огорчался, что у Вовули чаще всего ничего не сходилось... А что касается торговли, так за всю жизнь Виктор Евгеньевич ни разу ничего не продал, кроме «Тайны Распутина». Поэтому здесь приходилось целиком полагаться на Вовулю.
В результате уже первые бабки, точнее, половину всех денег, так лихо заработанных Дудинскасом, его коммерческий директор еще более лихо «прокрутил», сразу получив в «Артефакте» прозвище Вова-Лопух.
Сначала Владимир Алексеевич конвертировал рубли, перечислив их в солиднуюмосковскую фирму, чтобы за полученную валюту купить в Польше партию кофе, а потом ее перепродать, разумеется с наваром. В итоге – ни навара, ни кофе, ни денег, ни «солидной» фирмы. Приехал Вовуля из Москвы расстроенный:
– Там, блин, даже мебели нет. Вахтер говорит, что все съехали. Похоже, что нас кинули.
Словечко новое, московское, Дудинскас его уже слышал от Стрелякова. Это когда что-то обещают, потом водят за нос, а потом исчезают, обычно взяв аванс. Кидалвсех видов через его кабинет прошло к тому времени десятка два.
кидалы
...Приходит солидный человек с переносным радиотелефоном размером с небольшой телевизор, ставит его в угол, извиняется, что ему будут звонить. Ему и звонят. Раза три. Просит прощения, что он ненадолго, потому что ему на совещание в Совмин, просит быть конкретным, сообщает, что у него двести «штыков» строителей, что он готов строить Дубинки по госрасценкам, что прибыль ему не нужна, а за счет прибыли он намерен создать общую с Виктором Евгеньевичем строительную базу, на которую он тоже не претендует, потому что он человек дела.И ничего, кроме успеха их общегодела, ему не нужно...
Уяснив до конца, что он теперь человек общего дела,Дудинскас прерывает беседу:
– Значит, так. Сколько, говорите, у нас «штыков»?
– Двести, – отвечает тот из угла, прикрывая ладонью трубку, потому что ему снова звонят, – двести двадцать, если быть точным.
– Так вот, – продолжает Виктор Евгеньевич, терпеливо дождавшись, когда гость переговорит по своему «портативному» радиотелефону, – в понедельник утром два ваших каменщика начинают выводить у нас угол свинарника. Фундамент уже готов. В понедельник в полдень мы встречаемся на объекте, смотрим их работу и заканчиваем наш разговор. Заранее предупреждаю, если угол получится, я на все согласен.
Обиженно надув губы, посетитель уходит.
И больше они не видятся никогда. Причем это лучший вариант, так как в худшем Дудинскас берет его на работу и гробит на него два-три месяца жизни, чтобы потом с облегчением расстаться.
Довольно долго его занимал вопрос: зачем им все это надо?
Ответ подсказал Миша Гляк.
– А пообщаться?
Дудинскас ему поверил сразу, потому что за консультации денег Мишка не брал – консультировал, видимо, тоже из желания пообщаться.
Надежда Петровна, секретарша Виктора Евгеньевича, вскоре научилась кидал безошибочно различать. В кабинет она их не пускала и даже по телефону с шефом не соединяла.