Текст книги "Дураки"

Автор книги: Евгений Будинас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 33 страниц)

заявка на сценарий

И вот – Столяр. Почему именно о Викторе Илларионовиче с ним Ванечка заговорил? И даже оставил характеристику, сочиненную им «на Столяра».

«...В. И. Столяр обладает харизмой обратного с бывшим президентом знака,он общителен, остроумен, не лишен сарказма, внешне представителен, умеет нравиться, что располагает к нему значительную часть интеллигенции и женский электорат. В достаточной степени самокритичен, что не мешает ему высоко оценивать собственные возможности и свою способность оказывать влияние на развитие политических процессов. Готовность к решительным действиям, ясность высказываний и категоричность оценок обеспечивают ему определенный авторитет у активной части населения.

...В настоящее время вокруг Столяра сплачивается команда образованных, профессионально подготовленных политиков и специалистов, объединенных целью восстановления в Республике конституционного строя мирным путем.

...Виктор Столяр принципиален и последователен, зачастую до максимализма, что иногда порождает конфликтные ситуации. Тем не менее благодаря безупречной логике, эрудиции и хорошей подготовке способен склонить на свою сторону даже агрессивно настроенных оппонентов. В сложных и нестандартных ситуациях решительно берет ответственность на себя.

...Имея четкое представление и достаточно ясно сформулированные предложения о путях развития государства, Виктор Столяр отличается способностью к реальной оценке ситуации и открытой восприимчивостью конструктивных идей».

Дудинскас, конечно, с этой затеей Ванечку прогнал. Тот и уехал, оставив характеристику.

«...По оценке экспертов,В. И. Столяр наиболее перспективен как политический лидер. Он достаточно популярен в аппаратной среде. Его «раскрутка» будет значительно облегчена благодаря тому, что он умеет подать себя, произвести на аудиторию впечатление, создав и строго поддерживая свой образ».

Текст, сочиненный Ванечкой, а точнее, мысли о том, зачем ему Ванечка эту характеристику подсунул, не оставляли Дудинскаса в покое.

две харизмы

Повторим пройденное.

Республика – коридор. Батька —ключник. У него ключи от Европы для России. Все полагают, что он мечтает эти ключи вдутьза царскую корону. Хотя на самом деле продавать он не собирается, а втайне надеется всех обдурить. Вы меня только впустите воды напиться. Дальше он знает, что делать, или думает, что знает. Серьезные люди в России над этим смеются, не понимая, что играют с огнем. Не помнят, живя вдали, что получилось, когда «колхознику» однажды опрометчиво дали спички.

Хочет он так много, что его притязания там всерьез не воспринимают. Его даже не осаживают – прощая, как шаловливому мальчонке, все его выпады и резкости [119]119
  Цену таким «прощениям» вскоре узнал московский мэр Лужков, когда он совсем зарвался и потянул ручонки к Короне. Тут за него и взялись.


[Закрыть].

Он в прихожей,на него и смотрят, как на тех, кого дальше прихожей не пускают.

Поиздеваться над ним еще могут, продержав однажды в самолете, как в сенях, и не предоставив воздушный коридор.Или, сговорившись подписать такой важный для него и ни для кого ничего не значащий Договор (теперь о созданииСоюза), в последний момент объявить, что такие значительныеподписания ну никак нельзя производить – при осипшем от бронхита голосе. Или еще чем-нибудь подразнить, выставить,указав место...

Нет, ключник нужен совсем другой —не из прихожей. Знающий себе цену и цену ключа, решительный, холодного ума и циничный, но уж никак не пугливый. Способный оседлать кран. И получить с этого так много, чтобы ни от кого не зависеть.

Но прежде, чем другой, сначала надо избавиться от этого.Что, вообще говоря, не так уж трудно. Дудинскас понимал: на Батькутолько цыкнут,он сразу и шмыгнет.

Дело оставалось за малым: кто этот новый ключник? И кто цыкнет?

«Ну что же вы очевидного-то не видите! – Слышался голос Ванечки, хоть он давно уехал. – Виктор Илларионович только и может».

А что? Положению Столяра не позавидуешь. Высунулся, засверкал, тут же и получил – и от чужих, и от своих. Обложили. Но не сломался, значит, не слабак, значит, бесстрашный. Да с харизмой.Еще и обратного свойства.

Совершенно четко осознавая, что Столяр совсем не подходит,да и не могбы, Дудинскас вдруг понял, что Ванечка прав,что да,и даже неважно, какойСтоляр, потому что он просто единственный, действительно единственныйво всем этом долбаномпространстве, который может личнопротивостоять. И если кому-то здесь такое под силу, так только Виктору Илларионовичу Столяру.

И Виктор Евгеньевич решился – нет, не еще раз попробовать —боже упаси! – нет – просто посмотреть, выслушать, ни на что, собственно, не рассчитывая, ни во что ни веря и не зная, зачем это ему нужно.

обида

Хотя последнее он, пожалуй, все-таки знал: СТЫДНО УХОДИТЬ ПРОИГРАВШИМ.

Как-то он сблизился, сроднился с этой частью земной поверхности. Такое, наверное, неизбежно: за столько-то лет! Ну и что, если провинция и правят здесь провинциальные дураки, если вопреки географии и несмотря на местечковые амбиции здесь так далеко от центра?..Но что значит далеко,когда человек получает собственную квартиру? Человек так устроен, что центр для него все же там, где он живет, хотя не всегда это сразу осознается.

Дудинскас свой дом нашел поздно. Ощущение, что здесь он у себя, пришло к нему годам к сорока...

...Едва освоившись с этим новым для него состоянием, он, однажды выйдя на улицу, увидел, что какие-то партийные чинуши учинили в его домемордобой. Естественно, он возмутился, полез безобразие останавливать. Потом, протестуя против их вероломства и безнаказанности, ввязался в свалку... Тогда многим казалось, что они победили. И не только Галкова на выборах. Открывались перспективы, и, оставив политику, он обратился к более интереснымделам.

...Хотел ли он создавать типографию, химичить с финансами, уходя от налогов, печатать ценные бумаги, сражаться с контролерами и со Спецзнаком, придумывать все эти хитрости с документооборотом, таможенной маркой и вообще заниматься всем, чем заниматься ему пришлось? Нравилось ли ему обивать начальственные пороги, объяснять, упрашивать, унижаться, принимать бесконечных гостей, кормить и поить в Дубинках «нужных людей» и «больших ребят»? Трудно сказать... От характера – пожалуй, что и да. Чаще всего ведь никто и не заставлял. А вот ради выживания– тут уж точно не нравилось и не хотелось: было противно.

В том-то и загвоздка, что, для того чтобы понять, хочется ему что-то делать или нет, не хватало элементарного: возможностиделать или не делать – оттого, что делать хочется или не хочется, а не потому, что тебя принуждают.

Его заставляли делать такое, чего ему не хотелось совсем. Тогда он все продал, чтобы уйти. Почти уговорив себя в том, что это есть свобода выбора.

Но он успел сорвать с места, увлечь, уговорить, потащить за собой множество людей.

Сначала он рассказывал им, как можно работать и жить, а они не верили ни одному его слову, полагая, что им (как обычно) вешают на уши лапшу, и смотрели на него как на психа, но потом все-таки начинали верить; верить всегда хочется, особенно когда все однонекуда деться, как некуда было деваться его другу Гоше Станкову, Ольге Валентиновне, водителю Диме Небалую, Тамаре Ивановне или художнице Таньке Нечай... Не то чтобы совсем некуда – деваться всегда есть куда, но вот чтобы со смыслом, чтобы захотелось за кем-то идти, такое подвернулось впервые. Они и пошли. Он всем им доказывал, а многим и доказал, что в своем дофенизмеони были не правы; он многих сумел зажечь – хотя бы простым любопытством: что могутдвести человек, которым никто не мешает. Им хотелось попробовать, он и настраивал их на то, чтобы вместе посмотреть, как оно получится. И онополучалось... А потом обнаружилось, что ничего не вышло.Карточный домик, на который не то что дунуть, дышать нельзя, фанера,один сплошной артефакт,и Юрка Хащ был провидцем, когда он придумал название.

Дудинскас считал, что создает Ноев ковчег, оказалось – галера!

...Они были, пожалуй, не слишком хорошей командой, все эти Вовули, Агдамы, Карповичи, Тани, Оли, Гришки и Геннадии Максимовичи, они не очень ловко и не всегда усердно гребли, изрядно сачковали и пускали пену, они и мешали, и не понимали, иногда даже предавали. Но сейчас не он ими, а они – им обмануты. Да, часто они лишь изображали из себя соратников. Дурили, швыряя на стол заявление об уходе... Но когда он в ярости гнал их взашей, они не уходили, вцепившись в весла галеры: для многих из них она оказалась вдруг лучшимв жизни, если и вообще не единственным, с чем они связали свои надежды и свою судьбу.

В отличие от каждого из них у него всегда оставались запасные варианты: возможность вернуться в кино или к литературным делам – в «Артефакте» он ведь, кроме всего, собирал материал.Конечно, он вкалывал больше любого из них, больше нервничал и страдал – хотя бы от унижений. Испытав все способы спасти эту галеру, он ощутил за собой право все бросить и уйти к своей прежней профессии, где все зависело от него...

Так что же теперь?.. Уехать, все оборвав? Или остаться, тихо смирившись с полным отсутствием перспективы?..

В выходной день приехали Ванечка с Виктором Илларионовичем. С ясным ответом сразу на все вопросы.

план

Привезли план, как от шурикизмаизбавиться.

План состоял в том, что нужно использовать момент и произвести... обычное аппаратное смещение.Сместить Батькудо выборов. В связи с истечением срока полномочий. Причем сместить чужими руками, что Виктору Евгеньевичу сразу понравилось: своими он уже наработался.

Тогда, согласно Конституции (и в соответствии с планом), Виктор Столяр становится временно исполняющим обязанности главы государства. И дальше – три месяца на свободные выборы. На которых, без всякого сомнения,будет избран тот, кого поддержит Москва и кто попросит Батькуоставить свой кабинет.

Ставка делалась на Москву. Батькаей не нужен ни здесь, ни там: слишком много он хочет – за то, что при любом Капусте Москва имела даром, а при любом Месникове задаром бы снова получила-. Только нужно подсказать, как это грамотно сделать.

Дело оставалось за малым: уговорить Москву, лучшим образом представив ей Столяра.

За этим они, собственно, и приехали.

все совпадает?

В том, что Шурик Лукашонок слабак, Дудинскас не сомневался.

Опоры даже в ближайшем окружении у него нет. Его слишкомбоятся, понимая, что каждого он в конце концов выгонит или посадит [120]120
  Для убедительности Ванечка показал Дудинскасу снимок: шесть «веселых ребят» – Шхермук, Титюня, Месников, Безвинная, Чирик, Захаревич – шесть сподвижников, оплот власти – стоят, улыбаются, шутливо обнявшись. Четверых из них Батька уже сдал, их как бы нет.


[Закрыть]. Страх, известно, – не лучшая из опор. Тем более когда боятся они не только его, а еще и перспективы отвечать за все, что здесь с ним наворочали... Если не успеют переметнуться,получив старый портфель из новых рук.

Вот эти портфели (по замыслу) и должна была предложить им Москва. Однажды пригласив Месникова, Матусевича, Сорванца, ну еще министра обороны, кого-то из правительства... – вполне достаточно десятка человек.

Москвы Батькабоится. И если, вернувшись из Первопрестольной с портфелями, любой из там утвержденныхлегонько бы его пнул, нет сомнений, что, заскулив, он тут же бы и вылетел – хотя бы потому, что знает, как много нашкодил. Кто способен пнуть? Столяр – первый, у кого хватило бы духу. Необходимая жесткость в нем есть.

Кроме всего, так совпало:Дудинскас действительно могпредставить Виктора Илларионовича весьма влиятельным людям в Москве. Была у него там вполне подходящая для этого случая зацепка.

«зацепка»

Фильмы с Хащом они делали в Москве или по столичному заказу, собкором в Республике он работал от московского журнала. И был в столице вполне своимчеловеком. Вполне свободно выходилна очень важных персон.Перестройка многих списала, но среди его знакомых были и такие, что, напротив, вознеслись к вершинам власти.

Волей случая один из них, Костя Ненашев, в прошлом журналист и ученик Дудинскаса, причем, что важнее, до сих пор признающийего своим учителем, оказался в ближайшем окружении главы государства, а точнее – его первым советником и правой рукой. Вскоре после кремлевского назначения памятливый ученик позвонил Виктору Евгеньевичу и велел с любыми просьбами обращаться.И даже сообщил номер личного пейджера, по которому его всегда можно найти, минуя помощников и секретарей.

Ни разу, даже в самых критических ситуациях, даже в истории с маркой, Дудинскас такой возможностью не воспользовался. Его отношения с Ненашевым ограничивались исключительно журналистскими интересами, что как бы автоматически исключало для него возможность любой «шкурной» просьбы. Правила Виктор Евгеньевич знал. И всегда старался одно с другим не путать, помня грубоватое наставление отца: никогда не смешивать людей, блядей и лошадей.

Но вот пришел черед обратиться. Использовать и эту возможность.

Хотя и без Кости Ненашева, едва прозондировав московскую почву, какие-то номера накрутив, какие-то связи обновив, Дудинскас убедился, что и принят, и выслушан Столяр будет. Хотя и не вовремя все это, ох как не вовремя...

– У нас тут выборы на носу, взрывы гремят, мафия, коммунисты, Чечня... Самим бы обеспечить преемственность...Но клиентаготовь. Будем вживлять... Хорошо бы посмотреть, что у него за программа.

Это да, это действительно хорошо бы. Симпатии симпатиями, но и самому хотелось представить, что такое Столяр.Не по Ванечкиной характеристике.

программа

Виктор Столяр «задачу понял» и исчез. Через две недели он появился в Дубинках – осунувшийся, уставший, но в том возвышенно-строгом настроении, которое обеспечивает хорошо сделанная работа.

Начал с невероятного. Оказывается, в соответствии с намеченным,он успел объехать почти всех бывших депутатов Верховного Совета, устранившихся от политики по разным причинам, переговорил и кое с кем из тех, кто ушел по призыву Батьки.И теперь, заручившись поддержкой, он с уверенностью может доложить «для московских товарищей»: Верховный Совет соберет кворум,необходимый для смещения незаконно захватившего власть узурпатора.

Восхитила ли Дудинскаса такая головокружительная результативность? И да, и нет. Больше все же расстроила.

Восхитился он той оптимистичной энергией, которую Столяр излучал. И той нетерпеливой решительностью, даже ретивостью, с какими он рванул, еще и не получив отмашку.

А огорчился Виктор Евгеньевич, поняв, что, как он и предполагал, никакой программыВиктор Илларионович не написал. Отчего, видимо, и находился в таком прекрасном, революционно-возвышенном расположении духа.

Столяр на его недоверие, как на проволоку, налетел.

– Вы меня с кем-то путаете! – и протянул Виктору Евгеньевичу несколько листков, по-студенчески свернутых в трубку – вот вам обещанное, мы, конечно, не писатели, нам до вас, Виктор Евгеньевич, далеко, хотя и вы здесь, – тут он обвел красивым жестом окрестности Дубинок, – прилично забурели... Вот – программа, она четкая и ясная, как слеза младенца... Вы полистайте, а я с вашего позволения отбываю.

Дудинскас посмотрел ему вслед. Ему все больше нравился этот веселый, совсем молодой человек в футболке, обнажающей крепкие мускулы рук. С такой очевидной ясностью действий. И с такой готовностью подставить свои спортивные плечи под неподъемный воз, который он собирался вытащить.

республику – в европу?

Программа была действительно настолько ясной, что... никуда не годилась.

Нет, она годилась для переустройства этого государства и даже для того, чтобы всякоегосударство на месте Республики могло бы по ней жить.

Столяр с командой «умников», похоже, превозмогли известный соблазн любых провинциальных графоманов и ничего, абсолютно ничего новогоне предлагали. Видимо, на самодеятельность и кустарщину у них просто не было времени. Поэтому предлагалось все нормальное,как у всех в цивилизованном мире: конституционная законность, разделение властей, экономические реформы, неприкосновенность собственности, права человека, свобода слова, выход из международной изоляции, прекращение бессмысленной войны с дипломатами. Ну и так далее... Все, как у людей.

Разве что КГБ намечалось переименовать в Комитет Защиты Конституции...

Но идея объединения с Россией в одно государство была названа утопической и непродуктивной. Взамен предлагались... добрососедская дружба и братская любовь, как, впрочем, и остальным соседям. Хотя и обещалось, что в новой политике обязательно будут учтены интересы восточного соседа.Более того, Республике отводилась исключительно роль посредникамежду Россией и Европой.

И завершал все великолепный по точности хода (Дудинскас от удивления даже присвистнул) предвыборный слоган:

В Европу– вместе с Россией!

Дочитав до этого места, Виктор Евгеньевич удовлетворенно потер руки. Поставив свою последнюю фишку на Столяра, он, похоже, не ошибся.

Покончив с положительными эмоциями, Виктор Евгеньевич тяжело вздохнул и, позвонив Старкевичу, велел ему срочно разыскать Столяра.

– Что случилось? – заволновался Ванечка. – Что-нибудь новое с Москвой?

– Нет, с программой.

– А что с программой?

Программа не годилась совсем.

Жить по такой программе – одно удовольствие. Так и живут... на Западе.

Но соваться с этим на Восток?

Каждое ее слово свидетельствовало о том, что, оказав вдруг поддержку Виктору Илларионовичу Столяру, вместо ключа от Республики московские друзья Виктора Евгеньевича и их высочайший патрон получат возможность поцеловать... замочную скважину.

Об этом и записано было с полной откровенностью:

«Граница с Европой должна проходить на востоке Республики, а не на западе»:

Вряд ли такая раскладка может порадовать тех, кто живет восточнее этой границы.

Харизмаего «клиента» оказалась действительно обратного свойства.Это харизма человека, не привыкшего, да и не способного жить в коридоре. Он и в дом свой, к матери, вваливался, широко распахнув дверь:

– Живы?!

Дудинскас задумался...

не свет же клином!

Что ж, на самом деле все это не так уж и плохо.

Разве из любого коридора не двавыхода? И только в Москве хотят получить ключ? И на ней свет клином? Разве путь на Запад заказан? Да услышь там про границу, которую можно отодвинуть, да поверь там в серьезность таких намерений, инвестиции в Республику потекут рекой. Все будет оплачено, включая и любую избирательную кампанию. Сюда будет вложено столько денег, сколько нужно.

Что касается личности Столяра, то «Западу», то есть дипкорпусу, Дудинскас мог бы его представить точно так же, а то и успешнее, чем Москве. Если, конечно, удастся его на это уговорить, что представлялось возможным – с учетом отмеченной Ванечкой «готовности видеть реальность» и «открытой восприимчивости» его протеже... И несмотря на одно очевидное противоречие...

разногласия

Противоречие состояло в том, что, будучи с детства ориентированным на Запад (что вполне естественно, если вспомнить, что родился он и вырос в западной части Республики, куда советская власть вместе с московским ветрами пришла на четверть века позже, отчего и пироги там пышнее, и сало толще), именно с Западом Виктор Илларионович Столяр в последнее время ну никак не дружил.

Западные дипломаты и представители международной консультативно-наблюдательной группы во главе с господином Пиком изо всех сил пытались наладить переговоры оппозиции с президентской командой.

А Виктор Столяр, получив (пусть даже формально), казалось бы, вожделенный мандат на проведение этих переговоров от имени оппозиции, вдруг взбрыкнул, наотрез отказываясь в них участвовать.

Во-первых, ему, видите ли, претило прогибаться. И он считал ниже своего достоинства искать компромиссы с Батькой,лишенным, по его убеждению, всяких принципов. И сожалел, что господин Пик и иже с ним его не понимают.

Во-вторых, он лучше всех(?) знал, что ни к чему эти переговоры не приведут. Убедить, мол, Батькуневозможно, тем более переубедить.

В-третьих, Столяр считал, что, приняв участие в этой, как он говорил, мышиной возне,он сразу перечеркнул бы себя как политика, способного твердо противостоять.

С таким трудом создав себе имидж несгибаемого и непримиримого противника преступного режима,Столяр, оказывается, слишком им дорожил, чтобы участвовать «в заведомо дохлом деле».

Дошло и до ссоры.

Недавно господин Пик пригласил Столяра на прием – как одного из ведущих лидеров оппозиции, что в приглашении было специально подчеркнуто.

Виктор Илларионович отказался, обидно указав господину Пику на непоследовательность:

– Вы приглашаете на этот вечер премьер-министра Лонга? Нет. Вы приглашаете Главного Координатора Месникова? Нет. Про Всенародноизбранногоя и не спрашиваю... Почему же вы зовете меня?

– Ну как же, там будет весь цвет оппозиции!

– Извините, но я исполняю обязанности председателя Верховного Совета, единственного легитимного органа в этом государстве, признаваемого в мире, в том числе и вашим руководством. Почему же вы меня зовете вместе с лидерами оппозиционныхпартий? Не правильнеели пригласить на такой ужин господина, считающего себя президентом?

В том смысле, что в оппозиции к законнойвласти как раз Всенародноизбранный.

Это да, это безусловно, но с дипломатами разве так себя ведут? Понятно, что такая явно преждевременнаязаносчивость особых восторгов у представителей дипкорпуса не вызывала.

Тем не менее, встретившись со Столяром в очередной раз, Виктор Евгеньевич вызвался помиритьего с дипломатами. При условии, что тот примет новый вариант сценария.

– Иначе вы снова отказываетесь мне помогать? – Столяр сразу пошел в штопор.

– Иначе вся затея не стоит выеденного яйца.

Времени на раздумья у Столяра не оставалось. Тем более что у Дудинскаса уже была предварительная договоренность с послом Германии господином Кунцем Вестерманом, согласившимся взять на себя примиренческую миссию. Для чего он готов был в ближайший уикенд, отложив все дела, приехать в Дубинки, чтобы встретиться с господином Столяром... В дипкорпусе Кунц Вестерман обладал авторитетом, чему способствовало и то, что он представлял страну, председательствующую в Европейском Союзе. А с господином Пиком, тоже немцем, он еще и дружил...

– Хорошо, – сказал Столяр. – Мириться все равно надо. Но сначала хотелось бы узнать твой новый сценарий.

Сценария у Дудинскаса не было. Ему нужно было три дня.

Сошлись на том, что в субботу Столяр приедет пораньше, и до прибытия посла они все обсудят.

заявка на сценарий

Назавтра в Дубинки приехал Юра Хащ.

Именно его Виктор Евгеньевич привлек в соавторы, вызвонив, разыскав в каком-то полуподвале частной видеостудии, где Хащ разбирался с материалом,собравшись-таки смонтировать фильм про Дубинки. Снимали-то здесь много...

Услышав, о какой работе на сей раз идет речь, Юра Хащ заржал в трубку, как старый конь, выпущенный на овес. И через два часа прикатил на такси.

– Домой вот только заскочил – за зубной щеткой, тапочками и сменой белья: у тебя же здесь баня... Томка белье собирает, бутерброды готовит, а сама плачет. Все, думает, загребли...

На третий день и была суббота.

Столяр появился утром. Увидев в саду Хаща, да еще в тапочках, насупился. Он рассчитывал на конфиденциальность встречи. Даже Ванечку не захватил.

Хащ поднялся навстречу, пожимая руку, сам и объяснился:

– Сейчас мы все расскажем. Мне кажется, в основном все готово.

– Вам?

– Ну да, мне. Я ведь режиссер, – Хащ покрутил в воздухе, как ручкой кинокамеры. А он всего лишь сценарист. – Увидев, что Дудинскас протестующе поднялся, Хащ отступил, проявив снисходительность. – Он лучшийв мире сценарист. Для документального кино. Мы с ним сначала сочиняем заявку на сценарий, он все осуществляет в натуре, потом записывает, а мне остается только снимать...

– Ладно, сочинители. Излагайте вашу заявку. Может, здесь и пристроимся, в саду, под яблоней?

– В эпицентре истории, – поправил Хащ. В том смысле, что кто здесь под яблоней только не сидел, какие сюжеты не выстраивались!

Первый акт совпадал с первоначальным замыслом, с той лишь разницей, что Первопрестольной Виктора Илларионовича предстояло подать не будущим главой государства, а лишь функционером, готовым формально принять управление на переходный период и провести полноценные выборы.

Новый вариант дальнейшего развития сюжета Дудинскас брался вложить в ушимосквичам. В качестве будущего, нет, не президента, а губернатора края из шести областей Москве предлагалось выставить одного из бывших местных функционеров Михаила Кроткого, теперь работающего в аппарате Союза Республики и России (уже создан аппарат) и потому хорошо Кремлю известного. А Владимира Михайловича Месникова предложить премьером при нем.

Оба Москве бесспорно подошли бы.

Первыйпросто идеален на фоне непредсказуемого Всенародноизбранного,который к тому же так много хочет.Поработав с кремлевской администрацией, он достаточно пообтерся, силуМосквы знает. Человек от природы бесхитростный и поместному шчыры [121]121
  Искренний.


[Закрыть]отдаст все с радостью и без оговорок. Тем более что «выгода налицо»: вместо одной Республики – сразу шесть областей.

У второго– достаточный аппаратный опыт и авторитет, чтобы за ним пошли силовые структуры и администрации на местах.Он бы и расставил всех так, чтобы организм сразу начал функционировать.

Оба вполне подходили еще и потому, что их пришествие сразу успокоило бы чиновников: кому же не хочется дожить свой век без репрессий!..

– Это только начало плана, – поспешил пояснить Дудинскас, увидев, как Столяр насупился.

– Нужен буфер, – авторитетно подтвердил Хащ. – Иначе сразу сомнут.

– Хорошо, – сказал Столяр после паузы. – А что дальше?

– А дальше... – Виктор Евгеньевич заговорил торжественно, словно запел со сцены. – В соответствии с предлагаемым вариантом сценария дальше должна начаться демократическая выборная кампания, которую будет проводить хорошо известный вам Виктор Илларионович Столяр. Получив, наконец, свободуее проведения – от Москвы...

– И бабки на ее проведение – от Запада, – подхватил Юра Хащ. – Ну и от всех наших бизнесменов, ориентированных, естественно, на Запад. Кроме тех, кто работал под Павлом Павловичем Титюней и, естественно, ориентированы вовнутрь.

Короче, Республику – в Европу... Столяр долго сидел, опустив голову. Потом поднялся и спросил хозяина:

– Может, нужно поколоть дрова? К приезду иностранного гостя. Топор у тебя есть? Надо бы подразмяться.

Дрова были наколоты впрок. Но и топор в хозяйстве был.

«что вы хотите?»

– И я даже знаю, кто на этих выборах победит, – сказал Хащ, перебирая поленницу березовых кругляков и подбрасывая Виктору Илларионовичу те, что посучковатей. – Естественно, не высунувшись раньше времени. И выставив свою кандидатуру в последний решающий момент. Ну это – вопрос технологии...

Столяр, занятый дровами, не ответил. Он думал о предстоящем разговоре.

Конечно же он вынужден ориентироваться на Россию... Все решается именно там. Но, раз-другой туда прокатившись, какие-то ходы прокачав, он сразу почувствовал настороженность. Видеть Республику европейским и независимым государством, от чего отступать он не намерен, там не больно хотят... По плану, который ему только что изложили, выходило, что не Москву надо агитировать, не там представляться послушным (что вряд ли возможно – с его намерениями), а сразу продемонстрировать западным дипломатам свою решимость поворачивать оглобли к Европе... Если дипломаты ему поверят, то их, а за ними и руководство их стран можно, пожалуй, убедить и в том, что успех выборной кампании будет предрешен, если здесь публично раскрутитьтезис: повернувшись лицом к Западу, Республика сразу получит любые инвестиции.

А Россия? Что ж, разумных политиков в Москве хватает, способных перестроиться и понять, что как раз Республика и могла бы помочь им самим интегрироваться в Европу. У славян ведь принято, едва обосновавшись, тащить за собой свояков,и это правило москвичам понятно.

...Но все это еще предстояло сегодня «прокачать» в беседе с этим прожженным дипломатическим спецом.

– Что вы хотите? – Столяр положил топор на колоду и распрямился. – Я имею в виду лично тебя и твоего соавтора.

сделка

Лично Дудинскас не хотел ничего, разве что сатисфакции. Он даже таможенную марку печатать уже не хотел. Хотя не сомневался, что, приди Столяр к власти, с этого бы он и начал. Кроме того, Виктор Евгеньевич суеверен и не любит, когда начинают делить шкуру неубитого медведя.

– А я расчитываю получить киностудию, – бесстыдно заявил его «соавтор». И пояснил: – Я бы тоже ничего не хотел. Ему, – указывая на приятеля, – хорошо, у него весь инструмент – перо и бумага. А никакое кино не снимешь без материальной базы...

Хотя нет. И Виктор Евгеньевич кое-чего хотел. Предстояла работа, он знал, как ее делать. Ему нужна была команда. Он даже посчитал: двести человек. Таких, как Хаш, Мальцев, Старкевич, Феденя, Станков, Ходыкин... Он даже составил список. Каждому за работу что-то нужно. На самом деле нужно немного. Нужны не деньги и не портфели, даже не гарантии, – хотя бы простое обещание, что потомим позволят заниматься своим делом. Скажем, так: нормально жить и нормально работать.

– Такое обещание я вам даю, – произнес Виктор Столяр с расстановкой.

– Не нам, – нагло поправил его Хащ.

Столяр понял.

– Каждому из любого вашего списка. Персонально... Но вы мне другое скажите, если вы такие драматурги. Что делать с этими дурацкими переговорами с властями, на которых так настаивают иностранные дипломаты?

– Очень просто! – сказал Хащ, не задумываясь. – Тут нужно совершить ход конем.– Обещанием получить студию он был на первый случай удовлетворен. Теперь засуетился отрабатывать. – Сейчас сочиним...

«ход конем»

Тут же Дудинскас с Хащом уселись за стол под яблоней и стали прокачивать ситуацию.

Как себя повести Виктору Илларионовичу, чтобы вконец не поссориться и с «мировой общественностью», и с оппозиционерами новой волны,которые, хоть и со скрипом, но согласились пойти под его начало? Что, вообще говоря, только и делало переговоры официальными,потому что строго обозначало стороны...

Понятно, что как руководитель Верховного Совета сам Столяр вести переговоры не должен: не соответствует уровень.То есть если за стол садится Всенародноизбранный,тогда и Столяр. Но Батька,понятно, ни за какой стол не сядет. Он уже выставил от себя какого-то клерка. Тогда и Столяра должен представлять кто-то из помощников. Или скажем... водитель.

Посмеялись. Столяр подошел, выслушал, махнул рукой и снова отправился колоть дрова.

Тут вот Юра Хащ, режиссер, хлопнул себя по лбу. Посмотрел на Дудинскаса, словно оценивая, в состоянии ли тот его понять. Ну конечно же! Все очевиднее очевидного. У Столяра есть только один способ выйти сухим из этой глупой истории, не став причиной срыва переговоров, что подорвет его авторитет, и не устранившись от них, что ополчило бы на него оппозицию, лидеры которой видят, как этот авторитет растет, и откровенно опасаются, что Столяр может захватить бразды.

– Виктор. Илларионович. Должен. Исчезнуть.

– То есть как? – спросил Дудинскас.