Текст книги "Дураки"

Автор книги: Евгений Будинас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 33 страниц)

– Ведь что ты им предложил, придумав свою марку? Такую остроумную штуку, которой можно регулировать движение грузов через границу. Так вот, такие вещи обычно называют кран.Ты придумал, как закрывать или немножечко прикрывать этот кран, чтобы денежки с этих грузов потекли не мимо государства, а прямо в казну. Но разве ты не знаешь – ты знаешь, но только забыл, – что, если есть кран, всегда есть кто-то, кто хотел бы им манипулировать,пусть тебе и не нравится это иностранное слово. Этот кто-то бывает всегда, и всегда он совсем не хочет меняться с государством местами. Наверное, ты даже догадываешься, кого я теперь имею в виду...

Володя Хайкин помолчал.

– То, что ты так долго не мог понять, по ошибке забыв про анализ, твои «большие ребята» угадали сразу. Они сразу уловили, что твоя марка им не нужна, потому что она им совсем не по масштабу. Они очень хорошо знают, что совсем не так сильны, как это тебе иногда кажется. Во всяком случае, они не сильнее тех, кто их умнее, но они знают, что умнее всех всегда тот, кто на самом верху.

Дудинскас дернулся что-то вставить, но Володя Хайкин его остановил:

– Я знаю, что ты хочешь сказать, я и сам это скажу. Но сначала мы немножко поговорим о том, почему же твою марку не хочет делать один симпатичный мне человек, если он такой самый умный.

с козырей не ходят

– Да, у вас есть такой замечательный товарищ, который мог бы встать у твоего остроумного крана, но и он не может. И самым первым это как раз именно он и понял. Он у вас очень понимающий, потому что у него на такие вещи есть природное чутье. Жаль, что он на тебя обижен, это вам мешает подружиться... Но у нас его очень многие любят, а наши, как ты говоришь, новые умныесчитают, что это прямо даже новый гений.Мы не об этом сейчас разговариваем, но я скажу, раз получилось к слову.Ведь он хочет поступить очень остроумно и знает, что всем это понравится и все за ним сразу пойдут. Он хочет сохранить советскийпорядок, чтобы жулики не раздевали богатых людей прямо на улице, чтобы был ЦК, милиция, КГБ и сплошной контроль, как у китайского императора времен Танской династии, кажется, это было в Средние века. И к такому порядку по старым, даже древним правилам он хочет прибавить новый бизнес и сделать так, чтобы этими правилами бизнес был защищен. Это настоящий китайский вариант, но уже совсем новый. А только такое, красивое, как китайский фонарик, нами может сегодня подойти.

– Володя, о чем вы! Какой порядок, какой бизнес? У нас же тюрьмы переполнены.

– Это как посмотреть. Всегда можно посмотреть иначе, еще лучше – со стороны или сверху. Ваш Батька,он на голову всех выше, даже на много голов, он очень даже любит бизнес и понимает в нем толк лучше многих. Но здесь, у вас, ему тесно и мелко, ему неинтересно торговать вашими пирожками, когда есть автомашины и спиртные напитки, – извините за шутку: они не совсем сочетаются, но мы ведь разговариваем про торговлю, а не о поездках за рулем...

– Мы, мне кажется, вообще не о том говорим.

– Ты хочешь говорить про вашу марку (хотя мне хотелось бы, чтобы ты начал говорить наша,но об этом – потом), ты думаешь, что она нужна государству, чтобы все платили таможенную пошлину. А он думает: «Нет». Когда ему надо, он пошлину может снять и прямо все получить без вашей марки, как вы получаете свою «дельту». На одной только сделке фирмы «Транзит-экспорт» Павел Павлович Титюня заработал ему триста миллионов, о чем писали ваши газеты... Есть нефть, оружие, водка, есть энергетика... И в этом он прекрасный бизнесмен, что многим у нас нравится, хотя многим и нет. А у вас никому не нравится, потому что вы маленькие и с вашей колокольни ничего не видно...

Виктор Евгеньевич внимал. Володя Хайкин продолжал нанизывать на него свои соображения, как на шампур. Или это он Дудинскасананизывал?

– Но мы отвлеклись и слишком высоко забрались, хотя, когда поднимаются, это и называется анализ...Анализ и показывает, что вы со своей маркой попали в самую больную точку. Но, во-первых, тебя занесло, ты оказался слишком уж умным, а во-вторых, вы поспешили, потому что еще рано,и он еще не получил то, за что все здешнее он хочет сдать.

– Хочет или не хочет? Что-то я тебя не пойму...

– Хочет. Хочет сдать все, кроме этого вашего крана, который сдавать он не собирается. Все он может сдать, но только не этот кран. Потому что кран у него козырь, а разве с козырей ходят?..Тем более их не отдают...

«вы только не сдавайтесь!»

Что-то и Месников, видимо, почувствовал. Или про московскую резолюцию прослышал? Во всяком случае, на приеме в литовском посольстве, узнав от посла о намерении Виктора Евгеньевича стать Почетным консулом, тут же подошел, заметно обеспокоенный и смущенный, причем не к Дудинскасу, а к его супруге:

– Мне не перед ним, мне перед тобой (с той давней поездки на дачу с московскими публицистами они были на «ты») стыдно.

В том смысле, что какая же он власть, если в таком пустяке оказался слабаком.

– Ты ему передай, пусть заскочит. Мы тут кое-что придумали.

Виктор Евгеньевич заскочил. Впервые с той поры, как Владимир Михайлович стал Главным Координатором, попасть в его кабинет удалось без ухищрений.

Прежде чем Дудинскас уселся, Месников принялся его уговаривать не опускать руки и договорился даже до того, что своим уходом Виктор Евгеньевич его, Владимира Михайловича Месникова... предает,а заодно и всех остальных, кто Дудинскаса всегда поддерживал и продолжает поддерживать несмотря на.Надумав сдаваться, он как бы признает справедливостьвсех на него наездов и тем самым сдаетвсех, кто ему сочувствовал и помогал. Почему помогал?Или не видяи не зная,что Дудинскас – жулик и проходимец, а это плохо, потому как бдительный чиновник долженвидеть и знать... Или, что еще хуже, помогал, все зная,то есть с умыслом.

Ведь если Виктор Евгеньевич признается, что он не прав, то виноваты все, кто ему помогал. Вопрос «Почему они это делали?» сразу оборачивается криминалом. Всеми, кто помогал, заинтересуются отдельно.

– Нам тогда кранты, – сказал Месников.

импульс надежды

Тут Виктор Евгеньевич вновь ощутил слабый импульс надежды. Похоже, его союзником неожиданно становится могущественнейший из стимулов (обычно тормозных), каким всегда был чиновничий страх.

Дело зашло так далеко, столкнулись такие силы, что прав он или виноват уже становилось неважным. Слишком хорошо все, втянутые в эту историю, знали технологиюкомпромата, слишком отчетливо понимали, чем оборачиваются в таких случаях поражения...

Владимир Михайлович предложил Дудинскасу посражаться и даже пообещал кое-что экстренное предпринять.

Уже вечером Виктору Евгеньевичу сообщили, что докладная записка комиссии Главного Управления Безопасности по итогам проверки деятельности «Артефакта», завизированнаяМесниковым и согласованнаяс Лонгом, будет завтра утром вручена Всенародноизбранному.И не кем-нибудь, а лично Генеральным Секретарем ГЛУПБЕЗа Владимиром Витальевичем Шхермуком, который, оказывается, историю с таможенной маркой (как пояснил Горбик) всегда понимал,но ни трусливостью, ни даже осторожностью, свойственными аппаратной акуле Месникову не страдал – по доверительной близости к хозяину.А если раньше он и не дошел с маркой до Батьки,то лишь из-за своей общей занятости.

Из рассказа Месникова Владимир Витальевич понял, что история зашла так далеко,что вопрос стоит уже не о какой-то таможенной марке, не о каком-то «Артефакте», а о том, кто кого: мыих, или онинас?

Правда, решив расставить все точки и прикрыть амбразуру, но, будучи человеком по-военному бесхитростным, он не понял и даже не заподозрил того, о чем начал догадываться Владимир Михайлович Месников...

от греха подальше

В тот самый момент, когда Генеральный Секретарь ГЛУПБЕЗа Владимир Витальевич Шхермук собрался нести докладную с визами Главного Координатора и премьер-министра на пятый этаж, ему с утренней почтой поступила «телега» на всех, кто помогал Дудинскасу, в том числе и на Месникова, и на Матусевича, и на Горбика с Кузькиным... Решимости Генерального Секретаря это поубавило, отчего лично докладывать,то есть обращать внимание,он не стал, а просто оставил записку в папке с ворохом других бумаг для Всенародноизбранного.Где она и осталась лежать без всякого движения, чтобы потом перекочевать в архив...

Догадки и опасения Месникова подтверждались. Похоже, Батькаи впрямь не хочет, чтобы была марка. Уж не забрался ли Дудинскас совсем в чужой огород,не замешаны ли здесь совсем иные силы, не затронуты ли здесь чьи-то интересы, поважнее Батькиных?

Больше он маркой заниматься не стал. Никогда больше, Даже при встречах с Дудинскасом, этой историей не интересовался, а про судьбу «Артефакта» не спрашивал.

И Владимир Витальевич Шхермук, вернувшись в то утро от хозяинаи вызвав Горбика, с волнением ждущего результата, ничего не сказал ему про докладную, а на робкий вопрос Николая Афанасьевича, не стоит ли позвонить Главному Инспектору и попросить их приостановить санкции к «Артефакту» еще на одну-две недели, его шеф лишь молча кивнул.

Насколько известно, это было последнее, что сделал шеф Главного Управления Безопасности для немедленноговнедрения таможенной марки, постаравшись (скорее всего, в целях экономической безопасностигосударства) никогда больше о ней не вспоминать.

докладная

Зато от Главного Экзекутора Дромашкина поступила Всенародноизбранномудокладная записка.

Тут и выяснилось, что не так уж он был безоглядно смел, чтобы самостоятельно освобождать Дудинскаса от штрафов, даже посмотрев ему в глаза. И не так глуп, чтобы такое на себя брать, не заручившись и не подстраховавшись.

Называлась его докладная по-деловому скромно: «О специальной марке таможенного контроля». В ней самым подробным образом на восьми страницах и абсолютно объективноизлагалась вся история, отмечались заслуги «Артефакта» и лично Дудинскаса в намерении защитить государство и пополнить казну – в отличие от Спецзнака, допустившего «с попустительства и при содействии должностных лиц (виновники указывались) неоправданную растрату бюджетных средств».

Окончательный вывод выглядел так:

Считаем необходимымпредложить Государственной Таможне до получения результатов внедрения опытной партии марок приостановить действие договорас предприятием Спецзнака и по результатам проведенной работы совместно с заинтересованными рассмотреть вопрос целесообразностидальнейшего использования специальных марок...»

Дудинскас был не настолько наивен, чтобы полагать, будто сей документ мог быть инициирован самим Дромаш-киным.

Пишут такие докладные, когда просят писать, и виноватых указывают тех, каких просят. Цель документа была прозрачна: все, что угодно, но только не марка. Вот ради этого и предлагалось снять с «Артефакта» все санкции, а Дудинскаса поощрить и поддержать, тем самым усмирив и успокоив.

– Чтобы радовались и не закупались, —это новый Кузькин (Михаил Сергеевич), который, обидевшись на то, что его отчет был не воспринят начальством, оставил службу и перешел в частную структуру, пояснил Виктору Евгеньевичу образно и со свойственной военным прямотой. – И чтобы не лезли не в свое дело.

И Дудинскас понял, чем они со Станковым занимались по крайней мере четыре последних года.

Докладная Дромашкина стала недостающим звеном в цепи. Она окончательно подтвердила догадку Месникова, что Батькамарку не хочет.

Главный Экзекутор Дромашкин был одним из первых, кто это понял. Или даже узнал,доложив Всенародноизбранномупро резолюцию «царя Бориса» на письме «Голубой магии» и получив от него соответствующую установку.

А вот самым первым, кто все знал с самого начала,был, разумеется, Володя Хайкин.

час пробил

С самого начала Володя Хайкин дожидался своего часа. Терпеливым грифом кружил над «Артефактом», поджидая, когда клиентокочурится и начнет разлагаться.

И вот дождался.

– Теперь давай вернемся к моему плану, – сказал он. – Во всей твоей замечательной логике есть одна ошибка. В данном случае она чуть не стала роковой. Ты все время хочешь сложить эти векторы, чтобы интересы твоей замечательной фирмы и вашего государства сложились... Это правильно, за такое в старые времена очень даже просто могли дать орден. Но еще правильнее,особенно в наши новые времена, векторы вычитать.Вычтите из интересов так любимого вами государства интерес тех, кто хочет стоять у крана. И вам сразу что-то останется. Конечно, у государства при этом интерес уменьшится, но нас же с детства учили, что государство – это мы... Так вот, то, что вам останется, может быть, как раз и есть то, ради чего стоит жить, хотя это конечно же дело вкуса. Но во всех случаях жить на это можно....

Посмотрев на Дудинскаса, смотреть на которого ему было жалко, Володя Хайкин сделал вид, что собирается уходить. Не надолго. Ровно настолько, чтобы Дудинскас созрел. Но уходить не понадобилось – Виктор Евгеньевич был готов. Он остановил Хайкина умоляющим взором.

– Ты ведь давно понял, что эту марку ты делать не будешь? – сразу сдался Хайкин.– Это я знаю. Но теперь ведь ты понял и то, что ее у вас делать не будет никто? Несмотря даже на эту замечательную резолюцию, которую так удачно получили твои новые партнеры?

Виктор Евгеньевич кивнул.

– Очень хорошо. Всегда приятно иметь дело с умными людьми, которые так быстровсе понимают.

Как бы не заметив вспышки ярости Дудинскаса, которому надоели все эти его шпильки, Володя Хайкин продолжил:

– Сделаем так. Ты отдаешь мне письмо с резолюцией царя Бориса, я даю тебе гарантию, что вы будете спокойно себе печатать эту марку и отгружать ее, куда вам скажут. Разумеется, официально. При этом вы не будете знать проблем.

– Что вы хотите? – спросил Дудинскас. – Сколько? Десять, двадцать, тридцать процентов?

Володе Хайкину он верил. И почему-то не сомневался, что с его участием все может получиться. Дудинскас плохо понимал, как он отмоетэти тридцать процентов, но так не хотелось проигрывать. И так хотелось все-таки добиться своего! Он готов был согласиться и на половину. Отдать половину в виде дельты, а остальное...

– Что ты маешься? – сказал Хайкин. – Что ты меня достаешь со своими процентами?.. Тебе самому сколько нужно?

Хотя сколько Дудинскасу былонужно, Володя знал.

– Сколько это стоит? – спросил Виктор Евгеньевич смущенно. К таким разговорам он не привык. – Я согласен отдавать даже половину.

Володя Хайкин скривился, как от бормашины.

– Ладно, – сказал он, – слушай внимательно.

Достав мобильник, он увеличил в нем громкость до отказа и набрал номер. Мобильник долго стрекотал, словно протискивая сигнал через толщу семисоткилометрового пространства.

– Привет. Сколько стоит резолюция твоего патрона«Прошу решить»?.. Да, по финансовому вопросу. Сумма не указана, она только в тексте письма. – Прикрыв трубку, пояснил Дудинскасу: «Тексты там никто не читает». – Что значит «кому»? Тебе, разумеется, адресована, иначе зачем бы я стал тебе звонить.

Ответ был убийственным, как хлопок пистолета с глушителем.

– Шесть лимонов.

Из мобильника послышались короткие гудки.

– Ты что-нибудь наконец понял? – спросил Володя Хайкин, вдруг преобразившись. – Тебе нужен миллион? – Куда девалась его интеллигентская витиеватость! – Бери. И проваливай. И не лезь никуда со своими процентами. Теперь все?

Дудинскас молча кивнул. Если дома забирали все, то тампривыкли получать как минимум тысячу процентов...

– Мы ничего не хотим. – вколачивал Хайкин. – Это вы хотите. Или вы не хотите? Хотите вы или нет, чтобы вам хорошо заплатили за вашу замечательную идею? И еще за много марок, которые вы будете печатать каждый месяц и каждый год. Если вы хотите, то отдайте мне это письмо. Я понимаю, тебе надо обсудить это с твоими новыми партнерами, но, я думаю, такое предложение их должно устроить. Если оно их не устроит, это ваше письмо с такой замечательной резолюцией тебе нужно поместить в такую же замечательную рамочку и повесить у себя в уборной...

Виктор Евгеньевич задумался. Он даже не заметил, как Володя Хайкин исчез.

эхо обиды

Никто не знает, что произошло на самом деле. Может быть, Николай Афанасьевич Горбик пожаловался на судьбу своему закадычному другу Павлу Павловичу Федоровичу и посоветовался с ним, а может, даже и прямо попросил его о помощи, но вдруг Павел Павлович, еще министр, весьма интимным способом передал Дудинскасу просьбу зайти, причем срочно.

Вот этого уж Виктору Евгеньевичу совсем не хотелось! Особенно после истории с «почетным» консульством.

Дело в том, что в ответ на официальную ноту, направленную в МИД Республики из Литвы, в ведомстве Павла Павловича три месяца молчали, а потом выдали... полный отлуп.

В Республике, оказывается, институт почетных консулов не развит.При чем тут Республика? Консул-то литовский! Валентинас Дупловис, человек последовательный, в делах настырный и заводной, отправился к Павлу Павловичу выяснять, в чем причина такого неуважения к соседям. Хотя думал про обыкновенное хамство.

Пришлось Павлу Павловичу объясняться.

– Не понимаю, что он такого сделал, вашДудинскас, для дружбы наших народов, чтобы так за него ратовать!

– Дубинки он сделал, – грубовато ответил Дупловис, стараясь все-таки сдерживайся в рамках протокола. – Чем, может, впервые и показал нам, вашим соседям, да и всем остальным, что здесь у вас и прошлое есть, и будущее можетбыть. Не бывает ведь таких дураков, чтобы такое делать, не веря в перспективу...

Валентинас Дупловис замолчал. Он прекрасно понимал, что ничего этим разговором не изменишь. Пришел-то сюда он от досады и неловкости перед Дудинскасом.

– Вы бы нам раньше отказали, без всяких писем. Если считаете нецелесообразным...

Но раньше Павел Павлович так не считал. Раньше он вообще не знал, что он об этом думает, потому что не знал, что об этом думают оне.А оказалось, что онедумали, будто своей деятельностью Дудинскас... наносит ощутимый вредгосударству. Хотя бы тем, что в дни всенародных государственных праздников он у себя устраивает альтернативные пиршества, чем отвлекает внимание дипкорпуса.

– И что же это за праздники? – не скрывая иронии, поинтересовался Дупловис.

– Купалье, Пасха, Коляды, – Федорович уверенно разгибал (на иностранный манер) пальцы. – Снова Купалье, Рождество...

При этом, даже не сгибая, а разгибая пальцы на иностранный манер, Павел Павлович не ощутил ни очевидной глупости всего, что он нес, ни недоумения литовского посланника.

– Разве всенародные праздники празднуют только в администрации Всенародноизбранного?Разве дипломаты невольны выбирать, где им проводить свободное время?

Все перекручивает старый вьюн, – прокомментировал Дудинскас рассказ раздосадованного посла. – И врет безбожно. Никогда с Батькойон об этом не разговаривал, хотя, наверное знаю, заговорить собирался.Но не стал, потому что сам угадалреакцию. А говорит об этом как об окончательном мнениии многозначительно перстом указывает наверх, чтобы не оставалось никаких сомнений в авторстве такой чуши.

Очередной удар судьбы он вынес спокойно. Но Павла Павловича как бы вычеркнул из числа своих друзей. Слишком уж тот извивался.И слишком в дурацком виде его выставил. Ведь требовалось-то совсем немного. Просто позвонить и по-дружескисказать:

– Слушай, у меня ничего не выходит.

Это позволило бы Виктору Евгеньевичу тихонько выйти из глупой истории: объясниться с соседями и отказаться от оказанной чести, извинившись и сославшись, скажем, на занятость или на пошатнувшееся здоровье.

Но не позвонил и даже при встрече не извинился, а лишь кивнул, блудливо стрельнув маслянистыми глазками, и шмыгнул в сторону, не дождавшись от Дудинскаса ответного кивка.

от всей души

И тут вдруг неожиданная и «секретная» просьба зайти... Да еще предварительно изложив всепро марку на хорошей бумаге,адресованной лично Всенародноизбранному,с которым он куда-то вместесобирался лететь. Чуть ли не в Китай...

Поколебавшись, Виктор Евгеньевич согласился. Никакими шансамион обычно не пренебрегал. И если человек захотел вдруг заработать индульгенцию, отчего же...

Всепро марку он уже столько раз «излагал», что, написав на чистом листочке лишь обращение к новому адресату,отдал его Надежде Петровне, поручив сварганитьиз бесчисленных вариантов, которыми была забита память всех «персоналок» компьютерной группы, очередное слезное прошение. С ним и явился к министру иностранных дел. Формальное почтение Виктор Евгеньевич таким образом, как бы проявил, не слишком обнадеживаясь. И нисколько не сомневаясь, что халтуры в данном случае никто не заметит.

Так и случилось.

Встретив Дудинскаса посреди кабинета, Федорович, нетерпеливо переминаясь, так торопятся по нужде,выслушал его рассказ о том, кто до негоуже занимался спасением ситуации и о том...

Не дотерпев до конца, Павел Павлович перебил Виктора Евгеньевича, заявив, что все вокруг трусы и слабаки, верить которым Дудинскас не должен ни в одном слове, потому что Батькаим все равно не верит и близко к себе никого не подпускает, да никто из них ко Всенародноизбранномус таким вопросом и не подойдет. На каждого, – тут Павел Павлович перешел на шепот, – у него есть досье. А подойти может только тот, кто не запятнан – один-единственно-честно-преданный пес, на которого и досье бессмысленно заводить...

Все это сразу выпалив, Павел Павлович забрал письмо и принялся с Дудинскасом прощаться, при этом он машинально сложил письмо (несмотря на то, что оно на хорошей бумаге) гармошечкой, сунул его во внутренний карман пиджака и, уже окончательно прощаясь, пояснил, что ему еще надо заскочить домой переодеться.

Виктор Евгеньевич все понял и, даже не зная тогда, чем вскоре закончится карьера Павла Павловича Федоровича, попрощался с ним от всей души [112]112
  Надо же!.. Через две недели П. П. Федорович был из высокого ведомства вышвырнут. Правда, в оппозицию не пошел, а устроился работать преподавателем, где его никто не трогал, благо никакого компромата за ним действительно не числилось.


[Закрыть].

«крыша»

Узнав про предложение Хайкина, академик Катин возмутился.

– Идея наша?Работа наша?Резолюция – тоже... моя.За что же им львиную долю отдавать?

– Это не мы, это они нам будут отдавать. Нашу долю. Они забирают все дело, а нам будут просто платить за работу.

– Тем более. Отдавать все! За что?

– За «крышу».

Чужая «крыша» Катину была не нужна. От этой резолюции у него и своя поехала. Поэтому Катин отказался и даже высказал сожаление. Он, мол, думал, что Дудинскас не такой...

Отказавшись от «крыши», он рассказал Кравцову, как Дудинскас хотел их всех надурить.Со своими московскими друзьями. Как собрался он все захапать – под видом, будто не для себя. «Может, и не все для себя, но как проверишь?»

Кравцов нахмурился и понял, как он был прав, велев отодвинуть этого «маркиза».

Спустя некоторое время Виктор Евгеньевич все же преодолел себя и встретился с Кравцовым. Не хотелось, но было нужно. Все-таки Кравцов почти все свои обязательства перед ним выполнил, и зла на него у Дудинскаса не было. А встретиться нужно было затем, чтобы Кравцова все же предостеречь, посоветовав не очень торопиться с покупкой оборудования.

Дело в том, что вконец обиженный на судьбу руководитель комиссии ГЛУПБЕЗа Михаил Кузькин оказал Виктору Евгеньевичу последнюю услугу перед уходом на вольный, как он выразился, хлеб. И рассказал, что решениепо «Голубой магии» вместе с «Артефактом» уже принято на самом верху. Павел Павлович Титюня предложил, а хозяинсогласился. Решили позволить Кравцову закупить оборудование, установить его и наладить, а потом издать указ о введении государственной монополии на производство защищенной продукции. А когда лицензия «Артефакта» будет, естественно,аннулирована, предложить Кравцову продать «Голубую магию» и «Артефакт» родному государству. По цене... металлолома.

Выслушав, Кравцов посмотрел на Дудинскаса и ничего не сказал.

Он снова не поверил ни одному его слову.

Но переубеждать его Виктор Евгеньевич не стал. Он написал заявление с просьбой освободить его от занимаемой должности председателя правления «Артефакта».

С него хватило. Это он понял несколько дней назад, последний раз встретившись с Володей Хайкиным.

в канаву

– Тебе останется только открыть кейс, – сказал Володя Хайкин.

И тут Дудинскас совершенно ясно, как в цветном кино, увидел, каким образом он получит свой миллион. И даже услышал, отчетливо, как в системе «Долби», что замок этого кейса клацнул затвором от автомата.

Как только они со Станковым и Ольгой Валентиновной начнут печатать эту марку, к нему придут, положат на стол кейс, откроют и покажут, чтоему причитается за то, что они отшлепают лишний миллион этих «замечательных марочек». По доллару за штуку. Если он откажется, его внимание обратят на то, что ухлопать его стоит в сто раз дешевле, а разницу охотно получит тот, кто придет на его место и отпечатает для них этот миллион.

После первого к Дудинскасу придет второй, только уже не от Володи Хайкина, а от Титюни, а потом придут по очереди все.У всех будет одна и та же просьба и такой же кейс. Брать эти кейсы бессмысленно, потому что, взяв у одного, уже некрасивобрать у другого, а не возьмешь, так тебя этот другой тут же пришьет. Или возьмешь, так пришьет первый – за то, что взял... Девица, которая дает сразу всем и всех при этом обманывает, обязательно кончит в канаве. Но даватьВиктору Евгеньевичу не хотелось ни разу– ни по очереди, ни даже кому-нибудь одному. Он теперь совершенно точно знал, куда ведет эта дорога, к чему неизбежно приводят такие игры. Ему не хотелось в канаву.

отлуп

И с Катиным вскоре все определилось.

Еше однажды по делуони с ним встретились – у входа в таможенное ведомство, что на площади трех вокзалов.

Игорь Николаевич Катин приехал на метро и вовремя, Дудинскас со Станковым из-за пробок опоздали, хотя пробивались по встречной полосе – на белом правительственном «мерсе», да еще с «мигалкой». В Москве таких машин десять: Володя Хайкин предоставил – не Дудинскасу, разумеется, а резолюции, лежащей у него в портфеле. Вид лимузина Катина потряс. Он вообще в Москве как-то сник, что было странным при таком свояке.

И на совещании у таможенников над ним измывались, как хотели.

– Разве вы не получили наш официальный ответ? – начал издевательства хозяин кабинета, судя по звездам, генерал. – Там, собственно, все изложено.

Тем не менее он не отказал себе в удовольствии изложить еще раз. Потребность в марках не просчитана: надо бы эксперимент, защита от подделки не гарантирована, денег в бюджете на производство нет... Дудинскас все это слово в слово слышал и дома. Договорился хозяин до того, что марка вообще не годится, потому что ее легко переклеить на любой фальшивый документ...

Катин сидел опустив голову, как школьник. На шее выступили красные пятна.

Виктор Евгеньевич не выдержал, вступился. Не дела ради – с делом тут все было понятно, а по привычке всегда ставить каждого на отведенное ему место.

– У вас паспорт с собой? – спросил он у слегка опешившего таможенного генерала. – В нем есть хотя бы одна виза? Покажите! – Дудинскас посмотрел на протянутый ему паспорт. – Попробуйте ее оторвать и переклеить... – Вы держал паузу. – Я вот смотрю, как вы издеваетесь над человеком, а он, между прочим, академик. И не с улицы к вам пришел, а с резолюцией руководителя государства, которого вы почему-то позволяете себе пробрасывать... Поэтому я вас попрошу сейчас нас отпустить, а разговор мы продолжим в другом месте...

Сработало, как и всегда. Тут же последовали извинения, потом объяснения, потом заверения... и даже: «Хотите кофе?» Приободрившийся Катин, почувствовав слабинку, уже снова академик, уже наседая, уговаривал:

– Давайте не ссориться, давайте мы представим вам новые образцы, я сегодня вечером буду встречаться... Сами понимаете с кем... Получается неудобно.

– Кто же против? – таможенный генерал уже успел успокоиться, уже снова овладевал ситуацией, хотя заметно подобрел. – Делайте образцы, будем испытывать, будем смотреть, будем разговаривать...

По дороге к машине, у Ярославского вокзала Катин в нетерпении кинулся к автомату, чтобы позвонить. Пальто распахнуто, яркий шарф, цветной галстук... Кейс от возбуждения он поставил прямо в слякоть.

– Спасибо, все хорошо, – донеслось до Дудинскаса из приоткрытой будки. – Договорились чуть-чуть доработать... С учетом замечаний, чисто технически... Будем готовить опытную партию... Спасибо! Вас так же!

– Вы кому звонили? – не поверил себе Дудинскас. Таких идиотов ведь не бывает. «Спасибо, все хорошо». Неужели его прямо так с самими соединили? Отчего же он позвонил из автомата? В машине ведь радиотелефон...

И, крепко пожав друг другу руки, они расстались. По мнению Катина, до вечера: «В поезде все обговорим». По мнению Дудинскаса – навсегда.

Пора признать. Эту историю он проиграл.

иначе не хотелось

– За семь лет в человеческом организме меняются все клетки, – сказал Гоша Станков, когда Катин уселся в притормозившее такси.

– Ты это о чем?

– Ровно семь лет. Ровно семь мы с тобой отбарабанили. Я так долго на одном месте ни разу в жизни не работал.

– Ты теперь куда? – спросил Дудинскас.

– Я все-таки человек служивый, партийной закваски, – сказал Гоша Станков. – Я привык – куда пошлют, ну, предложат,по-новому.

– Тогда поехали в ЦДЖ, – тут же предложил Дудинскас, вспомнив былое, вспомнив, как аппетитно шкворчала знаменитая домжуровская поджарка на углях. Десять, двадцать, тысячу лет назад...

Гоша Станков почему-тосогласился.

– Можно, наверное, было как-то иначе... – задумчиво сказал Дудинскас уже в машине. – Не сейчас, а с самого начала...

– Не хотелось, – согласился с ним Гоша. – А ты-то теперь что собираешься делать?

Виктор Евгеньевич засмеялся.

1996,1999