Текст книги "Дураки"

Автор книги: Евгений Будинас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 33 страниц)

Дудинскас заподозрил неладное, но Паша, как всегда, был исполнен оптимизма.

В пятницу к концу дня заявляется черный.

– И что, ты думаешь, они предложили мне отдать?

– Я тебя предупреждал...

– Нет, ты скажи, сколько ты думаешь, сколько?..

– Половину?

– Все! – Паша кругом прошелся по комнате, как хоккеист, забросивший шайбу.

– Как – все? Там же на полмиллиона вложений...

– А вот так. Подписывай, говорят, бумаги – и свободен. Оставайся у нас директором, вкалывай, сколько хочешь, сколько хочешь, воруй...

Выслушав веселенькую историю про однокашника, судья задумался...

– С Пашей понятно, – сказал он. – Но от тебя-то что им нужно? Твои Дубинки – не «Комета-пицца», там не больно разживешься... Хотя... Наехали-то и на типографию... Может быть, им нужна типография?

– Так дашь ты мне заключение или не дашь? Судья отрицательно покачал головой.

– Не дам. Никаких таких заключений мы частным фирмам не даем. Но вот если...

Дудинскас посмотрел на него с нетерпением. Что – если?

– Вот если нас официально запросит... ну хотя бы то же Министерство печати и культуры, соответствующие разъяснения мы им, конечно, выдадим.

моськи

Моська из крыловской басни лает вовсе не из-за отважного характера, а от глупости. Хотя настоящие собаки бывают и осторожны, и мудры...

алая гвоздика

– Ты почему моего лучшего заместителя публично говном обозвал? – деланно возмутился Иван Анатольевич Утевич, когда Дудинскас ему позвонил.

Они познакомились давно, когда Утевич тихонько работал в отделе культуры ЦК под Федоровичем, курировалСоюз писателей, поэтому опекал комиссию московского ЦК, которая приезжала разбираться с событиями 30 октября. Особого партийного рвения Утевич никогда не проявлял, отношения с неформалами старался не обострять, с Дудинскасом и вовсе общался по-приятельски.

При Капусте он вырос до председателя комитета по печати, а после очередной реорганизации, объединившей печать с культурой и физкультурой, стал исполняющим обязанности министра.

– Я и тебя могу обозвать. И тоже публично.

– Тогда приезжай, – Иван Анатольевич положил трубку

В старые времена начальников Виктор Евгеньевич делил (кроме всего прочего) на тех, кто снимает телефонную трубку сам, тех, кому дозваниваются только через секретаршу, и тех, с кем переговорить можно лишь после подробного объяснения с помощником.

Утевич отличался от всех: он обижался, когда ему звонила чья-нибудь секретарша. Хотя отличался он и не только этим.

Во время «наезда» на Дубинки Служба контроля попросила его дать заключение «о целесообразности» создания в Республике частного музея. Он и дал – о целесообразности. Коротенькое, на четверть странички. Ему тут же указали на несерьезное отношение к поручению. И попросили в два дня все исправить. Через два дня было готово новое заключение, уже на пяти листах, но все о том же: музей необходим. В конце приписка: виновные в подготовке прошлого ответа строго наказаны.

– Ты почему заместителя министра публично называешь дерьмом?

В кабинете Утевича за длинным столом для совещаний вдоль боковой стены сидел Александр Ничипорович Новик, недавно привозивший письмо о расторжении договора. Всем своим видом он демонстрировал оскорбленность пятиклассника, незаслуженно получившего двойку.

– Я и министра могу публично, – специально для него повторил Дудинскас.

Александр Ничипорович вздрогнул и с испугом посмотрел на шефа.

– Меня? – поднявшись, Утевич перешел к столу для совещаний.

– Вас, – Дудинскас перешел на «вы», он всегда различал эту тонкость, – если, конечно, вас утвердят в этой должности.

Сели, стали объясняться. Письмо, подписанное Новиком, незаконно. Никаких форс-мажорных причин для расторжения договора аренды, заключенного на пять лет, нет, и любой суд права «Артефакта» восстановит. Кто не верит, пусть делает запрос. Но пока суд да дело, «Артефакт» лишается лицензии, а значит, перестает существовать. Здесь Дудинскас готов сражаться «до упора».

– В этой истории будет два раунда, – сказал Виктор Евгеньевич после долгих разбирательств. – Думаю, что первый вы выиграете. Отберете у меня эту цацку под названием «Артефакт», чем вынудите меня вернуться к моим прежним занятиям – публично вас изобличать, показывая, кто есть кто. Заниматься этим я буду до конца жизни и обещаю вам этот второй раунд выиграть. Зачем это нам с вами?

Иван Анатольевич тоже встал и неожиданно засмеялся.

– Вы даже представить не можете, Виктор Евгеньевич, насколько искренне я желаю вам победить уже в первом раунде, – и повернулся к Новику: – Отзывай взад свое послание.

– Но ведь звонили, – тот перешел на шепот, но Дудинскас услышал, – от Павла Павловича.

– Они звонили, а он, – Утевич кивнул в сторону Дудинскаса, – напишет. И так нас с тобой разрисует, что вовек не отмоешься.

Назавтра письмо о расторжении аренды было отозвано лично исполняющим обязанности министра.

Виктор Евгеньевич тут же заявился и торжественно вручил Ивану Анатольевичу алую гвоздику.

– За проявленную революционность мышления. Из всех «больших ребят» Утевич оказался единственным, проявившим в этой истории сообразительностьи заглянувшим далеко вперед. Он вообще старался при новой власти оставаться человеком разумным [61]61
  Из-за чего, видимо, его министром не утвердили, а отослали консулом в одно из достаточно отдаленных государств.


[Закрыть].

версия

Имя произнесено, пусть и шепотом, но услышано. Подозрения Дудинскаса подтвердились. Павел Павлович Титюня в этом спектакле – главный дирижер.

Все сложилось. Теперь Виктор Евгеньевич наверное знал, кому понадобилось их доставать, кто подсказывал и Службе контроля, и Цитрусовым, и Галкову, и Спецзнаку, и Новику, кто их направлял и даже кто готовил этот странный Указ, «информируя» Всенародноизбранного.

Технология понятна. Доложили главе государства, что частнаяфирма захапала производство государственных ценных бумаг.Это могло всколыхнуть даже гораздо менее подверженного. Тонкость же в том, что производили в «Артефакте» не ценные бумаги, а бланкиценных бумаг, которые сами по себе никакой государственной ценности не представляли, а ценными бумагамистановились лишь после того, как их заверяли подписью и гербовой печатью. Но кто такую тонкость может уловить на слух? Тут и подсунули Указ на подпись. Ничего, мол, мы приниматьк сведению не будем. Придет время – разберемся...

Вот время и пришло.

Как делается дальше, Столяр рассказал, хотя Дудинскас это знал и без него. Делается-то просто, как с Пашей Марухиным: сначала наезжают, потом прижимают. И хоть веревки вей.

Наезд на Дубинки – это как бы первый, предупредительный залп. Доложили, что объявился самозванный помещик, да еще из неформалов, скандалист и писака, захватил полторы сотни гектаров, при том что и заслуженнымлюдям больше сорока соток никогда не выделяли...

Хотя вряд ли об этом докладывали. Дубинки им были не больно нужны. Только как повод. Пал Палыч приехал, бывший райкомовец привык ценить живые ростки,а тут еще с ветряком так совпало, нашла ностальгия. Вот и расслабился, отчего и оставил их в покое, позволил Дудинскасу разобраться.Дубинки выстояли, тогда огонь перенесли на ценные бумаги.

Но зачем? На кой им вообще нужен «Артефакт»? Чего прицепились?

Всплыла в памяти добродушно-лукавая физиономия Главного Завхоза Павла Павловича Титюни:

– А где остальное?

Делать нечего. Вопросов накопилось больше, чем ответов. И Дудинскас решился сунуть голову в пасть льва.

с дальним прицелом?

Набрав номер и услышав долгие гудки, Виктор Евгеньевич посмотрел на часы. Без четверти восемь. До такой поры на службе не засиживаются. Только старые дураки, которым все мало. Вроде Гоши Станкова...

– Слушаю?

– Павел Павлович, это Дудинскас. Я вот сижу и думаю: ну кому бы позвонить. Кто у нас может вкалывать с утра допоздна?..

– Ты давай прямо. В чем дело?

– Вы же хотели посмотреть главное.Чего ж не приезжаете? Сижу как дурак с вымытой шеей.

– А ты звал? Ладно, ладно, только давай чтобы не темнить.

Павел Павлович прибыл назавтра, еще до начала рабочего дня. С собой захватил замминистра Новика. Дудинскас поджидал у проходной. Александр Ничипорович вертушку повернул с видимым удовольствием – оттого что про допускего не спросили. На Виктора Евгеньевича даже не глянул. Зато в кабинете огляделся по-хозяйски (производство они не смотрели, проследовали по цехам, не задавая никаких вопросов).

Кабинет им понравился, Павла Павловича заинтересовал паркет. Он даже потоптался, попрыгал, проверяя, не ходят ли паркетины. Остался доволен.

– На бустилат ложили?

– Нет. По старинке, на битумную основу.

– Лак московский?

– Нет, польский, с отвердителем. Лучше держится.

– Надолго, значит, устроились?

Виктор Евгеньевич промолчал. Посмотрел на Новика. Судя по всему, надолго ли они здесь, зависело теперь от него.

Но Титюня ответа не ждал. Присесть отказался. «Какой еще кофе? Был бы коньяк...» Движение Дудинскаса к сейфу остановил: «С ума спятил? Перед работой!..»

Посмотрев в упор, подвел черту.

– Значится, так. В пятницу тащи справку о доходах. И к концу следующей недели никаких проблем у твоей фирмы, как я думаю, больше не будет. – Здесь он посмотрел на оторопевшего замминистра, который, впрочем, тут же согласно кивнул: – А тебе, – обращаясь к Новику, – считай, что не обломилось.

Дудинскас остался один. В пустом кабинете и в полном недоумении. Может, впервые в жизни он абсолютно ничего не понял.

круглый дурак

– Что это? – спросил Дудинскаса хозяин кабинета, кивком поздоровавшись и заглянув в положенную перед ним папку, как заглядывают в банку с червями.

– Справка о доходах, – сказал Виктор Евгеньевич, – вы просили. Здесь динамика наших доходов за последние полгода.

Павел Павлович Титюня отодвинул папку и посмотрел на Виктора Евгеньевича, как смотрят на шкаф. Даже любопытства не было в этом взгляде, да и взгляда не было, в том смысле, какой в это слово обычно вкладывают.

Больше Дудинскас его не интересовал. Павлу Павловичу позвонили из стоматологической поликлиники, ему нужно было что-то делать с зубами.

Потом позвонили с галантерейной базы, потом с лесопилки. Потом затрезвонили сразу три телефона...

Просидев минут пятнадцать, Виктор Евгеньевич поднялся уходить. Таким круглым дураком он себя еще не ощущал.

Титюня оторвался от разговоров, положил все три что-то щебечущие трубки на полированный стол:

– Со всеми вопросами...

Снова зазвонил телефон. Титюня поднял и тут же опустил трубку.

Дудинскас даже оглянулся: кому это он? У него никаких вопросов не было.

– Со всеми вопросами – к Капитану, – Дудинскас попятился, физически ощутив, как защелкнулись наручники. Титюня улыбнулся. Все-таки от природы он очень мягкий человек. – Это мой заместитель. Такая фамилия. Тебе позвонят.

непосредственность

Взяток Виктор Евгеньевич никогда не давал. Если не считать истории с Вовулиными телевизорами.

В это никто не поверит, но при Капусте Виктор Евгеньевич сумел протянуть сквозную цепочку заинтересованностиот Дубинок до самого верха, упрямо не замечая, сколько сложностей влечет за собой эта его придурь.

На что ему однажды в одной из приемных и намекнули:

– Иногда, Виктор Евгеньевич, начинает казаться, что вам очень мешает ваша... – доброжелатель тяжело вздохнул, подбирая нужное слово, – ваша непосредственность.

А вздохнул он потому, что сложности-то Дудинскасом создавались, а смысла в том не было никакого. Никто ведь ни в чью бескорыстность давно не верил. И бескорыстнопомогая Дудинскасу, даже Владимир Михайлович Месников не мог быть не заподозренным в мздоимстве – когда всем известно,сколько выкладывают только за то, чтобы попасть к нему на прием.

Обходиться без взяток Дудинскасу удавалось еще и потому, что «большие ребята» его всегда немножко побаивались. Хотя давно он уже не снимал и не писал, и с мегафоном на митингах не ораторствовал...

Но вот пришли новые люди, статей его они никогда не читали, фильмы, может, и смотрели, но титры не запомнили, фамилию вообще путали, историей давних схваток с номенклатурой не интересовались, как и вообще историей... Сразу выскочив,они ни с какими правиламине считались, потому что их не знали, про сопричастностьслышали только в связи с Уголовным кодексом. Брали поэтому у всех, неловкости не ощущая. Потому и Дудинскасу без всяких обиняков предложили снять все его трудности до конца недели.

А он явился со своей дурацкой справкой о доходах.

Теперь вот жди, когда позвонят.

примите участие

Позвонили даже раньше, чем он добрался до «Артефакта».

Едва Дудинскас вошел в приемную, Надежда Петровна доложила, что звонил заместитель Павла Павловича Титюни и потребовал к пятнице представить докладную записку спредложениями по развитию в государстве производства бланков ценных бумаг. Разумеется, при участии «Артефакта» – в качестве головного предприятия, что было особо подчеркнуто.

«потерянное поколение»

Выслушав Виктора Евгеньевича, его приятель Гоша Станков принялся заваривать кофе. Оставаясь на работе вечерами, кофе он заваривал в огромном дистилляторе и грохал обычно сразу по две большие кружки. На этот раз одну кружку он отдал Дудинскасу.

– Слушай, давай поговорим, а? С этим блядствомвсе как-то не получается...

Дудинскас поднялся и вышел. Через две минуты вернулся с бутылкой какой-то сувенирной дряни и двумя стаканами. Молча разлил.

– Как я понял, нас приглашают к сотрудничеству, – сказал Станков. – И для того чтобы ты был сговорчивее, вот уже целых полгода тебя трясут, как грушу.

– Может, стоит попробовать? – сказал Дудинскас не очень уверенно. – В конце концов мы же хотели уйти под государственную крышу... Крыша другая, но хрен редьки не слаще.

– Ну да. И будет, как с Пашей Марухиным: сколько хочешь, воруй.

Воровать не хотелось. Им все время чего-то не хотелось. Не хотелось торговать, не хотелось халтурить, выпуская книжную порнуху и дешевые детективы, не хотелось печатать этикетки для спичечных коробков, не хотелось покупать оборудование, не хотелось быть собственниками... Последнего они просто не умели. Слишком рано для этого родились и слишком поздно пришли в бизнес.

Им не хотелось играть по новым правилам. Они никак не могли понять, что работать нужно ради денег и зарабатывать их нужно любыми способами, потому что только тем, сколько ты заработал, и оценивается результат.

– Иногда мне начинает казаться, – сказал Станков, – что Вовуля Лопухов был все-таки прав. В наших условиях не нужен никакой порядок. И никакое упорство... Иногда я даже завидую молодым. Дудинскас засмеялся.

– Ладно, давай будем, – Станков поднял стакан.

– Будем, – согласился Дудинскас. – За молодежь. Может, и зря я Вовулю выгнал.

– Я вот по сыну смотрю, – согласился Станков. – Они за все хватаются, у них сто дел. Схватился, не вышло, бросил. «Сникерсы», машины, компьютеры, теперь еще цветной металл... Но зато – независимость. Одно грохнут, за другое на них наедут... Здесь грохнули – пошел дальше. Но вот нечаянно что-то получилось, пусть из ста одно, и он уже победитель. А ты давишь до упора, прешь до победного конца, тут, в этом конце тебя, и прижимают. И все. Никаких вариантов, полный каюк... Может, они правы? Может, сегодня так и надо – хвататься сразу за все?

– А мы что, не хватаемся? Книги, мельница, автоколонна, колбаса, теперь вот ценные бумаги...

– Соус другой, – сказал Станков. – Впрочем, мне нравится. Иначе скучно.

Дудинскас снова налил.

– Будем?

Станков опорожнил стакан.

– Знаешь, – сказал он, – мне иногда кажется, что Хемингуэй что-то напутал. Или безнадежно устарел. Это не они, это мы – потерянное поколение. У них не было прошлого, оно не состоялось из-за войны, у нас прошлое как раз есть. Но с ним не то чтобы жаль, с ним просто невозможно расстаться.

– Это не Хэм сказал, а эта баба, Гертруда... Все вы, говорит, потерянное поколение. Помолчали.

– Пошли, – сказал Дудинскас. – Уже поздно. Завтра засядем за докладную.

– Неужели ты так скурвился? – Станков, отставив руку со стаканом, щурился, пытаясь поймать резкость. За две последние недели он изрядно устал.

– Я не скурвился, Гоша. И не хочу, чтобы со мной это случилось. На этом и стою.

– Но этого же никто, ты понимаешь, никто не видит!

– Да, но это неважно. Важнее, что ощущаю я.

почти свадьба

Просидев с Гошей Станковым двое суток – последнюю ночь до петухов, докладную о развитии отрасли они состряпали, соображения и предложения записали, благо материалау них хватало. Оценка ситуации, проблемы, предложения, перспективы... Единственное, что обошли, так это вопрос об участии «Артефакта».

Первый заместитель управляющего Хозяйством Всенародноизбранногосо странной фамилией Капитан, к которому они явились, как и было назначено, к восьми утра, записку взял и погрузился в чтение.

Дудинскасу он протянул какой-то листок.

– Вы пока посмотрите.

Это был проект нового Указа Всенародноизбранного опередаче всего производства ценных бумаг Республики в ведение Управления хозяйством с созданием для этих целей закрытого акционерного общества. Все их догадки, таким образом, подтвердились.

«Вежливые ребята, – мелькнуло у Дудинскаса. – Показывают-то проект, а не готовое постановление [62]62
  Указ подписан не был. На сессии доживавшего последние дни Верховного Совета депутатом от оппозиции Сергеем Антоновым затея была оглашена, вызвав общее возмущение: прибрав к рукам главную газетную типографию республики, завхоз Титюня посягал еще и на производство ценных бумаг, а значит, и денежных знаков...


[Закрыть]».

Внимательно прочитав докладную, Леонтий Капитан посмотрел на Дудинскаса, на Станкова:

– А мы уже и руководство Спецзнака пригласили... И принялся читать снова. Потом поднял голову:

– Что это означает, Виктор Евгеньевич? Виктор Евгеньевич пожал плечами.

– То и означает, что мы не хотим в этом деле участвовать. Вы вместе со Спецзнаком создавайте свое производство, мы с удовольствием передадим вам наш опыт и все наши наработки. Пока вы окрепнете, мы будем работать. И какие-то первые потребности, какие-то дыры заткнем. А потом займемся чем-нибудь другим.

– Вы ведь хотели ЗАО? Вот вам, пожалуйста. Почему же вы расхотели?

шаг к свободе

– Люди не нравятся или из принципа? – спросил Капитан с нескрываемым сарказмом.

Виктор Евгеньевич вспомнил приемную Титюни (двери напротив), в которой ему недавно пришлось побывать, потом свою «справку о доходах», с которой он так облажался,и вслух подумал:

– Настолько не нравятся люди, что уже из принципа.В этот момент в кабинет гуськом заходили приглашенные на совещание. Первой – Лаврентия Падловна – с улыбкой уличной проститутки, затем Александр Ничипорович, он улыбался подобострастно, последним вошел Коля Слабостаров в ярко-салатовом абсолютно импортном пиджаке, отчего походил на стилягу конца пятидесятых, а улыбался глупо, как жених, которого привели к родителям богатой невесты.

Войдя, они выжидательно встали возле дверей. Их вид свидетельствовал о готовности сотрудничать– с любимым «Артефактом», с горячо любимым Капитаном и всенародно любимой властью. До гробовой доски.

Капитан посмотрел на них с тоской матерого армейского майора, которому только что приказали выбить противника с хорошо укрепленных позиций, имея в распоряжении команду из инвалидов и необученных блядей.

– Вот видите, – сказал Дудинскас, довольный, что может смягчить невольно сорвавшуюся грубость в адрес всенародного режима. – Разве с этимиможно работать?

– Вы свободны, – сухо сказал Капитан.

повод для оптимизма

Повод для оптимизма всегда есть. На дне рождения Паши Марухина, уже перешедшего в «Артефакт» на должность официального консультанта, гуляли в Дубинках допоздна, а потом, отправив домашних, еще поехали в баню. Оглядев их сугубо мужскую компанию, Паша решительно заявляет:

– Не, ребята, мне с вами не по пути. Я—к падшим женщинам.

Рано утром появляется взлохмаченный, мятый:

– Проснулся, пытаюсь поднять голову, чтобы посмотреть на небо, а там – земля!

Отъехал Паша, оказывается, недалеко и благополучно приземлился в первом же кювете, крышей вверх. Так, головой вниз, и заснул.

Паша вообще человек «везучий», но на этот раз ему повезло особенно, потому что не очень далеко уехал.

– Еще неизвестно, чем бы все кончилось. И у Дудинскаса со Станковым неизвестно, чем бы все кончилось, согласись они в тот день на совместное производство под крышей Управления хозяйством. Или хотя бы начни обсуждать с Леонтием Капитаном условия...

в продолжение темы

– В продолжение темы, – сказал Гоша Станков, когда они вышли из кабинета Капитана. – Я все думал о нашем разговоре. Так вот, если ты хочешь играть по своимправилам, я знаю, что тебе нужно делать. Снова иди в политику. Меняй власть.

– Это мы уже проходили ...

другая жизнь

Весной, в преддверии новых парламентских выборов, без всякого предупреждения в Дубинки приехал Симон Поздний.

Где-то к концу первого года работы в «Артефакте», совершенно отключившийся от «уличных боев» и митингов Дудинскас среди подчиненных обнаружил человека, который не слышал про Народный фронт. Он был так удивлен, что тут же опросил буквально всех артефактовцев. Невероятно, но ни один из них, кроме Вовули, про Народный фронт ничего не знал. В лучшем случае что-то слышали, но, что именно, вспомнить не могли.

Виктора Евгеньевича это потрясло и заставило оглянуться. Совсем недавно он своими глазами видел тысячи людей на митингах, ощущал перемены,отмечал, как много Симону Позднему с его неформалами удается, как становится «популярной» еще недавно считавшаяся стыдной мова, как трепещут на солнце бело-красные стяги, которых с каждым днем становилось все больше... Но вот всего лишь шаг в сторону – другая жизнь, иные интересы. Политики живут в собственном, отделенном от общества пространстве-времени...

Оглянувшись, Виктор Евгеньевич обнаружил, что местные в Дубинках не знают, что уже давно нет царя... то есть, конечно, слышали, что его нет (Ленин сбросил), но как бы и не знают – не придают этому значения.Для них и немцы были обычнойсменой порядков – в бесконечном ряду начальников и ничего не меняющих перемен. Вспоминая немцев, партизан, полицаев, советских, говоря о нынешних и непонятно каких,в деревне их не вполне различают, называют они,а если и подразделяют, так только на плохихи хороших.

Соседка Анна Павловна рассказала ему, что, когда плохойполицай навел на нее (она стояла с дочкой на руках) автомат, хорошийнемец ударил его прикладом по голове, потому что у него тоже была дочка, он и фотографию показал.

Не то что с перестройкой– с самой войны здесь ничего не изменилось. На столе у Анны Павловны все та же буль6а, та же шкварка, только теперь уже без простокваши, так как коров в деревне никто не держит, и чай без сахара, так как денег на сахар теперьнет...

Но Симона Позднего как раз знали. Собрались у дома Дудинскаса, даже из-за реки подошли, смотрели с удивлением, пытались потрогать. Всех видели – и Лонга, и Месникова, и генерал-полковника от безопасности Горова, и даже районных царей,но как бы не замечали. А этот отчего-то показался,произвел впечатление.

Может быть, потому, что в стороне, одиноко и не приближаясь, стоял комендант их хозяйства, отставной полковник Петр Петрович Захаренко, придерживая рукой самодельный бело-красный флаг...

если бы не «большевики»...

Симон Поздний ходил по объектам,собранный и деловой,каким никогда раньше его Дудинскас не видел. Расспрашивал всех подробно – про жизнь, про зарплату, про то, как вообще работается, и очень похож был на прежних партийных.

День выдался удачный: и кирпич подвезли, и раствор, и тракторы на поле гудели. А тут еще приехали шабашники и принялись под присмотром архитектора Дергачева с художником Борисом Титовичем настраивать механизм ветряка.

Здесь Симон Вячеславович проявил познания в том, как раньшевсе это было. Он даже знал, как отливаются жернова. По специальности, оказалось, почти этнограф. Здесь же, опять как и все приезжавшие, пообещал помочь, чем вызвал у Виктора Евгеньевича улыбку, на которую не обиделся [63]63
  И оказался-таки не трепачом – «сосватал» в консультанты Виктору Евгеньевичу известного профессора-ботаника Т. А. Федорчука – пожалуй, самое ценное для музея Дудинскаса приобретение. Профессор тут же принялся высаживать в Дубинках дендропарк, «как и положено в историческом поместье». Составил опись растений на любимой Дудинскаса поляне, которая, оказывается, при помещиках называлась «Гербарий».


[Закрыть].

Подходя к людям, Поздний хвалил работу:

– Вот видите, сколько всего можно было сделать, если бы другая власть.

Снова подходил к людям, говорил:

– А представляете, сколько бы вы здесь сделали, если бы не большевики?

За накрытым в саду под цветущей яблоней столом, пригубив сухого (обычно он не пьет), Поздний поднялся с тостом:

– А вот представляешь, как бы здесь все было и что бы ты здесь понастроил, если бы...

– Если бы что?– спросил Дудинскас.

Симон замолчал, смутился. Потом засмеялся. Понял.

придурков хватает

Зависело все и всегда, как убежден был Дудинскас, только от одного. От упрямства, от настырности, от идиотизма и решительности прошибать лбом стену.

Сколько здесь родилось Бедолаг да Старобитовых [64]64
  Председатели самых передовых в республике колхозов, дважды Герои Социалистического Труда.


[Закрыть], столько и стало передовых колхозов, столько «маяков». Но ровно столько их и вообще могло быть – будь тут капитализм, феодализм или «азиатский способ производства».

как научиться шить

Перед отъездом Симон Поздний спросил у Дудинскаса:

– И где ты, Евгеньевич, всему этому научился?

Когда в первый раз женишься, все должно быть по-настоящему – золотые кольца, свадьба с гостями и неизбежно костюм-тройка. Виктор Дудинскас в юности был пижон, и перед свадьбой он поехал в Вильню к знакомому портному, прихватив с собой картинку из журнала мод. Стал рассказывать, что и как ему нужно пошить.

– Нет, вы мне так много не рассказывайте, хотя вам, может быть, и интересно. Вы покажите мне эту картинку.

Виктор показал.

– Если я вас правильно понимаю, так вы хотите, чтобы ваш свадебный костюм сидел на вас, как нарисовано на этой красивой картинке, что очень понравилось бы вашей юной невесте?

Именно об этом Дудинскас мечтал.

– Большое вам спасибо, теперь я буду знать. Но еще я хотел бы знать: и когда вам это нужно?

Разумеется, это нужно было вчера. Ну хотя бы завтра. Старый еврей переспросил:

– Вы завтра женитесь?

– Нет, я женюсь послезавтра.

– Утром или вечером?

– Ну разумеется, утром. Но у меня еще куча забот...

– О, это в корне меняет дело.

За двадцать пять рублей старыми он ровно за сутки сшил костюм, который сидел на Дудинскасе лучше, чем на любой картинке.

– Где вы научились так шить? – спросил Виктор, уже и тогда проявлявший любознательность. Тем более что в ателье ничего подобного ему не сшили бы и за два месяца.

– Очень просто. Еще «пше польском часу», как у нас теперь говорят, я был молод, как вы, мечтал стать хорошим портным и уже даже был подмастерьем. Вам это не покажется странным, что у меня тоже была невеста? Когда она приходила ко мне вечерами, мы начинали болтать. Однажды, болтая, я гладил пиджак клиента, чего нельзя делать, даже если ваша девушка очень хороша, и я спалил этот пиждак. Тогда у нас с ней остался только один выход – за одну ночь сшить новый костюм, потому что тот пиджак сгорел, но не от стыда, а от утюга, как вы поняли. И мы сшили с ней этот костюм, потому что если бы мы так не поступили, я никогда не стал бы портным. Меня выгнали бы из этого ателье и взяли бы только подметать нецентральные улицы.

Про «большевиков» они с портным не говорили, хотя в Литве в ту пору у власти как раз и были «большевики». Но до них долго была частная собственность,а значит, и хозяева, которым интересныпортные, умеющие шить.

...Другого способа «всему такому» научиться Виктор Евгеньевич не знал.

Симону Вячеславовичу Позднему его ответ понравился: ведь выходило, что виноваты все же «большевики», как и во всем, что здесь случилось и еще случится, пока не кончится их эстафета: от Орловского – к Капусте, от Капусты – к Лукашонку,от него... И далее, до той замечательной поры, пока в этой «стране огурцов» не вырастет поколение, которое, говоря словами профессора Геннадия Степановича Ягодкина, про все этодаже не слышало.

1990-1994