Текст книги "Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка (Романы)"
Автор книги: Эмэ Бээкман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 47 страниц)
Только Купидон был другим.
Бените вспомнилось, что голова Купидона все еще валяется возле кучи торфа. Теперь можно было не торопиться убирать ее. Пусть образцовый порядок на Рихве пошатнется. Глупо переживать из-за этого. Даже если откинуть в сторону ссору с Йоссем. Земля начала колебаться, опустошив многие дома. Испуганные люди бродят вокруг, и кажется, будто все летит вверх тормашками. Чем Рихва лучше других, чтобы подобно священной дубраве возвышаться посреди бурелома? Если Рихва еще годна на то, чтобы служить кровом или складом, – и то слава богу.
Странный человек, этот Молларт. Что заставило его в такое время пойти по следам эпидемии? Что вынудило его действовать? И не все ли ему равно, расцветут ли пышным цветом микробы бруцеллеза после того, как он, Молларт, навсегда отряхнет прах от своих ног…
Однако этот субботний вечер конца сентября был предназначен не для того, чтобы рассеянно стоять посреди двора и размышлять.
Из-за конюшни послышался плач маленького ребенка. Вероятно, то был младенец, еще не вышедший из пеленок.
Вдруг какие-нибудь проходимцы запрятали ребенка в кучу хвороста, а сами тихонько ушли, не обремененные ношей?
У кучи хвороста, опираясь на тот её край, что был пониже, стоял мужчина в кепке. Он с интересом разглядывал свою обутую в сапог ногу, делавшую кругообразные движения и сминавшую начавшую уже желтеть сорную траву. За спиной у мужчины на чурбаке сидела худая женщина и укачивала лежавшего у нее на коленях младенца. Старший ребенок, девочка, развязывала узел, стоявший на изрытой копытами земле, очевидно, искала для младенца сухие пеленки. Маленькая тележка, поставленная посреди скотопрогонной дороги, вызывала глубочайшее недоумение. Бенита никогда бы не поверила, что можно решиться предпринять путешествие с такой повозкой.
Хозяйке Рихвы хотелось обстоятельно разглядеть тележку с четырьмя маленькими колесами и тяговой оглоблей, до отказа набитую всякими узлами и пожитками, но мужчина, стоявший у кучи хвороста, поднял голову, и только сейчас Бенита узнала его.
Помилуй бог, как это господину пастору удалось докатить тележку из поселка в Рихву.
– Здравствуйте, – смущенно пробормотала Бенита.
Пастор поклонился ей, его жена любезно кивнула головой, и только девчонка, шарившая в узле, выпрямилась и чинно присела. Очевидно, скитания убедили ее в том, что чванство – пустая условность. Если у родителей нет приличествующего их званию средства передвижения, то положение, которое они занимали прежде, ничего не стоит.
– Я сейчас провожу вас в дом, – поспешно предложила Бенита. – К нам еще до вас прибыли беженцы, на Рихве второй день идет переселение народов.
Бенита думала приободрить этим пасторскую семью – не только их швыряет судьба.
– Нам бы хотелось, если можно, отдельно. Например, в ригу или в баню, – сказал пастор.
– Баня у нас плохонькая, – растерянно ответила Бенита, – а рига…
Только что здесь побывали пожарники, спрятали в бочке с высевками свой архив. Кто знает, кого еще занесет сюда…
– В бане спокойнее, – решила хозяйка Рихвы.
– Значит, расположимся в бане, – сказала пасторша.
Закутав ребенка в одеяло, она встала.
Бенита быстро подошла к тележке, взялась за перекладину оглобли и повезла. Пастор не стал вмешиваться, он поправил рукой глухой ворот свитера, натиравший ему в теплую погоду шею, и расстегнул пуговицы серого в елочку пиджака.
Пасторша, увидев свой будущий кров, оживилась. Она велела мужу и Бените поставить тележку с поклажей в предбанник. Передав дочке младенца, госпожа собрала шайки и ковши и поставила их на полок. Обнаружив у печки остатки веника и мочалку, она собрала с пола мусор, заодно вытерла пыль с оконца и раскрыла обе половинки ставен.
Бенита внимательно смотрела на черный покосившийся потолок, он еще каким-то образом держался. Знай Бенита, что в бане поселится столь уважаемое общество, она бы не боролась с Купидоном на крыше, ставя под угрозу обвала будущее пристанище пасторской семьи.
– О, тут и ведра есть, – словно для собственного успокоения сказала себе пасторша и посмотрела на свет, не прохудилось ли дно ведерка. – В предбаннике стоят длинные скамьи, на них положим девочку…
– Дал бог ночлег, даст и завтрашний день, – ясным голосом произнесла девочка.
– В доме вам было бы удобнее, – сказала Бенита, чувствуя себя виноватой, что предоставила гостям такое жалкое жилье.
– Нет, – ответил пастор. – Мы набьем мешки сеном, натаскаем хворосту и немножко протопим здесь. От молока тоже не откажемся.
Бенита кивнула, боясь, что всякие любезные слова с ее стороны вдруг окажутся неуместными.
Выйдя из бани – девочка с ведерками следом, – молодая хозяйка Рихвы почувствовала, что общение с пасторской семьей выбило ее из привычной колеи. Она шла какой-то несвойственной ей походкой, маленькими шажками, не отрывая глаз от дороги. Ей хотелось подобрать падающие вдоль плеч волосы и связать их на затылке в тугой узел.
Этот самый пастор конфирмировал ее, венчал ее с Йоссем, он же крестил их ребенка.
Когда Бенита заходила в церковную канцелярию договариваться относительно разных праздничных обрядов, он журил ее за неуплату церковной подати.
«Сейчас самое время снять окорок с трубы и отрезать от него кусок для пастора, чтобы уплатить ему не только старые долги, но и проценты», – подумала Бенита.
Бенита без больших усилий подняла лестницу. Ей нечего было рассчитывать на помощь мужчин. Не станет же Йоссь, который скрывается от всех на свете, лезть на крышу! Бенита, уперев лестницу одним концом к боку корыта, приставила ее к крыше. Шест с перекладинами, который вел на гребень гонтовой крыши, был несколько лет тому назад заменен новым.
Самым трудным оказалось – встать наверху. Покачиваясь на гребне, Бенита почувствовала странный зуд в ногах. У нее было такое ощущение, словно она находилась на грани действительности и сна, – оторвав одну ногу от перекладины, Бенита вдруг почувствовала, что падает вниз. На самом же деле нога, возможно, лишь на несколько сантиметров сдвинулась к стрехе, и тут же ее руки с молниеносной быстротой ухватились за просмоленную трубу. Бените, старающейся поудобнее пристроить на выступе свои ноги в постолах, вспомнился печник из поселка, который, ссорясь с женой, всегда на один и тот же манер мстил своей слабой половине. Он выжидал, пока наступит тот сладостный момент, когда жена начнет варить или печь, чтобы залезть на крышу и усесться на трубе. Через минуту вся кухня до самого потолка утопала в дыму. Жена, задыхаясь от кашля, выбегала из дома и начинала умолять мужа слезть. А он и в ус не дул. Озирался по сторонам, болтал ногами и курил трубку. Печник обычно говорил, что человеку положено со всех сторон прокоптиться. В конце концов, когда жена, простирая руки к небу, падала перед мужем на колени, он отдирал с отверстия трубы одно полушарие своей задницы. Десять лет жена терпела издевательства мужа, но однажды выбежала из кухни во двор с горящей головешкой в руке и стала грозить, дескать, если муж сейчас же не спустится, она сию минуту подожжет крышу. Муж, не ожидая от жены такого сопротивления, настолько перепугался, что чуть не упал, слезая с крыши, и со страху уронил трубку в дымоход.
Бенита осторожно потянула за цепочку, на которой висел свиной окорок. Обычно, когда надо было лезть за копченым мясом на крышу, она брала с собой трос. Все равно лезть, так уж лучше сделать заодно два дела – что стоит несколько раз протянуть трос через дымоход. Но сегодня Бените даже в голову не пришло захватить из-под стрехи амбара стальной трос, распущенный щеткой. В душе Бенита усмехнулась. У реки ее ждет табун лошадей – хозяйка Рихвы задумала мчаться в сторону семи ветров.
Свиной окорок был готов в самый раз и выглядел весьма аппетитно. У Бениты даже слюнки потекли. Она забыла прихватить с собой нож и поэтому оторвала кусочек мяса зубами. Бенита охотно уселась бы на трубу, как тот печник из поселка, но в отличие от него на ней не было штанов с кожаными заплатами на заднице. А ведь можно было бы устроить себе приятный досуг. Никто не догадается искать хозяйку на крыше – пусть приходят и уходят эти беженцы, пусть Минна сама улаживает дела на хуторе, она, Бенита, сидела бы здесь, наверху, словно на наблюдательной вышке, и грызла свиную ляжку.
К тому же исчезла боязнь высоты, и Бенита решила оглядеть окрестности. Этих посторонних набралось в доме столько, что их следовало бы пересчитать как цыплят, прежде чем военный ястреб опустится над Рихвой и сцапает кого-либо из них.
Итак, прежде всего кулливайнуская Меэта со своей семьей. Сколько же все-таки у нее детей? Затем хозяйский сын из-под Раквере со своей «мельничихой», оказавшейся цыганкой. Интересно, нашел ли он девчонку? Бенита нагнулась, чтобы взглянуть в сторону реки – неподалеку от синей ленты воды одиноко поблескивало желтое атласное одеяло. «Может быть, парень утопился с горя? В таком случае желтое одеяло следовало бы отдать пасторской семье», – подумала Бенита. Как ни странно, но недобрые мысли приносили облегчение.
Внезапно Бенита заметила хозяйского сына из-под Раквере. Понурив голову, он бродил далеко от желтого одеяла. «Почему он идет вверх по течению, какой несообразительный парень? Если девчонка утопилась, – с сожалением подумала Бенита, – то тело ее уносит вниз по реке».
Бенита виновато улыбнулась, словно ей надо было просить у кого-то прощения за свои нелепые мысли.
У бани тоже заметно было движение. Девчушка натаскала воды и сейчас шла с вязанкой хвороста. Не иначе как пасторша собирается купать своего младенца. Пастор, заложив руки за спину, бродил вокруг, затем остановился у погреба, куда Каарел только что привез воз картофеля. Отец подобострастно стянул с головы шапку. Пастор что-то говорил и в такт словам кивал головой. Были то слова божественного писания или он журил Каарела за неуплату церковной подати, а может быть, предлагал ему купить оставшиеся портреты Гитлера?
В последние годы пастор широко распространял в округе портреты вождя. Каждый, кому случалось зайти в церковную канцелярию, уходил оттуда с портретом фюрера под мышкой. Более зажиточным хуторянам пастор всучал портреты побольше и подороже, бедные же возвращались домой с более легкой ношей. А сам пастор – судачили злые языки – якобы приобрел совсем крошечный портрет, умещавшийся в нагрудном кармане пиджака.
Кулливайнуский хозяин тоже отвел своих лошадей на выгон, туда, где подле берез паслась с обеда жеребая кобыла хозяйского сына из-под Раквере. Теперь три лошади стояли там мордами друг к другу, словно жалуясь одна другой на пыльные дороги и тяжелые поклажи.
Увесистый свиной окорок давал себя знать, и Бенита решила слезть с крыши. Какая-то непреодолимая сила заставила ее взглянуть туда, где сквозь вербный кустарник зигзагом мелькала белая лента дороги, терявшаяся затем в еловом лесу.
Оттуда приближался целый обоз!
Бените бросился в глаза одинокий человек, шагавший рядом с телегой, из которой высовывались наружу доски. За телегой следовала рессорная коляска, в ней сидели двое мужчин в шляпах. Затем пароконная линейка. Ну и поклажи было на ней, не говоря о женщинах и детях. Через некоторое время Бенита увидела сквозь кусты вербы еще одну повозку – серый, неопределенной формы воз – очевидно, то были мешки, накрытые брезентом.
17
видев, что обоз, миновав липы, заворачивает на Рихву, Бенита сказала стоявшей поблизости кулливайнуской Меэте:
– Гляди, в Рихву валит гость. Будь добра, кликни на подмогу свой полк да прогони скотину домой и накорми ее.
Меэта подошла к Бените и обняла ее за плечи.
– Не беспокойся, все сделаю, – приветливо улыбаясь, пообещала кулливайнуская хозяйка.
Бенита уже бежала к риге. Она распахнула ворота и, чтобы они не захлопнулись, приперла обе половинки камнями.
– Хозяйка, принимай гостей! – крикнул из рессорной коляски мужчина, державший вожжи, и приподнял шляпу.
На какой-то миг Бенита потеряла дар речи.
– Ты нисколько не изменился, Рикс, – произнесла она, медленно идя ему навстречу.
– Неслыханное дело! – покачал головой мужчина, которого назвали Риксом, вылезая из рессорной коляски. – Такого сюрприза я никак не ожидал! Что ты здесь делаешь, Бенита?
– Да вот, стала хозяйкой рихваского хутора, – щуря глаза, ответила Бенита.
– Что хотела, то и получила, – высокомерно бросил мужчина и оценивающим взглядом окинул рихваские постройки. Затем, положив руку на плечо Бениты, стал всматриваться в ее лицо.
От прикосновения Рикса Бенита вздрогнула, однако сразу же приняла равнодушный вид.
– Добро пожаловать, Рикс, на мой хутор, – не скрывая насмешки, произнесла Бенита, стараясь отогнать нахлынувшие воспоминания, от которых к ее щекам невольно прилила краска.
Все, кто ехал в одном обозе с Риксом, с интересом наблюдали за мужчиной и женщиной. Даже лошади скосили глаза на хозяйку рихваского хутора.
– Послушай, Рикс, – чуть наклоняясь вперед и многозначительно глядя на Бениту, произнес второй мужчина, ехавший в рессорной коляске. – Нам, кажется, повезло?
– Мой друг, Парабеллум, – представил мужчину Рикс. – Человек, объездивший полмира.
Парабеллум выскочил из коляски и протянул Бените левую руку.
– Милая публика, – обратился Рикс к попутчикам. – Перед вами госпожа Бенита, моя школьная приятельница, человек с золотым сердцем, которая не откажет нам в помощи и крове.
Бенита натянуто улыбнулась. Чтобы справиться с чувством неловкости, она стала деловитым тоном отдавать распоряжения. Ей было трудно собраться с мыслями, потому что рука Рикса все еще лежала на ее плече, и Бенита чувствовала себя скованно.
– Поставьте телеги в ригу. А лошадей отведите на выгон, вон туда, где две березы.
– Надеюсь, твой муж не дома? – тихо спросил Рикс, сдавливая пальцами плечо Бениты.
Справившись с первым смущением, Бенита выскользнула из объятий Рикса.
– Для кого дома, для кого нет! – смеясь ответила она.
– Мое почтение, – почему-то сказал Парабеллум, который так и не вынул правую руку из кармана. Прихватим с собой к морю хозяйку?
– У меня у самой тридцать лошадей на пойме пасутся, могу и одна доехать, вашей кляче все равно всех не увезти, – шутливо ответила Бенита.
Пока на обочине картофельного поля шло возобновление старого знакомства, остальные беженцы не теряли времени. Причмокивая и понукая усталых лошадей, люди стронули их с места, и возы, один за другим, стали заворачивать в ворота риги. Как и у кулливайнуского семейства, так и у новоприбывших за телегами шли на привязи телки и коровы. В ящиках хрюкали свиньи, а у одной семьи был даже прихвачен с собой пес. Он был привязан коротенькой веревкой к задней оси и, таким образом, из-под телеги виднелся лишь его хвост, закрученный колечком.
Перед тем, как распрягать лошадей, с возов сняли заморенных детишек. Малыши с затекшими от долгого сидения ногами топтались на земляном полу риги. Они снова и снова выходили за ворота, чтобы поглядеть, что делается снаружи, и сразу же возвращались обратно. Очевидно, им надоело находиться под открытым небом и теперь, обретя крышу над головой, они блаженствовали в непривычно просторном помещении.
Последним повел свою лошадь Рикс. Шагая рядом с рессорной коляской, он ввел своего каурого в ригу, повернул оглоблями к воротам, а затем распряг.
– Красивый жеребец, не правда ли? – обращаясь к Бените, сказал Парабеллум.
Бенита кивнула.
– В нынешнее время самое правильное – ехать на одре. Дорогой немцы хотели силой отнять у Рикса его каурого. Рикс откупился сигаретами. Солдаты махнули рукой и оставили нас в покое.
– Не понимаю, как такие люди, как вы, могут спокойно путешествовать? – удивилась Бенита.
Парабеллум усмехнулся.
– Кое-что должно быть и в кармане, и в голове, – произнес он. – В нынешнее время надо беречь своего брата-эстонца. Этак нас совсем разбросает в разные стороны. Кто в русской армии, кто у немцев, кто хворый, кто сам сделал себя хворым – много ли нас останется? Взглянут когда-нибудь на скрижали истории и увидят вместо имен наших мужчин – прочерки. Придется тогда вводить восточные обычаи и создавать гаремы, чтобы поднять численность населения до прежнего уровня.
«Куда они все собрались ехать?»– подумала Бенита, заглядывая в ригу, где сновали люди.
– Эстонию сейчас, пожалуй, накренило к западу, – рассмеялся Парабеллум. – Скоро вода в Виртсу перельется через край.
– Есть ли в этом смысл? – спросила Бенита, а сама подумала о Молларте. – Земля опустеет.
– К сожалению, человек думает в первую очередь о себе, – пробормотал Парабеллум. – Все можно оправдать! Останешься на месте – можешь исчезнуть, опять-таки – прочерк. Уедешь – когда-нибудь вернешься с терновым венцом мученика на голове. Вы не боитесь? Не дрожите от страха? Трескучий сибирский мороз вам не снится?
– На мне нет вины, – ответила Бенита.
– Думаете, на ней есть? – спросил Парабеллум и показал на молодую женщину, нянчившую ребенка у ворот риги.
– Она же едет за мужем.
– Здесь всякие есть. Те, кто бегут от выстрелов – самый примитивный сорт, – согласился Парабеллум.
– У меня, очевидно, плохо развито воображение, – после минутного молчания заметила Бенита. – Я всю войну прожила здесь, в Рихве, и, слава богу, осталась в стороне от всего. Я не прошла школы страха.
– Я ведь не зря предложил вам место в рессорной коляске, – усмехнулся Парабеллум. – Послушайтесь старших.
– Глядите, у одного беженца с собой строительный материал. – Бенита показала рукой на мрачного пожилого мужчину, на возу которого заметила доски. – Очевидно, собирается ставить хибару на другом берегу. И поросенка прихватил, если не сдохнет в пути от морской болезни, то и хозяйства налаживать не надо, все есть, – усмехнулась Бенита.
– Этот человек везет дубовые доски, – сказал Парабеллум, становясь серьезным. – Два его сына-легионера убиты. Жена отправилась весной в город и не вернулась – погибла во время бомбежки. У него был куплен участок для семейного склепа. Жена и дети погибли, класть под плиту с золотой надписью стало некого. Говорят, он поклялся до самой смерти возить за собой доски на собственный гроб. Всегда найдется кто-нибудь, кто сколотит из них ящик и отвезет гроб туда, где человек присмотрел для себя местечко.
– Иной считает, не все ли равно, где помирать – дома в постели или в придорожной канаве. Еще меньше его беспокоит, где он будет похоронен, – сказала Бенита.
Парабеллум поморщился, словно его мучила зубная боль.
У Бениты по спине забегали мурашки. Разговор принял чересчур мрачный характер, и это было совершенно неуместно, потому что тут же, поблизости, суетились краснощекие женщины и с визгом шныряли ребятишки. Кулливайнуская Меэта стояла посреди двора, как олицетворение радости, и процеживала молоко. Из подойника, описывая дугу, текла белая пенистая струйка.
– Откуда вы знаете Рикса? – спросила Бенита Парабеллума.
– По университету.
– В Рихве никогда не собиралось такое пестрое общество, – с грустью усмехнулась Бенита. Ей вдруг стало невероятно жаль, что среди них нет Молларта.
Рикс возвращался с выгона и уже издали махал Бените и Парабеллуму.
– Друзья! – крикнул он. – Мы должны отпраздновать эту прекрасную встречу! Скажи, Бенита, где находится ближайшая лавка, хорошо бы купить сивухи. У меня карманы набиты деньгами, только не знаю, какие купюры сейчас в ходу? Карман жилета лопается от фунтов, карманы брюк набиты русскими червонцами, эстонские кроны позвякивают за пазухой, а немецкие марки я запихал в рессорную подушку, чтоб мягче было ехать. Ну, так показывай дорогу, Бенита!
– Моя мамона надежнее, – рассмеялась Бенита. – Бочка с мясом в амбаре. К счастью, свиной хвост еще не виден.
– А я и не думал, что твоя кладовая пуста. – Рикс снова положил руку на плечо Бениты. – С мешком хлеба не пропадешь, а с мешком денег – непременно.
– Сообщил бы заранее, я бы пиво поставила. Для чего хранить зерно? Вот твой друг старался убедить меня, что скоро в Эстонии не останется ни одного живого эстонца. Что работу, которую не успел закончить Адольф, завершит Иосиф.
– Да здравствует веселое настроение до самого последнего вздоха! – зарокотал Рикс.
– Дубовые гробы нам не нужны, – пробормотала про себя Бенита.
У ворот сарая собрались любопытные.
Предаваться мрачным мыслям или веселиться – и то и другое казалось сейчас Бените неуместным. Сжав губы, она стала разглядывать беженцев. Хотя мужчина, который вез доски для гроба, понуро стоял чуть позади остальных, он больше всех привлекал ее внимание. Глаза и брови на его скуластом лице были поставлены очень близко, от широких ноздрей к уголкам рта тянулись глубокие морщины, казалось, будто все в его лице сосредоточилось посередине, выбритые же и как бы проваленные виски и щеки создавали впечатление светлой рамки вокруг более темной средней части лица.
Затем взгляд Бениты остановился на веснушчатой женщине неопределенного возраста. На вид ей могло быть лет двадцать пять, да и малыши, вертящиеся у ее ног, свидетельствовали о молодости матери. Но тяжелый зад и обвислая грудь изрядно старили ее.
Недалеко от толстозадой женщины потягивался и зевал плечистый мужчина.
– Яанус, – обратилась она к мужчине, – ты напоил лошадь и корову?
– Все будет сделано своевременно или несколько позже, – ответил Яанус, когда его рот встал на свое место.
– Яанус, – гнусавым голосом повторила женщина, – скотина после долгого пути хочет пить.
– Армильда, я в который раз говорю тебе, оставь меня в покое, – гаркнул мужчина.
Какая-то пара прислонилась к воротам риги. Оба были на одно лицо – бесцветные, одетые во что-то серое, среднего роста и возраста.
– Вот эта пара там, – перехватил Парабеллум взгляд Бениты, – лучше всех подготовлена к различным превратностям судьбы. Они везут соль и железо, – прошептал он. – Полагаю, что сколько-то металла каждый из них имеет при себе. Разумеется, не железа, – подмигнул Бените Парабеллум. – Недаром от тяжести их к земле клонит.
Унылая пара пристально смотрела на хозяйку Рихвы и, чтобы избавиться от этих несносных взглядов, Бенита сказала:
– В кухне каждый из вас может приготовить себе поесть.
Собственно говоря, и ей пора уже было собирать узелок с провизией, чтобы нести его Йоссю. Выпитый за обедом самогон давным-давно успел испариться за то время, что Йоссь дрыхнул в своем сарае. А когда Йоссь просыпается, у него от голода подводит живот – так по крайней мере он сам утверждает.
Бенита сделала шаг назад, пятка ее глубоко ушла в землю. Ей почему-то подумалось, что и Йоссь – одно из рихваских животных, которое только и ждет, чтобы его напоили и накормили.
– Как рассветет – тронемся в путь, – закуривая сигарету от зажигалки Парабеллума, внезапно произнес Рикс.
– Или даже еще раньше, – согласился Парабеллум.
– Не жаль? – спросила Бенита и снова подумала о Молларте.
– Идите за молоком! – звонким голосом крикнула со двора кулливайнуская Меэта.
Толстозадая Армильда, появившаяся с подойником в руке в воротах риги, смущенно улыбнулась Бените и, словно извиняясь, сказала:
– У нас с собой корова. Когда уходили из дому, я сразу знала, какую из них брать. Это моя любимица, ее легко доить. Уж прямо не знаю, как оставлю ее на берегу, ужас, до чего жаль.
– А может, она поплывет за лодкой, – сказал Рикс.
Армильда сердито фыркнула.
– Послушай, Парабеллум, – обратился Рикс к приятелю. – Пойдем-ка поспим на сеновале, а то ведь с самого утра в пути, – добавил он, как бы извиняясь перед Бенитой.
Бенита пожала плечами.
– Потом потолкуем, – многозначительно сказал Рикс Бените и еще раз сжал ей плечо.
– Оставь, Рикс, – тихо сказала Бенита. – Это было так давно.
18
еред амбаром в измятом платье, небрежно расставив колени, сидела понурившись сылмеская Элла. Бенита подошла к ней и потрясла за плечо, думая, что Элла задремала.
– Пойдем, – шепотом сказала Элла Бените.
– Куда? – спросила хозяйка Рихвы у сылмеской хозяйской дочки.
– Пошли быстрее! – кривя рот, взвизгнула Элла, и Бенита заметила, что под глазами у нее набухли мешки.
Поскольку в этот момент к колодцу, улыбаясь, летела пасторша, Бенита не стала больше допытываться и последовала за Эллой.
Элла быстро шагала впереди в сторону выгона. Она перелезла через ограду, даже не приподняв проволоки. Колючка, за которую зацепился подол ее платья, немного порвала ткань.
– Скажи мне, Бенита, – потребовала Элла, когда они шли лугом к реке. – Скажи, чем я плоха?
– С чего ты взяла!
– Почему они пренебрегают мной?
– Кто они?
– Мужчины.
– Не знаю, – рассмеялась Бенита.
– Почему они не хотят меня? Ну, скажи же!
– Ты чересчур липнешь к ним, вероятно, поэтому.
– Ах, – Элла вяло махнула рукой. Странно, но она не рассердилась.
– Что случилось? – спросила Бенита, когда, спустившись к реке, Элла начала балансировать по камням.
– Ты глупая, – сказала Элла, не отвечая на вопрос Бениты. – Ты думаешь, будто у мужчин есть душа и мозги. Нет. Даже у рихваского барана Купидона больше ума, чем у этих в сарае.
– Было больше, – пробормотала Бенита.
Элла вздохнула.
– Ты снова носила мужчинам самогон и напоила их допьяна? – спросила Бенита, когда они подходили к жилищу «лесных братьев».
– Да, я отнесла им самогон, – строптиво ответила Элла и вдруг начала всхлипывать.
– Что, не получилось с Йоссем? – с презрением спросила Бенита.
Элла продолжала всхлипывать.
– Знаешь что, Элла? Забирай Йосся, дарю его тебе, – выпалила Бенита, чтоб прекратить хныканье своей спутницы. – Идем, я дам Йоссю официальное разрешение. Подите вы все к чертям! Да снизойдет на вас блаженство, дьяволы! Я сыта вами по горло.
– Нет, все гораздо хуже, – икнула Элла.
– Видишь ли, я не могу вместо тебя заарканить мужчин и притащить их к тебе в постель.
– Поглядим, какую песенку ты запоешь, когда увидишь, – пробормотала Элла, справившись со слезами. – Поглядим, – повторила она злорадно.
Дальше женщины шли в полном молчании.
Бените вдруг показалось, что у нее исчезли все мысли и чувства, словно чье-то тело, наполненное пустотой, шагало за Эллой к сараю и шаг его был размеренным и ровным. Зачем она вообще согласилась пойти с Эллой?
«О какой неожиданности говорила Элла? Все равно, все равно», – повторяла про себя Бенита. Эти слова метались в пустоте ее черепной коробки и через короткие промежутки времени отдавались болью в висках.
Перед сараем не было ни души. Темное его отверстие пустовало. Стояло полное безмолвие.
Элла пропустила Бениту вперед и подтолкнула ее в спину. Бенита тряхнула плечом, чтобы сбросить с себя руку Эллы. Та и впрямь чуть отстала и, обернувшись, Бенита увидела, что Элла плетется сзади, припадая на обе ноги, точно у нее болели коленные суставы.
Пригнув голову, Бенита вошла в сарай и остановилась. Привыкнув к темноте и сообразив, что здесь происходит, Бенита повернулась и через плечо сплюнула в траву. У ближней ели, прислонившись к ней, стояла сылмеская Элла и прерывисто смеялась, словно ее бил озноб или кто-то щекотал ее.
– Ну, что будешь делать теперь? – сквозь смех спросила Элла.
– Послушай, ты куришь? – обратилась Бенита к Элле.
– Нет, – смущенно ответила она.
– Я хотела попросить у тебя спички, – пояснила Бенита.
– Зачем? – подозрительно спросила Элла.
– Подожгла бы все это заведение, – с ледяным спокойствием ответила Бенита.
То ли Эльмар опьянел меньше других, то ли по какой другой причине, но во всяком случае до его помутненного сознания дошла угроза Бениты, и он встал. Держась за столбик от нар, он правой свободной рукой схватил Бениту за грудь и тут же швырнул ее на пол. Хотя на полу лежало сено, Бенита, падая, больно ушибла локоть. Однако ей все же удалось ударить Эльмара кулаком в лицо и вылезти из-под грохнувшегося на нее, подобно мешку, мужчины. Встав, Бенита пнула Эльмара ногой, но, видимо, удар был слабым, потому что Эльмар лишь захихикал и, продолжая лежать, попытался вялой рукой схватить Бениту за ногу.
Остальные «лесные братья» тоже лежали, распластавшись на полу. Йоссь, царь природы, валялся чуть позади и его рука покоилась на голой груди цыганки.
Запах сивухи, витающий в сарае, вызвал у Бениты тошноту.
Йоссь с трудом открыл глаза и посмотрел на жену. Появление Бениты не встревожило его, он даже не удосужился убрать руку с груди девчонки.
– Вот, побаловались здесь малость, – заплетающимся языком произнес Йоссь. – Пристала тут к нам одна баба. Настоящая баба, зря не рассуждает. А вот ты рассуждаешь, и Элла рассуждает. Приходит баба Кустаса и тоже рассуждает. Почему люди должны рассуждать? – пробормотал Йоссь и наконец убрал свою руку, которая казалась приклеенной к смуглой груди цыганки.
Эльмар снова поднялся. Он, пошатываясь, подошел к Йоссю и цыганке, поднял палец, погрозил им в сторону Бениты и хрипло рассмеялся. После того как веселое настроение немного улеглось, он сказал:
– Йоссь нам рассказывал, все мы знаем, какая ты была добрая девчонка. Эта чернявая – тоже добрая девчонка, здорово хлестала самогон. Видно, сильная жажда напала. Человеку надо давать пить, если у него жажда. Йоссь правильно сказал: чернявая девчонка лучше всех вас, она зря не рассуждает. Она вообще не рассуждает. Все время молчит. С тех пор, как толстый белый парень испарился и мы сцапали девчонку, она вообще не говорила. Видно, хотела отделаться от толстого парня.
Кустас, который лежал в стороне с расстегнутой ширинкой, громко храпел, раскрыв рот. Из самого темного угла поднялся заморыш Карла и с закрытыми глазами, покачиваясь, пошел прямо на Бениту. Оттолкнув ее с дороги, он сделал еще несколько шагов, а затем спокойно остановился у стойки нар. Помочившись, заморыш Карла зевнул, причмокнул и полез спать на те самые нары, возле которых он только что сходил по малой нужде.
– Господи! – появляясь в дверях, взвизгнула Элла, когда Карла грохнулся на нары.
Молчание Бениты окрылило Эльмара, и он поспешил поделиться с хозяйкой Рихвы своими приятными впечатлениями.
– Поволокли девчонку сюда. Когда были уже у самого сарая, поняли: зря заткнули ей рот платком. Она и не собиралась рассуждать. Она была полностью согласна с нами. Девчонка, очевидно, тоже устала от тех, кто рассуждает. Карла налил полный штоф самогона и отправил его вкруговую. Совсем как у древних эстов. Никто не гнушается пригубить после другого. Все мы братья. Ну и пошло – круг, еще круг, и никто не рассуждает. В конце концов штоф пошел писать круги с такой быстротой, что только успевай протягивать руку и отхлебывать положенный тебе глоток. Я столько раз поднимал этот проклятый штоф, что у меня аж плечо заболело. Вся спина взмокла. Девчонка артачилась. Женщины всегда ломаются поначалу. Я подержал штоф у ее рта, а Йоссь приподнял его за донышко и вылил девчонке в горло. Этак лучше всего, как тут будешь спорить, ежели живительная влага сама тебе в горло течет.
