Текст книги "Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка (Романы)"
Автор книги: Эмэ Бээкман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 47 страниц)
Ээбен включил радио. В передаче для домохозяек как раз обсуждался вопрос – какой формы льдом пользоваться при сервировке коктейлей: в виде шариков, кусочков, палочек или же звездочек.
Керту ничком лежала на диване. Она подняла навстречу входящему в комнату Оскару заплаканное лицо.
Благодарение небу, на вид девочка казалась здоровой, Агне была на работе, дом не горел.
– Я не могу из-за каждой твоей истерики убегать с работы, – устало сказал Оскар.
– Тармо уходит, – прошептала Керту.
– Все мы куда-то уходим, все мы откуда-то приходим, – веско ответил Оскар.
– Его забирают в армию. Сегодня уезжает поездом, – объявила Керту и снова заревела.
– Позвонила бы матери, поплакала бы у нее на груди, – заметил Оскар и почувствовал предельную усталость.
– Ты должен что-то предпринять, – жалобно протянула Керту.
– Разбирайся сама со своими парнями, – бросил Оскар. Он пожалел, что отпустил Ээбена.
– Какой ты глупый, – вздохнула Керту, перевернулась на спину и скрестила руки под затылком. – Ведь во всем виноват ты. А теперь умываешь руки.
– Разумеется. В наше время детей тащат на аркане в институты, в наше время папочки должны за парней свататься к девчонкам. А нам было стыдно, если мать водила нас за ручку в первый класс.
– Ты говоришь, как настоящий склеротик.
– А ты так несамостоятельна, что должна просить помощи у склеротика, – укоризненно произнес Оскар. Невольно он подумал – все ли у него в порядке с головой. Раньше он легко мог обратить в шутку любой серьезный или недоброжелательный разговор.
– Когда я, во имя душевного спокойствия матери, начала встречаться с этим Тийвелем, Тармо стал в свою очередь следить за нами. Тогда мне это было смешно. А потом он взял да и бросил школу. Я, конечно, не уверена – только ли из-за этой истории он выкинул такой номер. Во всяком случае, он ушел. Я получила от него два дерзких письма. Разозлилась. Разумеется, я не стала объяснять ему, что вынуждена была ходить с этим Тийвелем по твоей милости. Напротив, мне даже казалось, что легкие муки ревности пойдут ему на пользу.
Оскар рассмеялся.
– Как рано женщины становятся расчетливыми и злыми!
– С такими, как вы, иначе нельзя, – серьезно ответила Керту.
– До чего же ты опытна в житейских делах, – насмешливо произнес Оскар.
– Ты слишком долго злоупотреблял терпением матери. Думаешь, мне было приятно видеть, как люди шушукаются о моем отце.
– По-твоему, я должен жить, как заключенный?
– Уходил бы тогда! – в сердцах бросила Керту, и глаза ее снова наполнились слезами.
– Тебе просто говорить, – примирительно пробормотал Оскар.
– Ладно, – сказала Керту, вскакивая и вытирая глаза. – Сейчас пойдешь со мной и все расскажешь Тармо. – Лицо Керту пошло красными пятнами, она с воинственным видом сунула руки в карманы. – Я люблю его. Ты вообще можешь представить себе, что такое любовь?
Оскар весь сжался на стуле. Ему казалось, что Керту сейчас, как тигрица, кинется на него.
– Ты несколько легкомысленно бросаешься большими словами.
– Зато у меня серьезный и рассудительный отец, – зло рассмеялась Керту и резким движением откинула с лица волосы.
– Разбирайся с ним сама. Свали все на меня, – полупросительным тоном предложил Оскар.
– Я не могу. Ты должен пойти. Он не будет со мной разговаривать. И потом, неужели ты думаешь, что так просто просить прощение? Особенно когда ты не виноват.
Оскар пошел вместе с Керту. Дочь бежала впереди, отец едва поспевал за ней.
У места сбора, перед закрытыми воротами, толпился народ. Девчонки, модно подстриженные под мальчика, с торчащими на шее галстуками бабочкой, яростно протискивались вперед. У всех у них в носу были расширители. Оскар украдкой взглянул на раскрасневшуюся от волнения Керту и возблагодарил судьбу за то, что его дочь относится к моде более сдержанно. Если Оскар еще был способен оглядываться и различать в толпе отдельные лица и фигуры, то Керту не видела ничего. Она упорно пробивала себе дорогу к закрытым воротам, над которыми висело выцветшее полотнище со словами: добро пожаловать!
Убедившись, что дальше ей не пройти, Керту начала протискиваться назад. Оскар, который оставался на месте, видел, как голова дочери то появлялась, то снова исчезала в толпе. В следующий момент задыхающаяся Керту оказалась рядом с ним. Она потащила его за угол, они миновали какой-то дом и очутились перед длинным и высоким забором. Местами покосившийся, он, казалось, вот-вот упадет. Внезапно невидимая рука швырнула на улицу бутылку, она со звоном упала на асфальт и разбилась. Керту плотно прижалась к забору и попыталась заглянуть в щель. Кроме Керту, здесь были и другие девчонки, – кто в одиночку, кто с подругой. Хихикая, то вдруг становясь серьезными, они пытались установить контакт с теми, кто находился по ту сторону ограды. Один лихой парень влез на дерево и оттуда беседовал со своей подружкой. Мать какого-то призывника, оттеснив девиц, стала просить этого парня передать ее сыну бутылку. Женщина протянула руки вверх, парень нагнулся и в конце концов ему удалось схватить бутылку. Но то ли ладонь была скользкой, то ли по иной причине, бутылка выпала у него из рук и разбилась о край забора, обрызгав красным вином девчонку и женщину.
Оскар продвинулся поближе к ограде. Между теснившимися здесь девчонками как раз появилось свободное местечко. Оскар боялся, что и на него что-нибудь свалится. Керту не замечала отца. Она не переставая следила за тем, что делается во дворе. Интересно, думал Оскар, каким чудом удастся мне вытащить отсюда этого Тармо.
Неизвестный парень с плаксивым лицом шагал по тротуару. Девчонки, как по приказу, оторвались от ограды и окружили его. Оказывается, он перелезал где-то через забор и угодил в яму с золой. Сейчас он отряхивался и, подобно измученному жаждой страннику в пустыне, просил пить.
Керту первой отошла от этого перепачканного золой чучела. В уголках ее губ промелькнула надменная усмешка. Она вновь прижалась к щели – неужели она, действительно, предполагала, что Тармо безошибочно найдет место, где стояла Керту, которую он, собственно, и не мог видеть.
Возможно, Керту надеялась на силу телепатии.
Вскоре она и в самом деле убедилась, что стоять так бессмысленно. Схватив Оскара за руку, она потащила его назад, к воротам. За этот промежуток времени сюда понаехало много машин. Стало тесно, и рейсовый автобус с трудом лавировал между людьми. Большинство провожающих по-прежнему толпилось около ворот, но и поодаль стояли группы и что-то обсуждали.
– Видишь? – Керту дернула Оскара за рукав.
Оскар не знал, на что или на кого ему надо смотреть.
Естественно, он искал взглядом Тармо, хотя парень находился за забором, никакого сомнения в этом не было. Керту еще раз дернула Оскара, прежде чем он понял, на ком ему следует остановить внимание. Под тополем стояла самая обычная девочка, коротко остриженная, с накрашенными губами и галстуком бабочкой под подбородком, в клетчатых, доходящих до половины бедра, сапогах, точь-в-точь таких, какие Агне достала для Керту. В носу у нее тоже были расширители, как и у ее сверстниц.
Оскару опять вспомнилась составительница букваря из Андорры. Теперь, задним числом это было теплое и приятное воспоминание.
– Посмотри, – прошептала Керту и расплакалась.
– Ужасно, – на всякий случай сказал Оскар, хотя та девочка под тополем показалась ему самой обыкновенной. Но лучше, решил Оскар, подыграть дочери и отозваться нелестно о незнакомой девчонке, а то черт их разберет. Появление на горизонте этой девицы странным образом вывело Керту из равновесия.
– Уйдем отсюда, отец, – сквозь всхлипывания сказала Керту.
– Пошли, – с облегчением произнес он. Быстрым шагом они стали удаляться от толпы, изрядно утомившей Оскара.
Всю дорогу Керту плакала. Оскар ей не мешал. Он крепко держал дочь под руку, сквозь слезы она едва ли различала дорогу.
Постепенно настроение Керту начало передаваться и Оскару. Всплыли в памяти всякие неприятности – крупные и мелкие. Мрачные мысли все сильнее овладевали им. Эти мысли снова и снова приводили его к тупику, в который зашли его отношения с Ирис.
У ворот дома Оскару вспомнился один очень давний эпизод. Когда-то они с Агне ездили к морю. Гуляя однажды в субтропическом парке, они увидели, как какой-то человек бил по клюву пеликана, приблизившегося к краю вольера для птиц.
Сейчас Оскару было ничуть не легче, чем в тот раз, когда он увидел, как человек бьет пеликана по клюву.
26
озможно, Агне слышала, как Оскар копошился, и только притворялась, что спит. Как это мило с ее стороны, подумал Оскар, что порой она подчиняет свой взбалмошный характер верной интуиции и ведет себя сносно.
Перед тем, как уйти из дома, Оскар на цыпочках прокрался в столовую. Как он и предполагал, на столе стояли цветы и какие-то пакетики. Агне имела обыкновение уже с вечера готовить подарки новорожденному. Точно так же она делала и для Керту.
Сегодня Оскару не хотелось бы выслушивать поздравления и вместе с Агне и Керту торжественно пить утренний кофе. Он не испытывал к этому ни малейшего желания. Он просто не смог бы с улыбкой смотреть на жену и дочь и выражать свою переливающуюся через край благодарность.
Утро было чудесное. Свежее, солнечное, улицы еще пустынны. Какие-то птички Щебетали, и где-то вдали, точно скворец, свистел паровоз.
Оскар, боявшийся, как бы Агне не проснулась, вдруг успокоился. Он с удовольствием огляделся и глубоко вздохнул. Помимо его воли, настроение улучшилось. Он чувствовал себя моментами почти так же хорошо, как когда бывал с Ирис. Может быть, жизненный тонус повышало сознание, что он находился на пути к Ирис. Он намерен был подождать ее у ресторана «Форум». Немыслимо дольше терпеть разлуку, и без того слишком много дней прошло впустую. В последнее время Оскару казалось, что он отупел, и это вселяло в него тревогу – в таком виде нельзя было предстать перед Ирис. Поэтому его рука не поднималась, чтобы набрать номер ее телефона. Случай тоже ни разу не свел их.
Оскар собирался на несколько дней съездить в соседний город. Он хотел уговорить Ирис поехать с ним. В конце концов могут же они урвать у этого бешено мчащегося времени хоть несколько дней и ночей для себя. Будь потом что будет. Оскару нужно было заручиться согласием Ирис, чтобы взять билеты на ночной поезд.
Полный надежд и ожиданий, Оскар летел, как на крыльях. Дверь за ним, когда он уходил, захлопнулась, в квартире стало тихо. Пусть спят. На самом деле или притворяясь – не все ли ему равно. Человек живет один раз, так пусть он будет как можно независимее от своего окружения.
Оскар шел размашистым упругим шагом. Он наслаждался своей бодростью и уверенностью. Последний срок по-настоящему сблизиться с Ирис. После этого она уже не уйдет от него. Катись тогда к черту эта выделенная УУМ'ом квартира вместе с пылесосом-собакой. В жизни все-таки гораздо важнее что-то иное. И это иное надо беречь. Оно важнее, чем собственное железное здоровье.
К чертям! Нельзя допустить, чтобы досада придавила тебя и превратила в моллюска.
Не так давно, в конце марта, Оскар, возвращаясь домой, решил сделать круг через парк. Снег почти сошел, на земле похрустывали лишь белые кристаллы. Как фирн в горах. На лесной полянке он увидел парней, играющих в футбол. Они стремительно носились взад-вперед, в пылу игры падали так, что снежные зерна сверкающим фонтаном рассыпались в воздухе. Парни вскакивали и снова неслись за мячом. Оскар тогда долго наблюдал за ними и завидовал, что они получают от игры столько удовольствия.
Сегодня утром и он бы погонял мяч вместе с ними.
Спортивный азарт так захватил в тот раз Оскара, что потом он бывал на стадионе, где проходили соревнования по легкой атлетике. Легкость и элегантность прыжков и бега когда-то очень привлекали его, теперь старое увлечение вновь вспыхнуло в нем. Правда, ненадолго. Странное дело, но на стадионе не было ни одного болельщика, трибуны стояли пустые. Даже более того, некоторые скамейки пришли в негодность и обвалились вместе с истлевшим полом. Оскар попробовал сесть, но не нашел места, где бы угрожающий треск не вынуждал его тут же вскочить. Как ни старался Оскар сосредоточить свое внимание на том, что происходит на поле, он не мог отделаться от неприятного чувства. Спортсмены удивленно косились в его сторону, кое-кто улыбался и махал руками, подзывая его к себе. Как будто он, зритель, был выступающим, потому что те, кто на самом деле выступал, смотрели на него.
Ирис однажды сказала, что для ресторана «Форум» заказали железные двери, так как обычные не выдерживали и дня. После того, как он побывал на стадионе, слова Ирис обрели новое значение; действительность еще раз подтверждала, что время стремительно движется вперед. Прежняя азартная толпа на трибунах нашла для себя более интересное поле деятельности.
Уже четверть часа Оскар ходил по улице у ресторана «Форум» и носком туфли подкидывал в воздух камушек. Люди толпились у дверей ресторана, как у заводской проходной. Ирис как-то сказала, что в «Форуме» более пятисот работников. Она, якобы, знала только небольшую часть персонала. Ну и отлично, подумал Оскар, по крайней мере, никто не заподозрит, что он ждет именно Ирис.
А вот и она. Единственная. Неповторимая. Дьявольщина, и она всерьез восприняла предостережение, напечатанное в газетах, и она, как многие другие, стала в последнее время носить на лице прозрачную защитную маску из пластика, закрывающую лицо от скул до шеи. В газетах писали, что с наступлением весны с угрожающей быстротой стал распространяться вирус AZ2, который на долгое время поражает голосовые связки. Лекарств против этой эпидемии не было – рекомендовали защитные маски и лесной воздух.
Оскар пошел навстречу Ирис. Глаза ее казались необыкновенно теплыми и мягко блестели после сна.
– Видишь, – как бы оправдываясь, сказала Ирис из-под своей светло-зеленой маски. – Нас обязали их носить. Каждый день у дверей стоит контроль. Иной раз слежка начинается прямо с автобусной остановки.
Голос Ирис звучал глухо. Оскару приходилось напрягать слух.
– Уедем из этого города, где нас преследует и А, и Z, и 2,– сказал Оскар, держа Ирис за руку.
– Куда?
– Я возьму билеты на ночной поезд.
– Нарву букет незабудок и помчимся в темноту, – засмеялась Ирис, зубы ее за маской казались зелеными.
– Ты поедешь? – Оскар ждал подтверждения.
– Едва ли, – ответила Ирис и посмотрела Оскару прямо в глаза.
– На несколько дней тебя, может, и отпустят с работы. Инспектор здоровья наверняка найдет на твоей перфокарте что-нибудь такое, что позволит ему выписать бюллетень, – торопливо сказал Оскар, порываясь найти более простой выход в борьбе с мелкими бытовыми препятствиями.
– Нет, – улыбнулась Ирис, чувствуя неловкость, – ей было неприятно, что они разговаривают обиняком.
– Что тебе мешает? – громким шепотом спросил Оскар и весь напрягся.
Ирис взяла Оскара за руку и отвела его в сторону. Она остановилась у железной решетки, защищавшей ствол векового дерева.
– Я не знаю, с чего начать, чтобы все объяснить тебе, – пробормотала Ирис. – Возможно, я не справедлива, но мне кажется, что мы живем в разных плоскостях. Я боюсь, что ты меня не понимаешь.
Это звучало оскорбительно. Оскар хотел было сыронизировать по поводу плохой деятельности своего мозга, однако промолчал.
– Кто знает, может быть, дело во мне. Вдруг моя психика сошла с нормального пути. Я ничего не могу с собой поделать, но меня преследуют какие-то навязчивые представления, которые удерживают меня от подобных шагов. Хотя в тебе и в твоем предложении есть что-то заманчивое.
– Что-то заманчивое, – убитым голосом повторил Оскар. Он хотел крикнуть: я люблю тебя, и в подтверждение своих слов встряхнуть Ирис, чтобы она пробудилась и поняла наконец то большое и неповторимое, чем были наполнены слова Оскара.
Страх показаться смешным удержал его от внезапного порыва.
– Видишь ли, – колеблясь, продолжала Ирис, – изо дня в день я наблюдаю в «Форуме» за одной и той же непонятной картиной. Многочисленный homo sapiens сидит в зале, ест, пьет и смотрит, как другой представитель той же разновидности под музыку раздевается на сцене. Бывают и другие вариации. Однажды вечером двое девиц в зале зверски подрались из-за какого-то парня. Они вынули из сумочек кастеты и колотили друг друга до тех пор, пока их не разняли.
– Крайности, – вставил Оскар.
– Я так не считаю. Скорее условные рефлексы времени. Чувствую себя чужеродным телом в этом сумасшествии. Все во мне восстает!
– Зачем вообще обращать внимание на то, что творится вокруг?
– К сожалению, мы не затворники, – пожала плечами Ирис. – День за днем эта реальность, считающаяся нормальной и незыблемой, впитывается и в нас. Мы начинаем думать, что именно так оно и должно быть. Когда-нибудь дойдем до того, что стыдясь своей старомодности, поспешим утратить индивидуальность. Надо быть начеку, чтоб не попасть в общий поток. Это не легко, так как приятнее скользить по широкой и гладкой дороге стандартных отношений. Серьезные проблемы времени вращаются где-то на самых отдаленных орбитах, и мозговые клеточки нуждаются в усилителях, чтобы понять эти проблемы и проникнуть в их суть. Уж лучше будем тогда лелеять свое серое вещество на пуховых перинах чувственности и восхищаться при этом безупречной работой своего пищеварения.
Оскар открыл было рот, но не проронил ни звука.
Ирис засмеялась. Она подняла маску на лоб, теперь ее глаза стали таинственно зелеными, но губы обрели естественную окраску, и слова уже не звучали глухо.
– Хочешь сказать, что я нахожусь между двух огней. До проблем не доросла, а от удовольствий жизни отказываюсь с пуританской ограниченностью, – насмешливо произнесла Ирис.
– Нет, я хотел сказать, что протест путем умерщвления собственных чувств так же бессмысленен, как и крик в вакууме.
– Пусть будет так. Знаешь, я ясно представляю себе, как мы проведем ночь в гостинице соседнего города. Выберем какой-нибудь подходящий образец из фильма или мысленно перелистаем прочитанную книгу и отыщем там подходящий вариант. Затем постараемся быть чуть-чуть более безумными, чтобы индивидуализировать увиденное и прочитанное. Результат зависит от нашего актерского дарования. Но такого рода сцены столь прочно закодированы в нашем мозгу многочисленными примерами, что едва ли мы сможем превзойти их.
Ирис на мгновение умолкла.
– Последует небольшое разочарование. Никому не хочется признавать свою бездарность. Затем начинают искать новую возможность в надежде обрести себя в обществе другого партнера, чтобы еще раз проиграть на шарманке старую мелодию.
– То, что ты говоришь, ужасно.
Ирис пожала плечами. Она осторожно оперлась рукой в красной перчатке о решетку, опоясывающую старое дерево, стараясь, чтобы незащищенное место ладони не коснулось холодного металла.
Оскар хотел спросить у Ирис, зачем она напрасно обольщала его, но, побоявшись снова сказать не то, промолчал. Мгновением позже лицо его вспыхнуло – он понял, насколько банально и смехотворно прозвучал бы его вопрос. Как будто он относился к неповторимым минутам, проведенным с Ирис, как к потерянному времени. Именно так, как сказала Ирис: homo sapiens хочет сидеть, есть, пить и смотреть, как другой представитель той же разновидности раздевается. Кулисы его не интересуют. У него нет ни желания, ни времени проникнуть за них.
– Постараемся все-таки забыть эти условные рефлексы времени, – сказал Оскар, измученный словами Ирис и своими мыслями.
Невозможно было представить, что через мгновение Ирис уйдет, железная дверь «Форума» распахнется и поглотит ее.
– Я верю, – мягко сказала Ирис, – я почти верю, что твое отношение ко мне в какой-то степени необычно для нашего времени. К сожалению, из всего этого ничего не выйдет. Мы заранее отравлены тем, что мы знаем.
Время Ирис вышло. Нервно посмотрев на часы, она потащила Оскара к железной двери «Форума».
– У нас установили для опаздывающих зловонную западню. Потом целый день жутко пахнешь. Все боятся как огня этого ящика с пульверизатором, который висит на стене. Стоит только опоздать, как эта штуковина начинает брызгать в тебя зловонной жидкостью. А обойти этот ящик никак нельзя.
Когда они подошли к входу, железная дверь с глазками раздвинулась. У Ирис уже не было времени сказать Оскару еще что-то. Она махнула ему рукой и поспешно рванула вниз забытую на лбу зеленую пластиковую маску. Оскар инстинктивно хотел последовать за ней, но половинки железной двери с легким шорохом сомкнулись перед самым его носом. Оскар попытался заглянуть в один из глазков, но ничего не увидел. Вероятно, в них были вставлены толстые оптические стекла.
27
скар едва держался на ногах, когда через несколько часов добрался до своего кабинета в УУМ'е.
Рассеянно копаясь в груде писем, он стал по цвету сортировать конверты, идущие под гильотину. Жалобы и заявления были неинтересными. Из пачки синих конвертов он попробовал построить карточный домик. Чтобы его сооружение не рухнуло, он подбирал конверты по размерам, и вскоре три этажа были готовы. Оскар дунул на карточный домик, но тот устоял против ветра. Когда Оскар принялся размахивать газетой, имитируя бурю, зазвонил телефон: Ирис?
Оскар потянулся к трубке, и конверты рассыпались по столу и полу.
– Оскар, образумься, – умоляюще произнесла Агне, ее голос звучал как из-под земли.
– Ты что, уже в преисподней? – с издевкой спросил Оскар. Собственные слова показались ему чрезвычайно остроумными.
Агне не рассмеялась.
– Вечером придут гости, – сказала она робко.
– Хорошо, – нехотя промямлил Оскар и повесил трубку.
Ему стало жаль Агне, которая старалась, чтобы их совместная жизнь хоть внешне оставляла хорошее впечатление. А может быть, Агне все еще любит его? Оскар должен был признаться себе, что такая мысль давно не приходила ему в голову. «Оскар, образумься», – повторил он про себя слова Агне.
Когда он полез в карман за сигаретой, рука его коснулась какой-то измятой бумажки. Ах да, это же письмо неизвестной женщины, жалующейся на свое одиночество, которую родители наградили таким странным именем. Оскар разгладил письмо, занес адрес Лирики в записную книжку и положил послание, как и следовало, в красный ящик. По всей вероятности, Тийна Арникас будет ворчать, когда обнаружит старое письмо в пачке свежих. Пусть! – Оскар махнул рукой. Ему было лень идти в архив, чтобы потихоньку положить письмо на нужную полку.
Оскара стал одолевать сон. Он встал из-за стола и пересел в кресло. Через мгновение он задремал и ему стали сниться сны. По берегу озера, сплошь заросшего водорослями, прыгал карамельный петух. На зеленом водном покрове не было ни одного просвета. Пошел густой снег. Какая-то женщина брела по сугробам, ее красные лакированные каблуки поблескивали. Один сугроб осел. Отряхивая снег, появилась Ирис, обхватив за шею страшного кабана. Затем Оскар увидел себя – на негнущихся ногах он ковылял за Керту, девочка катила перед собой старую детскую коляску. Он захотел взять из коляски ребенка, но рука его наткнулась под одеялом на саксофон.
Оскар проснулся с головной болью. Снова пересев за стол, он привел в порядок письма, настроил гильотину на рабочий лад и нажал кнопку звонка. С дымящейся чашкой кофе вошла завхоз. Оскар получил от нее редкую таблетку, снимавшую депрессию. Правда, ему пришлось расписаться в толстой книге учета мелких расходов. До Оскара такая же таблетка была вручена Пярту Тийвелю.
Новый транквилизатор подействовал отлично, и Оскар сосредоточенно проработал до конца рабочего дня.
Вечером, проходя через каминную, он увидел там всех сотрудников УУМ'а. Тут он снова вспомнил о своем дне рождения. Растерявшись, Оскар хотел исчезнуть за занавеской, но было уже поздно. Уумовцы приветствовали начальника третьего отдела громким ура и аплодисментами. Они выстроились гуськом, чтобы, проходя мимо новорожденного, пожать ему руку. Оскару пришлось отдать должное Пярту Тийвелю – он тоже находился в каминной и, проникновенно глядя Оскару в глаза и пожимая руку, улыбался как все. Значит, и на него подействовала таблетка, догадался Оскар. Очевидно все подняли свое настроение таблетками, так как Оскар давно не замечал в каминной УУМ'а такого оживления и взрывов смеха.
К Оскару подошли Гарик Луклоп и Тийна Арникас. Последняя протянула ему несколько искусственных страусовых перьев. В последнее время считалось особенно изысканным дарить в торжественных случаях вместо цветов искусственные перья. Луклоп протянул Оскару кроме того и полосатую картонную коробку, крышку которой украшал золоченый фирменный знак ресторана «Форум».
Коробка оказалась невероятно тяжелой, но отнюдь не потому, что Оскар внезапно почувствовал слабость в ногах. Его взволновала смутная надежда найти в коробке с надписью «Форум» маленькую записку от Ирис! Он, который изо дня в день читал бессчетное количество писем, ощутил вдруг отчаянную тоску по записке хотя бы в одну строчку.
Оскар положил тяжелую коробку на середину стола и дрожащими пальцами развязал ленту. Показался огромный торт, сплошь украшенный повторяющимися узорами из крема. Элемент узора напоминал какое-то слово, и Оскар попытался его прочесть. Он разглядывал торт со всех сторон, пока не разобрался. Сверху и по бокам многократно повторялось его имя – Оскар, – выписанное розовым и желтым кремом.
Оскар рассмеялся. Ему вдруг стало невероятно весело, как будто завхоз по случаю дня рождения дала ему дополнительно еще одну таблетку, на этот раз не потребовав росписи в книге.
– Давайте меня есть! – воскликнул Оскар в промежутке между взрывами смеха.
Тийна Арникас принесла в обеих руках огромный, как меч, нож и принялась разрезать торт. Взяв по тарелке с куском торта, уумовцы принялись жевать, расхаживая по просторной каминной. Каминная, действительно, казалась сегодня вместительней, чем обычно. Только сейчас Оскар обнаружил, что стулья висели на крюках вдоль стен.
Заметив удивленный взгляд Оскара, Тийна Арникас подошла к начальнику третьего отдела, мило улыбнулась и прошептала измазанными кремом губами:
– С сегодняшнего дня начинается новый, высший этап игры со стульями. Как только Анна-Лийза Артман прервет музыку, каждый должен будет хватать со стены стул. Я думаю, эта система гораздо забавнее прежней.
В УУМ'е, справлявшем день рождения Оскара, не было недостатка в веселье. Когда процесс поглощения торта прервался, Ээбен включил магнитофон. На ленте была записана модная песенка, которую в последнее время исполняли повсюду:
Качалось солнце, тебя я встретил,
Играла радуга под небосводом… —
пела певица, и у нее был голос Ирис.
Музыка оборвалась, и все бросились к стене за стульями. Снять их с крюков было целой проблемой, теперь в игре со стульями важны были не только скорость и ловкость, но и сила. Надо сказать, что мужская половина УУМ'а проявила галантность, нарочно медля и тем самым давая женщинам возможность первыми захватить стулья. Оскар заметил, что ему тоже дали фору. Внезапно мелькнула тревожная мысль – уж не считают ли его слабым по сравнению с другими мужчинами, но тут же он понял – никто не хотел даже пустяком портить ему праздничное настроение.
В перерывах между игрой разминались и ели торт. Твердой рукой Тийна Арникас раскладывала его по тарелкам. Внезапно в середине торта сверкнуло что-то красное. Оскар, завороженный, подошел поближе. Еще раз у него мелькнула надежда. Вдруг все-таки где-то внутри прячется записка от Ирис! Больше ничего не надо, только три слова, только три слова: едем ночным поездом.
Древняя фраза «я тебя люблю» уже давно не фиксировалась на бумаге.
Оскар усердно угощал всех, ему не терпелось увидеть, что же скрывается внутри подарка. Как назло Анна-Лийза Артман снова включила магнитофон. Подвижные игры, чередующиеся с едой, прочно вошли в уклад жизни уумовцев еще во времена Рээзуса. Оскар подавил любопытство и как только оборвалась музыка побежал вместе со всеми хватать стул. Внушив себе, что его ждет письмо от Ирис, он уже почти не сомневался, что оно находится в торте.
Настроение у Оскара поднялось, он даже расшалился.
Каждый раз, когда музыка обрывалась, он первым хватал с крюка стул. Прежде чем сесть, перепрыгивал через него и подбадривал себя криком:
– Allez!
Это восклицание безумно веселило сослуживцев Оскара. Они просто корчились от смеха.
Наконец, торта было съедено столько, что Оскар мог добраться до его середины. Он быстро разорвал красный станиоль – под ним виднелись три бутылки шампанского.
– Ур-раа! – радостно закричали собравшиеся. Тийна Арникас достала из-за занавески поднос с бокалами.
Оскар по очереди поднес бутылки к свету и просмотрел у каждой дно и пробку. Записки не было.
Внимательное разглядывание бутылок Оскаром снова рассмешило веселую компанию. Уумовцы тряслись от смеха. Не зря ведь говорят: если у человека хорошее настроение, стоит показать ему палец, и он начнет хохотать до упаду.
Оскар пришел домой невероятно усталый. Агне открыла ему дверь прежде, чем он успел позвонить. Она терпеливо стояла, опустив руки, пока Оскар причесывался, чтобы предстать перед гостями.
Появление Оскара было встречено громкими радостными возгласами.
Поприветствовав новорожденного, все продолжили прерванный разговор. Тема была увлекательной. Мужчины и женщины обсуждали – держать личный вертолет на крыше или лучше все-таки построить для него ангар. Такая новинка, как индивидуальный вертолет, всех очень взбудоражила. Не так давно они поступили в торговую сеть для продажи.
В оживленном разговоре на мгновение возникла пауза – надо было поднять бокалы в честь виновника торжества.
Прежде чем раздался звон бокалов, Оскар услышал далекий паровозный гудок.
Это шел ночной поезд.
1970