Текст книги "Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка (Романы)"

Автор книги: Эмэ Бээкман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 47 страниц)

Перед крыльцом шныряли мальчишки, девчонки и совсем маленькие ребятишки. В центре стояла толстая женщина, держа в руках какие-то мешки и корзинки и, оглядываясь вокруг, видимо, изучала обстановку. Светлый в полоску передник незнакомой женщины удивил Бениту, словно эта мамаша пустилась в путь прямо от горячей плиты.

– Здравствуйте, хозяйка! – крикнула женщина. Она опустила на землю пожитки, вытянула вперед руки и шагнула навстречу Бените. Лицо ее выражало искреннюю радость, это было настолько заразительно, что и детвора стала наперебой выкрикивать приветствия. Среди множества звонких голосов выделялся один, низкий и медлительный. Бенита, немного растерявшись от этой сутолоки, заметила среди мальчишек долговязого мужчину – из-за своего высокого роста он чуть-чуть покачивался из стороны в сторону. Глава семьи тоже любезно улыбнулся слегка смущенной хозяйке Рихвы.

Незнакомая женщина взяла Бениту за плечи, посмотрела на нее добрыми карими глазами и сказала:

– Мы – семья Кулливайну. Меня зовут Меэта. Покажи, голубушка, где бы я смогла сварить поесть своему изголодавшемуся войску.

Бенита безучастно кивнула и проглотила слюну – она не привыкла разговаривать с незнакомым человеком, когда он стоит так близко и дышит прямо в лицо.

– Ты знаешь, как наворачивают дети в таком возрасте! – радостно воскликнула женщина. – Им только в корыте и подавай. В младенчестве – сосок в рот не умещается, а сейчас целую картошку в горло запихивают.

– Что ж, идите на кухню. Я принесу дров, – пробормотала Бенита и, высвободившись из объятий женщины, повернулась, чтобы открыть дверь.

– Голубушка, ты себя не утруждай, мой полк все сам сделает, – рассмеялась женщина в затылок Бените и скомандовала – Мальчишки, живо дрова из поленницы! Девчонки, тащите корзины в дом. А ты, старик, поди накачай воды!

Не успела Бенита опомниться, как на плите уже громыхали кастрюли и сковороды. Чужая женщина, схватив нужную тряпку, вытирала кухонный стол. Девчонки вынимали из корзин и узлов провизию.

Трое долговязых мальчишек внесли на кухню по полной охапке дров. Впереди семенил маленький мальчуган, он услужливо приподнял крышку ящика и при этом так низко нагнулся, что от лямок его штанишек отлетела пуговица. Сложив охапки в ящик, мальчишки побежали за новой ношей. Одна из девчонок, отодрав с нескольких поленьев бересту, разожгла ими плиту.

Растерявшаяся от всей этой суеты Бенита отошла к кухонному окну и увидела, как человек, которого назвали стариком, качает воду. Парни, наполнив ящик поленьями, схватили ведра и взапуски помчались за водой.

Бенита, отойдя от окна, выходящего во двор, прошла между хлопочущими девчонками к другому окну, откуда была видна дорога.

Семья Кулливайну приехала на двух лошадях.

За каждым возом стояло по черно-белой корове. В ящиках на телегах хрюкали поросята, а в зашитых корзинках, если Бениту не обманывал слух, находились курицы или какая-то другая домашняя птица.

На сковородке шипел нарезанный ломтиками шпик. Девчонки оживленно щебетали, мальчишки стояли возле ящика с дровами, ожидая приказаний. Рядом, на скамейке, плескали водой полные до краев ведра.

Бенита хотела было сказать, что кран на кухне вделан в стенку не для красоты, однако снова промолчала. Видимо, бак на чердаке был пуст, недаром свекровь Минна поставила ведра в ряд на скамейку. «Что ни говори, а в деревне естественнее таскать воду ведрами, нежели пользоваться водопроводом», – смиренно подумала Бенита.

– Господи! – воскликнула кулливайнуская Меэта и, положив нож на край сковороды, всплеснула руками. – У нас же картошка кончилась! Голубушка, – она уставилась на Бениту своими добрыми глазами и, вытянув вперед руки, начала снова, – не дашь ли ты нам картошки? Мы ведь не просто так – мой полк выкопает тебе картофель, а ты дашь нам за труды корзинку, ладно?

– Пожалуйста, – поспешно согласилась Бенита, боясь как бы ее снова не схватили за плечи и не начали дышать в лицо.

Кулливайнуская хозяйка еще раз всплеснула руками, и от этого движения ее могучие груди под вязаной кофтой заколыхались.

– Ну и везет нам на хороших людей!

Она тут же вернулась к плите, но за это время одна из ее проворных девчонок взяла на себя обязанность хозяйки и сама перевернула мясо на сковородке.

– Мальчишки – быстро! – скомандовала кулливайнуская Меэта. – Картофельные полосы у вас распаханы, – одновременно обратилась она к Бените. – Очевидно, вы поджидали помощников! Остается лишь взять корзинки и тяпки.

Парни, на которых были длинные штаны, стали наперегонки закатывать их наверх, затем сняли ботинки и сложили в кучу рядом с ящиком. Кулливайнуские ребятишки требовательно смотрели на Бениту. И тогда хозяйка Рихвы, став во главе этой ватаги, направилась к куче хвороста, чтобы раздать мальчишкам корзинки и тяпки.

Когда Бенита с картофельным мешком в руках подошла к краю поля, мальчишки, видимо уже договорившись с Каарелом, усердно собирали в корзинку клубни. Бенита смотрела на парней, пустой мешок болтался у нее на руке, и какое-то странное чувство овладело ею. Словно в Рихве поселилась новая семья, и она, Бенита, внезапно оказалась здесь совершенно лишней. Более того, куда-то подевалось и ее умение работать, словно ей уже и не место рядом с этими проворными мальчишками. Одновременно Бениту гнало на поле чувство долга, но она постаралась подавить его и настроиться на беспечный лад. Странно, что это желание махнуть на все рукой только радовало ее. А может быть, это была не радость, а злорадство? Бенита не придавала слишком большого значения неясным движениям своей души, а потому не старалась определить их.

Намного приятнее было просто так стоять и глядеть, как мальчишки все дальше удаляются от края поля. Глаз хозяйки не обнаружил в их работе ничего, что заслуживало бы порицания. Мальчишки тщательно разрыхляли землю, следя за тем, чтобы в ней не оставалось ни одного клубня.

– Хромой мужчина околел в канаве за мызой, – раздалось вдруг над самым ухом Бениты, смотревшей в эту минуту на дым, поднимающийся из трубы дома.

Бенита не заметила, чтобы Випси свернула от лип к хутору. А может быть, старуха прикорнула в стогу соломы и только сейчас, разомлев от сна, вылезла оттуда?

– Что ты говоришь, Випси? – сказала Бенита, заставляя себя говорить приветливо. – Какой хромой? – сгорая от нетерпения переспросила она.

– Я думаю, это был Пауль, – медленно, словно взвешивая каждое слово, ответила Випси.

– Как он выглядел? – требовательно спросила Бенита и схватила Випси за плечи.

Известие, которое сообщила Випси, казалось Бените правдоподобным. Лишь взглянув старухе в лицо, Бенита поняла, что верить словам полоумной нельзя. Випси вся тряслась от смеха, а глаза у нее при этом были ясные, как у новорожденного младенца. Ей и в голову не могло прийти, что смерть какого-то там Пауля может кого-либо испугать.

Бенита отпустила Випси. Полоумная поправила на голове тюрбан, повязанный из рваной шали.

– Образованный человек, а хромой, – добавила Випси таким жалобным голосом, словно просила у Бениты хлеба.

– А почем ты знаешь, что образованный, раз он был мертв? – спросила Бенита. Невольно ее опять охватило беспокойство, затрудняя дыхание.

Випси вытянула шею, думая, как бы подостойнее ответить на сложный вопрос Бениты.

– У него весь подбородок в рыжих кудельках, – сказала Випси и захихикала.

– Рыжая борода? – спросила Бенита, прерывисто дыша.

– Рыжая, – кивнула Випси и добавила – Немножко черных волос тоже. Как у тигра. Тигриная борода! – закончила она победным выкриком.

Випси взглянула через плечо на работающих в поле мальчишек и с таинственным видом подозвала Бениту пальцем.

Бенита отправилась за ней к изгороди.

– В чем дело? – нетерпеливо спросила Бенита.

Випси приложила палец к губам, пошарила под подолом юбки и извлекла оттуда маленький мешочек. Держа в зубах большую английскую булавку, которой это сокровище было приколото к нижней юбке, Випси стала развязывать грязный мешочек.

Вынув оттуда желтый камушек, Випси сунула его Бените в руки и сказала:

– Испанская сера.

Но Бенита не выказала ни малейшего восторга, и тогда старуха сочла необходимым пояснить:

– Когда во всем мире кончится огонь, люди придут ко мне на поклон. Им нужна будет сера!

Бенита вернула сокровище его владелице, но Випси, задрав голову и закатив глаза, подобно дремлющей на жердочке курице, сказала:

– Все они придут ко мне на поклон. Господа снимут с головы цилиндры, госпожи сбросят пелерины и станут на колени. Они будут клянчить огненный камень, чтобы разжечь в пещерах костры и согреть своих человечьих щенят.

– Ладно, – прервала ее Бенита. – Положи серу на место, иначе потеряешь.

– Да, – рассудительно согласилась Випси и стала запихивать кусочек серы в мешочек. Желтый камушек едва не выскользнул из ее пальцев, потому что Випси трясло от возбуждения. Ей было некогда взглянуть на свои руки, она озиралась вокруг, словно где-то поблизости ее подстерегали грабители.

В конце концов она перестала крутить головой, да, собственно, она и не могла это делать – надо было придержать подбородком вздернутый подол платья, чтобы приколоть мешочек к рубашке.

– Человек с рыжей бородой? – повторила Бенита, все еще не полностью поборов страх.

– Тигриная борода, – подтвердила Випси.

Бенита собралась уходить. Рассказ Випси почему-то взволновал ее. Ноги заныли точь-в-точь как в последние месяцы беременности, когда она донашивала парня, полумертвая от страха перед родами.

– Бенита! – властным голосом остановила Випси хозяйку Рихвы. – Ты позволишь мне накачать воду в бак?

Старуха стояла, высоко подняв руку в пестрой варежке.

И Бенита подумала было, что Випси начнет сейчас кричать: «Хайль Гитлер!»

15

енита заглянула через окно на кухню, и ее охватило пронзительное чувство бездомности. Она увидела энергичную кулливайнускую Меэту, которая, сидя во главе стола, раскладывала по тарелкам еду своей многочисленной семье. Минна понуро сидела по левую руку чужой хозяйки. Очевидно, и Роберт был принят в семейный круг женщины с добрыми глазами.

Но ни чувство своей отторгнутости, ни ревность, на мгновение захлестнувшая Бениту, не огорчили ее. Напротив, это новое чувство своей обособленности радовало ее. Бенита, всегда неуклонно стремившаяся к тому, чтобы иметь прочный дом и крышу над головой, не случайно стала хозяйкой Рихвы. А теперь она даже завидовала военным беженцам, этим странникам по окольным дорогам, забредающим на случайные хутора, чтобы напоить скотину, дать ей передышку и самим отогреться под чужой крышей.

Что, если и ей запрячь лошадь, кинуть в телегу узелок с провизией и отправиться туда, где дуют соленые ветры?

Или ее страшат неожиданности? Так ли уж она довольна неустойчивой жизнью в эти смутные времена? Отчего так связывает ее кусок хлеба, который дает ей Рихва?

Отойдя от дома, Бенита остановилась под яблонями. Она испытывала сейчас отвращение ко всем будничным, привычным делам. А может, она мысленно предала Рихву и теперь стыд заставлял ее бежать? А может, это Рихва отвергала свою хозяйку?

После отъезда Молларта желание покинуть хутор преследовало и Бениту. Возможно, что этот неясный зов души – уйти – возник в ней еще тогда, в хлеву, когда Молларт шел к разъяренному быку, словно это был невинный ягненок.

До этого времени Бенита не ощущала в себе отсутствия силы и энергии. Она не испытывала жалости к себе, и ее тянуло уйти не из-за усталости. Она и не вспоминала о тех холодных ранних утрах, когда с трудом заставляешь себя вылезти из теплой постели, чтобы подоить коров и накормить скотину. Все эти сенокосы, жатвы, вывозка навоза, дорожные работы да и обязательные поставки леса – все это не стоило того, чтобы задним числом хныкать из-за них. Всегда работая много, с увлечением, чувствуя ответственность за свою работу, она достигла в жизни гораздо большего, чем вся ее родня. На плечи сильных всегда ложится более тяжелая ноша, слабые же пусть плетутся в хвосте и пусть их беспомощные руки болтаются впустую.

Как любила Бенита Рихву! Вероятно, и Йосся за то, что он был принадлежностью Рихвы. В первое время Бенита следила за хуторскими постройками, как за больной скотиной. Бывало, в дождь она шла на чердак или на сеновал взглянуть, не прохудилась ли крыша. Завоет осенняя буря, она затаив дыхание прислушивалась, не кряхтит ли и не качается этот видавший виды дом. Неустанно трудилась сама, налаживая хозяйство, подгоняла и Йосся, а еще больше своего отца Каарела, чтобы всюду навести порядок, все усовершенствовать, сделать еще прочнее и надежнее. Она с душевным трепетом прислушивалась к бесконечным рассказам о боях, развернувшихся за поселком, и с великим ужасом думала о смятых войной и превращенных в груды развалин жилищах. Линия фронта казалась ей огненной косой, под которую не должна была попасть Рихва.

Теперь не осталось ни страха, ни любви.

Бенита взялась рукой за корявый ствол дерева и потрясла его. Яблоки, как горох, посыпались на землю. Большим пальцем ноги она стала перекатывать лежавшие в траве зрелые плоды. Ей и в голову не пришло пойти за корзинкой.

– Бенита! – раздался отчаянный вопль Минны.

«Пусть покличет, – подумала Бенита. – Что мне до Рихвы», – жестко повторила она про себя. Но не успела свекровь крикнуть еще раз, как Бенита вбежала в дом.

На кухне был потоп. С потолка отвалился кусок штукатурки, и оттуда на кирпичный пол текла грязная вода.

Бенита распахнула окно и крикнула во двор:

– Випси, сейчас же прекрати!

Бак на чердаке перелился. Випси ничего не смыслила в висевшем на стене водоизмерительном приборе и поэтому продолжала качать воду.

– Ох, батюшки, ох, батюшки! – охала Минна.

Кулливайнуская семья вскочила из-за стола. Мальчишки и девчонки с быстротой хорошо обученных солдат принялись наводить порядок.

Сама Меэта, схватив половую тряпку, начала собирать воду в ведро. Только мальчишки принялись выносить во двор совки с мусором, как мусора словно и не бывало.

Минна сердито смотрела на Бениту, которая безучастно стояла рядом.

Бенита с отсутствующим видом улыбнулась и медленно произнесла:

– Вот видишь, когда-то Йоссь дал Випси пять марок и велел качать воду. Випси до сих пор отрабатывает эти деньги.

Ее словно подмывало подняться на чердак, чтобы взглянуть, много ли бед натворила там вода, но теперешняя Бенита твердой рукой удержала от этого намерения бывшую хозяйку Рихвы.

Она снова отправилась в сад, как будто не успела доделать там что-то очень важное. Оглянувшись через плечо на дом, Бенита вспомнила, что окорок, подвешенный к трубе, вероятно, уже поспел в самый раз. В доме сейчас посторонние, часто разводят огонь в плите, того и гляди, мясо перекоптится.

Бенита подумала, что неплохо бы прихватить с собой окорок, когда она будет уходить из Рихвы.

В то же время мысль о том, что она может покинуть Рихву, казалась ей невероятно ребячливой. Какой-то невидимый и болезненный магнит удерживал ее на этом заросшем травой рихваском дворе, в доме, на конюшне, в хлеву.

Випси неслышно прокралась за Бенитой. Она подошла к ней почти вплотную и пронзительным голосом сказала:

– Кому сера, кому вода!

Бенита пожалела, что всегда хорошо обращалась с придурковатой старухой. Теперь это обернулось против нее. Целыми днями Випси маячит на хуторе и, как верный пес, ходит по пятам за Бенитой. Но жалость к старухе снова одержала верх. Вместо того чтобы прогнать старуху, Бенита спросила:

– Скажи, Випси, у тебя когда-нибудь был дом?

– Нет, – беспечно ответила Випси. Рывком стянув с руки пеструю варежку, она доверчиво протянула ее Бените. – Вот найду пару, тогда и будет у меня дом!

– При чем же здесь варежка? – сердито спросила Бенита, словно ей хотелось заставить полоумную хоть раз заговорить вразумительно.

– Кусти! – вздохнула Випси. Он ушел с мызы, когда цвели анемоны. Сказал, что пойдет в Вигалаский бор и там, в лесной глуши, где водятся медведи, построит дом. Велел мне приходить, когда зацветет мох. Сказал, что сделает в доме только одну дверь, чтобы никто без ведома не приходил и не мешал. Зато пообещал прорубить в стенке два окна – одно для дня, другое – для ночи. Кусти сказал: «Приходи, Випси, когда зацветет мох, законопатим избу, утеплим потолок».

– Когда же ты думаешь идти? – спросила Бенита и невольно улыбнулась: «И Випси собирается в далекий путь!»

– Я уже ходила, – кивнула Випси. От воспоминаний о Вигаласком медвежьем боре Випси растрогалась. Кусти, цветущий мох, окна для дня и ночи – все это стоило того, чтобы немного пустить слезу.

– Я шла, шла, пока не дошла до перекрестка. Сняла с руки варежку и положила на ветку, надо, думаю, дорогу обозначить. Сердце словно чуяло, что придется возвращаться. Ходила искала, да так и не нашла ни бора, ни хижины, ни Кусти. Повернулась и побрела обратно, хлеб-то у меня кончился, да и плодов на деревьях еще не было. Вдруг вижу – стою я около кровати старухи Трехдюймовки, а варежки-то и нет. Откуда мне было знать, что этих перекрестков так много, – удивленно закончила Випси.

– А может быть, мох еще не зацвел? – пробормотала Бенита.

– Вот и я надеюсь, – вздохнула Випси, – вдруг Кусти найдет мою варежку.

Випси снова натянула варежку на руку. Бенита успела заметить, что рука, которая была в варежке, намного светлее той, что была голой.

– Наши лошади! – вдруг вся преобразившись, радостно воскликнула Випси и бросилась бежать.

Бенита сперва подумала, что полоумной старухе опять что-то втемяшилось в голову, но затем она и сама увидела табун лошадей. Неизвестно отчего, ноги у нее вдруг стали как деревянные.

Вначале Бенита не поняла, почему этих лошадей гонят прямо через рихваские клевера, но, поднеся руку к глазам и внимательно присмотревшись, она поняла, что лошади идут сами по себе и что ни конюхов, ни всадников с ними нет.

Випси стояла за капустным полем на обочине канавы и махала лошадям сорванной с головы шалью. Возгласы полоумной донеслись до Бениты. Старуха начала быстро-быстро бегать кругами.

Вдруг Бенита заметила, что Випси мчится к ясеню, что рос на краю поля.

Ну конечно же старуху напугал грохот копыт приближающихся лошадей. Внезапно ноги Бениты снова обрели легкость, и она побежала к проволочной ограде, преградившей путь несущимся лошадям. Прежде чем хозяйка успела достигнуть цели, один из коней, видимо решив, что заграждение, сделанное для скота, для него не препятствие, с разбегу перескочил через колючую проволоку. Вытянув красивую шею, жеребец призывно заржал.

Бенита помчалась что было духу, боясь, что тяжелые рабочие лошади последуют за легкомысленным чалым и покалечат себя. Бенита помнила, сколько было забот, когда, спасаясь от овода, одна из коров разорвала себе о проволоку вымя.

Випси, снова осмелев, улыбаясь вышла из-за ствола ясеня; выражение лица у нее было хитрое, словно у ребенка, играющего в прятки.

– Кыш, кыш! – кричала на бегу лошадям Бенита. Ей хотелось привлечь к себе внимание, чтобы вырвавшиеся на свободу лошади не последовали наобум за своим вожаком.

Сейчас надо было действовать умело.

Бенита, сдерживая прерывистое дыхание, осторожно пошла вдоль ограды, у которой толпились лошади, стараясь не порвать о проволоку платье, и достигла лаза. Лошади вытянули шеи и повернули головы, с интересом наблюдая за движениями Бениты. Один любопытный вороной, протиснувшись вперед, пошел следом за Бенитой. Лошадь мотала своей черной мордой, губами норовя схватить Бениту за плечо и шумно дыша ей в ухо. Даже чалый соблаговолил подойти к лазу поближе. Встряхнув гривой и фыркнув, он снова заржал.

Бенита откинула в сторону нижнее прясло, закрывавшее лаз, затем взялась за верхнее, но, выскользнув у нее из рук, оно со стуком упало на нижнее, и тогда весь табун, теснясь и толкаясь, устремился на дорогу, по которой гоняли скот.

Бенита пошарила в карманах, они были пусты. Хорошо бы заманить сюда чалого, табун пойдет за своим вожаком, и тогда легче будет отогнать их через лесное пастбище к пойме. Пусть попасутся там на отаве, пока за ними не придут.

Спутник цыганки, хозяйский сын из-под Раквере, стоял на выгоне под березами и, прикрыв рукой глаза, смотрел на лошадей. Стук копыт и лошадиное ржание отвлекли его внимание от девчонки. Да и какой крестьянин не интересуется лошадьми?

– Иди, поможешь! – крикнула ему Бенита.

Випси стояла, прислонившись к столбику лаза, и хихикала.

– Встань посреди дороги и разведи руки. Гляди, чтобы лошади не повернули к дому, – скомандовала Бенита, напрягая голос, чтобы перекричать отдувающихся и фыркающих лошадей.

Пока хозяйский сын из-под Раквере бежал к Бените, она отогнала лошадей от лаза, чтобы они снова не рассеялись по полю. Ей необходимо было, чтобы табун сосредоточился в одном определенном месте, не хватало того, чтобы лошади стали повсюду мять и топтать траву.

– Ступай вперед, открой лаз и загони мою скотину в угол, – крикнула парню Бенита.

Толстый парень сделал, что смог. Сломав длинный ивовый прут, он отогнал рихваскую скотину в самый дальний угол пастбища. Затем он помахал Бените рукой в знак того, что все сделано.

Бенита стала гнать лошадей к пастбищу. Випси, подпрыгивая, бежала за ней и хлопала в ладоши. Красивой трусцой длинногривые животные устремились к лазу, который вел на пастбище. Бенита не слишком подгоняла их, лошади чужие, поди знай, иная может испугаться и понести, тем более что по своему составу табун был весьма пестрым. Здесь были верховые лошади, возможно, было сколько-то и рысаков.

Бросались в глаза и годовалые жеребята и старые клячи, были среди лошадей и увечные. Вероятно, этот табун прибежал с мызы, из немецкого полевого госпиталя. Недаром Випси утверждала: «Наши лошади».

Один конь, в белых чулках, потрусил туда, где паслись рихваские коровы; сгрудившись в углу пастбища, они с любопытством разглядывали незваных гостей. Однако парень, хлестнув озорника, быстро вправил ему мозги – конь захрапел и помчался к елям. Его белые ноги, казавшиеся под темным туловищем, неправдоподобно гибкими, мелькали меж низких ветвей, словно показывая дорогу остальным. Чалый, не желавший уступать своей руководящей позиции, галопом промчался мимо «белых чулок» и заржал.

Когда наконец все лошади были водворены на пастбище и прясла задвинуты, Бенита почувствовала, что здорово устала. Хозяйский сын из-под Раквере тоже тяжело дышал, лицо его побагровело, на белых щеточках бровей сверкали капельки пота.

– Эти немецкие доктора щупали лошадей голыми руками, – на обратном пути стала рассказывать Випси. – Немец ощупывал поганое животное! Голыми руками, – повторила Випси. – Зато животные поправились. Ученые люди, а не побрезгали щупать животных голыми руками! – не переставала удивляться Випси.

– Врачи всегда щупают больных голыми руками, – сказала Бенита, чтобы положить конец несносной болтовне Випси.

– Что ты! Что ты! – Випси взволновано замахала руками и так ожесточенно затрясла головой, что комар, жужжавший в ее редких всклокоченных волосах, вылетел оттуда. – Зимой, когда Трехдюймовка вывихнула плечо, к ней привели ветеринарного доктора. Господин был в белых перчатках, точно князь какой, он даже и не подумал снять их, а плечо вправил. Спасибо ему. – Випси остановилась и поклонилась на три стороны; выразив таким образом свою благодарность, она засеменила следом за Бенитой и парнем из-под Раквере.

– Випси права, – улыбнулась Бенита парню, с лица которого постепенно начал спадать румянец. У меня зимой заболел ребенок. Я тоже отправилась на мызу за помощью. В конце концов меня выслушал какой-то ветеринарный врач, немец. Вечером соизволил явиться. Три шикарных жеребца были впряжены в сани, на коленях у барина лежала оленья шкура, в руках – плетеный хлыст, и мчался он по нашей проселочной дороге таким галопом, что казалось, вот-вот поднимется в воздух. Он осмотрел больного, не сняв перчаток, даже шинели не скинул. Я сунула ему в руку узелок, а потом думаю – поди знай, как он это масло есть будет. Может, белой тряпкой рот обложит, прежде чем начнет уплетать то, что приготовлено мужицкими руками?

Випси рукавом вытерла глаза, словно эта история растрогала ее, а хозяйский сын из-под Раквере засмеялся.

– Вообще в лазарете собралось изысканное общество, – продолжала Бенита. – Те лошади, у которых дело шло уже на поправку, нуждались в свежем воздухе. Разумеется, упряжь да и всякие прочие штуковины у этих армейских лошадей, награбленных отовсюду, были самые разные. Всяких чудес можно было навидаться, когда господа обучали лошадей. Когда они ездили верхом, то под седла клали расшитые ковры. На упряжи – бляхи. Иной раз заставляли конюхов расчесывать лошадям гривы на одну сторону, а хвосты заплетать в косички. Бывало, едем мы, мужичье, на своих рабочих клячах в лес на заготовки или к песчаным карьерам за гравием, и попадаются нам навстречу господа из лазарета – тут уж сразу сворачивай с дороги. Точь-в-точь как в старину, во времена баронов.

– Как же их лошади вырвались на свободу? – удивился парень и носовым платком вытер лоб. – А может быть, конюхи сами отпустили их в отместку господам?

– Эстонцев у них на службе не было, – покачала головой Бенита. – В основном – власовцы. Ни нашего, ни немецкого языка не знают. Женщины в деревне боялись их пуще немцев.

– А может, немцы дали стрекача, а лошадей бросили на произвол судьбы? – спросил парень, и его лицо приняло озабоченное выражение.

Бениту предположения парня не интересовали. Внезапно перед ней открылась новая блестящая возможность бежать из Рихвы. Стоило лишь взять с поймы лошадь и запрячь ее. Что-что, а уж на телегу-то она имеет право! Бери лошадей хоть сколько, запрягай их цугом и мчись в далекие края.

Шальная мысль развеселила Бениту, и она улыбнулась.

Парень и даже Випси удивленно разглядывали хозяйку Рихвы.

«Дорога открыта, прощай, Йоссь», – злорадно улыбаясь, подумала Бенита. Сердце ее забилось от горького предвкушения свободы и на какое-то мгновение она забыла о своих спутниках. Выйдя на задворки амбара, Бенита села на иссеченный топором чурбан и рассеянно оглядела покосившуюся поленницу. Парень пожал плечами и направился к реке, где на зеленом лугу сверкало желтое одеяло. Куда-то подевалась и Випси.

На мгновение у Бениты шевельнулось подозрение – а что, если полоумная снова начнет качать воду и совсем испортит потолок на кухне. Однако эта тревожная мысль тут же погасла – она принадлежала той, прежней Бените.

Кто знает, как долго сидела бы Бенита на этом чурбаке, вынашивая планы на будущее и улыбаясь уголками губ, если б хозяйский сын из-под Раквере не крикнул:

– Девчонка исчезла!

Испуганный парень стоял перед хозяйкой Рихвы и умоляюще моргал глазами.

16

уда она денется, – сказала Бенита хозяйскому сыну из-под Раквере, цепко державшему ее за руку. – Гляди, – показала Бенита в сторону берез, – твоя лошадь щиплет там траву – ведь не все же цыгане конокрады.

Парень проглотил слюну и стал теребить на голове свою шапчонку, натягивая ее то на одну, то на другую сторону.

– Пойдем посмотрим, на месте ли телега, – предложила Бенита, чтобы успокоить парня.

Чуть ли не силком она потащила его за собой.

– Я ведь не о телеге беспокоюсь, не о лошади. Девчонка пропала, – продолжая упираться, пробормотал парень.

– Я подумала – отца боишься, вдруг поколотит, если что пропадет из хозяйского добра, – бросила Бенита. – О вещах пекутся больше, чем о людях. Может быть, в ваших краях это не так?

Парень буркнул в ответ что-то неопределенное. Он не уловил насмешки в голосе Бениты.

Они вовремя подошли к риге.

От лип, поднимая пыль, на хутор заворачивала пожарная машина.

Бенита застыла на месте и стала смотреть – не видно ли над строениями дыма. Нет, все было в порядке.

Из кабины торопливо выскочили двое мужчин. В них не было ни присущего пожарникам блеска, ни медных шлемов, ни мундиров.

– Здравствуйте, хозяйка! – заискивающе обратился один из них к Бените. А второй подошел к парню из-под Раквере и по-свойски, взяв его за локоть, отвел в сторонку. Ему не пришлось тратить много времени на уговоры. Уголком глаза Бенита увидела, как парень, махнув рукой, направился к своей телеге. Минутку постоял возле нее, затем, как бы между прочим, сгреб в кучу и примял сено, лежавшее на дне телеги. И вот он уже мелькал по ту сторону живой изгороди, избрав самый короткий путь к реке.

Теперь, когда парень был уже настолько далеко, что ничего не мог слышать, второй пожарник тоже подошел к хозяйке.

– Дорогая хозяюшка, – сказал первый пожарник, заставляя себя говорить медленно. – Нам надо спрятать архив. Покажи какое-нибудь местечко. На несколько дней, – поспешно добавил он.

– А вдруг у вас не архив, а награбленное добро? – улыбнулась Бенита. Ей ужасно захотелось подразнить этих незнакомых людей. Отвратительно, когда у мужчин от волнения начинает дрожать подбородок. Сперва мальчишка со своей девчонкой, теперь эти молодчики, переминающиеся с ноги на ногу, даже мотор своей красной машины не заглушили, торопятся как на пожар.

Но мужчины восприняли слова Бениты всерьез. Один из них вынул из машины толстую папку, на ходу раскрыл ее и сказал:

– Вот, например, документы, касающиеся наших юбилейных торжеств. Читайте, – настойчиво произнес он. Бенита шутки ради полистала подшитые бумаги. Ей бросились в глаза квитанции на покупку брезентовых насосов, учетный листок на древесину, данные о расходовании кистей и красок и мелко исписанный счет из ресторана.

Бенита с шумом захлопнула папку и сказала:

– Пусть грядущие поколения узнают, сколько государственной водки было израсходовано на то, чтобы погасить огонь жажды. Что ж, тащите свое добро в ригу и суньте эти бумажонки в бочку с высевками.

Мужчины, бормоча слова благодарности, по очереди пожали руку хозяйке Рихвы.

Бенита, пройдя вперед, показала им на бочку с высевками, стоявшую в темном углу, а сама снова вышла во двор и стала разглядывать свои руки. Ну и пожатие – прямо до синяков!

Не теряя времени, мужчины внесли в ригу тяжелые тюки. Бросив взгляд на эти здоровенные узлы, Бенита подумала, что продемонстрированные только что папки с актами предназначались для любопытных вроде нее.

– Вы скоро заберете их? – требовательно спросила Бенита.

– Скоро, скоро! – пообещали мужчины и кряхтя внесли в ригу еще один узел, перевязанный бельевой веревкой.

Бените было неинтересно наблюдать за тем, как пожарники разгружают свой архив, и она поплелась к дому. В нерешительности остановившись посреди двора, она заметила, что у ворот хлева уже ложится тень. Приближалось время вечерней дойки.

Бените всегда нравились звуки, сопровождавшие вечерние хлопоты по хозяйству. Из деревни доносится радостный лай, это псов спустили с цепи, чтобы пригнать стадо. Мычат коровы, визжат свиньи, пока им разливают болтушку по корытам. Призывно ржут лошади в ночном – стремятся к реке на водопой. Блеют овцы, их, глупеньких, надо подгонять, пока они не отыщут своих загончиков, словно впервые возвращаются с пастбища в хлев.