Текст книги "La Storia. История. Скандал, который длится уже десять тысяч лет"

Автор книги: Эльза Моранте

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 48 страниц)

Давиде, едва принимался говорить о Нино, светлел лицом, словно школьник, которого надолго заперли в классе, загрузив разными сложными заданиями, но вдруг распахнули дверь и разрешили снова бегать во дворе. И он, словно речь шла о Везувии или каком-нибудь водопаде, которые не подлежат критике за то, что они делают, никогда не критиковал действий Нино, и, более того, он отзывался о них с величайшим уважением, выказывая порою горячую пристрастность в отношении своего обожаемого друга. Но из этой пристрастности, свободной и стихийной, вызванной высшими заслугами Туза, Давиде извлекал, по-видимому, невинное удовольствие, нечто вроде утешения.

Послушать Давиде, так уважаемый товарищ Ремо совершенно не понимал Ниннарьедду, если мог допустить, что тот подался на Север и стал там партизаном. Партизаны Севера были организованы как хорошая армия, и этот факт уже с самого начала, то есть с лета сорок третьего года, невероятно бесил Нино, который органически не переваривал офицеров и знаки отличия, иерархические структуры, учреждения и законы. И если сейчас он занялся контрабандой, то не заработка ради, а просто в пику закону! Да, действительно, по мере того, как Нино рос, он все меньше ладил с властью, и даже тогда, когда в него вселялась убежденность в необходимости власти, – из-за каких-то неизбежных внутренних метаморфоз – он весьма скоро эту убежденность подвергал поношению, и делал это с особым удовольствием. Нино был слишком умен, чтобы дать себя ослепить блеском всевозможных фальшивых звезд…

Вот тут Давиде забывал все, тема его увлекала, он принимался рассуждать во весь голос, страстно и выспренно… Власть, объяснял он Сантине, приводит к деградации тех, над кем ее осуществляют, тех, кто ее осуществляет, и тех, для кого ее осуществляют! Власть – это проказа человеческая! Лицо человека обращено ввысь, оно должно отражать блистание высших миров… А получается, что лица людей, от первого до последнего, изуродованы этой ужасной гримасой! Даже булыжники, даже куча дерьма заслуживают большего уважения, чем человек, до тех пор, пока род человеческий заражен чумой Власти… Примерно в таких тонах Давиде изливал душу в низенькой комнатушке Сантины, жестикулируя не только руками, но и ногами, так, что кроватное покрывало сбивалось и начинало мелькать в воздухе. И Сантина его слушала, широко открыв свои тусклые глаза, – как слушала бы она, вот так же грезя, какого-нибудь калмыцкого пастуха или бедуина, читающих стихи на родном языке. Поскольку Давиде, бурно жестикулируя, постепенно завладевал почти всей постелью, ее широкий зад наполовину повисал над полом, а ступни, покрытые водяными пузырями, холодели под чулками; тем не менее она остерегалась подтягивать к себе одеяло из-за уважения, которое испытывала к любовнику. Вообще-то в ее комнатушке летом царила приятная свежесть, и только зимою по стенам ползла сырость, словно в погребе.

Но холод и ледяная вода, от которых выскакивают пузыри, жаркая летняя пора, что отнимает силы и заставляет исходить потом, больница и тюрьма, война и всевозможные запреты, союзные солдаты, которые щедро платят за услуги, и молодой сутенер, который бьет ее и отбирает всю выручку, и этот красивый парень, который с удовольствием напивается, начинает рассуждать, размахивает руками и лягается, и в постели урабатывает ее до полусмерти… да только он все равно молодчина, потому что после он отдает ей все, что у него есть в карманах, вплоть до последнего гроша… Все блага и все напасти: голод, от которого выпадают зубы, некрасивое ее лицо, потеря заработанных денег, богатство и бедность, невежество и глупость… Все это для Сантины не является ни справедливым, ни несправедливым. Эти вещи просто-напросто неизбежны, у них нет никакой первопричины. Она принимает их, поскольку они существуют, и она их переносит, ни в чем не сомневаясь, как естественное последствие того, что она родилась на свет.

…1945

Январь

В Италии, как и в других оккупированных странах, нацисты усиливают репрессивные акции и геноцид, совершают бесчисленные убийства, истребляют целые народности, депортируют население в концентрационные лагеря или на принудительные работы в рейх (количество таких рабочих, согнанных со всей Европы, превышает теперь девять миллионов).

На Восточном фронте русские возобновляют наступление вдоль Вислы, вынуждают немцев оставить Варшаву и в целом Польшу и доходят до Пруссии. Фюрер в Берлине укрывается в своем персональном убежище-бункере, расположенном под зданиями рейхсканцелярии на глубине двадцати метров.

Февраль

В пригороде Ялты (зимней резиденции русских царей) в преддверии победы организуется новая конференция трех союзных держав (России, Великобритании, Соединенных Штатов). Вырисовываются и наносятся на карты контуры будущего миропорядка, согласованного между тремя великими державами в соответствии с обычным принципом разделения на блоки и сферы влияния.

Март

Из своего подземного бункера, из-под развалин разрушенной бомбардировками рейхсканцелярии, фюрер приказывает уничтожить все военные и гражданские объекты рейха, транспорт и коммуникации, предприятия промышленности и снабжения.

Под натиском русских, которые наступают по всему фронту вплоть до Балтийского моря, население Германии по разрушенным и разбитым дорогам бежит на запад, откуда после победы на Рейне уже наступают союзники.

Апрель

Фюрер приказывает защищать немецкие города до последней капли крови и грозит смертью тем, кто не выполнит этого приказа.

Умирает Рузвельт, президент Соединенных Штатов.

В Италии союзники, прорвав «готическую линию» и заняв Болонью, быстро продвигаются на север к Милану, где отступающие немцы оставляют города во власти партизан. Вскоре немцы капитулируют по всему фронту. Переодетый в немецкую форму Бенито Муссолини пытается бежать в Швейцарию, но партизаны арестовывают его и привозят вместе с любовницей Клареттой Петаччи на место казни, недалеко от Комо. Их трупы, вместе с телами других фашистских главарей, выставляются на всеобщее обозрение на одной из площадей Милана.

В Германии, параллельно с продвижением американцев из Бреннера, развивается большое наступление русских, которое приводит к окружению Берлина. Из своего бункера Гитлер (все еще остающийся верховным главнокомандующим) продолжает отдавать лихорадочные приказания. Если бы они были выполнены, то привели бы рейх к полному самоуничтожению. Когда передовые части русских вступают в разрушенный Берлин, в своем бункере Гитлер кончает жизнь самоубийством вместе со своей любовницей Евой Браун и с самыми близкими соратниками. Его труп, поспешно сожженный, идентифицировали русские.

В Югославии партизаны во главе с Тито заканчивают освобождение страны от нацистов. Немцы уходят также и из Греции.

Май

Боевые действия на европейском фронте заканчиваются безоговорочной капитуляцией Германии. Среди самых последних новинок военной техники, испытанных в этот период, можно назвать некоторые усовершенствованные ракетные установки например немецкий многоствольный миномет, подобный советскому «сталинскому орг а ну» [17]17
  В России известен под названием «Катюша».


[Закрыть]и, наконец, «Фау-2», знаменитое тайное оружие Гитлера.

Июнь–июль

В Италии, по инициативе КНО, контролирующего ситуацию, создается правительство Парри, состоящее из членов шести партий, участвовавших в Сопротивлении. В ожидании референдума остается не решенным вопрос о монархии, которую хотели бы сохранить Папа Римский и еще не побежденные влиятельные члены фашистской партии, действующие за кулисами.

В Риме выстрелом в затылок казнят палача Коха.

В Соединенных Штатах изготовлена первая атомная бомба, над разработкой которой с 1943 года тайно трудились тысячи ученых и других высококвалифицированных специалистов.

На Дальнем Востоке Япония, несмотря на многочисленные поражения, продолжает военные действия и получает от Соединенных Штатов ультиматум: капитуляция или полное уничтожение.

Август

Япония не отвечает на ультиматум Соединенных Штатов. 6 августа США сбрасывают на город Хиросиму первую атомную бомбу (ее мощность эквивалентна 20 тысячам тонн тротила). 8 августа Советский Союз объявляет войну Японии и занимает Маньчжурию и Корею. 9 августа Соединенные Штаты сбрасывают вторую атомную бомбу на Японию (город Нагасаки).

Безоговорочная капитуляция Японии знаменует собой конец Второй мировой войны. Пятьдесят миллионов убитых, тридцать пять миллионов раненых, три миллиона пропавших без вести.

Три великие державы-победительницы встречаются на конференции в Потсдаме, где распределяют квоты или сферы влияния при новом разделе мира пропорционально мощи каждой из них. Италия на новой карте Европы оказывается в сфере англо-американского влияния. Предметом разногласий остается Германия, которую спорящие стороны делят на две зоны (Восточную и Западную), а столица Берлин, оказавшаяся в Восточной зоне, разбивается на три сектора. В момент этих споров между двумя противоположными частями Европы уже начинает опускаться «железный занавес», призванный защитить Восток от западной заразы или, наоборот, как некая санитарная зона между двумя соседними лазаретами.

Остается разделить колониальные территории в Азии, ставшие военной добычей. Среди них – Корея, ранее принадлежавшая японской империи; она разбивается по 38-й параллели на две оккупационные зоны – русскую и американскую. Индокитай, находившийся ранее под французским владычеством, на юге отдается Великобритании, в то время как территория к северу от 16-й параллели занимается руководителем освободительного движения коммунистом Хо Ши Мином, который провозглашает свободную республику Вьетнам.

В Италии, где продолжается процесс национального примирения, при согласии коммунистов выходит постановление о разоружении партизан.

Сентябрь

Американские банки дают знать Италии, что экономическая помощь Соединенных Штатов (единственный источник для истощенной и разрушенной войной страны) находится под вопросом из-за действий правительства Парри, находящегося под влиянием левых сил.

В Индокитае французские колониалисты посылают с юга экспедиционный корпус, который под прикрытием англичан начинает завоевание Вьетнама.

Октябрь–декабрь

В Китае уход японской армии положил конец перемирию между коммунистами Мао Цзэдуна и националистическим правительством Чан Кайши, которому благоволят все великие державы, включая Советский Союз. Переговоры между двумя сторонами о создании коалиционного правительства прерываются разразившимся ожесточенным сражением двух противостоящих армий. Побеждает Красная Армия Мао Цзэдуна, с неудержимой силой возобновляется гражданская война.

В Италии конец правительства Парри. Председателем нового правительства становится умеренный христианский демократ Де Гаспери, который включает в него также и коммунистов: Тольятти возглавляет министерство юстиции. Одним из первых актов этого министерства становится, в соответствии с ранее принятой линией национального примирения, окончательное прекращение процессов против фашистов.

1

«Судьбе угодно, чтобы ты с ним так и не встретилась!» – воскликнула Филомена, когда Сантина, при втором появлении Нино, пришла через час после того, как он ушел. Действительно, они так никогда и не увиделись, но, возможно, их встреча не имела бы ни для него, ни для нее никаких последствий.

Разумеется, для Нино время было понятием относительным. После стольких месяцев отсутствия он появился с таким видом, как будто прошло всего несколько дней. На этот раз малышкаосталась в своем углу, неуверенно глядя на него, как прогнанный прочь котенок. Узеппе дрожал: он вцепился в куртку Нино, чтобы не дать ему уйти.

Они не виделись с того самого дня в лагере, в октябре сорок третьего года. Узеппе, которому тогда было чуть более двух лет, теперь был на полтора с лишним года старше, да и во внешности Нино за это время произошли изменения. Однако они сразу же узнали друг друга, как будто для них не прошло этих полутора лет. Лишь спустя некоторое время Нино сказал Узеппе:

«Ты изменился: глаза стали грустнее», – и он пощекотал брата, чтобы развеселить его. Узеппе заливисто рассмеялся.

И на этот раз Нино спешил. В момент прощания с младшим братом он сунул в карман его комбинезончика пригоршню бумажных денег; там, на взгляд Узеппе, было ничуть не меньше миллиона.

«Это тебе от меня, – сказал Нино, стоя одной ногой на лестнице, – купи себе велосипед».

Но в этот момент велосипед совсем не интересовал Узеппе, он думал только о том, что Нино уходит. Через некоторое время он своими тонкими пальчиками помог Иде достать из кармана «миллион». В понимании Узеппе всякие там миллионы и миллиарды по праву принадлежали матерям, а в его руках это были просто бумажки.

В последние дни апреля из разных частей Европы, где немцы еще оказывали сопротивление, война начала свой стремительный бег к финалу. Со знаменитым секретным оружием у рейха не получилось. В Италии «готическая линия» была прорвана – как и все прочие линии, укрепления и фронты в других местах. Немецкие войска после отступления из Милана капитулировали, а в разрушенный и окруженный со всех сторон Берлин уже входили первые русские солдаты.

Примерно через неделю окончательная капитуляция Германии завершала, после шести лет кровавой бойни, блиц-кригв Европе.

Видения мечтателя Муссолини, который сам себя увенчал короной триумфатора на белом коне, развеялись, как дым. Однако видения мечтателя Гитлера превратились в реальность на огромных пространствах. Целые области, города и страны « новым порядком» были превращены в горы скелетов, в развалины и могилы. Более пятидесяти миллионов человек умерли не своей смертью, среди которых и сам фюрер, и итальянский дуче, прилепившийся к нему, как в цирке клоун к герою арены. Их маленькие тела были поглощены землей, как тела иудеев, коммунистов и бандитов; как тела Мухи и Квадрата, Эстерины и Анджелино, и повивальной бабки Иезекиили.

Там, за Европой, на востоке, Вторая мировая война еще продолжалась, а здесь пришло время подводить итоги и затевать судебные процессы, как оно водится после крупного надувательства или убийства в семье. Обнажались даже самые скандальные интимные подробности, которые до тех пор пытались скрыть.

Открывались двери тюрем, вскрывались ямы и рвы. Исследовались места преступлений, преступники получали свое. Находили спрятанные документы. Составляли списки, записывали фамилии.

Уже с прошлого лета в Риме на афишах и в газетах можно было увидеть странные фотографии, которые с появлением новых информационных бюллетеней, разумеется, ходили и по нашему району Тестаччо, и по улице Мастро Джорджо. Однако в то время Узеппе был еще «под покровительством Святого младенца», как говорят в Риме о несмышленых малышах. Тут просматривался, может быть, один из примеров некоторого отставания в его развитии. Совсем как грудные младенцы, или даже как собаки и кошки, он не распознавал конкретных форм в одномерных печатных изображениях. Да и, по правде сказать, во время своих случайных прогулок по району Тестаччо, ведомый за руку кем-нибудь из взрослых, он был так захвачен разнообразием окружающего мира, что не обращал внимания на эти фотографии. Дома ему было категорически запрещено трогать книги, поскольку они принадлежали Джованнино, а теми немногими газетами, которые оказывались под рукой, он не интересовался, так как не умел читать.

Единственными картинками, кроме игральных карт (к тому же запертых в ящике), с которыми он сталкивался, были рисунки комиксов и букваря, который принесла ему Ида. Однако, хотя он и восклицал время от времени с видом прорицателя: «дом», «цветы», «люди!», угадывая слово по рисунку, подобные забавы быстро ему надоедали.

Но однажды, весной 1945 года, мать, зайдя в лавку, оставила его ненадолго на улице, а когда она вышла, Узеппе рассматривал иллюстрированные журналы, вывешенные у газетного киоска чуть выше его головы. На развороте нижнего из журналов находились два больших снимка, изображающие повешенных. На одной фотографии была видна аллея, тянущаяся вдоль полуразрушенного парапета набережной. На деревьях аллеи, в ряд, висели тела людей, все в одинаковом положении: голова свесилась набок, ноги слегка разведены, руки связаны за спиной. Все они были молодыми, бедно одетыми. На шее каждого висела дощечка с надписью: «Партизан». Все они были мужчинами, за исключением единственной женщины в начале ряда, на которой не было никакой дощечки. В отличие от остальных, она висела не на веревке, а на крюке из мясной лавки, воткнутом в шею. На фотографии ее можно было видеть со спины, однако, судя по формам тела, она была очень молода, не больше двадцати лет, хорошо сложена. На ней были темные брюки, а на окровавленную спину, беловатую на фото, и потому кажущуюся голой, спадали длинные черные волосы, то ли заплетенные в косички, то ли распущенные – не разобрать. Возле парапета виднелась фигура мужчины, наверное, часового, в солдатских брюках, застегнутых на лодыжке. На другой стороне улицы стояла и глядела на все это небольшая группа людей, по виду – случайных прохожих, среди которых были два мальчика примерно одного возраста с Узеппе.

На втором снимке на этой же странице был изображен пожилой мужчина с жирным лицом и лысой головой, с широко раскинутыми руками, подвешенный за ноги над смутно виднеющейся плотной толпой. [18]18
  Речь идет о Муссолини.


[Закрыть]

На обложке другого журнала был виден еще один снимок, изображающий не мертвых и не повешенных, но тоже вызывающий странный ужас: молодая женщина с правильными чертами лица, с голой, как у куклы, головой, неся на руках завернутого в пеленку младенца, идет через толпу людей, старых и молодых, которые показывают на нее пальцем, издеваются и зло смеются. Кажется, женщина испугана и старается идти побыстрей, с трудом передвигая ноги, обутые в стоптанные мужские ботинки, а люди забегают вперед, наступают на нее сзади. Все они, как и молодая женщина, бедно одеты. Ребенку на вид несколько месяцев, у него светлые вьющиеся волосы. Держа палец во рту, он спокойно спит.

Узеппе, задрав голову, с изумлением разглядывал изображения, еще не понимая их смысла. Казалось, он пытался разгадать какую-то загадку, хотя двусмысленную и уродливую, но все-таки странно близкую ему.

«Узеппе», – позвала Ида. Он послушно протянул ручонку и пошел за ней, заинтригованный, но не спросил ни о чем. Вскоре, захваченный новыми впечатлениями, он забыл о снимках.

В последующие дни это его запоздалое и неясное открытие существования фотографии, казалось, оставило в нем лишь мимолетное впечатление, не задержавшись в памяти. На улице Узеппе снова вел себя как прежде: проходя мимо надписей и снимков, он их не видел; он был весь поглощен другими сторонами окружающего мира. Дома он ни разу ни с кем не заговорил о странных сценах, увиденных им у газетного киоска. Однако, если ему на глаза попадались фотографии в газетах, его взгляд напрягался, он как бы вспоминал что-то смутное, со временем ставшее лишь набором неясных теней, так что его воспоминания тут же таяли.

Однажды уличный продавец газет (он, правда, называл себя журналистом), чтобы позабавить Узеппе, мигом соорудил из лежащей на столе газеты нечто похожее на треуголку карабинера и надел ее себе на голову. При виде «журналиста» с его круглым лицом гнома и подбородком галошей, подмигивающего ему из-под этой треуголки, Узеппе громко засмеялся. Потом, взобравшись на стул, он сорвал треуголку с головы продавца газет и надел ее сначала на малышку, потом на Иду и, наконец, на себя. Однако его голова была такой крохотной, что полностью исчезла под треуголкой. Он же, проделывая все это, заливался смехом, как будто в горло к нему залетел веселый скворец. К сожалению, тут вмешалась Филомена, отняла газету, аккуратно сложила ее и убрала. В тот же день, после обеда, Узеппе увидел, как хозяин перелистывает свои старые газеты (некоторые были красивого розового цвета). Он тут же попросил соорудить ему треуголку: наверное, на примере «журналиста» он понял, каково самое верное и полезное назначение газет. Впрочем, он покорно принял отказ Томмазо. Хозяин, видя его интерес к периодической печати, стал хвастаться своей подборкой спортивных газет с описанием исторических матчей тех времен, когда война еще не положила конец национальным чемпионатам. На одном снимке был изображен эпизод знаменитого матча Италия–Испания; «это – Феррарис Второй, это Пьола…» [19]19
  Феррарис Второй, Пьола – фамилии знаменитых футболистов.


[Закрыть]

Помню, это было воскресенье, а месяц, кажется, июнь. На следующее утро произошел случай, похожий на уже описанный, у газетного киоска. В тот момент он тоже показался незначительным и неважным.

Забежав домой между двумя походами на рынок, Ида оставила на кухне полуоткрытый кулек с фруктами. Вскоре в руках у Узеппе, захотевшего полакомиться, оказался лист бумаги, в которую фрукты были завернуты: наверное, он намеревался соорудить себе из него треуголку.

Это была плохо пропечатанная, с еле видными фиолетовыми буквами страница из дешевой газеты, одной из тех, что обычно переполнены сентиментальными рассказиками и сплетнями об актрисах и членах королевской семьи. Теперь, однако, и в ней больше всего места отводилось военным фотографиям. Снимки воспроизводили несколько сцен из быта нацистских лагерей, о которых до прихода союзников имелись только смутные, неясные сведения. Только теперь об этих тайнах рейха начинали говорить и публиковать фотографии, иногда сделанные союзниками в момент освобождения лагерей или найденные в архивах, которые немцы не успели уничтожить, а также в карманах убитых или взятых в плен эсэсовцев – те хранили их как воспоминание и доказательство личных подвигов.

Поскольку газета предназначалась для простого обывателя и не претендовала на научность, напечатанные на странице фотографии были даже не из самых жутких. Они изображали: 1) беспорядочную груду мертвых тел, голых и частично уже разложившихся; 2) целую кучу ботинок, принадлежавших ранее этим или другим узникам; 3) группу живых заключенных, стоящих за металлической сеткой; 4) «лестницу смерти» из 186 очень высоких и неравных ступеней, на вершину которой заключенные должны были взбираться, неся тяжелый груз, а оттуда их часто сталкивали вниз, в бездну, чтобы позабавить лагерное начальство; 5) узника, стоящего на коленях перед им же вырытой ямой, под взглядами многочисленных немецких солдат, один из которых целился ему в голову; 6) небольшую серию фотоизображений (четыре штуки), представляющих различные этапы эксперимента в декомпрессионной камере, проводимого над подопытным заключенным. Эксперимент (один из многих, осуществленных врачами в лагерях) состоял в том, чтобы подвергнуть человека воздействию резких изменений атмосферного давления. Обычно он заканчивался обмороком или смертью из-за легочного кровотечения.

Фотографии пояснялись краткими подписями под ними, однако маленькому Узеппе, еще не умеющему читать, необычные картинки газетной страницы должны были казаться странными и загадочными, тем более что плохая печать делала некоторые снимки расплывчатыми и непонятными. Например, на последних четырех фотографиях был изображен один и тот же мужчина с отупевшим лицом, туго пристегнутый широкими ремнями, в комнате с низким потолком. В центре потолка неясно виднелся некий прибор, похожий на воронку. Мужчина поднимал глаза вверх, к этому неясному предмету, как будто молился какому-то богу. Казалось, выражение его лица на снимках зависело от непонятных действий этого бога: из изумленно-испуганного оно превращалось в горестно-тоскливое, затем в экстатически благодарное, и, наконец снова в изумленно-испуганное.

Никогда не удастся узнать, что бедный неграмотный Узеппе понял из этих снимков.

Вернувшаяся через минуту Ида застала его за разглядыванием всех фотографий сразу, как если бы это было единое изображение. Ей показалось, что в глазах сына она увидела тот же ужас, что и в далекий полдень на станции Тибуртина, около двадцати месяцев тому назад. Он поднял на подошедшую мать глаза, пустые и бесцветные, как у слепого. Ида вздрогнула всем телом, как если бы ее тряхнула чья-то сильная рука. Тихо и нежно, чтобы не растревожить Узеппе, она сказала ему, как говорят совсем маленьким детям:

«Брось бумагу. Она грязная».

«Глязная», – повторил Узеппе (некоторые согласные он еще не научился произносить) и сразу же сделал то, о чем просила Ида, даже почти сердито помог ей разорвать на клочки газетную страницу.

Через минуту под окнами на улице послышался крик торговца, проезжающего со своей тележкой. Узеппе тут же забыл о газете и подбежал к окну, чтобы увидеть торговца. «Лук! Чеснок! Сурепка!» – громко выкрикивал тот. Аннита, чтобы не идти по лестнице, спустила ему из окна корзинку на веревке. Взобравшись на табуретку, Узеппе следил за путешествием корзинки с таким интересом, как будто это был полет космического корабля Земля – Луна, и обратно, или, по крайней мере, первый опыт Галилея на Пизанской башне. Казалось, что и сегодняшняя история со снимками не оставила следа в его детской головке.

Однако в последующие дни он держался в стороне от газет и журналов, как наказанный щенок. Идя по улице, он казался беспокойным и оттаскивал Иду за юбку от афиш на стенах и от известного нам киоска. Однажды пришел Нино и позвал брата с собой на улицу, обещая купить ему мороженое. На обратном пути он захотел зайти в киоск, оставив Узеппе на другой стороне улицы и сказав ему: «Жди меня здесь». Но Узеппе, увидев, что тот подходит к газетному киоску, закричал: «Иди сюда! Иди сюда! Иди сюда-а-а!» – с такой тревогой и отчаянием, как будто хотел защитить брата от бог знает какой опасности. «Чем старше ты становишься, тем смешнее, – сказал ему подошедший Нино. – Что с тобой? Я никуда не денусь». Потом, засмеявшись, проговорил: «Ну-ка, поцелуй меня».

…В то лето Нино заходил еще дважды. В первый раз, взглянув на мать, он сказал: «Ма, у тебя все волосы седые, как у старушки», – как будто раньше не видел этой седины и заметил ее только теперь.

Во второй раз он объявил, что скоро у него будет заграничный мотоцикл, почти новый, такая удача! В следующий раз он приедет в Рим на мотоцикле! Малышке(которая теперь при появлении Червонного Туза всегда смирно сидела в уголке) в ту же ночь приснился сон: как будто за ней гонится мотоцикл без седока. Она прыгает от него в разные стороны и от страха начинает летать по воздуху.

В августе, после атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, Япония также подписала акт о безоговорочной капитуляции.

О взрывах говорили неохотно, как о неких вызывающих отвращение абстракциях. Невозможно было рассуждать о продолжительности взрывов, она была минимальной, почти не поддающейся измерению (около двадцати тысячных секунды). За это время от обоих городов вместе с их жителями не осталось даже молекул. Речь шла не о разрушениях, не о смерти. Речь шла об огромном грибе света, блеск которого видели даже слепые от рождения. От того, что ранее существовало, гриб оставил лишь тени, похожие на очертания привидений, отпечатавшиеся на плитах. За периметром гриба образовался сначала один смерч, потом другой, потом пошел гнилой дождь из неизвестной ядовитой жидкости и раскаленных углей. Число жертв невозможно подсчитать, ибо последствия гриба, смерчей и атомных дождей определяются не только количеством истребленных и мертвых (в Хиросиме таковых, по первым подсчетам, набралось восемьдесят тысяч). Последствия, через годы и поколения, сказываются на выживших. Фугасные и зажигательные бомбы с их осколками, пожарами и облаками пыли кажутся все-таки земными явлениями, а Хиросима и Нагасаки – космическими, уже не принадлежащими нашему миру. К японцам даже не испытывали сочувствия.

Так закончилась Вторая мировая война. В том же августе три великие державы (господа Черчилль, Трумэн и товарищ Сталин) встретились в Потсдаме, чтобы определить условия мира, то есть начертить границы своих империй. «Ось Берлин – Рим» и трехпартийное правительство исчезли. Опускался «железный занавес».