Текст книги "Хороший немец"

Автор книги: Джозеф Кэнон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц)

Глава пятая

Гюнтер Бен жил на самом востоке Кройцберга, который все еще находился в американском секторе. В прежние времена отсюда можно было дойти пешком до полицейского управления на Александерплац. Теперь путь перекрывали груды кирпича и выпотрошенный трамвай, поставленный на попа, как противотанковое заграждение, да так и не убранный. Верхнюю часть дома снесло. Осталась только квартира Гюнтера на первом этаже и этаж сверху, полуоткрытый небу. Стучать в дверь пришлось несколько раз, пока наконец из-за косяка не появились толстые подозрительно всматривающиеся очки.

– Гюнтер Бен? Меня зовут Гейсмар. Я от Берни Тайтеля.

Удивленный взгляд при звуках немецкой речи, затем ворчание.

– Можно войти?

Гюнтер открыл дверь.

– Вы американец. И можете делать, что захотите, – сказал он. И безучастно зашаркал обратно к креслу, где тлела сигарета. Комната была забита вещами – стол, кушетка, старый напольный радиоприемник, книжные полки и огромная карта Большого Берлина во всю стену. В одном углу – груда банок из войсковой лавки, которые он даже не позаботился убрать.

– Это вам от меня, – сказал Джейк, протягивая бутылку.

– Взятка? – сказал он. – Что ему на этот раз надо? – Он взял бутылку. – Французский. – В провонявшей дымом комнате было тепло, но хозяин сидел в кардигане. Волосы острижены коротко. Почти так же коротко, как и седая щетина на подбородке. Еще не старый. Чуть за пятьдесят. За стеклами очков тусклые глаза пьяницы. На кресле лежит открытая книга. – Что там? Дата суда назначена?

– Нет. Он полагает, вы можете мне помочь.

– В чем? – спросил он, открывая бутылку и нюхая.

– Есть работа.

Он посмотрел на Джейка, затем заткнул пробкой и вернул бутылку.

– Скажите ему – нет. Я завязал с этими делами. Даже за бренди.

– Не для Берни. Работа для меня. – Джейк кивнул на бутылку. – В любом случае, она ваша.

– Что еще? Очередной грайфер?

– Нет, американец.

Его щека от неожиданности дернулась, но он постарался скрыть это, подойдя к столу и плеснув себе в стакан бренди «на два пальца».

– Где вы учили немецкий? – спросил он.

– Когда-то жил в Берлине.

– Ага. – Он сделал большой глоток. – И как он вам теперь?

– Я знал Ренату, – сказал Джейк ему в спину, надеясь найти точку соприкосновения.

Гюнтер сделал еще глоток.

– Ее многие знали. Вот в чем проблема.

– Берни говорил мне. Сожалею о вашей жене.

Но Гюнтер сделал вид, что не расслышал, – добровольная глухота. В наступившей неловкой тишине Джейк впервые заметил, что в комнате не было ни фотографий, ни памятных вещей. Все зримые следы были заперты где-то в шкафу или выкинуты после развода.

– Так чего вы хотите?

– Определенную помощь. Берни сказал, что вы были сыщиком.

– В отставке. Америкосы меня уволили. Он вам этого не говорил?

– Говорил. Еще сказал, что вы хороший специалист. Я пытаюсь раскрыть убийство.

– Убийство? – Он фыркнул. – Убийство в Берлине. Мой друг, тут миллионы убитых. Кого волнует еще один?

– Меня.

Гюнтер повернулся и смерил его сверху вниз оценивающим взглядом полицейского. Джейк ничего не сказал. Наконец Гюнтер повернулся обратно к бутылке.

– Выпьете? – спросил он. – Раз уж принесли.

– Нет, слишком рано.

– Тогда кофе? Настоящий, не эрзац. – Ни нотки недовольства; своего рода приглашение остаться.

– А у вас есть?

– Еще один подарок, – сказал он, поднимая стакан. – Одну минутку. – Он направился на кухню, но сделал крюк и выглянул в окошко. – Вы разукомплектовали двигатель? Крышку прерывателя-распределителя сняли?

– Решил рискнуть.

– В Берлине рисковать не следует, – сказал он нравоучительно. – По крайней мере, теперь. – Он покачал головой. – Американцы.

Гюнтер открыл дверь в кухню. Еще ящики, груда консервов, блоки сигарет. Подарки. Он продолжал прихлебывать бренди, но перемещался по небольшому пространству, не теряя деловитой сноровки, – один их тех пьяниц, на которых алкоголь, казалось бы, не действует, пока они окончательно не отрубятся на ночь. Джейк подошел к полкам. Ряды вестернов. Карл Май, немецкий Зейн Грей. [43]43
  Карл Май (1842–1912) – немецкий писатель, автор снискавших большую популярность в Европе и Америке, многократно экранизированных «индейских» приключенческих романов о Виннету (1893–1910). Зейн Грей (1872–1939) – американский автор популярных приключенческих романов, описывавших идеализированный мир Дикого Запада.


[Закрыть]Перестрелки в Юме. Шерифы и отряды полицейских, пробирающиеся сквозь заросли полыни. Неожиданный порок на краю Кройцберга.

– А где вы достали карту? – спросил Джейк. Весь город был утыкан булавками.

– В своей конторе. Опасно было оставлять ее на Алексе [44]44
  Сокращение Александерплац.


[Закрыть]во время бомбардировок. Теперь мне нравится иногда смотреть на нее. Заставляет думать, что Берлин еще на месте. Все улицы. – Он вошел в комнату, неся две чашки. – Полицейскому важно знать, где находишься. Координаты очень важны. – Он протянул чашку Джейку. – Где произошло ваше убийство?

– В Потсдаме, – сказал Джейк, невольно взглянув на карту, как будто из голубой ряби озера в нижнем левом углу могло выплыть тело.

– В Потсдаме? Американец? – Он проследил за взглядом Джейка, обращенным на карту. – Участник конференции?

– Нет. У него было десять тысяч долларов, – сказал Джейк, бросая наживку.

Гюнтер посмотрел на него, затем пригласил сесть к столу.

– Садитесь. – Сам опустился в кресло, убрав книгу. – Рассказывайте.

Рассказ занял десять минут. Говорить было особо не о чем, а лицо Гюнтера не побуждало к спекуляциям. Он снял очки. Глаза сузились до щелок, он слушал, не кивая, а единственный признак жизни – беспрестанное перемещение руки от чашки с кофе к стакану с бренди.

– Когда Берни даст ответ, я буду знать больше, – закончил Джейк.

Гюнтер сжал переносицу и задумчиво потер ее, затем снова надел очки.

– Что вы будете знать? – спросил он наконец.

– Кто он был, чем занимался.

– Думаете, вам это поможет, – сказал Гюнтер. – Кто.

– А вам – нет?

– Как правило – да, – ответил он, делая глоток. – Если б это было прежде. А теперь? Позвольте кое-что пояснить вам. Я сохранил карту. – Он кивнул на стену. – Но все остальное пропало. Досье с отпечатками пальцев. Досье с фотографиями преступников. Общиедосье. Мы больше не знаем, кто есть кто в Берлине. Журналов регистрации прописки нет. Утеряны. Если что-то украдено, в ломбарде не проверишь, как обычно делалось. Этих вещей нет. Если вещь продана военному, он отсылает ее домой. Никаких следов. Сейчас ни один полицейский не раскроет преступления. Даже отставной.

– Это не немецкое преступление.

– Тогда зачем вы пришли ко мне?

– Потому что вы знаете черный рынок.

– Вы так полагаете?

– У вас куча подарков.

– Да, вот такой я богатый, – сказал он, обводя рукой комнату. – Банки тушенки. Сокровище.

– Вы знаете, как он функционирует, иначе вам нечего было бы есть. Вы знаете, как функционирует Берлин.

– Как функционирует Берлин, – ворчливо повторил Гюнтер.

– Даже сейчас. Немцы держат рынок. Возможно, те же, что и прежде. Вы должны знать их. Кого из них знал Талли? Он не с кондачка работал. Он не былв Берлине, он в Берлин приехал.

Гюнтер медленно достал сигарету и, не отрывая глаз от Джейка, прикурил.

– Хорошо. Это первый момент. Вы его определили. Что еще?

Сыщик экзаменовал практиканта. Джейк наклонился вперед.

– Главный вопрос – деньги. Их слишком много.

Гюнтер покачал головой:

– Нет, главное не в этом. Главное в том, что они были при нем.

– Не понял.

– Герр Гейсмар. Человек что-то продает. Покупатель его пристреливает. Разве он не заберет деньги обратно? Зачем ему их оставлять?

Джейк в замешательстве откинулся на спинку стула. Очевидный момент, который упустили все, кроме алкаша-полицейского, соображающего даже в состоянии подпития.

– И что это значит?

– То, что покупатель и убийца не обязательно одно и то же лицо. На самом деле – разные. Как могло так получиться? Вы не того ищете.

Джейк встал и подошел к карте.

– Один ведет к другому. Должен привести. Деньги-то остаются.

– Да, деньги, – сказал Гюнтер, наблюдая за ним. – Это интересно вам. А меня интересует другое. Где.

– В Потсдаме, – сказал тупо Джейк, глядя на карту.

– В Потсдаме, – повторил Гюнтер. – Перекрытом русскими. Туда никто не мог проникнуть несколько дней. Даже те, кого, как вы полагаете, я знаю. – Он сделал еще глоток. – Для них это действительно проблема. Торговый день потерян – серьезные убытки. Но они не могут туда проникнуть. А ваш военный смог. Как так?

– Может, у него было приглашение.

Гюнтер кивнул.

– Точка прибытия. А для вас – тупик. Русский? Дети с оружием. Они стреляют без повода. Вы его никогда не найдете.

– Черный рынок не работает по секторам. Он по всему городу. Денег много – даже для русского – кто-нибудь должен знать хоть что-нибудь. Люди болтают. – Джейк вернулся к стулу и снова подался вперед. – Вам они должны сказать. Они знают вас.

Гюнтер поднял голову.

– Я заплачу, – сказал Джейк.

– Я не информатор.

– Нет. Полицейский.

– В отставке, – сказал Гюнтер мрачно. – На пенсии. – Он отсалютовал стаканом ящикам.

– И сколько, думаете, это будет продолжаться? Когда-нибудь этим займется военная полиция. Убит американец – им придется принять меры. Навести порядок. Хотя бы на время. А вы бы получили небольшую страховку.

– От американцев, – невозмутимо сказал Гюнтер. – Чтобы найти того, кого они не хотят найти.

– Захотят. Вынуждены будут. Если поднять шум. – Он помолчал, наблюдая за глазами Гюнтера. – Никогда не знаешь, когда тебе выпадет счастливый шанс.

– А генератор шума вы, насколько я понимаю. – Гюнтер отвел взгляд и снова занялся стаканами. – А что я с этого буду иметь? За свои услуги. Свой персилшайн.

– «Персил»? – переспросил Джейк растерянно, пытаясь перевести. – Как моющее средство?

– «Персил» все отмоет чисто, – сказал Гюнтер, протирая очки кардиганом. – Помните рекламу? Персилшайнтоже все отмоет, даже грехи. Американец подписывает сертификат и… – Он щелкнул пальцами. – …личное дело чистое. Никакого нацистского прошлого. Возвращайся на работу.

– Не в моей компетенции, – сказал Джейк и запнулся. – Правда, я могу поговорить с Берни.

– Герр Гейсмар, я же шучу. Он меня не отперсилит.Я был в партии. И он знает об этом. А сейчас я – в бизнесе. Мои руки… – Он замолчал и посмотрел на них. – Как бы там ни было, возвращаться к работе я не хочу. Здесь все кончено. Когда вы уйдете, придут русские. И даже персилшайнне заставит меня пахать на них.

– Тогда поработайте на меня.

– Зачем? – Скорее отказ, чем вопрос.

Джейк оглядел затхлую комнату. От старой конторы тут совсем недалеко. Все телетайпы и радиопозывные теперь превратились в карту на стене.

– Потому что вы не готовы уйти на пенсию. А я не улавливаю тонкостей. – Он кивнул на книгу. – Вы же не можете сидеть и целыми днями читать Карла Мая. Он уже не напишет ничего нового.

Гюнтер секунду смотрел на него затуманенным хмурым взглядом, затем нацепил очки и взял книгу.

– Оставьте меня в покое, – сказал он, опять прячась за мутным взглядом.

Но Джейк сидел, выжидая. Несколько минут не было слышно ни звука, только еле слышное тиканье настенных часов, – тишина, схожая с молчанием направленных друг на друга шестизарядных «кольтов» на обложке. Наконец Гюнтер выглянул из-за очков.

– Есть еще один момент.

Джейк в ожидании поднял брови.

– Он знал немецкий?

– Талли? Не знаю. Вряд ли.

– Тогда это осложняет подобную сделку. – Гюнтер говорил осторожно, перебирая версии. – Если он встречался с немцем. Который держит рынок. По вашим словам.

– Хорошо. Тогда кто еще?

– Наш разговор – приватный? Я не хочу потерять пенсию, – сказал он.

– Как исповедь.

– Вы знаете, где «Ронни»? На Ку-дамм?

– Найду.

– Сходите туда сегодня вечером. Спросите Элфорда, сказал он, произнеся имя правильно по-английски. – Ему нравится «Ронни».

– Американец?

– Британец. Не немец. Так что, может, он слышал что-нибудь. Кто знает? Для начала. Сошлитесь на меня.

Джейк кивнул.

– Но вы там будете?

– Это зависит.

– От чего?

Гюнтер посмотрел на страницу, снова отмахнувшись от него.

– Дочитаю ли я книгу.

Вернувшись на Гельферштрассе, он увидел толпу в полуквартале от их особняка. Военные полицейские на джипах, и целый грузовик солдат суетились вокруг двух женщин, которые стояли, прижав руки к щекам, и смотрели на дом, как зеваки во время происшествия. В открытом грузовике рядом с кинокамерами одиноко стоял Рон. Остальная пишущая братия собралась на тротуаре, наблюдая за происходящим. Военные полицейские пытались без особого успеха заставить женщин уйти, и орали на них по-английски, а те отвечали по-немецки. Из окон дома дымом валили клубы штукатурной пыли.

– Он знает немецкий, – сказал Томми Оттингер одному из военных полицейских, подзывая Джейка.

– Объясните этим фрицам, что им нельзя в дом, – попросил расстроенный военный полицейский. – Один этаж уже обрушился – остальные вот-вот рухнут.

– Что случилось? – спросил Джейк у Томми.

– У них на заднем дворе взорвалась бомба. Фундамент просел, и теперь все может рухнуть как карточный домик. Только что провалился потолок на кухне. Одна из стен вот-вот треснет, а они все равно туда рвутся.

Теперь две женщины что-то прокричали Джейку.

– Им нужно забрать вещи, – перевел он. – Прежде чем дом рухнет.

– Нельзя, – ответил военный полицейский. – Боже, эти люди не понимают, как им повезло. Они же могли находиться внутри. Пока им не стукнешь по башке, ничего не понимают.

– Моя одежда, – закричала по-немецки одна из женщин. – Мне нужна моя одежда. Как нам быть без одежды?

– Это опасно, – сказал ей Джейк. – Подождите, пока все не уляжется. Может, все будет в порядке.

Дом ответил почти человеческим стоном. От нагрузки трещали балки. Внутрь упал кусок штукатурки, выбив очередной клуб пыли.

– Хельмут, – сказала, еле сдерживаясь, другая женщина – теперь по настоящему встревоженно.

– Что это, ее собака? – спросил военный полицейский.

– Не знаю, – сказал Джейк. – Кто-нибудь собирается помочь им?

– Шутите? А что мы можем сделать?

– Подпереть стены. – Он видел, как это делали в Лондоне. Стены поврежденного дома крепили опорными балками, будто импровизированными контрфорсами. Всего лишь несколькими лесинами.

– Слушайте, приятель… – начал было военный полицейский и замолчал. Идея была слишком абсурдной, чтобы заслуживать ответа.

– А что они здесь делают? – спросил Джейк, показывая на солдат.

– Они? Собираются на игру. Ладно, не берите в голову и скажите фрицам, чтобы они отошли отсюда, пока их не зацепило. Пошла она на хрен, их одежда.

Джейк посмотрел на грузовик, где, уперев руки в бока, стоял Рон, явно раздраженный задержкой.

– Мы опоздаем, – сказал он солдатам.

– Что за игра?

– Футбол, – ответил Рон. – Давайте, парни. Поехали.

Некоторые стали неохотно забираться в грузовик.

– Бриты подождут, – бросил Томми.

– Я не могу оставить его, – сказала женщина.

– Это может занять целый день, – сказал Рон, но тут дом снова затрещал, жалуясь, как догорающий огонь.

– Хельмут, – произнесла женщина, услышав грохот, и прежде чем кто-нибудь успел ее остановить, рванула по тротуару и вбежала в дом.

– Эй! – заорал военный полицейский, но никто не пошевелился – все застыли как под дулом пистолета. – Твою мать, – сказал он, наблюдая за ее исчезновением. – Ладно, нам же легче.

Эти слова словно толкнули Джейка в спину. Он взглянул на полицейского, затем, не раздумывая, сорвался с места и побежал за ней. Вход был завален штукатуркой.

– Фрау! – заорал он. – Выходите. Здесь опасно. – Никто не ответил. Он замер, стараясь уловить в треске дома, как скулит спасаемое животное – напуганный Хельмут. Вместо этого – тишина.

– Одну секунду, – послышалось из гостиной. Она стояла в центре комнаты и оглядывалась, держа в руках фотографию в рамке.

– Уходите, – спокойно сказал он, подходя к ней. – Здесь опасно.

Она кивнула:

– Да, я знаю. Это все, что у меня есть, видите, – сказал она, глядя на фотографию. Парнишка в форме вермахта.

Джейк взял ее за локоть.

– Пожалуйста, – сказал он, уводя ее прочь.

Она пошла было с ним, потом остановилась у столика рядом с дверным проемом и подняла фарфоровую статуэтку – одну из тех розовощеких пастушек, что собирают пыль в гостиных.

– Для Элизабет, – сказал она, словно извиняясь за то, что взяла собственную вещь.

Дом, затаивший на несколько минут дыхание, снова выдохнул – за спиной раздался сильный грохот. Женщина вздрогнула, и Джейк, обхватив ее за плечи, повел из дома. Так в обнимку они и появились на крыльце.

– Не двигаться! – Голос странно напоминал голос полицейского, поймавшего грабителей. Но это был всего лишь Рон, стоявший у кинокамеры. В тот короткий момент, пока они стояли на крыльце, Джейк понял, что камера работает и, что еще хуже, включили ее для того, чтобы запечатлеть его смерть. В Берлине погиб американский журналист – хоть что-то наконец для кинохроники.

– Анна! – истерично кричала другая женщина. – Ты что, с ума сошла? Ты с ума сошла?

Но Анну, прижимавшую фотографию к груди, больше ничего не волновало. Оторвавшись от Джейка, она спокойно сошла по ступенькам и передала статуэтку женщине.

– Хренов бойскаут, – сказал ему военный полицейский.

– А что? – сказал Томми. – Ради кота и не на такое пойдешь.

– Ну, и где этот чертов Хельмут? – недовольно спросил полицейский.

– Это ее сын, – ответил Джейк. И повернулся к грузовику. – Ну что, хорошо получилось? – спросил он Рона. – Извини, но он для тебя не рухнул.

– В следующий раз получится. – Рон усмехнулся. – Давай, забирайся. Следующая остановка – игры союзников. Вместе сражались, вместе играем. «Колльерс» понравится.

Джейк посмотрел на него. «Колльерс» действительно понравится. Союзники в мирное время, от стола заседаний – к стадиону. Никаких нацистских полицейских и бездомных берлинцев. Можно было сдать материал на этой неделе, пока не пошли нетерпеливые телеграммы.

– Русские тоже?

– Их пригласили.

– Эй, приятель, – спокойно позвал военный полицейский. – Спросите, им есть куда идти?

Джейк поговорил с женщинами, которые стояли, держась за руки, спиной к военным.

– У нее есть сестра в Ганновере.

– Ей придется получить разрешение на проезд. Скажи ей, что мы отвезем ее в палаточный городок для перемещенных лиц на Телтовердамм. Там неплохо.

Но когда им перевели, их бросило в дрожь от одного названия, как будто за ними, клацая, закрылась тюремная дверь.

– Только не в лагерь! – завизжала женщина со статуэткой. – Не в лагерь. Вы не заставите нас. – Она ухватила Джейка за руку.

– Что такое лагер? – спросил военный полицейский.

– Лагерь. Они боятся. Думают, что концентрационный.

– А, типа тех, что они понастроили. Скажи им, что это американский лагерь, – сказал он, полагая, что им от этого будет легче.

– Считаешь, эти женщины их понастроили?

– Один хрен. Фрицы.

Прежде чем Джейк успел ответить, боковая стена наконец не выдержала и рухнула внутрь, с ревом увлекая за собой ослабшее тело дома. Затрещало дерево, загрохотали камни кладки – настоящий взрыв, поэтому когда в центре поднялось облако пыли, то показалось, что опять бомбили. Одна из женщин, ахнув, зажала рот рукой. Все замерли, как загипнотизированные. В грузовике опять застрекотали кинокамеры, благодарные небольшому спектаклю после скучного спасения. Подбежали соседи и влились в толпу, собравшуюся поодаль от двух женщин, словно боялась заразиться от них несчастьем. Все молчали. Часть задней стены прогнулась. Снова треск, клубы пыли, затем серия глухих ударов, похожих на подземные толчки после землетрясения. Куски, отваливаясь, заскользили вниз, образуя груду в центре дома, пока наконец шум не прекратился, и сквозь уцелевший фасад они увидели перед собой очередной гнилой зуб Рона. Женщина со статуэткой заплакала, а Анна, безучастно посмотрев на руины, отвернулась.

– Ну, все, все, – сказал военный полицейский, размахивая белым жезлом, – расходимся. Представление закончилось.

Джейк посмотрел на дом. И таких сотни тысяч.

Водитель грузовика завел двигатель, посигналил остальным, и солдаты, перешучиваясь и добродушно толкаясь, стали забираться в кузов.

– А что с женщинами? – спросил Джейк полицейского. – Нельзя их просто бросить здесь.

– Вы что, из Армии спасения?

– Поехали, Джейк, – сказал Томми. – Тут ничего не сделаешь.

И действительно, что он мог сделать? Забрать домой и попросить рассказать о своих бедах для «Колльерс»? Их к себе повели старики из особняка. Проведут пару ночей в тесном подвале, питаясь остатками армейских харчей с верхних этажей. Затем получат разрешения на проезд в Ганновер и другой подвал. А может, и нет. Может, просто побредут через Тиргартен вместе с другими, превратившись в перемещенных лиц из-за мгновенно рухнувшей штукатурки.

– Слушайте, эту ебаную войну начали не мы, – сказал военный полицейский, прочитав на лице его мысли.

– Не мы. Они, – сказал Джейк, и залез вслед за Томми в грузовик, оставив полицейского в замешательстве.

По пути в британский сектор они проехали мимо радиовышки, откуда Джейк когда-то вел передачи для «Коламбии», и потом дальше до олимпийского стадиона. В этом районе была та же разруха, что и везде, от деревьев остались одни пни, но стадион, хоть и весь иссеченный осколками, выглядел таким же, каким его помнил Джейк. Это было, наверное, лучшее монументальное сооружение нацистов, обманчиво плоское, пока не входил в ворота и не видел широкие ступени, спускающиеся в подземный амфитеатр. Он нашел взглядом место, где сидел вместе с супругами Додд и смотрел игры – его первая работа в Берлине. От стадиона по всему городу на растяжках висели тысячи громкоговорителей и доносили новости о каждом спортивном событии до самого центра. Идея Геббельса. Современное чудо, впечатляющее гостей города. Здесь он впервые увидел Гитлера, принимающего парад в своей императорской ложе. Джейк только что прибыл из Чикаго. До знакомства с Линой были годы.

А сейчас на островках травы, сняв гимнастерки, валялись на солнышке солдаты и пили пиво в ожидании игры. На бесконечных рядах трибун, вмещавших когда-то тысячи, теперь сидела сотня-другая болельщиков, однако их было больше, чем он ожидал: примерно столько же обычно бывает на школьной игре там, дома. Зрители теснились на том конце огромного овала, где футбольное поле было размечено известью, британцы рядом с американцами, и на самом верху – несколько французов в бескозырках с красными помпонами. Ни одного русского. На местах для зрителей сбоку поля сидела кучка солдат – они резались в карты. Когда группа кинохроники попросила их пересесть, они заворчали. В центре поля, разминаясь, прыгали игроки в трикотажных майках и футбольных трусах. Оккупационная армия, которой ничего не оставалось, кроме как оккупировать.

– Стало быть, русские не объявились, – сказал Джейк Рону. – Кто же будет играть с французами?

– Они тут по легкой атлетике будут соревноваться. Русские тоже примут участие, так что они еще, наверно, появятся. Хотите взять интервью у кого-нибудь из игроков?

– Я просто посмотрю. А где бриты учились играть?

Рон пожал плечами:

– Они говорят, что в регби играют почти так же. На всякий случай мы смешаем команды. Чтобы все по-честному.

– Вы прирожденный дипломат.

– Нет. Приходится считаться с британской кинохроникой, – сказал он, показывая на другую группу со штативами. – Им же не хочется показывать, как их ребят разделают в пух и прах. Кто будет это смотреть? Это же игры союзников, не забывайте.

Но фактически после ввода мяча игра превратилась в американское шоу, американские защитники задавали тон, британцы блокировали, а когда все валились в кучу, неровное поле царапало всех. Толпа свистом приветствовала каждую атаку, каждый красный флаг, который выбрасывали рефери при очередном фоле. Болельщики обменивались деньгами, делая ставки, и радостно гикали, заражая всех веселым настроением, как на воскресных матчах «Большой десятки». [45]45
  Ассоциация спортивных команд колледжей и университетов северной части США. Образована в 1896 г.


[Закрыть]Кусочек родины. Даже игроки, здоровые и порозовевшие на солнце, казалось, были в другой стране, за много миль от бледных угрюмых трупов на улицах, за пределами стадиона.

Джейк не видел футбола много лет, и сейчас шум на поле неожиданно вернул его в те солнечные дни в прошлом, когда его интересовало только то, что будет через десять ярдов и с кем он встретится после игры. В Америку, где все дома были целыми. Но то была тоска эмигранта по родине – тоска по дням его юности, а не по месту проживания. С тех пор как он впервые побывал на этом стадионе, домой он ездил только раз. На недельку между очередными командировками. А потом видел только военную Америку за рубежом: вечеринки в полевых столовых и концерты, устраиваемые УСО, [46]46
  USO – Объединенная служба организации досуга войск.


[Закрыть]но то была не настоящая родина, а кино о родине. Сейчас он будет там чужаком.

А разве остальные нет? Они все слишком долго отсутствовали, они изменились, даже тот военный полицейский у особняка, тоже, возможно, футболист: он теперь считает, что мертвая женщина – это минус один немец, о котором не надо будет заботиться. Он заерзал на сиденье, сбитый с толку собственной ностальгией. Оставь эти янтарные волны Квенту Рейнолдсу, пусть его мама почувствует себя королевой на день в «Тутс Шорз». [47]47
  Популярный ресторан на Манхэттене в 40-х годах XX в.


[Закрыть]Он все прекрасно понимал. Америка, которую он оставил – последние выпуски новостей и продажные копы, – была такой же нечестивой смесью, что и везде. И все же от футбола его вдруг так потянуло на родину. Он прикипел к ней, как родимое пятно.

Гол. Окружавшие его болельщики вскочили, вопя и хлопая друг друга по спинам. Кто-то сунул ему пиво. Уголком глаза он заметил, как Рон оставил кинокамеры, чтобы поприветствовать конгрессмена Бреймера. Затем представил его небольшой группе военных, вероятно – парням из штата Ютики. Те пожали ему руку и стали позировать с ним перед армейскими фотографами. На память для своих близких. Затем Рон подвел Бреймера к съемочной группе, поставил его на фоне игрового поля и проверил микрофон. Джейк встал и спустился к боковой линии. Бреймер уже начал говорить.

– На этом стадионе, где великий американец Джесси Оуэнс [48]48
  Джесси Оуэнс (1913–1980) – американский черный легкоатлет, знаменитый бегун, спринтер. Неоднократный рекордсмен мира, олимпийский чемпион на Играх 1936 года в Германии; Гитлер во время церемонии вручения медали «представителю низшей расы» негру покинул стадион.


[Закрыть]развенчал нацистскую ложь о расовом превосходстве, сегодня мы являемся свидетелями еще одной победы. Великая коалиция союзников, выиграв войну, теперь выигрывает мир, плечом к плечу, полная решимости показать всему свету, что мы можем работать вместе. Ииграть в хороший футбол. – Здесь пауза, так как солдаты вокруг рассмеялись. – Перед нами здесь стоит нелегкая задача. Но, глядя на этих прекрасных парней, разве можно сомневаться в том, что мы не достигнем успеха? Мы поможем этой стране восстать из пепла. Мы протянем наши руки хорошим немцам, которые все эти страшные годы молились о демократии, и мы создадим мир, где больше не будет войн. За такой мир мы сейчас и воюем. Сегодня эти ребята играют, а завтра они вернутся к работе. Тяжелой работе. Строительству нашего будущего. Если б вы их видели здесь в Берлине, как я, вы бы тоже не сомневались, они этого добьются.

Импровизируя, без бумажек, отбарабанил, не задумываясь, все, что мог. Раздувая щеки при этом. Еще один кусочек родины. Джейк посмотрел на него. Интересно, каким он был раньше – вероятно, парнишкой, который на уроках всегда тянул руку, добровольно мыл тряпку и разносил бутылки с молоком: уже тогда ему было суждено лучшее будущее.

– А сейчас, как мне сказали, восемьдесят вторая дивизия ВДВ доставит нам еще один тайм удовольствия.

Рон дал сигнал помрежу, и камеры развернулись на вход между ярусами трибун. Оттуда, наяривая марш Сузы, [49]49
  Джон Филип Суза (1854–1932) – американский композитор, автор многочисленных военных маршей.


[Закрыть]вышла шеренга белых касок. Солдаты весело приветствовали их. Камеры поворачивались, следя, как оркестр, сверкая медью труб, вышел на заросшее игровое поле и стал перестраиваться. Шум стоял оглушительный.

– А где девчонки из группы поддержки? – спросил Джейк Рона.

– Очень занятно, – сказал Рон и показал на места. – Им правится.

И действительно нравилось. Джейк взглянул на толпу, которая свистела и топала ногами, завоевывая мир для «Мувитон Ньюс». [50]50
  Американская студия кинохроники.


[Закрыть]Затем он увидел Брайана Стэнли, который несколькими ярусами выше, опершись на локти и закрыв глаза, загорал на солнышке. Единственная неподвижная фигура на трибунах. Оркестр заиграл другой марш. Джейк поднялся по лестнице.

– Наслаждаешься игрой?

Брайан на секунду открыл глаза, затем опять прикрыл.

– Наслаждался. Пока достопочтенный не подключился.

Джейк, наблюдая за оркестром внизу, сел рядом. Музыка гремела по всему стадиону.

– Боже, – сказал Брайан, – могли бы и потише, а?

– Не выспался?

Брайан что-то проворчал, затем медленно выпрямился и вытер лоб.

– Знаешь, меня беспокоит Уинстон. Он несет какую-то чушь насчет польских границ. С чего бы это?

– А почему бы нет? – сказал Джейк, оглянувшись на поле. Конференция, он почти забыл о ней, пока пил кофе с Гюнтером.

– Потому что они – решенный вопрос с той минуты, как дядя Джо их пересек. А он все не утихомирится. Это на него не похоже.

– Может, тянет время.

– Нет, он сбит с толку. Думаю, выборы. Жаль, что они пришлись как раз на конференцию. Полагаю, это расстраивает его игру. Но не для вашего достопочтенного. – Он кивнул в сторону Бреймера, аплодирующего оркестру, который, продолжая играть, покидал поле. – Отличная работа, не так ли? – Протягивая свою руку, сказал он, пародируя жест.

– Именно этим он обычно и занимается. Пока у него есть интерес.

Брайан улыбнулся.

– Ну тогда немцы остаются ни при чем. «Протянем руки». В самолете я вроде слышал, что они получили то, что заслуживают. Ага, утихомирились наконец. – Это в адрес поля, где вместо оркестра появился рефери и дунул в свисток, начиная третью четверть игры. Шум просто фоновый, никакого сравнения. Брайан снова опустился на локти. – А ты, кстати, где был? Я искал тебя на брифинге. Охотишься за сенсациями?

– Нет, собираю материал о черном рынке.

– Ты шутишь, – сказал Брайан, закрывая глаза. – Все это очень и очень старо.

– Как и польские границы.

Брайан вздохнул и стал греться на солнышке. Внизу, на поле, Бреймер отбился от журналистов и заспешил к военному, поджидающему его в сторонке – приятелю Лиз, который сейчас стоял один с бодрым и серьезным видом. Бреймер положил руку ему на плечо и отвел в сторону, чтобы переговорить с глазу на глаз. Джейк несколько минут наблюдал, как они, разговаривая, кивают головами. А он больше, чем просто водитель.

– Закадычные друзья, не так ли? – сказал Брайан, проследив за взглядом Джейка.

– Гм.

– С чего такой интерес?

– Он встречается с Лиз.

– Ну и что. Я и сам не прочь заглянуть на огонек.

Толпа внезапно опять заорала – еще один гол, – но две головы даже не повернулись.

– А что он все-таки делает с Бреймером?

Брайан равнодушно зевнул.

– Строит наше будущее. Занимается этим с тех пор, как приехал. Этот встречал его в аэропорту.

– Этот? – Джейк посмотрел на Брайана, который как ящерица грелся на солнце. – А от тебя ничего не скроешь.

– Ну, это моя работа, правда? Нужно только держать глаза открытыми, – сказал он, закрывая их снова.

Двое мужчин, закончив дела, уже разошлись. Бреймер подал знак солдату, что готов ехать. Шеффер заспешил со стадиона, даже не взглянув на игру.

– Эй, Брайан, – сказал Джейк, размышляя. – Ты же был в самолете. Помнишь парня, который боялся летать?