Текст книги "Хороший немец"

Автор книги: Джозеф Кэнон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

– И тебе тоже?

– Да.

– Что именно?

Он взял ее лицо в свои руки и посмотрел прямо в глаза.

– Я забыл.

– Как – забыл?

– Потому что я снова нашел тебя. И все прочее забыл.

Она отвернулась.

– Ты хочешь, чтобы я тоже забыла.

– Обязательно забудешь. Мы будем счастливы. Разве ты не хочешь этого?

Лина слабо улыбнулась.

– И начнем мы здесь. – Он повернул ее лицо к себе и стал целовать, в щеку, затем в губы, набрасывая карту их мирка. – Мы уже начали. Когда любишь, забываешь все. Для этого любовь и изобрели.

Наконец они задремали – не глубоко, перешли в забытье, легкое, как туман после дождя. Они все еще лежали в постели, не отпуская друг друга, когда он услышал, как хлопнула дверь, шаги у соседней комнаты – окружающий мир возвращался.

– Надо одеться, – сказала она.

– Нет, подожди немного, – ответил он, не отпуская ее из объятий.

– Мне надо подмыться, – сказала она, но так и не двинулась, довольная тем, что лежит рядом с ним, в легкой дремоте, пока они не услышали быстрый стук в дверь. – Ой, – вскрикнула она, и едва успела набросить край простыни на них обоих, как Лиз открыла дверь, и удивленно замерла в дверях, в замешательстве широко раскрыв глаза.

– Ой, извините, – сглотнула она, быстро отступила назад и закрыла за собой дверь.

– Боже, – воскликнула Лина и, выскочив из постели, схватила одежду, скомкав, прижала к груди. – Ты не запер дверь? – Он, усмехаясь, смотрел на нее. – Что ты смеешься?

– Смотрю, как ты прикрываешься. Иди сюда.

– Фарс какой-то, – сказала она, не слушая его. – Что она подумает?

– А тебя это заботит?

– Это неприлично, – сказала она, а затем, поняв, что сказала, тоже заулыбалась. – А я – приличная женщина.

– Была.

Она, как девчонка, прикрыла ладонью улыбку, затем швырнула его брюки на кровать и стала натягивать платье.

– Что ты ей скажешь?

– Скажу, чтобы в следующий раз стучала подольше, – ответил он, уже встав и натягивая брюки.

– Такое часто случается, да?

– Нет, – ответил он, подошел к ней и поцеловал. – Только в этот раз.

– Одевайся, – сказала она, улыбаясь. И повернулась к зеркалу. – Ой, посмотри на меня. Я не причесана. Расческа есть?

– В ящичке. – Он кивнул на туалетный столик. Застегнув рубашку, стал завязывать шнурки на ботинках, глядя на ее отражение в зеркале с той же сосредоточенной внимательностью. Она открыла ящичек и стала искать.

– Справа, – сказал он.

– Тебе не надо так оставлять деньги, – сказала она. – Это небезопасно.

– Какие деньги?

Она показала сотенную банкноту Талли.

– Тем более нет замка. Любой может…

Он подошел к туалетному столику.

– А, это. Это не деньги. Это вещдок, – бросил он, не задумываясь ни о Талли, ни о чем-либо другом.

– Что ты имеешь в виду – вещдок?

Но он уже не слышал ее и смотрел на банкноту. Что там говорил Дэнни? Штрих перед номером. Он перевернул банкноту. Штрих, русские деньги. Он на мгновение задумался, стараясь понять, что бы это значило, а затем с ленивым безразличием отбросил все мысли в сторону, не желая больше прерывать этот день. Положив банкноту обратно, он нагнулся и поцеловал Лину в голову. Она по-прежнему пахла лавандой, к которой теперь примешивался запах их тел.

– Я буду внизу через две минуты, – сказала она, стремясь поскорее уйти отсюда, как будто эта комната была гостиничным номером, который они сняли надень.

– Хорошо. Поедем домой, – сказал он, с удовольствием произнося это слово. Выходя, он взял туфли Лиз.

В коридоре он подождал, пока Лиз ответит на его стук.

– Эй, Джексон, – сказала она – по-прежнему смущенная. – Извини, что так получилось. В следующий раз вешай галстук на ручку двери.

– Твои туфли, – сказал он. – Я их позаимствовал.

– Клянусь, ты был в них великолепен.

– Ее промокли.

Она взглянула на него:

– Это нарушает правила проживания, ты же знаешь.

– Это не то, что ты думаешь.

– Да? Мог бы и соврать.

– А что тебе вообще надо было? – спросил он. Ему было слишком хорошо, чтобы объяснять что-либо.

– В основном убедиться, что ты жив. Ты же пока здесь живешь, не так ли?

– Я был занят.

– Угу. А тут я беспокоилась. Ну, мужики все такие. Кстати, тебя тут спрашивали.

– Потом, – сказал он равнодушно. – Еще раз спасибо за туфли.

Она приставила руку к голове, отдавая честь.

– Всегда пожалуйста. Эй, Джексон, – сказала она, остановив его. – Смотри, особо не увлекайся. Это ж только…

– Это не то, что ты думаешь, – повторил он.

Она улыбнулась:

– Тогда перестань ухмыляться.

– Разве?

– Рот до ушей.

Он что, улыбался? Сходя по лестнице, он не понимал: неужели его лицо действительно сияет так, что сразу видно, как они очумели от счастья? А вся близость свелась к лирике популярной песенки. Но кому какое дело?

Он выключил патефон и, наконец закурив, стал мерить шагами комнату, вместо того, чтобы лежать в постели – обычный ритуал, перевернутый с ног на голову, как и все остальное. Сколько времени прошло с тех пор, как вот так же пускалась к нему, желая его? На улице мокрые листья блестели по-новому, как монеты. Русские деньги. У Талли были русские деньги. Он все еще лениво обыгрывал этот факт в голове, когда у двери раздался топот. Берни, вытирая ноги о коврик, тряс зонтиком. Аккуратный мальчик, который учился играть на пианино.

– Где вы, черт побери, пропадали? – спросил он, торопливо заходя. – Я везде ищу вас. Уже несколько дней. – С легким упреком.

– Работаю, – привел Джейк единственное законное оправдание. А сейчас он улыбается?

– У меня других дел полно, сами знаете. Я тут как на побегушках. А вы смылись, – дребезжащим, как будильник, голосом сказал Берни.

– Вы получили новости из Франкфурта? – спросил Джейк, словно проснувшись.

– Кучу. Нам нужно поговорить. Вы же не сказали мне, что здесь есть связь. – Он положил папки, которые принес с собой, на пианино, как будто собирался закатать рукава и сесть за работу.

– Это может подождать? – спросил Джейк, не желая включаться.

Берни удивленно уставился на него.

– Ладно, – сказал Джейк, уступая, – что они сказали?

Но Берни стоял, уставившись прямо на Лину, которая спускалась по лестнице. Волосы снова, как и положено, были заколоты назад. Платье покачивалось в такт шагам. Очередной выход. У двери она остановилась.

– Лина, – сказал Джейк. – Познакомься, пожалуйста. – Он повернулся к Берни. – Я нашел ее. Берни, это Лина Брандт.

Берни продолжал глазеть, затем неуклюже кивнул, смущенно, как и Лиз.

– Мы попали под дождь, – сказал, улыбаясь, Джейк.

Лина вежливо пробормотала «здравствуйте».

– Нам надо идти, – сказала она Джейку.

– Минутку. Берни помогает мне собирать материал для статьи. – Он повернулся. – Так что они сообщили?

– Это может подождать, – сказал Берни, не отводя взволнованного взгляда от Лины, будто неделями не видел женщин.

– Все в порядке. Какая связь? – Уже заинтересованно.

– Поговорим об этом позже, – сказал Берни, отводя взгляд.

– Позже меня здесь не будет. – И добавил, поняв причину его замешательства: – Все в порядке. Лина со мной. Давайте, выкладывайте. Успехи есть?

Берни неохотно кивнул.

– Кое-что, – сказал он, но смотрел теперь на Лину. – Мы нашли вашего мужа.

На минуту она замерла, а потом, схватившись за край пианино, тяжело опустилась на банкетку.

– Он не умер? – спросила она наконец.

– Нет.

– Я думала, его убили. – Ее голос звучал монотонно. – Где он?

– В Крансберге. По крайней мере, был.

– Это тюрьма? – спросила она так же безжизненно.

– Замок. Недалеко от Франкфурта. Не тюрьма, точно. Скорее гостевой дом. Для людей, с которыми мы хотим поговорить. Мусоросборник.

– Не поняла, – сказала она в замешательстве.

– Они так его называют. Есть еще один, недалеко от Парижа – Ашан. Сборные пункты, где тайно держат ученых. Вы же знаете, что он участвовал в ракетной программе?

Она покачала головой.

– Он никогда не говорил со мной о работе.

– Неужели?

Она взглянула на него.

– Никогда. Я ничего не знаю.

– Тогда вам будет интересно, – сказал Берни сурово. – Мне было. Он занимался расчетами. Траектории. Запас топлива. Всем – только не потерями в Лондоне.

– Вы обвиняете его в этом? В Берлине тоже были жертвы.

Джейк следил за ними, как на теннисном матче, и теперь посмотрел на нее, удивляясь силе ее ответа. Детский сад, заваленный бетонными плитами.

– Но не от летающих бомб, – сказал Берни. – Мы не имели удовольствия воспользоваться его опытом.

– Ну, теперь сможете, – сказала она неожиданно горько. – В тюрьме. – Она встала и подошла к окну. – Я могу с ним увидеться?

Берни кивнул:

– Если найдем его.

Джейк, услышав это, встрепенулся:

– Вы о чем?

Берни повернулся к нему.

– Он пропал. Уже две недели назад. Исчез. Там все на ушах стоят. Он был любимчиком фон Брауна, [59]59
  Вернер фон Браун (1912–1977) – немецкий конструктор ракет, один из руководителей германского военного исследовательского ракетного центра в Пенемюнде (1937–1945), в котором была создана ракета V-2 (Фау-2), примененная немецким командованием для обстрела городов Великобритании и Бельгии. С 1945 г. в США, где под его руководством разработаны ракеты «Редстоун», «Юпитер», ракеты-носители серии «Сатурн» и др.


[Закрыть]– сказал он, кинув взгляд на Лину. – Не может обойтись без него. Я сделал обычный запрос, и пол-Франкфурта вцепилось мне в горло. Все считают, что он поехал повидаться с вами, – сказал он Лине. – По крайней мере, фон Браун. Говорит, он и раньше пытался это сделать. Еще там, в Гармише, где они тихо сидели и спокойно ждали конца. Рванул в Берлин, чтобы вывезти оттуда жену до прихода русских. Было такое?

– Он не вывез меня, – сказала Лина тихо.

– Но приезжал?

– Да. Он приехал за мной – и своим отцом. Но было слишком поздно. Русские… – Она оглянулась на Джейка. – Он не сумел пробраться сюда. Я думала, его убили. В те последние дни… пойти на такой риск было безумием.

– Для него, очевидно, риск был оправдан, – сказал Берни. – Во всяком случае, сейчас они думают именно так. И ищут фактически вас.

– Меня?

– На тот случай, если они правы. Им нужно его вернуть.

– Они и меня хотят арестовать?

– Нет. Скорее всего, идея в том, чтобы использовать вас как приманку. Он придет за вами. Для чего еще ему бежать? Все остальные, наоборот, стараются попасть туда. Крансберг – для особых гостей. Важным нацистам нужно обеспечить комфорт.

– Он не нацист, – безразлично сказала Лина.

– Ну, это как посмотреть. Не волнуйтесь, я его не трону. Технари из контрразведки превратили Крансберг в особую зону. Ученые – слишком ценный народ, чтобы считаться нацистами. Чем бы ни занимались. Ему надо было оставаться там, где он был, в уюте и безопасности. По вечерам играет в настольный теннис, как я слышал. Удивительно, да?

– Берни… – начал Джейк.

– Да, знаю, хватит об этом. С чиновниками бороться бесполезно. Каждый раз, когда мы находим одного, технари забирают у нас досье. Особый случай. Теперь, как я слышал, они хотят вывезти в Штаты всю эту ебаную команду. А те выторговывают себе зарплаты. Зарплаты. Неудивительно, что они хотели сдаться нам. – Он кивнул Лине. – Будем надеяться, что он скоро вас найдет – вам же не хочется пропустить пароход. – Он замолчал. – Или хочется, – сказал он, посмотрев на Джейка.

– Это дела не касается, – сказал Джейк.

– Извините. Не обращайте на меня внимания, – сказал Берни Лине. – Это все из-за работы. У нас тут нехватка кадров. – Он снова посмотрел на Джейка. – А вот технари – это особый коленкор. Там только кадры и есть. – Он повернулся к Лине. – Если он появится, позвоните им. Они будут рады вас слышать.

– А если нет? – спросил Джейк. – Вы сказали, две недели.

– Тогда начнем искать. Полагаю, вы хотите найти его.

Джейк озадаченно посмотрел на него:

– А в чем, собственно говоря, его обвиняют?

– Говоря строго – ни в чем. Только в том, что уехал из Крансберга. Как-то невежливо со стороны почетного гостя. Но остальные нервничают. Им нравится кучковаться вместе – это улучшает их позицию на переговорах. Я так полагаю. Технари, конечно, усилили охрану, поэтому загородного клуба там больше не ощущается. Так что им надо вернуть его обратно.

– Он просто ушел?

– Нет. А вот это будет интересно уже вам. У него был пропуск, все как положено.

– И почему меня это должно заинтересовать?

Берни подошел к пианино и открыл папку.

– Посмотрите на подпись, – сказал он, передавая Джейку машинописную копию листка.

– Лейтенант Патрик Талли, – прочитал Джейк вслух упавшим голосом. Он поднял глаза и увидел, что Берни наблюдает за ним.

– Мне было интересно, знаете ли вы, – сказал Берни. – Полагаю, нет. Не с таким выражением лица. Теперь интересно?

– В чем дело? – спросила Лина.

– Военный, которого убили на прошлой неделе, – ответил Джейк, не отрываясь от листка.

– И вы обвиняете в этом Эмиля? – встревожено спросила она Берни.

Тот пожал плечами:

– Я только знаю, что два человека пропали из Крансберга, и один из них мертв.

Джейк покачал головой:

– Вы пошли по ложному следу. Я знаю его.

– Значит, все должно быть по-дружески, – сказал Берни.

Джейк взглянул на него и не стал дальше развивать тему.

– Зачем было Талли его выпускать?

– А вот это вопрос, не так ли? Я лично подумал о ценном документе. Единственная загвоздка в том, что у гостей нет денег – по крайней мере, не положено иметь. Зачем деньги, если ты на полном обеспечении правительства США?

Джейк снова покачал головой:

– То были деньги не Эмиля, – сказал он, вспомнив о штрихе перед серийным номером, но Берни уже рассуждал дальше:

– Тогда чьи-то. Сделка точно была. Талли не был филантропом. – Он взял другую папку. – Вот, чтение на сон грядущий. Он стал проворачивать аферы, едва ступив на берег. Конечно, из этого вряд ли что поймешь – просто несколько переводов с одного места на другое. Обычное решение военной администрации – переложить его на чужие плечи.

– Зачем тогда посылать его в такое место, как Крансберг?

Берни кивнул:

– Я спрашивал. Задумка заключалась в том, чтобы убрать его подальше от гражданского населения. Он был представителем ВА в одном городке в Гессене и такого там наворотил, что даже немцы стали жаловаться. Гауптман Толль – так они его называли – сумасшедший. Важно расхаживал по городку в тех своих сапогах и с плеткойв руках. Народ решил, что вернулись СС. Так что ВА пришлось убрать его оттуда. Потом был лагерь для интернированных лиц в Бенсхайме. Торговли там никакой, ну, может, несколько сигарет, но какого черта? Насколько я слышал, он продавал документы на освобождение. Можете даже не смотреть – в делах стоит штамп «освобожден». Нет слов. Прищучили его после того, как у него кончилась клиентура. Он стал арестовывать их сразу после освобождения – рассчитывал, они снова заплатят. Один поднял шум, и дальше мы знаем только то, что Талли перевели в Крансберг. Видимо, рассчитывали, что уж там-то он не сможет причинить никакого вреда. Ведь оттуда никто не хочетосвобождаться.

– Кроме Эмиля, – сказал Джейк.

– Очевидно.

– А что они сказали? Когда Эмиль не вернулся? Там что, люди просто заходят и уходят?

– Охрана сочла, что все в порядке, раз у него пропуск. Он уехал вместе с Талли. Видите ли, дело в том, что это не тюрьма – периодически ученые в сопровождении кого-то выбираются в город. Так что никто ничего не заподозрил. А когда он не вернулся, Талли заявил, что удивлен, как и все остальные.

– Он разве не должен был оставаться с ним?

– А что тут сделаешь? У Талли пропуск на выходные – он не нянька. Говорит, что доверял ему. Дело было личное – семейное. Он не хотел мешать. – Берни снова посмотрел на Лину.

– И никто ничего не говорит?

– Ой, много чего. Но не отдашь же под трибунал человека за то, что он дурак. Тем более когда он считает, будто оказал одному из гостей услугу. Все, что можно сделать, – это перевести его куда-нибудь. Готов биться об заклад, те бумаги выплыли бы снова, это лишь вопрос времени. И тогда он поехал в Потсдам. Там вы и появились.

Джейк открыл папку и посмотрел на фотографию, прикрепленную скрепкой к верху страницы. Молодой, еще не распух от ночного заплыва по Юнгферзее. Он попытался представить себе, как Талли расхаживает со стеком в руке по гессенской деревушке. Такого юнца с открытым и мягким лицом обычно можно было увидеть у стойки с газировкой в Натике, Массачусетс. Но война изменила всех.

– И все же я никак не пойму, – сказал он наконец. – Если режим был таким свободным, зачем платить, чтобы выйти за пределы замка? Судя по всему, он мог просто выпрыгнуть из окна и убежать? Ведь мог?

– Теоретически – да. Но смотрите, никто и не пытается сбежатьиз Крансберга – им это даже в голову не приходит. Они – ученые, не военнопленные. Они хотят получить билет в землю обетованную, а не убежать. Может, ему нужен был пропуск – вы же знаете их отношение к документам. Чтобы официально он был не в самоволке.

– Слишком дорогая плата за пропуск. А откуда появились деньги?

– Не знаю. Спросите у него. Вы же это хотели узнать в первую очередь?

Джейк оторвался от фотографии.

– Нет, я хотел узнать, почему убили Талли. Судя по всему, причин имелась сотня.

– Может быть, – произнес Берни медленно. – А может, всего лишь одна.

– Только потому, что человек подписал листок бумаги?

Берни опять развел руками:

– Может, только совпадение. А может, зацепка. Человек выбирается из Крансберга и направляется в Берлин. Неделю спустя тот, кто его выпустил, приезжает в Берлин, и его убивают. Я не верю в совпадения. Тут есть какая-то связь. Два плюс два получается…

– Я знаю этого человека. Он никого не убивал.

– Не убивал? Хорошо, но хотелось бы услышать это от него. Кстати, раз уж вы так хорошо его знаете, спросите его об ордене СС. – Берни подошел к пианино. – Как бы там ни было, он – ваша ниточка. Вам даже искать его не надо. Он сам к вам придет.

– Пока он не появлялся.

– А он знает, где вы? – спросил Берни у Лины.

Она опять тяжело опустилась на банкетку и уставилась в пол.

– Может, его отец. Его отец знает.

– Тогда сидите на месте. Он появится. Хотя, возможно, вам предпочтительнее, чтобы не появлялся, – обратился он к Джейку. – Немного не с руки в создавшихся обстоятельствах.

– Что с вами? – спросил Джейк, удивленный его тоном.

– Мне не нравится, когда в гостиницу приводят нацистов, вот и все.

– Он же этим не занимался, – сказал Джейк.

– Может быть. А может, вы больше не хотите заниматься арифметикой. Сложите. Два плюс два. – Он сгреб остальные папки с пианино. – Я опаздываю. Фрау Брандт. – Он вежливо кивнул – прощальный выстрел. И повернулся к Джейку. – Все стыкуется.

Он был на полпути к выходу, когда Джейк остановил его:

– Берни? А можно посчитать иначе. Два плюс два. Талли приезжает в Берлин. Но, как мы знаем, единственным человеком, с которым он собирался увидеться, были вы.

Берни на мгновение застыл:

– И что это значит?

– Цифры лгут.

Когда Берни ушел, в комнате повисли безмолвие и пустота, как в вакуумной трубе. Было только слышно, как тикают часы в холле.

– Не обращай на него внимания, – сказал наконец Джейк. – Он такой жесткий только на словах. Ему нравится быть свирепым.

Лина промолчала, потом встала и подошла к окну. Сложила руки на груди и уставилась вдаль.

– Так что теперь мы все нацисты.

– Ну, так только Берни говорит. Для него все нацисты.

– А что, в Америке лучше? Твоя немецкая подруга. Она тоже была нацисткой? Вот как она на меня смотрит. А он твой друг. Фрау Брандт, – передразнила она Берни.

– Ну, он такой.

– Нет, я действительно фрау Брандт. Просто забыла на какое-то время. – Она повернулась к нему. – Вот теперь действительно стало как раньше. Нас трое.

– Нет. Двое.

Она слабо улыбнулась:

– Да, было прекрасно. А теперь нам надо идти. Дождь кончился.

– Ты его не любишь, – сказал он, как спросил.

– Любовь, – сказала она, уходя от ответа. И повернулась к пианино. – Я почти не виделась с ним. Дома он не бывал. А после Петера все изменилось. Стало легче не видеться друг с другом. – Она оглянулась. – Но я не собираюсь отправлять его в тюрьму. Ты не можешь просить меня об этом.

– Я не прошу.

– Ну да. Я – приманка. Кажется, так он выразился? Я видела его лицо – как у полицейского. Все эти вопросы.

– Его не посадят в тюрьму. Он никого не убивал.

– Откуда ты знаешь? Я вот убила.

– То совсем другое.

– Может, для него это тоже было совсем другое.

Он посмотрел на нее:

– Лина, ты о чем? Ты же знаешь, он не убивал.

– А ты думаешь, для них это имеет значение? Немец? Нас обвиняют во всем. – Она замолчала и отвела взгляд. – В тюрьму я его не пошлю.

Он подошел к ней и пальцем повернул ее лицо к себе.

– Ты действительно полагаешь, что я буду просить тебя об этом?

Она взглянула на него и отошла.

– Я уже ничего не знаю. Почему нельзя оставить все как есть?

– А все и так, как есть, – сказал он спокойно. – Перестань волноваться. Все будет хорошо. Но нам надо найти его. Пока другие нас не опередили. Ты же понимаешь. – Она кивнула. – Он действительно может поехать к своему отцу? Ты говорила, что они не общались.

– А больше не к кому. Он приезжал за ним, как ты теперь знаешь, даже после всего случившегося.

– Где была ты? На Паризерштрассе?

Она покачала головой:

– Ее всю разбомбили. В больнице. Он сказал подождать его там, но потом не сумел пробраться.

– Так что он не знает, где еще искать. И попытается найти отца.

– Думаю, да.

– Кто еще? Фрау Дзурис его не видела.

– Фрау Дзурис?

– Я сначала нашел ее, помнишь? Тебя не так легко найти. – Он замолчал. – Погоди. Она сказала, что приходил солдат. Вот почему, наверное, приходил Талли – искал тебя.

– Меня?

– Ну, Эмиля. Чтобы вернуть его. Это также объясняет, почему он хотел увидеться с Берни – просмотреть фрагебогены.Это департамент Берни. Может, полагал, что найдет там и твои анкеты. Но ты ни одной не заполняла. Кстати, почему?

Она пожала плечами:

– Жена члена партии? Меня бы заставили работать на разборке руин. А я не могла, была слишком слаба. И ради чего – ради продовольственной карточки категории V? Я и у Ханнелоры получала столько же.

– Но Талли не мог об этом знать. Я не знал. Значит, он хотел проверить.

– Если искал меня.

– Искал, это имело смысл. Возвращение Эмиля избавило бы его от головомойки.

– А если он уже заплатил?

Джейк покачал головой:

– Берни ошибается. Он не получил денег от Эмиля. Русские марки не ходят во Франкфурте. Он получил их здесь.

– Но почему он его выпустил?

– Вот об этом мне и хочется спросить Эмиля.

– Теперь ты опять полицейский.

– Журналист. Берни прав в одном. Эмиль – единственная ниточка, которая у меня есть. Здесь должна быть связь – но не та, о которой он думает.

– Он хочет причинить Эмилю неприятности. Ты же видишь. Этот солдат настолько важен? Кто он такой?

– Никто. Просто материал для статьи. По крайней мере, был. А теперь он – нечто другое. Если ты действительно хочешь уберечь Эмиля от неприятностей, нам лучше установить, кто действительно убил Талли.

Лина, мрачно обдумывая сказанное, подошла к патефону и коснулась одной пластинки, как бы ожидая, что снова зазвучит музыка.

– Совсем недавно мы хотели поехать в Африку.

Он подошел к ней сзади и тронул плечо.

– Ничего не меняется.

– Нет. Только ты стал полицейским. А я приманкой.