Текст книги "Хороший немец"

Автор книги: Джозеф Кэнон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 33 страниц)

Он взял лупу и повел ею по прямой влево от лица Талли – солдаты, занятые своими делами. Опять надоедливая башка Рона загородила собой весь вид, но когда закрылась кромка первой фотографии, появились новые лица, некоторые – четче других, кто-то обернулся и смотрит в сторону Талли. Кто-то ждет у джипа. Джейк заставил себя вести лупу медленно – в толпе лицо можно проскочить во мгновение ока – поэтому, добравшись до края снимка, он поймал его. Странный силуэт, узкие прямые погоны на плечах, чужая военная форма. Русский. Лупа замерла. Корпус развернут к Талли, как будто он его заметил, а потом лицо, почти четкое среди размытых пятен, потому что так знакомо, толстые щеки и проницательные славянские глаза. Его встречал Сикорский.

Джейк снова посмотрел, боясь, что лицо растворится в смазанной толпе, окажется тем, что лишь привиделось. Ошибки не было – Сикорский. Тот, кто интересовался Нордхаузеном. Тот, кто послал Вилли следить за профессором Брандтом. Обычное имя, полагаю, сказал он Лине у отеля «Адлон». Связь с Эмилем, здесь пункты стыкуются. А теперь ниточка ведет еще и к Талли. Сикорский, который был грайферомв Потсдаме, другая ниточка. Джейк замер, опустил лупу и машинально потянулся через стол к «кольту», почувствовав то же неприятное покалывание, что и тогда около Алекса. Не иная – возможно, та же связь, прямая ниточка, что ведет к нему, вслепую идущему по следам Талли, и единственному, кто не хочет эту ниточку отпустить. Не к Шефферу. И не к Лиз. Он видел в зеркале человека, на которого указал Сикорский и которого на рынке прикрыла Лиз.

Теперь он знает, и что ему с этим делать? Обратиться в Карлсхорст, чтобы взять интервью? Взбудораженный, он выскочил из гостиницы и встал посреди Гельферштрассе, вдруг растерявшись и не зная, куда идти. В сумерках загорелось несколько окон, но он одиноко стоял на улице, опустевшей, как городок на Диком Западе перед тем, как в нем начнется стрельба. Он нащупал «кольт», пристегнутый к бедру. В одной из книжек Гюнтера он бы непременно держал на мушке вооруженную толпу до прибытия кавалерии. Незараженным «кольтом». Он беспомощно убрал руку. К кому идти? К Гюнтеру, который ищет нового хозяина? К Берни, у которого своих преступлений хватает? И тут, как ни странно, он понял, что идти никуда не надо. Не забывай, чью форму ты носишь. Кавалерия расположилась чуть дальше по улице и почесывала бинты.

Шеффер ужинал с Бреймером, оба сидели с подносами на коленях. Джейк остановился в дверях.

– Что? – спросил Шеффер, увидев его лицо.

– Мне нужно переговорить с вами.

– Валяйте. У нас нет секретов, не так ли, конгрессмен?

Бреймер выжидающе посмотрел на него, замерев с вилкой в руках.

– Он у Сикорского, – сказал Джейк.

– Кто? – спросил Бреймер.

– Брандт, – ответил рассеянно Шеффер, не глядя на него. – Как вы узнали?

– Он встречал Талли в аэропорту. Лиз сделала снимок – ошибки нет. Все это время он был у Сикорского.

– Твою мать, – сказал Шеффер, оттолкнув поднос.

– Вы ведь так и считали, да? – сказал ему Бреймер.

– Я лишь предполагал.

– Ну а теперь знаете, – сказал Джейк. – Точно у него.

– Отлично. Итак, что будем делать? – спросил Шеффер вполне риторически.

– Забирать его обратно. Вы же на этом специализируетесь, не так ли?

Шеффер взглянул на него:

– Хотелось бы знать, откуда?

– Из Москвы, – сказал Бреймер. – Русским не надо испрашивать разрешений у чертова Госдепа для своих дел – они их просто делают. Вот так-то. – Он откинулся на стуле. – И все же мы…

– Нет, он в Берлине, – перебил Джейк.

– Почему вы так думаете?

– Они по-прежнему ищут его жену. Брандт им не нужен, если не будет сотрудничать, – им нужно осчастливить его.

– Какие будут предложения? – спросил Шеффер.

– Это по вашей части. Приставьте к Сикорскому несколько человек. Это лишь вопрос времени, когда он его навестит.

Шеффер задумчиво покачал головой.

– Получится как-то недружественно.

– С каких пор это вас останавливает?

– Вы, ребята, ничего предпринимать не будете, – неожиданно сказал Бреймер. – Мы опять в одной постели. – Он взял с подоконника «Звезды и полосы». РОССИЯ ВСТУПАЕТ В ВОЙНУ С ЯПОНИЕЙ. – Как раз вовремя для нужного эффекта, ублюдки. Кто их просил? – Он отложил вилку, как будто от этой мысли потерял весь аппетит. – Так что теперь мы будем любезничать с ними, а они, когда им надо будет, перережут нам глотки. Если хотите знать мое мнение, мы приняли не ту сторону.

Джейк обеспокоенно посмотрел на него.

– Вы бы так не говорили, если бы ознакомились с архивом Нордхаузена, – сказал он. – В любом случае, у вас, возможно, будет еще шанс.

– О, не сомневаюсь, – сказал Бреймер, не замечая тона Джейка. – Об этом не беспокойтесь. Безбожные ублюдки. – Он посмотрел на Шеффера. – А пока, думаю, вам следует воздержаться от ковбойских штучек. Сейчас ВА будет на стороне русских. – Он помолчал. – Пока.

– В любом случае плохо, – сказал Шеффер все еще задумчиво. – Мы не можем следить за Сикорским. Они сразу это заметят.

– Не заметят, если пустить правильный хвост, – сказал Джейк, прислонившись к книжной полке и сложив на груди руки.

– А именно?

– Я знаю немца, который знает его. Профессионал. Его можно заинтересовать, за плату.

– Сколько?

– За персил.

– А это что такое? – спросил Бреймер, но никто не ответил. Вместо этого Шеффер, пристально глядя на Джейка, потянулся за сигаретой.

– Я не могу этого обещать, – сказал он, чиркнув зажигалкой. – Моя подпись ничего не значит. Ему надо поработать авансом. Конечно, если он найдет Брандта…

– Вам нужно найти более влиятельную подпись. Я поищу.

– Разговор идет о найме немца? – спросил Бреймер.

– А что? Вы же нанимаете, – сказал Джейк.

Бреймер отдернул голову назад, как от пощечины.

– Это совершенно другое дело.

– Да, знаю, репарации.

– Вам нельзя привлекать немцев, – сказал Бреймер Шефферу. – ВИАТ – полностью американское дело.

– Смотрите сами, – сказал Джейк. – Кто-то должен достать Сикорского – он единственная ниточка, которая у нас есть.

Шеффер молча посмотрел на него сквозь дым.

– Ладно, парни, вы тут сами кумекайте, – сказал нетерпеливо Джейк, отходя от полки. – Вы хотели, чтобы я нашел Брандта. Я нашел его. По крайней мере, узнал, как его найти. Теперь ваша очередь действовать. А пока патронов не подкинете? – Он похлопал по пистолету. – Лиз к нему даже не прикоснулась. Такой же «кольт», кстати, – сказал он Шефферу.

– Я считал, что журналистам не разрешается носить оружие, – сказал Бреймер, не заметив, как они переглянулись между собой.

– Я и не носил, пока не начал работать на ВИАТ. А теперь я нервничаю. Я заметил, вы тоже носите. – Джейк кивнул на оттопыренный карман Бреймера.

– Должен вам сообщить, это для отца одного парня из моего округа.

Шеффер открыл ящик ночного столика, достал коробку патронов и кинул ее Джейку.

– Смотрите, сами себя не пристрелите, – сказал Джейк Бреймеру. – Жаль будет провалить выборы. – Он сел на кровать, снарядил обойму патронами, вставил ее в пистолет и передернул затвор. – Вот так-то лучше. Теперь осталось научиться им пользоваться.

Шеффер, который все это время молча водил концом сигареты по пепельнице, поднял взгляд.

– Гейсмар, ничего не выйдет.

– Шучу. Я знаю, как…

– Я имею в виду с Сикорским. Эта слежка нам ничего не даст. Неважно, кто ее организует, вы или мы. Я его знаю. Он спрятал Брандта так, что даже его люди не знают, где он. Сикорский – осторожный человек.

– У них должен быть собственный Крансберг. Начните с него.

Шеффер снова уставился в пепельницу, избегая встречного взгляда.

– Вы должны использовать ее.

– Кого использовать? – спросил Бреймер.

– Гейсмар – друг его жены.

– Ну елки-палки…

– Нет, – сказал Джейк. – Она никуда не поедет.

– Поедет, – спокойно сказал Шеффер, упрямо выставив подбородок. – И повидается со своим мужем. А мы ее подстрахуем. Это единственный способ. Мы ждали, что Брандт явится к ней. Теперь игры кончились. Мы должны дать Сикорскому то, что он хочет. Это единственный способ выманить его.

– Черта с два. И когда у вас появилась эта прекрасная идея?

– Я все время ее обдумываю. Есть способ осуществить ее, но для этого нам нужна она. Вы обговариваете этот вопрос с Сикорским – или ваш друг делает это, что даже лучше. Думаю, персилв этом случае обеспечен. Она едет с визитом, а наши люди будут держать все под контролем. Для нее никакой опасности. Мы их обоих выдернем оттуда. Я гарантирую.

– Вы гарантируете. Со свистом пуль по всей округе. Не пойдет. Придумайте что-нибудь другое.

– Какие пули? Я же сказал, мы все организуем. Все, что от нее требуется, – вывести нас на него.

– Она не приманка. Понятно? Не приманка. Она не пойдет на это.

– Пойдет, если вы попросите – сказал Шеффер холодно.

Джейк встал с кровати, перевел взгляд с одного на другого; обе пары глаз уставились на него.

– Я этого делать не буду.

– Почему?

– Поставить ее под удар? Так мне Брандт не нужен.

– Зато мне нужен, – сказал Шеффер. – Послушайте, самый лучший способ достичь результата – это работать в команде. Но это не единственный способ. Если вы ее не привлечете, я сам это сделаю.

– Если найдете ее.

– Я знаю, где она. Прямо напротив «КДВ». Думаете, мы не следили за вами? – сказал он почти самодовольно.

Джейк удивленно посмотрел на него:

– Тогда следить надо было лучше. Я ее перевез. Я хотел спрятать ее, чтобы русские не дотянулись. Теперь, похоже, надо прятать и от вас. И я это сделаю. Ее никто не достанет, понятно? Одно движение – и мы опять исчезнем. Я это сделаю. Берлин я знаю.

– Вам не привыкать. Но сейчас вы всего лишь военный, как и все мы. А военные выполняют то, что должны выполнять.

– Ну, она этого не должна делать. Придумайте что-нибудь другое, Шеффер. – Он направился к двери. – Да, кстати, я слагаю с себя полномочия. Ищите себе другого помощника.

Бреймер следил за их разговором как наблюдатель, но теперь вмешался, заговорив успокаивающе и дружелюбно:

– Сынок, полагаю, ты забываешь, на чьей ты стороне. Такое бывает, когда оторвешь свою голову от немецкой юбки. Подумай еще раз. Мы тут все американцы.

– Некоторые из нас больше американцы, чем другие.

– Ты о чем это?

– Это значит, что мой голос вы не получите. Нет.

– Твой голос? Мы не на городском митинге. Война идет.

– Ее ведете вы.

– Да, намереваюсь. И ты тоже. Чем мы тут занимаемся, как ты считаешь?

– Я знаю, чем вы тут занимаетесь. Страна стоит на коленях, а все, что вы хотите – дать привилегии людям, которые ее довели до такого состояния, а остальным надавать пинков. Так вы себе представляете нашу сторону?

– Полегче, Джейк, – сказал Шеффер.

– Я видел много смертей. Все эти года. Но люди умирали не за то, чтобы жирела «И. Г. Фарбен».

Бреймер вспыхнул:

– Да кто ты, черт побери, такой, чтобы так говорить?

– У него язык без костей, – сказал Шеффер.

– Кто? – переспросил Джейк. – Американец. И решил сказать нет. Вот что это значит. Я говорю вам нет, понятно? Нет.

– Ты, ссыкливый…

– Кончайте, Джейк, – сказал Шеффер. Голос прозвучал так, будто его рука опустилась на плечо и оттянула назад.

Джейк, неожиданно смутившись, посмотрел на него.

– Приятного аппетита, – сказал он и повернулся к двери.

Но Бреймер уже вскочил на ноги, чуть не опрокинув поднос.

– Ты думаешь, я не знаю, как обращаться с такими парнями, как ты? Вас тут за пятачок пучок. Не хотите играть вместе с нами, я сделаю так, что вас вышвырнут отсюда в момент. Кучка розовых. Трепачи, вот вы кто. А русским только этого и надо. Помогаете врагу, вот чем вы занимаетесь, и даже не догадываетесь об этом.

– Поэтому они в меня и стреляли? – сказал Джейк, поворачиваясь спиной. – Интересно, однако, получается. Американец убивает Талли, а не Сикорский. Зачем тогда Сикорскому убивать меня? Выходит так, что он делает услугу кому-то на нашей стороне. Тому, кого мы все ищем. Кому? Может, вам. – Бреймер изумленно на него уставился. – Но кому-то из наших точно. Что-то неохота после этого принимать чью-либо сторону. Если учесть все вкупе.

– Гейсмар? Приходите завтра, – сказал Шеффер. – И поговорим.

– Ответ все равно – нет.

– Вам не захочется слишком долго оставаться тут в одиночестве. Подумайте об этом.

– И все? – спросил Бреймер. – Человек строит козу правительству США, спокойно возвращается к своей девчонке, и на этом все?

– Он вернется, – сказал Шеффер. – Мы все тут немного погорячились. – Он кивнул Джейку. – Утро вечера мудренее.

– Я строю козу только вам, – сказал Джейк Бреймеру, не обращая внимания на Шеффера. – Тоже приятно – такой патриотический жест.

– Все это пустая трата времени, – резко сказал Бреймер Шефферу. – Езжайте и заберите ее. Она сделает то, что ей скажут.

Джейк положил руку на дверь, затем повернулся и ледяным тоном произнес:

– Так, четко уясняем себе один момент. Коснетесь ее хоть пальцем – и считайте, что вам кранты.

– А мне не страшно.

– Прикиньте. В общенациональном журнале зарезервировано место для моего материала. Может, про отца в Ютике, который получает пистолет от сына. Вот не слишком занятой конгрессмен, совершающий акт милосердия. Изобрази их вместе на снимке, и у вас слезы навернутся на глазах. А вот все тот же конгрессмен в Берлине. Но уже не такой хороший. Лоббирует нацистских военных преступников на деньги налогоплательщиков. Пока наши парни еще гибнут на Тихом океане. Расклад снимков следующий. У компании «Фарбен» был завод в Аушвице. Кладем снимок членов правления «Фарбен». Рядом с ним фото одного из концентрационных лагерей. Еще один с изображением груды трупов. Уверен, что можно найти даже старую, довоенную фотографию ребят с «Фарбен», на которой они пожимают руки своим друзьям из «Американских красителей». Насколько я знаю, на ней вы тоже есть. Затем еще один красивый – из тех, что сделала Лиз, она всегда мечтала напечататься в «Колльерс». Думаю, ВИАТ перед нею в долгу.

– Боже, Гейсмар, – сказал Шеффер.

– Это ложь, – произнес Бреймер.

– Но я могу такое написать. Я знаю, как это делать. Я писал много лжи – ради нашей стороны. И такую, блядь, ложь тоже напишу. А вы следующие два года будете опровергать ее. А теперь оставьте ее в покое.

У Бреймера на какое-то мгновение перехватило дыхание, глаза неподвижно смотрели на Джейка. А когда заговорил, голос его был жестким, ни следа от прежнего земляка.

– Вы только что сожгли к черту все мосты для одной немецкой бабенки.

Джейк открыл дверь, потом оглянулся через плечо на Шеффера.

– Спасибо за патроны. И еще – если я все же найду его, я вам просигналю.

Шеффер все это время смотрел в пол, как будто там кто-то нагадил, но когда Джейк вышел, поднял голову.

– Гейсмар? – сказал он. – Приведите ее.

Джейк миновал часового и медсестру, которая шла по коридору за подносами. И снова оказался на Гельферштрассе – еще более одинокий, чем прежде.

Глава пятнадцатая

Гюнтер отказался от работы, согласившись, как ни смешно, с Шеффером.

– Не получится. Он – осторожный. К тому же это не работа полицейского. Это…

– Я знаю, что это. Я не знал, что вы такой разборчивый.

– Это скорее вопрос денежных средств, – вежливо сказал Гюнтер.

– Мы знаем,что он встречался с Талли, – сказал Джейк.

– Значит, платил Василий, но с кем еще встретился Талли? Полагаю, не с герром Брандтом. Пуля-то американская.

– Одно ведет к другому. И Сикорский знает, где Эмиль.

– Несомненно. Но вы валите все в одну кучу. Кого именно вы хотите найти – герра Брандта или человека, который убил Талли?

– Обоих.

Гюнтер посмотрел на него.

– Сикорский не приведет нас к герру Брандту, но он может привести нас к другому. Если не заподозрит, что мы знаем. Так что, видите, это вопрос денег.

– И что вы намерены делать – оставить Эмиля у русских?

Гюнтер пожал плечами:

– Мой друг, мне плевать, кто делает ракеты. Мы свои уже наклепали. Результаты можете сами видеть. – Он встал со стула и налил себе еще кофе. – А теперь давайте решать наши дела. С делом герра Брандта, боюсь, придется подождать.

– Он не может ждать, – расстроенно сказал Джейк.

Гюнтер взглянул на него поверх края чашки.

– Тогда копайтесь в архивах.

– Я и так копаюсь в архивах.

– Снова покопайтесь. Они полные?

– Все, что он передал.

– Тогда это должно быть там – то, чего хочет Василий. Послушайте, выходит интересный момент. Почему вообще Талли должен был умереть? Сделка заключалась в успехе.Василий получил то, что хотел, Талли – деньги. Успех. Тогда почему? Если только сделка не была завершена. Должно быть, Василий хотел чего-то еще.

– Помимо Лины.

Гюнтер покачал головой, отвергая идею:

– Она нужна герру Брандту. Василий – просто гостеприимный хозяин. Нет, тут что-то еще. В документах. Зачем тогда Талли копался в них? Так что идите и ищите. – И, крутанув пальцами, показал Джейку на выход, как учитель, отсылающий ученика.

Джейк посмотрел на часы:

– Хорошо. Позже. Сначала мне нужно выполнить определенную работу.

– Журналист. Опять черный рынок?

Джейк взглянул на него, жалея, что вообще упомянул.

– Нет. На самом деле – Рената. Интервью.

– А, – произнес Гюнтер и возвратился с чашкой кофе на стул, избегая темы. – Кстати, – сказал он, садясь, – вы проверяли парк машин?

– Нет. Я полагал, что Сикорский поехал…

– Прямо в Целендорф? Ну, может и так. Но я хочу быть точным. Поставьте все точки над i.

– Хорошо. Позже.

Гюнтер поднял чашку, наполовину скрыв лицо.

– Герр Гейсмар? Спросите ее за меня. – Джейк ждал. – Спросите, что она чувствовала.

В центре предварительного заключения, расположенном недалеко от Алекса, его провели в небольшую комнату, обставленную так же просто, как и помещение импровизированного суда: один стол, два стула, портрет Сталина. Сопровождающий с деланой любезностью предложил кофе и затем оставил его ждать. Смотреть не на что, кроме светильника на потолке – матовой лампы, которая некогда работала на газе, реликт вильгельмского периода. Рената вошла через противоположную дверь в сопровождении двух конвоиров, которые подвели ее к столу, а сами расположились у стенки и замерли, как канделябры.

– Привет, Джейк, – сказала она, улыбнувшись настолько нерешительно, что ее лицо, казалось, так и осталось неподвижным. Та же бледно-серая роба и небрежно обрезанные волосы.

– Рената.

– Дай сигарету – они подумают, что у тебя есть разрешение, – сказала она по-английски, присаживаясь.

– Будешь говорить по-английски?

– Немного, чтобы они ничего не заподозрили. Один из них понимает немецкий. Спасибо, – сказала она, переходя на немецкий, взяла зажигалку и затянулась. – Боже, лучше, чем еда. От этой привычки трудно отказаться. В камере не разрешают курить. Где твой блокнот?

– Он мне не нужен, – смутившись, сказал Джейк. Она что-то подозревает?

– Нет уж, пожалуйста, я хочу, чтобы ты все записывал. Он у тебя с собой?

Он достал блокнот из кармана и впервые заметил, как у нее трясется рука. Нервничает, хотя голос уверенный. Сигарета слегка дрожала, когда она поднесла ее к пепельнице.

Он повертел ручкой, не зная, с чего начать. Спросите, что она чувствовала, сказал Гюнтер, но что она может сказать? Сотня кивков, наблюдая, как людей загоняли в грузовики.

– Так трудно смотреть на меня?

Он неохотно поднял голову и посмотрел ей в глаза, все те же под неровной шапкой волос.

– Не знаю, как с тобой разговаривать, – сказал он просто.

Она кивнула:

– Самый отвратительный человек в мире. Понимаю – именно такую ты и видишь. Хуже не бывает.

– Я этого не говорил.

– Но ты и не смотришь. Хуже не бывает. Как она могла заниматься такими делами? Это первый вопрос?

– Если хочешь.

– Ответ знаешь? Занималась не она – занимался кто-то другой. Вот тут. – Она постучала пальцами по груди. – Их тут двое. Один – монстр. Другой – та, которую ты знал. Та же самая. Взгляни на нее. Сможешь? Хоть на момент. Они даже не знают, что такая есть, – сказала она, кивнув в сторону конвойных. – Но ты-то знаешь.

Джейк промолчал, ожидая.

– Прошу тебя, записывай что-нибудь. У нас немного времени. – Нервничая, она резко затянулась.

– Зачем ты хотела встретиться со мной?

– Потому что ты знаешь меня. А не ту вторую. Ты помнишь те дни? – Она оторвала взгляд от пепельницы. – Однажды ты хотел со мной переспать. Только не отрицай. И знаешь, я бы сказала да. В те дни американцы были для нас такими блистательными. Как актеры в кино. Все хотели уехать туда. И я бы сказала да. Интересно, как все оборачивается в жизни.

Джейк в смятении посмотрел на нее; голос дрожал, как рука, резкий и в то же время интимный, полный отчаянной энергии человека, который явно не в себе.

Он перевел взгляд на блокнот, пытаясь взять себя в руки.

– Ты этого хочешь? Поговорить о старых временах?

– Да, немного, – сказала она по-английски. – Пожалуйста. Для них это важно. – Ее глаза снова посмотрели на конвоиров, затем опять вернулись к нему, пристальные, не сумасшедшие. Девчонка, которой все сходит с рук. – Итак, – сказала она уже по-немецки, – что стало с остальными? Ты знаешь?

Когда он, все еще в замешательстве, не ответил, она потянулась и коснулась его руки.

– Расскажи мне.

– Хэл вернулся в Штаты, – начал он, смущаясь смотреть на нее. – По крайней мере, собирался, когда я виделся с ним в последний раз. – Она кивнула, побуждая его говорить дальше. – Ханнелору помнишь? Она здесь, в Берлине. Я видел ее. Похудела. Сохранила его квартиру. – Легкий треп об общих знакомых. Что в нем понимали конвоиры, стоящие под портретом Сталина?

Рената кивнула и взяла еще одну сигарету.

– Они были любовниками.

– По ее словам. Я даже не догадывался.

– Ну, я была репортером получше.

– Самым лучшим, – чуть улыбнулся он, невольно возвращаясь вместе с ней в прошлое. – От тебя ничего не ускользало. – Смутившись, он замолчал, вспомнив, где находится.

– Нет. Это талант, – сказала она, отводя взгляд. – А ты? Ты-то как?

– Пишу для журналов.

– На радио уже не работаешь. А у тебя такой прекрасный голос.

– Рената, нам нужно…

– А Лина? – спросила она, не обращая внимания па его слова. – Она жива?

Джейк кивнул:

– Она здесь. Со мной.

Ее лицо смягчилось.

– Рада за вас. Столько лет. Ушла от мужа?

– Уйдет, когда его найдут. Он пропал без вести.

– Когда кто найдет?

– Американцы хотят, чтобы он работал на них – ученый. Очень ценное достояние.

– Неужели? – заинтригованно спросила она. – Всегда такой незаметный. Кто бы подумал. – Она опять взглянула на него. – Так что все живы и здоровы.

– Правда, я ничего не слышал о Няне Вендте.

– Няня Вендт, – произнесла она отрешенно и мечтательно. – Я обычно вспоминала всех вас. Из того времени. Знаешь, я была счастлива. Я любила работу. Ты научил меня этому. Немец бы этого не сделал, по крайней мере, в то время. Какую-то внештатницу. Я иногда задавалась вопросом, почему ты это делал. Вроде не еврей. Тебя же могли арестовать.

– Наверно, был слишком туп, чтобы осторожничать.

– Когда я увидела тебя в суде… – Она опустила голову, голос едва слышен. – Теперь и он знает, подумала я. Теперь он будет видеть только ее. – Она постучала пальцами по правой стороне груди. – Грайфера.

– Но ты, тем не менее, попросила встречи со мной.

– Больше никого нет. Однажды ты мне помог. Помнишь, кем я была.

Джейк неловко заерзал на стуле:

– Рената, сейчас я не могу помочь тебе. Я к суду не имею отношения.

– Да нет, – сказала она, помахав сигаретой. – Я не об этом. Я знаю, меня повесят. Я умру, – сказал она легкомысленно.

– Никто тебя не повесит.

– Какая разница? Ну, отправят на восток. А оттуда никто не возвращается. Всегда на восток. Сначала нацисты, теперь эти. И никто не возвращается. Я тогда наблюдала, как их отправляют. Я знаю.

– Ты же сказала, что не знала.

– Знала, – промолвила она, снова постучав по груди, а потом показала на другую сторону. – Она не знала. Не хотела знать. А как еще выполнять работу? Каждую неделю, новые лица. Как бы ты это делал, если б знал? Спустя некоторое время она могла выполнить все, что угодно. Никаких слез. Работа. Все, что там было сказано, – правда. Обувь, кафе «Хайль», все. И рабочие лагеря, она и об этом думала. А как бы еще она могла работать? Вот что случилось с ней.

Джейк посмотрел на нее и кивнул на ее настоящую сторону.

– А что случилось с ней?

– Да, – сказала она устало, – ты пришел за этим. Давай, пиши. – Она выпрямилась, кинув взгляд на конвоиров. – С чего начнем? С момента, как ты уехал? Виза так и не пришла. Двадцать шесть марок. Свидетельство о рождении, четыре фото на паспорт и двадцать шесть марок. Всего-навсего. Не считая того, что кто-то должен был прислать тебе вызов, а евреев и так уже было слишком много. Даже несмотря на мой английский. Я еще не забыла его. Видишь? – сказала она, переходя на него. – Неплохое произношение. Поговори немного – они подумают, что я перед тобой хвастаюсь. Чтобы они привыкли.

– Произношение прекрасное, – сказал Джейк по-прежнему смущенно, но взгляда не отвел. – Но я не уверен, что понимаю все, что ты говоришь.

– Выражение их лиц изменилось? – спросила она.

– Нет.

– В общем, я осталась в Берлине, – продолжила она по-немецки. – И, конечно, положение ухудшилось. Звезды. Специальные лавочки в парках. Ты все это знаешь. Затем евреев погнали работать на заводы. Я работала в Сименсштадте. Моя мать, старуха, тоже. Под конец дня она едва стояла на ногах. Но все же мы были живы. Затем начались облавы. Наши имена были в списках. Я знала, что это значит – разве она могла остаться в живых? Так что мы ушли в подполье.

– Подводные лодки?

– Да, поэтому я и была в курсе дела, понимаешь. Что, как и зачем. Все их уловки. С обувью – никто даже не подумал об этом. Так умно, сказали мне. Но я-то была в курсе дела. У меня была та же проблема, поэтому я знала, что они придут туда. И они, конечно, приходили.

– Но в подполье ты не осталась.

– Нет, меня поймали.

– Как?

Она улыбнулась сама себе, скорчив гримасу.

– Грайфер.Мальчик, которого я раньше знала. Я всегда нравилась ему. Но с ним не встречалась – еврей. Я себя никогда не считала еврейкой, понимаешь. Я была – кем? Немкой. Подумать только. Идиотка. Но он был там, в кафе, а я знала, что к этому времени он тоже должен был уйти в подполье. Я сутками ни с кем не общалась. Знаешь, что это такое – ни с кем не разговаривать? Тянет поговорить, как к еде. И я знала, что нравлюсь ему, и подумала, может, он мне поможет. Любой, кто мог помочь…

– И помог?

Она пожала плечами.

– Подвел к автомобилю с гестаповцами. Посадил туда, и меня избили. Не сильно, не так, как других, но достаточно. Теперь я понимала, что я больше не немка. И в следующий раз будет еще хуже. Они хотели знать, где моя мать. Я им не сказала, но поняла, что в следующий раз скажу. И вот тогда он действительно помог. У него там были друзья – друзья, дьяволы, на которых он работал. Он сказал, что может договориться обо мне. Я буду работать на него, а они вычеркнут нас из списка, и мою мать тоже. Если я буду заодно с ним. «После такого?» – спросила я. И знаешь, что он мне ответил? «В этой жизни никогда не поздно заключить сделку. А вот в другой…» – Она помолчала. – Так что я стала работать с ним. Такова была сделка. Он получил меня, а я сохранила себе жизнь. Первый раз на задание я пошла вместе с ним. Его ученицей. Но в тот день именно я засекла женщину. Я определила по виду, понимаешь. И после первого раза – ну, разве имеет значение, сколько их было, просто с первого раза, а там пошло-поехало.

– А с ним что случилось?

– Его депортировали. Пока он работал со мной, ему было хорошо. Мы были командой. Но потом нас разъединили, и самостоятельно у него дела пошли хуже. Я же оказалось той самой, у меня был глаз. А ему нечего было и предложить. Вот так. – Она вмяла сигарету в пепельницу.

– А тебе было что? – спросил Джейк, внимательно наблюдая за ней.

– У меня лучше получалось. И Беккеру я понравилась. Я оставалась привлекательной. Видишь, вот тут? – Она показала на рубец у края левого глаза. – Только это. Когда меня избили, лицо распухло, потом все сошло. Остался только этот рубец. Но Беккеру он нравился. Как напоминание, очевидно. Правда, не знаю, чего. – Она отвела взгляд, окончательно удрученная. – О боже, как мы можем так разговаривать? Как я могу описать, что тогда было? Какая теперь разница? Пиши что хочешь. Хуже уже не будет. Думаешь, я оправдываюсь. Это Давид, это Беккер. Да – и, конечно, я. Я рассчитывала, что смогу, что мы сможем поговорить, но когда я рассказываю об этом – смотрю на твое лицо, – ты видишь ее.Ту, которая убила саму себя. Вот что они хотят напечатать в журналах.

– Я просто стараюсь понять.

– Понять? Ты хочешь понять, что произошло в Германии? Как можно понять кошмар? Как я могла заниматься этим? Как они могли творить такое? Ты просыпаешься, и все равно не можешь объяснить. И начинаешь думать, может, этого вообще не было. Как такое могло произойти? Вот почему им надо избавиться от меня. Нет доказательств – нет грайфера,значит, этого никогда не было.

Она покачала головой и отвела взгляд в сторону. Глаза наполнились слезами.

– Послушай. Я думала, что с этим покончено, больше никаких слез. Не как моя мать. Она выплакалась за обеих. «Как ты можешь заниматься этим?» Да, ей легко было говорить. Работу делать должна была я, не она. Как ни посмотрю на нее, слезы. И знаешь, когда они кончились? Когда она забралась в грузовик. Глаза абсолютно сухие. Думаю, ей стало легко от мысли, что больше так жить не надо. И видеть меня.

Джейк вынул из заднего кармана носовой платок и передал ей.

– Она так не думала.

Рената высморкалась, продолжая качать головой.

– Нет, думала. Но что я могла сделать? Ох, прекрати, – сказала она себе, вытирая глаза. – Я не хотела плакать, перед тобой, во всяком случае. Я хотела, чтобы ты увидел прежнюю Ренату, чтобы ты помог.

Джейк положил ручку.

– Рената, – сказал он тихо, – ты сама знаешь, никакой разницы нет, что я напишу. Это советский суд. Для них это не имеет значения.

– Нет, я не о том. Мне нужна твоя помощь. Пожалуйста. – Она снова взяла его за руку. – Ты – последний шанс. Для меня все кончено. Но потом я увидела тебя в суде и подумала: нет, еще нет, есть еще один шанс. Он это сделает.

– Что?

– Ну вот, опять, – сказала она, снова вытирая глаза. – Так и знала, стоит начать… – Она повернулась к конвоирам и на мгновение Джейку показалось, что она его разыгрывает, что ее слезы – часть большого представления.

– Сделаю – что? – спросил он снова.

– Пожалуйста, – сказала она конвоиру, – вы не принесете мне воды?

Конвоир справа, который знал немецкий, кивнул, что-то сказал по-русски своему напарнику, и вышел из комнаты.

– Записывай, – сказала она Джейку по-английски, так тихо, что из-за всхлипываний слов почти не было слышно. – Вортерштрасе, в Пренцлауэре, третий дом от площади. Слева, в направлении Шёнхаузералле. Старое берлинское здание, второй двор. Фрау Мецгер.