Текст книги "Хороший немец"

Автор книги: Джозеф Кэнон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)

Глава девятнадцатая

Место выбрал Гюнтер.

– Не на вокзале. Там все просматривается. А нам нужно учитывать герра Брандта.

– Эмиля? Но я не беру с собой Эмиля.

– Должны взять. Ему нужен Брандт. Вам он на глаза не покажется. – Он встал с чашкой кофе в руках, трезвый как стеклышко, и подошел к карте. – Представьте себе ход его мыслей. Он не может терять его снова. Если вы придете один, чего он достигнет, даже если убьет вас? Брандта у него по-прежнему не будет. А ему нужен именно он. Вы ничего не подозреваете, поэтому он застает вас врасплох и уводит Брандта. Или обоих. Вас на потом. Но встреча должна произойти в том месте, где он не осмелится привлечь внимание. Если он вас там убьет, то потеряет все. Вам нужно подстраховаться именно так.

– Я могу позаботиться о себе сам, – сказал Джейк, дотронувшись до пистолета на бедре.

Гюнтер повернулся, на его лице расплылась улыбка.

– Ага, значит, это правда. Американцы так говорят. А я думал, только Карл Май. – Он посмотрел на книжную полку. – Но в реальной жизни это глупо, думаю. В реальной жизни обеспечиваешь себе защиту.

– Где? Я по-прежнему вынужден делать это один. Я никому не могу доверять.

– Мне вы доверяете?

Он поймал взгляд Джейка и, чуть смутившись, повернулся к карте. – Тогда вы будете не один.

– Вы собираетесь меня прикрывать? Я полагал, что вы…

– Кто-то же должен. Во время полицейской операции всегда используют напарника. Двое – это мышеловка. Один – сыр. Другой – пружина. Щелк. – Он щелкнул пальцами. – Он полагает, что застанет вас врасплох, но врасплох застану его я. В противном случае… – Он помолчал, размышляя. – Но нам нужна подстраховка.

– В Берлине нет мест с такой подстраховкой.

– За исключением завтрашнего дня, – сказал Гюнтер. – Мне вдруг пришло в голову использовать американскую армию.

– Что?

– Как вы знаете, завтра парад всех союзников. Поэтому мы устроим встречу вот здесь, – сказал он, поставив палец на Унтер ден Линден.

– В русской зоне?

– Герр Гейсмар, даже русские не будут стрелять в вас на виду у американской армии. – Он пожал плечами. – Очень хорошо. – Передвинул палец влево, мимо Бранденбургских ворот. – Трибуна для гостей будет здесь, в британской зоне.

– Едва.

– Неважно, пока там будет армия. Итак, напротив гостевой трибуны. Стойте в толпе.

– Если я буду настолько прикрыт, с какой стати я пойду с ним?

– Он вполне может ткнуть пистолетом вам в спину. Незаметно, но убедительно. Я бы так и сделал. «Спокойно, не дергайся», – произнес он тоном полицейского. – Так обычно и делается.

– Если русские играют именно так.

– Сыграют. Я намерен предложить им это. – Он отвернулся от карты. – Проблема в том, что мы его не знаем. Если бы мы только знали, кого ждать. А теперь будем гадать до последнего момента: его преимущество – внезапность. Капкан поставить можно, но при наличии внезапности – это не гарантия. Гарантия – логика.

– Знаю, давайте проанализируем еще раз. Что-нибудь нашли в персилшайнах? – сказал Джейк, посмотрев на стол.

– Нет, ничего, – хмуро сказал Гюнтер. – Но мы явно что-то упустили. У преступления всегда есть логика.

– Если бы у нас было время ее искать! Я потерял все нити. Последняя оборвалась со смертью Сикорского.

Гюнтер покачал головой:

– Нет, есть что-то еще. Должно быть. Знаете, я все думал о Потсдаме, о том дне на рынке.

– Мы знаем, что это был он.

– Да, но почему в тот день? Суть в этом, в «когда». Случилось такое, что заставило его нанести удар именно в тот день. Почему не раньше? Если бы мы знали, что…

– Вы не сдаетесь, правда? – нетерпеливо спросил Джейк.

– Задача решается именно логически, а не так. Ловушки. Пушки. – Он махнул рукой в сторону книжной полки. – Дикий Запад в Берлине. Знаете, мы все еще можем…

– Что? Ждать, уберет он меня или нет, пока вы анализируете ситуацию? Теперь уже слишком поздно. Мы должны все закончить, пока он не предпримет новой попытки.

– Это логика войны, герр Гейсмар, а не полицейского расследования, – сказал Гюнтер, отходя от карты.

– Ну, я ее не начинал. Боже, я всего лишь хотел написать статью.

– Тем не менее все так, как вы говорите, – сказал Гюнтер, беря со стола траурный галстук. – Если начал, доводи дело до конца. – Он стал пропускать галстук под воротником рубашки, не глядя в зеркало. – Будем надеяться на вашу победу.

– У меня хороший помощник и поддержка армии США. Победа будет за нами. А потом…

Гюнтер хмыкнул:

– Да, потом. – Он посмотрел на галстук и распрямил концы. – Потом у вас будет мир.

Вторая половина дня на квартире просто вымотала, а ужин оказался и того хуже. Лина раздобыла капусты, смешала ее с армейской говяжьей тушенкой, выложила все это разваренной массой на тарелку, и они тыкали вокруг нее вилками. Только Эрих ел с аппетитом. Его наблюдательные, как у Ренаты, глазки перебегали с одного угрюмого лица на другое, но и он молчал, очевидно, привыкнув к безмолвным трапезам. Эмиль, узнав, что его завтра передадут, воспрял духом, но затем опять мрачно затих и провел большую часть дня лежа на кушетке, прикрыв глаза рукой, как заключенный, лишенный прогулок. Эрзац-кофе был слабым и горьким – исключительно предлог посидеть за столом подольше, пить его было невозможно. Появлению Розена все обрадовались. Все лучше, чем звяканье ложечек.

– Смотри, что Доротея нашла для тебя, – сказал он Эриху, передавая ему надкусанную половинку плитки шоколада, и улыбнулся, когда мальчик сорвал фольгу. – Только не всю сразу.

– Вы так добры к нему, – сказала Лина. – Ей лучше?

– Рот еще опухший, – сказал он. Пьяный солдат две ночи назад залепил ей пощечину. – Шоколад по крайней мере не употребляет.

– Мне можно к ней? – сказал Эрих.

– Вы разрешаете? – спросил Розен у Лины и, когда та кивнула, сказал: – Иди, но не забудь сделать вид, что она выглядит как прежде. Поблагодари ее за шоколад и скажи только: «Жаль, что у вас болит зубик».

– Знаю, синяка я не вижу.

– Правильно, – спокойно сказал Розен. – Синяка ты не видишь.

– Я могу помочь? – спросила Лина.

– С ней все в порядке, только распухла немного. Мой ассистент поможет ей поправиться, – сказал он, передавая Эриху рюкзак. – Мы недолго.

– И такую жизнь ты ей предлагаешь, – сказал Эмиль Джейку, когда они ушли. – Проститутки и евреи.

– Замолчи, – сказала Лина. – Ты не имеешь права так говорить.

– Не имею права? Ты моя жена. Розен… – Он пожал плечами. – Как они прилипли друг к другу.

– Прекрати. Перестань болтать. Он о мальчике ничего не знает.

– Они всегда узнают друг друга.

Лина испуганно взглянула на него, затем встала и принялась убирать со стола.

– Наш последний вечер, – сказала она, складывая тарелки стопкой. – И ты умудрился его испортить. Я надеялась, мы с удовольствием поужинаем.

– С собственной женой и ее любовником. Большое удовольствие.

На какое-то мгновение она уязвленно замерла с тарелкой в руках, а затем положила ее в стопку.

– Ты прав, – сказала она. – Ребенку здесь не место. Сегодня вечером отведу его к Ханнелоре.

– Ты не успеешь вернуться до комендантского часа, – сказал Джейк.

– Я останусь там. Мне здесь тоже не место. Можешь сам слушать эту белиберду. Я устала.

– Ты уходишь? – спросил Эмиль, застигнутый врасплох.

– А что? Не с тобой же оставаться. Попрощаемся здесь. Мне тебя жаль. Ты обижен и зол – зачем так расставаться? Мы должны радоваться друг за друга. Ты уедешь к американцам. Ты хочешь той жизни. А я…

– А ты останешься с проститутками.

– Да, я остаюсь с проститутками, – сказала она.

– Как ты смеешь? – сказал Джейк.

– Все в порядке, – сказала Лина, покачав головой. – Он не то имеет в виду. Я знаю его. – Она подошла к Эмилю. – Не так ли? – Она подняла руку, чтобы положить ему на голову, но, посмотрев на него, опустила. – Такой злой. Посмотри на свои очки, опять грязные. – Она сняла с него очки и привычным жестом протерла их юбкой. – Вот теперь видно.

– Я вижу очень хорошо. Все как есть. То, что ты наделал, – сказал он Джейку.

– Да, что он наделал, – повторила Лина устало и почти грустно. – Спас тебе жизнь. А теперь дает шанс начать новую. Ты хоть это понимаешь? – Она снова подняла руку и на этот раз положила ему на плечо. – Не будь таким. Помнишь, во время войны – сколько раз? – мы думали, выживем или нет. Тогда значение имело только это. И мы выжили. Может быть, именно для этого – для новой жизни для обоих.

– Выжили не все из нас.

Она убрала руку.

– Нет, не все.

– Для тебя, пожалуй, удобно, что Петера нет в живых. В твоей новой жизни.

Отреагировали только ее глаза – веки дернулись.

Джейк с яростью посмотрел на Эмиля:

– Слушай, ты, ублюдок…

Лина махнула рукой, останавливая его.

– Достаточно, мы и так много наговорили. – Она презрительно посмотрела на Эмиля. – Боже, и ты говоришь это мне.

Эмиль промолчал, уставившись в стол.

Лина подошла к письменному столу, открыла ящик и достала фотографию.

– У меня кое-что есть для тебя, – сказала она, передавая снимок. – Нашла в своих вещах.

Эмиль, моргая, поставил снимок перед собой, внимательно посмотрел на него; плечи его опустились, он как-то весь обмяк, даже глаза потеплели.

– Какая ты… – сказал он тихо.

– И ты, – сказала над его плечом Лина – так интимно, что на секунду Джейк почувствовал себя лишним в комнате. – Ну как?

Эмиль взглянул на нее, затем отбросил фотографию и встал. Она еще секунду смотрела на него, потом он развернулся, молча прошел по комнате и закрылся в спальне.

Джейк взял фотографию. Молодая пара стояла в обнимку на снежном склоне. Лыжные очки подняты на вязаные шапочки. Улыбки, широкие и чистые, как снег позади них. Такие молодые, будто и не они вовсе.

– Когда снимались? – спросил он.

– Когда мы были счастливы. – Она забрала у него фотографию и снова посмотрела на нее. – Вот твой убийца. – Она положила фотографию. – Я отведу Эриха. Посуду помоешь сам.

– И не ищите меня, я сам буду следить за вами, – сказал Гюнтер, и действительно – когда Джейк и Эмиль пришли на парад, его нигде не было видно. Затерялся среди толпы военных, которая собиралась вокруг Бранденбургских ворот и беспорядочно растекалась через пустошь Тиргартена и далее по шоссе Шарлоттенбургер. Союзники победили даже погоду – к началу парада на хмуром небе исчезли тучи, засияло солнце, ветерок все сильнее трепал ряды знамен. В арке ворот висели портреты Сталина, Черчилля и Трумэна. В просветах между колоннами Джейк видел, как по Линден к ним стекаются войска и бронетехника. Их было тысячи, но еще больше людей давились на тротуарах и криками приветствовали союзников. Гражданских было мало – угрюмые зеваки, группки безучастных перемещенных лиц, которым некуда больше податься, и всегдашние стайки детей, для которых любое событие – развлечение. Остальной Берлин сидел дома. На мрачном проспекте с обугленными пнями и руинами союзники чествовали себя сами.

Когда Джейк добрался до гостевой трибуны, первые оркестры, гремя фанфарами, уже прошли. Он вспомнил другие парады, пятилетней давности. Деревья на Линден тряслись от тяжелой поступи солдат, возвращавшихся из Польши. Нынешний парад был более живым и цветастым. Французы с красными помпонами выглядели почти фривольно, англичане шли небрежно, почти шаркая, как дембеля, возвращающиеся домой. Парадная показуха досталась на долю бойцов 82-й военно-воздушной дивизии – сверкающие каски и белые перчатки, засунутые под погоны, но музыка и редкие аплодисменты придавали зрелищу скорее театральный, чем боевой вид. Даже гостевая трибуна, украшенная флагами и заставленная микрофонами для последующих речей, возвышалась над улицей, как сцена, где генералитет в красочных мундирах выглядел оперными басами, которые вот-вот разразятся арией.

Самым ярким выглядел Жуков. Вся его грудь была увешана орденами и медалями чуть ли не до бедер. Паттон в обычной форменной куртке с несколькими нашивками выглядел рядом с ним вызывающе просто. Но драма заключалась в диспозиции. Не успевал Жуков, будучи центром внимания, сделать шаг вперед, как тут же рядом оказывался Паттон, поэтому когда они дошли до парапета и оказались на авансцене, зрителям предстал настоящий генеральский водевиль. Пресса отреагировала на это щелканьем фотоаппаратов со своей трибуны, и Джейк заметил, что даже обычно хмурый генерал Клэй пытается спрятать улыбку и чуть ли не подмигивает Мюллеру, который в ответ толерантно закатывает глаза – седой судья Гарди, вынужденный терпеть идиотов. В этот момент Джейку захотелось просто освещать это событие для «Колльерс» – шум, абсурдное барышничество и вдали – сожженный Рейхстаг. Может, взять интервью у Паттона, который должен его помнить и всегда был интересным собеседником. Но вместо этого он в тревоге рассматривал толпу, выискивая лицо. Пока мимо маршировали войска, он думал о том, что никогда в своей жизни не видел столько оружия; но Гюнтер ошибся – защищенным он себя не чувствовал. Любой из присутствующих ждал, чтобы нанести удар.

– Мы собираемся смотреть парад? – недоуменно спросил Эмиль.

– У нас тут встреча, – сказал Джейк, взглянув на часы. – Это ненадолго.

– С кем?

– С человеком, который вывез тебя из Крансберга.

– С Талли? Ты же сказал, что он убит.

– С его партнером.

– Еще одна уловка. Не американцы.

– Я же тебе говорил. Ты мне нужен как приманка. После этого мы поедем к твоим друзьям.

– А документы?

– Сделка пакетная. Они получат и тебя, и их.

– Ты этого не сделаешь.

– Ты уверен?

– Ты не можешь. Подумай, как это скажется на Лине, если будет суд.

– Удивительно, как ты всегда о ней думаешь. Слушай, пошел ты своей жизнью. О рабочих в лагере Дора ты так не беспокоился.

Глаза Эмиля за стеклами очков сузились.

– Тогда иди к черту, – сказал он и развернулся, собираясь уйти.

Джейк схватил его за руку:

– Только попробуй, и я прострелю тебе ногу. Мне будет весело, тебе нет. – Какое-то мгновение, как загнанные в угол, они смотрели друг на друга, потом Джейк отпустил его руку. – А пока смотри парад.

Джейк внимательно пробежал глазами по толпе. Ни одного знакомого лица. А почему это должен быть тот, кого он знает? На трибуне Жуков еще больше перегнулся через ограждение, готовый к приветствию своих уланов. От опереточных мундиров рябит в глазах, земля трясется от глухого топота кирзовых сапог, сверкают на солнце шашки, вынутые из ножен, – это уже не оперетта. Старое предостережение Геббельса – кара с востока. Небольшая группа перемещенных лиц развернулась и пошла прочь от толпы, оглядываясь на шашки. И по тому, как они пугливо сгорбились, Джейк понял, что в действительности это от начала и до конца русский спектакль, а союзники участвуют в нем как безопасная массовка. И смысл зрелища не в праздновании победы, а в демонстрации сокрушающей силы. Никто нас не остановит. Это парад уже следующей войны. Улыбки на трибуне исчезли. Что будет, когда все это закончится, думал он. Следующая война.

Именно в этот момент, когда он наблюдал за русскими, его ткнули в поясницу.

– Вот это представление.

Он резко развернулся, рука на кобуре.

– Спокойно, – сказал Брайан, удивившись быстрой реакции. – Еще раз здравствуйте, – сказал он Эмилю. – На этот раз не в форме, да?

– Ты что тут делаешь? – спросил Джейк. Брайан? Но Эмиль уже был у него в руках.

– Что ты имеешь в виду? Все здесь. Нет ничего лучше, чем парад. Ты только посмотри на старика Жукова. Гилберт и Салливан [81]81
  Сэр Уильям Гилберт (1836–1911) и сэр Артур Салливан (1842–1900) – создатели викторианской английской оперетты, прототипа мюзикла.


[Закрыть]чистой воды. Ты идешь на трибуну для прессы?

– Не сейчас, Брайан. Вали.

Но взгляд Брайана был устремлен поверх плеча Джейка на улан.

– Глядя на них, можно подумать, что ты в Гамбурге перед Рождеством.

– Я серьезно. Увидимся позже. – Он посмотрел сначала в одну сторону от него, потом в другую, ожидая, что появится Гюнтер: все началось слишком рано.

– Не гони, дай эти с шашками пройдут. Не путаться же у них под ногами. – Повернувшись, он пригляделся к Джейку. – В чем дело? Ты что тут затеял?

– Ничего. Просто вали отсюда, – сказал Джейк, нервно глядя в сторону.

Брайан внимательно посмотрел на него, затем на Эмиля.

– Трое уже толпа? Верно. Исчезаю. Тебе занять место?

– Да, займи.

– Если молодой Рон потрафит. Я знавал метрдотелей и с лучшими манерами. Боже, а вот и волынщики. – Он снова посмотрел на Джейка. – Береги себя.

Протолкнувшись в передний ряд, он подождал, пока пройдет последний русский, и быстро пробежал через внезапно возникший проход к трибуне для зрителей. Джейк потерял его из виду, пока он пробирался через толпу к задней лестнице на трибуну для прессы, потом увидел, как он снова появился наверху и заговорил с Роном. Почему не Рон? Кто ушел из-за стола во время ужина на Гельферштрассе тем вечером, чтобы сыграть в покер, но мог уехать и в Грюневальд? У кого сейчас был прекрасный наблюдательный пункт, чтобы засечь Джейка в толпе, ожидая нужного момента: кивок, и ловушка захлопнется. Но ни он, ни Брайан не смотрели в сторону Джейка, занятые сами собой. Джейк глянул на часы. Где Гюнтер? Осталось несколько минут до согласованного времени – он должен быть уже где-то рядом. Тогда почему он не появился на виду, когда к ним подошел Брайан? А что, если это был он, и ловко уводил их в сторону, чтобы даже пружина не сработала?

Он чуть не подскочил, когда взвыли волынки, – нервы были на пределе. На трибуне теперь вперед вышел британец, и присутствующие перестроились так, что в поле зрения оказались почетные гости с генералами. Сразу за Клэем стоял Бреймер в двубортном костюме. Никак не может уехать из Берлина из-за своего нескончаемого бизнеса. Джейк представил, как это все может произойти – их увидят с трибуны, быстро извинятся перед остальными, неожиданно подойдут к Эмилю, рядом ждет автомобиль. Джейк оглянулся. Автомобиля не было. А Бреймер сам рисковать не станет. Он был на своем месте, на трибуне с ораторами, вне боевых действий. Даже Рон, и то больше подходил. Джейк оглянулся на трибуну для прессы. Он толковал о чем-то с кинооператором, снимавшим парад. На Джейка никто не смотрел. Но кто-то же должен.

Неожиданно волынщики, оглушительно дунув напоследок, остановились, чтобы показать себя. Следовавшее за ними подразделение вынужденно затопталось на месте. Джейк медленно повел головой слева направо, как бы изучая местность в бинокль. К чему всегда сводится поединок: охота за жертвой, все чувства обострены, ожидание неожиданного маневра. Но сейчас, похоже, в движении были все. Люди сновали вдоль ограждающей линии, генералы перемещались по трибуне, даже стоявшие на месте волынщики были заняты своими волынками. Головы то выглядывали из толпы, что-то высматривая, то снова опускались, чтобы покурить. Полно оленей, все бродят, ни один не стоит на месте, прицелиться невозможно. Он осмотрел все по кругу – даже за парадом, включая Тиргартен. Уже вышли все сроки, а Гюнтера нет. Я сам о себе позабочусь. Но сможет ли он? Когда Джейк вернулся к параду и снова окинул взглядом трибуны в поисках лица, он вдруг понял, что все было наоборот – это он один из оленей, настороженный, не знающий кого опасаться. А охотник, затаившись, наблюдает за ним.

Он смотрел, как снова замаршировали волынщики, и тут уголком глаза уловил проблеск – единственное, что оставалось на месте в окружавшем его суматошном мелькании. Абсолютно неподвижный. Прошел ряд труб. Если он отвернется, Джейк ошибается. Но прошел еще один ряд голов, а темные очки неподвижно смотрели на него. Может, просто наблюдают за парадом. Затем Шеффер поднял руку, словно намереваясь отдать честь, и снял очки. Сложил их одной рукой и сунул в нагрудный карман, даже не моргнув, не отводя от Джейка взгляда, твердого как сталь. Ни кивка, одни глаза. Только рот дернулся, скорее в зловещем тике, чем в улыбке. Щелк.Шеффер. Еще ряд голов, и между ними возник захват цели, та доля секунды во время охоты, когда в поле больше никого нет. То, что он здесь, неудивительно, так и должно быть. Ждет, чтобы перекрестье прицела вошло в фокус. Джейк задержал дыхание, поймав его взгляд. Мы не знаем – кто, сказал Гюнтер, но онтеперь знал: такой взгляд узнаешь безошибочно. Ничего удивительного. Этот человек пришел за ним.

Волынщики почти прошли, и Шеффер сделал шаг вперед, но тут надвинулось топтавшееся за волынщиками подразделение, и загородило его новым рядом голов. Сколько еще он не сможет перейти на их сторону? Около Бранденбургских ворот послышался лязг, почти грохот, и глаза Джейка непроизвольно метнулись к маршруту движения. Советские танки, огромные и массивные, перемалывали рваную мостовую. Шли быстро, попробуй останови. Шеффер даже не удосужился посмотреть, вперившись взглядом в Джейка. Лицо Сикорского на снимке Лиз, не замечающего толпу в Темпельхофе. Шеффер. Проанализируй данные. Кто имел соответствующее оружие. Кто вел допросы в Крансберге – прекрасная возможность, прекрасное прикрытие. Вне подозрений за отбор инженеров с Цейсса – безрезультатно? – вместо этого он выбирал лучших ракетчиков. Кто мог слить информацию Сикорскому перед встречей в «Адлоне». Кто искал документы. И, наконец, кто оказался здесь, зная, что здесь будет и Джейк. И кто теперь ждал, чтобы перейти улицу.

Джейк быстро оглянулся. Гюнтера не было. Позади лишь голый кусок парка. Ловушку захлопывают двое. Но к чему вообще беспокоиться? Ему нужно было только узнать. Главное теперь – увести Эмиля, пока Шеффер не добрался до них. Джип стоял дальше по шоссе, рядом, но слишком далеко, если за ними погонятся. Еще один взгляд в сторону – туда, где мог быть Гюнтер. Гражданских нет, одни военные. Я хочу, чтобы вы меня предали, сказал он, и Гюнтер, возможно, так и сделал, оставив себе вариант выбора. Или Шеффер уже добрался до него и на всякий случай где-нибудь запер? Джейк взял Эмиля за руку и увидел, что Шеффер поднял голову и сделал еще один шаг вперед, готовясь к прыжку.

– В чем дело? – раздраженно спросил Эмиль.

Если они двинутся с места, он рванет вперед, прямиком через марширующих. Джейк снова пробежал взглядом по толпе: никто не обращал на них внимания, кроме Шеффера, никто их не подстраховывал. Жди, пока подойдут танки. Даже Шеффер не осмелится рвануть между их гусеницами. Не отводи от него взгляда, дай понять, что они, оцепенев, ждут.

– Слушай меня, – едва шевеля губами, монотонно заговорил Джейк, не желая, чтобы Шеффер что-нибудь понял по его лицу. – Нам нужно перейти на трибуну для прессы. После танков. Когда скажу «пошел», следуй за мной. Быстро.

– Что случилось?

– Неважно. Просто сделай это.

– Еще один фокус, – сказал Эмиль.

– Не мой. Русских. Они прислали за тобой человека.

Эмиль испуганно посмотрел на него.

– За мной?

– Делай, что я говорю. Будь наготове.

Тяжело лязгая металлом, танки вползали на улицу перед трибуной. Жуков поднял руку, напыщенно и торжественно. Под ним неподвижно, не отводя взгляда от противоположной стороны улицы, стоял Шеффер, как будто видел сквозь стальные пластины так же хорошо, как и в просветах между танками. Когда половина колонны прошла, танки замедлили ход и остановились. Не выключая двигателей, они стали поворачивать орудийные башни для отдания чести. И, когда ряд пушек развернулся, длинные стволы закрыли Шеффера. Пора.

Джейк рванул влево к головной части танковой колонны, но пушки продолжали разворачиваться, и Шеффер увидел их через внезапно открывшийся просвет. Встревоженно дернув головой, он сошел с обочины и ринулся между двумя рядами танков. Сколько на это уйдет времени? Секунды. Джейк оглянулся. Гюнтера так и нет. Фактически никого. Тыл не прикрыт. Орудийные башни почти завершили круг и танки были готовы возобновить движение. Тогда они превратятся в непроницаемую движущуюся стену, а Шеффер окажется на их стороне.

Джейк схватил Эмиля за руку и поволок его перед ближайшим рядом танков. Возмущенные вопли Эмиля потонули в оглушительном реве моторов. Бежать. Из высоких танковых башен их вряд ли увидят и ослушаются команды начинать движение. Раздался скрежет передач. Джейк дернул Эмиля за руку и бросился прямо под заскрипевшие гусеницы танка. Рывок влево, впереди ряда. Стоит только поскользнуться, и попадем под днище. Они почти добежали до последней машины, когда Джейк увидел, что танк движется быстрее их. Джейк резко остановился, Эмиль от неожиданности налетел на него, Джейк, пошатнувшись, устоял, и они замерли, зажатые между двумя танками, ожидая, когда колонна пройдет мимо. После следующей машины интервал будет достаточным, если правильно рассчитать время. Он уставился на гусеницы, чуть ли не считая звенья, и, как только танк прогремел мимо, бросился вперед.

– Пошел! – заорал он, дернул Эмиля за рукав и толкнул его в сторону изумленных зрителей, едва не попав под следующий ряд гусениц. Но они успели проскочить и наконец оказались на другой стороне.

– Откуда стреляют? – спросил у него солдат, но Джейк стал проталкиваться дальше, в гущу толпы, пока они окончательно не слились с ней. Хватая ртом воздух, он остановился только за трибуной для прессы.

– Ты что, спятил? – задыхаясь, сказал побелевший Эмиль.

– Поднимись наверх и стой рядом с Брайаном – это человек из «Адлона». Он тебя знает. Постарайся не светиться. И никуда ни с кем не уходи. Понял?

– А ты куда?

– Совершу отвлекающий маневр.

– Все еще небезопасно? – в тревоге спросил Эмиль.

Опасно? Кто осмелится похищать их на глазах у пресскорпуса, который в конечном счете оказался надежнее самой армии? Но кто знает, что выкинет Шеффер? Это его последний шанс.

– Он все еще там. И, возможно, не один. – Человек, который мог достать военную форму русских для диверсионной группы. Джейк развернулся.

– Ты оставляешь меня здесь? – сказал Эмиль, высматривая пути к бегству.

– Даже не думай. Хочешь верь, хочешь нет, но я – твой лучший шанс. Нам никуда друг от друга не деться. А теперь поднимайся. Я вернусь.

– А если нет?

– Тогда все твои проблемы закончатся, верно?

– Да, – посмотрев на него, сказал Эмиль. – Закончатся.

– Но ты окажешься в поезде на Москву. И у тебя будет куча времени все обдумать. А пока делай то, что я тебе говорю, если хочешь выбраться отсюда. Давай. Пошел.

Эмиль какое-то мгновение колебался, затем положил руку на деревянные перила и начал подниматься по лестнице. Джейк стал протискиваться сквозь толпу к переднему ряду зрителей. Завладей вниманием Шеффера, прежде чем он посмотрит на трибуну. Но его глаза уже лихорадочно рассматривали толпу, в которой стоял Джейк, потом замерли, вспыхнув от удивления при виде его лица. Сомкнутым строем прошла еще одна колонна русских. Уходи от трибуны. Джейк пошел влево сразу за первым рядом зрителей, мелькая среди других голов так: Эмиль вполне мог быть одним из этих людей. По другой стороне за ним следовал Шеффер, вытягиваясь длинным телом над толпой, чтобы не потерять его из виду. Джейк продвигался в сторону более плотной толпы у Бранденбургских ворот, протискиваясь между группами скучающих американцев. Подальше от трибуны. Он оглянулся на колонны марширующих солдат. Все еще там, пробирается, голова повернута к Джейку, те же решительные глаза, нетерпеливо ждущие разрыва дистанции между шеренгами. Он уже должен был увидеть, что в толпе движется только голова Джейка. Эмиль остался где-то позади. Почему он продолжает идти? Это уже не отвлекающий маневр, а бег в поисках укрытия. Сначала Джейк, затем вернуться за Эмилем. Который поверит ему, с облегчением увидев дружелюбного следователя, и сам захлопнет свою мышеловку.

Перед Джейком маячила Большая Тройка, вывешенная на Бранденбургских воротах. За ними улица, расширяясь, переходила в Паризерплац. В стоящей там толпе будет легче затеряться. Русских военных стало больше, все с автоматами через плечо. Голова высокого блондина продолжала следовать за Джейком сквозь толпу серых гимнастерок. Позади них, после ворот, парадное шествие приостанавливалось, и возникал разрыв, куда можно проскользнуть. Шеффер перебежит здесь. Джейк ускорил шаг, пытаясь увеличить расстояние. Он миновал ворота и влился в толпу на площади. Оркестр играл «Звезды и полосы навсегда». Он оглянулся. Шеффер, как он и предполагал, пустился бежать через открытое пространство, пока туда не вошел оркестр. Теперь он на его стороне. Джейк посмотрел вдоль Линден. Тротуары забиты русскими. Ему надо слиться с ними и вернуться к Рейхстагу. Но здесь толпа была плотнее – не только прикрытие, но и препятствие. Ему пришлось замедлить шаг. Сзади, перекрывая звуки военного оркестра, его окликнул Шеффер. Надо оторваться от него. Он нагнулся вперед, словно выбираясь из трясины. Тело опережало ноги.

Русские были настроены менее добродушно, чем американцы, они ворчали, когда он проталкивался между ними, и, застряв среди тел, Джейк понял: все, уйти ему не удастся. Дальше что? В толпе Шеффер стрелять не станет. Но ему и не понадобится. Зона русских, здесь исчезают люди. Формальный допрос, пожмут плечами, пока будут произносить тосты. Зачем он ушел от трибуны? На западе Шеффер не рискнул бы раскрыть себя. А здесь Джейка проглотят, и никто не узнает. Даже если он устроит скандал, все равно проиграет. Русский военный патруль, звонок преемнику Сикорского, и обратно вернется только Шеффер. Как будто ничего и не было. Пропал без вести. Как Талли.

– Американские, – сказал русский, когда с ним столкнулся Джейк.

– Извините. Простите меня.

Но русский смотрел не на него, а вперед, туда, где за оркестром маршировали американские солдаты. Он отступил назад, пропуская Джейка, явно решив, что тот хочет присоединиться к своим. Не забывай, чью форму ты носишь. Он посмотрел на парад. Не эффектная 82-я; обычная форма, как и его собственная, – защита, о которой говорил Гюнтер. Он пригнул голову, исчезнув из поля зрения Шеффера, и стал проталкиваться к обочине тротуара, стараясь не высовываться, – а потом рванул в строй. Несколько русских на тротуаре засмеялись – человек с перепоя, а кто сейчас не пьет, точно будет потом мучиться. Забежав чуть впереди марширующей колонны, он слегка отпихнул солдата в середине шеренги и втиснулся в ряд.

– Ты, блядь, кто такой?

– За мной военная полиция гонится.

Солдат усмехнулся.

– Ну тогда возьми ногу.

Джейк неумело замельтешил ногами, как в танце, пока его левая наконец не попала в ногу со всеми. Распрямив плечи и четко отмахивая руками, он слился с себе подобными и стал невидимым. Не оглядывайся. Они проходили место, где должен был стоять Шеффер. Тот в ярости крутил головой, метался в толпе русских, искал его везде – но только не среди участников парада.

– Ты что натворил? – прошептал солдат.

– Не за того приняли.

– Угу.

Он ожидал, что его сейчас снова окликнут, но гремел только марш Сузы, литавры и барабаны. Когда, миновав ворота, они направились на запад, он улыбнулся про себя: ну вот и поучаствовал в собственном параде победы. Не над японцами – в личной войне, которая осталась теперь позади, на востоке. Они подходили к трибуне, передвигаясь быстрее, чем это получилось бы в толпе. Даже если Шеффер все бросил и пустился назад, пройдет несколько минут, прежде чем он доберется до трибуны прессы – вполне достаточно, чтобы затолкать Эмиля в джип и исчезнуть. Он посмотрел вбок, быстрая проверка. Паттон отдает честь. Время есть, но только несколько минут. По крайней мере теперь он все знает. За исключением того, что случилось с Гюнтером.