Текст книги "Хороший немец"

Автор книги: Джозеф Кэнон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 33 страниц)

– Ты что, блядь, делаешь? – заорал другой солдат; ответ заглушил очередной шквал огня.

Тогда американцы, присев, открыли огонь по блокпосту, и Джейк с ужасом понял, что у него на глазах повторяется потсдамский рынок: какофония криков и выстрелов, настоящий бой, люди падают под перекрестным огнем.

Внутри Рейхсканцелярии люди Сикорского побежали к двери, спотыкаясь о мусор, что-то крича друг другу. Огонь должен был означать, что Джейк выбрался наружу. Они выбежали на ступеньки, увидели американский джип у блокпоста и принялись палить. Русские на улице, застигнутые врасплох выстрелами с этой стороны, автоматически развернулись и открыли огонь в ответ. Лестница открытая, спрятаться негде. Первым попали в азиата, и он рухнул головой вперед. Остальные присели. Сикорский что-то проорал по-русски, затем схватился за живот. Джейк потрясенно наблюдал, как он опустился на колени; позади него пули крошили колонну.

– Блядь! В Эда попали! – закричал кто-то. Из джипа выпустили еще одну очередь по блокпосту. Затем кто-то на ступеньках хрипло крикнул по-русски, и все мгновенно прекратилось. Солдаты на блокпосту изумленно смотрели в сторону Рейхсканцелярии. Сикорский все еще стоял на коленях. Когда он упал и перевернулся, все ясно разглядели, чья на нем форма.

– Вы что, ебнутые? – заорал американец, склонившись над своим другом. – Вы же его убили!

Русские, сидя на корточках за укрытием, выставили оружие, ожидая, что будет дальше, не готовые поверить в то, что их не атакуют.

– Ты стрелять! – закричал один на ломанном английском.

– Идиот! Стреляем не мы. Это выстреляете. Все кончилось! – Солдат вынул носовой платок и помахал им, затем осторожно вышел из джипа. – Что, черт возьми, с вами случилось?

Из-за автомобиля поднялся русский и сделал шаг в его сторону – оба с оружием на изготовку. Ни один не сказал ни слова, тишина стала практически осязаемой. Другие потихоньку зашевелившись, медленно стронулись со своих мест, в смятении глядя на тела, лежащие на дороге. Русский с ужасом посмотрел в сторону лестницы, словно ожидая наказания, все еще не веря в случившееся. Азиат, живой, что-то крикнул, но русский продолжал смотреть, оцепенев, и даже не пошевелился, когда Джейк, прихрамывая, вышел из здания, подошел к Сикорскому и поднял пистолет, лежавший рядом с его рукой.

– Ты кто такой, черт побери? – увидев его, крикнул американец. Какой-то человек в штатском.

Джейк посмотрел на Сикорского. Его глаза остекленели, но он был еще жив, тяжело дышал, хватая ртом воздух. Спереди он был весь залит кровью. Джейк, не выпуская пистолета, опустился на колени рядом с ним. Остальные русские стояли, озадаченные, как будто Джейк был очередным необъяснимым призраком.

Сикорский скривил рот в усмешке.

– Вы.

Джейк покачал головой.

– Ваши. Это были ваши люди.

Сикорский посмотрел в сторону улицы.

– Шеффер?

– Нет. Никого. Война закончилась, все. Война закончилась.

Сикорский что-то пробормотал.

Джейк взглянул на рану в животе, из которой хлестала кровь. Не долго.

– Скажите, кто это – тот, с кем он работал. Второй американец.

Сикорский ничего не ответил. Джейк приставил дуло пистолета прямо к его лицу. Русский на улице шевельнулся, но остался на месте, все еще ожидая.

Что они сделают, если он выстрелит? Снова начнут убивать друг друга?

– Кто? – сказал Джейк. – Говорите. Сейчас уже все равно.

Сикорский открыл рот и плюнул в него, но слабо – сил уже не было, и слюна упала обратно ему на губы.

Джейк приставил дуло пистолета к его подбородку.

– Кто?

Сикорский злобно покосился на него, все еще усмехаясь, затем посмотрел прямо в дуло пистолета.

– Кончай, – сказал он, закрывая глаза.

Единственный, кто мог ему рассказать, ускользает – последнее, что могло пойти не так. Джейк еще секунду смотрел на закрытые глаза, затем опустошенно убрал ствол от лица Сикорского.

– Кончай сам. Моя подруга умирала целую минуту. Та, которую ты убил. Надеюсь, ты будешь умирать целых две. Одну из которых будешь думать о ней. Надеюсь, ты видишь ее лицо.

Сикорский широко открыл глаза, как будто действительно что-то увидел.

– Верно. Именно так. В страхе. – Джейк встал. – Теперь еще минуту на детей на барже. Видишь их? – Он внимательно смотрел на него еще одно мгновение.

Глаза Сикорского вцепились в него, расширившись еще сильнее.

– Сталь, – сказал Джейк и пошел вниз по лестнице, не обернувшись, даже когда услышал позади сдавленный вздох. Он отдал пистолет остолбеневшему русскому.

– Кто-нибудь скажет мне, что за хуйнятут происходит? – спросил американец.

– По-немецки говоришь? – спросил Джейк у русского. – Убери своих людей отсюда.

– Почему они стреляли?

– Япошки сдались. – Русский непонимающе уставился на него. – Эти люди ранены, – сказал Джейк, внезапно почувствовав головокружение. – Ваши тоже. Нам нужно увезти их отсюда. Заводи машину.

– Но что я скажу? Как объяснить?

Джейк посмотрел на русского посреди залитой кровью улицы. Глупо и бессмысленно, как всегда.

– Не знаю, – ответил он, затем повернулся к американцу, ощупывая затылок. Опустил окровавленную руку. – Я ранен. Отвез бы?

– Господи. – Американец повернулся к русскому. – Шевелись, придурок.

Русский посмотрел на них обоих, колеблясь, затем махнул рукой водителю, чтобы тот заводил двигатель.

Солдаты, сидевшие в джипе, подвинулись, чтобы дать ему место. У одного из них все еще была бутылка пива в руках.

– Значит, войне конец? – спросил Джейк у своего солдата.

– Давно уже.

Глава восемнадцатая

Он проснулся и увидел над собой лицо Лины.

– Сколько времени?

Слабая улыбка.

– За полдень. – Протянув руку, она потрогала его лоб. – Хорошо поспал. Эрих, позови доктора Розена. Скажи ему, что он проснулся.

В углу комнаты резво вскочил мальчик и смутным пятном выскочил из комнаты.

– Как тебе это удалось? – спросила она. – Ты можешь говорить?

Как? Подкинули на джипе по тряской дороге, сошел на залитой светом фар Ку-дамм. Пронзительно сигналили автомобили. Толпы буйных американцев с девчонками вываливались из ресторанов, танцуя прямо на улице. Потом пустота.

– Где Эмиль? – спросил Джейк.

– Здесь. Все в порядке. Нет, не вставай. Розен запретил. – Она снова погладила рукой его лоб. – Тебе что-нибудь принести?

Он покачал головой:

– Вы выбрались.

Розен вошел в комнату вместе с Эрихом и сел на кровать, вынул точечный фонарик из рюкзака и посветил им в каждый глаз Джейка.

– Как вы себя чувствуете?

– Лучше не бывает.

Протянув руку, он проверил повязку на затылке Джейка.

– Швы хорошие. Но вас должен посмотреть американский доктор. Травма головы – всегда риск. Сядьте. Голова кружится? – Он ощупал тело ниже повязки, освободив другую руку, передав фонарик Эриху, который аккуратно положил его в рюкзак. – Мой новый ассистент, – тепло сказал Розен. – Прекрасный медик.

Джейк наклонился вперед, пока Розен пальпировал его.

– Небольшая опухоль, не более того. И все же. У американцев есть рентген? Снимок плеча тоже нужно сделать.

Джейк скосил глаза и увидел уродливое синюшное пятно. Пошевелил плечом, пробуя. Вывиха нет.

– Как это вас угораздило? – спросил Розен.

– Упал.

Розен недоверчиво посмотрел на него.

– Высоко было падать.

– Примерно со второго этажа. – Он прищурился от яркого дневного света. – Как долго я был без сознания? Вы что-то мне дали?

– Нет. Организм – сам хороший доктор. Иногда, если на него слишком много наваливается, он просто отключается, чтобы передохнуть. Эрих, проверишь температуру? – Мальчик, протянув руку, положил сухую ладошку на лоб Джейка и серьезно посмотрел на него.

– Нормальная, – сказал он наконец, таким же тонким голоском, как и его ладошка.

– Видите? Прекрасный медик.

– Ага, засыпает на ходу, – сказала Лина, положив руки ему на плечи. – Всю ночь не спал, присматривая за тобой. На всякий случай.

– Хочешь сказать, присматривала ты, – сказал Джейк, представив себе, как он прикорнул рядом с ней в мягком кресле.

– Оба. Он тебя любит, – сказала она многозначительно.

– Спасибо, – сказал ему Джейк.

Мальчик, довольный, серьезно кивнул.

– Так что жить будете, – сказал Розен, собирая рюкзак. – Но целый день прошу не вставать. На всякий случай.

– Тебе тоже надо лечь, – сказала Лина, подтолкнув мальчика. – Пора отдыхать. Пойдемте, я приготовила для вас кофе, – сказала она Розену строго и заботливо, и все послушно двинулись за ней. – А тебе, – сказала она Джейку, – я сейчас принесу.

Но кофе принес Эмиль. Он вошел и закрыл за собой дверь. Опять в своей прежней одежде, потрепанная рубашка и тонкий кардиган.

Он чопорно подал Джейку кружку, стараясь не встречаться с ним глазами. Движения его были робкими и раздраженными одновременно.

– Она укладывает мальчика, – сказал он. – Это еврейский ребенок?

– Это ребенок, – ответил Джейк, отхлебывая кофе.

Эмиль, слегка ощетинившись, поднял голову, потом снял очки и стал их протирать.

– Ты изменился.

– Четыре года. Люди меняются, – сказал Джейк, подняв руку, чтобы потрогать лысеющую голову, затем внезапно поморщился.

– Сломана? – спросил Эмиль, глядя на синюшное плечо.

– Нет.

– Цвет ужасный. Болит?

– И ты называешь себя ученым, – насмешливо сказал Джейк. – Конечно болит.

Эмиль кивнул:

– Я должен поблагодарить тебя.

– Я это делал не ради тебя. Они бы и ее забрали.

– И поэтому ты переоделся, – сказал он скептически. – Ну что ж, спасибо тебе. – Он опустил взгляд, продолжая протирать очки. – Странно благодарить человека, который… – Он замолчал и убрал платок. – И как все оборачивается. Находишь свою жену, когда она уже тебе не жена. Я должен поблагодарить тебя и за это.

– Послушай, Эмиль…

– Не объясняй. Лина мне все рассказала. Думаю, в Германии сейчас такое сплошь и рядом. Об этом то и дело слышишь. Женщина остается одна, муж, наверное, убит. А тут старый друг. Еда. Кого тут винить, некого. Нужно как-то жить…

Это она ему так рассказала, или он просто хотел в это верить?

– Она тут не за пайки, – сказал Джейк.

Эмиль пристально посмотрел на него, потом отвернулся и присел на ручку кресла, все еще вертя в руках очки.

– И что теперь? Что собираешься делать?

– С тобой? Пока не знаю.

– Отправишь меня обратно в Крансберг?

– Нет, пока не узнаю, кто тебя оттуда вытащил. Они снова могут попытаться это сделать.

– Так что, я здесь в плену?

– Могло быть и хуже. Ты мог оказаться в Москве.

– С тобой? С Линой? Я не могу здесь оставаться.

– Тебя схватят, как только ты появишься на улице.

– Нет, если я буду у американцев. Ты что, своим не доверяешь?

– В твоем случае нет. Ты им доверился, и где оказался?

– Да, я доверился им. Откуда мне было знать? Он был полон сочувствия. И собирался отвезти меня к ней. В Берлин.

– Где ты бы забрал некоторые документы. И на этот раз тебя послал тоже фон Браун?

Эмиль, колеблясь, посмотрел на него, затем покачал головой:

– Он считал, что они уничтожены.

– Но ты-то так не считал.

– Я тоже так думал. Но мой отец – с ним я не мог быть уверен. И, конечно, оказался прав. Он отдал их тебе.

– Нет. Он мне ничего никогда не отдавал. Я забрал их. Он защищал тебя до последнего. Бог знает почему.

Эмиль смущенно уставился взглядом в пол:

– А какая разница.

– Для него есть разница.

Эмиль секунду обдумывал это, затем сказал:

– Как бы там ни было, они у тебя.

– Но у Талли их не было. А теперь скажи, что все это значит? Ты говоришь ему о документах, а потом ни слова о том, где они.

Первый намек на улыбку со странным оттенком высокомерия:

– Мне и не надо было. Он считал, что знает, где они. Он сказал, я знаю, где они, все архивы, где американцы их держат. Он собирался помочь,ты можешь представить себе такое? Он сказал, к ним допустят только американца. Ну я и не стал его разочаровывать. Он собирался достать их для меня, – сказал он, качая головой.

– По доброте душевной? – Точно, любил получать плату дважды.

– Конечно, за деньги. Я согласился. Я знал, что их там нет. – Мне бы платить не пришлось. А раз уж он мог меня вывезти… Так что тут я схитрил. А потом он передал меня русским.

– Ну и парочка. Зачем ты вообще ему рассказал?

– Я никогда не умел пить. Это было… ну, от отчаяния. Как еще объяснить? Все эти недели, ожидание, почему они не отправляют нас в Америку? Затем до нас дошли слухи о судах, о том, что американцы всюду ищут нацистов, и я подумал, что мы отсюда никогда не выберемся, они не собираются нас отправлять. Может, я и сказал что-то вроде этого – что американцы и нас запишут в нацисты, потому что в войну нам пришлось выполнять определенные вещи, и как теперь все это будет выглядеть? Есть документы, в которых отражено все, что мы делали. Какие документы? СС, сказал я, они сохранили все. Не знаю, может, я и был немного пьян и наговорил лишнего. А он сказал, что этим, охотой за нацистами, занимаются только евреи – американцам мы нужны. Для продолжения работы. Он понимал, насколько это важно. – Его голос наконец окреп, стал уверенным. – И знаешь, верно. Остановиться сейчас – это…

Джейк поставил кружку на стол и взял сигарету.

– А затем вы отправились в Берлин. Расскажи, как удалось это устроить?

– Очередной допрос? – раздраженно спросил Эмиль.

– Время у тебя есть. Садись. И ничего не пропусти.

Эмиль снова опустился на подлокотник, потирая виски, как будто пытаясь привести в порядок память. Но история, которую он рассказал, была Джейку уже известна, ничего неожиданного в ней не оказалось. Никаких других американцев – секрет партнера Талли Сикорский унес с собой. Только несколько новых деталей пересечения границы. Охрана явно была любезной.

– Даже тогда я не знал, – сказал Эмиль. – Пока не добрался до Берлина. И только там понял, что для меня все кончено.

– Но не для Талли, – размышляя вслух, сказал Джейк. – Теперь у него появились другие дела благодаря твоей болтовне. Там крылись огромные возможности. Кстати, а остальные в Крансберге знали об этом?

– Моя группа? Конечно нет. Они бы не… – Занервничав, он замолчал.

– Что? Не оказались бы такими понимающими, как Талли? Для них это стало бы сплошной головной болью, не так ли? Пришлось бы много чего объяснять.

– Я не знал, что он задумал это. Я считал, что документы уничтожены. Я бы никогда не предал их. Никогда, – возбужденно повторил он громче. – Понимаешь, мы – одна команда. Именно так мы работаем. Фон Браун делал все, чтобы бы мы оставались вместе, все. Ты не знаешь, что это такое. Однажды его даже арестовали – такого человека. Но вместе, всю войну. Когда вместе проходишь через такое – больше никто не знает, как это было. Что нам приходилось делать.

– Что вам приходилось делать. Боже, Эмиль. Я читал документы.

– Да, что нам приходилось, делать. Ты что думаешь? Я тоже СС? Я?

– Не знаю. Люди меняются.

Эмиль встал:

– Тебе я не должен отвечать. Только не тебе.

– Кому-то тебе придется ответить, – спокойно сказал Джейк. – Можешь начать и с меня.

– Так это суд, значит. Ха, в этом борделе.

– В Нордхаузене были не девочки. А ты.

– В Нордхаузене. Что-то там прочитал в документах…

– Я там был. В лагерях. Видел твоих рабочих.

– Моих рабочих? Хочешь, чтобы мы отвечали и за это? Это СС, а не мы. Мы с этим не имели ничего общего.

– За исключением того, что это допустили.

– А что мы должны были делать? Подать жалобу? Ты не знаешь, как это было.

– Ну так расскажи.

– Рассказать тебе что? Что ты хочешь узнать? Что?

Джейк, внезапно растерявшись, посмотрел на него. Те же очки, те же кроткие глаза, теперь широко раскрытые и вызывающие, затравленные. Действительно, что?

– Наверное, что случилось с тобой, – сказал он спокойно. – Я думал, что знаю тебя.

Лицо Эмиля уязвленно задрожало.

– Да, мы оба думали, что знаем друг друга. И, кажется, оба ошибались. Друг Лины. – Он секунду смотрел в глаза Джейку, затем, овладев собой, вернулся в кресло. – Что случилось. Ты это хочешь знать? Ты был здесь. Ты же знаешь, что происходило в Германии. Ты считаешь, я этого хотел?

– Нет.

– Нет. И что тогда? Повернуться к этому спиной, как сделал мой отец, пока все это не кончится? А когда закончится? Может, никогда. Я жил тогда, а не сейчас, когда это закончилось. А мои знания. Ты же не будешь дожидаться благоприятной политической обстановки. Мы были только в самом начале исследований. Как мы могли ждать?

– Поэтому ты стал работать на них.

– Нет. Мы терпели их. Их дурацкое вмешательство. Сумасшедшие требования. Отчеты. Все это. Они забрали Дорнбергера, нашего руководителя, но мы и это пережили. Так что дело сохранилось даже после войны. Понимаешь, что это значит? Оторваться от земного? Создать нечто новое. Трудное, но ценное. Как еще мы могли добиться этого? Нам дали деньги, не слишком много, но достаточно, чтобы продолжать работу, чтобы пережить их.

– Создавая им оружие.

– Да, оружие. Тогда уже шла война. Ты думаешь, я стыжусь этого? – Он посмотрел на него свысока. – Это моя страна. Кто я? Да и Лина тоже, – сказал он, быстро взглянув на него. – Одна кровь. Во время войны делаешь то…

Он умолк.

– Я видел это, Эмиль, – сказал Джейк. – То была не война – только не в Нордхаузене. То было совсем другое. И ты это видел.

– Они говорили, что это единственный способ. Был план. Они нуждались в рабочих.

– И убивали их. Для выполнения плана.

– Не для нашего, нет. Их плана. Невероятного, бредового, как и все остальное. Разве не безумие – плохое обращение с рабочими? Безумие, все было безумием. Когда я увидел это, я поверить не мог, что они это делают. В Германии. Но к тому времени мы уже жили в сумасшедшем доме. При такой жизни сам начинаешь сходить с ума. Разве может в дурдоме остаться хоть один здоровый человек? Нет, психами стали все. Но все нормально. Тебя просят провести расчеты, безумные расчеты, но ты сам станешь безумцем, если откажешься. С тобой, с твоей семьей могут сотворить бог знает что, поэтому ты тоже становишься сумасшедшим. Мы понимали, что это безнадежно, мы все, кто был в программе. Даже их цифры. Даже цифрысходили с ума. Ты мне не веришь? Тогда слушай. Небольшая математическая задачка, – сказал он, встал и принялся расхаживать по комнате – мальчик, который мог считать в уме. – Первоначальный план предусматривал 900 ракет в месяц, 30 тонн взрывчатки в день для Англии. Это был 1943 год. Гитлер требовал 2000 ракет в месяц – невозможная задача, мы так и не смогли приблизиться к этой цифре. Но цель была поставлена, так что нам требовалось все больше и больше рабочих для достижения этой сумасшедшей цифры. Так и не приблизились. А если бы достигли? Это бы означало 66 тонн в день. Шестьдесят шесть. В 1944 году союзники сбрасывали на Германию по три тысячитонн в день. 66 против 3000 – вот с такой математикой они и работали. И для этого нагнали в конечном счете 40 тысяч заключенных. Все больше и больше, чтобы достичь этого показателя. Хочешь, чтобы я объяснил, что происходило? Они были сумасшедшими. Они сделали нас сумасшедшими. Я не знаю, что тебе еще сказать. Как еще мне ответить на это? – Он перестал ходить по комнате и вопросительно развел руками.

– Хотелось бы знать, кто сможет. В Германии у каждого свое объяснение. А ответа нет.

– На что?

– На 1100 калорий в день. Еще одна цифра.

Эмиль отвел взгляд.

– И ты считаешь, что это сделал я?

– Нет, ты занимался только расчетами.

Эмиль на мгновение замер, затем подошел к ночному столику и взял чашку.

– Ты свой кофе допил? – Он стоял у кровати и смотрел в чашку. – Теперь виноват только я. Тебе так будет легче? Увести от меня мою жену.

– Я тебя ни в чем не обвиняю, – сказал Джейк, глядя прямо в его очки. – Обвиняешь ты.

Эмиль кивнул сам себе:

– Наши новые судьи. Вы обвиняете нас, затем уезжаете домой, чтобы мы могли уличать друг друга. Вот чего вы хотите. Так это никогда не кончится.

– Для тебя как раз кончится. Ты уедешь в Штаты с остальными и продолжишь свою прекрасную работу. Суть в этом, не так ли? Ты, фон Браун и все остальные. Тут вопросов нет. Все забыто. Никаких документов.

Эмиль посмотрел поверх очков:

– Ты уверен, что американцам нужны эти документы?

– Некоторым из них – да.

– А что с теми, кто в Крансберге? Вы это сделаете и с ними? Меня обвинить недостаточно?

– Это касается не только тебя.

– Разве? Ну да, я так и думал. Ради Лины.

– Ошибаешься. Но и ради этого тоже.

– Ты думаешь, она от этого станет счастливее? От того, что меня посадят в тюрьму?

Джейк промолчал. Эмиль поднял голову и выдохнул:

– Ну тогда вперед. Здесь я не могу оставаться. Меня ищут, она мне сказала. Так что сажай меня. Какая разница, где я буду сидеть?

– Не торопись исчезать. Ты для нас сейчас очень ценная обуза – непоставленный товар. Он должен что-то предпринять.

– Кто?

– Партнер Талли.

– Я же сказал, больше никого не было.

– Нет, был, – сказал Джейк, осененный новой идеей. – Ты с кем-нибудь еще говорил в Крансберге?

– Из американцев? Нет. Только с Талли, – безучастно ответил Эмиль.

– И с Шеффером. На допросе, – пояснил Джейк. – Ты с его другом Бреймером когда-нибудь встречался?

– Я не знаю этого имени. Они все были для нас одинаковы.

– Здоровый такой, чиновник, не военный?

– Тот? Да, он был там. Встречался с группой. Интересовался программой.

– Не сомневаюсь. Он разговаривал с тобой?

– Нет. Только с фон Брауном. Американцам нравится «фон», – сказал он, слегка пожав плечами.

Джейк на минуту откинулся на спинку кресла, размышляя. Но как это могло быть? Еще одна колонка, которая никак не вписывается.

Эмиль принял молчание за ответ и пошел к двери, унося чашку.

– Ты хоть весточку отправь в Крансберг. Мои коллеги будут беспокоиться…

– Подождут. Я хочу, чтобы ты немного побыл без вести пропавшим. Небольшая приманка.

– Приманка?

– Именно. Какой Лина была для тебя. Теперь ты побудешь приманкой. Посмотрим, кто клюнет.

Эмиль, моргая за стеклами очков, развернулся у двери.

– Смысла нет разговаривать. Когда ты в таком состоянии. Это что, определенная идея правосудия? Ради кого, интересно? Не ради Лины. Ты думаешь, я прошу для себя – для нее тоже. Подумай, что это значит для нее.

– Ну конечно. Для нее.

– Да, для нее. Ты думаешь, она хочет, чтобы у меня были такие неприятности? – Он повел рукой, охватывая не только комнату, но и документы, все смутное будущее.

– Нет, она считает себя в долгу перед тобой.

– Может, это ты кое-что должен.

Джейк взглянул на него.

– Может быть, – сказал он. – Но она так не считает.

Эмиль покачал головой:

– Как все обернулось. Подумать только, я уехал из Крансберга ради нее. А теперь получается – из-за нашей работы. Чтобы ты мог ей что-то доказать. Помахать этими документами перед моим носом. «Видишь, что он за человек. Оставь его».

– Она уже оставила тебя, – сказал Джейк.

– И ушла к тебе, – сказал Эмиль. Не веря, покачал головой, отвел покатые плечи назад и выпрямился, будто надел военный мундир. – Но как же ты изменился. Совершенно другой человек. Я думал, ты поймешь, что тут творилось, – оставишь мне мою работу, хоть это. Так нет, ты и ее хочешь забрать. Безжалостно. А всех нас записать в нацисты. Она тебе за это спасибо не скажет. Она хоть знает, как ты изменился?

Джейк минуту внимательно смотрел на него: тот же человек, что и на вокзальной платформе, уже не смазанное пятно, словно поезд замедлил ход, и он теперь может его рассмотреть.

– А ты нет, – сказал он, внезапно устав; тупая боль растеклась по руке, изменив даже голос. – Я просто не знал тебя. В отличие от твоего отца. Он назвал это упущением.

– Мой отец…

– Твоя голова была занята одними расчетами. Не ею. Для тебя она была лишь оправданием. Даже Талли купился на это. Может, ты и сам веришь в это. Так же ты думаешь и про Нордхаузен. Появился сам собой. Но в реальности-то все иначе. В долгу перед тобой? Ты приезжал в Берлин не за ней, ты снова приезжал за документами.

– Нет.

– Как и в первый раз. Она думает, ты рисковал своей жизнью, чтобы вызволить ее. Рисковал, но не ради нее. Тебя послал фон Браун. Это был его автомобиль, его поручение. Чтобы продолжить работу. Без наводящих на размышления листков бумаги. Ты никогда и не пытался вызволить ее, а просто спасал собственную жалкую шкуру.

– Тебя тут не было, – зло сказал Эмиль. – Ты прошел через этот ад? Как я сумел пройти? Мне нужно было думать о других. Оставался только один мост…

– И ты уехал вместе с ними. Я тебя не осуждаю. Но и ты сам не осуждаешь себя. С какой стати? Ты же был руководитель.Это была твоя команда. Сколько времени ушло у тебя на то, чтобы забрать документы? Вот твоя главная задача. Пассажиры? Ну, если останется время. Но его не осталось.

– Она была в больнице, – повысив голос, сказал Эмиль. – В безопасности.

– Ее изнасиловали. Она чуть не погибла. Она тебе об этом говорила?

– Нет, – сказал он, опустив глаза.

– Но ты забрал то, за чем на самом деле приезжал. Ее бросил, а команду сохранил. А сейчас ты хочешь провернуть это еще раз, и чтобы она помогла тебе при этом, потому что считает, что в долгу перед тобой. Лине повезло, что ей позвонили.

– Это ложь, – сказал Эмиль.

– Разве? Тогда почему ты не сказал фон Брауну, что уезжаешь из Крансберга вместе с Талли? Не мог, да? Не было причины. Он считал, что документы у тебя. Но тебе надо было убедиться. Поэтому ты и приехал. Все крутилось вокруг документов. Но не вокруг нее.

Эмиль продолжал смотреть в пол.

– Ты сделаешь все, чтобы настроить ее против меня, – удрученно сказал он, замыкаясь в себе. Потом взглянул на Джейка. – Ты ей рассказал?

– Сам расскажешь, – ровно произнес Джейк. – Меня там не было, помнишь? А ты был. Вот и расскажи все, как было. – Он посмотрел на Эмиля, оцепенело затрясшего головой во внезапной тишине, и откинулся на подушку. – Тогда она, вероятно, и сама поймет, что к чему.

Брайан появился после обеда. Принес газету и бутылку виски из войсковой лавки.

– Ну, жив, здоров. А вот это выглядит хреново, – сказал он, показывая на плечо. – Береги его. – Он открыл бутылку и налил две порции. – Отличное убежище, должен сказать. В коридоре видел хорошенькую девчонку. Суля по всему, под халатиком у нее ничего не было. Но пробу вряд ли дадут. Будь здоров. – Он одним махом опрокинул в себя виски. – Как ты нашел эту квартиру?

– Британская собственность.

– Действительно? То, что надо.

– Кто-нибудь видел, как ты входил сюда?

– А что? В моем возрасте я еще способен заплатить за это. – Он мельком взглянул. – Нет, никто. Джип, кстати, на заднем дворе. Я подумал, ты захочешь, чтобы он не светился на улице. Зачем вводить в искушение?

– Спасибо.

– Насколько я понял, это муж, – сказал он, кивая в сторону гостиной. – Тот, что хандрит на диване. А как вы тут спите, или я слишком любопытен?

– Спасибо тебе и за это. С меня причитается.

– Не беспокойся. Я взыщу. Трюки твои, эксклюзив мой. Идет?

Джейк улыбнулся.

– Ты у нас знаменитость, – сказал Брайан, вручая ему газету. – По крайней мере, полагаю, что речь идет о тебе. Имен не называют. Да и смысла особого нет.

Джейк развернул газету. В верхней части жирным шрифтом шел заголовок МИР. Под ним фотография морских пехотинцев, водружающих флаг над островом Иводзима. [80]80
  Иводзима (остров Ио) – один из трех вулканических островов в северо-западной части Тихого океана, где в феврале-марте 1945 г. проходила крупная операция Вооруженных сил США против Японии. При взятии этого острова размером в 8 кв. миль погибло более 5 тыс. солдат 3-й, 4-й и 5-й дивизий морской пехоты. По знаменитой фотографии пехотинцев, водружающих американский флаг над горой Сирубати, создан памятник, установленный на Арлингтонском национальном кладбище.


[Закрыть]Внизу справа более мелким шрифтом НАЧАЛО ТРЕТЬЕЙ МИРОВОЙ? КТО ВЫСТРЕЛИЛ ПЕРВЫМ? Далее шло описание перестрелки у Рейхсканцелярии, такое же путаное, как и перекрестный огонь, с подтекстом – все были пьяны.

– Ты бы знал, какой тарарам поднялся! Ну, ты-то знаешь. Русские топали ногами, злые, как всегда. Вручают официальные ноты, требуют внеочередного созыва Совета, и все такое. Говорят, не будут участвовать в параде победы – есть потери. Может, расскажешь, что в действительности случилось?

– Хочешь верь, хочешь нет, но именно так оно и было. За исключением одного – русские были трезвые.

– Это первое.

– И я в этом не участвовал, – сказал Джейк, завершая интервью.

– Строго говоря, парень, тебя там не было. Ты был со мной.

– Ты им так и сказал?

– Вынужден был. Иначе бесконечные расспросы. Сейчас ты – самая популярная личность в Берлине. Абсолютная королева бала – каждый хочет тебя танцевать. Если бы они знали, где ты был! Будь я проклят, если знаю. Пришел в столовую с дамой, предложил меня подвезти – я был слегка неподъемный, – высадил меня на Ку-дамм, чтобы пропустить по последней, и после этого я тебя не видел. Что касается этого, – сказал он, показав на газету, – я слышал,что в этой заварушке участвовал какой-то гражданский. Кто такой, никто не знает. Я бы предположил, немец. Русские, конечно, не говорят, но у них без вести пропавших вообще не бывает.

– Но я говорил по-английски.

– Американцы думают, что английский знают все. Ты говорил им, кто ты такой?

– Нет. И с русскими я говорил по-немецки. А у Сикорского времени не было…

– Ты уверен? Поверь мне, все думают только о том, чтобы прикрыть свои задницы. Глупо, если вдуматься, идти в бункер, чтобы махнуть стаканчик. Полагаю, хотел потанцевать на могиле Гитлера. Оченьнеразумно, если учесть обстоятельства. Дело в том, что тебя видели, когда ты выходил из «Адлона» вместе со мной. Есть свидетели. А если я тебя не знаю, кто тогда знает? Я правильноизлагаю, а?

Джейк улыбнулся ему.

– А ты все замечаешь.

– Да, если статья моя. Эксклюзив, не забыл? Делиться с твоей бандой я не буду. Так по-честному? Так что там было?

– Она твоя, обещаю. Только подожди немного.

– Что, даже не намекнешь? О чем ты там с генералом болтал? Точнее, с покойным генералом. Кстати, завтра похороны – будут представители от всех союзников. Этот их ужасный оркестр, без сомнения. Полагаю, венок ты посылать не будешь.

– Точно, – сказал Джейк, почти не слушая его. – Ты не знаешь.

– Нет, не знаю, – повторил он, сымитировав голос Джейка. – Если ты не скажешь.

– Нет, я хочу сказать, никто не знает. Что он мне сказал. Никто не знает. Это могло быть все, что угодно.

– Но что он сказал?

– Дай подумать минутку. Это важно. Мне надо обмозговать.

– Тогда не возражаешь? – спросил Брайан, наливая себе еще. – Увлекательное зрелище – смотреть, как другие думают.

– Что угодно. Я имею в виду, предположим, он мне сказал…

– Сказал тебе – что?

Джейк с минуту молчал, потягивая виски.

– Слушай, Брайан, – наконец сказал он. – Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.

– Что?

– Выпил в пресс-центре. Я плачу.

– И?

– Поболтай там немного. Пропусти несколько рюмок. Ты виделся со мной, историю я зажилил и делиться с тобой не собираюсь, так что ты разозлился.

– Естественно, разозлюсь. А смысл в чем?

– Надо, чтобы все знали, что у меня что-то есть. Пресс-центр – та же деревенская почта, всем все сразу становится известно. Стой, еще лучше. Бумага есть?

Брайан вынул блокнот и передал Джейку, затем стал наблюдать, как тот пишет.

– Пошли это в «Колльерс» от моего имени – телеграфный адрес здесь.

Брайан взял листок и прочитал вслух:

– «Оставьте место следующем номере большого материала скандал». А если ты не пришлешь? Им это не понравится.

– А могу и прислать. И ты можешь. Есть шанс, что эта телеграмма вообще никуда не уйдет. Цензоры не пропустят. А молодой Рон только взглянет на нее, и начнет, как тот цыпленок, орать, что небо падает. Никому покоя не даст.