Текст книги "Хороший немец"

Автор книги: Джозеф Кэнон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 33 страниц)

– Генерал не водитель, герр Гейсмар.

– Кто-то встречал Талли в аэропорту. Кто-то отвез его в Потсдам и там убил. Это должен быть русский.

– Один и тот же?

– Что вы имеете в виду?

– Вы станете проводить весь день с человеком, которого намереваетесь убить? Что вы будете с ним весь этот день делать? Нет, вы на это не пойдете. – Он рубанул ладонью.

– А в этом он прав, дружище, – неожиданно сказал Дэнни: Джейк и забыл, что тот сидит за столиком.

– Но водитель в любом случае был, – сказал Джейк, раздраженный тем, что его прервали, – и это был русский. Почему бы не спросить?

– Потому что это вам ничего не даст, – сказал серьезно Гюнтер. – Ничего. А сами засветитесь. Никогда не светитесь перед русскими. Нетерпеливый народ. Врежут. – Он внушительно поднял палец. – Не высовывайтесь, пока не узнаете. Будьте полицейским, отслеживайте по пунктам.

– Они сюда и ведут.

Гюнтер пожал плечами:

– Аэропорт – согласен, это интересно. Водитель – что мне это дает? Если только не один и тот же человек – но как такое могло быть? – Он покачал головой. – Вопрос неверен. Кроме того, сами знаете, мне и свои интересы защищать надо.

– Ну да. У каждого свой небольшой бизнес.

Гюнтер сделал глоток, глядя в стакан.

– Вы забываете, я – друг советского народа. – Так по-немецки с акцентом говорил прокурор, с горечью, о суде он все же не забыл. – Кто знает? – сказал он, на этот раз почти весело, обыгрывая тему. – Может, скоро возьмут на работу. Генерал моей работой доволен. Возможностей не так уж и много.

– И вы будете на него работать? – удивился Джейк. – Вы будете работать на русских?

– Мой друг, а какая разница? Когда вы уедете, кто здесь останется? А нам нужно жить. Успокойтесь, – сказал он, махнув рукой, – пока это не так заманчиво. Я остаюсь в деле. – Обнадеживая, он поднял стакан.

– Видишь? – спросил Дэнни. – Вот, что ему нравится. Старый Шерлок Холмс. Его интересуют не деньги.

– Тогда я постараюсь поддерживать ваш интерес, – сказал Джейк, вставая. Посмотрел на Гюнтера, который безмятежно допивал. – Хорошее будущее вы себе нарисовали – вместе с Василием. А вы знаете, что он был на рынке, когда стреляли в Шеффера? И из этого вытекает, как я полагаю, что грайферомбыл он.

Гюнтер опустил стакан, задетый этим словом. Лицо осунулось, глаза потерянные и пустые, как у детей на перроне. Он быстро взглянул на Джейка, что-то пробурчал и медленно отодвинул стакан, убирая его с глаз долой вместе со всем остальным. – Будьте осторожны, он вам не по зубам, – сказал он спокойно и безразлично.

– Но… – начал было Джейк и замолчал.

– Вас же кто-то ждет, – сказал Гюнтер. – Другой вопрос, который мы обсуждали – жилье?

– Об этом я уже позаботился, – ответил Джейк, стараясь не глядеть на Дэнни.

– Хорошо. Иногда достаточно просто переехать. – Он опустил взгляд. – Конечно, не всегда.

На улице было полно водителей, рядовых в хаки, устало поджидающих, пока их офицеры натанцуются. Солдат-караульный болтал с Линой, небрежно прислонившись к джипу.

– Он говорит, что знает Техас, – улыбнулась она, когда Джейк подошел к ним. – Там есть горы, а это хорошо.

Озабоченный Джейк не сразу сообразил, что она опять о детях.

– Верно, много гор, – сказал солдат, по-ковбойски растягивая слова. Один из водителей, может, ему и приказали повозить приезжего по городу.

– Им это понравится, – сказала она, когда Джейк завел двигатель. – Как дома. – Покатые холмы Силезии.

– Будем надеяться.

– Ты чем занимался?

– Поговорил с человеком о квартире. Завтра сможем переехать. – Он вырулил на проезжую часть.

– Так быстро?

– Почему нет? Вещей не так уж много.

– О, тебе легко говорить. Это ты так живешь. Цыган, – сказала она, но улыбнулась.

– Ну я привык, – сказал он. Палатки и отели, съемные комнаты.

– Нет, тебе нравится.

Он посмотрел на нее:

– А тебе понравится?

– Конечно, – сказала она – притворно жизнерадостно. – Станем цыганами. Один чемодан. Думаешь, я не справлюсь?

Он улыбнулся:

– Ладно, может, два чемодана.

На улице возле дома никого не было, пока безопасно. В квартире тоже никого. Званый вечер Ханнелоры, как и ожидалось, затянулся.

– Мне надо помыться, – сказала она. – Я быстро. Посмотри, какой беспорядок она оставила. Вот об этом я скучать не буду.

– Я приберусь.

– Не надо. Утром. Сейчас уже поздно. Веришь?

Но когда дверь ванной закрылась, он все же подошел к раковине, думая о том, что когда она болела, он мыл посуду, чтобы занять время, прибирался в квартире, поджидая доктора: как лекарство. Всего лишь три недели назад. Дел было немного – чашки, какие-то бумаги, разбросанные у пишущей машинки. Одежда по большей части оставалась на Гельферштрассе. И ни одного чемодана. Отъезд на другую квартиру займет несколько минут. И тут он подумал, что фрау Хинкель была неправа – здесь он дома, все предвоенные годы, затем эти последние недели, как в заповедном месте, в котором он прожил дольше, чем где-либо. Его место. Ничего примечательного – продавленный диван, на котором отрубался Хэл, стол, за которым с чашкой кофе сидела Лина, солнечные лучи просвечивали сквозь ее платье. Его собственный кусочек Берлина. Но уже не убежище, ловушка.

Он услышал, как щелкнула дверь – Лина вышла из ванной, – и прошел к окну, выключив за собой свет. Ничего. Спокойная Виттенбергплац. Он посмотрел сначала вверх, потом вниз по улице. Глаза в двух направлениях. Может, и насчет этого фрау Хинкель ошибалась. Но подводные лодки продолжают перемещаться. Его карта была счастливой. Паризерштрассе лежала в руинах, через день и этой квартиры не будет, но Лина все еще здесь, возможно, расчесывает волосы, сидя на постели в ночной рубашке, и ждет его. Он выглянул в темноту. Просто квартиры.

В ванной он почистил зубы, смыл с лица слой дневной грязи, оживая от воды. Она будет в довоенной шелковой ночной рубашке, сентиментальный выбор для их последней ночи здесь, бретельки свободно спадают с плеч. А может, уже складывает вещи, готовится переехать на новое место. Но, открыв дверь, он увидел, что она с закрытыми глазами лежит на постели в тусклом свете лампы, свернувшись калачиком, как детишки в подвале. День был долгим. Он немного постоял, глядя на ее лицо, влажное от жары, но не от лихорадки тех дней, когда он за ней ухаживал. Некоторые вещи уже были аккуратно уложены стопкой. Жизнь на чемоданах, последнее, чего бы ей хотелось, но об этом она уже сказала. Он выключил свет, разделся и тихонько улегся на своей стороне кровати, стараясь не разбудить ее. Он вспомнил о той, первой ночи, когда они тоже не занимались любовью, а просто лежали вместе. Он повернулся на бок, и она шевельнулась.

– Якоб, – сказала она полусонно. – Ой, извини.

– Все нормально. Спи.

– Нет, я хотела…

– Тс-с. – Он погладил ее лоб и прошептал: – Спи. Завтра. Поедем на озера. – Как обещание ребенку перед сном.

– Лодка, – пробормотала она едва слышно, засыпая, практически уже не слыша его. – Хорошо. – Пауза. – Спасибо за все, – сказала она неожиданно вежливо.

– Всегда пожалуйста, – ответил он, улыбаясь ее словам.

В наступившей тишине он подумал, что она уже заснула, но она придвинулась ближе, повернувшись к нему с открытыми глазами. И положила руку ему на щеку.

– Знаешь что? Я никогда тебя не любила так, как сегодня вечером.

– А точнее? – сказал он тихо. – Чтобы я смог повторить.

– Не надо шутить, – сказал она, приткнувшись к нему головой, и погладила по щеке. – Так сильно – никогда. Когда ты ему читал. Я представила, как это могло быть. Если бы ничего не случилось.

Он снова увидел ее глаза в подвале, не усталые, а полные чем-то иным, нездешней печалью, зависшей между ними в воздухе, как пыль от руин.

– Спи. – Он протянул руку, чтобы закрыть ей глаза, но она взяла ее в свои руки.

– Дай мне взглянуть на нее еще раз, – сказала она, всматриваясь. – Да, вот. – И, довольная, наконец закрыла глаза.

Глава тринадцатая

Брайан был верен своему слову. Имя Джейка было в списках Груневальдского яхт-клуба, и лодка была его – только расписаться.

– Он предупредил, что вы подъедете, – сказал британский солдат на пристани. – Я скажу Роджеру, чтобы подогнал лодку. Знаете, как управлять парусом? – Джейк кивнул. – Конечно, на ней лучше только в ясную погоду выходить. Простая в управлении. Но мы на всякий случай спрашиваем. А то некоторые парни… – Он кивнул в сторону кафе на террасе, где под рядом хлопающих на ветру «Юнион-Джеков» сидели солдаты и пили пиво. За одним столиком военные были все еще в парадных килтах. – Подождите здесь, я сейчас.

Лина стояла, повернувшись лицом к солнцу, не обращая внимания на то, что происходит вокруг, и наслаждаясь хорошим деньком. С озер дул свежий бриз, городской вонью даже не пахло.

Лодка оказалась небольшой одномачтовой шлюпкой, в которой едва хватало места для двоих. С игрушечным румпелем и веслами. Она неустойчиво покачнулась, когда Джейк шагнул в нее. Ему пришлось расставить ноги пошире и ухватиться за сваю, прежде чем он подал руку Лине. Она усмехнулась его заботливости, скинула туфли и уверенно спрыгнула в шлюпку. От легкого ветра подол платья взметнулся. Половина военных на террасе дружно наклонила головы, чтобы посмотреть, какие у нее ножки.

– Садись первым, – сказала она Джейку, удерживая лодку, а затем оттолкнулась от пирса.

– Следите за течением, – сказал солдат. – В принципе, это даже не озеро. Но люди забывают об этом.

Лина кивнула, растягивая кливер, как опытный матрос. И они отплыли.

– А я и не знал, что ты морячка, – сказал Джейк, наблюдая, как она завязывает узел.

– Я из Гамбурга. А там все умеют ходить под парусом. – Она оглянулась и театрально понюхала воздух. – Моему отцу нравилось. Летом мы выходили в море. Постоянно, каждое лето. Обычно он меня брал с собой, потому что брат был слишком маленьким.

– У тебя есть брат?

– Его убили. В армии, – сказала она прозаично.

– Я и не знал.

– Петер. Его звали так же.

– А еще дети были?

– Нет, только он и родители. Но теперь из той жизни никого не осталось. Кроме Эмиля. – Она пожала плечами и снова подняла голову. – Прими влево, нам нужно развернуться. Господи, какая погода. Так жарко. – Намеренно уводила их от берега.

И действительно, чем дальше они плыли, тем лучше становилось. Вдалеке от войны, выгоревших рощ, исчезающих вдали: виднелись только отдельные сосны. Берлина вообще не было видно. Небольшие волны, голубые, как на почтовой карточке, отбрасывали солнечные блики. Он посмотрел на водную гладь, прикрыв глаза рукой от яркого блеска. Никаких тел, как в стоячей воде Ландверканала, – все унесло течением в Северное море, кроме осевших на дно бутылок, снарядных осколков, даже сапог для верховой езды. Поверхность воды, во всяком случае, была прозрачной и блестела.

– Брат. Я и не знал. А что еще? Я хочу знать о тебе все.

– Чтобы ты смог определиться? – улыбнулась она, полная решимости не унывать. – Слишком поздно. Экземпляр ты получил. Это как в универмаге «Вертхайм» – купленный товар возврату не подлежит.

– В «Вертхайме» никогда такого не было.

– Нет? Так будет. – Она перегнулась через борт и плеснула на него водой.

– Хорошо, хорошо. Я не хочу ничего возвращать.

Она откинулась спиной на нос лодки, подобрала юбку до бедер и вытянула белые ноги на солнце.

– Ты сегодня прекрасно выглядишь.

– Правда? Тогда давай не возвращаться. Будем жить здесь, на воде.

– Смотри не обгори.

– А я не боюсь. Это полезно.

Ветер стих, лодка едва двигалась – неподвижная, как сам берег. Они легли, подставив лица солнцу, закрыли глаза и говорили в воздух.

– Какой она будет, как ты думаешь? – спросила она, лениво произнося слова в такт спокойным шлепкам волны о борт.

– Что?

– Наша жизнь.

– Почему женщины всегда задают этот вопрос? О том, что будет дальше.

– И многие тебе его задавали?

– Все без исключения.

– Может, стоит разработать план. Что ты им говоришь?

– Что я не знаю.

Она опустила руку в воду.

– Так это твой ответ? Я не знаю?

– Нет. Я знаю.

Она немного помолчала, потом села.

– Я хочу поплавать.

– Нет, не здесь.

– Почему? Жарко же.

– Ты не знаешь, что тут в воде.

– Думаешь, я боюсь рыб? – Она встала, держась за мачту, чтобы не раскачивать лодку.

– Не рыб, – сказал он. Тел. – Здесь грязно. Ты можешь заболеть.

– Уф, – сказала она, отмахиваясь от его предостережений, затем запустила руки под платье, чтобы снять трусики. – Знаешь, во время налетов так оно и было. Иногда по ночам боишься всего. А иногда – ничего. Безо всякой на то причины. Просто знаешь, что ничего не случится. И ничего не происходило.

Она разделась. Стянула платье через голову и, не опуская рук, потянулась – все тело белое, кроме треугольничка волос между ног. Бесстыдница.

– Ну у тебя и лицо, – сказал она, подсмеиваясь. – Не беспокойся. Глотать не буду.

– Не надо, Лина. Здесь небезопасно.

– А, ничего страшного. – Она отшвырнула платье в сторону. – Смотри, цыган, – сказала она, отводя руки. И оглянулась. – Держи лодку, – решительно сказала она. – Ты же не хочешь, чтобы она перевернулась. – И, легко прыгнув, вошла головой в воду, окатив брызгами закачавшуюся ей вслед шлюпку.

Перегнувшись через борт, Джейк наблюдал, как она скользит под водой, плавно разводя руки в стороны, посылая себя вперед Волосы струились сзади, достигая округлостей ее бедер. Вольный росчерк белой плоти, такой изящный, что он засомневался, не придумал ли он ее, идеал. Но она, вынырнув, фыркнула и засмеялась, вполне реальная.

– Ты похожа на русалку, – сказал он.

– С плавниками, – сказала она, ловко перевернулась на спину, выставила пальцы ног и похлопала ими по воде. – Вода прекрасная, как шелковая. Давай сюда.

– Я лучше посмотрю.

Изогнувшись спиной, она круто ушла вниз и сделала под водой полный круг, как бы рисуясь. Вынырнув, замерла на поверхности воды, закрыв глаза. Кожа поблескивала на солнце. Он посмотрел на берег. Их отнесло к груневальдскому берегу. Он мог разглядеть полоску пляжа, на которой они стояли в тот день, когда их прихватил дождь. Она тогда замкнулась, не желая даже целоваться, а пока ехали через лес, вся дрожала. Потом танцевала под граммофон, желая вернуться к жизни. Он вспомнил, как она осторожно спускалась по лестнице в туфлях Лиз. А сейчас плещется, как дельфин, на ярком солнце, совсем другая – девушка, прыгающая с лодки. Счастливые карты.

Она подплыла и схватилась за борт.

– Накупалась? – спросил он.

– Еще минутку. Так освежает. Нам когда надо возвращаться?

– Когда захотим. Я не хочу переезжать, пока не стемнеет.

– Как воры. В каком районе квартира?

– Пока не знаю.

– Мне нужно сказать профессору Брандту. А то он не будет знать, где я.

– Я не хочу ему сообщать. Они следят за его домом.

– Из-за Эмиля?

– Из-за тебя.

– О, – сказала она и, держась за борт, окунулась с головой.

– Я попрошу, чтобы его навещали, не беспокойся.

– Просто он там один. У него никого не осталось.

– Эмиля точно не осталось. Он сказал, что отец умер.

– Умер? Почему он так сказал?

Джейк пожал плечами.

– Умер, вероятно, для него. Не знаю. Он сказал так, когда его допрашивали в Крансберге.

– Чтобы они его не беспокоили. Не арестовали его. Гестапо так и делало – забирало семьи.

– Союзники – не гестапо.

Она посмотрела на него.

– Тебе не понять. Когда так думаешь… – Она отвернулась к воде. – Он сказал, что я тоже умерла?

– Нет, он хотел найти тебя. В том-то вся и беда. С этого все и началось.

– Тогда почему не позволить ему? И не покончить с этим? Я не хочу прятаться.

– Тебя не только он ищет.

Она быстро на него взглянула, на лице мелькнула озабоченность, затем повернула лицо к солнцу и оттолкнулась от лодки.

– Лина…

– Я не слышу тебя, – сказала она, уплывая от него длинными гребками. Он смотрел, как она удаляется к яхт-клубу, превращаясь в точку, затем развернулась обратно к лодке и замерла на спине на тихой поверхности озера. С Талли, очевидно, произошло то же самое. Правда, та ночь была достаточно ветреной, чтобы гнать волну, уносившую тело.

В лодку она забиралась дольше, чем ныряла. Сначала неуклюже подтянулась, потом перекинула одну ногу через борт, чтобы не опрокинуть шлюпку. Оказавшись в лодке, она отряхнулась, отжала волосы и снова легла на спину, чтобы обсохнуть на солнце.

После этого они просто отдались на волю волн, мягко покачиваясь в лодке, как Моисей в своей корзинке. Шлюпка снова развернулась, теперь в сторону Пфауенинзель, где Геббельс устраивал свой Олимпийский прием. Сейчас там света нет, половина деревьев исчезла, тоскливый вид острова-кладбища. Сюда, очевидно, прибивало трупы вперемешку с остальным мусором, что медленно покачивался на волнах, как тело Талли в Цецилиенхофе, которое плавало кругами, пока его наконец не выловили там, где ему не следовало быть.

Джейк почувствовал капли на лице. Дождя нет. Это Лина, проснувшись, брызнула на него водой.

– Пора возвращаться. Ветра почти нет – это займет некоторое время.

Она уже сидела, успев надеть платье, пока он размышлял про себя.

– Течение сделает свое дело, – сказал он лениво, не открывая глаз. – Оно вынесет нас прямо к клубу.

– Нет, в другую сторону.

Он повел пальцами.

– География простая. Северная сторона Альп, реки текут на север. С южной – на юг. Нам ничего не надо делать.

– В Берлине надо. Хафель течет на юг, затем делает поворот. Посмотри любую карту.

Но на картах была только голубая полоска в левом углу.

– Посмотри, где мы уже, – сказала Лина, – если не веришь мне.

Подняв голову, он выглянул из-за борта лодки. Яхт-клуб оказался далеко, а ветра так и не было.

– Видишь? Если ты не развернешься, мы окажемся в Потсдаме, – сказала она озадаченно. – Именно туда и течет река.

Он сел прямо, чуть не стукнувшись головой о мачту.

– Что ты сказала?

– Мы окажемся в Потсдаме, – повторила она, озадаченная. – Река течет туда.

Он оглядел яркую воду, покрутил головой во все стороны, внимательно осмотрел берег.

– Так вот оно что. Его выбросили не здесь. Он никогда туда и не ездил.

– Что?

– Его кончили здесь. Он не поехалтуда. Вопрос «где» оказался неверным. – Он снова завертел головой, внимательно изучая окрестности, как будто рассчитывал, что стоит лишь зацепиться за что-то одно – и откроется остальное. Но перед ним был только длинный берег Груневальда. Куда же он поехал?

– О чем ты говоришь?

– О Талли. Он никогда не был в Потсдаме. Где-то в другом месте. У тебя есть карта?

– Карт нет ни у кого, кроме военных, – сказала она, все еще озадаченно наблюдая за его лицом.

– У Гюнтера есть. Так, давай возвращаться, – сказал он нетерпеливо и, повернув румпель, сделал круг. – Течение. Почему я об этом не подумал раньше? Моисей. Боже, это случилось именно здесь. Спасибо тебе. – Он послал ей воздушный поцелуй.

Она кивнула, но не улыбнулась, а нахмурилась, как будто померк солнечный день.

– Кто такой Гюнтер?

– Полицейский. Мой друг. Он тоже не подумал об этом, а ведь он должен знать Берлин.

– Ну не водные же пути, – ответила она, посмотрев на озеро.

– Но ты же сообразила, – улыбнулся он.

– Тогда мы все полицейские, – сказала она и опять подставила лицо солнцу. – Нет, не получится. Посмотри, как тихо. Мы пока не можем вернуться.

Но идея, похоже, заработала, набирая темп, не желая ждать, и через несколько минут поднялся легкий устойчивый бриз, который во мгновение ока домчал их до яхт-клуба.

Гюнтер был дома, в Кройцберге, трезвый и выбритый. Даже в комнате было прибрано.

– Новая жизнь? – спросил Джейк, но Гюнтер, не обращая на него внимания, уставился на Лину.

– А это, должно быть, Лина, – сказал он, пожимая ей руку. – Теперь я понимаю, почему герр Брандт так стремился попасть в Берлин.

– Но не в Потсдам. Он туда не ездил. Я имею в виду Талли. Вот, посмотрите, – сказал Джейк, подойдя к карте.

– Американские манеры, – сказал Гюнтер Лине. – Хотите кофе? Только что смолол.

– Спасибо, – ответила она. Они оба придерживались формального ритуала.

– Он жить без кофе не может, – заметил Джейк.

– Я – немец. Сахар? – Он налил чашку и показал ей на кресло с подставкой для книг.

– Хафель течет на юг, – сказал Джейк. – Труп приплыл в Потсдам. Сегодня мы были на озере. Оно течет в эту сторону. – Он провел рукой по карте вниз. – Так он оказался здесь.

Гюнтер секунду постоял, оценивая сказанное, затем подошел к карте и стал изучать левый угол.

– Итак, никакого русского водителя.

– Не было. Это дает ответ на вопрос «где».

Гюнтер поднял брови.

– И из-за этого вы так взволнованы? Раньше у вас был только Потсдам. Теперь весь Берлин.

– Нет, где-то здесь, – сказал Джейк, очерчивая круг вокруг озер. – Должно быть тут. Тело через город не повезешь. Надо быть рядом, чтобы это пришло в голову. Где от него можно быстро избавиться.

– Если только это не запланировали заранее.

– Тогда вы должны быть наводе, – сказал Джейк, показывая на береговую линию. – Чтобы упростить дело. Не думаю, что это было запланировано. У них даже не было времени, чтобы обшарить его карманы и забрать личный номер. Им просто хотелось избавиться от него. Спешно. Тут же рядом – где его никто не найдет. – Он показал в центр голубого пятна.

Гюнтер кивнул.

– Ответ на все вопросы, – сказал он и повернулся к Лине. – Наш герр Гейсмар – эксперт по преступлениям, – сказал он любезно. – Кофе вкусный?

– Да, эксперт, – сказала Лина.

– Я ждал этой встречи, – сказал он, присаживаясь. – Вы не возражаете, если я задам вам вопрос?

– Где-то здесь, – говорил Джейк, стоя у карты, приложив руку к карте, где было озеро.

– Да, но где? – спросил Гюнтер через его плечо. – Тут много миль, вокруг этих озер.

– Меньше, если исключить вот эту часть. – Джейк отсек рукой западный берег. – Кладов не входит, он в русской зоне. – Он переместил руку и закрыл нижнюю часть. – Потсдам исключаем. Где-то вот тут. – Он провел пальцем от Шпандау до Ванзее, порядочный кусок Груневальда. – Куда он мог поехать?

– Человек, который говорит только по-английски? Я бы предположил, что к американцам. Судя по моему опыту, они предпочитают это.

Целендорф. Джейк переместился через лес. Карта под его рукой ожила. Кронпринцалле, штаб. Пресс-центр. Гельферштрассе. Комендатура, через улицу от института кайзера Вильгельма, связь с Эмилем. Но ИКВ закрыт, уже много месяцев окна темны. Прямо в Груневальд?

– Какой вопрос? – сказала Лина.

– Простите, я отвлекся. Один маленький момент. Меня интересует период времени, когда муж приезжал за вами. В ту последнюю неделю. Знаете, я тогда был в Берлине – Фольксштурм, [77]77
  Фольксштурм – ополчение, созданное в Германии в 1944 г. на базе тотальной мобилизации всех мужчин в возрасте от 16 до 60 лет, а с февраля 1945-го – и женщин с 18 лет.


[Закрыть]в конце даже полицейские становились солдатами. Ужасное время.

– Да.

– Такая неразбериха. К тому же мародерство, – сказал он, покачивая головой, как будто ему и сейчас было стыдно за такое поведение. – Интересно, подумал я, как вы узнали, что он был здесь? Вы с ним виделись?

– По телефону. Он все еще работал, даже в то время.

– Помню. Воды не было, но телефон работал. Значит, он позвонил?

– От своего отца. Он хотел заехать за мной, но на улицах…

– Да, было опасно. Русские там были?

– Еще нет. Но рядом. Где-то между нами, полагаю, а какая разница? Это было невозможно. Немцы вели себя так же отвратительно, стреляли в каждого. Я боялась выйти из больницы. Считала, что там я по крайней мере буду в безопасности. Даже русские не…

– Для него это было ужасно. Быть так близко. После того, как он столько проехал. Я думаю, что башня ПВО рядом с зоопарком все еще была безопасным местом, но он, возможно, не знал об этом. И не пошел тем путем.

Лина взглянула на него:

– Не надо его винить. Он не трус.

– Что вы, дорогая, я никого не виню. Не за ту неделю.

– Я хочу сказать другое. Это я попросила его не приходить.

– Ага.

– Это я струсила.

– Фрау Брандт…

– Это действительно так. – Она опустила голову и отпила кофе. – Я боялась, что нас обоих убьют, если он задержится. Я не хотела еще одной смерти. Приезжать тогда было сумасшествием – времени не оставалось. Я сказала ему: уезжай с отцом, пока не поздно. Я же не хотела уезжать. Мне было все равно. Глупо, но это так. А зачем вы об этом спрашиваете?

– Но его отец тоже не уехал, – сказал Гюнтер, не ответив. – Только документы. Он говорил о них?

– Нет. Какие документы?

– Жаль. Меня интересуют эти документы. Думаю, именно из-за них ему дали автомобиль. Вы же помните, тогда машин не было. Горючего тоже.

– Его отец сказал, что он приехал с эсэсовцами.

– Но даже у них не было машин для личных целей. По крайней мере, тогда. Так что ему дали машину только ради документов. Каких документов, как вы считаете?

– Не знаю. Спросите у него.

– Или у американцев. – Он повернулся к Джейку. – А что говорят американцы? Что-нибудь выяснили?

– Шеффер сказал – административные. Ничего особенного. Не технические секреты, если вы об этом.

– Может, он в них ничего не понимает? В отличие от нашего герра Тайтеля. Гений документов. В его руках это оружие. – Он угрожающе поднял руку, как Берни в зале суда, представив невидимую папку с документами пистолетом. – Он понимает.

– Ну, даже если он и понимает, то ничего не говорит, а он сидит над ними уже недели. Это его дом вдали от дома.

– Которым является?..

Джейк внимательно посмотрел на него, затем повернулся к карте.

– Центр документации, – сказал он тихо, показав пальцем на Вассеркеферштайг, короткую линию, крохотное ответвление от Груневальда. – Центр документации, – повторил он, передвинув палец влево. Прямая линия через Груневальд, под трассой Авюс, где они прятались от дождя, прямая линия до озера.

– О чем вы подумали?

– У Талли была назначена встреча с Берни, правильно? На следующий день. Но вернулся он рано. Кто захочет увидеться с Берни? – Он провел пальцем обратно до улицы. – Документы. Никто не знает их лучше него. Если с кем и разговаривать, то с ним. – Он вспомнил, как Берни заскочил на обед, папки вывалились из рук, напугав старика, – в ту ночь, кстати, был убит Талли. Он постучал пальцем по карте. – Вот куда пошел Талли. Номера колонок стыкуются здесь.

Гюнтер встал и посмотрел, куда он показывал, задумчиво обхватив рукой подбородок.

– Браво, – сказал он наконец. – Если только он направился туда. К сожалению, только он может нам об этом сказать.

– Нет. Там ведется журнал регистрации, на входе расписываешься. Он там должен был отметиться. – Джейк посмотрел на Гюнтера. – Хотите пари? На деньги.

– Нет, – сказал Гюнтер, покачав головой. – Сегодня все ответы ваши. Но зачем?

– Посмотреть досье, – сказал Джейк, импровизируя. – Талли тоже работал в отделе общественной безопасности – ему не нужно было для этого разрешение Берни, только помощь. Но он приехал на день раньше. И поэтому начал действовать самостоятельно.

– С документов герра Брандта, – сказал Гюнтер. – Как я предполагаю.

– На них все и замыкается.

– В которых ваш друг «ничего особенного» не нашел. А что надеялся найти майстер Толль? – Он вздохнул. – К сожалению, и об этом только он может нам сказать.

– Вот-вот. И они все еще там. Из Центра документации ничего вынести нельзя. Это своего рода Форт-Нокс. Чего бы он ни искал, оно все еще там.

– Тогда, я думаю, вы начинаете понимать. – Гюнтер коснулся плеча Джейка, но не похлопал, и опять посмотрел на карту. – Ничего особенного. И тем не менее герр Брандт ради них приезжает в Берлин.

– Он приезжал за мной, – сказала Лина.

– Да, конечно, – сказал Гюнтер, вежливо кивнув ей. – За вами.

– Но не Талли, – сказал Джейк.

– Нет, – задумчиво проговорил Гюнтер, повернувшись к карте.

– И что теперь? – спросил Джейк, внимательно глядя ему в лицо.

– А ничего. Интересно, откуда он знал, что искать?

– Очевидно, Эмиль сказал. В Крансберге они вели долгие разговоры. Стали друзьями.

– Дорогостоящий друг, однако.

– Что вы хотите сказать?

– Майстер Толль – не тот человек, который делал что-либо за спасибо.

Джейк посмотрел на него.

– Да, он ничего бесплатно не делал.

Было уже поздно, но следовало выяснить, и они проделали неблизкий путь в Целендорф. Та же узкая улочка, начинающаяся от темного леса. Забор из колючей проволоки, испятнанный лучами прожекторов. Часовой, жующий резинку.

– Мы закрыты, парень. Читать умеешь? – Часовой ткнул большим пальцем в сторону таблички.

– Я хочу поговорить с дежурным офицером.

– Ничем не могу помочь.

– Для капитана Тайтеля, – сказал быстро Джейк. – Сообщение.

Это имя здесь в буквальном смысле открывало двери – ну, по крайней мере, сетчатые ворота, которые мгновенно распахнулись.

– Она останется здесь, – сказал часовой. – Давайте быстрее.

Дежурный в вестибюле уже практически спал, задрав ноги на стол, и явно не ожидал увидеть в такое время постороннего. Если Талли и приходил сюда, то не так поздно.

– Капитал Тайтель попросил меня проверить запись в журнале.

– Зачем?

– Для рапорта. Мне откуда знать? Можно посмотреть, или как?

Дежурный глянул с сомнением, но развернул к нему журнал, как портье в отеле.

– Когда он начат? – спросил Джейк, начиная пролистывать журнал. – Мне нужно 16 июля.

– Зачем?

– Что, пластинку заело?

Дежурный достал другой журнал и открыл его на нужной странице. Джейк стал просматривать список, ведя пальцем по именам. Загруженный день. И вдруг вот оно – лейтенант Патрик Талли, подпись соответствует сапогам для верховой езды, такая же эффектная. Подпись, вошел и вышел. Время не указано. Он какое-то мгновение разглядывал ее. Вот он, совсем близко, как и в Цецилиенхофе, теперь уже не ускользнет, пойман там, где сходятся цифры. Он вынул фотографию из нагрудного кармана – попытка не пытка.

– Когда-нибудь видел этого парня?

– А вы что, полиция?

– Ты видел его?

Тот взглянул на фотографию.

– Не припомню. Люди входят и выходят. И через некоторое время все на одно лицо. А что он сделал?

– Когда уходят с документами, их регистрируют, да?

– Отсюда документы не выносят. Не положено.

– Тайтель же выносит.

– Нет, он их приносит.Здесь ничего не выносят, если только сначала не принесли с собой. Но и такого я не припоминаю все равно.

– Ладно. Спасибо. Это все, что мне было нужно.

Дежурный стал разворачивать открытый журнал к себе.

– Минутку, – сказал Джейк. Ему на глаза попалась витиеватая роспись. Несколько фамилий ниже, Бреймер, округлая Б. А еще ниже Шеффер. Вот куда они ездили в тот вечер.

– Что-нибудь не так?

Джейк покачал головой и закрыл журнал.

– Не знаю.

На улице он на мгновение замер, ослепленный светом прожекторов, как в тот раз, когда попал в объектив Лиз. В тот день Шеффер тоже был здесь. Два визита.

– Нашел, что хотел? – спросила Лина в джипе.

– Да, он был здесь. Я был прав.

– И документы?

– Завтра. Все, едем домой. А ты обгорела.

Она посмотрела на свою кожу. Красная в свете прожектора.

– Да, и насчет этого ты оказался прав, – сказала она раздраженно.

– Что случилось? – спросил Джейк, когда джип поехал под горку.

– Ничего. Эти документы действительно так важны?

– Талли считал именно так. Он был здесь – я знал это.