Текст книги "Частный детектив. Выпуск 1"

Автор книги: Джеймс Хедли Чейз

Соавторы: Джон Диксон Карр,Чарльз Вильямс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 40 страниц)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Мы не возвращались к этой теме, пока не принялись за кофе. Миссис Лэнгстон была спокойна, но съела всего лишь маленький кусочек бисквита и выпила немного вина. Я предложил ей сигарету.

– Вы совершенно уверены, что ваш супруг не знал Стрейдера? – спросил я.

– Уверена, – ответила она. – Я никогда не слышала, чтобы он упоминал его имя.

– Но это означает, что он должен был знать эту женщину. Вы это понимаете?

– Почему?

– Кто–то из них с ним связан. Иначе не имело смысла представлять дело несчастным случаем. Подозрение не пало бы на Стрейдера только потому, что он случайно остановился в вашем мотеле. А вот женщина понимала, что подозрение падет на нее… Или может пасть. Вот в этом–то и кроется загвоздка, которая сводит полицию с ума. Все вращается по замкнутому кругу и возвращается к исходной точке. Женщина знала, что если бы встал вопрос об убийстве человека, то подозрение пало бы на нее. А вопрос этот встал, было проведено расследование – и вы оказались единственной, на кого пало подозрение. Правда, у полиции не нашлось никаких доказательств. Они даже не смогли доказать, что вы просто знали Стрейдера, не говоря уже о большем. И если бы они передали дело в суд, любой, даже начинающий защитник, разорвал бы их в клочки. Вероятно, Редфилд просыпается с криком и жует простыню. Но это – его проблема, а не моя. Моя заключается в другом.

– В чем же?

– Узнать, кто эта женщина! Та, которая предчувствовала, что ее могут заподозрить, но которую не заподозрили!

– Возможно, она ошиблась или преувеличила возможную опасность?

– Нет, судя по всему, эта женщина хладнокровная и сообразительная. Из тех, кто не делает поспешных выводов и не теряется в сложных ситуациях. Так что вряд ли она ошиблась.

– Вы говорили, что здесь замешан еще человек. Может быть, дело в нем?

– Не думаю. Стрейдер приехал сюда увидеться с женщиной. Как бы вы ни поворачивали этот вопрос, вы все равно приходите к этому. В этом деле женщина замешана по самое горло. Но допустим на минуту, что в деле был еще другой мужчина – почему же подозрение не пало на него? Из того, что вы тут говорили о шерифе, он едва ли скрыл бы улики против кого бы там ни было. И Редфилд, кажется, тоже не скрыл бы…

– Нет, конечно! Я уверена, что никто из них этого не сделал бы, Редфилд – человек жесткий, но справедливый. И, мне кажется, честный.

Я нахмурился:

– У меня тоже сложилось такое впечатление. Но мне кажется, что его что–то грызет. Он, возможно, вас ненавидит, и ему все равно, что с вами случится. И в то же время он ненавидит себя, потому что он – слишком честный полицейский, чтобы смотреть на все это равнодушно.

Она кивнула:

– Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду. Помните, я говорила, что во время допроса я почувствовала, что он относится ко мне резко неприязненно. И это – по двум причинам. Мой муж очень хорошо его знал; помню, он сказал однажды, что Редфилд – человек, преданный своему делу. Он прямо–таки становится сам не свой, если ему не удастся поймать преступника. А другая причина в том, что мой супруг был для Редфилда в юности героем – как, впрочем, и для многих других юношей. В школе Кендэл учился лучше всех, в колледже стал известным спортсменом, о нем даже писали флоридские газеты. Возможно, это лишь мальчишеское восхищение, но такое часто остается на всю жизнь. Тем более, что он стал еще и героем войны, а потом сделал себе имя в деловых кругах Майами. Он всегда был популярным, и особенно здесь, в своем родном городке. Вот поэтому для Редфилда, да и для всех остальных все кристально ясно: я – потаскушка, я его убила, но вышла сухой из воды.

Говорила она довольно спокойно, но было видно, что это стоит ей больших усилий – эта борьба с усталостью и душевной болью. Мне очень хотелось как–то ее утешить, но я понимал, что единственная помощь с моей стороны – продолжать поиски.

– В котором часу Стрейдер оформился в мотеле?

– Часов в шесть, наверное.

– И он приехал один?

Она кивнула.

– А те предшествующие два раза, когда он приезжал в октябре, он тоже регистрировался один?

– Да.

– А вы не помните, не было ли каких–либо намеков на то, что в его номере все–таки появилась женщина?

– Нет, – ответила она. – Даже если бы в номере и оставались какие–нибудь следы женщины, прислуга решила бы, что номер сдан двоим, убрала бы номер и ничего бы об этом не сказала. Но последний раз номер, конечно, тщательно осмотрела полиция. Никаких намеков на присутствие женщины.

– Значит, эта женщина жила в городе, и он ее не приводил даже ночью. Во всяком случае в тот, последний раз. А не проверяли, останавливался ли он в других мотелях?

– Проверяли. По–видимому, он приезжал в город три раза и неизменно останавливался у нас. Это, разумеется, также сочли уликой против меня.

– В тот вечер, попозже, вы его не видели? Или его машину? Стояла ли она перед номером?

Она беспомощно покачала головой:

– Не помню… Полиция тоже спрашивала меня об этом, но я действительно не помню. В тот вечер было занято восемь номеров; трудно заметить, какая машина на месте, а какая отсутствует.

– Ваш муж поехал на рыбалку один?

– Да.

– В котором часу? Вы вставали вместе с ним?

– Нет, – ответила она. – Я часто пыталась в таких случаях вставать, чтобы сварить ему кофе на дорогу, но он всегда настаивал на том, что все сделает сам. И он редко брал с собой завтрак. В то утро он встал в половине четвертого – я помню, как накануне он ставил будильник. Будильник, конечно, разбудил меня, и я слышала, как он возится в кухне, пьет кофе и наливает его в термос. Все его снасти, удочки, мотор были уже, конечно, в машине – он всегда все готовил с вечера. Перед уходом он, как обычно, заглянул в спальню и, увидев, что я не сплю, поцеловал меня. Помню, он пошутил – это была его обычная шутка, – что поймает такого большого окуня, что даже не придется привирать по обычаю рыбаков. А потом я слышала, как он уехал. Я… я… – Внезапно она судорожно вздохнула и наклонилась над столом, чтобы загасить сигарету.

– А вы не слышали, не отъехала ли вслед за ним еще какая–нибудь машина? – быстро спросил я, чтобы помочь ей справиться с чувствами.

– Нет. – Она уже овладела собой. – Вскоре я снова уснула. А потом зазвонил телефон, и женщина попросила меня позвать к телефону мистера Карлсона. К тому моменту, когда я окончательно убедила ее, что никакого мистера Карлсона в нашем мотеле нет, мне уже совсем расхотелось спать. Я умылась и подогрела кофе – он всегда оставлял чашечку и для меня. А минут через десять явился шериф.

– Вы помните точное время, когда ваш супруг выехал из дома?

– Где–нибудь около четырех, – ответила она. – Он всегда уезжал в это время. Минут через 20–25 после того, как звонил будильник.

– А сколько времени нужно, чтобы доехать до того места, где он держал лодку?

– Около пятнадцати минут.

– Точное время, когда Келхаун наскочил на Стрейдера, известно?

Она кивнула:

– На следствии Келхаун показал, что его разбудил шум затормозившей машины. Он сразу посмотрел на часы – было двадцать минут пятого.

– Гмм… Еще один вопрос… Ваш супруг давал вам когда–нибудь повод для подозрений в неверности?

– Нет, – сказала она. – Конечно, нет!

– Вы помните, в этом возрасте иногда…

Глаза ее гневно сверкнули:

– Я же сказала… – Внезапно она замолчала. – Простите, – сказала она и улыбнулась. Потом провела рукой по волосам – характерный для нее жест, свидетельствующий об усталости, и добавила: – Я не хотела вас обидеть.

Она явно устала. Не очень–то хорошо выполняются предписания доктора.

Я потушил сигарету и встал:

– А теперь – в постель! Я принесу вам лекарство.

Я принес из своего номера одну таблетку снотворного.

Она улыбнулась:

– Вы и доктор Грэм – парочка никудышных заговорщиков. Неужели ни вам, ни ему не пришло в голову, что я бы давно развязалась таким способом, если бы захотела?

– Откровенно говоря, – ответил я, – ни один из нас не был уверен, как вы справитесь с этой ситуацией. Вы – мужественная женщина. Гораздо мужественнее, чем мы о вас думали.

Она встала и протянула мне руку.

– Ладно, идите отдыхать, пока я не уличила вас в обмане. Вы никогда не поймете, сколько вы сделали для, меня.

– Спокойной ночи! – сказал я.

Закрыв черный ход, я вышел на галерею и сел на ступеньку крыльца напротив входа в мой маленький номер. Я покуривал и наблюдал за окрестностями, пока не пришла Джози. Кто знает, на что они решатся в следующий раз?

Когда Джози вернулась – это было около половины двенадцатого – и устроила себе постель в комнате рядом с миссис Лэнгстон, Джорджия уже мирно спала. Я велел Джози запереться на засов и тоже отправиться спать.

Придя в номер, я проверил, плотно ли заперто окно и задернул занавески. Вспомнив о дробовике, я почувствовал неприятный холодок. Мне казалось, что я все еще вижу два пустых глаза, которые ищут меня во мраке сарая, словно какой–то радар в кошмарном сне. Такого бы не испугался только круглый идиот!

Да, он был хитер! Он чуть было не убил меня, а я не имел пи малейшего представления, кто он. И если я не высвечу его из этой темноты, прежде чем ему представится второй удобный случай, не очень–то у меня будет красивый вид, когда меня найдут.

Я лежал в темноте, прислушиваясь к мерному жужжанию кондиционера и пытаясь отыскать в этом деле хоть какой–нибудь проблеск света.

Лэнгстон выехал на рыбную ловлю целым и невредимым самое раннее без десяти 4 и прибыл туда в 20 минут пятого – с проломленной головой и завернутый в брезент на заднем сидении своей собственной машины. Поездка туда занимает 15 минут. Значит, за 15 оставшихся минут он успел куда–то заехать и получить смертельный удар по голове. Это место не могло быть где–то далеко. Правда, это обстоятельство мало мне помогло: городок маленький и в такой ранний час, при полном отсутствии уличного движения, можно пересечь весь городок буквально за пять минут.

Но какую роль играет в этом деле женщина? Даже если бы мистер Лэнгстон и был дамским угодником – чего, кстати, по общему утверждению, не было, – он бы не отправился в 4 часа утра, да еще с рыболовными снастями, на свидание с женщиной. Это просто нелепо.

“Видимо, если уж в это дело и затесалась женщина, то эта женщина – подружка Стрейдера, та самая женщина, ради которой он сюда приезжал три раза. Но в таком случае какая могла быть связь между любовницей Стрейдера и Лэнгстоном?”

Самым легким ответом на этот вопрос был ответ, которого придерживалась полиция: это была жена Лэнгстона… Нет, надо начинать с другой стороны. Эта женщина жила в этом городке и, должно быть, знала Стрейдера раньше. За два месяца он трижды приезжал, чтобы повидаться с ней, а ведь поездка в оба конца составляет тысячу миль! Стрейдер не был любвеобильным подростком – значит, эта особа – девочка что надо! Конечно, никогда не знаешь, на какую женщину может польститься тот или иной мужчина, но много ли я здесь видел женщин, которые заставили бы меня проехать расстояние, равное длине штата Флорида, чтобы провести с ними пару часов?

Только одну!.. И опять мне пришлось вернуться к точке зрения полиции.

Я вздохнул в темноте и закурил сигарету. Тем не менее эта женщина где–то здесь, и я должен ее найти!

Пока у меня была одна слабая зацепка: когда она позвонила мне по телефону, то не изменила голос, не выдала себя за пьяную, как поступила, позвонив в то роковое утро миссис Лэнгстон. Это было ей не нужно, по их замыслам, через полчаса мне предстояло умереть. Не бог весть какая зацепка, но все же что–то.

Но как объяснить эту идиотскую историю с вентилятором?

И тут я даже привстал с постели, ругая себя тупицей и болваном. В истории с вентилятором не было ничего таинственного. Тот первый ее звонок, когда она резко прервала разговор, вовсе не был приманкой, как я считал. Или же был не только приманкой. Он был проверкой. Они меня проверяли.

Он видел, как я обходил телефонные будки. Так чего же проще: он подстроил мне ловушку, установив вентилятор возле какого–нибудь другого телефона–автомата – и следил за мной, когда она звонила. Если я сразу же перебегу через дорогу, чтобы попытаться поймать ее – он прав в своих подозрениях. Я перебежал улицу и вернулся в заведение Олли, и он все понял. После этого она позвонила мне второй раз и послала меня под дуло дробовика. Все очень ловко, и вы не можете этого не признать, даже если вас разбирает страх.

Пока все логично. Но значит ли это, что мой враг – это один из четырех, которых я застал в “Силвер Кинге”: первый раз – Руп, Данливи, Олли и Перл Тэлли? Не обязательно, – подумал я. Все, что я делал в этом городке, становилось известным; даже если он заметил меня на каком–то этапе моих поисков и следил, чтобы установить, что же я делаю, он мог и заочно узнать, что я появился в “Силвер Кинге”. Хотя естественно было предположить, что все–таки кто–то из этой четверки.

Предположим, что это один из четверых. Кто же? Данливи работает на бензозаправочной станции на шоссе. Он мог видеть меня, когда я туда ехал. Олли, естественно, все время у себя. Перл Тэлли зашел туда тотчас следом за мной. Остается Руп, о котором я пока ничего не знаю. Но он мог следить за мной из–за любого угла, не попадаясь на глаза. Разве это не более естественно, чем торчать открыто на виду, как Перл Тэлли? “Разумеется, – подумал я. – Тем более, что с его точки зрения нечего бояться, ибо мне предстояло умереть от его пули”.

Так что с таким же успехом это мог быть и Перл Тэлли… Впрочем, нет! Только не с его акцентом мальчика из Джорджии! Кто бы ни был этот человек, а я дважды слышал его по телефону, и хотя первый раз он говорил шепотом, а второй раз очень тихо, все же от этого диалекта что–то непременно бы проскользнуло. Значит, оставались трое…

Итак, у меня сейчас оставались на руках две тончайшие путеводные нити – и только благодаря тому, что они недооценили, насколько я живуч. Зато теперь они это знают и не повторят своей ошибки…

Прошло еще много времени, прежде чем мне удалось заснуть.

Заря только занималась, когда я промчался мимо двух почтовых ящиков на шоссе и свернул на грунтовую дорогу между соснами. На обеих фермах еще спали, а когда я проезжал загон для скота, дорогу впереди пересекла стайка молодых перепелов. В следующий момент она вспорхнула, словно раскрывшись веером над низкорослыми пальмами. Через несколько минут я сбавил скорость и остановился под тем же деревом, напротив почерневшей от пожара трубы.

…Я проснулся перед рассветом, и меня сразу же поразила мысль, что вчера я не видел никаких следов другой машины – по крайней мере по эту сторону фермы. Как же он гуда забрался? Очевидно, в лесу, окаймляющем поля, есть какая–то другая дорога, по которой он и добрался. Если бы мне удалось ее найти, то можно обнаружить место, где он оставлял свою машину.

Было сыро, но тепло, и воздух был совершенно неподвижен, как будто день затаил дыхание, ожидая минуты, когда он сможет наконец вырваться и засиять в своей полной красе. Полная тишина, и только иногда с полей доносился крик перепелки…

Еще не совсем рассвело, но я отчетливо увидел две колеи, оставленные машиной, почти рядом со следами моей.

“Наверняка здесь побывал рыжий помощник шерифа, – подумал я. – Когда ему не удалось спровоцировать меня на выпад против полицейского, ему стало скучно – и он отправился сюда, чтобы показать, что делает свое дело”.

На мгновение мне даже стало жаль Редфилда. Что за пародия на полицию? Один полицейский и два шута!

Входить сейчас в амбар не было смысла: слишком темно, все равно ничего не разглядеть.

Я прошел мимо, прислушиваясь к шороху сухих листьев и травы под ногами и чувствуя холодок между лопатками при воспоминании о выстреле. На краю поля, ярдах в двухстах от амбара, я пролез между провисшими нитями колючей проволоки и углубился в лес. Здесь росли преимущественно дубы и сосны. Пока что я не обнаружил ничьих следов, но и не питал особых иллюзий: какой из меня следопыт! Всю жизнь я прожил в городе, и найти проселочную дорогу в лесу не так–то легко.

Я миновал песчаный овраг, по дну которого струйкой бежал ручеек, и продолжал свой путь. Идти было легко – под ногами почти ничего не росло – только пучки сухой травы и редкие кустики крапивы.

Стало совсем светло. И через несколько минут я внезапно увидел дорогу. Точнее: всего лишь две пыльные колеи, извивающиеся между деревьями, но на них проступал рисунок шин; след выглядел совсем свежим.

Дорога шла параллельно грунтовой, по которой я сюда приехал. Положив на колею палку, чтобы заметить место, я свернул направо и пошел в сторону шоссе. Так я прошагал полмили, но не обнаружил никаких намеков на то, что машина останавливалась или покидала колею. Тогда я зашагал обратно и в нескольких ярдах севернее своей отметки нашел то, что искал: от этой дороги влево ответвлялась еще одна, ведущая к полям позади амбара.

Еще более заброшенная, но на ней в пыли виднелись свежие отпечатки шин. Шины были стандартные – такие стоят на тысячах машин.

Над лесом уже вставало солнце.

Я пошел по следам машины, осторожно ступая между колеями. Местами дорога была усеяна сосновыми иголками, и рисунок пропадал, но в других местах был чистый песок, и там я мог внимательно рассматривать отпечатки шин, надеясь найти в них хоть какую–нибудь особенность, трещинку или порез, которые могли бы послужить приметой. Но ничего такого я не смог заметить.

Пройдя метров двести, я добрался до места, где он останавливался и разворачивал машину. Здесь дорогу преграждала упавшая сосна, и он не смог ни ехать дальше, ни объехать ее. Я изучил следы. Он свернул налево, развернулся, а затем вернулся на дорогу, по которой и приехал. На одном месте, в песке между колеями, я заметил масляные пятна. Значит он здесь не просто развернулся. Его машина здесь простояла некоторое время. Я кивнул и закурил сигарету. Отсюда до амбара – если идти прямо через поле – не более полумили. Несомненно, это был мой мальчик с дробовиком.

Но ничто не указывало на то, кто он, и был ли с ним кто–нибудь еще. Я обнаружил отпечатки сапог, но след часто прерывался, местами совсем исчезал – и вообще был слишком неясным… И тем не менее я внезапно кое–что обнаружил. Деревья здесь росли густо и, разворачивая машину, он задел ствол молодой сосны.

Я стоял и словно завороженный смотрел на нее. Небольшой шрам на коре не вызывал сомнения. Только находился он по крайней мере дюймов на 20 выше того места, где ему следовало быть. Лишь какое–то время спустя я понял, что именно оставило этот шрам: не бампер легковой машины, нет! Борт грузовика!

Такого, как у Тэлли. Он сразу возник в моем воображении, как живая картинка – грузовичок, стоявший перед “Силвер Кингом”, со следами куриного помета на бортах.

Я пожал плечами. Почему мои мысли все время возвращаются к этому косноязычному шуту?

Обойдя поваленное дерево, я пошел к западу, в сторону поля… Время от времени между старыми колеями я замечал отпечатки сапог, а ярдов через сто наткнулся на полурастоптанный окурок. Сигарета кончалась белым фильтром, и когда я расправил скомканную порванную бумажку, то обнаружил сохранившуюся надпись: “Кент”.

Когда я добрался до амбара, солнце успело подняться сравнительно высоко, и можно было попытаться рассмотреть, что находится внутри. Я проник туда, но не увидел ничего интересного, за исключением сильно изуродованной верхней ступеньки лестницы, в которую угодил заряд дробовика. Пустых гильз не видно. Мне опять стало не по себе. Каков будет следующий шаг? И когда? Они понимают, что теперь им будет трудно заманить меня в уединенное место, но осмелятся ли они напасть на меня прямо в городе? Могут, например, выстрелить прямо из машины, или побоятся? Но ночью вполне могут напасть. Теперь мне все время надо быть начеку…

От этих мыслей по моей спине опять побежали мурашки.

Я вернулся в город, позавтракал в маленькой закусочной и позвонил в бюро шерифа. К телефону подошел Макгрудер. Он сказал, что у Редфилда выходной день.

– А что нужно? – грубо спросил он.

– Нужен полицейский, – ответил я и повесил трубку.

В телефонном справочнике я нашел домашний телефон Редфилда и позвонил ему на дом. Трубку никто не поднял.

Начали открываться магазины. Я купил сто футов мерной ленты и дешевую готовальню. Перед тем, как снова сесть в машину, я еще раз набрал номер телефона Редфилда. Тот же результат. Я запомнил его адрес. Может быть, в свой выходной он работает во дворе и не слышит телефонного звонка?

Он жил на Клейн–стрит, 1060. Это была третья улица севернее Спрингер–стрит, в восточной части города. Я поехал туда. Его домик находился в последнем квартале, в самом конце улицы, которая упиралась в ограду персиковой плантации. Слева, за высокой металлической сеткой, была спортивная площадка. Дом стоял справа, единственный в этой части улицы. Он был похож на домики, которые строят на ранчо, и недавно покрыт белой краской. Почтовый ящик, установленный по деревенскому обычаю перед домом, свидетельствовал о том, что в доме действительно живет К. Р. Редфилд.

Я остановил машину и вышел.

Наверняка или он сам, или его жена занимались садоводством. К домику примыкал большой участок, вероятно, с пол–акра. Газон перед домом тщательно ухожен. К дому вела бетонированная дорожка, вдоль которой тянулась шестифутовая изгородь, покрытая ползучими розами. Такого же типа изгородь, увитая красивой ажурной зеленью, находилась и справа, а за ней – еще один газон и дорожка, выложенная кирпичами.

Я поднялся на крыльцо и позвонил. Мне никто не открыл. Тогда я прошел через газон и заглянул за угол дома.

Футах в ста я увидел гараж. Двери его были закрыты. У стены пламенели цветы бугенвилии. Я снова завернул за угол. Может быть, Редфилд работает во внутреннем дворике? Зеленела бархатная трава газона. Видимо, Редфилд выкладывал низкую кирпичную стенку вдоль клумбы, окаймлявшей газон: на земле лежали брошенные инструменты, мешочек с цементом, рядом – куча песка. А вокруг – ни души.

Дом был построен в форме буквы П. Повернувшись, чтобы идти обратно, я случайно бросил взгляд в образовавшийся между крыльями угол – и словно окаменел. Почти у моих ног, на большом пляжном полотенце, лежала лицом вверх и подложив под затылок руку, молодая женщина.

У нее были волосы оттенка хорошего красного вина, и на ней ничего не было, кроме темных очков, обращенных в мою сторону, как два темных непроницаемых глаза. Я круто повернулся и в одно мгновение очутился за углом на дорожке; и только тогда до меня дошел простой и утешительный факт: она спала. Однако, пока я шел к машине, мое лицо продолжало гореть.

Эта женщина… Видимо, это жена Редфилда. Я старался прогнать этот образ, но он упорно не хотел уходить, как упорствует яркое пламя паяльной лампы, если вы не успели вовремя закрыть глаза.

Я видел эти волосы, рассыпавшиеся на полотенце, и пластиковый флакон лосьона от загара, лежавший около ее бедра, и слегка впалый живот… В результате я выругался и рывком развернул машину.

Проехав квартал, я свернул налево и выехал на главную улицу неподалеку от “Испанской гривы”.

“Дом Редфилда находится не более чем в четверти мили от “Магнолии Лодж”, – подумал я.