355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джеймс Хедли Чейз » Частный детектив. Выпуск 1 » Текст книги (страница 5)
Частный детектив. Выпуск 1
  • Текст добавлен: 29 апреля 2017, 04:00

Текст книги "Частный детектив. Выпуск 1"


Автор книги: Джеймс Хедли Чейз


Соавторы: Джон Диксон Карр,Чарльз Вильямс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 40 страниц)

ГЛАВА ПЯТАЯ

Он или говорил правду, или был одним из самых великих актеров всех времен. Но тем не менее, какое–то объяснение должно быть? А Олли продолжал смотреть на меня такими глазами, будто я совсем спятил. Я повернулся и пошел к двери, находившейся в глубине помещения, возле автоматического проигрывателя. За ней был небольшой и никуда не ведущий холл, и по обе стороны его – комнаты отдыха. Обе комнаты были пусты и тоже не имели второго выхода. Значит – кухня! Я почти выскочил из холла и вдруг затормозил у телефонной будки. Как же это раньше не пришло мне в голову? Я пошел в будку, снял телефонную трубку и приложил к уху.

Олли говорил правду: отсюда никто не звонил. С момента, как женщина повесила трубку, не прошло и минуты, а трубка была холодна, как комната с кондиционером.

Я что, схожу с ума? Ведь маленький вентилятор производил тот же самый шум, который я слышал по телефону. В этом я не сомневался.

Я сокрушенно покачал головой и подошел к стойке.

– Должен извиниться перед вами, Олли… – Я рассказал ему все, что произошло, умолчал только о причине, по которой звонила мне эта женщина.

Он задумчиво покачал головой.

– Значит, существует еще такой же телефон возле неисправного вентилятора.

– Только не в этом городе! – ответил я. – Уже проверены все телефонные будки, за исключением телефонов самой телефонной компании и магазинов. Но оттуда звонить не могли – там нет проигрывателей!

– Тогда я тоже ничего не понимаю, – сказал он.

В этот момент я услышал, как дверь в закусочную открылась и кто–то прошел позади меня, стуча каблуками. Олли открыл холодильник, откупорил бутылку пива и поставил ее на стойку слева от меня. Я обернулся. Перл Тэлли. Все еще в своей живописной рубашке, только на ней прибавилось жирных пятен. А он крупнее, чем показалось поначалу. Возможно, потянет на все двести фунтов.

– Хэлло, парни! – сказал он и усмехнулся все с тем же выражением голубоглазой невинности и хитрого юмора, какое бывает порой у не слишком развитого юнца, преждевременно познавшего вкус непристойностей.

Олли познакомил нас. Тэлли протянул руку:

– Горжусь знакомством! – сказал он. – Провалиться мне на месте, если вы не мировой парень! Приятно будет посмотреть, как вы и старина Келхаун распутаете свои отношения.

Я пожал ему руку, желая в душе, чтобы население этого городка не сопоставляло меня впредь с именем Келхауна. А Тэлли снял свою белую шляпу, положил ее рядом с собой на стоику и вытер лоб указательным пальцем, двигая им как “дворником”.

Без шляпы он выглядел старше. Светлые волосы на макушке уже сильно поредели, открывая лысину светлую и блестящую, как биллиардный шар.

– Провалиться мне на месте, если она не сногсшибательная девчонка! – вдруг сказал Тэлли.

Он говорил с акцентом, который встречается в провинциальных местечках южных штатов и который показался бы преувеличенным до бурлеска на театральной сцене, но в его устах звучал совершенно натурально. В другое время меня бы заинтересовал его акцент, но сейчас я не обратил на него никакого внимания – все мои мысли вращались в каком–то безнадежном и замкнутом кругу. Ведь не вообразил же я себе шум неисправного вентилятора? Ведь я его отчетливо слышал! Но, с другой стороны, во всем городке не было больше ни одной телефонной будки с таким вентилятором. Это я тоже знал наверняка. Так в чем же дело?

– А вы знаете, что сделали вчера со мной парни старика Коултера? – сказал Перл, обращаясь к Олли. – Они тащат у меня буквально все! С этими мерзавцами…

Он вытащил из нагрудного кармана рубашки два странных предмета и положил их на стойку. Это были морские раковины, конусообразные и закрученные спиралью.

– Это что? – спросил я.

Олли усмехнулся:

– Раки–отшельники.

– О-о! – сказал я и вспомнил: рак–отшельник поедает моллюска и забирается в его раковину. Или же находит пустую и поселяется в ней.

– Так вот, сэр! – вздохнув, сказал Перл Тэлли. – Мальчики нашли где–то на берегу эти ракушки, приходят ко мне и говорят: “Перл, а почему бы нам не устроить раковые гонки? Вот так ты кладешь их спокойно рядом и ждешь, и ставишь на того, кто, по–твоему, выползет первым…”

Он вынул из кармана доллар и положил его на стойку:

– А теперь, Олли, ты тоже ставь доллар, и я тебе покажу…

– Ты уж покажешь! – насмешливо сказал Олли. – Один из них наверняка дохлый или ты впрыснул ему новокаин… А может, и загипнотизировал…

– Какие глупости! – запротестовал Перл. – Ты же отлично знаешь, что я ничего подобного не мог сделать. А кроме того, ты же сам выбираешь!

– Послушай, ты, парень! – добродушно сказал Олли. – С тобой я не поспорю на деньги даже о том, где завтра взойдет солнце!

Перл скорбно пожал плечами, сунул ракушки обратно в карман и подмигнул мне.

– Эх, не дают человеку заработать даже доллар! – Он отпил пива и вытер губь; тыльной стороной руки. – Послушай, Олли! – сказал он с кривой улыбкой. – Я не рассказывал тебе, как деревенский паренек решил приударить за светской девчонкой? Так вот, он никак не мог с ней поладить; пошел в аптеку и говорит малому за прилавком…

Я не стал дожидаться конца непристойного анекдота и вышел. Перед входом стоял обшарпанный грузовичок – пикап, принадлежавший, как я понял, Перлу. Его испещренные пятнами бока свидетельствовали о том, что дома он служил насестом для кур.

“Что ж, каждый город имеет свое лицо, – подумал я. – Не только Сан—Франциско”.

Я выбросил из головы Перла Тэлли и вернулся к погоне за крысами. Оставим вентилятор, будем думать о девушке, которая хотела мне что–то сообщить… за определенную цену. Она боится со мной встретиться. Что–то или кто–то напугал ее, и ей пришлось повесить трубку. Может быть, еще позвонит?

Я заглянул в бюро; Джози сказала, что никто мне больше не звонил. Я вернулся в номер, закурил и стал думать. Тысячи вопросов, на которые нет ответа… Где искать ответ?

Странное ощущение овладело мной – полное одиночество и никаких прав. Раньше у меня были престиж и вся столичная полиция, готовая в любую минуту прийти, если нужно, на помощь; но здесь, в этом городе, я – вне закона. Меня вышвырнули из кабинета шерифа и самого взяли под подозрение. Все, что могла бы сделать страховая компания Лэнгстона, тоже для меня неприемлемо. Я далее не мог поговорить с миссис Лэнгстон – пройдет еще несколько часов, прежде чем она проснется.

Моя мысли обежали круг и вновь вернулись к Стрейдеру. По крайней мере здесь ясна линия поведения, и мне хотелось действовать…

Деньги? На аккредитиве 800 – и 375 наличными. Банковский счет в Сан—Франциско – остаток в 2630 долларов. Наследство деда, немногим больше двадцати одной тысячи в государственных облигациях. Я ни разу не коснулся их за полгода. Так что с деньгами все в порядке.

Видимо, эта женщина больше не собирается мне звонить.

Подождав еще несколько минут, я поехал в город на телефонную станцию. Она находилась на улице, идущей в южном направлении, параллельно Спрингер–стрит.

На телефонной станции попросил дать мне список абонентов Майами и, быстро листая пожелтевшие страницы, дошел до агентств частных детективов. Поскольку я никого из них не знал, выбрал наугад одно агентство, обозначенное просто: “Виктор Лейн, расследования”. Я заказал разговор – и мне посчастливилось сразу же его застать.

– Чем могу служить, мистер Чэтэм? – спросил он, когда я объяснил, кто я и где нахожусь.

– Мне нужна информация о человеке по фамилии Стрейдер, убитом здесь в ноябре прошлого года. Не знаю ни имени, ни адреса – он приехал из Майами. Постарайтесь напасть на его след.

– Минутку… В газетах… Ага, вот! Но вы напали на выработанную жилу, мистер Чэтэм! Теперь я вспомнил. Стрейдера основательно просеяли…

– Знаю. Но у меня нет доступа к материалам. И нет времени раскапывать. Поднимите подшивки, используйте контакты с полицией. К пяти часам, надеюсь, вы соберете все, что выплыло на следствии. Позвони is мне сюда, мотель “Магнолия Лодж”, двенадцатый номер. По результатам ваших поисков смогу прикинуть, чю понадобится дальше. Ваша такса?

Он ее назвал, я ответил “о’кей” и добавил:

– Для начала вышлю сто долларов. Устроит?

– Вполне! В пять часов ждите звонка.

…Снова – раскаленная улица. Начало второго…

Я свернул за угол и по пути нашел аптеку. Старый дом, кондиционера нет. На потолке – сонный вентилятор. Он предупреждал мух, чтобы те держались подальше, но никак не реагировал на их приближение.

Несколько мраморных столиков на железных ножках, мраморный фонтанчик с содовой водой, а в глубине – прилавок и открытый вход в рецептурную.

В аптеке – никого; она выглядела такой заброшенной, словно все выбежали узнать, нет ли новых сообщений насчет “Титаника”, да так до сих пор и не вернулись.

Справа – кабина телефона; я позвонил в мотель. Джози сообщила, что меня никто не спрашивал.

“Странно, – подумал я. – Так легко отказаться от сотни долларов? Очевидно, кто–то ее действительно напугал. И кстати, как насчет шума неисправного вентилятора?”

Я нетерпеливо отмахнулся от этого вопроса. Какой смысл задавать его себе, если не можешь ответить!

Из рецептурной, наконец, появился хозяин аптеки. Это был хрупкий старичок в белом халате, с гладкими седыми волосами, разделенными безукоризненным пробором, в очках без оправы и с безмятежными серыми глазами. По моей просьбе он отыскал запылившеюся пачку конвертов и выкопал из кассового ящичка трехцентовую марку.

Я сел у фонтанчика, выписал чек на сто долларов и, вложив его в конверт, написал на конверте адрес Лейна. Потом заказал стакан кока–колы. Аптекарь приготовил напиток и поставил стакан на прилавок.

– Вы давно в этом городе? – спросил я.

Он мягко улыбнулся:

– Купил это заведение в 27–м.

– В таком случае скажите, почему столько шума вокруг дела Ленгстона? Ведь наверняка это не единственное нераскрытое убийство в мире!

– По многим причинам, – ответил он. – Во–первых, Лэнгстона в городе очень любили. А это – зверское, хладнокровное убийство, и к тому же один из соучастников благополучно скрылся. Наш городок маленький, и все принимается близко к сердцу. Жители – это не просто имена в списке. Кроме того, многие люди относятся ревниво к большим деньгам, к Южной Флориде и крикливой рекламе. А убийца – праздный бродяга из Майами.

– А как долго Лэнгстон жил туг?

– Он вернулся за шесть месяцев до убийства. Но он уроженец этого городка.

– Понятно. Так сказать, сын города.

Аптекарь кивнул:

– Вот именно. И, может быть, в известном смысле даже герой города. Простой мальчишка, а добился положения в этой своре удалых дельцов и золотых тельцов, представляющей общество Южной Флориды, – во всяком случае доказал этим, что мы не хуже других. Отлично играл в футбол в студенческие годы. Служил офицером на подводной лодке, потопившей во время войны дюжину кораблей общим водоизмещением уже не помню сколько тысяч тонн. После войны занялся строительством жилых домов в Майами. Сколотил кучу денег. Говорят, одно время был чуть ли не миллионером. Но самое главное – он никогда не порывал с родным городом, в отличие от многих парнишек, которые уехали и добились успеха. Даже после смерти своего отца – а тот был ректором колледжа – даже после смерти отца, когда здесь не осталось никого из Лэнгстонов, он постоянно приезжал сюда, охотился на уток, ловил рыбу и встречался с горожанами.

– Но что же произошло потом? Почему он отошел от дел и купил этот мотель? Ведь ему было всего 47 лет, не так ли?

– Да, так… Но дело в том, что на него обрушилось сразу несколько бед. Развод с первой женой, передача ей большой доли имущества…

– О-о! – сказал я. – Теперь понятно. А сколько он успел прожить со второй миссис Лэнгстон?

– Пожалуй, немногим меньше года. Или пять месяцев до того, как перебрались сюда.

– Ну, а другие беды? – спросил я.

– Болезнь, – ответил он. – И неудачная сделка. Он начал большое строительство и ввязался в судебную тяжбу за право на часть собственности. И проиграл дело. Все вместе – дележ при разводе и проигранное дело – почти разорили его. Но в основном подкосила все–таки болезнь. Микроинфаркт. Потом второй, серьезный, и врачи порекомендовали умерить пыл, если он не хочет умереть еще до пятидесяти. Вот он и приехал сюда и на оставшиеся средства купил мотель. На доходы от мотеля мог жить совершенно спокойно и делать то, что любил, – охотиться, рыбачить, болеть за студенческую футбольную команду; и вдруг через шесть месяцев его хладнокровно убивают! Как свинью на бойне! Конечно же, все ожесточились, а как же иначе?.. Размозжить голову и бросить в реку, чтобы все подумали, что это несчастный случай! Что это за женщина, скажите на милость?

– Не ЧТО за женщина, а КТО эта женщина, – заметил я. – Так будет точнее.

Тонкое, дружелюбное от природы лицо аптекаря застыло, словно он надел маску. Но я к этому уже привык.

– Может быть, никто никогда этого и не узнает, – отрешенно сказал он.

Я вспомнил; миссис Лэнгстон говорила, что стеснена в средствах.

– А как насчет страховки? – спросил я. – Лэнгстон же наверняка был застрахован? И страховая сумма… Она выплачена?

Он кивнул:

– 50 тысяч или что–то в этом роде. Завещана его дочери. Выплатили или выплачивают в опекунский совет. Девочке только тринадцать.

– А других страховок не было?

– Нет. Он больше не мог ничего себе позволить с тех пор, как вторично женился. Не мог рисковать со скудными средствами и двумя инфарктами на счету.

– Тогда что же двигало этой женщиной? Наверняка не корысть…

– Полиция даже не знает, кто была эта женщина, – осторожно ответил он из–под маски. – Следовательно, не знают и ее мотивов. Они вообще ничего о ней не знают, кроме того, что она была со Стрейдером.

“И это вполне исчерпывает всю проблему, – подумал я. – Замкнутый круг, подобно двум змеям, заглатывающим друг друга. Она потаскушка, потому что была со Стрейдером, и со Стрейдером она была, потому что потаскушка. Этот вопрос вряд ли подлежит дискуссии”.

Я вышел из аптеки, бросил конверт в почтовый ящик и вернулся в мотель. Когда я вошел в бюро, Джози сообщила, что меня минут десять назад спрашивали по телефону.

– Женщина?

– Да, сэр. Она сказала, что позвонит попозже.

– Спасибо, – сказал я. – Как миссис Лэнгстон?

– Все еще спит.

– Отлично! – сказал я. – Присматривайте за ней.

Я сел у телефона и стал смотреть на него, пытаясь внушить ему, что пора уже и звонить. Минут через двадцать он и вправду зазвонил. Когда я поднял трубку, женский голос тихо спросил:

– Мистер Чэтэм?

– Да.

– Вы все еще заинтересованы в нашей сделке?

– Да, – ответил я. – А что тогда стряслось? – Я напряженно вслушивался, но шума вентилятора на этот раз не было.

– Меня чуть не застали… Пришлось повесить трубку. Сейчас звоню из другого места. Послушайте, это будет стоить дороже… Триста! Хотите соглашайтесь, хотите – нет.

– Значит, первый звонок был приманкой? Не пытайтесь меня надуть.

– Я не пытаюсь, – ответила она. – Я ведь сказала: решайте сами. Но если я выдам такое, мне придется уезжать отсюда насовсем – и понадобятся деньги. Рано или поздно вычислят, кто проболтался, – а я не хочу, чтобы кислота оказалась у меня на лице.

– А что я получу за эти триста?

– Имена… Человека, который это сделал, и того, кто его нанял.

– Имена не пойдут, мне нужны доказательства.

– Вы их получите… Слушайте, они хотят повторить этот номер. Конечно, человек будет другой, но я вам его опишу и скажу, какой ночью он явится. Что вам еще нужно?

Я задумался. Конечно, этого человека я мог бы захватить, но он может отказаться говорить, а мне нужен тот, кто стоит за ним.

– Решайтесь, быстрее! – сказала она в нетерпении. – Вы будете знать его имя. Если полиция застукает его на горячем и скажет, что “наниматель” проговорился, то и он расколется. Он же не узнает, кто навел полицию на его след!

– Может быть, – согласился я. Уловка была старой, но она действовала неплохо.

– Ну, так как? Согласны?

– О’кей! – сказал я. – Где и как я с вами встречусь?

– Нигде. Я вам уже говорила. Ближе к вам, чем сейчас, я уже не буду никогда.

– Но как же я передам вам деньги?

– Наличными. Вложите их в обычный плотный конверт и отправьте на имя Гертруды Хейнс на главпочтамт в Тампе.

– Хейнс или Хейнз?

– Какая разница? – спросила она скучающим тоном. – Деньги посылайте двадцатками.

– Откуда я могу знать, что вы позвоните мне после того, как доберетесь до Тампа и получите деньги?

– Ниоткуда. Но если вам предложили что–то получше, вы можете отказаться.

– Я немного знаком с этими авантюрами, – сказал я. – И прежде, чем я отправлю деньги, мне нужно нечто более интересное, чем дешевое остроумие.

– Тогда уж не знаю, чем я могу вам помочь. В таких делах один из партнеров должен доверять другому. А я никому не доверяю. Какой же отсюда напрашивается вывод?

– Попробуйте продать ваш секрет полиции. Может, они пойдут на ваши условия.

– Умный вы мальчик! Ну что ж… Просто я думала, что вы заинтересованы в этом…

– Я действительно заинтересован, – ответил я. – Но не привык действовать безрассудно. Если я согласен послать вам триста долларов вслепую, то вправе иметь хоть какую–то уверенность в том, что вы знаете, о чем говорите.

– Н-ну, ладно, – протяжно сказала она. – Эта кислота из грузовика, который угнали. Этого достаточно.

– Звучит неплохо, – сказал я, – Если только не считать того, что я все равно не знаю, правда это или нет… Насчет грузовика.

Она раздраженно вздохнула:

– Господи, какой же вы непокладистый партнер! – Помолчав, она продолжала: – Ну, послушайте: я могла бы вам сказать, где находится остальная кислота.

– Это уже лучше!

– Но само по себе это ничего не даст: между ее местонахождением и тем, кто ее туда доставил, нет прямой связи. Вы понимаете, что я имею в виду? Кислота – на старой заброшенной ферме, а человек, которому ферма принадлежит, здесь давно не живет.

– Неважно, – сказал я. – Объясните, как туда добраться.

– Не так быстро! Имейте в виду, если вам покажется, что за вами следят, не ездите. Они думают, что я не знаю, где находится эта кислота; но мне придется туго, если они станут докапываться, кто вас туда направил. Мне безразлично, что будет с вами, но для меня любая царапина – глубокая рана: я чувствительна, как персик.

– Не беспокойтесь. Я буду начеку. Продолжайте!

– Хорошо! Итак, от мотеля вы поедете в восточном направлении, пока не переедете бетонный мост, перекинутый через овраг. Четыре мили отсюда. Сразу за мостом – ну, скажем, в полумиле, – грунтовая дорога. Там, на развилке, – два почтовых ящика. На одном из них, кажется, написано: “Дж. Прайер”. Поезжайте по этой дороге. Вы проедете две фермы, потом минуете ворота, проедете мимо загона для скота и настила для погрузки коров в машины, а потом около трех миль вокруг вас будут только сосны да пальмы. Ферма справа. Сам дом давно сгорел, осталась лишь труба, но за трубой находится старый амбар. Кислота наверху, на сеновале, – шесть стеклянных бутылей, спрятанных под кучей полусгнившего сена. Найти их нетрудно, там же спрятаны пятигаллонные банки с краской.

– Понятно! – сказал я.

– Когда вернетесь, сразу перешлите мне деньги. А я вам позвоню в течение недели – как только узнаю, кто будет проводить операцию на этот раз.

– Так долго?

– Им же придется выждать, пока вы снова не откроете мотель!

Видимо, они следили за каждым моим шагом; мне показалось, что я так же заметен, как человек, устанавливающий в ярко освещенной витрине макет жилого дома.

– Хорошо, – сказал я. – Кстати, откуда вы сейчас звоните?

– А вы не глупы!

– Откуда вы звонили раньше?

– Я же вам сказала: из другого места…

С этими словами она повесила трубку.

Движение на шоссе не было особенно оживленным. Я насчитал всего пять машин, которые шли позади меня. А я катил со скоростью 45 миль в час и наблюдал за ними в зеркало. Примерно через полмили, оправа, промелькнул мотель “Эль ранчо”. Он был того же класса, что и “Испанская грива”, только, пожалуй, несколько больше. Три десятка домиков, расположенных полукругом. Перед ними сверкал бассейн со множеством пестрых зонтов–грибов, разбросанных вокруг…

Все мотели вели между собой жестокую конкуренцию.

Из пяти машин три перегнали меня и скрылись из виду. К двум оставшимся присоединилась третья. Она обошла нас всех и тоже исчезла вдали. Обе машины позади меня не ускорили ход – видимо, сорок пять миль в час вполне их устраивало. В том же порядке мы доехали до бетонного моста. Я увидел два почтовых ящика, заметил, где именно ответвляется грунтовая дорога, и поднял скорость до шестидесяти. Обе машины отстали, и я вскоре потерял их из вида. Миль через десять – мост и еще одна дорога, уходившая вправо. Я резко свернул, а потом сбавил скорость и остановился за первым же поворотом. Выйдя из машины, пешком прошел немного назад, к мосту, и понаблюдал за трассой.

Через минуту обе отставшие машины проехали по шоссе все на той же умеренной скорости…

Теперь путь свободен. Я направился обратно и, добравшись до почтовых ящиков, свернул на грунтовую дорогу. Ни позади, ни впереди не видно ни души, за исключением катящего в сторону города велосипедиста.

Я проехал мимо двух ферм, о которых мне говорила женщина. За загоном для окота дорога стала хуже и превратилась почти что в тропу, правда, широкую, но неухоженную. Она петляла меж сосен и низкорослых пальм. Пыль, поднятая колесами, долго висела позади меня в неподвижном воздухе.

Минут через десять дорога пошла немного в гору, и справа появились поля, изрядно заросшие сорняками.

Две колеи отходили к заброшенной ферме. Я свернул и остановил машину в тени одинокого дерева, перед обгоревшим фундаментом и почерневшей трубой; когда–то здесь стоял дом…

Я выключил мотор и вышел из машины; дремотная тишина летнего дня сомкнулась вокруг. Вневременное спокойствие и полная отрешенность от всего, что волнует и мучает людей, витали над этим местом, делая его почти привлекательным.

“Сюда бы художника”, – подумал я.

Горячий воздух дрожал и переливался над пустынным бурым простором полей – до самого леса, что темнел вдали.

Старый амбар – серый, потемневший от непогоды, с дырявой крышей, скособочился в каких–нибудь ста ярдах от развалин, как будто остановленный в своем падении некой таинственной силой.

Я потушил сигарету и пробрался сквозь колючки. Сухие шарики репейника прицепились к брюкам и шнуркам.

Дверь амбара закрыта, но я не заметил никакого замка. Под дверью щель, сквозь которую виднелись клочья сена, свисавшие с сеновала.

Дверь оказалась закрепленной лишь двойной проволокой, закрученной снаружи.

Я размотал ее и с трудом приоткрыл дверь, полузасыпанную песком, намытым на пороге дождями.

Внутри было темно и пахло застарелой пылью, высохшим навозом и соломой. Сквозь щели в стене проникали узкие стрелы солнца, освещая клочья пыли, висевшие в безмятежном воздухе. Шаги мои тонули в пружинистой почве. Справа несколько пустых отсеков, а к левой стене прислонена лестница, по которой можно добраться до сеновала. Там, где кончалась лестница, в сеновале была прорублена большая дыра, свет падал на верхние ступени. В мертвой тишине я подошел к лестнице и полез на сеновал. Моя голова уже находилась почти у самого лаза на сеновал, как вдруг у меня перехватило дыхание, а по спине пробежала холодная дрожь. На стене, на толстом слое пыли, освещенной солнцем, я внезапно увидел свежие отпечатки пальцев и части ладони. В тот же момент я оттолкнулся от лестницы и на какую–то наполненную ужасом долю секунды, казалось, повис в воздухе, не в состоянии упасть; и в следующий миг позади меня оглушительно грянул выстрел. Боль, как раскаленное лезвие, полоснула по затылку, воздух наполнился пылью и летящими щепками. И вот я уже падал, слегка покачиваясь в полете и пытаясь нырнуть в темную глубину, подальше от смертоносного солнечного луча. Я приземлился на ноги, но потерял равновесие и упал, покатившись, словно продолжая полет. Оказавшись на спине, я взглянул наверх – и с ужасом заметил в освещенном отверстии сеновала ногу в хлопчатобумажной брючине, мясистую руку и дробовик, двухствольный дробовик, который шевелился, словно принюхиваясь.

Я повернулся, пытаясь подняться на ноги, и в этот момент раздался второй выстрел. Я снова почувствовал боль – на этот раз от плеча до локтя.

Облако пыли и сухого навоза ослепило меня. Я поднялся, но, ударившись о стену, снова упал. Наконец, поднявшись, шатаясь и протирая глаза, чувствуя на себе липкую кровь, я различил в стене дверь. Но едва я двинулся к ней, как услышал резкий металлический звук заряжаемого дробовика и быстрый зловещий шорох сухого сена. Я понял, что человек перебегает к той стене сеновала, где находится дверь, и я – в ловушке.

Пока я буду протискиваться через наполовину блокированную дверь, он уже будет прямо надо мной. И расстояние будет не более шести футов. Он буквально разрежет меня надвое – как головку сыра.

Я повернулся к стене и прижался к ней, едва удержавшись, чтобы не переступить порог. Потом огляделся. Другого выхода не было – и все, что ему требовалось – это спрыгнуть вниз, пройти амбар…

Потом мысли мои немного прояснились, и я понял, что где–то должен быть еще какой–то ход – ведь сам–то он прошел к амбару не через дверь!

Я побежал в ту самую секунду, когда услышал его шаги наверху, над самой дверью. Когда я почти добрался до задней стены, за моей спиной полыхнул луч дневного света, и я понял: он спрыгнул вниз и открывает дверь, чтобы лучше осветить внутренности амбара. А я не видел перед собой никакого выхода, ни одного отверстия, ничего! И мимо лестницы я уже пробежал. Прежде чем я вернусь к ней и полезу на сеновал, чтобы попробовать бежать через крышу, он успеет перебить мне ноги и расстреляет меня безо всякой спешки. Он уже сражается с дверью! Лихорадочно оглядывая стены, сквозь трещины которых просачивался солнечный свет, я вдруг заметил, что одна из трещин шире остальных; именно здесь та доска, которую он оттянул, чтобы пролезть! Я с ходу ударил в нее плечом – и вылетел из амбара, изо всех сил стараясь удержать равновесие; упасть означало погибнуть. Кое–как я устоял на ногах – и сразу метнулся влево, чтобы уйти от дыры позади меня.

Мышцы на спине свело ледяными узлами, пока я бежал по открытому пространству, каждую секунду ожидая, что он влепит в меня заряд. Но позади все было тихо. Тогда я рискнул обернуться: никого! Никто не преследовал меня, а я уже в ста ярдах от амбара – достаточно далеко, чтобы быть мишенью.

Я снова свернул налево и помчался к машине, боясь, как бы он не опередил меня. Запрыгнув в кабину, снова обернулся.

Никого.

Он даже не вышел из амбара. На таком расстоянии стрелять бесполезно, и он, видимо, притаился внутри, ожидая, пока я не уеду, – ведь пока я не знаю, кто он, за ним остается возможность попробовать еще раз.

Я содрогнулся от страха. Минуту назад он был в полной безопасности, не возбуждая ни малейшего подозрения, а на близком расстоянии дробовик – одно из самых смертоносных и безошибочно действующих орудий уничтожения…

Я свернул на шоссе, чувствуя, как кровь капает прямо на сидение. Приходилось все время протирать глаза. Проехав с милю, я остановился, чтобы посмотреть, насколько серьезны мои раны. Ощупал голову. Кожа на макушке, там, где прошла дробина, была разорвана на протяжении почти трех дюймов. Я разорвал рубашку, усеяв дорогу пуговицами, стер с лица кровь и пыль и осмотрел руку. Одна–единственная дробина проделала в ней глубокий шрам от самого плеча, прежде чем вошла в плоть. Я нащупал ее под кожей. На ощупь – довольно крупная. По меньшей мере второй номер. А может быть, мелкая картечь.

Я подумал о первом выстреле. Стрелок находился не дальше, чем в шести футах, и если бы моя голова поднялась чуть повыше, я получил бы весь заряд. Ноги подкосились, и я сел на обочину дороги…

Потом забрался в угол кабины и попытался закурить, но сигарета превратилась в кашу, прежде чем успел поднести ее ко рту. Я бросил ее в дорожную пыль – рядом с маленькими красными каплями – и прислушался к мирному жужжанию насекомых…

В том, как провели меня, было что–то устрашающее. Самая старая формула подставки – и я попался на приманку, как неопытный новичок!

Ловкачи! До того ловкие, что даже страшно. Анонимный намек, что кислота – в таком заброшенном месте, должен был меня сразу же насторожить. По крайней мере надо было действовать осторожно. Но существенный нюанс: я заставил ее сказать мне о кислоте как бы против воли. И тогда она предупредила, что за мной могут следить – в то время как он уже поджидал на сеновале с дробовиком в руках…

И это называется провинциальные простачки!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю