Текст книги "Частный детектив. Выпуск 1"

Автор книги: Джеймс Хедли Чейз

Соавторы: Джон Диксон Карр,Чарльз Вильямс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 40 страниц)

– Чтобы к завтрашнему полудню были! И попробуй опоздать хоть на минуту!

– Хорошо, сэр!

“Они все испугались: что ж, их можно понять”, – подумал я. В армии я встречал немало крутых мужиков, но Келхаун – это вообще особая статья. Настоящая глыба, гора крепких мышц – и вдобавок проворный, как кошка, когда доходит до дела.

– Вы тоже, Чэтэм! – сказал он и, схватив меня за куртку, притянул к стойке.

Я кое–как вытащил бумажник и стал отсчитывать деньги, как вдруг дверь распахнулась и на пороге появился Макгрудер. Он вонзил в меня свой холодный взгляд, а потом грубо схватил за руку.

Кивнув Келхауну, он сказал:

– Я сам возьмусь за этого бандита!

Тот остановил его, приставив к его груди указательный палец:

– Ступай домой и не мешай мне разговаривать с мужчиной!.. И не забудь утереть нос, сосунок!

Лицо Макгрудера потемнело от гнева:

– Он – скандалист…

– В городе распоряжается городская полиция, – холодно прервал его Келхаун. – А когда мне понадобится твоя помощь, чтобы навести порядок, я сам тебя позову! А теперь отдай человеку его руку!

Макгрудер со злостью посмотрел на меня, повернулся и вышел. Я снова оперся на стойку. Мне было слишком плохо, чтобы интересоваться административными распрями – я получил слишком много пинков в живот.

Келхаун ткнул большим пальцем в сторону двери:

– Ладно, мальчики, выметайтесь! И лучше не попадайтесь мне сегодня на глаза!

Удивительно, он заставил нас оплатить ущерб, но не собирался никого задерживать. Все они прошли мимо меня, смерив мрачными взглядами. Я со своей стороны с удовлетворением отметил, что у бездельника под глазом огромный фонарь, и минут через десять глаз совсем заплывет, а у Фрэнки распухли верхняя губа и челюсть.

Я оттолкнулся от стойки, собираясь направиться к двери.

– А вы не уходите, Чэтэм! – сказал Келхаун. – Вы пойдете со мной!

“Ну вот! – подумал я с горечью. – Я – чужой в этом городе, и ко мне можно придираться”.

Я остановился и вновь облокотился на стойку.

– Дайте этому человеку порцию виски! – сказал Келхаун бармену.

Тот поставил передо мной виски. Я залпом выпил и полез в карман.

Келхаун отрицательно покачал головой:

– Это – за счет полиции! Пошли!

Нетвердым шагом я последовал за ним: мы сели в “седан”, стоящий у входа в бар. Келхаун включил газ и быстро поехал по Спрингер–стрит в северном направлении, потом – свернул на запад.

“Странно, – подумал я. – Правда, тюрьма и полицейский участок находятся в западной части, близ реки, но южнее Спрингер–стрит”.

Мы очутились в довольно мрачном районе. Я не знал, что задумал Келхаун, и был слишком подавлен, чтобы спрашивать. Может быть, он отыскивает пустынное местечко, чтобы расправиться со мной? Если так, то я бессилен ему помешать.

В конце какой–то улицы он остановил машину в тени раскидистых деревьев. За ними виднелся темный двухэтажный дом. Мы вошли в калитку. Не доходя до дома, он свернул, и мы очутились во внутреннем дворике. Здесь деревья росли еще гуще, и было совсем темно. Я почувствовал под ногами поросшие мхом плиты дорожки. Во дворе находился флигель для гостей. Он толкнул дверь и включил свет.

Очевидно, это была резиденция Келхауна. Нечего было спрашивать, женат он или холост. Женщине было бы достаточно одного взгляда, чтобы вскрикнуть и выбежать в ночную тьму. И не то, чтобы здесь царил полный беспорядок – просто все пропитано неразбавленным густым мужским духом.

Флигель состоял из одной большой комнаты, кухоньки и коридорчика с дверью в ванную. На бетонном полу лежали два маленьких индейских коврика. Постелью служила металлическая койка, а остальную мебель составляли старое кожаное кресло, стул и большой стол, заваленный журналами для охотников и рыболовов. Стены украшали несколько фотографий борцов с автографами, пара боксерских перчаток, крокодиловая кожа и чучела двух крупных окуней. В одном углу – ящик с дробовиками, в другом – несколько удочек. Окна были открыты. Жарко и тихо, и слышно, как жужжат москиты.

Я осторожно стер с лица кровь.

– Садитесь! – сказал он.

Я рухнул на стул. Келхаун исчез в ванной и вскоре вернулся с чем–то вроде пакета первой помощи. Вынув марлю и пару лечебных палочек, похожих на карандаши, он принялся ловко обрабатывать рассеченную бровь. Мне было чертовски больно. Потом он что–то наложил на рану и усмехнулся:

– Ну, вот и все! Какие–нибудь двадцать секунд.

– Вы были профессионалом? – спросил я.

– Угу, – сказал он. – Подите умойтесь, а потом выпьем по кружечке пива.

Я пошел в ванную и постарался, как мог, смыть следы кровопролития. Когда я вернулся, он поставил банку с пивом:

– Садись, сынок, и передохни.

Раньше мне никак не приходило в голову, что ему, видимо, уже за пятьдесят. Я вспомнил, как он швырнул меня – словно я не человек, а мешок с грязным бельем, и порадовался, что не попался, когда ему было двадцать лет.

Теперь я рассмотрел Келхауна получше.

Скольких он обдурил, создавая впечатление, что так же глуп, как толст! Это был хитрец, и с ним надо было держать ухо востро.

Сейчас на нем была фермерская соломенная шляпа и замшевые туфли, а пара широких подтяжек, поддерживающих форменные брюки, словно перекочевала из водевиля. Однако глаза под мохнатыми бровями были холодного синего цвета и не смотрели, а пронизывали насквозь.

Он откинулся в кожаном кресле, держа в руке банку с пивом.

– Итак, вы вернулись, чтобы взглянуть на него? – спросил он.

Я вынул из кармана сигарету и попытался закурить.

– Это – не амбарный стрелок, – ответил я. – Но я видел, как вы расправились с теми двумя… у ресторана… Почему?

– А почему бы нет? – ответил он. – Именно за это мне платят!

– Но ведь вы считаете, что виновата она сама?

– Даже если и считаю, то держу это про себя. И пока я патрулирую улицы, я не допущу, чтобы женщин оскорбляли!

– Они могли бы вас взять на службу к шерифу.

– У шерифа есть свой хороший работник, – ответил Келхаун, – и он – мой друг.

Я помолчал и отпил немного пива.

– Зачем вы ездили в Уоррен—Спрингс?

Я с удивлением взглянул на него:

– Откуда вы знаете?

– Знаю… И здесь тоже вы изо всех сил стараетесь выследить кого–то, бегая от одной телефонной будки к другой. Кого вы ищете?

– Я предпочел бы умолчать об этом, – ответил я.

– Ответили бы как–нибудь поудачнее, – буркнул он. – Вам не кажется, что, отказываясь отвечать на мой вопрос, вы тем самым на него ответили?

– Я же не сказал ни слова, – возразил я. – И в конце концов, кому нужна эта информация?

Глаза его похолодели:

– Мне нужна эта информация, сынок. И у меня есть для этого личные причины. Коли вы думаете, что я действую в интересах кого–то другого, и что это – ловушка…

– Простите, – сказал я.

– Может быть, я стараюсь спасти вас от смерти… Здесь и без того было достаточно убийств!

– Значит, тот, кого мы так старательно избегаем называть по имени, – бесчестный человек? – спросил я резко. – Я бы никак не подумал… По крайней мере, на первый взгляд.

– Он честный, насколько возможно… Но здесь человека не считают бесчестным только потому, что он защищает репутацию своей жены с оружием в руках.

– А почему он вдруг решил, что она нуждается в защите?

– Полегче, сынок… Поверьте, я бы не стал говорить все это первому встречному. Но вы служили в полиции, и мне нравится то, что я о вас слышал.

– Откуда вы знаете, что я служил в полиции?

– Я был в конторе шерифа, когда пришла телеграмма из Сан—Франциско. Мне ее показали. В том, как вы оставили службу, нет ничего плохого.

– Когда это было? – быстро спросил я. – Я имею в виду, когда пришла телеграмма?

– Позавчера днем, во вторник.

– А вы можете сказать точнее? В котором часу?

– Часа в два… В четверть третьего…

“Значит, в меня стрелял не Редфилд. Ведь покушение произошло почти в то же время”, – подумал я.

Должно быть, Келхаун прочел мои мысли – и покачал головой:

– Неужели вы действительно могли подумать такое? В затылок – из дробовика?! Вот что я вам скажу, сынок: если вы будете вести себя неосмотрительно, он, возможно, и возымеет желание убить вас, но сделает это, стоя лицом к лицу.

– Вы меня здорово утешили, – сказал я устало. – Значит, теперь за мной охотятся двое.

– Вы могли бы просто бросить это дело и оставить их в покое. Я думаю, этот вопрос никогда не разрешится – ни в ту, ни в другую сторону.

– Но вы еще не знаете, что я основываюсь не на досужих вымыслах, – сказал я. – Я знаю, кто убил Лэнгстона!

Он поставил свою банку с пивом на стол.

– И вы сможете это доказать?

– Пока еще нет.

– И никогда не докажете. Я думаю, вы ошибаетесь…

Я быстро наклонился к нему:

– Как вы сказали?

Он понял, что допустил промах, но было уже слишком поздно:

– Я хочу оказать, что вы промазали на целую милю от цели. Конечно же, вы ошибаетесь.

– Не надо, Келхаун! – сказал я резко. – Вы слишком хорошо меня поняли. Вы думаете, что я ошибаюсь! Значит, у вас тоже были сомнения – хотя бы совсем небольшие. На чем они были основаны?

Он злобно посмотрел на меня и промолчал.

– На чем они были основаны? – повторил я.

– Не собираюсь разводить сплетни, говоря о чужой жене, – буркнул он. – Я же вам сказал, что я – его друг.

Я вскочил и поставил банку с пивом на стол с такой силой, что часть содержимого выплеснулась на журналы.

– Черт бы вас побрал! А еще называется полицейский! Не собираетесь сплетничать, но зато спокойно наблюдаете, как невинную женщину распинают на кресте!

– Полегче на поворотах, Чэтэм! Я служил в полиции еще в те времена, когда вы ходили в школу!

Внезапно я понял, что делаю не то, что надо. Передо мной – единственный честный человек, которого я встретил в этом городе, а я лаю на него, как цепной пес.

– Простите, – сказал я и сел.

– Забудем лучше об этом, – сказал он. – Кажется, вас это тоже сильно задевает.

– Кажется, да, – сказал я.

– Что ж, вы – не единственный, кого это мучило и мучает. Если дать волю своим мыслям, то и с ума можно сойти. Дело закрыто, а вопрос остался открытым, понимаете? Самая банальная из всех историй: муж, жена и любовник, но только в данном случае никто не смог доказать даже того, что жена и любовник были знакомы. И что еще хуже: любовника нет в живых, так что вы не можете устраивать им очные ставки и ждать, пока один из них “расколется”.

– Все верно! – бросил я. – Но в этом случае у полиции должны возникнуть сомнения – та ли это женщина, и она должна начать розыски другой.

– Исключая тот случай, когда другой нет.

Я закурил сигарету:

– Вот в этом вы ошибаетесь! Другая не только есть – я даже знаю, кто она!.. Послушайте, Келхаун, почему мы не можем отказаться от игры в прятки и оказать прямо, что мы думаем? Любовницей Стрейдера была Цинтия Редфилд!

Он тяжело вздохнул:

– И вы говорите это после того, как я вам сказал, что он мой друг. Если я сейчас подниму трубку и позвоню ему, вам не выбраться из города живым, даже если сию секунду броситься бежать.

– Я это знаю.

– И вы готовы поверить моему слову, что я не скажу ему?

– Мне не нужно вашего слова.

– Почему?

– Комплимент за комплимент: мне нравится все то, что я о вас слышал.

Он удивленно посмотрел на меня и покачал головой:

– Ну, парень, смелости вам не занимать!

– Чего там!.. Я вот что вам лучше скажу. Допустим, что с точки зрения тех странных и бестолковых понятий о ценностях, которых, видимо, придерживается большинство людей, мы не должны обсуждать вопрос о том, может ли – или могла бы миссис Редфилд иметь любовника – об этом просто не принято говорить. Но никакой общественный закон не запрещает нам размышлять о том, виновата она или нет в сравнительно меньшем преступлении – вроде убийства! Ну что, поговорим чисто профессионально?

Он жестко усмехнулся:

– Вам бы адвокатом быть, а не полицейским.

– Ни тем, ни другим… Хочу стать архитектором по благоустройству, – ответил я. – Но вернемся к миссис Редфилд. У вас ведь тоже есть основания подозревать ее – иначе вы бы не поняли, куда я клоню.

– Что ж, возможно, – сказал он, неохотно соглашаясь. – Но это – лишь цепочка совпадений. Первое звено этой цепочки, естественно, – расположение их домов. Та женщина – если это была не миссис Лэнгстон – оставила машину Стрейдера у мотеля и до рассвета успела дойти до своего дома. Дом Редфилда, если идти через фруктовый сад, находится в четверти мили от мотеля. Но с другой стороны, если вы вздумаете подозревать всякого, кто живет на небольшом расстоянии от мотеля, то вы сможете заподозрить весь город. Ведь это – не Лос—Анджелес…

– Согласен, – сказал я. – Дальше!

Он загасил сигарету и устало вздохнул:

– Оба раза, когда Стрейдер приезжал сюда, Редфилда не было в городе.

Я кивнул:

– Я тоже об этом знаю, но как об этом сказать, чтобы меня не убрали?.. Ведь это решает все!

Он гневно ударил кулаком по столу:

– Что это решает? Разве можно обвинять женщину на основании только этого дурацкого совпадения! Послушайте, Чэтэм, ведь это – не какая–то там шлюха, которую он подцепил в пивной! Это – почтенная дама! Она была учительницей…

– Она была не только учительницей…

– Если вы намекаете на историю с ее первым мужем, то лучше давайте забудем о ней. Об этом знают все. Это был просто несчастный случай. Ни полиция, ни страховая компания ни на минуту в этом не сомневались!

– Конечно, – сказал я с горечью. – В этом и состоит беда мелких страховок. Если бы он был застрахован на сто тысяч, они наверняка бы полюбопытствовали, куда она потратила эти деньги.

– И куда же она их потратила?

– Она купила на них бар для человека, с которым встретилась за три месяца до того, как ее супруг пропустил через себя электроток!

Он весь напрягся.

– Что?!. И кто был… – Потом он вздохнул. – Неважно, вы уверены, что это был Стрейдер.

– Именно Стрейдер это и был! На нее я наткнулся потому, что прослеживал путь Стрейдера. Молодая женщина, которую он называл Цин, с волосами цвета красного вина. И жили они в Новом Орлеане весной и летом 1954 года, между ее отъездом из Уоррен—Спрингс и появлением здесь.

С минуту, уставившись на сигарету, Келхаун молчал. Потом сказал тоном очень усталого человека:

– Ладно, рассказывайте, как вы все это узнали. Начните с вашего приезда сюда.

Я рассказал ему все, сделав небольшую паузу только в то время, пока он ходил на кухню за пивом. Когда я закончил, он сказал:

– Вы никогда этого не докажете.

– Знаю, – ответил я. – С теми данными, что я имею, не докажу.

– Вы знаете, как поступит Редфилд?

– Но ведь она совершила убийство…

– Вы этого не знаете, вы только предполагаете. И прежде чем вы дойдете вообще до убийства, вам придется заявить Редфилду, что его жена – потаскуха. Хотите попробовать?

В этот момент зазвонил телефон, стоявший на краю стола. Келхаун протянул руку и снял трубку.

– Келхаун слушает!

Минуту он молчал, потом сказал:

– Кто? Руп Халберт? О’кей, пусть подойдет к телефону! – Последовала короткая пауза, а затем: – Руп? Это Келхаун! Бармен говорит, что вы начинаете шуметь… Отправляйтесь домой… О’кей!

И положил трубку на рычаг.

Я посмотрел на него и покачал головой:

– Вы командуете по телефону!

Он усмехнулся.

– Вообще–то Руп – неплохой парень. Беда только, что после нескольких порций ему мерещатся в пиве боксерские перчатки.

Покончив на этом с Руном, он сказал:

– Значит, вы считаете, что Лэнгстон в то утро поехал к Редфилду и застал их обоих?

– Иначе не могло быть.

– Но зачем же он заезжал? Даже если бы он забыл, что Редфилд не сможет поехать с ним на рыбалку, ему незачем было входить в дом.

– Попробуем рассуждать иначе, – сказал я. – Предположим, он знал, что Редфилда нет дома, но не знал, что там Стрейдер. Вспомните, ведь в тот раз Стрейдера зарегистрировала в мотеле миссис Лэнгстон.

Он тихо присвистнул:

– Если уж ты в чем убежден, сынок, то тебе наплевать на все. Лэнгстон пользовался огромным уважением. И не гонялся за бабами. К тому же Редфилд был его другом. И ко всему прочему, у Лэнгстона не было никаких оснований подозревать жену Редфилда.

– Я же просто сказал “попробуем”, – ответил я. – Черт бы вас побрал, Келхаун! Вы просто должны согласиться, что Лэнгстон вошел в дом и что именно это и стоило ему жизни! Иначе и не могло быть!.. Возможно, что он догадывался, что она собой представляет. Возможно, он когда–нибудь видел ее в обществе Стрейдера.

Келхаун покачал головой:

– Даже если предположить, что он действительно застал их вдвоем, я далеко не уверен, что они бы его убили.

– А что, если произошла ошибка? А если они подумали, что вернулся Редфилд и впали в панику? Правда, я сам не очень уверен. Тут есть еще неясности…

– В том–то вся и штука! Здесь в ваших гипотезах зияет большая дыра, с милю шириной, и старая загадка остается. Подозрение в соучастии должно было пасть на миссис Лэнгстон, и никто его не отвел. И неопровержимый факт – что убийца знала, что если дело станут расследовать, подозрение падет на нее. Но ни у кого ни на минуту не возникло мысли, что убийство могла совершить миссис Редфилд. Ведь они со Стрейдером могли бросить труп Лэнгстона в любую канаву, и никто бы не заподозрил их.

– Стоп! – перебил я. – Я потратил много времени, пытаясь ответить на этот вопрос. Цинтия Редфилд и есть убийца; но она только думала, что ее могут заподозрить. Вполне естественная ошибка…

Он покачал головой:

– Не понимаю.

– Представьте себя на минуту на месте миссис Редфилд. Вы смотрите на труп человека, которого вы только что убили, и понимаете, что совершенно не имеет значения, когда и где обнаружат этот труп, – все равно люди узнают, что последним местом, куда заехал Лэнгстон – и это можно неопровержимо доказать – был ваш дом…

– Но ведь вовсе не предполагалось, что он туда поедет… – Он замолк и уставился на меня. – Ох ты черт возьми!

– Вот именно! – сказал я. – Она–то этого не знала! Зато видела, что Лэнгстон приехал в рыболовном костюме и что он явно заехал за Редфилдом, как это делал десятки раз. Может быть, она даже не знала, что они собирались на рыбалку. А может быть, и знала, но решила, что Редфилд забыл предупредить Лэнгстона. И в том и в другом случае она могла подумать, что и Редфилд, и миссис Лэнгстон знают, что Кендэл должен заехать в дом Редфилда…

– Черт возьми! – повторил он.

– И единственный изъян во всем этом деле, – продолжал я, – заключается в том, что даже если все так и было, никто никогда не сможет сказать ни одного слова в доказательство. Нет ни одной ниточки, за которую можно зацепиться – ведь двое из трех участников дела мертвы, а третьему нужно только сидеть тихо и молчать. Ей ничто не угрожает, ни с какой стороны.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Он кивнул:

– Абсолютный тупик.

– Подождите! – сказал я. – Существует возможность, что все было не так просто… Может быть, в то утро Лэнгстон наскочил на что–то более серьезное, чем неверная жена? И не только на них двоих?

– Вы имеете в виду человека с дробовиком?

– Да… и вспомните: женщина, которая звонила мне, чтобы отправить в тот амбар, была определенно не миссис Редфилд.

– Значит, вся ваша теория с любовником летит к чертям. Женщины, обманывающие мужей, избегают огласки и не принимают соседей.

– На первый взгляд, – сказал я. – Но я не уверен. Позвольте задать вам один вопрос: не было ли в ту ночь совершено еще одного преступления? Ограбления? Кражи? Чего–нибудь?

Он призадумался:

– Нет, кажется, ничего не было.

– Попытайтесь вспомнить хорошенько! Может быть, убийство Лэнгстона просто вытеснило это из памяти.

– Для этого мне надо просмотреть книгу происшествий. Во всяком случае о всех происшествиях должны сообщать в контору шерифа. А что?

– Остаются кое–какие неясные моменты, – сказал я. – Когда вы пытались задержать Стрейдера, он выхватил пистолет. Кто–нибудь обратил внимание на то, что он был вооружен?

– Но ведь он только что совершил убийство. Перед этим фактом ношение оружия – пустяк.

– Это не ответ… Спрашивается: с какой целью он носил оружие? Лэнгстон был убит не выстрелом, так что пистолет тут вообще ни при чем. И вообще: убийство Лэнгстона было, по–видимому, случайным. Возможно, Стрейдер прибыл сюда не только на встречу с женщиной, но и с другой целью. Агенты по продаже земельных участков обычно не разъезжают с оружием в руках.

– Но за ним не числилось никакого криминала.

– Никакого. Но ведь все с чего–то начинают. Зачем ему пистолет? И откуда он у него взялся?

– Он был украден из магазина спортивных товаров в Тампа, около года назад. И он мог пройти через десятки рук, прежде чем попал к нему.

– Это тоже ничего не объясняет. Ведь он не нуждался в оружии.

– Минутку! – вдруг сказал Келхаун. – Вы спрашивали меня, не было ли в ту ночь других происшествий… – Он внезапно замолчал. – О, черт возьми! Это было в Джорджии!

– Что именно? – спросил я.

– Банда чуть не разрушила весь городок, и только ради того, чтобы похитить пару паршивых сейфов. Убили человека, вывели из строя электроподстанцию, сожгли один из больших баков с бензином – словом, по меньшей мере на сто тысяч долларов убытку, а прибыли они получили всего тысяч десять.

– И это случилось в ту же самую ночь?

– Почти наверняка… Но, черт возьми, это же было в Уивертоне, штат Джорджия. Почти сто миль отсюда.

– Кого–нибудь поймали?

– Гм… Насколько мне известно, никого. Но это не имеет к нам никакого отношения.

Но я уже был сам не свой:

– Вы говорите: два сейфа? Откуда их похитили?

– По–моему, один был в универсаме, а другой – в ювелирном магазине.

– Так вот, слушайте… – сказал я быстро, но в этот момент зазвонил телефон, и он снял трубку.

– Келхаун, – сказал он. – Да… Праулер? Где он опять?.. О’кей!

Он положил трубку и вскочил на ноги:

– Мне надо в Ист–энд, но я вас немного подвезу. Вы были на машине?

– Нет, – сказал я, поспешно следуя за ним. – Я возьму такси.

– Я хочу продолжить разговор, – сказал он, когда мы помчались в сторону Спрингер–стрит. – Зайдете около полудня? Я к этому времени вернусь.

– Конечно, – сказал я. – Может быть, вы еще что–нибудь откопаете насчет этой истории в Уивертоне.

– Что–нибудь конкретное?

– Угу. Если это случилось в ту же самую ночь, и если никто из шайки действительно не пойман, то посмотрите, нельзя ли узнать, какая сигнализация была в этих магазинах?

Он остановил машину на углу:

– Сигнализация?

Но я уже вылез из машины, а он рванул на зеленый свет, не дожидаясь моего ответа.

Я застегнулся на все пуговицы, стараясь спрятать порванную сорочку, и поспешил через улицу к стоянке такси, преследуемый молчанием и нарочно невидящими взглядами. Для всех я был Чэтэм, скандалист, бандит, несущий на себе печать своего ремесла – разбитую голову, порванную одежду и израненные руки. Когда я сел в такси и дал шоферу свой адрес, тот, не оборачиваясь, хмуро сказал:

– Я и так знаю, где вы живете.

Я оставил эту реплику без внимания. Даже если мне впредь в течение недели больше никуда не ввязываться, то все равно можно считать, что недельную норму по скандалам и дракам я уже превысил.

Когда мы остановились у мотеля, я с удивлением огляделся: машина миссис Лэнгстон исчезла, а дверь в бюро была полуоткрыта. Возможно, она забеспокоилась и поехала меня искать? Я взглянул на часы: двадцать минут одиннадцатого. Она бы не оставила дверь открытой! Я быстро расплатился с шофером и поспешил в дом. В вестибюле было темно, но сквозь портьеру, закрывавшую вход в комнату, просачивался свет. Я кинулся туда и оцепенел. Кофейный столик был опрокинут, его стеклянный верх разбит, а среди осколков разбитой пепельницы по всему ковру валялись окурки. Тут же, на мокром кофейном пятне, валялась разбитая чашка.

Я бросился в спальню. Там все было в порядке. Я бросился обратно через комнату и включил свет в вестибюле. Никаких следов борьбы, насилия, пятен крови. И тем не менее, она не оставила бы дверь открытой…

Я выругал себя за затяжку времени и схватился за телефон. Звонить Келхауну бесполезно – его нет дома, да к тому же его полномочия кончились у городской черты. Единственной моей надеждой оставался Редфилд Я отыскал его домашний номер, начал набирать, в спешке перепутал цифры, и пришлось все начинать сначала. Наконец в телефоне послышался голос Цинтии Редфилд.

– Говорит Чэтэм из “Магнолии Лодж”, – сказал я торопливо. – Ваш супруг дома?

– Мой супруг? – удивленно переспросила она. – Нет… Я думала, что он у вас, мистер Чэтэм. Я уже десять минут пытаюсь дозвониться до вас.

– Вы считали, что он у нас? – спросил я.

– Я так поняла… Во всяком случае, человек, который пришел к нам, сказал, что хочет сообщить ему что–то связанное с “Магнолией” и с миссис Лэнгстон.

– Он еще у вас?

– Да… Что–нибудь передать?

– Задержите его! – бросил я и сразу вызвал такси.

Когда мы остановились у дома Редфилда, машины перед ним не оказалось Видимо, тот человек уже уехал. Однако из–за угла виднелся фургон Редфилда. Наверное, Келли уже дома. Я сунул водителю доллар и поспешно зашагал по дорожке.

В дверях появилась Цинтия Редфилд.

– О, прошу вас, входите, пожалуйста, мистер Чэтэм.

– Он уже уехал? – спросил я поспешно.

Она кивнула:

– Но только в город, поискать Келли. Если он его не найдет, то вернется сюда. Входите в комнату, мистер Чэтэм. Я попробую еще раз позвонить.

Я пошел вслед за ней по короткому коридорчику. В конце он сворачивал направо, видимо, в столовую и кухню. Налево была дверь в гостиную. Мы вошли. На противоположном конце комнаты находились камин и дверь в другой коридор, ведущий в спальни, находящиеся в другом крыле дома. Справа – широкое окно, выходящее во внутренний дворик, но оно было задернуто плотными занавесками. В комнате было еще одно, тоже занавешенное окно, перед которым живописно сгруппировались диванчик, кофейный столик и два современных шведских кресла. Слева от меня стоял проигрыватель и рядом с ним – низенький столик с журналами в ярких красочных обложках. В комнате работал кондиционер.

– Что он сказал? – спросил я.

Она обернулась и, улыбнувшись, покачала головой, отчего ее “конский хвост” тоже закачался:

– Он – кубинец, и его трудно понять, особенно, когда он волнуется. Но, кажется, это касалось миссис Лэнгстон… Что–нибудь случилось?

– Она исчезла…

– Ну, видимо, ничего серьезного, – сказала она ободряюще. – Однако мы теряем время. Дайте я еще раз позвоню!

Телефон стоял на специальном столике между диваном и проигрывателем. Она набрала номер.

– Говорит миссис Редфилд… Вы не скажете, мой муж вернулся? О, благодарю вас! – она стала ждать.

– А тот кубинец, – настойчиво сказал я, – он что, из местных? Как его зовут и где я могу его найти?

Она прикрыла трубку рукой.

– Его зовут Монтойя, – сказала она. – Он живет на ферме, сразу за чертой города. Он часто приходит, потому что Келли может поговорить с ним по–испански… – Она кивком указала на кресло. – Садитесь, мистер Чэтэм!

Я поблагодарил ее, но остался стоять. Она просто непостижима. Я не сомневался в том, что она убила человека, может быть, двух, но поверить в это было просто невозможно Я смотрел на ее скромное ситцевое платье, на мягкие домашние туфли, на “конский хвост”, схваченный на затылке круглым гребнем, и на спокойное загорелое лицо.

Тайное воображение рисует женщин–убийц стройными и узкобедрыми, порхающими в облаках нейлона, которого ровно столько, чтобы оставить вас в сомнении, какого цвета у них соски – кораллового или розовато–лилового. И они носят при себе крупнокалиберные револьверы – только один бог знает, где они их прячут. Но эта женщина выглядела типичной молодой домохозяйкой, которая года через четыре будет матерью двух детей и постоянной посетительницей автогонок в детском саду. Может быть, я просто рехнулся.

В комнате царила тишина, нарушаемая лишь легким постукиванием ее ногтей по телефонному столику, пока она ждала ответа. Я бесцельно бродил по комнате, как вдруг мой взгляд упал на яркую обложку одного из журналов. На этой обложке красовалась фотография музыканта с гитарой, и ею имя было напечатано довольно крупными буквами: Карлос Монтойя.

Монтойя!

Мне сразу стало не по себе. “Нет, – подумал я. – И тем не менее…”

– Хорошо, благодарю вас, – сказала она в трубку, закончив тем самым разговор. – Там его нет. – Она слегка нахмурилась. – Может, позвонить в кафе Феррара? Он часто туда заходит…

Она повернулась было к телефону, но вдруг потянула носом и взглянула на кофейный столик.

– Сначала я уберу эту противную пепельницу, а то запах никотина пропитывает все мои занавески!

Она подхватила пепельницу и прошла мимо меня. В пепельнице лежали два окурка, и один из них был овальной формы, с очень черным табаком. Мои нервы немного расслабились.

Когда она вернулась, я спросил:

– Вы все–таки хоть что–нибудь поняли из слов Монтойи?

Она заколебалась:

– Ну, это, наверное, звучит страшнее, чем на самом деле, особенно в его интерпретации. Но, как я поняла, он поехал к ней насчет покупки старого мотора для лодки, а она как раз в этот момент садилась в машину с двумя мужчинами. Они поддерживали ее под руки, словно она была пьяна, и он не смог поговорить с ней. Но давайте я позвоню в кафе, а если Келли там нет, то в дорожный патруль.

Она вернулась к телефону и набрала номер. Я ждал, дрожа от нетерпения. Ожидая ответа, она повернулась ко мне лицом.

В следующий момент она вдруг вскрикнула: “Келли! Келли!” и как будто случайно сбросила телефонный аппарат вместе с трубкой на пол.

Что я мог сделать? Только быть при сем немым свидетелем. Каким–то отдаленным уголком мозга я подумал о том, как выглядит ее загар при искусственном освещении.

А она перегнулась назад и опрокинула столик, а потом схватила с дивана подушку и бросила ее на телефонный аппарат, уже валявшийся на ковре.

Взявшись обеими руками за ворот платья, она с силой дернула его вниз, и передние швы треснули до самой талии. Разумеется, на ней не было ни комбинации, ни бюстгальтера. Загар выглядел совсем неплохо.

– Через две минуты он будет здесь! – сказала она, критически оценив результат своих действий.

– А вы не подумали о том, – мрачно сказал я, – что для того, чтобы вас прикончить, мне понадобилось бы гораздо меньше времени?

– Подумала, – сказала она и распушила свои волосы, перекинув их на грудь. – Но зачем вам это? Вы не тот человек. Вы можете спастись, если сразу броситесь бежать.

– Еще бы! – сказал я. – Жаль, что я потерял такой великолепный шанс!

Она расстегнула на мне куртку и увидела лохмотья моей рубашки.

– Пожалуй, вы и так хороши, не правда ли? Ну? Чего же вы стоите? Вы не собираетесь бежать?

– Нет, – сказал я. Я уже слышал вой сирены. – Меня подстрелят, прежде чем я добегу до шоссе! Я просто разоблачу вас! Ваш супруг не так глуп, как вы предполагаете!

– О, так вы еще и оптимист, а? – Она сунула руку под юбку и переступила через упавшие трусики.

– Не понимаю только, зачем вам все это понадобилось? – спросил я. – Ведь вы были в полной безопасности! Никто ничего не смог бы доказать.