Текст книги "Частный детектив. Выпуск 1"

Автор книги: Джеймс Хедли Чейз

Соавторы: Джон Диксон Карр,Чарльз Вильямс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 40 страниц)

– Я слышал также, – сказал доктор Фелл, – что сейчас никто не может его исполнить.

– Вот именно! Вот поэтому Флей и начал готовить реквизит для этого фокуса. Не знаю, удалось ли ему это. Я думаю, что присоска нужна была ему для того, чтобы брошенная вверх веревка закрепилась за что–нибудь. Но я не знаю, как это делается.

Хедли кивнул.

– Я слышал о подобных вещах, но сам никогда не видел и даже сомневался в их существовании. Взгляните сюда! Это присоска. Вы наверняка видели похожие в детских игрушках. Пружинный пистолет выстреливает стрелу с миниатюрной присоской на конце и она прилипает к стене.

– Вы хотите сказать, – сказал Рэмпол, – что взломщик прикрепляет эту штуку к стене и она может удержать его на веревке?

Хедли задумался.

– Говорят, что так они и действуют. Я, конечно, не знаю…

– Но как он освободит ее? Он что, уйдет и оставит ее висеть?

– Конечно, он нуждается в сообщнике. Если сжать эту штуковину с боков, под нее попадет воздух и она отвалится. Все равно не понимаю, как он ею мог пользоваться?

О’Рурк, внимательно осмотрев веревку, вежливо кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание.

– Послушайте, джентльмены, – сказал он, – я не хочу вам мешать, но все это – чепуха.

Хедли обернулся к нему:

– Почему? Вам что–нибудь известно об этом?

– Держу пари, – ответил О’Рурк, – что эта штука принадлежала Флею. Дайте мне ее на минутку, и я скажу точно. Так. Хотя я не совсем уверен, что это его веревка. Здесь много всяких странных деталей. Но…

Он взял веревку в руки и пропустил ее сквозь пальцы, пока не дошел до середины. Здесь он удовлетворенно хмыкнул.

– И кто–то должен был взбираться по ней, – сказал Хедли, – взбираться и исчезать?

– Ну, если только ребенок… – ответил О’Рурк задумчиво. – Но я скажу вам: эта штука не выдержит веса взрослого человека. Я бы показал вам, джентльмены, но у меня рука сломана…

– Думаю, что это ни к чему, – сказал Хедли. – Самерс! Вы составили словесный портрет этого типа?

Самерс кивнул.

– У нас не будет трудностей с его розыском, сэр. Он проживал под именем “Джером Барнэби” – скорее всего фальшивым. Но у него есть особая примета, которую невозможно скрыть – деревянная нога, сэр!

Глава 14
ЗАГАДКА ЦЕРКОВНЫХ КОЛОКОЛОВ

Неожиданно доктор Фелл громко рассмеялся. Сидя на красно–желтом диване, который угрожающе скрипел под ним, он хохотал до слез:

– Ой, не могу! – приговаривал он. – Вот это да!

– Что вы имеете в виду? – спросил Хедли, – не вижу ничего смешного. Неужели это не убеждает вас, что Барнэби виноват?

– Это окончательно убеждает меня, что он невиновен! – ответил Фелл, доставая из кармана красный носовой платок, чтобы вытереть глаза. – Я подозревал, что в одной из комнат мы найдем что–нибудь в этом духе. Это было бы слишком хорошо, чтобы оказалось правдой. Барнэби – Сфинкс без загадки, преступник без преступления…

– Вас не затруднит объяснить?

– Нисколько. Хедли, оглянитесь вокруг и скажите, что напоминает вам это место? Вы когда–нибудь встречали хоть одного взломщика, вообще преступника, который бы обставлял свое тайное убежище так бестолково, в таком “романтическом” вкусе? С отмычками, разложенными на столе, с микроскопом и таинственными химикатами? Настоящий взломщик, настоящий преступник всегда старается, чтобы его логово выглядело добропорядочнее, чем у церковного старосты. А эта обстановка непохожа даже на то, что здесь кто–то играл во взломщика. Но если вы чуть–чуть подумаете, то поймете, что это вам напоминает по сотням книг и фильмов. Это выглядит так, как будто кто–то играл здесь в детектив…

Хедли задумчиво огляделся, сбитый с толку.

– Когда вы были ребенком, – продолжал доктор Фелл, – разве вы не мечтали о тайном убежище? И не представляли, что люк на чердак – это тайный ход? Разве вы не играли в Великого Сыщика? Кто–то уже говорил вам, что Барнэби – криминалист–любитель. Может, он пишет книгу. В любом случае у него есть и время, и деньги на это. Да мало ли среди нас таких “взрослых детей”? Он создал свое “alter ego”[4]4
  Второе я (латин.).


[Закрыть]. Он занимался этим втайне, потому что его окружение высмеяло бы его, если бы узнало.

– Но, сэр… – возразил Самерс.

– Подождите, – перебил его Хедли, – я понимаю, что все здесь выглядит неубедительно. Но что вы скажете насчет следов крови и этой веревки? Веревка принадлежит Флею, не забывайте. А кровь?

Доктор Фелл кивнул.

– Н-да! Боюсь, вы не совсем правильно меня поняли. Я не сказал, что эта квартира не могла играть никакой роли в нашем деле. Я лишь предупредил вас, чтобы вы не заблуждались относительно двойной жизни Барнэби.

– Мы скоро все это выясним, – проворчал Хедли, – и если он – убийца, то мне нет дела до того, насколько невинной была его двойная жизнь. Самерс!

– Сэр?

– Отправляйтесь на квартиру к мистеру Джерому Барнэби, – я понимаю ваше удивление, но я имею в виду другую квартиру. Я дам вам адрес. Вот: Блумсбери–сквер, 13 А, второй этаж. Запомнили? Доставьте его сюда под любым предлогом. Ни о чем не спрашивайте и не отвечайте на его вопросы. Вам понятно? Идите!

Самерс вышел. О’Рурк, с неподдельным интересом слушавший их разговор, подал голос:

– Ну что ж, джентльмены, я рад, что вы напали на след. Я не знаю, кто такой этот Барнэби, но кажется, вы с ним уже знакомы. У вас есть еще вопросы ко мне?

Хедли порылся в своей папке.

– Вот ваши показания, – он вынул лист бумаги. – Вы можете к ним что–нибудь добавить? Вы уверены, что Флей говорил вам, будто его брат снимает квартиру на этой улице?

– Именно так он и сказал, сэр. Он говорил, что видел его где–то здесь.

– Но это не одно и то же. Как именно он сказал?

О’Рурк задумался.

– Он сказал: “У него там квартира, я видел его на той улице”. Да, да, кажется именно так он и сказал!

– Вы уверены в этом? Вспомните!

– Я и вспоминаю! Поставьте себя на мое место. Я не помню дословно, но это еще не значит, что я говорю неправду. Это самое большее, что я могу для вас сделать.

– Что вам известно о его брате? Флей когда–нибудь раньше упоминал о нем?

– Ни разу! Ни слова! Я хочу, чтобы вы правильно меня поняли: когда я говорил, что знаю Флея лучше всех, это вовсе не означает, что я знал что–нибудь о нем. Никто о нем ничего не знал. Он не из тех, кто после нескольких кружек пива расскажет вам все о себе. Это все равно, что пытаться свести дружбу с Дракулой.

– Самая главная загадка, с которой мы столкнулись, – сказал Хедли, – это невероятность ситуации. Вы видели сегодняшние газеты?

– Да, – глаза О’Рурка сузились, – а что?

– В обоих убийствах преступник использовал какой–то трюк, фокус. Вы говорили, что знаете фокусников–эскапистов и их приемы. Вы не могли бы предположить, какой из них мог быть использован?

О’Рурк засмеялся, демонстрируя два ряда прекрасных зубов

– Вот оно что! Понятно! Послушайте, скажу вам честно: когда я предложил вам испробовать эту веревку, я заметил ваш взгляд. Вы заподозрили меня? Я так и подумал. Успокойтесь, я не способен на такие чудеса. Что касается вашего вопроса… Я здесь не авторитет, а если что и знаю, то предпочитаю помалкивать. Своего рода профессиональная этика. Поэтому я стараюсь не болтать о всяких фокусах с исчезновениями и прочим.

– Почему?

– Потому, – ответил многозначительно О’Рурк, – что, во–первых, большинство людей сильно разочаровывается, когда узнает секрет фокуса. К тому же секрет этот обычно так прост, что люди просто не верят, что их одурачили. Они говорят: “О черт! Не говорите нам обо всем этом! Я видел это всего секунду”. Во–вторых, в фокусе с исчезновением обычно участвует помощник. Это разочаровывает людей еще больше. Они говорят: “Ну, так вам помогали…”, как будто это самое главное.

Он нервно затянулся.

– Странная все же бывает публика. Они идут смотреть фокусы, вы им говорите, что это фокусы, они платят деньги, чтобы увидеть фокусы. И все равно они почему–то разочаровываются, когда узнают, что это не настоящая магия. Когда они слышат объяснение того, как человек выбрался из закрытого ящика или завязанного мешка, который они проверяли, они огорчаются, узнав что это – трюк. Чтобы быть хорошим фокусником–эскапистом, нужно быть хладнокровным, сильным, опытным и быстрым, как молния. А еще – иметь мозги. Но люди предпочитают, чтобы это была настоящая магия, которая не под силу обычному человеку. А на самом деле ни один человек, кто бы он ни был, никогда бы не смог пройти сквозь стену, пролезть в замочную скважину и так далее. Возьмем для примера фокус с завязанным и запечатанным мешком, вот один из способов. Выходит исполнитель – в середине группы людей, с легким мешком из черного муслина или сатина, достаточно большим, чтобы войти туда в полный рост. Он залезает в мешок. Его ассистент затягивает этот мешок примерно на шесть дюймов ниже края и крепко завязывает его длинным платком. Затем люди из публики могут добавить еще узлов, если хотят и запечатать узлы, его и свои, воском, со своими печатями – все что угодно. Бац! Исполнителя закрывает ширма. Через тридцать секунд он выходит, а через руку у него переброшен мешок, все узлы завязаны и опечатаны, как были. Оп–ля!

О’Рурк сделал паузу, затянулся, потом продолжал.

– Теперь, джентльмены, мы подходим к главному. Мешков два, оба совершенно одинаковы. Один из них фокусник сворачивает и засовывает за пазуху. Когда он залезает в мешок и ассистент встряхивает и затягивает его поверх головы исполнителя, появляется на свет дубликат. Он высовывается на шесть дюймов из первого мешка и, черный на черном, выглядит как его верх. Ассистент завязывает дубликат, прихватив самый краешек верхнего мешка, так что снаружи ничего не заметно. Потом идут узлы и печати. Когда исполнитель оказывается за ширмой, то ему остается сбросить мешок, в котором он стоит, спрятать его за пазуху и выйти, держа завязанный и запечатанный дубликат. Вам все понятно? Это очень просто, а публика ломает голову над загадкой. Но когда они узнают, как это делается, они говорят: “А, так вам помогали…”

Хедли, вопреки обыкновению, слушал с интересом, а доктор Фелл – с детским любопытством.

– Я понимаю, – сказал Хедли, – но человек, которого мы ищем, который совершил эти два убийства, не мог иметь помощников! Кроме того, это не фокус с мешками…

– Понятно, – сказал О’Рурк, – тогда я расскажу вам еще об одном эффектном трюке. Его можно демонстрировать на любой сцене, вплоть до открытой площадки, где нет ни потайных люков, ни прочих хитрых приспособлений. Выезжает верхом на коне фокусник в шикарном голубом костюме, на шикарной белой лошади. С ним выбегает группа ассистентов в белых одинаковых костюмах, с обычным цирковым “оп–ля!”. Они сначала бегают по кругу, потом двое ассистентов взмахивают большим веером, который – всего на мгновение – закрывает фокусника. Веер падает – его кидают в публику, чтобы она убедилась, что все – о’кей, а человек на лошади исчез. Он испарился прямо с центра арены. Оп–ля!

– И как же это делается? – спросил Фелл.

– Очень просто! Человек и не покидал арену. Но вы не видите его потому, что шикарный голубой костюм сделан из бумаги – поверх настоящего белого костюма! Когда поднимается веер, он срывает с себя голубой костюм и прячет его под белый. Он спрыгивает с лошади и просто присоединяется к группе ассистентов в белых костюмах. Дело в том, что никто никогда не пытается заранее сосчитать ассистентов и они все вместе уходят. Это – основа большинства фокусов. Вы смотрите на кого–то и не видите его или, наоборот, видите что–то, чего на самом деле там нет.

В комнате было тихо, слышалось завывание ветра за окном. Вдалеке раздался звон церковных колоколов. Хедли потряс своей записной книжкой.

– Мы уходим от темы, – сказал он. – Все это достаточно интересно, но какое все это имеет отношение к делу?

– Никакого, – согласился О’Рурк, – я рассказал вам, потому что вы спросили. И чтобы показать, против кого вы играете. Не хотел бы вас огорчать, сэр, но если против вас – опытный иллюзионист, у вас нет абсолютно никаких шансов на выигрыш. Эскаписты – народ ученый и это их работа. И нет на земле тюрьмы, которая смогла бы их удержать

Хедли помрачнел.

– Мы еще посмотрим. Главное, что меня интересует, – это почему Флей послал своего брата совершить убийство. Флей был иллюзионистом, Флей и должен был бы это сделать. Но он этого не сделал. Был ли его брат таким же, как он?

– Не знаю. Во всяком случае, я не встречал его имя на афишах. Но…

– Минуточку, Хедли, – перебил доктор Фелл, – приготовьтесь к встрече гостей через пару минут. Взгляните туда – только не подходите близко к окну!

Он показал рукой. Прямо под окном по аллее шли двое, сутулясь от холодного ветра. Они свернули с Гилфорд–стрит и, к счастью, смотрели себе под ноги. В одной из фигур Рэмпол узнал Розетту Гримо, второй был высоким мужчиной, опиравшимся на палку, его правый ботинок был необычайно толст.

– Выключите свет в остальных комнатах, – велел Хедли. Потом повернулся к О’Рурку: – Я попрошу вас об одном одолжении. Быстрее спускайтесь вниз и отвлеките чем–нибудь домовладелицу. Задержите ее до тех пор, пока я вам не скажу. Захлопните за собой дверь.

Доктор Фелл был удивлен.

– Послушайте, вы же не собираетесь спрятаться, чтобы подслушать их ужасные секреты? – спросил он. – Да они же сразу обнаружат нас! Здесь сильно накурено – О’Рурк постарался.

Хедли задернул занавески.

– Ничего не поделаешь, мы должны попробовать. Будем сидеть тихо. Если у них что–то на уме, они могут выдать себя сразу же, едва войдя в квартиру. Людям это свойственно. Кстати, что вы думаете об О’Рурке?

– Я думаю, – сказал доктор Фелл, – что О’Рурк – самый наблюдательный и надежный свидетель по этому кошмарному делу. Он спас мое интеллектуальное самолюбие. Он для меня – как церковные колокола.

Хедли, который подсматривал сквозь щель между шторами, обернулся.

– Церковные колокола? Какие колокола?

– Обычные церковные колокола, – ответил доктор Фелл, – я хочу сказать, что, когда я блуждал в потемках, эти колокола раскрыли мне глаза. Они удержали меня от ужасной ошибки… Да, да, я вполне здоров. Это просветление, Хедли! Наконец–то, просветление!

– Может быть, вы прекратите говорить загадками? Неужели церковные колокола объяснили вам трюк с исчезновением убийцы?

– О нет! – сказал доктор. – К сожалению, нет. Они всего лишь сообщили мне имя убийцы.

В комнате воцарилась напряженная тишина, так что было слышно дыхание присутствующих. Внизу хлопнула дверь и послышались шаги двух человек по лестнице. Одни шаги были легкими и быстрыми, другие – тяжелыми и неторопливыми. Шаги приближались. Раздался звук открываемого замка, дверь раскрылась и вновь захлопнулась. Потом щелкнул выключатель.

– Значит, вы потеряли ключ, который я вам дал, – раздался низкий мужской голос, – и вы говорите, что не приходили сюда вчера вечером?

– Ни вчера вечером, – ответил рассерженный голос Розетты Гримо, – ни в какой другой из вечеров. Я вообще никогда не собиралась сюда приходить. Вы меня немного испугали. Теперь, когда я здесь, я невысокого мнения о вашем убежище. Приятно ли вы провели время вчера вечером?

– Вот что, вы, чертовка! – отозвался мужской голос. – Я вообще здесь вчера не был и не думал сюда приходить!

– Вы лжете, Джером, – спокойно ответила Розетта.

– Почему вы так думаете?

Хедли резко распахнул дверь комнаты.

– Мы тоже хотели бы услышать ответ, мистер Барнэби, – сказал он.

Их лица застыли в испуге и удивлении, словно изображенные на моментальном фотоснимке. Розетта Гримо вскрикнула, прикрыв лицо руками. Джером Барнэби не пошевельнулся. Вдруг резким жестом он сорвал с головы шляпу и швырнул ее на диван.

– Ну? – гневно спросил он. – Что вам угодно? Трое на одного, да? У меня, правда, в трость залит свинец…

– Не надо, Джером, – перебила его девушка, – они из полиции.

– О! Полиция! – иронически отозвался Барнэби. – Я польщен. Взломали и вошли, да?

– Вы – жилец этой квартиры, – сказал Хедли, – и не являетесь домовладельцем. Не объясните ли вы, что означают все эти восточные украшения?

Лицо Барнэби побагровело.

– Послушайте, вы! – прорычал он, угрожающе поднимая трость. – Какого черта вам здесь нужно?

– Во–первых, пока мы не забыли, я хочу спросить, о чем вы говорили, когда вошли сюда?

– Вы что, подслушивали?

– Да. И к сожалению, мы не смогли услышать главного. Мисс Гримо сказала, что вы были в этой квартире вчера вечером. Это правда.

– Я здесь не был.

– Вы не были… Он был, мисс Гримо?

К ней уже вернулось самообладание, и она заговорила спокойным голосом, лишенным каких бы то ни было эмоций:

– Раз уж вы подслушали, отрицать не имеет смысла, не так ли? Не знаю, зачем вам это нужно. Я ничего не могу поделать с собой после смерти моего отца… Кем бы Джером не был – он не убийца. Но поскольку это вас интересует, то я скажу: да, Джером был в этой квартире вчера вечером.

– Как вы узнали об этом, мисс Гримо? Вы были здесь?

– Нет. Но я видела свет в окне этой комнаты в половине одиннадцатого.

Глава 15
ОСВЕЩЕННОЕ ОКНО

Барнэби с удивлением посмотрел на Розетту, словно видел ее впервые. Потом он заговорил спокойным ровным голосом, резко отличавшимся от его прежнего агрессивного тона.

– Послушайте, Розетта, будьте осторожнее! Вы понимаете, о чем вы говорите?

– Да, конечно. Хедли вмешался.

– В половине одиннадцатого? Как вы могли увидеть этот свет, если в это время находились вместе с нами в своем доме?

– О нет! Я не была там, если вы помните. То есть была, но не в это время. Я была в больнице вместе с врачом у изголовья моего умирающего отца. Не знаю, известно ли вам, но задняя стена больницы находится напротив задней стены этого дома. Я случайно выглянула в окно и увидела. В этой комнате горел свет и в ванной, кажется, тоже, хотя я в этом и не уверена…

– Откуда вам известно расположение комнат, – спросил Хедли, – если вы никогда здесь не бывали?

– А я заметила это только сейчас, когда мы вошли сюда. Вчера вечером я не знала расположения комнат. Я знала только, что он снимает эту квартиру и где находятся ее окна. Шторы были задернуты неплотно, потому я и заметила свет.

Барнэби все еще разглядывал ее с удивлением.

– Один момент! Э–э–э… Инспектор! – сказал он. – Послушайте, Розетта, а вы не могли ошибиться окнами? Или перепутать дом?

– Нет, Джером, этот дом стоит по левую сторону аллеи, и квартира находится на верхнем этаже.

– И вы видели там меня?

– Нет, я сказала, что видела только свет. Но об этой квартире знали только вы и я. И поскольку вы пригласили меня сюда вчера вечером и сказали, что будете ждать…,

– О боже! – воскликнул Барнэби. – Интересно, насколько далеко вы можете зайти? Продолжайте, пожалуйста! Мне интересно знать, насколько у вас хватит совести?

– Да что вы? – притворно изумилась Розетта. – Да, да! Мы договорились о свидании! Теперь я не могу с уверенностью сказать, что мне этого хотелось. Скорее мне хотелось проверить, действительно ли он тот добрый старинный друг семьи, за которого себя выдает…

– Только не называйте меня так! – резко возразил Барнэби. – Ради бога, не называйте меня так! Хотел бы я знать, когда вы говорите правду, а когда – лжете, как (простите меня, джентльмены) маленькая лживая сучка!

Розетта, пропустив оскорбление мимо ушей, спокойно продолжала:

– …Или же он просто грязный шантажист, которого интересуют, конечно, не деньги, а я. Вы сказали: сучка? Сука – если вам так угодно! Я согласна, я заслуживаю этого. Но почему? Потому что вы отравляете все, к чему прикасаетесь! Эти ваши грязные намеки…

– Намеки на что? – спросил Хедли.

– На прошлое моего отца. На мое происхождение, например. Но это неважно, все это меня нисколько не волнует. Речь идет о куда более страшных вещах… А я – то думала, что старик Дрэймен – шантажист… Вчера вечером Джером предложил мне прийти сюда. Почему вчера? Да потому что по субботам я обычно встречаюсь с Бойдом, и это должно было утолить тщеславие Джерома. Но я не пошла – надеюсь, вы поймете меня, хотя он нравится мне, и я ничего не могу с этим поделать. Это так ужасно…

– Мы должны выяснить все до конца, – сказал Хедли. – На что вы намекали, мистер Барнэби?

Барнэби ответил не сразу. Сначала он долго разглядывал свои руки, о чем–то размышляя. Наконец он поднял голову и заговорил.

– Я никогда и не думал ни на что намекать. Да, строго говоря, это было, но не преднамеренно. Клянусь, я не хотел. Иногда, знаете ли, само вылетает… Для меня это было захватывающей игрой в детектив, не больше. Я никогда не принимал ее всерьез. Я не думал, что вы воспримете все так серьезно, Розетта, и если это – единственная причина вашего интереса ко мне, и вы приняли меня за шантажиста – я приношу вам свои извинения. – Он сделал паузу, потом продолжал:

– Посмотрите на эту квартиру, джентльмены! Особенно на гостиную – вы ее уже видели. И вы найдете ответ: “Великий Сыщик”, старый мечтательный дурак на деревянной ноге…..

– И как, удалось ли Великому Сыщику узнать что–нибудь о прошлом доктора Гримо? – насмешливо спросил Хедли.

– Нет… Если бы я что–нибудь знал, разве я не сообщил бы вам?

– Посмотрим. Вы знаете, что у вас в ванной комнате – пятна крови? Как раз там, где мисс Гримо видела вчера вечером свет. Вы знаете, что Пьер Флей был убит у дверей этого дома незадолго до половины одиннадцатого?

Розетта Гримо вскрикнула. Барнэби вскинул голову.

– Флей убит? – спросил он. – Кровь? Нет! Где? Что вы говорите?

– Флей снимал жилье на этой же улице. Мы думаем, что он шел оттуда, когда его убили. Как бы то ни было, он был убит на улице перед входом в этот дом тем же человеком, который убил доктора Гримо. Вы можете удостоверить свою личность, Барнэби? Можете ли вы, например, доказать нам, что вы не являетесь на самом деле братом доктора Гримо и Флея?

Барнэби уставился на него.

– О боже! Вы с ума сошли! – проговорил он. – Брат? Теперь мне ясно… Нет, я не его брат. Неужели вы думаете, что если бы я был его братом, я бы ухаживал за его… – Он бросил взгляд на Розетту. – Конечно, я могу доказать вам это. У меня где–то должно быть свидетельство о рождении. Я могу представить людей, знавших меня всю жизнь.

Хедли подошел к дивану и взял в руки моток веревки.

– Что это за веревка? Это часть вашей игры в Великого Сыщика?

– Это? Нет. А что это? Я никогда этого не видел!

Рэмпол взглянул на Розетту Гримо и увидел, что она плачет. Она стояла неподвижно, опустив руки, а из глаз ее текли слезы.

– А можете ли вы доказать, – продолжал Хедли, – что вас не было в этой квартире вчера вечером?

Барнэби глубоко, с облегчением вздохнул.

– Да, к счастью, я могу это доказать. Вчера вечером я был в своем клубе с восьми до половины двенадцатого. Десятки людей могут это подтвердить. Если конкретно – спросите троих моих партнеров по покеру. Вы хотели алиби? Вот вам самое надежное алиби из всех! Здесь меня не было, я не оставлял кровавых пятен, уж не знаю, где вы их нашли. Я не убивал ни Флея, ни Гримо, ни кого–нибудь еще. Что вы теперь скажете?

Хедли резко обернулся к Розетте.

– Вы продолжаете настаивать, что видели здесь свет в половине одиннадцатого?

– Да… Но, Джером, я не имела в виду…

– Вы утверждаете, – продолжал Хедли, – что видели свет, хотя, когда мой человек пришел сюда сегодня утром, электрический счетчик был отключен?

– Я… Да, все равно это было. Но я хотела бы сказать…

– Предположим, мистер Барнэби говорит правду. Вы сказали, что он пригласил вас сюда. Может ли быть так, что он пригласил вас как раз в то время, которое собирался провести в клубе?

Барнэби положил руку на плечо Хедли.

– Подождите! Давайте проясним ситуацию, инспектор. Именно так я и сделал. Это было некрасиво с моей стороны, но я сделал это. Объяснить, почему?

– Один момент! – перебил доктор Фелл. Он достал носовой платок и шумно высморкался, после чего заговорил:

– Хедли, позвольте мне кое–что сказать! Мистер Барнэби сделал это единственно для того, чтобы пощекотать нервы и себе, и мисс Гримо. Не так ли? Что касается света, который не включался, то это очень просто. Это же шиллинговый счетчик, если вы обратили внимание. Кто–то был здесь. Он оставил свет включенным, возможно, на всю ночь. Счетчик отмерил электроэнергии на шиллинг, а потом отключился. Мы не знаем, в каком положении были выключатели, потому что здесь уже побывал Самерс. Так что у нас есть доказательства, что вчера вечером здесь кто–то был. Вопрос в том, кто это был? Вы говорите, – он посмотрел на девушку и Барнэби, – что никто, кроме вас, не знал об этой квартире. Но получается, что кто–то все–таки знал о ней.

– Я могу лишь заверить вас, – сказал Барнэби, – что никогда и никому не раскрывал этой тайны. Может, кто–нибудь заметил, что я хожу сюда, или…

– Или я проболталась кому–нибудь? – вспыхнула девушка. – Но я не делала этого. Не знаю, почему.

– Но у вас был ключ от этой квартиры? – спросил доктор Фелл.

– Был, но я потеряла его.

– Когда?

– Откуда я знаю? Я не заметила. Я хранила его в сумочке и обнаружила пропажу только сегодня утром, когда мы собрались сюда. Но я хочу выяснить кое–что, – она обернулась к Барнэби. – Скажите, что вы знаете о моем отце? Не стесняйтесь! Эти джентльмены – из полиции, и они сумеют разобраться. Не увиливайте! Отвечайте! Что это за братья?

– Хороший совет, мистер Барнэби, – сказал Хедли. – Вы написали картину, о которой я как раз собирался вас расспросить. Что вы знаете о докторе Гримо?

Барнэби пожал плечами и ответил с заметной иронией.

– Розетта, если бы я знал, если бы я только мог предположить, что мои детективные усилия будут истолкованы как… Хорошо! Я кратко расскажу вам то, что должен был рассказать уже давно, если бы знал, что это так волнует вас. Ваш отец был когда–то каторжником на рудниках в Венгрии и бежал оттуда. Ничего страшного, правда?

– Каторжник?! За что?!

– За попытку поднять мятеж, как мне сказали… Но по–моему, за кражу. Видите, я вполне откровенен с вами.

– А откуда вы это узнали? – спросил Хедли. – От Дрэймена?

– Так Дрэймен тоже знал об этом? – удивился Барнэби. – Впрочем, я догадывался об этом. А что, джентльмены, знаете вы?

Не дождавшись ответа, он продолжал.

– Вы спросили о картине. Картина была скорее следствием, чем причиной. Она была написана под впечатлением от этой проклятой лекции с “волшебным фонарем”.

– С чем–чем?

– С “волшебным фонарем”. Это довольно романтическая история. Она случилась полтора года назад, когда я зашел переждать дождь в маленький зальчик в Северном Лондоне, где какой–то человек читал лекцию о Венгрии и демонстрировал картинки с помощью “волшебного фонаря”. Они захватили мое воображение, особенно одна, напоминающая то, что я потом написал. Ее сопровождал рассказ о трех могилах и вампирах, который произвел на меня глубокое впечатление. Я пришел домой ошеломленный и сразу же принялся за работу. Всем знакомым я отвечал, что это – плод моей фантазии, но мне мало кто поверил. А потом картину увидел Гримо.

– Мистер Петтис сказал нам, – заметил Хедли, – что Гримо “аж подпрыгнул”, увидев ее.

– Подпрыгнул? Пожалуй, так оно и было! Профессор так жадно разглядывал картину, что я принял это за признание моего таланта и, решив прокомментировать ее, сказал: “Вы видите, земля на одной из могил как будто шевелится? Он хочет выбраться наружу!” Я все еще бредил вампирами, понимаете? Но он этого не знал. На мгновение мне показалось, что он сейчас бросится на меня.

Потом, рассказывал Барнэби, Гримо долго рассматривал картину и расспрашивал автора, даже менее наблюдательный человек заподозрил бы, что здесь что–то не так. И Барнэби начал потихоньку собирать факты: несколько пометок на книгах из библиотеки Гримо, герб над камином, случайно оброненное слово… А за три месяца до убийства Гримо неожиданно сам во всем признался ему, взяв с него обет молчания. История его была точно такой, как рассказывал Дрэймен: чума, двое умерших братьев, побег…

– И это все! – воскликнула Розетта. – Это все, что стоило мне таких волнений?

– Да, моя дорогая, – ответил Барнэби. – Я говорил, что в этом нет ничего ужасного. И я не хотел, чтобы полиция знала об этом, но вы настояли…

– Будьте внимательны, Хедли, – тихо сказал Фелл, взяв его за локоть, а затем уже громко обратился к остальным:

– Хорошо, мы верим этому, мистер Барнэби. Предположим, что все это правда. Скажите, вы были в “Уорвикской таверне” в тот вечер, когда появился Флей?

– Да.

– И что же? Зная то, что вы знали, неужели вы не связали это происшествие с прошлым профессора? Особенно когда Флей упомянул о трех гробах?

Барнэби задумался, потом сказал:

– Откровенно говоря, да. В тот вечер я возвращался домой вместе с Гримо – это было в среду. Я ни о чем не спрашивал, но думал, что он сам мне что–нибудь расскажет. Придя к нему, мы сели у камина в его кабинете, Гримо налил себе изрядную порцию виски, что делал нечасто. Я заметил, что он очень пристально смотрит на огонь…

– Кстати, – перебил его доктор Фелл. – Где он хранил свою деловую и личную переписку? Вы знаете это?

Барнэби взглянул на него.

– Об этом лучше спросить у Миллза, – ответил он. – Возможно, у профессора был сейф, но, насколько мне известно, он держал бумаги в закрытом ящике своего стола.

– Продолжайте.

– Мы долго сидели в молчании. Царила та атмосфера неловкости, когда каждый хочет что–то сказать, но не решается. Наконец я не выдержал и спросил: “Кто это был?” Гримо издал рыкающий звук, как собака, собирающаяся залаять, и заерзал в кресле. Наконец он сказал: “Я не знаю. Это было так давно. Это мог быть врач, он похож на врача”.

– Врач? Он имел в виду того врача, что засвидетельствовал его смерть от чумы в тюрьме? – спросил Хедли. Розетта Гримо вздрогнула и опустилась в кресло, прикрыв лицо руками. Барнэби ощутил неловкость.

– Да, – сказал он. – Послушайте, стоит ли продолжать?.. Хорошо, хорошо… Гримо сказал тогда: “Это обычный шантаж”. В его лице было что–то мефистофелевское, когда он повернулся ко мне, освещаемый отблесками огня в камине. Я спросил: “Да, но что он может сделать?” Я подозревал, что на его совести отнюдь не политическое преступление. Профессор ответил: “О! Он ничего не сможет! Он всегда был трусом”. Потом он спросил: “Вы хотите жениться на Розетте, не так ли?” Я ответил утвердительно. – “Очень хорошо, – сказал он. – Женитесь”. Я засмеялся и сказал, что Розетта, кажется, предпочитает другого. Гримо ответил: “А, этот юнец! Я все улажу”.

Розетта подала голос:

– Так вы обо всем договорились?

– О боже! Неужели не понятно? Я просто рассказываю все, как было. Это были его последние в тот вечер слова, и я не собирался об этом распространяться…

– Что вам не удалось, не так ли?

– Как видите. Это все, джентльмены, что я хотел вам рассказать. Когда Гримо примчался в пятницу утром за картиной, я был удивлен. Но он сказал мне, что это не мое дело.