Текст книги "Частный детектив. Выпуск 1"

Автор книги: Джеймс Хедли Чейз

Соавторы: Джон Диксон Карр,Чарльз Вильямс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 40 страниц)

Глава 10
КРОВЬ НА ПАЛЬТО

– В голову мне, – продолжал Дрэймен, – сразу пришла мысль о вампирах и прочих ужасах. Честно говоря, я страшно испугался. Я попытался вскочить на лошадь, выхватить пистолет. Когда я обернулся еще раз, я увидел, что из могилы что–то вылезло и идет ко мне.

Вот так, джентльмены, я познакомился с одним из своих лучших друзей. Человек наклонился и поднял лопату, брошенную, видимо, одним из могильщиков. Держа лопату наперевес, он приближался. Я окликнул его по–английски: “Что вам нужно?” – потому что от страха не мог вспомнить ни слова на любом другом языке. Человек остановился. Через секунду он ответил по–английски, но со странным акцентом: “Помогите, – сказал он, – помогите, милорд, и не бойтесь”, или что–то в этом духе, и отбросил лопату. Лошадь успокоилась, но не я. Человек был невысок, но очень крепок, лицо его было темным и изможденным. Начался дождь. Он стоял под дождевыми струями, крича мне что–то. Я не помню, что именно, что–то вроде: “Послушайте, милорд! Я не умер от чумы, как двое этих бедняг! – и показал на могилы. – Я вообще не заразился. На мне – моя собственная кровь, я поранился, когда выбирался из могилы”. Все это выглядело совершенно дико: и место, и этот человек, перемазанный землей и кровью. Потом он сказал, что он не преступник, а политический заключенный и бежал из тюрьмы.

Дрэймен улыбнулся, вспоминая.

– Я согласился помочь ему. Бедняга был одним из трех братьев, студентов Клаузенбургского университета, арестованных за участие в агитации за независимую Трансильванию под протекторатом Австрии, как это было до 1860 года. Все трое сидели в одной камере, и двое почти одновременно умерли от чумы. Он симулировал те же симптомы – и с помощью тюремного врача, тоже заключенного, притворился умершим. Вся тюрьма была охвачена страхом, и никто не осмелился приблизиться к трупам, чтобы проверить диагноз, поставленный врачом. Даже те, кто хоронил их, отворачивались, укладывая трупы в сосновые гробы и заколачивая крышки. Их похоронили подальше от тюрьмы. Самое главное было то, что гвозди они забивали небрежно. Доктор смог вложить ему в гроб щипцы, я их видел.

Сильный человек, не теряя присутствия духа и не расходуя слишком много воздуха, смог приподнять головой крышку гроба настолько, чтобы просунуть щипцы в образовавшуюся щель. После этого он мог выбраться из могилы…

Когда он узнал, что я из Парижа, разговор пошел легче. Его мать была француженкой, и он в совершенстве говорил по–французски. Мы решили, что лучше всего бежать во Францию, где он мог назваться другим именем, не вызывая подозрений. У него были где–то спрятаны деньги, а в родном городе его ждала девушка, которая…

Дрэймен осекся, но Хедли помог ему:

– Я думаю, нам она известна, – сказал он, – пока мы можем называть ее “мадам Дюмон”.

– Она должна была привезти ему в условленное место деньги и последовать за ним в Париж. Гримо торопился поскорее уехать из этого страшного места и торопил меня.

Мы не вызывали ни у кого подозрений. Я дал ему одежду из своего гардероба. В те времена паспортов не было, и он выехал из Венгрии под видом моего английского друга, с которым мы должны были встретиться в Традже. Что было во Франции, вам известно. Вы можете проверить все, что я сказал, – закончил свою речь Дрэймен.

– А как насчет царапающего звука? – спросил Фелл. – Я думаю, что это важно, – пояснил он, – очень важно. Послушайте, мистер Дрэймен! У меня есть два вопроса. Вы слышали царапающий звук, доносившийся из могилы. А это значит, что могила была неглубокой, не так ли?

– Очень неглубокой, иначе бы он не смог выбраться из нее.

– Второй вопрос. Эта тюрьма – она хорошо охранялась?

Дрэймен был удивлен:

– Я не знаю, сэр. Но мне известно, что в то время в нее понаехало много начальства. Я думаю, тюремным властям досталось за то, что они не смогли предотвратить вспышку чумы – для рудников нужны были здоровые рабочие. Кстати, имена умерших сообщались в печати, я сам видел. Еще раз спрашиваю вас: зачем рыться в прошлом? Вы видите, что ничего дискредитирующего в биографии Гримо нет, но…

– Вот именно, – оказал доктор Фелл, – именно это я и хочу подчеркнуть. Ничего дискредитирующего. Просто человек в прямом смысле слова похоронил свою прежнюю жизнь.

– Но это может бросить тень на мадам Дюмон, – сказал Дрэймен, – неужели вам не ясно, на что я намекаю? А дочь Гримо? И все эти глупые предположения, что кто–то из его братьев мог остаться жив? Они умерли, а мертвые не встают из своих могил. Могу я узнать, откуда вам известно, что Гримо был убит одним из его братьев?

– От самого Гримо, – сказал Хедли.

Сначала Рэмполу показалось, что Дрэймен не понял. Потом старик вскочил с кресла, и тут же снова сел.

– Вы обманываете меня? – спросил он. – Почему вы меня обманываете?

– Это правда! Прочтите вот это!

Он бросил на стол записку доктора Питерсона. Дрэймен взял было ее в руки, но тут же опустил и покачал головой:

– Мне это ничего не говорит, сэр. Вы хотите сказать, что перед смертью он…

– Он оказал, что убийца – его брат.

– Кроме этого он ничего не сказал? – спросил Дрэймен.

Хедли не ответил, предоставив ему простор для воображения. Дрэймен, помолчав, продолжал:

– Но это невероятно! Вы хотите сказать, будто этот тип, что угрожал ему, был одним из его братьев? Я ничего не понимаю. Сразу, как только я узнал, что его зарезали…

– Зарезали?

– Да, а что?

– Его застрелили, – сказал Хедли, – с чего вы взяли, будто его зарезали?

Дрэймен пожал плечами.

– Я, кажется, очень плохой свидетель, джентльмены, – сказал он. – Наверное, я сам пришел к такому выводу. Мистер Мэнгэн сказал мне, что на Гримо напали и он умирает, что его убийца скрылся, изрезав на куски картину. И я заключил, что… – он шмыгнул носом. – Вы хотели спросить о чем–то еще?

– Как вы провели этот вечер?

– Я проспал его. У меня бывают боли, глазные боли. Сегодня глаза разболелись у меня за обедом, и я, вместо того чтобы идти на концерт в Альберт—Холл, принял снотворное и лег спать. И я ничего не помню с половины восьмого до того времени, когда Мэнгэн меня разбудил.

Хедли изучал его расстегнутое пальто.

– Понятно. Вы раздевались перед тем, как лечь спать, мистер Дрэймен?

– Прошу прощения, что вы сказали? Раздевался? Нет. Я снял обувь, и все. А что?

– Вы выходили из своей комнаты?

– Нет.

– Тогда откуда у вас эти кровавые пятна на пиджаке?.. Да, да, вот эти! Встаньте! Оставайтесь, где стоите! Теперь снимите пальто.

На Дрэймене был светло–серый костюм, на котором пятна были хорошо заметны. Цепочка пятен тянулась поверх пальто, потом переходила на костюм, к правому карману.

– Это не может быть кровью, – бормотал он, – я не знаю, что это, но это не может быть кровью!

– Мы разберемся. Снимите пальто, пожалуйста. Боюсь, нам придется пока забрать его у вас. В карманах что–нибудь есть?

– Но…

– Откуда у вас эти пятна?

– Я не знаю. Клянусь, я не знаю. Это не кровь. Почему вы так решили?

– Давайте пальто сюда, – Хедли наблюдал, как Дрэймен дрожащими руками вынимает из карманов мелочь, билет на концерт, носовой платок, пачку сигарет “Вудбайн” и коробок спичек. Затем Хедли взял пальто и разложил его у себя на коленях. – Вы не возражаете, если мы осмотрим вашу комнату? Хотя я обязан предупредить вас, что ордера на обыск у меня нет и вы можете отказать – пока…

– Нет, нет, что вы! – ответил Дрэймен, отирая пот со лба. – Если бы вы мне сказали, как это случилось, инспектор! Я ничего не знаю. Я не имею к этому никакого отношения, – он грустно улыбнулся. – Я арестован? Если да, то я также не возражаю.

Рэмпол заметил, что Хедли колеблется. Перед ним был человек, только что поведавший странную историю, которая может быть, а может и не быть правдивой. На его пальто обнаружены пятна крови. Но Рэмпол, сам но зная почему, был склонен верить этому человеку.

Хедли выругался себе под нос и окликнул: “Беттс! Престон!” Вошедшему полицейскому он приказал:

– Беттс! Отвезите это пальто эксперту, пусть проверит эти пятна. Видите? К утру чтоб доложили. На сегодня все. Престон, вы пойдете с мистером Дрэйменом и осмотрите его комнату. Вы хорошо знаете, что нужно искать, заодно поинтересуйтесь насчет маскарадных принадлежностей. Я сам к вам подойду… Вас, мистер Дрэймен, я попрошу утром зайти в Скотленд—Ярд. У меня все.

Дрэймен кивнул и вышел в сопровождении Престона, не переставая трясти его за рукав и спрашивая: “Откуда у меня взялась эта кровь? Ничего не понимаю, откуда она взялась?”

– Не могу знать, сэр, – отвечал Престон. – Осторожнее, не заденьте дверь!

В комнате воцарилась тишина. Хедли покачал головой.

– Что вы думаете о нем, Фелл? – спросил ок. – Он выглядит простаком, но, по–моему, не так прост, как кажется. Теперь я понимаю, почему молодежь его не любит.

– Гм, да! Когда я соберу остатки бумаг из камина, – отозвался доктор Фелл, – я поеду домой, что<бы подумать. Потому что то, о чем я сейчас думаю…

– Что, что?

– …поистине ужасно.

Доктор Фелл энергично поднялся с кресла, надвинул шляпу на лоб и повертел в руках трость.

– Не верю я в эту историю с тремя гробами, хотя Дрэймен в нее, возможно, и верит. До тех пер, пока наша версия не опровергнута, будем считать, что двое из братьев Хорватов не умерли.

– Вопрос состоит в том, что…

– Что с ними стало. Да, конечно. Предположим, Дрэймен верит в то, что рассказывает. Во–первых! Я не верю, что братьев посадили за политическое преступление. Гримо бежит из тюрьмы, имея “небольшие сбережения”. Он залегает на дно на пять лет или около того, а потом вдруг “наследует” значительное состояние, проживая под абсолютно другим именем, от кого–то, о ком он прежде не слышал. И он тут же скрывается из Франции без всяких объяснений. Во–вторых! В чем же заключается страшная тайна Гримо, если все это правда? Большинство сочло бы этот побег в духе Монте—Кристо весьма романтической историей, и не более того, а что касается его “политического преступления”, то для рядового англичанина это не больший криминал, чем заехать в глаз полицейскому во время футбольного матча. Нет, Хедли, тут что–то не так!

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, – спокойно ответил Фелл, – что Гримо был жив, когда его положили в гроб. Представьте, что двое других тоже были живы. Если их “смерть” была инсценирована так же, как “смерть” Гримо? Если в двух других гробах находились живые люди, когда Гримо выбрался из своей могилы? Но они не могли выбраться, потому что щипцы были только у Гримо. Вряд ли у них были другие инструменты. Щипцы достались Гримо как самому сильному из троих. Когда он выбрался наружу, он мог легко освободить остальных, как они договорились. Но он решил оставить их в земле, потому что тогда ему не нужно было бы делить с ними деньги, которые они похитили вместе. Блестящее преступление! Блестящее!

Все молчали. Хедли пробормотал что–то.

– Я знаю, что это – грязное дело, которое обычному человеку и в голову прийти не может, – продолжал доктор Фелл – но только таким образом мы можем объяснить все, в том числе и почему человек опасается преследования, если его братья смогли выбраться из своих могил… Почему Гримо так торопил Дрэймена уехать с того места? Зачем было рисковать, когда можно было переждать непогоду возле могил, куда никто из местных жителей не рискнул бы забрести ночью? Эти могилы были неглубокими! Если бы братья спустя некоторое время начали задыхаться и поняли, что никто не спешит их откапывать, они начали бы биться в своих гробах, и Дрэймен мог бы заметить это, услышать шум…

– Это все ваше воображение, – сказал Хедли, – этого не может быть. Кроме того, в этом случае они не смогли бы выбраться из могил. Они бы задохнулись и умерли.

– Неужели? – спросил Фелл. – Вы забыли о лопате.

– Какой лопате?

– Той самой, которую в спешке забыл кто–то из могильщиков. В тюрьмах, даже в плохих, не прощают такую небрежность. Могильщики должны были за ней вернуться. Я представляю все это очень живо! Вот возвращаются охранники в поисках этой дурацкой лопаты. Они слышат или видят то, чего так боялся Гримо. По долгу службы или из простого человеколюбия они раскапывают могилы, и оба брата, уже потерявшие сознание, но еще живые, предстают их взорам.

– И никто не кинулся искать Гримо? Да они бы всю Венгрию прочесали в поисках беглеца!

– Гм-м, да! Я тоже об этом думал. Мне кажется, что тюремные власти не стали этого делать, чтобы самим не подставлять свои головы под удар. Что бы сказало о них начальство, узнав, что они допустили подобное? Лучше уж все скрыть. Лучше водворить двух оставшихся братьев в тюрьму, а про третьего забыть.

– Это все теория, – сказал Хедли, – но если все это верно, то Гримо получил то, что заслужил. Но мы все равно будем искать его убийцу. Если это и есть вся история…

– Конечно же, это не вся история, – сказал Фелл, – даже если она и правдива и если это ее самая ужасная часть. Мне кажется, что есть еще один злой гений почище Гримо – это человек–призрак, он же братец Анри. Почему Пьер Флей сказал, что боится его? Понятно, почему Гримо боялся, но почему Флей боится своего брата и союзника против их общего врага? Почему опытный фокусник боится фокусов, если только его брат не сам дьявол?

Хедли засунул записную книжку в карман и застегнул пальто.

– Если хотите, идите домой, – сказал он. – Мы здесь закончили. А я пойду искать Флея. Кто бы ни был третьим братом, Флей должен его знать. И он скажет, это я вам обещаю Я только загляну в комнату Дрэймена, но там я не рассчитываю что–либо найти Ключ к этой тайне в руках у Флея, и он приведет нас к убийце.

Они узнали об этом только на следующее утро, когда Флей был уже мертв. Он был застрелен из того же пистолета, из которого был убит Гримо. И убийца был невидим для свидетелей и не оставил никаких следов на снегу.

Глава 11
УБИЙСТВО
ПОСРЕДСТВОМ ЧЕРНОЙ МАГИИ

Когда доктор Фелл постучал в дверь в девять часов утра, его гости еще не просыпались. Рэмпол спал очень мало. Когда он с доктором вернулся в половине второго, Дороти не успокоилась, пока муж не рассказал ей все в подробностях. Они запаслись сигаретами и пивом и удалились в свою комнату, где Дороти уселась на подушки со стаканом пива в руке и приготовилась слушать. Ей понравились описания мадам Дюмон и Дрэймена, но Розетта Гримо вызвала неприязнь. Даже когда Рэмпол упомянул об ее речи в дискуссионном клубе, его жена хоть и одобрила ее тезис, но не изменила своей точки зрения.

– Все равно, попомни мои слова, – сказала Дороти, – эта милая блондинка как–то замешана в этом деле.

– Ты же не думаешь, что она могла убить своего отца? Тем более, что она была заперта в комнате.

– Нет–нет, я этого не думаю. Мистер Дрэймен и миссис Дюмон тоже, кажется, невиновны. А вот Миллз – тот похож на преступника. А ты утверждаешь, что он говорит правду?

– Да, я в этом уверен.

– О!.. У меня есть гениальная идея. Самые подозрительные личности – это те двое, которых вы не видели, Петтис и Барнэби.

– Почему?

– Очень просто. Возражение против Петтиса заключается в том, что он маленького роста, не так ли? Не помню, где я об этом читала, кажется, где–то в средневековых легендах. Помнишь, там часто присутствует таинственная фигура громадного рыцаря в латах с опущенным забралом, который приезжает на турнир и побеждает всех подряд. Тогда против него выезжает самый сильный рыцарь. Ударом копья он сбивает шлем с незнакомца, который, ко всеобщему ужасу, отлетает прочь вместе с головой. Потом вдруг из глубины лат раздается голос юноши, которому эти латы были просто слишком велики…

Рэмпол взглянул на нее.

– Дорогая, – сказал он, – это все выдумки… Послушай, ты и впрямь хочешь сказать, что Петтис мог прийти, нацепив фальшивую голову на плечи?

– Ты слишком консервативен, – сказала она, поморщив нос, – я думаю, что это неплохая мысль. Хочешь подтверждения? Сейчас! Разве Миллз не обратил внимания, что тыльная часть головы блестит, как будто вся голова сделана из папье–маше? Что ты на это скажешь?

– Я скажу, что это кошмар. У тебя нет других ценных мыслей?

– Как же, есть, – невозмутимо подтвердила Дороти, – это касается невозможной ситуации. Почему убийца Не хотел оставлять следов своих ног? Ты будешь выдумывать самые сложные причины, вплоть до того, что убийца просто решил подшутить над полицией. А дело просто в том, что он боялся оставить следы, потому что они настолько приметные, что привели бы сразу к нему! Потому что у него есть какой–то физический недостаток или что–то другое, что приведет его прямиком на виселицу, если только он оставит свой след.

– А…

– А ты говорил мне, что у этого Барнэби деревянная нога.

Когда перед рассветом Рэмпол наконец уснул, его продолжали преследовать кошмары, в которых деревянная нога Барнэби выглядела еще более зловеще, чем человек с фальшивой головой.

Он подскочил с кровати, когда доктор Фелл постучал в дверь в воскресенье в девять часов утра. Рэмпол быстро побрился и оделся, догадываясь, что если Фелл поднял его в такой ранний час, значит ночью произошло еще что–то страшное.

Завтрак был накрыт у окна с видом на террасу. Пасмурный день снова обещал снегопад. Доктор Фелл полностью одетый сидел во главе стола и читал утреннюю газету.

– Братец Анри, – пробормотал он и отбросил газету.

– Да, да. Снова он. Хедли только что позвонил и сейчас будет здесь. Взгляните–ка сюда. Если мы думали, что столкнулись с трудной задачей вчера вечером, то – взгляните–ка сюда! Я – как Дрэймен – я не могу в это поверить. Это даже вытеснило убийство Гримо с первой полосы. Посмотрите! К счастью, газетчики пока не заметили связи между этими двумя историями.

Рэмпол увидел заголовки: “Убийство мага посредством магии”, “Загадка Калиостро–стрит”, “Вторая пуля – тебе!”

– Калиостро–стрит? – переспросил американец, – где это? Я слышал странные названия улиц, но это…

– Вы никогда о нем не слышали, – ответил доктор Фелл, – это один из переулков, куда вы могли бы попасть только случайно, пытаясь сократить себе дорогу, и были бы крайне удивлены, обнаружив настоящую деревню в центре Лондона… В общем, эта Калиостро–стрит в трех минутах ходьбы от дома Гримо. Это – маленький аппендикс позади Гилфорд–стрит на противоположной стороне Рассел–сквер. Насколько я помню, там много мелких лавочек и меблированных комнат. Братец Анри после выстрела в доме Гримо пришел туда и там завершил свое дело.

Рэмпол пробежал глазами заметку:

“Вчера вечером на Калиостро–стрит было обнаружено тело убитого человека, который опознан как Пьер Флей, французский иллюзионист. Он в течение нескольких месяцев выступал в Мюзик–холле на Комершл—Роуд, а две недели назад снял комнату на Калиостро–стрит. Вчера вечером около половины одиннадцатого он был обнаружен застреленным при обстоятельствах, наводящих на мысль, что маг был убит посредством магии. Никто не видел убийцу, не оставившего никаких следов, хотя три свидетеля отчетливо слышали голос, сказавший: “Вторая пуля – тебе”.

Калиостро–стрит имеет двести ярдов в длину и заканчивается глухой кирпичной стеной. В начале улицы есть несколько магазинов, в это время закрытых, но в витринах горел свет, и тротуары перед ними были очищены от снега. Но примерно двадцать ярдов в середине улицы покрывал нетронутый снег.

Мистер Джесс Шорт и мистер Р. Дж. Блэквин, приезжие из Бирмингема, направлялись к своему другу, живущему в меблированных комнатах в конце улицы. Они шли по правой стороне улицы. Мистер Блэквин, обернувшись, чтобы посмотреть номер дома, заметил человека, идущего на некотором расстоянии позади них. Этот человек шел медленно, нервно озираясь на ходу, словно ожидал увидеть кого–то. Он шел посередине улицы. Но улица была слабо освещена, и кроме того, что он высокого роста, а на голове у него широкополая шляпа, мистер Шорт и мистер Блэквин ничего не заметили. В то же самое время полицейский констебль Генри Уизерс, контролирующий Кондуит–стрит, подошел к месту, где начинается Калиостро–стрит. Он увидел идущего по снегу человека, но не обратил на него внимания. И через три–четыре секунды все это случилось.

Мистер Шорт и мистер Блэквин услышали позади себя возглас, затем кто–то отчетливо произнес: “Вторая пуля – тебе”, – и смех, за которым последовал приглушенный пистолетный выстрел. Когда они обернулись, человек, шедший по улице, еще раз вскрикнул, взмахнул руками и упал вниз лицом.

Улица, как они заметили, была абсолютно пустынной от начала и до конца. Более того, человек шел посередине улицы и оба свидетеля утверждают, что ничьих следов, кроме его собственных, на снегу не было. Это подтверждает и констебль Уизерс, подбежавший к месту происшествия. В свете витрины ювелирного магазина они увидели, что жертва лежит вниз лицом, раскинув руки, и из огнестрельной раны в левой части спины течет кровь. Оружие – длинноствольный револьвер “Кольт” 38–го калибра, модель тридцатилетней давности, было найдено в десяти футах позади тела.

Несмотря на услышанную фразу и то, что оружие лежало в стороне от тела, свидетели подумали, что произошло самоубийство, – на эту мысль их навела пустынная улица. Они заметили, что человек еще дышит, и перенесли его в приемную доктора М. Р. Дженкинса, находящуюся в конце улицы. Констебль тем временем убедился, что следов нигде нет. Пострадавший вскоре скончался, не сказав ни слова.

Самое странное открылось после. Пальто убитого вокруг входного отверстия было опалено, что свидетельствовало о том, что пистолет был приставлен в упор или находился на расстоянии нескольких дюймов. Но доктор Дженкинс заявил – и полиция это подтверждает, – что самоубийство исключается. Ни один человек, отметил он, не сможет выстрелить себе в спину под таким углом, особенно из длинноствольного пистолета, который был найден. Это было убийство, но совершенно невероятное. Если бы этот человек был застрелен с некоторого расстояния, через окно или дверь, то отсутствие следов ни о чем не говорило бы. Но он был застрелен в упор сзади кем–то, кто стоял близко, разговаривал с ним, а потом исчез.

У убитого не найдено никаких бумаг или документов, указывающих на его личность, и никто не смог опознать его. Спустя некоторое время тело было отправлено в морг”.

– А как насчет полицейского, которого послал Хедли, – спросил Рэмпол, – он смог установить его личность?

– Он смог сделать это позже, – ответил доктор Фелл. – Когда он прибыл туда, шум уже поутих. Он разыскал полисмена, когда тот опрашивал местных жителей. Тем временем тот человек, которого Хедли послал в Мюзик–холл, позвонил и сказал, что Флея там нет. Флей сказал директору, что вечером он выступать не будет, и ушел. Для опознания тела пригласили домохозяина Флея с Калиостро–стрит. Для полной уверенности попросили приехать кого–нибудь из Мюзик–холла. Вызвался какой–то ирландец с итальянской фамилией. Конечно же, это был Флей, и он был мертв

– А вся эта история, – спросил Рэмпол, – та, что в газете, она правдива?

Ему ответил Хедли Он вошел, держа в руке папку для бумаг.

– Да, все правильно, – сказал он, садясь поближе к огню, – я специально дал подробную информацию газетчикам, в надежде, что отзовется кто–нибудь из знакомых Флея или его брата Анри. О боже! Фелл, я схожу с ума! Эта кличка, придуманная вами, застряла у меня в голове, и я никак не могу от нее избавиться. Я думаю о брате Анри так, словно это его настоящее имя. Впрочем, скоро мы узнаем его подлинное имя. Я дал телеграмму в Бухарест. Братец Анри! Мы только напали на его след и тут же вновь потеряли…

– Да успокойтесь же вы! – воскликнул доктор Фелл, выпуская клубы табачного дыма. – Кажется, вы всю ночь занимались этим делом. Удалось вам узнать что–нибудь еще? Расслабьтесь, смотрите на все философски.

Хедли выпил подряд несколько чашек кофе и закурил сигару, постепенно приходя в норму.

– Ну что ж! Начнем! – сказал он, доставая бумаги из папки. – Изучим в деталях этот газетный отчет, а также то, о чем в нем не говорится. Сначала об этих двоих, Блэквине и Шорте. Они надежны, и определенно никто из них не может быть братом Анри. Мы запросили Бирмингем и узнали, что оба хорошо известны в своем районе, где прожили всю жизнь. Они оба – состоятельные люди, из хорошего общества, которых невозможно заподозрить в лжесвидетельстве. Констебль Уизерс тоже исключительно надежный человек. Если все эти люди говорят, что никого не видели, это значит, что они говорят правду, даже если и добросовестно заблуждаются.

– Каким образом?

– Я не знаю, – сказал Хедли, – но не исключаю этой возможности. Я бегло осмотрел улицу, хотя дома у Флея пока не был. Конечно, по освещенности ее не сравнишь с Пиккадилли—Серкус, но все же там не настолько темно, чтобы три человека могли ошибиться. Что касается следов, то, если Уизерс говорит, что их не было, я должен поверить ему на слово. Вот так.

Доктор Фелл хмыкнул. Хедли продолжал:

– Теперь относительно оружия. Флей был убит выстрелом из “Кольта” 38–го калибра, так же как и Гримо. В барабане было всего две стреляные гильзы – значит, всего было два патрона и убийца использовал оба. В современных револьверах, как вы знаете, гильзы выбрасываются, как в автоматическом пистолете, но этот револьвер настолько старый, что у нас нет ни малейших шансов установить его происхождение. Он в хорошем состоянии и стреляет современными пулями в стальной оболочке, но кто–то прятал его много лет.

– Вы выяснили, куда шел Флей?

– Да, он шел на встречу с Анри.

Глаза доктора Фелла широко раскрылись:

– Да? Значит, вы взяли след, ведущий к…

– Это все, что нам удалось узнать, и, – сказал Хедли, – если в течение ближайших двух часов это не принесет результатов, я съем вот эту папку для бумаг! Помните, я сказал вам по телефону, что Флей отказался от выступления в театре вчера вечером? Мой сотрудник узнал это через директора театра по фамилии Айзекштейн и акробата по фамилии О’Рурк.

Суббота, естественно, театральный день. Все театры на Лаймхауз—Вэй дают непрерывные представления с часу дня до одиннадцати вечера. Первый выход Флея был назначен на пятнадцать минут девятого. За пять минут до этого времени О’Рурк, который сломал накануне руку и не мог выступать, спустился в подвал покурить. В подвале у них оборудована котельная.

Хедли развернул сложенный лист бумаги:

– Вот что рассказал О’Рурк и как записал с его слов Самерс, и О’Рурк заверил это своей подписью:

“Когда я вошел в асбестовую дверь и спустился вниз, я услышал звук, как будто кто–то ломает дерево. Я аж подпрыгнул от удивления, когда увидел, что старый чудак Флей стоит возле топки, ломая свой реквизит и бросая его в огонь. “Что ты делаешь?” – спросил я. Он ответил: “Я уничтожаю свой реквизит, синьор Паяччи” (вы знаете, это мой сценический псевдоним). Он потом сказал: “Моя работа закончена, мне все это больше не нужно”, – и швырнул в огонь свои фальшивые канаты и пустотелые бамбуковые палки. Я сказал: “Послушай, ты с ума сошел? Твой выход через несколько минут, а ты даже не одет”. Он ответил: “Я же сказал тебе. Я иду на встречу со своим братом. Мы должны с ним уладить одно старое дельце”.

Он поднялся по лестнице, у двери обернулся и сказал: “Если со мной что–нибудь случится, моего брата можно найти на той же улице, где живу я. Он не постоянно живет там, но сейчас снял комнату”. А в это время сверху спускается старик Айзекштейн, ищет его. Он своим ушам не поверил, когда узнал, что этот чудак отказывается выступать. Вспыхнула ссора. Флей заявил: “Я знал, что так и будет”, потом снял шляпу, картинно поклонился и сказал: “Спокойной ночи, джентльмены! Я возвращаюсь в свою могилу”. После этого он вышел и больше я его не видел.

Хедли сложил лист бумаги пополам и убрал в папку.

– Да, он был хорошим артистом, – сказал доктор Фелл, пытаясь разжечь свою трубку, – жаль, что братец Анри…

– Мы надеемся найти его временное убежище на Калиостро–стрит, – продолжал Хедли, – для этого нужно выяснить, куда шел Флей, когда его убили? Вряд ли к себе домой. Он жил в доме номер 2В в начале улицы, а шел в другом направлении. Он был застрелен, когда прошел чуть больше половины пути, между домом номер 18 справа и номер 21 слева – на самой середине улицы. Я послал Самерса проверить все дома, начиная от середины улицы и разузнать обо всех подозрительных жильцах.

Доктор Фелл пригладил свои волосы.

– Да, но я бы не стал особенно надеяться на эту улицу. Представьте, что Флей от кого–то убегал, когда в него стреляли.

– Убегать в направлении тупика?

– Неверно! Говорю вам, это неверно! – загремел доктор, приподнимаясь со стула. – Это же улица! Улица, а не замкнутое четырьмя стенами пространство! Человек идет по заснеженной улице. Вскрик, чей–то голос, выстрел! Свидетели оборачиваются, а убийца исчез. Куда? Что, пистолет по воздуху прилетел и выстрелил у Флея за спиной?

– Чепуха!

– Я знаю, что это чепуха! Но я продолжаю задавать свои вопросы, – продолжал доктор Фелл, – я спрашиваю, связано ли это событие с тем, что произошло на Рассел–сквер? Если до сих пор мы подозревали всех, то теперь, очевидно, почти все они отпадают. Даже если они говорили нам неправду в доме Гримо, они все равно не могли подбросить револьвер на Калиостро–стрит.

Лицо Хедли исказилось злой ухмылкой:

– Хорошо, что вы напомнили! Это еще одна наша удача. А я чуть не забыл! Мы могли бы снять с кого–нибудь подозрение, если бы убийство на Калиостро–стрит произошло чуть раньше или чуть позже. Но это не так. Флей был застрелен в 22.25. Другими словами, через пятнадцать минут после Гримо. Братец Анри не оставил нам никаких шансов. Он точно рассчитал, что мы сразу же направим кого–нибудь на поиски Флея. И с помощью своего фокуса с исчезновением братец Анри (или кто–то другой) опередил нас.

– Или кто–то другой? – повторил Фелл. – Ход ваших мыслей мне интересен. Почему – “кто–то другой”?

– Вот об этом я и хочу поговорить – о тех самых пятнадцати минутах после убийства Гримо. Я вижу в этом деле новые грани, Фелл. Если вы задумаете совершить подряд два убийства, вы же не будете, совершив одно, откладывать второе. Вы сразу же совершите его, пока все, в том числе и полиция, настолько заняты первым убийством, что никто потом точно и не вспомнит, кто где находился в это время.

– Но мы легко можем составить временную таблицу, – заметил доктор Фелл. – Давайте попробуем. Во сколько мы подъехали к дому Гримо?

Хедли достал листок бумаги:

– Как раз тогда, когда Мэнгэн выскочил из окна, а это было не позже чем через две минуты после выстрела. Скажем, в десять часов двенадцать минут. Мы взбежали по лестнице, обнаружили запертую дверь, принесли щипцы и открыли ее. Это еще минуты три.

– Не слишком ли быстро? – перебил Рэмпол. – Мне показалось, что мы возились дольше.