Текст книги "Частный детектив. Выпуск 1"

Автор книги: Джеймс Хедли Чейз

Соавторы: Джон Диксон Карр,Чарльз Вильямс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 40 страниц)

Глава 3
ФАЛЬШИВОЕ ЛИЦО

– Вы оба останетесь в дверях! – приказал Хедли. – А если у вас слабые нервы, то можете отвернуться.

Доктор Фелл ввалился за ним. Рэмпол остался в дверях Профессор Гримо весил немало, но Хедли, не боясь надорваться, приподнял его. Лицо профессора приобрело землистый оттенок, глаза его были закрыты, и он все еще пытался приложить окровавленный носовой платок к огнестрельной ране на груди.

Несмотря на сквозняк, из комнаты не успел выветриться пороховой дым.

– Умер? – спросил доктор Фелл.

– Умирает, – ответил Хедли. – Видите цвет лица? У него пробито легкое.

Хедли обернулся к коротышке в дверях:

– Позвоните в “скорую помощь”, скорее! Шансов никаких, но, может быть, он что–нибудь скажет, прежде чем…

– Да, – сказал доктор Фелл. – Это то, что нас сейчас больше всего интересует, не так ли?

– Это единственное, что мы можем сделать, – холодно ответил Хедли. – Дайте мне подушку с дивана, попытаемся уложить его поудобнее.

Когда голова профессора Гримо опустилась на подушку, Хедли наклонился поближе:

– Доктор Гримо! Доктор Гримо! Вы слышите меня?

Восковые веки вздрогнули. Полузакрытые глаза Гримо были удивленно–беспомощными, как у малого ребенка. Скорее всего, он уже не воспринимал происходящего. Его пенсне свисало на шнурке из кармана халата. Он шевельнул пальцами, словно искал его. Грудь его поднималась и опускалась.

– Я из полиции, доктор Гримо! Кто это сделал? Не пытайтесь говорить, если не можете. Качните головой. Этот человек – Пьер Флей?

В глазах умирающего мелькнул огонек понимания, но тут же погас. Затем Гримо сделал отчетливое отрицательное движение головой.

– Кто же тогда это был?

Гримо напрягся, теряя последние силы. Он заговорил – в первый и последний раз. Его губы произнесли странные слова, о которых речь пойдет позже, и он потерял сознание.

Окно в стене слева было приподнято на несколько дюймов, и от него тянуло холодом. Рэмпол зябко поежился. То, что только что было замечательным человеком, теперь неподвижно лежало на подушках, и лишь по тиканью внутри у него можно было догадаться, что он еще жив. В ярко освещенной уютной комнате было слишком много крови.

– Боже мой, – сказал Рэмпол, – неужели мы ничего не можем сделать?

Хедли сокрушенно кивнул:

– Ничего, кроме того, что я должен приниматься за работу. “Он еще в доме!” Сборище дураков! И я хорош! – Он показал на приоткрытое окно. – Ясно, что этот тип удрал прежде, чем мы вошли в дом. Его уже нет здесь!

Рэмпол осмотрелся по сторонам.

Это была комната площадью примерно 15 на 15 футов со стенами, обшитыми дубовыми панелями и с толстым темным ковром на полу. В стене слева, если смотреть от двери, было окно с коричневыми бархатными гардинами. По обе стороны от окна тянулись книжные полки в несколько рядов с мраморными бюстами наверху. Перед окном стоял массивный письменный стол на резных ножках, на нем слева стояла лампа из цветного стекла и бронзовая пепельница с колбаской пепла от истлевшей сигары. В центре лежала закрытая книга в пергаментном переплете и стоял письменный набор в виде вырезанной из желтого нефрита фигурки буйвола. К столу был придвинут стул с мягким сидением.

Рэмпол перевел взгляд на стену справа от входа. Здесь находился большой камин, также окруженный книжными полками с бюстами. Над камином был прикреплен геральдический щит, а над щитом висели скрещенные рапиры. Мебель – коричневый кожаный диван и такие же кресла – была беспорядочно сдвинута прямо к огню, и на диване виднелась кровь.

И, наконец, прямо напротив входа Рэмпол заметил картину. Среди книжных полок было выгорожено свободное пространство, видимо недавно специально приготовленное для картины, которую Гримо так и не удалось повесить на место. Она лежала изображением вверх па полу, неподалеку от того места, где нашли самого Гримо, и была крест–накрест рассечена каким–то острым предметом. Она была так велика – футов семи в ширину и четырех в высоту, – что Хедли с трудом вытащил ее на свободное место, желая рассмотреть получше.

– Значит, это, – сказал он, – та самая картина, которую он купил, чтобы “защитить себя”? Взгляните, Фелл, вам не кажется, что Гримо такой же ненормальный, как и Флей?

Доктор Фелл близоруко разглядывал окно.

– Как и Флей, – пробормотал он, – который не совершал этого преступления. Послушайте, Хедли, вы не заметили никакого оружия?

– Нет. Здесь не было даже пистолета, – а мы ищем автоматическое оружие большого калибра, – да и ножа, которым разрезали эту мазню, нигде не видно. Взгляните! На мой взгляд – весьма заурядный пейзаж.

Рэмполу он не казался таким уж заурядным. В нем было что–то необычное, словно художник сумел поймать кистью ветер, гнущий ветви изображенных деревьев. Зритель ощущал опустошенность и страх. Это впечатление создавалось общим мрачным тоном картины, в которой зеленое сочеталось с серым и черным, и только верхушки гор на заднем плане были тронуты белым. На переднем плане под изогнутыми ветвями дерева виднелись три надгробия. Надгробия покосились и, казалось, падали от того, что могилы вздымаются, сотрясаемые изнутри. Даже разрезы на полотне не могли рассеять этого впечатления.

На лестнице раздались шаги, и в комнату влетел Бойд Мэнгэн, еще более бледный и испуганный, чем обычно. Казалось, даже его курчавые волосы распрямились. Он бросил взгляд на фигуру, распростертую на полу, и схватился за голову. С Рэмполом они были сверстники, но мешки под глазами делали Мэнгэна лет на десять старше.

– Миллз уже рассказал мне… Его?.. – он кивнул в сторону Гримо.

Хедли пропустил вопрос мимо ушей.

– Вы вызвали “скорую помощь”? – спросил он.

– Сейчас будут. Вокруг нас полно больниц, и никто не знал, в какую позвонить. Я вспомнил о знакомом профессоре, у которого клиника здесь, за углом. Они… – Он отступил в сторону, чтобы впустить двоих санитаров с носилками, и следом за ними – низкорослого, чисто выбритого человека с лысой головой.

– Это – доктор Питерсон, это – полиция, а это – ваш пациент, – сообщил Мэнгэн.

Доктор Питерсон устремился к лежащему.

– Носилки, ребята! – сказал он, осмотрев профессора. – Здесь я уже ничего не могу сделать. Осторожнее!

– Есть ли хоть какой–нибудь шанс? – спросил Хедли.

– Он может протянуть еще пару часов, не больше, а то и нет. Если бы не такое крепкое телосложение, он бы уже умер. – Доктор Питерсон опустил руку в карман. – Вы захотите прислать своего эксперта, не так ли? Вот вам моя карточка. Я сохраню для вас пулю, когда извлеку. Держу пари, что это 38–й калибр[1]1
  Соответствует калибру 9 мм.


[Закрыть], стреляли с расстояния около десяти футов. Могу я узнать, что тут произошло?

– Убийство, – ответил Хедли. – Приставьте к нему сиделку, и пусть она, если он заговорит, запишет все слово в слово.

Как только доктор вышел, Хедли нацарапал что–то в блокнот и вручил листок Мэнгэну.

– Как вы себя чувствуете? Прекрасно! Мне нужно, чтобы вы позвонили в полицейский участок на Хантер–стрит и передали им эти указания, пусть они свяжутся со Скотленд—Ярдом. Если они спросят, что случилось, объясните. Эксперт грусть сразу же едет в больницу, а остальные – сюда… Кто это стоит в дверях?

Человек в дверях был тем самым невысоким стройным юношей со взъерошенными рыжими волосами. Рэмпол увидел карие любопытные глаза за толстыми стеклами очков в золоченой оправе и приоткрытый рот, словно тот хотел что–то сказать. Юноша стоял, сложив руки на груди. Его первый испуг прошел и сменился любопытством. Он слегка поклонился и сказал бесцветным голосом:

– Я – Стюарт Миллз, и я являюсь, вернее, был секретарем доктора Гримо. Могу я узнать, куда исчез преступник?

– Предположительно, – ответил Хедли, – он скрылся через окно, пока мы все пребывали, не без вашей помощи, в уверенности, что ему не уйти. А теперь, мистер Миллз…

– Прошу прощения, – возразил Миллз, – но тогда он должен обладать поистине сверхъестественными способностями, если ему это удалось. Вы осмотрели окно?

– Он прав, Хедли, – сказал доктор Фелл. – Посмотрите! Это дело начинает мне не нравиться. Если только он не вышел через дверь…

– Нет, он не выходил, – заявил Миллз. – Я – не единственный тому свидетель, но я видел все от начала до конца.

– Тогда он должен быть легче воздуха, чтобы скрыться через окно. Откройте окно и взгляните вниз. Хотя… Подождите! Сперва лучше обыскать комнату.

В комнате никто не прятался. Наконец Хедли, тяжело дыша, поднял окно. Девственный, нетронутый снег покрывал весь двор под окном. Рэмпол высунулся из окна и посмотрел по сторонам.

Ярко светила луна, и все вокруг было отчетливо видно. До земли – футов пятьдесят, стена сложена из гладкого камня. Окно выходило на задний двор, обнесенный невысокой каменной стеной. Снег был нетронут не только в этом дворе, но и в соседнем. На первом этаже с этой стороны окон не было. Самым ближним слева было окно холла – на расстоянии не меньше тридцати футов. Окно справа находилось почти на таком же расстоянии и принадлежало соседнему дому. Прямо под окном расстилался широкий двор, причем до ближайшего дома по прямой было несколько сот футов. И наконец, над окном поднималась до самой крыши гладкая каменная стена, а покатый край крыши не позволил бы зацепиться за нее пальцами или закрепить веревку.

Однако Хедли, задрав голову вверх, заметил:

– Взгляните! Он мог привязать веревку к дымовой трубе или к чему–то другому и оставить ее висеть – на все время своего визита. Убив Гримо, он вылез из окна, взобрался по веревке на крышу и отвязал веревку и скрылся. На крыше должны остаться следы.

– Да, да! – послышался голос Миллза. – Именно поэтому должен вам сказать, что их там нет!

Хедли обернулся. Миллз закончил изучение камина и улыбался ему, однако взгляд у него был мрачный, а на лбу выступили капельки пота.

– Видите ли, – продолжал он, подняв вверх указательный палец, – насколько я понял, человек в карнавальной маске просто исчез…

– В чем, в чем? – переспросил Хедли.

– В карнавальной маске. Разве я выразился непонятно?

– Нет. Мы ничего не поняли, мистер Миллз. Речь шла о крыше, не так ли?

– На крыше нет никаких следов, – сказал Миллз. – Я повторяю, джентльмены, человек в карнавальной маске исчез, и я отказываюсь что–либо понимать.

– Но почему обязательно – исчез?

– Потому что я лично наблюдал за этой дверью и готов, присягнуть, что отсюда он не выходил. Таким образом, можно заключить, что он – “а” – взобрался по веревке на крышу или – “б” – вылез через дымоход. Тогда мы можем составить простое математическое выражение…

– В самом деле? – иронически заметил Хедли. – И что же?

– В противоположном конце холла, – продолжал Миллз, – находится мой кабинет. Из него есть ход на чердак, а там – люк на крышу. Подняв крышку люка, я увидел, что снег на крыше нетронут, и никаких следов на нем нет.

– Вы сами выходили на крышу? – спросил Хедли.

– Нет. Если бы я попробовал это сделать, то не смог бы на ней удержаться. Честно говоря, я даже не представляю, как это можно сделать даже в сухую погоду.

Доктор Фелл повернул к нему свое сияющее лицо. Казалось, что ему не терпится поскорее заполучить тайну в свои руки, словно новую интересную игрушку.

– А что было дальше, молодой человек? – спросил он. – Я имею в виду, что вы подумали, когда увидели, что ваше математическое выражение никуда не годится?

Миллз снова улыбнулся.

– Это мы еще посмотрим. Я математик, сэр. Оставляю это на ваше усмотрение, джентльмены, но заявляю, что через дверь он не выходил.

– Предположим, что вы рассказываете нам все, как было на самом деле, – сказал Хедли. Он сел за письменный стол и достал записную книжку. – Прекрасно. А теперь мы попытаемся восстановить ход событий. Как давно вы работаете у доктора Гримо?

– Три года и восемь месяцев, – ответил Миллз. Рэмпол заметил, что при появлении записной книжки он стал отвечать кратко.

– Каковы ваши обязанности?

– Частично – работа с корреспонденцией, а также общие секретарские обязанности. В более широком смысле – помощь в подготовке к изданию его новой работы “Происхождение и история суеверий в Центральной Европе”. Совместно с…

– Так, ясно. Сколько человек живет в этом доме?

– Кроме доктора Гримо и меня – четверо.

– Назовите их.

– Так вам нужны их фамилии? Пожалуйста: Розетта Гримо, дочь профессора. Мадам Дюмон, его экономка, Престарелый друг и помощник доктора Гримо мистер Дрэймен. Еще одна служанка, которую зовут Энни, ее фамилию я никогда не слышал.

– Кто из них находился в доме, когда это случилось?

Миллз внимательно рассматривал носки своих ботинок.

– Этого я вам не могу сказать. Я говорю только то, что мне известно. – Он переступил с ноги на ногу. – После обеда, который закончился в 7.30 вечера, доктор Гримо поднялся к себе поработать. По субботней привычке. Он сказал мне, что не хочет, чтобы его беспокоили до одиннадцати, – это тоже его обычное правило. Он сказал, – капельки пота снова выступили на лбу молодого человека, – он сказал, что около половины десятого к нему, возможно, кто–то придет.

– Он не сказал, кто это будет?

– Нет.

Хедли подался вперед.

– Продолжайте, мистер Миллз! Вам не известно, угрожал ли ему кто–нибудь? Вы слышали о том, что случилось в среду вечером?

– Я? Э–э–э… Да, конечно. Честно говоря, я и сам там был, в “Уорвике”. Разве Мэнгэн вам не говорил?

Миллз кратко пересказал то, что было уже известно. Пока он говорил, доктор Фелл отошел в сторону и продолжил изучение комнаты. Больше всего его интересовал камин. Поскольку Рэмпол уже знал, что произошло в “Уорвикской таверне”, он слушал Миллза лишь краем уха, наблюдая за Феллом. Доктор изучал пятна крови на спинке и правом подлокотнике дивана. Еще больше кровавых пятен было на ковре перед камином, хотя их и нелегко было разглядеть на темном фоне. Следы борьбы? Рэмпол обратил внимание, что каминная решетка установлена таким образом, что ее непременно опрокинули бы, если бы возле камина была борьба. Внутри камина едва тлели угли под слоем сгоревшей бумаги.

Доктор Фелл что–то пробормотал себе под нос, потом отступил назад и принялся изучать герб над камином. Герб был выполнен в форме щита, разделенного по горизонтали на три поля: красное, голубое и серебряное; в верхнем помещались черный орел и полумесяц, в нижнем – что–то вроде шахматных ладей. Хотя краски и потемнели от времени, в довольно аскетичном кабинете ученого герб выделялся каким–то особенным, варварским богатством.

Доктор Фелл молча принялся изучать книги на полках слева от камина. Перебирая корешки книг, он что–то пробормотал себе под нос. Затем начал вынимать книгу за книгой и, взглянув на титульный лист, ставил на место. Особенно его заинтересовали самые невзрачные тома из всех, стоящих на полке. Он поднял столько пыли и шума, что стало трудно слушать повествование Миллза. Затем доктор обернулся и показал какие–то книги.

– Послушайте, Хедли! Я не хотел бы вам мешать, но это довольно странно и любопытно. Габриэль Добренци, “Yorick es Eliza levelei”, два тома “Shakspere Minden Mnnkai”, а здесь – чье–то имя… – он замолчал, разглядывая надпись. – Гм! Вам что–нибудь известно об этом, мистер Миллз? Почему–то на этих книгах нет пыли.

Миллз прервал свой рассказ.

– Я… я не знаю. Я думаю, что это из той связки, которую доктор Гримо собирался вынести на чердак. Мистер Дрэймен нашел их среди других книг, которые выносил из кабинета ящиками, чтобы освободить место для картины. Так на чем мы остановились, мистер Хедли? Ах, да! Значит, когда доктор Гримо сказал мне, что ожидает сегодня вечером посетителя, я и не предполагал, что это может быть тот человек из “Уорвика”. Он мне об этом не говорил.

– А что именно он вам сказал?

– Я… Видите ли, я после обеда работал в большой библиотеке внизу. Он попросил меня в половине десятого подняться в свой кабинет, оставить дверь открытой и наблюдать за этой комнатой, на случай, если…

– Если что?

Миллз хмыкнул.

– Он не уточнил.

– Значит, он сказал вам все это, – спросил Хедли, – а вы даже не подозревали, кто может прийти?

– Мне кажется, – вмешался доктор Фелл, – я могу объяснить, что имеет в виду наш юный друг. В нем сейчас происходит внутренняя борьба. Юноша, хотя и не лишен воображения, тем не менее не желает знать больше, чем ему предписывают его обязанности. Правильно, мистер Миллз?

– Я не это имел в виду, сэр, – смутился Миллз. – Мои мотивы не имеют с этим ничего общего. Просто я добросовестно исполняю свои обязанности. Так вот, я поднялся к себе ровно в половине десятого…

– А где находились остальные? – перебил Хедли. – Только не говорите, что не можете сказать с уверенностью, просто скажите, где, по–вашему, они находились?

– Единственное, что мне известно, это то, что мисс Розетта Гримо и Мэнгэн находились в гостиной внизу, играли в карты. Дрэймен говорил мне, что собирается уйти, и я его не видел после обеда.

– А мадам Дюмон?

– Я встретил ее, когда поднимался наверх. Она выходила от профессора: относила ему послеобеденный кофе. Я прошел к себе в кабинет, открыл дверь и пододвинул стол таким образом, чтобы видеть холл. Точно без четверти десять раздался звонок. Через пару минут поднялась мадам Дюмон с подносом для визитных карточек. Она уже собралась стучать в дверь, когда я увидел, как следом за ней по лестнице поднимается высокий мужчина. Она обернулась и тоже увидела его. Потом она произнесла несколько слов, которых я не расслышал, но смысл их был понятен – она спрашивала его, почему он не подождал внизу; и было заметно, что она рассержена. Этот тип не ответил. Он подошел к двери, на ходу опустил воротник пальто, снял с головы лыжную шапочку и сунул ее в карман. Мне показалось, что он засмеялся, а мадам Дюмон воскликнула что–то, отскочив к стене, и поспешила открыть дверь. Доктор Гримо появился на пороге. Его точные слова были; “Какого черта! Что здесь происходит?” Потом он увидел высокого мужчину и сказал: “О боже! Кто вы?”

Голос Миллза, хотя он и пытался сохранить внешнее спокойствие, дрожал.

– Продолжайте, мистер Миллз! Вы разглядели этого человека?

– Да, достаточно хорошо. Когда он появился в лестничном проеме, он взглянул в мою сторону.

– И что же?

– Воротник его пальто был поднят, на голове – вязаная лыжная шапочка. Но, джентльмены, у меня дальнозоркость, и я хорошо рассмотрел его лицо. На нем была надета детская карнавальная маска, вроде как из папье–маше. Мне запомнилось, что она изображала продолговатое гладкое лицо розового цвета, с широко открытым ртом. И, насколько я помню, он не снял ее.

– Вы совершенно правы, – раздался спокойный голос со стороны двери. – Это была карнавальная маска. И, к сожалению, он ее не снял.

Глава 4
НЕВОЗМОЖНОЕ

Женщина стояла в дверях, обводя взглядом присутствующих. Рэмпол, сам не зная почему, почувствовал, что это – необыкновенная женщина. В ее внешности, однако, не было ничего необычного, кроме блестящих и очень живых карих глаз. Она была небольшого роста, с крепко сбитой фигурой, на бледном лице выделялись довольно широкие скулы, но у Рэмпола сложилось впечатление, что она, если бы захотела, могла выглядеть красавицей. Одета она была в простое темное платье, украшенное на груди белыми кружевами.

Что же в ней было необычного? Сила, дерзость? Скорее, это была какая–то особенная внутренняя энергия, сродни электрической, которую она распространяла вокруг себя.

Женщина подошла к ним. Рэмпол был убежден, что убийство профессора Гримо нанесло ей удар, от которого ей никогда не оправиться, и она только усилием воли сдерживает себя, чтобы не разрыдаться.

– Я – Эрнестина Дюмон, – сказала она. – Я пришла, чтобы помочь вам найти того мерзавца, который стрелял в Шарля.

Она говорила почти без акцента, но очень глухо и безо всякого выражения.

– Когда я услышала о случившемся, я не смогла сразу подняться наверх. Потом я хотела поехать с ним в больницу, но доктор мне не разрешил. Он сказал, что со мной захотят побеседовать люди из полиции.

Хедли встал.

– Садитесь, пожалуйста. Мы хотели бы поговорить с вами чуть позже. Пока же я попрошу вас внимательно выслушать то, что рассказывает мистер Миллз и, если нужно, дополнить его.

Она зябко поежилась от сквозняка, и доктор Фелл, внимательно наблюдавший за ней, кинулся закрывать окно. Затем женщина бросила взгляд на камин, где под пеплом от сгоревшей бумаги едва теплился огонь. До нее дошли, наконец, слова Хедли, и она кивнула в знак согласия.

– Да, конечно. Он приятный, хотя и бедный молодой человек, и голова у него светлая. Правда, Стюарт? Ты продолжай, пожалуйста, а я послушаю.

Миллз, если и был задет ее тоном, не подал виду. Он только моргнул пару раз, потом картинно воздел руки.

– Если мадам Пифии угодно так думать, – продекламировал он, – я не возражаю. Итак, на чем я остановился?

– Вы говорили о словах доктора Гримо, когда он увидел посетителя: “О боже! Кто вы?” Что было дальше?

– Ах, да! Он не надел пенсне, оно болталось на шнурке, и мне показалось, что он принял маску за настоящее лицо. Но прежде, чем он успел надеть пенсне, незнакомец сделал какое–то быстрое движение рукой и вошел в дверь. Доктор Гримо хотел загородить проход, но не успел, и я услышал смех незнакомца. Когда посетитель вошел, – Миллз сделал паузу, не скрывая своей растерянности, – и это самое странное – мне показалось, что мадам Дюмон, хотя и прижалась к стене, сама закрыла за ним дверь. Я помню ее руку на дверной ручке.

– Мой мальчик! – воскликнула Эрнестина Дюмон. – Что ты хочешь этим сказать? Думай, что ты говоришь, дурачок! Не считаешь ли ты, что я нарочно оставила этого мерзавца наедине с Шарлем? Да он просто захлопнул за собой дверь! Потом он еще повернул ключ в замке.

– Минуточку, мадам… Это правда, Миллз?

– Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Я просто хочу сообщить факты и свои личные впечатления. Я ничего не “имею в виду”. Поправку принимаю: он, как сказала Пифия, повернул ключ в замке.

– И это он считает невинной шуточкой – “Пифия”! – раздраженно вставила мадам Дюмон. – Ничего себе!

Миллз улыбнулся.

– Итак, джентльмены, я могу поверить, что Пифия была возбуждена. Она начала звать Гримо по имени и дергать дверную ручку. Я слышал голоса изнутри, но находился довольно далеко, а дверь, если вы помните, толстая. Секунд на тридцать все затихло – за это время, надо думать, человек снял маску с лица. Потом профессор Гримо крикнул: “Пошла к черту, дура! Я сам управлюсь”.

– Понятно. Не заметили ли вы в голосе испуг или что–нибудь еще?

Секретарь покачал головой.

– Напротив, мне показалось, что он произнес эти слова с облегчением.

– А вы, мадам, подчинились и сразу ушли?

– Да.

– Однако, – заметил Хедли, – это не похоже на обычную шутку: явиться в дом в маске и вести себя таким странным образом. Вам было известно, что вашему хозяину угрожали?

– Я служу у Шарля Гримо более двадцати лет, – ответила женщина спокойно. Слово “хозяин” задело ее, это было видно по глазам. – И я не помню случая, чтобы он не мог где–нибудь управиться сам. Подчиниться? Конечно, я всегда подчинялась ему! Кроме того, вы пока еще не спросили мое мнение, – ее губы растянулись в подобие улыбки, – все это интересно, как сказал бы Шарль, с психологической точки зрения. Вы не спросили у Стюарта, почему ОН подчинился и не поднял шум? Да потому что, по вашему мнению, он просто испугался! Спасибо за внимание. Продолжайте, пожалуйста.

Хедли снова обратился к секретарю:

– Вы помните время, мистер Миллз, когда высокий человек вошел в комнату?

– Было без десяти десять. На моем рабочем столе есть часы.

– А когда вы услышали выстрел?

– Точно в десять минут одиннадцатого.

– Вы хотите сказать, что все это время наблюдали за дверью?

– Да, и очень внимательно, несмотря на то, что Пифия тут говорила о моей робости, я первым оказался у двери, когда раздался выстрел. Дверь все еще была заперта изнутри, как вы, джентльмены, могли убедиться сами – вы подошли вскоре после этого.

– За те двадцать минут, пока они были вдвоем, слышали ли вы голоса, шаги, какие–нибудь другие звуки?

– Один раз мне показалось, что голоса стали громче, и добавился еще один звук, который я мог бы назвать глухим ударом. Но я находился на некотором расстоянии. – его взгляд встретился с холодным взглядом Хедли. На лбу секретаря снова выступили капельки пота.

– Теперь я понимаю, что все это может казаться вздором. Тем не менее, джентльмены, я клянусь, что так оно и было! – неожиданно он вскинул кулак, и голос его прозвучал звонко.

– Все нормально, Стюарт, – спокойно сказала женщина, – я могу подтвердить твои слова.

Хедли был мрачен.

– Нам от этого, я думаю, не легче. Еще один вопрос, мистер Миллз! Можете ли вы подробно описать посетителя?.. Минуточку, мадам! – Он не дал ей раскрыть рта. – Вес в свое время! Итак, мистер Миллз?

– Я могу точно сказать, что на нем было надето длинное черное пальто и вязаная шапочка какого–то коричневатого цвета. Брюки у него были темные. Ботинок я не видел. Его волосы, когда он снял шапку… Это странно! Я теперь точно припоминаю, что его волосы выглядели необычно темными и блестящими, словно вся его голова была сделана из папье–маше!

Хедли, прохаживавшийся взад и вперед по комнате, обернулся к нему так резко, что тот вздрогнул.

– Джентльмены! – воскликнул Миллз. – Вы просили меня рассказать все, что я видел. Именно это я и видел. Это правда!

– Продолжайте! – приказал Хедли.

– Кажется, на нем были перчатки, хотя он и держал руки в карманах, так что я не совсем уверен. Он был высокого роста, на три или четыре дюйма выше доктора Гримо, среднего телосложения. Это все, что я могу с уверенностью сказать.

– Он был похож на того человека, Пьера Флея?

– Пожалуй, да. Так сказать, с одной стороны – похож, а с другой – не похож. Я бы сказал, что он еще выше Флея, и не такой худой, хотя за это я не ручаюсь.

Во время этого допроса Рэмпол краем глаза продолжал наблюдать за доктором Феллом. Доктор в распахнутом пальто и с зажатой под мышкой шляпой бродил по комнате, внимательно изучая ковер. Он наклонялся так низко, что пенсне едва не падало у него с носа. Фелл осмотрел также картину, ряды книг и нефритового буйвола на столе. Он наклонился, чтобы еще раз заглянуть в камин, и вновь поднял голову, чтобы рассмотреть герб. Герб вызывал у него особый интерес – Рэмпол видел это, но одновременно доктор успевал наблюдать за мадам Дюмон. Эго не укрылось и от внимания женщины. Она попыталась проигнорировать это открытие, но нервные жесты выдавали ее. Это было похоже на безмолвную схватку.

– У меня есть к вам и другие вопросы, мистер Миллз, – сказал Хедли, – в частности, о случае в “Уорвикской таверне” и об этой картине… Но они могут подождать, пока мы не выясним все остальное. Вы не сходите вниз и не попросите мисс Гримо и мистера Мэнгэна подняться сюда? А заодно позовите и мистера Дрэймена, если он уже вернулся… Благодарю вас. Одну минуточку! У вас есть вопросы, мистер Фелл?

Доктор покачал головой. Рэмпол заметил, что женщина вздрогнула.

– Ваш друг обязательно должен слоняться взад–вперед? – нервно воскликнула она, и иностранный акцепт в ее речи зазвучал уже сильнее. – Это действует на нервы! Это…

Хедли участливо пояснил:

– Я вас понимаю, мадам, но, к сожалению, это его привычка.

– Да кто вы такой, в конце концов? Вы вошли в мой дом…

– Простите, я должен был сразу представиться. Я – старший полицейский офицер Хедли из управления уголовной полиции. Это – мистер Рэмпол. А это – доктор Фелл, о котором вы, наверное, слышали.

– Да. Кажется, да, – она кивнула, потом хлопнула ладонью по столу. – Пусть так. Но все равно, не могли бы вы отказаться от вашей дурацкой привычки? И потом, мне холодно! Нельзя ли, в конце концов, затопить камин, чтобы немного согреться?

– Не советую этого делать, – сказал доктор Фелл, – во всяком случае до тех пор, пока мы не выясним, что это за бумаги были там сожжены. Там было целое аутодафе.

Эрнестина Дюмон воскликнула, теряя терпение:

– О боже! Почему вы все так глупы? Почему вы сидите здесь? Вам отлично известно, кто это сделал. Это был тот самый Флей, и вы это знаете. Так почему вы не схватите его? Почему вы сидите здесь и задаете идиотские вопросы, когда я говорю вам, что это был он?

В глазах ее мелькнула какая–то азиатская кровожадность, словно она представила, как Флей уже всходит на эшафот.

– Вы знакомы с Флеем? – спросил Хедли.

– Нет, нет! Я никогда его не видела. Я имею в виду, до этого не видела. Но Шарль мне сказал.

– Что он вам сказал?

– Этот Флей – сумасшедший. Шарль никогда не был с ним знаком, но у того была бредовая идея, что он связан с нечистой силой. У него якобы есть брат, который тоже, – она покрутила пальцем у виска, – вы понимаете? Так вот, Шарль сказал мне, что Флей должен прийти к нему сегодня вечером, в половине десятого. Шарль велел мне впустить его. Но когда я выносила из кабинета кофейный поднос около половины десятого, он засмеялся и сказал, что если этот человек до сих пор не пришел, то он уже никогда не придет. Шарль сказал: “Завистливые люди обычно пунктуальны”. Но он ошибся. Звонок зазвонил без четверти десять. Я открыла дверь. На ступеньках стоял человек. Он протянул мне визитную карточку и сказал: “Не передадите ли вы это профессору Гримо? И спросите, не примет ли он меня?”

Хедли облокотился о спинку дивана и внимательно слушал ее.

– А как насчет фальшивого лица–маски? Вам это не показалось странным?

– Я не видела, что это маска. Разве вы не заметили, что в прихожей горит только одна лампа? Позади него горел уличный фонарь, и все, что я могла видеть, – это его силуэт. Он говорил вежливо и протягивал мне карточку, так что в ту минуту я не могла и подумать, что…

– Минуточку! Вы бы узнали этот голос, если бы услышали его еще раз?

– Не знаю… Пожалуй, да… Но он звучал искаженно, его заглушала маска, теперь я это понимаю… Ах, почему здесь такие мужчины? – Она откинулась в кресле, и из глаз ее брызнули слезы. – Я женщина, но я знаю! Если кто–то нанес вам обиду, то вы его выследите и убьете, а потом ваши друзья придут в суд и присягнут, что вы в это время были в другом месте. Но вы не будете надевать размалеванную маску, как старик Дрэймен с детворой в ночь перед Рождеством, вы не будете вручать карточку, как этот выродок, подниматься, убивать человека в его кабинете, а потом скрываться через окно! Это похоже на страшные истории, которые я слышала в детстве… – ее терпение иссякло, и началась истерика. – О боже, Шарль! Бедный, бедный Шарль! – причитала она.

Хедли спокойно ждал. Эрнестина Дюмон быстро взяла себя в руки и вновь стала холодной и отчужденной, как картина, стоящая напротив. Лишь грудь тяжело вздымалась и слышался скрип ногтей о подлокотники кресла.

– Значит, этот человек сказал, – напомнил Хедли, – что, мол, не передадите ли вы карточку? Хорошо. А мистер Мэнгэн и мисс Гримо, насколько я понимаю, находились в это время в гостиной недалеко от входной двери?