Текст книги "Частный детектив. Выпуск 1"

Автор книги: Джеймс Хедли Чейз

Соавторы: Джон Диксон Карр,Чарльз Вильямс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 40 страниц)

Глава 21
РАЗГАДКА

– А потом? – спросил Хедли, когда доктор Фелл умолк.

– Трое свидетелей, конечно, не видели Гримо, – ответил Фелл после долгой паузы, – потому что он не выходил за дверь и не приближался к лежащему посреди пустынной улицы человеку.

– Черт побери! – тихо сказал Хедли. – Это же все объясняет, но я бы никогда и не подумал, что… Простите. Продолжайте, Фелл!

– Гримо находится за дверью. Он знает, что ранен в грудь, но не знает, что это серьезно. Ему случалось переживать и не такое – мы это знаем. В конце концов, он получил рану – то, чего сам хотел. Но план его летит ко всем чертям! Но откуда ему было знать, что часы в витрине у ювелира врут? Он даже не уверен, что Флей мертв. Ему, конечно, повезло с этими часами, но он–то не догадывался об этом. Единственное, что он знает – это то, что Флей уже не будет найден в своей комнате как жертва самоубийства. Флей, возможно, лишь тяжело ранен и сможет говорить. Гримо в панике, он уже видит себя на виселице.

Все последующее происходит сразу после выстрела. Он не может оставаться там, в темном парадном. Лучше всего осмотреть свою рану и убедиться, что он не оставил следов крови. Где это сделать? Наверху – квартира Барнэби. И он идет туда, открывает дверь и включает свет. Вокруг него обмотана веревка – больше она ему не нужна. Он уже не может представить все так, как будто Флей приходил к нему, потому что Флей, возможно, в это время уже дает показания в полиции. Гримо отбрасывает веревку. Потом – осмотр раны. Желтое твидовое пальто все перепачкано кровью изнутри, кровь и на остальной одежде. Но входное отверстие or пули невелико. Гримо достает носовой платок и пластырь и заклеивает рану. Кароль Хорват, которого ничто не могло убить, плевать хотел на эту ерунду! Он тверд и решителен как никогда. Но в ванной комнате у Барнэби остались следы крови, и он пытается смыть их. Который час? О боже! Он опаздывает – уже без четверти десять! Скорее домой, пока его не схватили…

И он забывает выключить свет. Когда нагорело электричества на шиллинг и свет выключился, мы не знаем. Во всяком случае, минут сорок–сорок пять спустя свет еще горел и Розетта видела его.

Но по дороге домой, я думаю, к Гримо полностью вернулось самообладание. Кем бы ни был Гримо, по натуре он оставался игроком. Не стоит рисовать его одной черной краской. Он убил своего брата, но мне кажется, что он не смог бы убить своего друга или женщину, которую любил. Так где же выход? Есть только один шанс, крохотный, но шанс. Он заключается в следовании его первоначальному плану и в попытке представить дело так, будто Флей все же побывал у него и нанес ему рану в его собственном доме. Оружие осталось у Флея. Гримо скажет, а свидетели подтвердят, что он никуда не отлучался из дому весь вечер. Если они подтвердят, что Флей приходил к нему – пускай тогда полиция попробует что–нибудь доказать! А почему бы и нет? Снег? Он кончился, и следов Флея не осталось. Гримо отбросил веревку, которой Флей якобы должен был воспользоваться для бегства.

Флей выстрелил в него в девять сорок. Гримо вернулся домой около десяти. Как он вошел в дом, не оставив следов? Очень просто! Просто для человека с его здоровьем, лишь слегка раненого (а рана была нетяжелой и если бы он не делал того, что он сделал, то сейчас был бы жив, чтобы отправиться на виселицу). Он возвращается через черный ход и полуподвал. Каким образом? На ступеньках, ведущих вниз к полуподвалу, конечно, есть снег. Но над дверью нависает козырек, поэтому непосредственно перед входом снега нет, а расположен черный ход недалеко от дорожки, ведущей к соседнему дому. Он мог запрыгнуть с этой дорожки прямо на ступеньки, ведущие вниз. Вы помните звук, напоминающий падение тела, как раз перед тем, как раздался звонок в дверь?

– Но он же не звонил в дверь!

– Нет, звонил, но изнутри, зайдя с черного хода. Наверху его уже ждала Эрнестина Дюмон. Теперь они были готовы исполнить свой фокус.

– Да, – сказал Хедли, – вот мы и подошли к фокусу. Как же он был исполнен и откуда вам это известно?

– Откуда мне известно? – отозвался доктор Фелл. – Первое, что навело меня на размышления – это вес картины, – он лениво указал на прислоненный к стене холст. – Да, это был вес картины. Это было не слишком ценно, пока я не вспомнил кое–что еще…

– Вес картины? Да, картина, – пробормотал Хедли, – я совсем забыл о ней. Какова же ее роль в этом деле? Что Гримо собирался с ней делать?

– Это я и хотел выяснить.

– Но вес картины! Она весила не так уж много. Вы же сами поднимали и вертели ее одной рукой.

Доктор Фелл гордо распрямил плечи.

– Вот именно. Вы попали в самую точку! Я поднимал ее одной рукой и вертел ее… Так зачем же Гримо понадобились двое крепких мужчин, таксист и еще один, чтобы затащить ее наверх?

– Что?

– Да, именно так. Об этом нам говорили дважды. Гримо, забрав картину из мастерской Барнэби, легко отнес ее вниз по лестнице. Тем не менее, вернувшись домой с той же самой картиной, он был вынужден нанять двух человек для ее переноски. Где же она успела набрать столько веса? Картина не была вставлена под стекло – сами видите. Где был Гримо все это время – с утра, когда он купил картину, и почти до обеда, когда он вернулся домой? Это слишком большая вещь, чтобы таскать ее с собой просто так. И почему Гримо так настаивал на том, чтобы ее завернули?

Нетрудно догадаться, что он использовал картину для того, чтобы спрятать с ее помощью нечто, что грузчики занесли к нему вместе с картиной, сами о том не подозревая. Нечто в той же упаковке. Что–то очень большое – семь футов на четыре…

– Но там ничего не могло быть, – возразил Хедли, – иначе мы нашли бы это в комнате, не так ли? В любом случае, этот предмет должен быть абсолютно гладким, иначе он был бы заметен сквозь обертку. Что может быть таким большим – семь футов на четыре – и одновременно таким, что незаметно сквозь оберточную бумагу?

– Зеркало, – ответил доктор Фелл.

В наступившей тишине он поднялся с кресла и лениво продолжал.

– И его можно было спрятать хотя бы в очень широком и тесном дымоходе, в который мы все пытались пропихнуть кулаки и упирались в выступ в том месте, где дымоход делает изгиб. Здесь не нужна магия. Нужно просто иметь сильные руки и плечи.

– Вы хотите сказать, что этот чертов фокус?..

– Новый вариант фокуса, – сказал Фелл, – очень эффектный. Взгляните на эту комнату. Что вы видите на стене напротив двери?

– Ничего, – ответил Хедли. – Я хочу сказать, что там были книжные полки, которые он убрал. Теперь там голая стена.

– Вот именно. А есть какая–нибудь мебель между дверью и этой стеной?

– Нет.

– Значит, если вы посмотрите из холла, то увидите только черный ковер, никакой мебели, а в конце – голую стену, обшитую дубовой панелью?

– Да.

– Теперь, Тед, откройте дверь и выгляните в холл. Какого цвета ковер и стены там?

Рэмпол пошел взглянуть, хотя уже знал ответ.

– Они точно такие же, – сказал он, – на полу лежит ковер, как здесь, и стена тоже дубовая.

– Правильно! Кстати, Хедли, вы можете вытащить это зеркало из–за шкафа – вон того? Оно стоит там со вчерашнего дня, когда Дрэймен обнаружил его в трубе. Вынимая и опуская его вниз, старик и надорвался. Мы проведем маленький эксперимент. Не думаю, что кто–нибудь из живущих в доме помешает нам, но мы должны на всякий случай убедиться в этом. Я хочу, чтобы вы взяли это зеркало, Хедли, и поставили его напротив дверного проема – так, что когда вы распахнете дверь (она открывается вовнутрь направо), край двери будет в нескольких дюймах от зеркала.

Инспектор с трудом поднял зеркало, которое действительно было спрятано за шкафом. Оно было больше, чем те вертящиеся зеркала, которыми пользуются портные, – на несколько дюймов выше и шире, чем дверь. Оно прочно стояло на ковре и поддерживалось в вертикальном положении откидывающейся опорой. Хедли с любопытством осматривал его.

– Так нормально?

– Да. Теперь, если вы откроете дверь, то собственно комнату вы увидите на пару футов, не больше. Попробуйте!

– Я понял вас, но если вы это сделаете, тогда тот, кто сидит в комнате напротив, например Миллз, увидит свое отражение в зеркале.

– Вовсе нет. Только не под таким углом – очень небольшим, но вполне достаточным, под которым будет установлено зеркало. Вы сейчас убедитесь в этом. Идите оба туда, где сидел Миллз, а я пока установлю зеркало. Не смотрите, пока я не скажу.

Хедли, пробормотав, что, мол, все это чепуха, но все равно любопытно, вышел вслед за Рэмполом. Они не оглядывались, пока не услышали оклик Фелла.

Холл был сумрачным, с высоким потолком. Пол до самой двери покрывал черный ковер. Доктор Фелл стоял возле двери, как церемониймейстер во дворце. Он стоял немного правее двери и держал руку на дверной ручке.

– И вот она открывается, – провозгласил он, быстро распахнул дверь и тут же снова ее закрыл.

– Ну, и что же вы увидели?

– Я увидел комнату внутри, – ответил Хедли, – или мне по крайней мере показалось, что это так. Я видел ковер и противоположную стену. Комната показалась мне очень большой.

– Вы ее не видели, – сказал доктор Фелл, – на самом деле вы видели отражение стены, находящейся справа от того места, где вы стоите, и ковер, лежащий перед вами. Вот почему комната кажется вам такой большой. Зеркало, как вы знаете, больше двери. И вы не видите отражения самой двери, потому что она открывается вовнутрь. Если вы внимательно посмотрите, то увидите нечто, похожее на тень, лежащую в дверном проеме. Это то место, где находится основание зеркала. Но ваше внимание будет наверняка сосредоточено на том, что отражается в зеркале… Кстати, вы меня видите?

– Нет, вы в стороне, мы видим только вашу руку на дверной ручке.

– Да, здесь и стояла мадам Дюмон. Теперь – последний эксперимент, пока я не объясню, как сработал весь этот механизм. Тед, вы сидите за тем столом, где сидел Миллз. Вы значительно выше его ростом, но это сейчас неважно. Я буду стоять снаружи, дверь будет открыта, и я буду смотреть на свое отражение а зеркале. Теперь скажите мне, что вы видите.

При тусклом освещении, с частично открытой дверью эффект был ошеломляющим. Фигура доктора Фелла стояла в дверном проеме напротив другой фигуры – неподвижной и зловещей.

– Я не прикасаюсь к двери, как вы заметили, – раздался голос доктора, но судя по движению губ, и Рэмпол мог в этом поклясться, говорило отражение! Зеркало отражало звук.

– Кто–то услужливо открывает и закрывает для меня дверь, иначе мое отражение выдаст мое движение Быстро – что еще вы заметили?

– Ну, один из вас, кажется, длиннее, – ответил Рэмпол, рассматривающий отражение.

– Который?

– Вы сами, стоящий в холле.

– Вот именно. Во–первых, это потому, что вы смотрите с некоторого расстояния, но самое главное – это то, что вы сидите. Для человека ростом с Миллза я буду выглядеть великаном. Теперь, если я сделаю быстрое движение, схватившись за ручку двери (представьте, что я сделал такое движение), а мой помощник, стоящий справа, тоже сделает резкое движение и захлопнет дверь. А что будет делать отражение?

– Метнется навстречу вам, вроде как пытаясь преградить вам дорогу.

– Да. Теперь идите сюда и вновь прочтите показания Миллза, если они у Хедли с собой.

Когда они вернулись в кабинет, доктор Фелл сел в кресло и тяжело вздохнул.

– Извините меня, джентльмены. Я должен был установить правду уже давно, из показаний Миллза. Позвольте мне напомнить его слова. Послушайте, Хедли!

“Она (мадам Дюмон) хотела уже постучать в дверь, когда я увидел, как следом за ней по лестнице поднимается высокий мужчина. Она обернулась и увидела его. Потом она произнесла несколько слов, которых я не расслышал, но смысл их был понятен, – она спрашивала его, почему он не подождал внизу, и было заметно, что она рассержена. Этот тип не ответил. Он подошел к двери, на ходу опустил воротник пальто, снял с головы лыжную шапочку и сунул ее в карман…”

– Вы видите, джентльмены? Он должен был сделать это, потому что отражение не должно было быть с поднятым воротником и в шапочке. Тот, кто якобы находился в комнате, должен был предстать в халате. Но я заинтересовался, почему незнакомец не снял маску?

– Да, а как насчет маски? Миллз сказал, что он не снял ее…

– Миллз не видел, как он ее снял. Мы найдем объяснение этому позже, когда вспомним показания Миллза:

“Мадам Дюмон воскликнула что–то, отскочив к стене, и поспешила открыть дверь. Доктор Гримо появился на пороге”.

– Появился! Именно это он и сделал! А что же мадам Дюмон? Это – самое слабое место. Испуганная женщина, глядя на угрожающую фигуру, стоя перед комнатой, в которой находится мужчина, способный ее защитить, никогда не отскочит в сторону! Она бросится к двери в поисках защиты. Вспомним показания Миллза. Он сказал, что Гримо был без пенсне (оно бы просто не поместилось под маской). Но человек в двери, как ему показалось, поднял руку, чтобы надеть пенсне. Далее Миллз говорит: “Мне кажется, что мадам Дюмон хотя и прижалась к стене, сама закрыла за ним дверь Я помню ее руку на дверной ручке”. Не совсем естественное движение! Она возражала, но Миллз был прав.

Нет смысла продолжать. Но здесь я столкнулся с трудностью. Если Гримо был один в этой комнате, если он свободно вошел в нее, как насчет его одежды? Как насчет длинного черного пальто, коричневой лыжной шапочки и особенно – карнавальной маски. В комнате их не было. Тогда я вспомнил о бывшей профессии мадам Дюмон – изготовлении костюмов для парижской Оперы, я вспомнил историю, которую нам рассказал О’Рурк, и я понял…

– Что?

– Что Гримо сжег их. Он сжег их, потому что они были сделаны из бумаги, как костюм “Исчезающего всадника”, о котором нам рассказал О’Рурк. Гримо не мог рисковать, сжигая в камине настоящую одежду, – у него было слишком мало времени. И вместе с ними он сжег чистые – абсолютно чистые! – листы бумаги. Он сделал это, чтобы скрыть факт сожжения бумажного костюма. Опасные письма! Я готов прибить себя за то, что мне в голову пришла такая глупость! – Он стукнул кулаком по столу. – Ведь на столе не было кровавых следов, ведущих к ящику, где он держал свои письма! Была еще одна причина жечь бумагу – необходимо было уничтожить следы “выстрела”.

– “Выстрела”?

– Не забывайте, что в этой комнате должен был прозвучать выстрел из пистолета. Но то, что слышали свидетели, было на самом деле взрывом шутихи – из запасов Дрэймена для новогоднего праздника. Клочки взорвавшейся петарды разлетелись далеко. Она была сделана из плотного картона, который плохо горит. Я нашел часть обрывков в куче сгоревшей бумаги. Теперь ясно, почему мы не нашли никакого оружия. В современных патронах – в частности, и в тех, что используются в револьвере Кольта, который был найден на Калиостро–стрит, используется бездымный порох. Вы можете ощущать его запах, но никогда не увидите дым от него Но в комнате плавали клубы порохового дыма, несмотря на открытое окно, – они остались от взрыва шутихи. Теперь подведем итоги! Карнавальный костюм Гримо состоял из черного пальто, длинного, как халат и – если опустить воротник – неотличимого от халата. Костюм включал также бумажную шапочку, к которой была прикреплена маска так, что снимая шапочку, ее владелец снимал и маску, и прятал и то и другое в карман. И весь этот наряд висел вчера вечером внизу, а до этого был спрятан в кабинете.

К сожалению, Мэнгэн заметил его, что не укрылось от наблюдательной мадам Дюмон, и она перенесла костюм в более безопасное место как только он ушел. Конечно, она никогда не видела там желтого твидового пальто. Гримо держал его наверху в готовности к своему предприятию. Но оно было обнаружено вчера после обеда в гардеробе, и всем показалось, что оно было там все это время. Вот вам и пальто–хамелеон.

Теперь вы можете восстановить то, что произошло, когда Гримо, убив Флея и сам получив пулю, вернулся в дом в субботу вечером. В самом начале своего фокуса он и его помощница были в смертельной опасности. Вы помните, что Гримо опоздал. Он рассчитывал вернуться к девяти тридцати, а смог это сделать только без четверти десять. Чем больше он опаздывал, тем ближе было время, когда он велел Мэнгэну ждать посетителя, и Мэнгэн уже был на своем посту. Дело было на грани краха, а Гримо – на грани безумия. Он вошел через черный ход, где его ждала помощница. Твидовое пальто с пятнами крови отправилось в гардероб, чтобы больше уже не появиться, – пока он не умер. Дюмон открыла дверь, позвонила в звонок, высунув руку, и закрыла ее, пока Гримо надевал свой маскарадный костюм. Но они слишком затянули это дело. Мэнгэн окликнул их. Гримо, все еще не пришедший в себя, впал в панику от страха перед разоблачением. Он зашел слишком далеко. Он не мог позволить себе проиграть из–за какого–то бездарного юноши. Поэтому он и представился Петтисом, воспользовавшись сходством голосов и даром подражания – предварительно заперев дверь. Да, это было ошибкой, но Гримо уже походил на футболиста, перед которым стоит одна цель: пройти через защитников к воротам и забить гол.

Фокус был исполнен, он – один в своей комнате. На нем – маскарадный костюм поверх рубашки, рана заклеена пластырем. Ему остается лишь запереть за собой дверь, надеть халат, уничтожить бумажную одежду и засунуть зеркало в дымоход…

Так, как я сказал, было задумано. Но дело усложнилось – началось кровотечение. Гримо не был убит пулей сразу же, но физические напряжения, особенно при заталкивании зеркала в тайник, усугубили рану в легком. У него пошла кровь горлом, он упал на диван, оттолкнув при этом стул, и последним усилием попытался схватиться за кочергу. Жизнь угасала в нем. Не сумев позвать на помощь, он понял, что умирает… И, как ни странно, был рад этому.

Голос доктора Фелла глухо отдавался в холодной комнате. Потом они увидели, как дверь открылась и на пороге появилась фигура женщины с отрешенным лицом.

– Он сознался, – голос доктора Фелла не изменился. – Гримо пытался сказать нам правду об убийстве Флея и о том, как Флей убил его. Но мы предпочли не понять, пока я не догадался по часам, когда на самом деле все произошло. О боже! Неужели вы не видите? Вспомните его последние слова, произнесенные перед смертью!

“Это сделал мой брат. Я не думал, что он выстрелит. Бог знает, как он вышел из той комнаты…”

– Вы имеете в виду комнату Флея на Калиостро–стрит? – уточнил Хедли.

– Да, и шок, перенесенный Гримо, когда он увидел в свете уличного фонаря дважды убитого им брата. Вспомните:

“Только что он был здесь, и тут же его не стало… Возьмите карандаш и бумагу, быстрее! Я скажу вам, кто мой брат…” Он не думал, что кто–нибудь знает о Флее. И попытался объяснить все это дело.

Во–первых, он пытался сказать нам о братьях Хорватах и руднике. Затем перешел к Флею и к тому, что произошло: “Не самоубийство”. Увидев Флея на улице, он больше не пытался представить его смерть самоубийством. “Он не мог использовать веревку” – Флей этого действительно не мог сделать после того, как Гримо выбросил веревку за ненадобностью. Затем “Крыша” – Гримо имел в виду не эту крышу, а другую, по которой он прошел в квартиру Флея. Далее – “Снег”, который сломал все его планы. “Слишком светло” – вот тут–то заключается самое главное, Хедли! Светло было от уличного фонаря, благодаря чему Флей заметил Гримо и выстрелил, не промазав. “У него был пистолет” – это ясно. “Новый год” – это про маску. И наконец: “Не вините бедного…” – не Дрэймена он имел в виду, а Петтиса. Это было “последнее прости” Петтису, имя которого было использовано Гримо в панике.

Возникло долгое молчание.

– Да, – сказал Хедли, – все ясно, кроме одного. Как насчет изрезанной картины и где нож?

– Нанесение порезов картине было, как я думаю, одним из последних штрихов в этом трюке. Это сделал сам Гримо – он любил такие эффекты. Что касается ножа, то я не знаю. Он был у Гримо где–то здесь, видимо спрятан вместе с зеркалом. Но сейчас в дымоходе его нет. Я думаю, что Дрэймен нашел его вчера и унес…

– Здесь вы не правы, – раздался голос.

Эрнестина Дюмон стояла в дверях и улыбалась. Руки ее были сложены на груди.

– Я слышала все. Вы можете повесить меня, а можете и не вешать. Мне все равно. После стольких лет, проведенных с Шарлем… Нож взяла я. Он нужен мне для других целей.

Она все еще улыбалась и глаза ее гордо блестели. Тут Рэмпол заметил, что в руке у нее – нож, но было уже поздно. Эрнестина Дюмон резко взмахнула рукой…

Доктор Фелл вскочил с места и замер, глядя как ее лицо покрывается мертвенной бледностью.

– Я совершил преступление, Хедли, – произнес он. – Я снова угадал правду.

Перевод С. МИНИНОЙ