Текст книги "Почетный караул"

Автор книги: Джеймс Коззенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 46 страниц)

– Значит, договорились, – сказал генерал Бил. – Теперь, я думаю, вам стоит как следует разобраться в работе АБДИПа, – всех его отделов. Можете осмотреть все службы, все, что сочтете нужным. Впрочем, пожалуй, не все. От радарных дел держитесь подальше. Ну и еще есть, может быть, пара запретных тем. Я прикажу службе безопасности вас проинструктировать. Слетайте в Танжерин-Сити – там наши десантники. Еще в Бока-Негра – там отдел взаимодействия авиации с сухопутными войсками занимается сейчас амфибиями. Можете съездить в Чечотр – посмотрите артиллерийские полигоны и район показательных учений, хотя сомневаюсь, что вы там что-то найдете; Эглин присылает нам то, что они испытывают. Нет, этого лучше не касаться, но все равно, слетайте и посмотрите. Может быть, удастся найти какой-то новый ракурс. Вы ведь это имели в виду?

– Совершенно верно, сэр, – сказал Хикс. – Всякий новый ракурс…

Генералу, видимо, надоело напрягать память, и он прервал Хикса:

– Короче, у нас много чего можно найти, Хикс. Да, вот кстати, нам только что дали новое задание. Это насчет негров-пилотов. Как раз подходит – сразу будет видно, что нас используют для самых разных целей. На этой неделе поступило – вчера начали над ним работу. Вы, может быть, слышали, у нас в Таскиджи есть для них учебный центр; мы даже сформировали несколько истребительных эскадрилий, и они неплохо показали себя в Африке. Правда, с моральным состоянием не все обстоит гладко. Штаб ВВС попросили рассмотреть возможность формирования группы средних бомбардировщиков, целиком состоящей из негров. Так вот, они присылают нам «отборную группу» – всех, кто провалился на экзаменах в Таскиджи, но они всем ставят положительные оценки – сто тридцать и выше. Секция анализа личного состава предлагает создать для них что-то вроде неукомплектованных групп и поглядеть, что из этого выйдет. Вряд ли что-то прояснится в ближайшее время, но вы можете навести справки у полковника Джобсона. И это тоже часть деятельности АБДИПа. Понимаете, что я хочу сказать?

– Да, сэр. А насколько все это срочно?

– Насколько срочно? – Генерал повернулся к Хиксу. Еще секунду назад он говорил с Хиксом доверительным тоном, как бы спрашивая всякий раз его одобрения и согласия; теперь, безо всякого перехода, совершенно естественно и привычно в голосе генерала Била зазвучали гнев и изумление: – Я же сказал – заняться этим немедленно!

– Извините, сэр, – сказал Натаниел Хикс. – Мне показалось, что сначала вы просили меня не прерывать работу в отделе. В этом случае в ближайшие две недели я вряд ли сумею выкроить время для вашего задания. У меня накопилась уйма материала, вот вчера еще добавилось кое-что в Селлерсе. В субботу или воскресенье приедет капитан Уайли, с которым я работал в Орландо, это насчет диаграмм, которые готовит наша чертежная секция. Еще полковник Култард договорился о неофициальной встрече с представителем ВМС в Джексонвилле. Предполагается, что я туда полечу на следующей неделе.

Генерал слушал Хикса настороженно и наконец, прицепившись к последним словам, спросил:

– А почему он сам сюда не приедет?

– Он капитан третьего ранга, сэр; и потом, в какой-то мере флот делает нам одолжение, поэтому…

– Ну и что – Култард, в конце концов, полковник. И мы в одолжениях не нуждаемся. Как-нибудь сами справимся. А о чем, собственно, речь?

– Мы работаем над «Рекомендациями по переработке наставления один дробь пятнадцать», сэр.

– Что за наставление?

– «Тактика и методы боевых действий перехватчиков».

– Какие еще перехватчики? Истребители уже давно так никто не называет! Никогда не пользуйтесь этим термином, и уж тем более в учебном пособии.

– Так точно, сэр. Мы дали рекомендацию изменить название на «Тактику воздушного боя».

– Я хочу сам все просмотреть. Скажите полковнику Култарду, чтобы все, что вы делаете по наставлению, направлялось мне лично, прежде чем вы представите материалы в комитет или Вашингтон, словом, куда бы то ни было. А встречу с моряками – отменить. Это уровень штаба ВВС. Уж если мы не в состоянии справиться сами, без того, чтобы кланяться флоту, лучше вообще отказаться от этой затеи. И чтобы больше я про это не слышал. Завтра утром принесете мне все, что у вас есть. Надо взглянуть, что вы там насочиняли.

– Слушаюсь, сэр. А как быть с вашим заданием насчет журналов?

– Ах да, журналы. – Генерал Бил вздохнул, лицо его вдруг как-то сразу смягчилось. При других обстоятельствах такие перепады настроения наверняка позабавили бы Хикса. Генерал заговорил совсем другим тоном. Видимо, буря миновала.

– Постарайтесь все же не затягивать с этим делом, – сказал он. – Свяжитесь с полковником Моубри, он поможет с транспортом. Поговорите с полковником Ходеном насчет секретности. В понедельник утром в штабе совещание – посидите, послушайте. Сначала отчитаются начальники отделов, потом прикинем, что делать дальше. Сразу получите представление, что у нас происходит. А появятся какие-то идеи или возникнут трудности – обращайтесь прямо ко мне. Договорились?

– Да, сэр, – сказал Хикс и встал, чтобы вернуться на свое место.

– Погодите, – сказал генерал. – Пусть сперва Бенни сюда подойдет. А то вы мне всю балансировку собьете. – Он взглянул на приборы и, чуть задрав подбородок, уставился в ночную тьму, уже плотно окутавшую летящий самолет.

Посмотрев вниз, Натаниел Хикс увидел, как справа под крылом один за другим проплыли три огонька.

– Через десять минут будем на месте, – сказал генерал Бил.

Хикс почувствовал, что характер полета изменился. Сперва возникло ощущение резкого подъема, потом начались слабые неритмичные толчки. В наклонных треугольниках козырька кабины с западной стороны вспыхнула широкая полоса света. Он увидел гондолу правого двигателя, казавшуюся огромной на фоне черного неба за блестящим диском вращающегося пропеллера. Такое же зарево тотчас полыхнуло на востоке. Прежде чем оно погасло, еще более яркое сияние загорелось прямо на юге среди огромных, похожих на горы облаков – одни были совсем черные, другие в бледном мерцающем свете казались серыми или лиловато-синими. Сияние вскоре погасло, потом снова мигнуло, уже не так ярко, где-то дальше на западе – один, два, три раза. На полминуты в неверном сумрачном свете стала видна покрытая заклепками металлическая поверхность правого крыла, неподвижного и жесткого, невозмутимо продолжающего свой путь в пустоте над свинцово-серой поверхностью суши. Самолет опять тряхнуло, на этот раз сильнее.

– Бенни, – позвал генерал Бил.

Он надел наушники и покрутил ручку настройки. Каррикер встал и, стараясь ступать в такт с болтанкой, перешел в переднюю часть самолета. Некоторое время он неподвижно стоял, глядя на вспышки молний в южной части небосклона. Потом довольно бесцеремонно похлопал Натаниела Хикса по плечу и указал большим пальцем назад, чтобы тот шел на свое место.

Хикс послушно встал и протиснулся мимо подполковника. Может быть, у Каррикера и в мыслях не было унизить Хикса, но, с другой стороны, такая пренебрежительная манера точно соответствовала его отношению к Хиксу. Как и майор Пост из Селлерса, он прошел через горнило войны, был ранен и смотрел на всех бывших штатских как на недоумков, которые ничего не знают, кроме своего звания и личного номера. Но если звезда майора Поста уже закатилась – он оказался непригодным для боевых полетов, счастье отвернулось от него, и он застрял на скучной работе в каком-то Богом забытом учебном центре, то звезда Бенни, вне всякого сомнения, сияла очень высоко, рядом с самим генералом Билом. Майор Пост стал обидчивым и раздражительным, Бенни – бесцеремонным и властным.

* * *

Эти свойства характера подполковника Каррикера отнюдь не были новостью для Натаниела Хикса. Он столкнулся с Каррикером вскоре после того, как тот появился в Оканаре. Каррикер перевелся к ним из Европы вместе с генералом Билом, но сперва его направили на лечение в специализированный госпиталь, и к службе он приступил лишь через несколько недель.

В то время отдел нестандартных проектов, как и некоторые другие отделы АБДИПа, временно размещался в городе, поскольку постоянные здания на новой территории еще только строились. Их отдел занимал помещение мелочной лавки, что очень нравилось некоторым легкомысленным офицерам, вроде капитана Дачмина. Такая жизнь на отшибе создавала массу неудобств, дела часто заставляли ездить на базу или на новую территорию, и приходилось без конца мотаться взад-вперед. Хорошо, если есть свой автомобиль; автопарк выделял транспорт очень неохотно, и поэтому те, у кого своих машин не было, старались по возможности пристроиться к счастливым машиновладельцам.

Как-то утром, когда Натаниел Хикс уже сел за руль автомобиля, чтобы отвезти на базу срочные бумаги, из дверей бывшей лавки выкатился капитан Соломон – адъютант полковника Култарда – и замахал Хиксу с громким криком: «Ребенка забыли!» Как оказалось, ему нужно повидать руководителя полетов подполковника Каррикера по поводу рапортов о неудовлетворительном техническом состоянии трех самолетов, приписанных к отделу нестандартных проектов, и он просит Хикса его подбросить.

Капитан Соломон – невысокий смуглый живчик – носил на форме крылышки военного летчика. До войны он разъезжал по маленьким городам, пытаясь убедить местные власти построить в городе аэропорт, чтобы не отстать от жизни в век авиации. Если ему это удавалось, он предлагал готовые планы строительства и помогал заключить контракты со строительными фирмами и поставщиками оборудования. Характер у него был открытый и дружелюбный; знакомство он начинал с того, что просил собеседника называть его просто Мэнни. Положение адъютанта позволяло оказывать мелкие услуги, и он охотно помогал многим. К этому следует добавить врожденный, хотя, возможно, и размениваемый по мелочам дар располагать к себе людей – в ход шли улыбки, комплименты, похлопывания по плечу; расходов никаких – а рано или поздно всегда окупается, хотя поначалу многих отпугивали навязчивые предложения дружбы и назойливое любопытство. Капитан Соломон знал, что каждого человека больше всего интересует он сам; поэтому, чтобы кому-то понравиться, нужно показать, что он вам тоже чрезвычайно интересен. А перед дружескими улыбками и открытым проявлением самых теплых чувств никто не устоит.

Капитан Соломон, по-видимому, хранил в памяти массу полезных сведений о самых различных людях; во всяком случае, он тут же многое рассказал Хиксу о Каррикере, хотя и не был с ним знаком, да и вообще ни разу его в глаза не видел. У Каррикера был крест «За выдающиеся заслуги» – не «За летные боевые заслуги», а именно «За выдающиеся заслуги», да к тому же еще с дубовыми листьями. Соломон уверял, что больше ни у кого во всей армии нет такого ордена. По сравнению с ним даже «Почетная медаль конгресса» – что-то вроде ленточки «За примерное поведение и службу». Капитан Соломон подробно объяснил Хиксу порядок присвоения ордена Почета. Командование следит, чтобы на каждом из театров военных действий несколько человек было награждено этим орденом ради поднятия боевого духа войск. Так что, если подходит очередь присваивать эту награду, можно получить орден Почета за то, за что в другое время дали бы лишь «Авиационную медаль». Другое дело – крест «За выдающиеся заслуги» – тут уж все без дураков, можете поверить.

Было видно, что капитан Соломон с нетерпением предвкушает встречу с замечательным героем и, возможно, даже надеется, что тот станет называть его Мэнни. Он что-то напевал себе под нос, улыбался Хиксу лучезарнейшей улыбкой и с наслаждением посасывал сигару – пару недель назад по случаю производства в капитаны он выставил в отделе несколько коробок.

Натаниел Хикс завез бумаги, и они вместе поехали на стоянку самолетов, где рассчитывали застать подполковника Каррикера. Они действительно нашли его там – он стоял на крыле П-38 и честил на все корки гражданского механика, умудрившегося капнуть смазкой на летнюю шерстяную форму подполковника.

– Я что же, черт побери, – кричал он, – должен надевать комбинезон всякий раз, когда мне нужно осмотреть самолет?

Увидев, что к нему пришли, он спустился вниз по узенькому трапу, который начал угрожающе раскачиваться под ним, да так, что в конце концов подполковник чуть было не опрокинулся на спину. Он еще раз чертыхнулся и подошел к капитану Соломону и Натаниелу Хиксу.

Хикс имел возможность убедиться, что крест «За выдающиеся заслуги» и вправду с дубовыми листьями – орден украшал грудь подполковника. Капитан Соломон с обворожительной улыбкой изложил суть дела.

– Ну а я-то тут при чем? – не дослушав, спросил подполковник.

Дело в том, что, как выяснилось позже, Каррикер лишь числился в штатном расписании руководителем полетов. А на самом деле его главной обязанностью было сопровождать генерала в полетах и выполнять самые разнообразные поручения.

Хотя капитан Соломон понял, что, как он сам выразился, «обратился не по адресу», он не уходил и даже с улыбкой пустился в беседу. Хикс еще прежде подметил у капитана Соломона неистребимое желание во что бы то ни стало войти в расположение к настоящим летчикам, поставить себя с ними на равную ногу. Видимо, форма военного летчика развила в нем комплекс неполноценности. После нескольких льстивых вступительных фраз он вдруг не слишком деликатно, хотя и по-дружески – дескать, такое может случиться с каждым из нас, боевых летчиков, – сочувственно спросил Каррикера про сильные ожоги на руках и лице.

Каррикер со спокойным удивлением посмотрел на капитана Соломона. Потом скользнул взглядом по его «крылышкам». Щелчком отшвырнул окурок сигареты в цветочную клумбу перед зданием командного пункта. Минуту стоял молча.

Хиксу стало не по себе, хотя он и не имел ко всему этому никакого отношения; даже капитан Соломон заметно сник. Наконец Каррикер сказал с расстановкой:

– Спасибо, что спросил, парень. Так вот, жил да был бензин. Ну, знаешь, которым заправляют самолеты. Сечешь? Вот, значит, лечу это я вверх тормашками на высоте пятнадцать тысяч футов. И жила была спичка – ну, я ее случайно в кармане нашел. Я и подумал: а что, если чиркнуть да и сунуть в бак. Масса удовольствия, приятель. – Он помолчал, глядя на капитана. – А ну-ка выбрось свою сигару, капитан, – сказал он. – Кто позволил тебе курить на летном поле? Ты что, читать не умеешь? А теперь шагом марш отсюда!

V

Натаниел Хикс вернулся на свое место. За столиком полковника Росса горел свет, но сам полковник крепко спал. У лейтенанта Турк тоже горела лампа – она старательно изучала «Наставление по военным судам».

– О Господи, до чего же противно болтает, – сказала она Хиксу, когда он устроился в кресле. – Хорошо еще, что я не стала есть слойку. Боюсь, дальше будет еще хуже.

– Мы почти прилетели, – постарался успокоить ее Хикс. Из кармана кителя, висевшего на окуляре навигационного визира, он достал несколько пластинок жевательной резинки и протянул Турк. – Попробуйте пожевать – помогает, – сказал он. Потом снял со стены наушники. – Послушаем, что там делается.

– Тебе, пожалуй, лучше пока выйти оттуда, – сказал сержант Пеллерино Макинтайру. – Сейчас немного поскачем. Закрой дверь и устраивайся рядом со мной на полу.

Натаниел Хикс надел наушники, щелкнул переключателем коммутатора и тотчас же услышал голос генерала Била, который настойчиво повторял, старательно разделяя слоги:

– Оканара-вышка… Оканара-вышка… Военный… какой у нас номер, Бенни? Где карточка?.. Военный тридцать семь-шестьдесят три… Прием…

Затем долго не было слышно ничего, кроме воя и треска в эфире.

– Оканара пока не отвечает, – сказал Хикс лейтенанту Турк.

Их два раза сильно тряхнуло, потом самолет судорожно рыскнул влево, выровнялся и снова подпрыгнул. Черное ночное небо в иллюминаторах время от времени загоралось бледным электрическим сиянием, потом снова смыкалась кромешная тьма. Хикс нащупал концы пристежного ремня и застегнул замок; при этом живот как-то сам собой подобрался, словно что-то сжалось в желудке. Он ощутил легкую тошноту, впрочем скорее на нервной почве, а не от качки. Чтобы чувствовать себя в самолете как дома, нужно начинать летать в юности. Мало кому удается сохранить спокойствие, когда вся эта хлипкая конструкция начинает дребезжать и раскачиваться.

Хикс повернулся к лейтенанту Турк и с ободряющей улыбкой жестом показал, чтобы она пристегнулась. Он заметил, что лицо у нее стало мертвенно-бледным. Она никак не могла разобраться с замком ремня. Увидев, что Турк ему что-то говорит, Хикс приподнял один из наушников и наклонился к ней поближе. В другом наушнике он слышал, как генерал Бил еще раз попытался связаться с командно-диспетчерским пунктом: – Оканара-вышка… Оканара-вышка… Военный…

Лейтенант Турк скорчила гримасу и покачала головой.

– Я все время твержу себе «меня не стошнит», – сказала она Хиксу, – все, что угодно, только не это. Лучше умереть. Господи, сделай так, чтобы этого не случилось. И потом, я вправду боюсь до смерти.

– Жуйте резинку и не волнуйтесь, – сказал Хикс. – Я велю генералу прекратить это безобразие. Видели на окне дощечку с генеральскими звездами? Это верный признак, что вам ничего не угрожает. Уж кто-кто, а генералы о своей безопасности заботятся.

Хикс и сам чувствовал, что шутки его звучат довольно жалко и натянуто, и решил, что лучший способ успокоить ее – это сидеть молча и самому сохранять невозмутимость.

Поэтому, несмотря на сосущее чувство тоски и тревоги, он с наигранной беззаботностью стал смотреть по сторонам – на вздрагивающие при каждом новом толчке стены кабины, на освещенное вспышками молний небо в крошечных иллюминаторах – и, ощутив, с какой безумной яростью бьются хрупкие крылья самолета о жесткие встречные потоки воздуха, подумал про себя, что все-таки самая счастливая минута полета – когда можно наконец отодвинуть козырек кабины или открыть дверь, спрыгнуть на твердую землю, с наслаждением стукнувшись подошвами о жесткое покрытие летного поля, и с облегчением вздохнуть – на этот раз, слава Богу, пронесло.

Сквозь треск атмосферных помех в наушниках с трудом пробился слабый женский, почти детский голос. Потом он зазвучал громче и отчетливей и произнес с заметным южным акцентом.

– Я – Оканара-вышка. Я вас почти не слышу. Прием…

Но генерал молчал, и Хикс, удивленный тем, что теперь, когда появилась связь с Оканарой, он ничего не отвечает, посмотрел вперед, на кабину пилота. Темные силуэты генерала и Каррикера отчетливо выступали на фоне ярко освещенного вспышками молний неба. Хвост самолета швыряло так, словно кто-то встряхивал огромный градусник. Хикс увидел, как смуглая рука генерала – рукава рубашки закатаны выше локтя – с болтающимся золотым браслетом на тонком запястье легла на штурвал; генерал уверенно подал штурвал от себя, плавно вернул назад, потом снова от себя. Самолет безжалостно тряхнуло, но генерал, казалось, не обратил на это никакого внимания. Левой рукой он взял микрофон и, чуть скривив губы влево, небрежно произнес:

– Следую курсом три-ноль север на двух тысячах; работаю с вами. Расчетное время прибытия – через пять минут. Какая у вас погода?

Некоторое время в наушниках слышны были только треск и рев; Натаниел Хикс, затаив дыхание, ждал ответа. Если погода плохая – а с чего она будет там хорошей? – им придется развернуться и лететь дальше, и эта пытка продлится еще час, а то и больше. Прозвучавший в ответ детский голос – видимо, в диспетчерской дежурил кто-то из ЖВС – подтвердил его опасения:

– …приближаются сильные грозы с центром на юго-юго-западе. Осадки ноль. Ветер слабый, переменного направления, восточный и юго-восточный… – Последовала пауза, видимо, она с кем-то советовалась. – Это бэ-двадцать шестой, у которого что-то было со связью? Это я с вами работала? Советуем немедленно повернуть на девять-ноль на восток и следовать курсом пять – повторяю, пять минут, затем снова выходите на связь… Подождите еще минутку… – Она снова умолкла, потом добавила: – Если у вас не аварийная ситуация, можете считать, что это приказ.

– Вышка, – раздался голос генерала. – Вы нас спутали с другим самолетом. Говорит генерал Бил. У меня кончается горючее. Если аэропорт еще открыт, я захожу на посадку. Да, и попросите кого-нибудь подогнать мою машину.

Теперь в разговор вступил мужской голос:

– Слушаюсь, генерал. Это говорит офицер аэродромной службы, сэр. Гроза еще не подошла. Ваша полоса седьмая.

Генерал Бил взглянул в боковое окно. Крыло с его стороны немного наклонилось вниз, и он подождал, пока вспышка молнии осветила небо, потом сказал в микрофон:

– Нахожусь над озером Армстронг. Сообщите, если ветер изменится, и зажгите посадочные огни через три минуты. Дождя еще нет?

– Нет, пока нет, сэр. Огни мы включим, сэр. Будем держать вас в курсе всех изменений. Дайте нам знать, когда будете выполнять третий разворот.

– Понял вас, – ответил генерал Бил. Он положил микрофон на колени. Потом повернулся к пассажирам и крикнул: – Погасите там сзади свет. А то мне отсвечивает. – Заметив, что полковник Росс клюет носом за своим столиком, он жестом показал Хиксу, чтобы тот разбудил его. Натаниел Хикс деликатно потряс полковника за плечо. Росс очнулся и поднял голову:

– А? Что случилось?

– Подлетаем, сэр. Осталось три минуты, – ответил Хикс. – Генерал просил выключить свет. Немного болтает, – добавил он. И засмеялся, но смех даже ему самому показался вымученным, он вздохнул и почувствовал, что в горле застрял какой-то комок.

– Хорошенькое дело – немного, – отозвался полковник Росс. – Они что, уморить нас решили? Я спал как убитый. Пожалуй, стоит пристегнуться. – Полковник оглядел кабину и сказал устроившемуся на полу сержанту Пеллерино: – А тебя кто будет держать?

Сержант безмятежно улыбнулся полковнику.

– Уж я-то не пропаду, сэр. – Потом, подтолкнув в бок Макинтайра, сказал: – Прижмись спиной к переборке. Сейчас будут скачки с препятствиями. – Он ощупал кислородные баллоны на верхней полке. – Надеюсь, они хорошо их закрепили. А то еще чего доброго трахнет по башке… – Он замолк, достал из угла бумажный пакет из-под пирожных и с сочувственным видом протянул его лейтенанту Турк. – Вот, возьмите на всякий случай, мэм.

– Выключите свет, судья, – обернулся к ним генерал Бил, – на козырек отсвечивает.

Лейтенант Турк судорожно схватила пакет. Лицо ее было искажено страданием, она упрямо твердила сквозь сжатые зубы:

– Меня не стошнит. Меня не стошнит. Меня не…

Свет на столике полковника Росса погас. Самолет вдруг закачался в ночной мгле, словно человек, получивший сильный удар в нос. Потерял равновесие, получил еще пару сильных ударов, завалился вперед, потом медленно, точно пьяный, снова принял горизонтальное положение. На фоне блеклого света приборной доски Хикс разглядел черные силуэты генерала и Каррикера; они явно не обращали на все эти мелочи ни малейшего внимания.

– Уже девять часов, – взглянув на часы, сказал полковник Росс. – Так я и знал. В столовой уже ничего не получишь. Ну как, договорились с генералом?

– Он велел мне пока оглядеться, сэр.

– Так что вы по этому поводу думаете?

– Думаю, здесь много зависит от секретной службы – какие темы нам позволят освещать.

– А что, если написать про генерала? – сказал полковник Росс. – Самый молодой генерал-майор в ВВС. Если война затянется, он может далеко пойти. Что вы на это скажете?

– Я об этом как-то не думал, сэр, – ответил Хикс. Ему трудно было внимательно следить за разговором, мысли путались от непреодолимого желания, чтобы последние мучительные минуты полета поскорее прошли и эта пытка наконец закончилась. – Вы имеете в виду статью о нем лично? – спросил он.

– Почему бы и нет? Мне приходилось встречать в журналах статьи о генералах.

Самолет так резко накренился влево, что у Хикса все поплыло перед глазами.

– Мы могли бы дать такую статью, – сказал он, – но, я думаю, лучше пригласить какого-нибудь известного автора. А как на это посмотрит сам генерал?

– Я с ним еще не говорил. Завтра мы с вами все обсудим. В принципе это может оказаться очень ценной идеей.

– Хвостовое колесо блокировано, – послышался из кабины пилота голос Каррикера.

– Ну, слава Богу, приехали, – сказал полковник Росс.

– Выпустить шасси, – приказал генерал Бил.

Видимо, Каррикер нажал на рычаг, потому что Хикс тотчас услышал скрежет где-то под полом кабины. Через несколько секунд, на приборной доске сбоку от Каррикера вспыхнула маленькая зеленая лампочка.

После того как генерал сбросил газ, самолет какое-то время летел ровнее; теперь, когда выпустили шасси, он, казалось, понесся вперед сам по себе, заваливаясь на ухабах то в одну, то в другую сторону. Хикс, уже было немного успокоившийся, с отчаянием понял, что это еще не все, и снова напрягся, чтобы дотерпеть до конца. Когда молния осветила темную кабину, он повернулся, чтобы подбодрить лейтенанта Турк. Хикс увидел, как она судорожно опустила голову и поднесла ко рту бумажный пакет. Кабина снова погрузилась во тьму, и Хикс услышал задыхающиеся, всхлипывающие звуки – ее неудержимо рвало. В наушниках послышался голос генерала Била:

– Вышка! Военный тридцать семь-шестьдесят три, выполняю третий разворот.

Самолет сильно завалился на одно крыло и пошел в поворот. При вспышках молний в иллюминаторе на противоположной стене кабины мелькнула Оканара, отчетливо различимая в мертвенно-бледном сиянии, но как бы скособоченная и опрокидывающаяся на Хикса. Казалось, что здания в центре города торчат почти под прямым углом к неправдоподобно крутому склону, вымощенному треугольниками крыш и верхушек деревьев. На самом верху он разглядел неуклюжие строения столь милого сейчас его сердцу отеля «Олеандровая башня» с нелепыми куполами и минаретами, рельефно вырисовывающимися на фоне озера, поставленного сзади вертикально, на один край, точно вставшее на дыбы огромное зеркало.

Небо погасло, и картина вздыбленной Оканары в иллюминаторе исчезла. Все еще испытывая сосущее чувство тревоги – самолет по-прежнему летел, заваливаясь на крыло, – Хикс с облегчением увидел впереди бесконечный двойной ряд посадочных огней, мелькавших, точно спицы колес. Небо вспыхнуло снова, и в иллюминаторе проплыли крыши огромных закамуфлированных ангаров, рядами тянущихся у края взлетного поля, и мерцающие огнями низкие строения на территории базы.

– Посадочные фары, Бенни, – скомандовал генерал Бил.

Левое крыло уверенно пошло вверх и застыло в надежном горизонтальном положении.

– Отлично. Закрылки!

– Точно, как в аптеке, – с удовлетворением произнес Каррикер. Поверх склоненных голов и деловито мелькающих над светящейся приборной панелью и рычагами управления рук в окна кабины полился свет от посадочных фар на крыльях.

В эту секунду неистовый ливень забарабанил по металлической обшивке, и по стеклу полились потоки воды. Изо всех сил напрягая зрение, Хикс глядел поверх голов генерала и подполковника, чувствуя, как затихают в мозгу глухие удары, смолкают стучавшие молоточки страха (не того страха, который испытывают и храбрые люди, а беспричинного, вызывающего тревогу, когда нет опасности, обращающего в бегство, когда нет погони), и пытался разглядеть долгожданную взлетную полосу, – широкую, длиною в целую милю, на которую – точно, как в аптеке, – сажал их уверенной рукой генерал Бил. Но он ничего не увидел, кроме потока света от мощных посадочных фар, отражающегося в серебряных струях дождя. Вернувшаяся было к Хиксу уверенность, что все обойдется, почему-то снова исчезла. Чтобы как-то пережить последние томительные секунды, он принялся считать про себя, зная, что, когда досчитает до тридцати или сорока, самолет – свободный и стремительный – будет уже мягко подпрыгивать на посадочной полосе, они наконец-то снова будут дома – живые и невредимые.

Он досчитал до десяти, и сияющая завеса дождя вдруг растаяла в воздухе – то был всего лишь короткий грозовой ливень, пронесшийся над аэродромом, – и с новым чувством облегчения Хикс увидел, как прямо на них несется гладкая посадочная полоса, точно по курсу, именно так, как и полагается. Он досчитал до одиннадцати, потом до двенадцати и вдруг заметил, что ниже и чуть правее их медленно продвигается вперед какой-то зелено-коричневый пятнистый предмет, отчетливо различимый в свете фар на фоне бетона посадочной полосы.

В первую секунду Хикс не мог понять, что это такое – просто какой-то предмет на земле, неожиданно попавший в поле зрения, какая-то жесткая конструкция из плоских поверхностей, плавных обводов и острых углов, покрытая маскировочной окраской. Наверное, точно так же выглядел этот предмет и из кабины пилота и там так же тщетно пытались понять, что же это все-таки такое.

– Что за черт… – раздался растерянный голос Каррикера.

И тут Натаниел Хикс увидел яркие огни, вращающиеся пропеллеры, и странный объект на глазах превратился в двухмоторный средний бомбардировщик Б-26, который как ни в чем не бывало летел прямо впереди них.

– Командир, – крикнул Каррикер, – он приземляется. Шасси выпущено.

Бомбардировщик и вправду садился. Вот он коснулся земли, подпрыгнул и после невысокого замедленного скачка снова опустился на полосу; тотчас же за стремительно вращающимися колесами шасси взметнулись облачка пыли. Все то, что случилось дальше, из-за эффекта относительных скоростей самолетов напоминало дурной сон. Пока бомбардировщик летел, им казалось, что он еле движется; теперь, когда он приземлился, возникло впечатление, что скорость его резко возросла. Прямые, словно обрубленные крылья вихрем мелькнули над бетонным покрытием полосы; но при этом, если прежде они приближались к бомбардировщику очень медленно, то теперь стали нагонять его с такой стремительностью, словно Б-26 стоял неподвижно.

Натаниел Хикс сидел ни жив ни мертв. Ему казалось, что он существует отдельно от своего тела, что в кабине присутствует лишь оглушенное страхом сознание, некий бестелесный взгляд, тупо глазеющий в тесном, залитом тусклым отраженным светом пространстве кабины. Он видел седую голову полковника Росса, видел обтягивающую его широкую спину рубашку защитного цвета со светлыми следами высохшего пота под мышками. Он видел загорелое, мальчишеское лицо генерала Била – рот чуть приоткрыт, видны ровные белые зубы, золотой браслет болтается на вытянутой вперед руке. Вторая рука его крепко сжимала верхнюю поперечину штурвала. На пальце блестел перстень выпускника Военной академии с каким-то цветным камнем.

И тут они во что-то врезались – но не в землю; они летели примерно на высоте крыш ангаров; они уже почти догнали бомбардировщик, но все еще находились чуть выше его и сзади. Они врезались с сокрушительной, неистовой силой. Самолет резко накренился набок, так что крыша кабины превратилась в боковую стенку, а противоположная стенка стала крышей; и оттуда с оглушительным шумом рухнул сержант Пеллерино, ударившись о штурманский столик Хикса. В это время в наушниках зазвучал пронзительный испуганный голос: