Текст книги "Почетный караул"

Автор книги: Джеймс Коззенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 46 страниц)

V

Манера держаться и личность капитана Коллинза, которые накануне произвели столь благоприятное впечатление на полковника Росса во время «совещания» у Деда, остались такими же и сегодня. Полковник Росс слушал, глядя на симпатичное сосредоточенное лицо капитана Коллинза. Ему нравились умные карие глаза, прямо и кротко смотрящие сквозь стекла роговых очков, нравилась сильная фигура чуть располневшего атлета в ее спокойной раскованности. Упорядоченная, деловитая, лаконичная речь капитана Коллинза рекомендовала его все с той же вескостью. Полковник Росс снова подумал: «Отличный человек. Добьется результатов, что бы ему ни поручить. Стоит чего-нибудь получше здешней службы общественной информации».

Он немножко пережал положительную оценку, чтобы уравновесить иррациональное, почти неуправляемое нетерпение, которое владело им. На него навалилась вся тяжесть этой истории, все колоссальные трудности, которые необходимо было разрешить и преодолеть, чтобы генерал Бил как-то продержался этот день. Причем без содействия самого Нюда. А может быть, даже и без содействия Деда. Дед, если бы захотел, мог бы немного помочь; но если Дед будет артачиться и щепетильничать, помешать он может очень и очень. Почти все, что можно сделать, придется делать на глазах генерала Николса. Полковник Росс, в сущности, не знал генерала Николса. В какой момент Джо-Джо, старинный приятель Нюда, решит, что дело зашло слишком далеко, и безмолвно преобразится в глаза и уши начальника Штаба ВВС или командующего армейской авиацией?

Генерал Николс не поспешит, ничего не предпримет с места в карьер – это было ясно еще за завтраком. Нюд мог вести себя скверно, по-детски: он палец о палец не ударит ни ради чего; нет, он не будет на параде; к черту их всех; к черту армию! Он уйдет в морскую пехоту! А генерал Николс слушал с полным равнодушием. Столь высокопоставленный человек, как Нюд, имеет иногда право спустить пары. Человек может говорить или даже делать что-то глупое, суматошное, даже постыдное, лишь бы делал он это определенным образом и в подходящем месте (иными словами, где его окружали бы и заслоняли от посторонних глаз преданные подчиненные). Генерал Николс, заместитель начальника Штаба ВВС, глаза и уши командующего, ничего не увидит и не услышит. Генерал Николс не занимал бы своего положения, если бы не умел отличать значимое от незначимого. И все-таки Нюд должен остановиться у какого-то предела, а кто, как не полковник Росс, должен определить, где этот предел, – а может быть, и изыскать средство, как остановить Нюда?

Уж конечно, не капитан Коллинз. Капитану Коллинзу этим заниматься не предстояло; а потому капитан Коллинз со свойственной ему ревностью и дотошностью вполне естественно считал, что самым важным сегодня является дело, с которым он пришел. Но даже и об этом деле он не знал и половины, а то, что знал, далеко не во всем было верным. Чтобы надежнее держать себя в руках, полковник Росс начал делать бесполезные заметки в своем блокноте. Он написал «мистер Уиллис» и с раздражением подумал, что Дед, наверное, счел бы «мистера» вредным излишеством. Это же цветной. Он написал «живет в Вашингтоне» и дальше «официант в ресторане». Он написал: «Эдселл. Нестандартные проекты. Предположительно послал деньги»; а затем: «Сведения от л-та Филлипса». Ну почему Дед так долго не звонит? Только Богу известно, что у старого дурня на уме!

Он сказал более холодно, чем намеревался:

– Да-да. Так вот, капитан, вы ошибаетесь, полагая, что генералу Билу неизвестны обстоятельства того, что произошло на базе в ту ночь. Ваш Филлипс все напутал. Отчасти верно лишь то, что белый офицер ударил лейтенанта Уиллиса, цветного летчика, по лицу. Генерал Бил сам присутствовал при этом, как и я. Необходимые меры принимаются. Расовые трения тут абсолютно ни при чем. Хотя, я полагаю, случившееся, а точнее, неверное его истолкование сыграло свою роль во вчерашних сложностях. В любом случае генерал Бил ничего сделать не мог бы. Я не вполне понимаю, что, по-вашему, мог бы он сделать. Порекомендуйте лейтенанту Филлипсу, который вчера показался мне излишне болтливым молодым человеком, чтобы он прекратил распространять эту историю. Он уже навлек на себя дисциплинарное взыскание, и мне кажется, что ему стоило бы последить за собой.

Капитан Коллинз чуть-чуть покраснел. Он сказал вежливо, невозмутимо:

– Надеюсь, я не вмешался во что-то меня не касающееся, полковник. Я полагал, что вам следовало узнать то, что мне сообщил мистер Буллен. Историю, которую рассказывал лейтенант Филлипс: во всяком случае, именно ту историю, которая получила распространение, причем, если вы видели сегодняшнюю телеграмму из Ассошиэйтед Пресс, не только здесь у нас. Я подумал, что это имело (или имеет) прямое касательство к службе общественной информации. Я и сейчас так думаю. Поскольку происшествие не имело места, генерал, быть может, сочтет, что следует дать опровержение. Если бы оно имело место, а ему о нем не доложили, я бы полагал, опять-таки в рамках службы общественной информации, что нам следовало бы немедленно предать гласности, какие меры были применены к белым офицерам, которые избили цветного офицера. Ведь генерал, несомненно, счел бы нужным показать, что ни он, ни армейская авиация таких вещей терпеть не намерены.

Пожалуй, решил полковник Росс, ему следует позвонить Деду и выяснить, что он там делает. Почти наверное что-то глупое или вредное, если он не ограничится звонком генералу. А за это время можно было дозвониться генералу хоть десять раз. Хорошо, он дает Деду еще три минуты.

– Сегодня утром, капитан, – сказал он, – мы все чуть-чуть нервничаем. Ваши сведения очень ценны. Вы поступили совершенно правильно, сразу же явившись ко мне. Что касается отца лейтенанта Уиллиса, мне, возможно, понадобится ваша помощь, если вы не возражаете. Я жду звонка полковника Моубри. Вы не могли бы тоже подождать?

– Да, сэр. Теперь еще одно дело, полковник…

– Какое дело? – сказал полковник Росс, нахмурившись.

– Расследование по вашему распоряжению возможной утечки сведений из штаба, попадающих в газету мистера Буллена…

– А, да-да. Стив сказал, что вы что-то выяснили. Извините, совсем из головы вон. Что-то определенное?

– Боюсь, что да, – сказал капитан Коллинз. – Боюсь, мне об этом известно все. Утечка в моем отделе. Я заподозрил это, когда мне утром позвонил мистер Буллен. И я сразу постарался выяснить…

Полковник Росс яростно перечеркнул лист блокнота. Затем справился с собой и аккуратно записал имя и фамилию «Каролина Криттенден», потом подчеркнул их. Он посмотрел на капитана Коллинза. Видимо, взгляд этот был зловещим – капитан Коллинз вдруг запнулся.

– Продолжайте, продолжайте, – сказал полковник Росс. – Я не совсем понял, что вы подразумеваете под словами «более или менее случайно»?

Затем он поглядел на часы, увидел, что три минуты, данные Деду, уже истекли, и сказал рассеянно:

– Ах, так!

Подобный отклик мог показаться капитану Коллинзу признаком слабости и нерешительности, симптомом неуверенности в собственных полномочиях и смутной медлительности старого мозга – как у Деда. Взбешенный при мысли, что капитан Коллинз заметил про себя эту утрату былой хватки, оскудение твердости духа, полковник Росс сказал резко, как будто обостренная проницательность что-то ему подсказывала:

– Вас словно бы это очень расстроило, капитан.

– Да, сэр, – сказал капитан Коллинз.

– Вот как! – Нарастающее раздражение стеснило грудь полковника Росса, стеснило гортань и вырвалось наружу тем отрывистым лаем, с помощью которого начальство, заставив кого-нибудь вздрогнуть, самоутверждается. Полковник Росс услышал свой крик без особого удовольствия, но облегчение он ему принес. – Ответьте мне на один вопрос, капитан. Эта молодая женщина – вы случайно с ней не сожительствуете, или тут еще что-нибудь?

Да, капитана Коллинза он ошарашил. И получил от этого удовлетворение, чего бы оно ни стоило. Но, разумеется, оно не стоило ровным счетом ничего, хотя и обошлось дорого. Ему удалось оглушить капитана Коллинза, вынудить капитана Коллинза переменить то мнение, которое у него складывалось о полковнике Россе, на худшее. Губы капитана Коллинза приоткрылись, потом он спокойно сомкнул их и несколько секунд крепко сжимал. Затем снова разомкнул и сказал:

– Нет, полковник, случайно нет. – После чего добавил: – О личной жизни мисс Криттенден я мало что знаю, полковник, но убежден, что она не крутит налево и направо. Не думаю, что вы откопаете что-нибудь подобное.

– Я не намерен копать, – сказал полковник Росс с горечью: старику приходится признать, что он потерял лицо самым позорным образом и должен это проглотить. Ему остается только… как это говорится? – переварить собственную желчь. Может быть, не без пользы для себя. Запоздалый урок! Капитан Коллинз, вдвое его моложе, превзошел его корректностью, здравостью суждений, подлинной опытностью. – У меня нет оснований расследовать ее частную или любовную жизнь, если что-то такое и есть. Мне пришло в голову, что у вас могут быть особые причины сесть за решетку вместо нее. И я хотел узнать, так ли это. Только и всего. Ваша личная жизнь, капитан, никого, кроме вас, не касается.

Капитан Коллинз, который не мог не заметить своего преимущества, не сделал ни малейшей попытки им воспользоваться. Он сказал:

– Что же, сэр, я понимаю, что вы имеете в виду. И, насколько я слышал, подобное случается. И вообще вы правы: у меня есть особая причина, хотя и не настолько особая. – Он улыбнулся приятной улыбкой. – Во-первых, мне было жаль Каролину. Она страшно напугана, и мне кажется, никаких дурных намерений у нее не было! Хорошая девушка, хотя и не слишком умная. А во-вторых, мне бы не хотелось ее потерять. В моем отделе кроме нее на машинке печатаю только я сам. Найти кого-нибудь дьявольски трудно. И я просто представил себя, как помимо всех прочих моих обязанностей буду еще и перепечатывать все наши материалы.

– Мотив уважительный, – сказал полковник Росс, чувствуя, как его отпускает. – Однако это расследование ведет полковник Ходен. Что вы хотите, чтобы я сделал?

– Вы очень добры, полковник, формулируя это таким образом, – сказал капитан Коллинз. – Я хочу, чтобы вы ей это спустили, если возможно. Хотя я знаю, что расследование ведет контрразведка. Начать его, насколько мне известно, распорядились вы, и я надеялся, что, если я смогу поговорить с вами до полковника Ходена и объяснить, как было дело, вы ее пощадите. Полковник Ходен, кажется – хотя я его мало знаю, – не слишком склонен щадить людей. Да и в любом случае, имел бы он право сделать это, даже если бы захотел. И я подумал, сэр, что вы могли бы, если бы захотели… то есть, конечно, если бы вы убедились, что не нарушите своего долга, так у вас есть необходимая власть…

– Да, – сказал полковник Росс.

Все утро он видел себя почти беспомощным, перегруженным, без достаточной власти. Но все зависит от того, откуда смотреть. Глядя снизу, капитан Коллинз видел его могущественным, облеченным властью действовать от имени генерала Била, со всеми необходимыми для того средствами в его распоряжении. Страшно напуганная, не слишком умная, но все же хорошая девушка мисс Криттенден, как и сотни других людей, ждала одного его слова.

Одно его слово, и мисс Криттенден перестанет плакать, она будет свободна и чиста. А если он скажет другое слово, дело мисс Криттенден будет передано в военное министерство, а оттуда в министерство юстиции, и федеральному прокурору будет рекомендовано предъявить ей обвинение. Федеральное большое жюри, мудро памятуя о катастрофах, к которым приводят (как твердили им тысячи плакатов) даже два-три неосторожно выболтанных слова, вероятно, без колебаний вынесет единственно возможное решение. Мисс Криттенден будет предана суду.

Вердикт присяжных будет зависеть от многих факторов, в том числе и благоприятных для мисс Криттенден. Хотя ей не следовало никому ничего говорить, сказала-то она ведь только своему папочке. Мистер Буллен и его политические друзья найдут именно такого адвоката, который сумеет показать флоридским присяжным, что суть вопроса сводится к тому, хотят ли они возвращения первых лет после Гражданской войны, когда северяне грабили Юг. Станут ли они пособниками правительства янки, обрекут ли чистую юную дочь Юга на гибель и позор? После долгих месяцев мучительной тревоги и унизительной публичности мисс Криттенден могла надеяться, что ее признают невиновной.

Полковник Росс вырвал из блокнота листок с фамилией мисс Криттенден и сказал капитану Коллинзу:

– Конечно, это надо прекратить. Если же нет…

– Да, сэр. Если нет, я с радостью приму все последствия.

– Принять вы их можете, – сказал полковник Росс, – но, к несчастью, только после того, как приму их я. Учтите это. И приму я их без всякой радости. – Он бросил смятый листок в мусорную корзинку.

– Я понимаю, сэр. И глубоко ценю вашу доброту…

Полковник Росс сказал:

– Коллинз, это крайне неуместные слова. Возьмите их назад. Вопрос входит в мою компетенцию, и по причинам, которые мне представляются достаточно вескими, я его закрыл. Если вы не думаете, что оказали на меня неправомерное влияние с помощью кнута или пряника, за что вы меня благодарите?

– Я благодарю вас, сэр, за то, что вы разрешили мне изложить свою версию случившегося.

Полковник Росс усмехнулся и сказал:

– Вам по вкусу ваша работа, капитан?

Капитан Коллинз замялся.

– Так ведь вряд ли кому-нибудь по вкусу быть и стрелком подвижной установки, например. Ну а мы… Как говорится: вы идите воевать, будем мы о вас писать! Делать, собственно, почти нечего. У меня два помощника, и любой из нас троих справился бы один. Выдаешь информацию согласно с последними сведениями из Вашингтона, ну и, может быть, организуешь осмотр подразделений для Объединенной Комиссии по Тому или Иному. Нет, не то что работы мало – всю ее никак не успеваешь переделать. Но когда сделаешь, то оказывается, что не сделано ровно ничего. Но я солгал бы, сказав, что предпочту быть там, где по мне стреляли бы. И быть может, ничего лучше у меня еще не было.

– Наш отдел получает новое организационно-штатное расписание, – сказал полковник Росс. – Технической инспекцией у меня занимается майор Хилл – он сейчас в Бока-Негра, и ему нужен помощник. Административной стороной занимаюсь я с сержантом Бруксом. Мы еле-еле справляемся, а все остальное нам просто не по силам. Мне необходим заместитель. К инспекциям он никакого отношения иметь не будет. Но сюда приходят люди – вот, например, вы. Мне нужен кто-то здесь. Чтобы все шло нормально, если генерал вызовет меня или я уеду с инспекцией.

Капитан Коллинз внимательно глядел на него.

– Штатное расписание потребует подполковника, но некоторое время мы можем обходиться майором. Вам было бы интересно, капитан?

– Да, – сказал капитан Коллинз. – Жаль, что я не майор.

– Тут важно умение проанализировать ситуацию, – сказал полковник Росс. – Если кто-нибудь придет и расскажет вам про цветного офицера или про вашу девушку, вам надо будет решить, что ответить ему, а что доложить мне. Будут вопросы, которые вы сможете решать сами, и вопросы, которые вам надо будет выяснять со мной. Хотите попробовать?

– Очень, сэр. Но вот как со званием, сэр? Я ведь капитана получил всего полгода назад. Если для этого мне надо быть майором…

– Да, вам лучше быть майором, – сказал полковник. – Для таких обязанностей вам нужно это звание. Но очередного повышения вам ждать необязательно. Этим мы займемся сейчас же. – Он сделал пометку в блокноте и нажал кнопку на своем столе. Сержант Брукс открыл дверь и заглянул внутрь. – Стив, – сказал полковник Росс, – позвоните в отдел полковника Эрета и попросите их внести в следующий же приказ: капитан Коллинз, служба общественной информации; освобождается от своих обязанностей с понедельника и переводится к нам.

– Есть, сэр.

– Ну вот, Коллинз, – сказал полковник Росс. – Думаю, повышение мы вам устроим на той неделе.

Приятное чувство, сопутствующее возможности быстро оказать кому-то значительную услугу, сулящую немалую пользу тебе самому, согревало полковника Росса, как он заметил, около полуминуты. В молодости ты добиваешься успеха, потому что никогда не рискуешь позволить кому-то сделать за тебя что-то. А когда стареешь, ты добиваешься успеха (если добиваешься), потому что никогда не рискуешь делать сам то, что можешь перепоручить сделать за тебя другому. Так уж устроена жизнь.

Капитан Коллинз не сумел скрыть, что утратил душевное равновесие, пусть от радости. Лицо у него покраснело, и он начал слегка заикаться.

– Быстрее трудно, сэр, – сказал он и засмеялся. – Ну, во всяком случае, я попытаюсь… надеюсь, я сумею…

Полковник Росс перебил его:

– Если, конечно, на нас внезапно не опустится топор.

Зазвонил телефон.

Голос миссис Элиот сказал в трубке:

– Вам звонит полковник Моубри, судья.

Полковник Росс почувствовал, как у него защемило сердце.

– Откуда он звонит, вы не знаете?

– По-моему, из своего кабинета. Звонит его секретарша.

– А чем плох коммутатор? – сказал полковник Росс. – Хорошо, соедините.

Он расслышал голос мисс Элиот:

– Полковник Росс на линии…

Наступила пауза, и голос Деда произнес осторожно:

– Это вы, Норм? Это вы?

– Да.

– Послушайте, я не позвонил сразу, потому что не мог. У меня сейчас Джо-Джо и Олли Бакстер. Я звоню по телефону Ботти, понимаете? Я не знал, что они придут. Они отправились на базу поглядеть на пэ-сорок семь с известно чем.

– Да, я знаю, – сказал полковник Росс. «Известно чем» было особой радарной установкой, которая помещалась в хвостовой части самолета и посылала импульсы по всей задней полусфере. Если какой-либо объект приближался сзади к самолету ближе чем на триста ярдов, на приборной доске вспыхивал красный предупреждающий сигнал. Во всяком случае, иногда вспыхивал. Генерал Николс тактично выразил желание ознакомиться с установкой, чтобы Нюд мог отправиться к себе и заняться текущими делами. – Знаю, знаю, – повторил полковник Росс.

– Так вот, Норм, никто не знает, где он.

– Где – кто? – машинально спросил полковник Росс, заранее зная ответ.

– Нюд, – прошептал полковник Моубри. – Он сказал Вере, что едет в госпиталь. Он там был. Справлялся у дежурного о майоре Маккрири. Но не остался там. И никто не знает, куда он отправился дальше.

– Его машину вы вызывали?

– Да. Она как раз возвращалась сюда. Шофер сказал, что генерал отпустил его.

– На командно-диспетчерский пункт вы звонили?

– Нет.

– Ну так позвоните. Он, возможно, взял самолет. Проверьте, где AT-семь и сержант Пеллерино.

– Но он этого не сделал бы, Норм! У него Джо-Джо и…

– Не вижу, кто его мог бы остановить.

– Что же нам делать? Джо-Джо вот-вот узнает, что тут что-то не так. А тут ведь Бог знает что такое. Нюд не может просто взять и махнуть на все рукой.

Полковник Росс сказал стоически:

– Я вам уже говорил. Будем действовать, словно он здесь. Машину вы послали?

– Машину? Какую машину?

– Неважно. Пошлю я. И сейчас приду к вам. Пожалуй, так будет лучше.

– Да-да. Послушайте, Норм. Мне пришлось рассказать Джо-Джо про неприятности Бенни. Он справлялся об этом негре. В связи с вручением креста. И я не мог ничего сделать. Должен был сказать, где тот сейчас. Не знаю, как об этом сообщил бы Нюд. Но какой у меня был выход?

– Никакого. И Нюду придется обойтись тем, что сделаем мы. Вы сказали генералу Николсу, что не знаете, где Нюд?

– Конечно, нет! Я не хочу, чтобы он про это знал. Мы должны найти Нюда. Заставить его вернуться. Надо же что-то сделать!

– Начнем с того, что не будем терять голову, Дед, – угрюмо сказал полковник Росс. – Возвращайтесь к Николсу и Бакстеру. Я постараюсь узнать что-нибудь на КДП. И мы попробуем связаться с самолетом. А если Николс хочет вручить крест, пусть его. Это займет какое-то время. – Он повесил трубку и сказал капитану Коллинзу: – В ближайшие полчаса вы свободны?

– Да, сэр.

– Моя машина с шофером у боковой двери. Возьмите ее. Поезжайте на станцию и встретьте отца лейтенанта Уиллиса. Отвезите его в госпиталь и ждите там с ним, пока я не приду. Если возникнут какие-нибудь вопросы, вы действуете по распоряжению генерала Била. Можете сказать мистеру Уиллису, что его сын вполне оправился. Как мне известно, его готовятся выписать, следовательно, так оно и есть. Более или менее. Их свидание утрясается. Вот и все, что вам известно. Вы справитесь?

– Да, сэр.

* * *

Полковник Росс испытывал легкую брезгливую жалость к двум выбитым из колеи старикам – к себе и к Деду. Хотя полковник Росс был невысокого мнения о сообразительности и умственных способностях Деда и хотя Дед впадал в судорожную панику по самым ничтожным причинам или вовсе без причины, на деле для жалкого взрыва этой паники могли быть достаточно веские основания. Тут у Деда было большое преимущество перед ним и в осведомленности, и в опытности. Полковник Росс, во многих отношениях и сам старый служака, был тем не менее раз и навсегда отлучен от внутреннего кружка, его священных и нерушимых уз.

Этот мистический орден, Благая и Покровительственная Ассоциация Вестпойнтцев, числила Деда среди своих членов. Дед до тонкости знал ее неписаный устав, дополнительные правила, прецеденты и процедуры. Как наблюдатель со стороны, полковник Росс по отрывочным сведениям только догадывался о кое-каких былых свершениях ассоциации, о допустимых отклонениях и жестких пределах, о том, как далеко и в каких направлениях простираются ее сострадательная снисходительность и многотерпеливая любовь, как внезапно и произвольно может прийти конец и этой снисходительности, и этой любви. Дед же точно оценивал и предвидел все заранее. Его не сбивали с толку отдельные на первый взгляд парадоксы и разбалансировка. В его мозгу были прочно запечатлены все принципы этого механизма.

Полковник Росс не сомневался, что принципы эти были немногочисленными и простыми. Один из них, видимо, был таков: можешь делать некоторые вещи, если не будешь о них говорить, и можешь говорить некоторые вещи, если не будешь их делать. Вот почему Николс и Бакстер, уважаемые члены ассоциации, не придали значения вспышке Нюда за завтраком, угрозе сбросить генеральскую форму – эта терминология спортивных раздевалок говорила сама за себя. Она знаменовала целый этос, четкую систему нравственных понятий. Вперед, старая армейская команда! Так может ли член команды действительно в раздражении покинуть поле и по собственному почину пойти в душевую? Совершенно очевидно, что нет! Немыслимо. В старой доброй армии так не делают. Нечто подобное – пусть даже намек на нечто подобное, – засвидетельствованное или хотя бы заподозренное, кладет конец сострадательности и долго терпеться не будет.

Полковник Росс был готов поверить, что Дед – старый дурень, но в этой единственной области умеющий судить проницательно и точно – знает, что Нюд уже близок к невидимому краю, что немыслимая пропасть разверзается в одном-двух шагах впереди, а Нюд все не останавливается, все еще не смотрит и не интересуется, куда идет. И Дед, конечно, знает, чем это чревато для всей долгой жизни, для карьеры, слагавшейся из многих лет стараний, и жертв, и дисциплинированного терпения, наконец-то вознагражденных и в единый миг выброшенных на ветер… Если уж тебе понадобилось выкинуть такое, то почему теперь, а не двадцать лет назад, когда это не имело бы практически никакого значения ни для Деда, ни для тебя?

Полковник Моубри сказал:

– Джо-Джо, я не хочу, чтобы вы думали, будто мы от вас что-то скрывали. Вовсе нет. Этот молодой человек, – он покосился на Бенни, – вспылил. Он признает это. И очень сожалеет. Он готов сейчас же извиниться перед лейтенантом Уиллисом. Мы согласны, как и он, что на него следует наложить взыскание. Дисциплинарное, хочу я сказать. Нюд говорил что-то о военном суде…

Упомянув генерала Била, полковник Моубри встал и начал бродить по комнате – вряд ли, решил про себя полковник Росс, генералу Николсу потребуются еще какие-нибудь симптомы.

– Но я знаю, почему он об этом заговорил, – сказал полковник Моубри. – Он хотел, чтобы Бенни до конца понял всю серьезность поступка, на который его толкнула вспыльчивость. Вот почему Нюд распорядился о составлении обвинительного акта. Но не думаю, что он хотя бы минуту намеревался дать ему ход. Не знаю, известен ли вам послужной список подполковника Каррикера. Не думаю, что в нашей авиации найдется летчик-истребитель лучше его. По моему мнению, человека, который дважды представлялся к кресту «За отличную службу», нельзя отдавать под суд – ведь если его признают виновным, это будет означать его отставку. Конечно, когда речь не идет о серьезном нарушении воинского долга, о каком-нибудь уголовном преступлении. Я знаю, что Норм думает именно так. Вы ведь тоже думаете так, Норм?

Первым импульсом полковника Росса было перебить Деда, перекрыть поток слов, прежде чем Дед скажет что-нибудь лишнее. Однако он не верил, что Дед способен соблюсти физическое или умственное спокойствие. Наверное, разумнее дать ему выговориться по поводу Бенни. И в ответ полковник Росс только кивнул. Он посмотрел на Бенни. Бенни сидел весь красный, уставившись неподвижным взглядом прямо перед собой на большой аэроснимок Максуэллского аэродрома, который висел в рамке на дальней стене. Он никак не прореагировал на объяснения Деда, как скверно он поступил и какой он хороший. Полковнику Россу пришло в голову, что Бенни просто не слушает, что он ничего не слышит. Еще одна порция дерьма, от которой никуда не деться, а потому он отключился и просто ждал, когда это кончится.

Генерал Бакстер, видимо, чувствовал себя неловко – ведь все это никакого отношения к нему не имело. У него было свободное время до отлета в Селлерс, и он увязался за генералом Николсом, которому тоже надо было куда-то девать свободное время, пока Нюд занимается текущими делами. Бакстеру не нравилось, что ему вкупе с генералом Николсом навязывают роль апелляционного суда и он должен выслушивать обстоятельства дела, которое касается только Нюда, исчерпываясь принятием дисциплинарных мер по отношению к одному из подчиненных Нюда. Генерал Бакстер прочистил горло. С явным намерением перевести реальный случай по ведомству Нюда на рельсы теоретического обсуждения он сказал елейным тоном:

– Мне кажется, вы совершенно правы, Дед. Если поведение кадрового офицера не требует или не дает веских оснований для его увольнения со службы, под суд его отдавать не следует. Таков наш принцип. Разумеется, в Положении о военных судах дано определение нарушений, которые подлежат обязательному рассмотрению в военном суде. И если память мне не изменяет, нападение БЕЗ применения оружия, опасного для жизни, в соответствующем параграфе не значится. – Он вежливо повернулся к полковнику Россу. – Я не ошибаюсь, полковник?

– Нет, генерал. Именно так, – сказал полковник Росс.

– Да, – сказал генерал Николс, который, отнюдь не к удивлению полковника Росса, видимо, счел нужным прояснить главный момент. – Решать должен Нюд. И надеюсь, Дед, я не давал повода думать, будто подозреваю, что вы от меня что-то скрываете, как вы выразились. Мы ведь только мимолетные гости. – Он засмеялся. – Нюд сообщит мне не больше и не меньше того, что сочтет нужным. Про орден Уиллису я ему ничего не говорил. Как-то вылетело из памяти. Просто в Вашингтоне сочли, что вручение ордена, который Уиллис вполне заслужил, следовало бы обставить поторжественнее. Полезно для поддержания боевого духа его части. Идея принадлежит Старику. Естественно, он ничего не знал о случившемся. Ведь тогда это еще не случилось. Как только нынче утром я услышал про арестованных офицеров, я подумал, что, наверное, Нюд – и Старик тоже – сочтет, что награждение надо будет провести иначе. Так, чтобы Нюд не прикалывал крест ему на грудь публично. Пока все члены этой группы не показали, что впредь будут подчиняться приказам и вести себя пристойно, лучше обойтись без церемонии и сделать все в личном порядке…

– Именно так я и думаю, Джо-Джо, – сказал полковник Моубри. – Это самое я говорил Норму, про извинения Бенни, едва он только сказал, что ему надо извиниться. Еще когда я не знал про орден. Хотим ли мы создать у них впечатление, будто пытаемся их подкупить? Нет, сэр! Пусть прежде возьмутся за ум! По-моему, я сразу признал, что Бенни поступит правильно, извинившись. Точно так же, если этот цветной заслужил орден, он должен его получить. Но не таким образом, чтобы остальные усмотрели в этом нашу слабость, сдачу позиций.

Полковник Росс подумал зло: да, если уж приходится показать слабость, всегда обходись без лишних свидетелей и непременно что-нибудь на этом выгадывай. Но все-таки он был не настолько зол, чтобы сказать в присутствии Бенни: «Но станет ли подполковник Каррикер впредь менее вспыльчивым? Не будет ли это выглядеть нашей слабостью и сдачей позиций, когда ему с рук сойдет убийство?» Вместо этого он сказал:

– Вы бы сели, Дед. У меня из-за вас в глазах рябит.

Полковник Моубри остановился.

– Извините, – сказал он, послушно направился к своему креслу и сел.

Генерал Николс, подперев подбородок ладонью, задумчиво перевел взгляд с полковника Росса на полковника Моубри. Он сказал:

– По-вашему, мне не следует вручать ему орден, да? Но я должен его вручить. Распоряжение Старика.

– Решать Старику, – сказал полковник Моубри.

Полковник Росс не мог не признать, что в этих словах была смиренность святого, честное, почтительное, надежное, фамильярное прямодушие и по ним никто бы не догадался, что он и его «Старик» некогда вместе были вторыми лейтенантами, двумя юными авиаторами и, сидя в нелепом летательном аппарате из фанеры и парусины, чопорно выпрямившись, оба выглядели одинаково ладными молодцами.

Дед было приподнялся в кресле, но тут же вновь заставил себя опуститься на сиденье. Он уперся локтями в стол и сплел пальцы.

– Нет, нет. Я, наоборот, согласился с вами, Джо-Джо. Лучше сделать это без помпы, раз уж вручить его вы должны. Только, мне кажется, это меняет ситуацию с Бенни. Сначала Бенни извиняется, а вы затем вручаете орден; или сначала вы вручаете орден, а затем Бенни извиняется. Не слишком ли жирно? То есть я хочу сказать, что и он, Уиллис, может так подумать, ведь верно? Норм думает, будто я не хочу, чтобы Бенни извинялся. Вовсе нет, Норм. Но только в подходящий момент. Так ведь лучше? Верно, Джо-Джо?

– Право, не знаю, – сказал генерал Николс. – Решать Нюду, а не мне, Дед. Я в это вмешиваться не могу. Совсем не в интересах службы, чтобы офицеры расквашивали друг другу носы. И тот, кто начал, поступит правильно, если извинится. Когда, где и как, должен указать его начальник. А я тут ни при чем. Но я обязан вручить Уиллису орден. Ведь Уиллис как будто не замечен ни в чем таком – ни в неподчинении приказу, ни в недостойных поступках, – что оправдало бы отсрочку награждения. Если вы считаете, что мне прежде следовало бы поговорить с Нюдом…