Текст книги "Почетный караул"

Автор книги: Джеймс Коззенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 46 страниц)

– А как бутылочка его поживает? – спросил полковник Култард.

– Да, пора бы ему завязать с этим делом; но что-то я в это мало верю. Ему очень не хотелось отдавать мне самолет. Я и сам пожалел, что затеял эту канитель, когда увидел, в каком он состоянии… Ну, вроде как еще одна капля… Надеюсь, он поймет…

Несколько секунд Хикс колебался, потом сказал:

– Извините, генерал, думаю, я должен вам доложить, что сегодня мне звонил офицер из КДП Селлерса в связи с тем наставлением… – Он замолчал, не зная, как сказать то, что он собирался сообщить генералу.

Генерал Бил с удивлением смотрел на Хикса.

– Он мне сказал, сэр, – продолжал Хикс. – Видите ли, он был уверен, что вам уже сообщили. Но, как я понимаю, вам никто ничего не передавал…

– Что сообщили? – спросил генерал Бил. – Ничего не понимаю. Выражайтесь яснее, капитан.

– Думаю, вам следует знать, сэр, – сказал Натаниел Хикс. – Прошлой ночью полковник Вудман застрелился.

IV

День не задался с самого утра, сплошные неприятности, одно к одному. Полковник Росс пощупал пульс – последнее время у него барахлило давление; вот и сейчас наверняка подскочило, еще немного – и начнется головная боль. Он принял таблетку и постарался выбросить из головы мысль о болезни. Что и говорить, симптомы тревожные, и он прекрасно понимал, чем все это может кончиться; но, как ни странно, теперь это огорчало его гораздо меньше, чем поначалу, несколько лет назад. В конце концов, лето – самый опасный сезон для людей его возраста. И рано или поздно наступает время, когда с приходом летней жары в колонке некрологов непременно появляются имена старых знакомых. Что ни говори, все, кому за пятьдесят, живут, как приговоренные к смерти преступники, которым временно отложили исполнение приговора – за хорошее поведение. Тут уж ничего не поделаешь, и если полковник Росс испытывал отчаяние, то отчаяние холодное, ставшее уже привычным. Самое лучшее в таких случаях – постараться думать о чем-то другом.

Уж чего-чего, а других забот у Росса хватало. Когда он шел к генералу после разговора с полковником Ходеном и майором Сирсом, в коридоре его остановил Ботвиник. С видом опытного заговорщика он, понизив из предосторожности голос, коротко доложил Россу, что подполковник Каррикер сильно пьян и прийти не в состоянии. Насколько полковник знал Каррикера, такое с ним случалось крайне редко, а уж тем более в одиннадцать утра.

Значит, Бенни понял, что на этот раз действительно попал в переплет. В этом замкнутом, обособленном мире отчаянных пилотов и настоящих мужчин имелись свои неписаные традиции. Когда обитатели этого мира чувствовали, что не в состоянии больше терпеть, как они выражались, «всю эту муру» – то есть бессмысленные параграфы уставов и армейскую дисциплину, – они в знак протеста и в качестве самоутверждения пускались во все тяжкие, причем делали это нарочито, с мрачной торжественностью ритуала. При этом они всем своим видом показывали, что раскаиваются и на свой манер извиняются за такое поведение. Они сожалеют, что так вышло; но даже их сожаления были им под стать – грубо скроенные, без всякого там хныканья и нытья. И вообще, если кому-то что-то не нравится, пусть катится куда подальше.

Полковник Росс подумал, что теперь все это уже не имеет никакого значения. Дело зашло слишком далеко, и, если даже Бенни извинится, это вряд ли что изменит. Полковник Моубри оказался прав, хотя на этот раз он просто ткнул наугад и случайно попал в точку. Сейчас не стоит ничего решать, нужно все отложить по крайней мере до завтра. На сегодня неприятностей и без того хватает.

Полковник Росс решил, что так и скажет генералу Билу. Уж он-то поймет, что означает этот запой у Бенни. Разумеется, положение обязывает его отнестись к такому проступку со всей строгостью, но в глубине души он, пожалуй, попытается оправдать Бенни – ведь он ведет себя именно так, как подобает настоящему мужчине. Господи, да ему же цены нет, это гениальный летчик, каких еще свет ни видывал!

Полковник Росс прошел в комнату секретарши генерала Била. Миссис Пеллерино раскладывала бумаги для машинисток. Она тотчас же подошла к полковнику.

– Проходите, проходите, сэр, – сказала она. – Он сейчас один. Полковник Култард и капитан Хикс только что вышли. – Она замешкалась и, облизнув губы, добавила шепотом: – Он только что звонил в Селлерс. Они подтвердили – я не знаю, слышали вы уже об этом или нет, – что полковник Вудман застрелился. Я думала, если вы не слышали…

Полковника Росса точно обухом по голове ударили.

Он редко чертыхался, но тут не удержался и мысленно крепко обложил Вуди. К шоку от неожиданного известия примешивались злость и возмущение. Черт бы побрал этого дурня! Даже своей смертью Вуди умудрился доставить всем уйму неприятностей. Подавив бессмысленную вспышку гнева, полковник Росс почти спокойно сказал:

– Нет, я ничего не знал. Спасибо, Вера! А это что… пока держится в тайне?

– Он знает, что мне это известно, сэр. Он попросил меня записать телефонограмму.

– Хорошо, – сказал полковник Росс, хотя, разумеется, хорошего было мало.

Миссис Пеллерино вопросительно взглянула на него, и он утвердительно кивнул. Она нажала на клавишу селектора:

– К вам полковник Росс, сэр.

Генерал Бил сидел за столом.

– Я выезжаю на базу, судья, – спокойно сказал он. – Если у вас что-то срочное, поехали вместе. Хочу полетать.

– Прекрасно, – сказал полковник Росс.

– Хочу взять сорок седьмой. Просто немного полетать. Так, вокруг базы. – И тем же спокойным тоном добавил: – Хикс – ну, тот, из отдела Хэла, – сказал, что сегодня ночью Вуди застрелился. Я проверил. Это правда. Знаете, судья, пожалуй, не стоит со мной ехать. Или у вас что-то действительно срочное?

– Нет, – ответил Росс. – Можно и отложить. Все равно в таком состоянии генерал не станет разбираться с Бенни. – Росса немного насторожил безучастный тон генерала, и он добавил: – Мне очень жаль, Нюд.

– Какого черта, – взорвался генерал Бил. – Только не воображайте, пожалуйста, что я думаю, будто Вуди застрелился из-за самолета, который я у него забрал, или что-нибудь в этом роде. Я пока еще в своем уме. Просто тошно здесь сидеть, вот я и решил опробовать сорок седьмой, который Дэнни для меня подготовил. Посмотрю, какой у него «потолок».

– Прекрасная мысль, – сказал полковник Росс. – Полетайте над аэродромом. Только вы же знаете, что истребителям без ведомого летать запрещается. Может, инструкция и дурацкая, но командование к ней очень серьезно относится. Генералу Арнольду может не понравиться.

– Знаю, – сказал генерал Бил. – Я здесь, рядом. Буду все время на связи с вышкой. Вот, кажется, и машина. Побудете пока за командира, судья?

Полковник Росс поехал к себе, решив, что вполне может командовать гарнизоном и из своего кабинета – ему нужно было закончить кое-какие дела; но работа не ладилась. Его вдруг охватило уныние, почему-то стало казаться, что сегодня все пойдет наперекосяк. И все худшее, что может случиться, сегодня непременно произойдет. Он решил не поддаваться этому настроению и попытался заглушить тяжелые мысли трезвыми доводами рассудка, впрочем, не слишком успешно – уже через полчаса он не удержался и позвонил на командный пункт базы.

Ему ответили, что генерал улетел на П-47. Он два раза выходил на связь, второй раз минут пять назад.

Как ни успокаивал себя полковник Росс, в душе у него по-прежнему сидела какая-то заноза; воображение разыгралось, и он видел с отчетливой ясностью – точно в очень ярком и правдоподобном сновидении, – что происходит сейчас в воздухе над аэродромом: гул самолета звучит все глуше и глуше, Нюд поднимается все выше и выше в небо на своем П-47, на котором он и летал-то всего, может, раз или два. Вот он уже на высоте нескольких миль, машина с трудом держится в разреженном воздухе, земля внизу исчезла в туманной дымке. На нем кислородная маска, губы мокры от чистого кислорода, глаза от напряжения вылезают из орбит; он внимательно следит за стрелками приборов; сейчас он оторван от всего мира, и никто не может ему помочь; таким одиноким человек бывает лишь перед лицом смерти. А сегодня Нюд далеко не в лучшей форме.

В разговор вмешался дежурный офицер:

– Полковник Росс? Вас разыскивал полковник Моубри, минут двадцать назад. Ему сказали, что вы поехали на базу вместе с генералом Билом. Мы пытались вас разыскать. У полковника к вам срочное дело. Не могли бы вы позвонить ему в штаб?

* * *

Штабные здания образовывали замкнутый прямоугольник; во всех помещениях были установлены кондиционеры, поэтому даже в час дня, когда на улице жара доходила до 93 градусов[7]7
  34 градуса по Цельсию.


[Закрыть], в комнате без окон, где размещался зал для совещаний, царила приятная прохлада. Поверхность длинного дубового стола, более широкого на одном конце, равномерно освещалась лампами дневного света. Стены комнаты были задрапированы красной тканью, которая тяжелыми складками спускалась от потолка к полу и закрывала фронтовые карты и таблицы с секретными данными.

Полковник Росс собирался пойти перекусить, когда передали просьбу полковника Моубри, поэтому он попросил сержанта Брукса принести ему пинту молока и пару бутербродов прямо в зал для совещаний. Когда завтракаешь в половине седьмого, к часу дня уже здорово хочется есть, а полковник Росс знал, что от голода он становится раздражительным. Он посасывал через соломинку молоко из картонного пакета, заедал бутербродами и слушал разглагольствования полковника Моубри.

А Моубри без конца повторял одно и то же. Ему хочется, говорил он, распутать это дело. История скверная и темная, кто-то должен за это ответить и понести соответствующее наказание. Рядом с Россом сидел полковник Култард из отдела нестандартных проектов; вид у него был озабоченный – вне всякого сомнения, эта история и ему казалась скверной. Он пришел со своим адъютантом, капитаном Соломоном, с лица которого не сходила нервная улыбка. Тут же, чуть подальше, расположились майор Уитни и лейтенант Эдселл из секции донесений, а напротив них – капитан Коллинз, начальник отдела связей с общественными организациями, и его подчиненный, лейтенант Филлипс. Рядом сидели майор Сирс и лейтенант военной полиции по фамилии Кашкин. Ботвиник с блокнотом в руках устроился рядом с полковником Моубри. В дополнение к прочим многочисленным талантам Ботвиника он прекрасно владел стенографией. По другую сторону стола от полковника Моубри сидел майор Блейк, заместитель начальника отдела личного состава. Короче говоря, народу набралось больше, чем нужно. Видимо, как всегда не подумав, полковник Моубри вызвал всех, кто, по его мнению, мог пролить свет на эти события. Результат оказался самым плачевным: они мало что смогли сообщить, а при этом узнали явно больше, чем следовало.

Повторив общие вводные замечания два, а может быть, три или даже четыре раза (полковник Росс был уверен, что, пока его не было, полковник Моубри не сидел молча), Моубри перешел к делу.

– Теперь, я надеюсь, вам понятно, – сказал он, – что положение очень серьезное. Я пока не знаю, кто тут виноват. Пусть каждый расскажет все, что знает. Кто из вас может начать с самого начала? Необходимо проследить каждый шаг этого Джеймса с той минуты, как он появился на КПП и получил пропуск на территорию части, вплоть до того момента, когда он исчез.

Ответил полковнику Моубри майор Блейк; у майора было ухоженное, сытое лицо, хотя сейчас он, скорее всего, был так же голоден, как и полковник Росс; он прикоснулся пальцем к кончикам усов, казавшихся нафабренными, настолько аккуратно они были подстрижены, и с важным видом произнес:

– Я думаю, всем понятно, что военная полиция здесь ни при чем. Как бы там ни было, мы об этом понятия не имели. Конечно, полковник Джобсон объяснил, зачем он едет в Вашингтон, так что я понял, что какая-то заварушка ожидается, и в общем даже представлял, какая именно. То есть я знал, что у нас объявился этот ниггер, но мне сказали, что ему никто не даст допуск; и уж, разумеется, я понятия не имею, каким образом он попал в учебный класс отдела личного состава.

– Что ж, мы как раз для того здесь и собрались, чтобы это выяснить, – сказал полковник Моубри. – И ты, пожалуйста, не уходи, пока мы не кончим, Эван.

– Мне кажется, я бы мог начать, как вы выразились, с самого начала, сэр, – сказал капитан Коллинз.

Полковник Росс знал, что до войны капитан Коллинз работал редактором спортивного отдела газеты в каком-то крупном городе – он, правда, не мог припомнить, в каком именно. Хотя Коллинзу было уже за тридцать и он носил очки, несколько пополнел и оплыл, чувствовалось, что в прошлом он сам серьезно занимался спортом – возможно, играл в футбол за какой-нибудь крупный университет, а на этом порой можно было сделать карьеру. И для этого требовались не только сила и скорость, как в большинстве колледжей в восточных штатах, где футбол все еще оставался любительским спортом, но и быстрый ум, во всяком случае в защите. Добродушное, с правильными чертами лицо капитана Коллинза дышало спокойствием и непоколебимой уверенностью в себе; такая уверенность обычно вырабатывается еще в юности у молодых людей крупного телосложения, способных без труда нокаутировать любого из сверстников. Такие юноши могут позволить себе не кипятиться и не кидаться по пустякам защищать свою честь, да и мало найдется желающих их обидеть.

– Нам позвонили с КПП в девятом часу, – спокойным, ровным голосом сказал капитан Коллинз. – У Джеймса было разрешение военного министерства и письмо за подписью начальника Управления по связям с общественными организациями группы ВВС в Вашингтоне, адресованное в наш отдел. Я распорядился выдать ему пропуск на территорию части и послал за ним лейтенанта Филлипса. – И он снова невозмутимо погрузился в молчание.

Полковник Росс, который прежде плохо знал капитана Коллинза, мысленно поставил ему плюс: ему понравилась его деловитая лаконичность – качество весьма редкое и, как правило, врожденное; такие люди говорят лишь то, что действительно необходимо сказать, а потом молча и терпеливо ждут ответа собеседника.

Теперь слово было за полковником Моубри, который не отличался ни деловитостью, ни лаконичностью и был несколько ошарашен таким умением четко и точно выражать свои мысли. На некоторое время в комнате воцарилось молчание, потом полковник прочистил горло и сказал:

– Ну что ж, здесь, мне кажется, все было сделано правильно. Если, разумеется, его бумаги не фальшивка…

– Это входит в наши обязанности, полковник, – вступил в разговор майор Сирс. – Часовые на КПП должны удостовериться в подлинности представляемых документов, прежде чем пропустить кого-то на территорию части. Если обнаружится, что бумаги фальшивые…

– Да не об этом сейчас речь, – сказал полковник Моубри. – Никто не говорит, что документы поддельные. Я просто хочу проследить всю цепочку от начала до конца, шаг за шагом. Вы можете что-либо добавить, капитан?

Капитан Коллинз некоторое время задумчиво разглядывал собственную ладонь.

– Думаю, что нет, сэр, – сказал он. – Я рассказал лишь о том, что имеет отношение ко мне лично – как он получил пропуск на территорию части.

– Хорошо, – сказал полковник Моубри. – А разве вы не обращались к нам в канцелярию за разрешением?

– Обращался, сэр, – ответил капитан Коллинз. – Но только после того, как Джеймса пропустили на КПП, когда он уже сидел у нас в отделе. Мы связались с вашей службой для подтверждения допуска.

– Да, я знаю. Так, продолжайте.

– Боюсь, что не совсем понимаю вас, полковник. Мне нечего добавить.

– А что вам у нас ответили?

Полковник Росс едва не застонал от досады и, чтобы сдержаться, запихнул в рот остатки второго бутерброда и принялся старательно жевать.

– Ну… нам ответили… мистер Ботвиник нам ответил, – капитан Коллинз кивнул в сторону Ботвиника, – что он позвонит после того, как проконсультируется с вами. Он, помнится, сказал, что вы заняты у генерала.

– И он вам позвонил?

– Насколько я знаю, да.

– Но точно вы не знаете, капитан?

– Видите ли, так мне сказали, сэр. Сам я с ним не разговаривал. С ним говорил лейтенант Филлипс. Меня в это время не было в комнате.

– А где же вы были?

Капитан Коллинз посмотрел на него безмятежным взглядом.

– Честно говоря, я был в сортире, сэр.

Полковник Култард фыркнул, вслед за ним, осмелев, улыбнулись и остальные. Всякий другой, занимающий такое же высокое положение и пользующийся такой же властью, как полковник Моубри, не замедлил бы с лихвой отплатить человеку, который выставил его на посмешище. Но он лишь растерянно заморгал и – в который раз – проявил то обезоруживающее великодушие, которое всякий раз смущало полковника Росса, когда ему хотелось высказать все, что он думает о деловых качествах полковника Моубри. Да, над ним смеются, но он сам в этом виноват. И он это признает.

– Вы правы, разумеется, – глядя на капитана Коллинза, извиняющимся тоном сказал он. – Где вы были, не имеет никакого значения. Я согласен. Я просто хочу проследить все по порядку. Итак, вас в комнате не было. А что вам сказал лейтенант насчет звонка Ботвиника?

– Послушайте, Дед, – не выдержал полковник Росс. Хотя он не меньше других ценил великодушие и не мог не восхититься той воистину святой простотой, с которой оно было сейчас продемонстрировано, он больше не в силах был молча слушать этот неуклюжий допрос. – Может быть, проще спросить самого лейтенанта? Или Ботти сообщит нам, что он сказал лейтенанту?

– Согласен, – с облегчением сказал полковник Моубри. – Действительно, проще задать этот вопрос лейтенанту. Я и сам знаю, что сказал Ботти, а спрашиваю об этом лишь потому, что только таким путем могу узнать, правильно ли они поняли приказ, который я передал через Ботти. Я хочу докопаться до причин того, что произошло после. Вы можете ответить на мой вопрос, лейтенант?

Все посмотрели на лейтенанта Филлипса, рослого молодого блондина с редкими волнистыми волосами. У него был высокий покатый лоб и тонкий прямой нос – полковник Росс по опыту работы в суде знал, что люди с такой внешностью, как правило, легковозбудимы и многословны, дают показания охотно и редко обдумывают Последствия своих слов. И если судья вовремя не вмешается, то пристрастный прокурор умелыми вопросами сумеет выставить их в глупом виде. Когда Филлипс заговорил, голос у него оказался под стать внешности – высокий и звонкий. Его произношение большинству американцев наверняка показалось бы претенциозным и выдавало интеллектуала из Новой Англии, а точнее, как безошибочно определил полковник Росс, выпускника Гарвардского университета.

– Насколько мне известно, – сказал лейтенант Филлипс, – никаких приказов не поступало. Нас просто проинформировали, что мы не можем получить разрешение для мистера Джеймса, поскольку для этого необходима санкция генерала Била. Генерал всегда считается с мнением начальников отделов, поэтому он не даст разрешения, не удостоверившись, что полковник Джобсон ничего не имеет против этой затеи. А узнать мнение полковника Джобсона не представляется возможным, поскольку у него сейчас плановые тренировочные полеты. – Он ненадолго замолчал, потом добавил: – Это последнее утверждение, как я сейчас понял со слов майора, не соответствует действительности. Видимо, его предупредили, и он сбежал, чтобы генерал не смог узнать его мнение…

Полковнику Моубри с самого начала не понравилось произношение лейтенанта. Воспользовавшись представившейся возможностью, он тут же перебил его скрипучим командирским голосом старого служаки:

– Вас не спрашивают, что вы поняли и чего вы не поняли насчет полковника Джобсона, лейтенант. Полковник Джобсон не имеет к этому никакого отношения. Все, что от вас требовалось, – это объяснить, как вы поняли переданное вам распоряжение. Вы согласны с его заявлением, капитан?

Быстро сообразив, что «согласен» в данном случае означает «подтверждаете» и ничего более, капитан Коллинз кивнул.

– Да, это так, полковник, – ответил он. – Я хочу сказать, что так и понял суть телефонного разговора с Ботвиником. Во всяком случае, я не считаю, что нам был отдан конкретный приказ.

– Но, как бы то ни было, вы наверняка поняли, что не должны ничего предпринимать без санкции генерала Била. В противном случае, что же вы поняли из переданного вам распоряжения? Что вы лично поняли, лейтенант?

Лейтенант Филлипс чуть заметно пожал плечами.

– Ничего, или почти ничего, – сказал он. – Честно говоря, у меня закралось подозрение, что Ботвиник по каким-то соображениям просто не хочет вмешиваться в эту неприятную историю. Вполне возможно, что он вообще не потрудился передать вам наш запрос.

– Совершенно неуместные и неосновательные подозрения, сэр, – снова рявкнул полковник Моубри. – Как вам вообще могло такое прийти в голову? Так, дальше.

Полковник Росс сидел, вытянув под столом ноги и упершись подбородком в грудь, и не спеша набивал трубку. Взглянув из-под густых бровей на лейтенанта Филлипса, он успел заметить, что тот снова пожал плечами. Вне всякого сомнения, лейтенант нисколько не испугался, более того, командирское рявканье старого служаки имело прямо противоположный эффект. Дело в том, что жест этот был совершенно непроизвольным. Будь это намеренный, сознательный жест, он означал бы, что человек испугался и пытается единственным доступным способом выразить свой протест, бессильный и заглушенный страхом. Судье Россу доводилось наблюдать подобные сцены не один десяток раз, когда люди, возмущенные словами судьи, вот так же пожимали плечами, прекрасно зная, что, если посмеют перечить, тому достаточно пальцем пошевелить, и они окажутся за решеткой. Им хочется, чтобы их дерзкий жест заметили, но вместе с тем они боятся, что он окажется уж слишком вызывающим.

Однако лейтенант Филлипс пожал плечами совершенно непроизвольно, и это означало, что терпение его на исходе. Он старался держаться в рамках приличий, но всему есть предел. Ага, видно, богатый мальчик или по крайней мере из богатой семьи, подумал Росс. Привык всегда поступать так, как хочется. Ему не часто приходилось встречать серьезный отпор, потому что те, с кем он имел дело, обычно предпочитали уступить, зная, что так легче заставить его раскошелиться. Когда же он все-таки встречал отпор или вляпывался в какую-то историю, он и тогда мог особенно не волноваться – деньги могут уладить любую неприятность.

– Что ж, можно и дальше, если вам угодно, – сказал лейтенант Филлипс. – Мне мои подозрения вовсе не кажутся безосновательными. Как известно, мистер Джеймс – чернокожий и приехал сюда по поводу проекта с негритянскими летчиками. Мне показалось вполне вероятным, что в вашем отделе и в отделе полковника Джобсона, – он презрительно кивнул в сторону майора Блейка, – полагают, будто с теми, кого майор Блейк так изящно называет «ниггерами», можно обращаться как угодно и дурить им голову бесконечными отговорками. То, что сообщил мне Ботвиник, по моему глубокому убеждению, совершенная чушь; я абсолютно уверен – будь Джеймс обозревателем какой-нибудь крупной газеты, а не представителем цветной прессы, ему бы тотчас же дали допуск.

Последовавшая за этим гробовая тишина, а также то обстоятельство, что полковник Моубри не оборвал лейтенанта Филлипса, а майор Блейк, открывший было рот, чтобы поставить лейтенанта на место, так и остался сидеть с открытым ртом, свидетельствовало о том, что лейтенант Филлипс и вправду мог позволить себе этот непочтительный тон.

Воспользовавшись паузой, полковник Росс поспешил вмешаться в разговор.

– А вам не кажется, Филлипс, что вы делаете слишком много голословных заявлений? – сказал он. – Вы что, уже сталкивались с несправедливым отношением к неграм в штабе полковника Моубри? Вы что, располагаете неопровержимыми фактами, позволяющими утверждать, что слова Ботвиника – чушь? Если вы не в состоянии дать утвердительный ответ на эти вопросы, советую вам быть осторожнее в выражениях.

По взгляду, которым лейтенант Филлипс одарил полковника Росса, тот понял (и это не явилось для него неожиданностью), что благодарности за своевременное вмешательство он вряд ли дождется.

– Полковнику Моубри хотелось узнать, какое впечатление произвело на меня его распоряжение, – бесстрастным тоном произнес лейтенант Филлипс. – Потом, как я понял, его заинтересовало, почему у меня такое впечатление сложилось. Вот я ему и рассказал, в меру своих способностей.

– Понятно, – сказал полковник Моубри, который наконец снова обрел дар речи. – Значит, распоряжение, которое вам передали от моего имени, – чушь.

– Думаю, лейтенант Филлипс имел в виду не это. – Капитан Коллинз говорил спокойно и неторопливо, но громко и твердо, уверенно завладев разговором. Он чувствовал, что его подчиненный попал в переплет. Нравился ему лейтенант Филлипс или нет, не имело никакого значения. Собственнический, родительский инстинкт, свойственный каждому командиру, заставлял его бросаться в бой за любого, кто, согласно штатному расписанию, находился под его командой. – Он только пытался рассказать вам, что он тогда сообщил мне. Он не был уверен, что распоряжение действительно исходит от вас. Во всяком случае, он не воспринял это как приказ, так же как и я. Он решил – да и я придерживался того же мнения, – что его обязанность – как можно быстрее исполнить распоряжение военного министерства, направленное командующему АБДИПа, и выдать допуск мистеру Джеймсу. Когда к нам поступают такие директивы, мы, естественно, исходим из того, что вряд ли генерал будет возражать. Лейтенант Филлипс ошибся, предположив, будто вам об этом деле не сообщили. Но я думаю, что, раз у него такие сомнения появились, он вправе был проверить и связаться с вами лично. Вот, собственно, и все.

– Ну нет, далеко не все! – сказал полковник Моубри. – Это же ни в какие ворота не лезет! Вместо того чтобы подождать разрешения на допуск от генерала Била, он сам решает дать допуск этому Джеймсу и посылает его в отдел нестандартных проектов. Этого вы не отрицаете, лейтенант?

– Разумеется, я отрицаю, что давал ему допуск и куда-то там посылал, – ледяным тоном произнес лейтенант Филлипс. – Это намеренное искажение моих слов, и вы не имеете права…

Тут полковник Росс поспешил снова вмешаться и произнес тем особым внушительным голосом, которым произносил речи в зале суда:

– Никто не имеет права искажать ваши слова, лейтенант. Но и вы со своей стороны не имеете никакого права разговаривать в таком тоне со старшими по званию. Прошу вас впредь этого не делать.

– За все, что делается в моем подразделении, отвечаю все-таки я, полковник, – сказал капитан Коллинз. – Если позволите, я постараюсь объяснить, какие шаги были нами предприняты. Я принимаю на себя всю ответственность за последствия.

– Уж это само собой разумеется, – сказал полковник Моубри. – Да, объясните мне, если можете. Объясните, почему человеку, не получившему допуск, позволили уйти из вашего отдела и разгуливать по территории части без сопровождающего?

– Слушаюсь, сэр, – ответил капитан Коллинз. – Дело в том, что Джеймс не уходил без сопровождения из нашего отдела. Не могу вам сказать, как вышло, что позже он отправился разгуливать по территории, но я готов нести за это ответственность…

С дальнего конца стола подал голос майор Уитни, сидевший позади полковника Култарда и капитана Соломона:

– Я не думаю, что вся ответственность ложится на вас, капитан, – и за то, что он ушел без сопровождающего, и за то, что разгуливал по базе. Думаю, за это должен отвечать я. К нам его привел лейтенант Эдселл, а мне нужно было с Эдселлом кое-что обсудить, поэтому я приказал отвести Джеймса в приемную нашего отдела, и там его оставили без присмотра.

Тут уже в игру вступил полковник Култард и, столь же ревностно, как только что это сделал Коллинз, бросился на защиту своего подчиненного.

– А разве вы знали, Билли, что у него нет допуска? – спросил он. – Если я правильно понял, у него был пропуск на территорию части, – он вопросительно взглянул на капитана Соломона.

– Так точно, полковник, – ответил тот. – Пропуск у него был. Он мне его сам показал. Могу в этом присягнуть…

– Но пропуска недостаточно, – сказал полковник Моубри. – Пропуск был выдан ему для того, чтобы он мог пройти в отдел связи с общественными организациями. А дальше уже тот отдел, в который выдан пропуск, должен следить за соблюдением инструкций. А инструкция гласит, что к любому гражданскому лицу, допущенному на территорию части, должен быть приставлен специально выделенный офицер, сопровождающий его в течение всего времени пребывания на этой территории. И никакие отговорки, что вы эту инструкцию не знаете, не могут считаться уважительными.

– Я прекрасно знаком с инструкцией, – сказал майор Уитни. – Я просто как-то не подумал. Он пришел к нам с лейтенантом Эдселлом, но потом я дал Эдселлу другое задание. Вероятно, я должен был выделить кого-нибудь присмотреть за Джеймсом…

– Да ничего вы не должны! – сказал полковник Култард. – Господи, у нас и так людей не хватает, не знаем, за что браться. С какой стати мы должны еще выделять нянек для людей, не имеющих ни малейшего отношения к нашему отделу? Вы мне вот что скажите: кто распорядился, чтобы офицер из отдела Билли сопровождал этого парня по базе? Билли такого приказа не отдавал. Тогда кто же? Кстати, в учебный класс отдела изучения личного состава его подбросил Мэнни, если только это обстоятельство что-то проясняет. А почему, собственно, Мэнни было и не подбросить? Этот парень показал ему пропуск и сказал, что ищет отдел личного состава. Я полностью одобряю действия своих подчиненных и готов нести за них ответственность. В нашем отделе ему делать нечего; так что, чем скорее он от нас уберется, тем лучше. Другое дело, как он вообще попал к нам…

– Это я дал разрешение лейтенанту Эдселлу пойти в отдел капитана Коллинза, чтобы повидать Джеймса, – сказал майор Уитни. – Я не знал, что он собирается привести его к нам в отдел, но…

– Ну вот, теперь кое-что проясняется, – сказал полковник Култард. – Зачем вы пошли его встречать, Эдселл? И что это вам взбрело в голову тащить его с собой в отдел?

– Я пошел, потому что я его знаю, – сказал лейтенант Эдселл. – Я подумал, что мог бы…

– Кого вы знаете?

– Мистера Джеймса, полковник. – Лейтенант Эдселл взглянул на полковника, и на губах его мелькнула едва заметная, не то озорная, не то злорадная, улыбка. – Он мой старый друг.

На лице полковника застыло изумление; можно было подумать, что кто-то попросил его встретить своего старого друга, и, придя на вокзал, он вдруг увидел перед собой любезно кланяющегося страуса или лошадь, протягивающую ему копыто.